Джой У Хилл 18 страница

– Ты не понимаешь.

– Правда? – В этот раз в его голосе прозвучал гнев, такая острая горечь, что об нее можно было порезаться.

– Он всю свою жизнь поступал в соответствии с правилами чести, – сказала она тихим страшным голосом. – Хотя он решил все принести мне в жертву, вы обращаетесь с ним как с трусом. Уберите от него руки. Если вы этого не сделаете, я клянусь, что, если выживу, я вас своими руками поджарю.

Когда все отступили, вперед вышла она. Она запнулась, ухватившись за край стола, чтобы не упасть, предупреждающе зашипела, когда Мейсон шагнул к ней. Под взглядом Джейкоба она, держась за край стола, дошла до него.

Все это казалось ему невероятным. Брайан в смокинге, принимающий из рук Дебры большой шприц, в котором на взгляд было примерно полстакана голубоватой сыворотки. В тусклом свете цилиндр светился красивым синеватым цветом. Милое зелье, которое его убьет. В это время галантный Уте принес его госпоже стул. Возможно, когда все это закончится, все они – кроме него – вернутся на бал. Такова жизнь вампиров. Убийства и смерть, общение и любезности, все неразрывно переплелось и окрасило их мир, где ни один смертный не мог быть как у себя дома.

– Его рубашка, моя госпожа, – указал Брайан с решительным, но смущенным видом. – Сыворотка должна быть впрыснута напрямую в сердце.

Она угрожающе зарычала, когда Дебра сделала шаг вперед. Женщина немедленно отошла. Выждав мгновение, Лисса протянула руку к Джейкобу. Ее пальцы тряслись, но лицо сохраняло выражение абсолютного безразличия. У нее на подбородке появилась язва, начала ползти вниз по горлу, словно ненавистная змея заболевания, уничтожающая ее красоту. Но ни один физический недостаток не мог испортить истинную красоту ее души, чью чистоту он имел возможность рассмотреть и прикоснуться к ней.

– Теперь ты льстишь своей госпоже, после того, как не повиновался ей настолько, что я даже не могу придумать для тебя достаточного наказания.

– Нет, моя госпожа. – Он накрыл ее руку своей, когда она положила ее ему на обнаженную грудь; черная рубашка сползла на стол. Брайан приподнял его, чтобы Уте смог полностью снять ее, оставив верхнюю часть его тела полностью обнаженной. У него словно все внутренности кипятили на медленном огне, но внезапно он почувствовал, что замерзает, чувствуя холодную поверхность стола. От холода у него стали стучать зубы. Он должен был умереть. Он просто лежал и ждал, когда у него отнимут жизнь.

Он сильнее сжал зубы и прижал ее руку к своей, чувствуя ее тонкие пальцы, чувствуя, как болезнь разъедает нежную тонкую кожу рук. Ее ногти почернели, два уже отвалились. Господи, как быстро.

– Мне не следовало давать тебе третий знак. Тогда бы они не смогли так с тобой поступить.

– Госпожа, – он обеими руками притянул к себе ее лицо, страх исчез; его уничтожила необходимость успокоить ее. – Посмотрите на меня. Пожалуйста. – Когда она выполнили его просьбу, он приподнялся и коснулся губами ее губ.

– Я бы вас в любом случае уговорил. С того самого дня, когда мы встретились, вы ни разу не могли мне ни в чем отказать, и вы это прекрасно знаете.

Она сжала губы и укусила себя. Отвернулась.

Дебра опасливо подошла, держа в руках стетоскоп и прибор для измерения давления.

– Это чтобы следить, как работает сыворотка, – объяснила она, надевая манжету ему на руку.

– Необычные аксессуары для вечернего платья, – кашлянул он, поймав конец стетоскопа и потянув его, чтобы привлечь ее внимание. Взгляд Дебры на мгновение переместился на него, но она не улыбнулась. Она прижала два пальца к его груди, мазнув тампоном по тому месту, где должна была войти игла, так, чтобы она не уперлась в ребро. Затем приложила к его груди стетоскоп.

Он мог бы сказать ей, что ему становится все труднее дышать, у его госпожи не было такого симптома. Но были другие. Потемневшая кожа на запястьях постепенно заворачивалась вверх, словно медленно застывающая грязь. Сильнее стали трястись руки. Он не знал, заметила ли она тикообразное подергивание головы. Ее пальцы сжались на его руке: она тоже боролась с приступами боли. Запах горелой плоти становился все сильнее, а когда она прижала руку к животу, он понял, что и внутри у нее все горит. По своему состоянию он мог судить о том, что ее состояние ухудшается, хотя его кожа не страдала так, как ее. Схватившись за край стола, она попыталась выпрямиться.

– Скорее, – резко сказал Джейкоб.

Нет. Нет.

– Мы могли бы сделать ему внутривенный укол, но у нас нет на это времени, моя госпожа. Я должен это сделать. – Брайан помедлил.

Он был достаточно умен, чтобы дождаться ее разрешения, заметила Лисса, хотя она и знала, что надолго это дело не задержит. Они окружили ее, словно стервятники. Только вместо желания поживиться ее смертью они заставляли ее забрать жизнь, которая не была ей нужна.

– Ты говорил ей, что она прекрасно выглядит?

Брайан с удивлением посмотрел на нее:

– Моя госпожа?

– Дебра великолепно выглядит в этом платье. Ты ей это говорил?

Он моргнул. Дебра поглядела на королеву вампиров.

– Конечно, она прекрасно выглядит, – Брайан, кажется, снова взял себя в руки, заговорил таким тоном, как будто у нее не все в порядке с головой. Он дернулся, когда Лисса схватила его за запястье, перегнувшись через Джейкоба, сверкнув на него глазами:

– Мой разум еще не оставил меня, юный лорд Брайан. – Несмотря на хриплый голос, она говорила достаточно угрожающе, чтобы полностью завладеть его вниманием. – Я задала другой вопрос.

– Моя госпожа, для этого нет времени, – сказал лорд Уте.

Джейкоб схватил Брайана за руку и, воспользовавшись его замешательством, рванул его на себя, втыкая иглу шприца в то место, которое отметила Дебра. Закричал от боли, почти завопил, когда Брайан нажал на поршень.

– Нет, нет… – Драгоценные секунды Лисса потратила на борьбу с Мейсоном, который держал ее все то время, пока Брайан полностью не ввел сыворотку в тело слуги. В конце концов Лиссе удалось его оттолкнуть, она накрыла Джейкоба своим телом, отшвырнув Брайана так, что он упал, вытащив заодно и иглу. Шприц упал на пол, большая стеклянная емкость чуть не разбилась. Несколько вампиров ринулись вперед, чтобы его поднять, но Брайан опередил их всех, закрывая ее от них.

– Все сделано. Я вколол всю дозу. Дебра, запускай таймер.

В комнате повисла тишина, члены Совета напряженным полукругом встали с другой стороны стола. Тишину нарушало лишь неровное дыхание Джейкоба, пытавшего справиться с огненной болью, сжигавшей его изнутри.

– Это похоже на… словно меня ради вас клеймят изнутри, моя госпожа. Все тело, и снаружи, и внутри.

– Ему не обязательно оставаться в сознании, – быстро сказала Дебра. – Брайан – господин…

– Нет, – сквозь стиснутые зубы проговорил Джейкоб. – Моя госпожа… пожалуйста… держите меня за руку…

По тому, как он спросил, Лисса поняла, что он думает, что она все еще на него сердится. Она взяла его руку в свои ладони, несмотря на то, что его сильные пальцы касались ее там, где еще минуту назад была кожа, а сейчас обнажились мышцы. Ей и раньше доводилось испытывать боль, зная, что она ее не убьет, что нужно ее просто перетерпеть. Теперь она переносила ее точно так же. Потому что даже эта боль длилась лишь мгновение, такое ускользающее мгновение, которое может быть ее последним мгновением с Джейкобом. Быть частью его разума, частью его души…

Сыворотка словно разрывала его на части изнутри. Ее собственная боль, сливаясь с этой болью, выносила ее за ту границу, когда можно было кричать от муки, в похожую на транс немоту, нападающую на тех, кто ищет прозрения с помощью болезненных пыток. Она не смогла сдержать стон, рвущийся из нее.

– Моя госпожа, разорвите связь, – голос Брайана словно ножом резанул. – Если вы будете пытаться взять на себя часть его боли, вы еще больше себе навредите.

На ее плечо легла рука Мейсона:

– Черт возьми, Лисса, прекрати.

Лисса попыталась стряхнуть его руку, но Джейкоб издал какой‑ то звук, привлекая к себе ее внимание. Его лицо было белым, как полотно, из носа текла кровь. Было что‑ то ужасное в том, чтобы заставлять такое красивое создание пройти через это, думала она, столбенея от наплывов боли.

– Разорвите… связь, моя госпожа. Говорите со мной… своими прекрасными… прекрасными г‑ губами. Я вас услышу… вы не должны разделять мою боль, чтобы загладить вину… перед Томасом. Он знал. Он понимал. Так же, как и я.

Она покачала головой, крепче схватилась за его руку, смотрела, как ее пальцы оставляли синяки на его коже.

– Я не хочу, чтобы ты меня оставил, – сказала она, сражаясь со своим собственным голосом. – Ты уходил от меня… уже дважды. Я этого не потерплю. Ты уже достаточно не повиновался мне сегодня.

Его лицо перекосилось. В ее теле пылал огонь, отражение того огня, который пылал в Джейкобе. Ослепляющая, мучительная боль. Он был смертным. Он не должен был переносить такие страдания.

– Пожалуйста, моя госпожа, – умолял он. – Я не могу больше причинять вам боль. Пожалуйста… последняя просьба…

С проклятием она оборвала мысленную связь между ними, но только потому, что знала – если боль усилится, она потеряет сознание. Как бы ужасно это ни было, еще ужаснее вероятность того, что, придя в себя, она уже не обнаружит его рядом.

Хотя его тело все еще напрягалось в попытках побороть боль, выражение его лица смягчилось. Слезы обжигали ей щеки.

– Тебе ведь никогда не приходило такое в голову, правда? – Она заговорила мягко, не потому, что для нее имело значение, услышат они ее или нет, а потому, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы говорить громче.

Пока она гладила его по щеке, он не отрываясь смотрел на нее своими светлыми голубыми глазами. Он пытался сосредоточиться на ее словах, пытался преодолеть дрожь всего тела и не сжимать так зубы. Она подозревала, что любой другой на его месте кричал бы от боли. Без мысленной связи она не чувствовала, насколько сильна его боль, могла лишь ждать, когда заберет у него жизненную силу, словно паразит.

– Ч‑ что, моя госпожа? – Кожа на его губах высохла, и теперь они трескались, еще больше крови текло по горлу, там, где она так часто ее пила.

– Что я не захочу жить в мире, в котором не будет тебя.

Ее сентиментальный ирландец. Глаза Джейкоба наполнились слезами, но, когда он трясущейся рукой провел по ее лицу, почувствовал, что она и сама плачет.

– Моя госпожа… вы же знаете, что на самом деле вы этого не хотите. – Каким‑ то образом он нашел силы, чтобы погладить ее успокаивающе, так, как он всегда делал. Он даже привлек ее к себе ближе, отодвинув от Мейсона, заставив ее почти лечь себе на грудь, слушать, как стучит и отсчитывает последние секунды жизни его сердце.

– Когда ваши силы… восстановятся, вы скажете, что это была… болезнь. Заставляла вас говорить… так.

Джейкоб чувствовал, насколько она слаба. Это только укрепляло его в принятом решении: он знал, что должен сделать. Он ее спасет. Она будет жить.

– Ты ублюдок, – она цеплялась за него. – Ты же знаешь, что дело не в этом.

Он всеми силами старался преодолеть свои собственные мучения, сделать так, чтобы в его глазах отражалась не боль, а чувства к ней. Боли было слишком много, и из‑ за этого он не мог понять, была ли она все еще внутри его разума несмотря на все его просьбы.

– Ну… Когда вы… поправитесь… Я… мой дух… Мы подождем, пока вы скажете это снова, и будем знать, что именно это вы и имели в виду. Я… не сожалею ни о чем… кроме того… что оставляю вас.

Становится трудно сосредоточиться.

– Слишком поздно.

Этого вы мне приказать не можете, моя госпожа, потому что моя первейшая обязанность – защищать вас. Я всегда буду выполнять ее так хорошо, как только смогу. В этой жизни и в следующей. Она обязательно будет. Я никогда не оставлю вас одну. Никогда.

Лисса лбом прижалась к плечу Джейкоба:

– Я этого не вытерплю, – снова сказала она ему.

Вытерпите, моя госпожа. Все будет хорошо. Вампирская… природа подразумевает наслаждение жизнью. Жизнь… на полную.

– Заткнись, – сказала она, подавив рыдания. – Я не хочу сейчас слышать от тебя такое.

Дебра, стараясь не привлекать к себе внимания, вставила ему в вену иглу, взяла анализ крови. Брайан забрал у нее шприц, оба быстрыми шагами пошли к микроскопу.

Под закрытыми веками Джейкоба вспыхивали болезненные цветные всполохи. Острое, похожее на острие ножа серебро, красная кровь, сияющее золото раскаленного солнца. Боги, так больно ему еще никогда не было. Давай, переживи это; держись, госпоже нужна моя кровь.

Джейкоб… ее рыдания вернули его назад.

Шшшш, моя госпожа. Он был рад, что все еще имел возможность мысленно связываться с ней, так как больше не мог говорить словами. Вы всегда надеялись, что ваша жертва ради Рекса… что когда‑ нибудь этого будет достаточно. Он станет тем, кого вы хотели в нем видеть. Но так не получается. Он должен заслужить эту жертву. Вы заслуживаете все, что я могу вам дать, и даже больше.

Когда он повернул голову, прижал губы к ее виску, у нее в сердце что‑ то надорвалось, и он это услышал. Ну почему никто из них не понимает? Пришло ее время уходить. Разве она не достаточно потерь перенесла за последние два года, не достаточно веков прожила, не достаточно всего сделала?

Может быть, она бы и захотела еще чуть‑ чуть пожить в этом мире, но так, чтобы никто от нее ничего не требовал. Она была готова умереть, потому что умирал Джейкоб. Она не могла представить той силы, которая направляла бы ее после его смерти. Она могла выйти на солнце после того, как полностью восстановит свои силы, и Мейсон уже сказал, что никто не посмеет ее остановить. Но где к тому времени окажется Джейкоб? Если бы они ушли вместе, как бы иррационально это ни звучало, она думала, что его не могли бы у нее отнять. Ее беспокоила мысль об аде, о том, что у нее нет души. Теперь же ее тревожило лишь то, что его не будет с ней рядом в посмертии, каким бы оно ни было.

Черт с ними со всеми, она всегда сама выбирала свою дорогу. Так почему в этом случае должно быть по‑ другому? Она не была беспомощна; никогда такой не была. Джейкоб прав. Природное стремление вампира, в отличие от их темной репутации, состояло в том, чтобы наслаждаться жизнью. Как могла она сделать это за них обоих?

– Моя госпожа, пора. Вам нужно пить. Сейчас же.

Она подняла голову, чувствуя легкое прикосновение Брайана. Услышав ужасные слова, она встретилась глазами с Джейкобом, находившимся в нескольких сантиметрах от нее.

– Нет, – прошептала она. Ее глаза снова наполнились слезами, когда она подумала о жизни, уходящей из этого прозрачного взгляда. Она знала, как выглядит смерть: затуманенное остекленение. Этого она вытерпеть не смогла. Как же он смог столько для нее значить за такой короткий промежуток времени? Ее не волновало то, что все они видят ее слезы. Брайан беспокойно двигался, разрываясь между очевидным желанием заставить ее пить и обычным для их вида стремлением отойти прочь, видя выражение эмоций другого, вежливо оставить ее наедине с ее чувствами. Она заметила, как они с Мейсоном переглянулись, и он снова сделал шаг вперед.

– Не принуждай меня к этому, – сказала она. Ты можешь отвести лошадь к водопою… – В ее голосе хватало угрозы – он отпрянул. Она не отрывала взгляда от измученного болью Джейкоба, его прекрасные голубые глаза больше не могли наблюдать за тем, что происходило в комнате. Он просто неотрывно смотрел на нее, словно пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, как и в тот первый раз, когда она увидела его у Эльдара.

– Я ведь почти вышла в ту ночь, – сказала она. – Нахал. Знаешь ты это?

Я знал, что вы не уйдете. Вы слишком сильно меня хотели.

Отблеск смеха, скользнувший в его глазах, еще глубже ранил ей сердце. Его голос у нее в голове стал таким же неровным, как и его дыхание. Она положила ему ладонь на грудь.

– Лжец, – прошептала она. – Ты тогда здорово трусил. Ты лжешь своей госпоже даже сейчас, на своем…

– Смертном одре, – закончил он за нее предложение. Проведя дрожащими пальцами по ее волосам, он, надавив ей на затылок, старался еще ближе прижать ее к себе, хоть она и начала сопротивляться.

– Пожалуйста… моя госпожа. Позвольте мне вас накормить… последний раз дать вам жизнь. Это будет… честью для меня.

Он резко, с трудом втянул в себя воздух. По телу его пробежала мелкая дрожь, скоро должны были начаться судороги. Его рука против его воли сжалась у нее на горле, ногти впились в израненную кожу. Скорее. Пожалуйста, моя госпожа.

Лицо ее перекосилось от накатившего приступа горя. С животным криком боли она прижалась лицом к его горлу и укусила его, прижав его к столу, чтобы дать ему ощущение своего присутствия, того, что она осознает важность его жертвы и принимает ее. Его жизнь в обмен на ее собственную.

Сыворотка была там, в его крови, придавая ей еще более металлический привкус, делая ее горькой, примешиваясь к тому вкусу Джейкоба, который она знала и любила, тому, который нужен был ей. Она вспомнила, что тот первый раз, когда она попробовала его крови, был испорчен привкусом лекарства, которое ненадолго замедляло развитие вируса. Начало было концом. Полный круг. Она много раз видела тому подтверждения в своей жизни. Теперь она знала, что в этом содержится важный смысл, который она поймет, если переживет всю эту боль. Начало и конец… Начало.

Другой рукой она взяла его за руку, лежавшую на животе. Их пальцы переплелись еще раз. Она сильно сжала ему руку, он ответил тем же. Она знала, что это своеобразный индикатор: когда жизнь начнет его покидать, он разожмет пальцы.

Никто не может дожить до исполнения всех своих желаний, а в особенности она сама. Но когда душа находит способ выплыть из трясины потерь и поражений, она сможет достигнуть тихой равнины спокойствия. Увидеть, кто есть кто на самом деле, а не так, как они сами себя представляют, не так, как ты сам их видишь, но увидеть его тем, кем он был на самом деле, истинную правду его души… Тихое место, где все так, как и должно быть.

В поиске настоящей реальности была своеобразная горькая красота, потому что слишком много жизней были скрыты за стылой, оглушающей какофонией иллюзий. Ад был лишь шумом, и ад мог наступить в любой момент.

В тишине, сошедшей на нее, боль оказалась лишь фоном, ревущим шумом, как шум падающей воды в торговом центре в тот вечер, когда она дала Джейкобу второй знак. Все вокруг словно остановилось, застыло. Единственное, что осталось живым – она и мужчина на столе.

Душа есть душа. Слова Томаса.

Джейкоб – это Джейкоб, и неважно, находился ли он в теле стражника‑ самурая, рыцаря или молодого мужчины, получившего в наследство оба этих образа. Даже когда он накачивал шины мотоцикла или играл с Браном, его жизнью и жизненной философией было Бусидо, знал он об этом или нет. Путь воина, как физически, так и духовно.

Серьезный, удивленный, иногда даже стеснительный и наивный, хоть ему и не понравится мысль о том, что она так о нем думает. Он не станет извиняться ни за одно качество из этого списка, он лишь станет делать все от него зависящее и даже больше, чтобы ей было хорошо. Нет, он никак не подходил на роль слуги. Не под то определение, которое существовало в мире вампиров. Но когда несбывшиеся ожидания отходили на второй план, оставался он – все, чего она когда‑ либо хотела. Он был тем, что ей нужно, она жалела, что не поняла этого раньше, чтобы не заставлять его бороться за то, чтобы она это поняла.

Она была королевой и вампиром. Дочерью владыки из потустороннего мира. У нее был свой компас, и он не указывал ни на кого из присутствующих здесь, только на того мужчину, чью жизнь она сейчас забирала, того, кто добровольно ей ее отдавал. Ему она отдала свое сердце, как никому не отдавала до этого, никогда за свою долгую жизнь. Будучи вампиром, она не имела той сдержанности, которую приходилось развивать в себе смертным из‑ за их короткой жизни. Она считала, что события должны происходить так и тогда, когда этого хочется ей, и она ни в коем случае не собиралась принимать такой исход событий.

– Моя госпожа…

– Ей это не повредит, если она продолжит пить?

– Возможно, ей нужны дополнительные силы… Она была слишком близко к концу…

Разрозненные голоса, взволнованные шепотки, вызывающие лишь раздражение. Язва у нее на руке исчезла. Язва на груди затянулась. Страх и удивление окруживших ее вампиров переполняли ее, примешиваясь к чувству триумфа Брайана.

Она впрыснула свой яд из клыков, чувствуя, как он стремится по телу Джейкоба, сливаясь с антивирусной сывороткой. Она открыла себя тому, что происходило внутри него, в теле, где почти не осталось крови. У нее сердце сжалось от страха за него, от того, что она чувствовала, как отказывает понемногу его тело – этот процесс умирания она знала очень хорошо, но она видела и свой яд, струящийся по его кровеносной системе, – ртуть смешивалась с голубым, заполняя освободившиеся от крови сосуды. Еще совсем немного…

Лекарство Брайана прокатывалось по ее телу, словно галлюциноген, только наоборот. Четкость ее реальности теперь была невероятно высока – словно все вокруг, кроме нее и Джейкоба, двигались и говорили в сильно замедленном темпе.

Его пальцы разжались. Она не ощущала ответного давления. Где‑ то его душа рвалась, пытаясь уйти в то место, которое он заслужил, но все равно он захочет посмотреть, сделал ли он все, что обещал. Защитил ли ее до конца.

Но я тебя еще не отпускала. Ты все еще мой слуга, и я приказываю тебе, Джейкоб, вернуться ко мне. Я тебя не отпущу.

Тишина. Пустота. Ее душа внезапно опустела, словно слишком быстро опрокинутый стакан. Она знала, как чувствует себя вампир, у которого умирает слуга. С Томасом было хуже всего, до настоящего момента. Пустота, которая никогда не заполнится, сама суть потери.

Неважно, чего именно она хотела. Она смотрела, отчаянно искала в его теле Любые знаки, но ее яд блестел в его венах словно вкрапления малахита в скалах.

Блестящий, инертный, неживой…

– Его нет, – мягкий, сострадательный голос Дебры. Стетоскоп прижимался к его сердцу прямо над их переплетенными руками. Его рука была тяжелой, готовой упасть, как только она ее отпустит. Лисса хотела убить Дебру, заставить ее замолчать навсегда за такие слова.

– Леди Лисса, все кончено.

Лисса подняла голову, на клыках у нее все еще оставалось немного его крови. И серебристая субстанция.

– Она… – глаза Уте расширились, сверкнули в сторону Джейкоба. – Она его обратила!

– Она попыталась его обратить, – Мейсон вышел вперед, прежде чем паника охватила всех присутствующих. – Ей это не удалось. Мужчина мертв.

Пауза, в тишине которой она слышала свое сердцебиение. Раз, два. Бух. Бух. Что‑ то было… странно. Физическая боль ушла, но она не переживет мучительную боль от смерти Джейкоба. Он ушел, его больше не было в ее разуме. Она осталась одна. Абсолютно одна. Что‑ то умирало… что‑ то важное, но ей, казалось, было все равно…

Через нее проносились порывы энергии. Лисса выгнулась назад, закричала, когда на нее навалилась трансформация, словно раздирая ее на кусочки. Платье лопнуло. Ее пальцы, пытавшиеся освободить ее от остатков одежды, удлинились, заканчиваясь длинными, острыми, как бритва когтями.

Между сывороткой Брайана и ее телом словно произошла какая‑ то реакция, запустившая неконтролируемый процесс превращения. Лишь ее потусторонняя форма была достаточно сильной, чтобы выдержать эту реакцию. Как Мейсон и члены Совета, ее собственное тело игнорировало ее желания и заставляло отчаянно цепляться за жизнь.

Когда бы она ни трансформировалась, она всегда могла контролировать процесс взаимодействия своих двух форм – Джейкоб это прекрасно понял после той ночи, когда она взяла его в лесу. Она с легкостью переходила из одной своей ипостаси в другую, когда хотела.

Но не сейчас. Ее другая форма словно взорвалась, разрывая ее на части, разрывая ее плоть, заставив ее закричать и отпустить безжизненную руку Джейкоба. Его рука упала на стол, голубые глаза смотрели в потолок. Она захлебывалась криком, ее клыки удлинились и достали почти до подбородка. Быстрыми, почти змеиными движениями она запрыгнула на стол, увидев, что Брайан, Уте и Белизар двинулись к ней. Она зашипела, заставив их остановиться, согнулась, опускаясь на корточки.

– Вы его не тронете.

Крылья прорезались у нее на спине, словно выйдя из другого пласта реальности. Почти три метра в размахе – она заняла много места в зале Совета, хотя гораздо больше места она занимала в их умах. Члены Совета прижались к стене.

– Боже святый, – пробормотал Брайн. – Господа, я не принял во внимание… Не было времени. Она не чистокровная вампирша. Должно быть, сыворотка мутировала из‑ за ее потусторонней крови. Моя госпожа, успокойтесь. Мы можем определить, что случилось…

Сбросив все сдерживающие запреты, проявилась дикость ее души. Ей нечего было больше терять. Она засмеялась – смертоносное шипение гарпии в лесу в тихий ночной час.

– Я гораздо спокойнее, чем вы можете себе представить, лорд Брайан. Я спокойна, как сама смерть.

Многие годы она училась контролировать свои слова и действия, чтобы сохранять власть над себе подобными, защищать своих слуг, попытаться полюбить мужа, неспособного принять любовь. Всегда знала, чего от нее ждут, и никогда не разочаровывала. Она умело выстраивала свою жизнь. До настоящего момента. Но за то, через что они заставили пройти ее, они сейчас поймут, каково это – попытаться отнять власть у королевы.

Глаза лорда Белизара сузились:

– Это не мутация, лорд Брайан.

Лисса склонила голову, распростерла крылья над Джейкобом, словно орлица, защищающая птенца.

– Я забираю его. Не пытайтесь мне помешать. – Ее голос был похож на низкое рычание.

– Леди Лисса! – потрясенно воскликнула Хельга, – Вы не можете обратить слугу! Не имеете права! Это противоречит нашему основному закону. Кто может сказать, чем или кем он станет после того, как ему вкололи сыворотку?!

– Она больше не леди Лисса. Возможно, она никогда ею не была, – слова Каролы.

– Она – наша королева, – рявкнул Мейсон.

– Она только что отреклась, – Белизар резко вытянул руку, с раздражением указывая на крылатое существо. – Посмотрите на нее. Она все это время нас обманывала. Сколько сотен лет? Вы не можем следовать за таким созданием. Как и за Советом, возглавляемым… этим. Будучи главой Совета, я требую казнить ее за этот обман. Тело ее слуги должно быть сожжено, как и она сама.

– Только через мой труп. – Мейсон встал рядом с ней.

Члены Совета зашевелились, начали шептаться.

– Со всем уважением, мой господин…

Лисса едва не рассмеялась, когда Брайан попытался соблюдать приличия и условности здесь, сейчас – когда сама Королева устроила бунт и отказывается подчиняться своим же законам.

– Тело смертного не может принять яд вампира. Она его не обратила. Я заявляю вам со всей ответственностью: Джейкоб мертв. Я могу изучить на его примере, как действует сыворотка. Если вы его сожжете…

Лисса моргнула.

– Думаешь, я тебе позволю вскрыть его?

– Моя госпожа…

– К ней не следует так обращаться. – Белизар был в таком бешенстве, что почти извергал пену. Видно было, что смотреть на нее ему неприятно, что он едва сдерживается, стараясь скрыть отвращение. Лисса вспомнила, как на нее посмотрел Джейкоб в первый раз, когда она изменилась. Он был изумлен, поражен – и все же хотел дотронуться до нее, погладить серебристо‑ серую гладкую кожу. Он заставлял её трепетать от желания.

– Мы не голосовали, – сказала леди Хельга.

Последовали крики и споры, еще чуть‑ чуть – и может начаться драка.

Лисса взглянула в смущенное лицо Брайана, в его глаза, светящиеся сочувствием. Что ж, он на ее стороне. Но тело Джейкоба все равно им не достанется. Они его не сожгут. Не разрежут его. Никто из них не дотронется до него.

Она сжала руку Джейкоба. Холодная. Безжизненная. Через некоторое время начнется процесс разложения. Голубые глаза потускнеют, превратятся в прах. Как мог Господь Бог допустить смерть своего самого красивого творения? Неужели все это не имело значения? Неужели все благородные принципы были лишь фантазиями живых существ, приписывающими все хорошее божеству, которому все безразлично? Если этому божеству все равно, что станет с телом Джейкоба, тогда вряд ли оно будет против, если Лисса все здесь зальет кровью членов Совета, который сама же и создала.

– Убейте ее… – Приказ Белизара.

Подтвержденный еще одним членом Совета. И еще одним. Она знала, что таковы вампиры, и не удивилась. Интересно, как смертным удавалось терпеть их, становиться слугами, как они выносили это дьявольское высокомерие, которое, на самом деле, порождено страхом? Она так устала от страха, предрассудков, борьбы… Она была голодна, ей хотелось крови. Ей сейчас сгодится любая кровь. Если они не прекратят эту какофонию, она заставит их замолчать.

Она чуть присела, готовясь дать им отпор. Мейсон был на ее стороне – он стоял не двигаясь и ждал. Его глаза сузились, он обнажил клыки. Из трости, которую он принес собой, он вытащил меч, а трость‑ ножны удобно легли в другую руку.

Абсолютное спокойствие она видела лишь на лице Белизара. Другие запутались и были озлоблены. Некоторые, возможно, готовы пойти за Белизаром, хотя все говорило в ее пользу и в пользу Мейсона. Сцена словно из «Унесенных ветром»: джентльмены с Юга считали, что все, что им необходимо, чтобы выиграть войну – это их честь, поэтому члены Совета все еще держались за идею, что их «чистота» делает их неуязвимыми. Если они в это ввяжутся, то Лисса с Мейсоном перебьют всех, и то прекрасно известно каждому в этом помещении – от Белизара до последнего слуги. И снова вампиры окажутся без должного руководства… она пыталась заставить себя подумать об этом, но чувствовала лишь боль, тяжесть потери и ярость.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒