Книга первая 5 страница

– Хозяйка шлет вам поклон, сэр. Она заметила, что у вас был усталый вид, когда вы вернулись сегодня днем, и просит принять этот укрепляющий напиток.

– Она подала мне восхитительное вино за обедом, – ответил месье Ледрю. – Но я ведь иностранец, и если таков обычай в вашей стране…

– Вы не должны недооценивать это и считать чем‑ то обычным, сэр. В нашем доме, как я слышала, есть хорошие вина и очень старые крепкие напитки. Но этот напиток – особенный, его секрет хранится в семье хозяйки. Я никогда не видела рецепта, поскольку она заперла его в своей шкатулке с драгоценностями. И я никогда не пробовала ни глоточка этого укрепляющего средства. И ни одна девушка не должна его пить – только в свою брачную ночь, – добавила Дебора. – Можно мне одолжить у вас свечу, сэр? Потому что это нужно пить с горячей водой – как можно горячее, насколько вы можете вытерпеть. У меня здесь маленькая кастрюлька, спиртовка и спички. Но мне нужно больше света, не то я перелью через край.

Считая разрешение само собой разумеющимся, она взяла свечу с ночного столика месье Ледрю и перенесла ее на другой, стоявший у изножья кровати. Она ступала совсем неслышно, словно на ней были тряпичные комнатные туфли. Месье Ледрю, приподнявшись на локте, наблюдал за служанкой. Когда она зажгла спиртовку и держала кастрюльку над синеватым пламенем, вид у нее был жутковатый: бледное лицо с темными бровями приняло синеватый оттенок. Ее платье было невозможно разглядеть – настолько темно было в этом углу.

– Это не займет много времени, – заверила она его, не отрывая взгляда от пламени спиртовки. – Кастрюлька из серебра, она быстро нагреется. Это тоже входит в рецепт напитка – во всяком случае, так говорит хозяйка.

– Как ее девичья фамилия?

– Она была Константайн. Говорят, что Константайны родом с Востока и когда‑ то они были королями.

– Константайн?

– Да. Бояться не нужно: напиток в основном состоит из неразбавленного бренди, как она говорит. Я видела, как в первую брачную ночь она предложила бокал этого напитка мистеру Льюворну, но он не захотел его выпить, сказал, что уже выпил достаточно шампанского. Ну вот, сэр… И поверьте мне, хозяйка таким образом старается выказать вам свое уважение.

Она бесшумно вернулась к ночному столику со свечой в одной руке и бокалом на высокой ножке, от которого шел пар, – в другой.

– Благодарю вас, мадемуазель – а‑ ах! – произнес месье Ледрю, отхлебнув и вспомнив пунш доктора Карфэкса. – Однако в этом краю готовят самые восхитительные напитки. Смочите в нем хотя бы губы, моя дорогая.

– Это запрещено, – ответила Дебора, наблюдая, как он пьет.

– Но это же просто чудо! – воскликнул он, возвращая ей пустой бокал. – Это действительно eau‑ de‑ vie. [25] А я был очень усталым, признаюсь вам. Как ваше имя, дочь моя?

– Дебора, сэр.

Позвякивая посудой, она собирала на поднос все, что только что принесла.

– А ваша фамилия?

– Бранжьен.

– Повторите.

– Бранжьен – о, да вы уже почти спите. Произнести по буквам? Б‑ р‑ а‑ н‑ жь‑ е‑ н.

Она удалилась так же тихо, как вошла. Месье Ледрю, откинувшись на подушку, какое‑ то время сосредоточенно созерцал дубовую балку. Напиток несомненно был очень крепким. Он был снова молод, и старая резная балка была молода, на ней появились бутоны, усики и зеленые побеги. У него еще хватило сил задуть свечу, перед тем как погрузиться в сон, в котором портьеры на окне, которые шевелил слабый ночной ветерок, таинственно что‑ то шептали и превращались в ветви непроходимой лесной чащи.

ГЛАВА 10 Зелье без яблочных зернышек

Неделей позже доктор Карфэкс обедал и ночевал в «Розе и якоре» в качестве гостя месье Ледрю. Они нанесли еще два визита в Лантиэн, где пациент быстро выздоравливал. Нотариус съездил в Плимут, откуда вернулся с легким, но объемистым пакетом.

– Это прощальный подарок, – объяснил он доктору, – и я прошу вас отдать это ему завтра, с приветом от меня. Это приличная скрипка, с элементарными указаниями и упражнениями; здесь также запасные струны. Этот инструмент и запасные струны, несомненно, удивят его сначала, но попытки научиться играть на ней помогут скоротать время до полного выздоровления.

– Уж не знаю, помогут ли они скоротать свободные часы миссис Бозанко. Зачем это вам потребовалось подвергать ее такой пытке? – сказал доктор. – Но поскольку вы завтра отбываете, то, вероятно, предоставляете мне разбираться с последствиями?

Месье Ледрю улыбнулся:

– Судя по тому, что я узнал о вас, мой друг, вы охотно выполните это поручение… и, надеюсь, еще одно.

– Хм… пожалуй, я догадываюсь, о чем речь. Вы хотите, чтобы я на досуге порылся в архивах, картах и реестрах на предмет какого‑ нибудь названия – с помощью «Книги судного дня»[26] или без оной, – которое встречается у Беруля, или у Готфрида Страсбургского, или в каком‑ нибудь еще conte[27] или lai[28] о Тристане. Так? И сообщил бы вам?

– Могу я рассчитывать на эту дружескую услугу?

– И, могли бы вы добавить, на мое любопытство. Да, можете. Но должен вас предупредить: я занят, но деятелен; усерден, но ленив; раб своих бедных пациентов, но в остальном – раб или господин своих собственных капризов.

– Во всяком случае, я могу на вас рассчитывать? – спросил нотариус.

– Можете, – ответил доктор, лукаво взглянув на своего собеседника, – разве что у нас с вами, как у Беруля, Готфрида Страсбургского и остальных, внезапно оборвутся поиски подлинного Тристана. Любопытное совпадение: ни один поэт – или назовем его исследователем – не дожил до того, чтобы закончить эту историю. Его труд обычно заканчивал кто‑ нибудь другой.

Месье Ледрю улыбнулся.

– Что касается этого, – заметил он, – я рад оставить свою часть исследования в ваших надежных руках. И помните, что единственным поэтом, завершившим свою поэму, которая была утрачена, был Кретьен де Труа – так что, быть может, Карфэкс из Троя… – Он помедлил и, передав доктору графин, добавил: – Труа и Трой. Вы должны признать, что тут есть некоторое сходство.

Но доктора было не так‑ то легко одолеть.

– Я не желаю иметь ничего общего с вашими филологами и peut‑ ê tres, [29] – твердо заявил он. – Передайте мне, пожалуйста, эту книгу о кельтских названиях, которая так вас заинтриговала.

Они уже перешли к десерту. Доктор Карфэкс, угостившись третьим стаканом портвейна, расчистил перед собой на столе место для маленького томика, который протянул ему месье Ледрю.

– Полагаю, – продолжал доктор Карфэкс, глотнув из бокала, – что наш хозяин Льюворн купил винный погреб вместе с «Розой и якорем». Может быть, это черная неблагодарность с моей стороны, но меня раздражает, что он не может сказать, урожая какого года это вино, а я не такой знаток, чтобы определить выдержку на вкус. Все‑ таки приятно знать, что именно пьешь. Так, посмотрим… Да, тут есть ссылка на имя «Тристан», предположительно вырезанное на памятнике, который находится поблизости, всего в миле от Троя. «Имя „Дростан“ запечатлено в надписи в Корнуолле: „Drustagni hic jacet Cunomori filius“». [30] Я, знаете ли, прохожу мимо этого Длинного камня, как мы его называем, почти каждый день – он находится на перепутье четырех дорог. Я много раз изучал его, используя стремянку; его поставили вертикально после того, как перенесли с первоначального места, в четверти акра оттуда. Это была надгробная плита, которая должна была лежать горизонтально – в каковой позиции и была найдена. Вы ее видели. Я помог вам обвести пальцем «Cunomori – или Cunowori? – filius». Что касается слова «jacet», то это можно лишь принять на веру. В любом случае это явно надгробная плита, так как на другой стороне – она, конечно, гораздо меньше пострадала от непогоды, потому что изначально лежала в земле, – надпись: «Thanatos Tau», которую не может не заметить даже случайный прохожий. Но что касается вашего «Dru»… Бог мой, Le Dru! [31] – да такая надпись вполне могла бы быть сделана и на вашей плите!

– Да… Ну не знаю… – прошептал нотариус.

Доктора Карфэкса так и несло вперед. Он мог одновременно сесть на несколько своих коньков, перепрыгивая с одной темы на другую.

– Итак, я не хочу иметь никакого отношения к вашим кельтским производным – вашим Дестанам, Дростанам и всем прочим. Наш Тристан, герой сотни легенд, возможно, лежал когда‑ то под этим надгробным камнем. Я, правда, в этом несколько сомневаюсь; в этих ле, написанных по‑ французски, Тристан был назван так по очень простой причине, которую они и приводят: его мать, испытав родовые муки и отправляясь следом за своим обожаемым умершим мужем, назвала ребенка Tristis, [32] вот и всё. Ваши филологические догадки, сэр, – абсолютный вздор, а вот топография Беруля точна. Например, такие названия, как Лантиэн, Ворота Марка, Сент‑ Семпсон, где Изольда проходила, чтобы послушать мессу, Мальпас – или le Mal Pas, где Тристан под видом прокаженного помог ей высадиться на берег, – она вместе с ним упала на причал, так что смогла потом смело принести клятву, что никто, кроме прокаженного и, конечно, ее мужа Марка, не держал ее в объятиях. Ну что ж, эти названия только множат совпадения, которые…

Тут дверь открылась и вошла миссис Льюворн, за которой следовала Дебора с подносом; на нем кроме кофейника были еще два бокала на высоких ножках, спиртовка и серебряная кастрюлька.

Месье Ледрю и доктор Карфэкс поднялись на ноги и смотрели при свете свечей на ее фигуру – высокую, в бледно‑ голубом платье необычного покроя: оно свободно ниспадало вниз от самых плеч, а в разрезах длинных рукавов с золотой каймой видны были обнаженные руки. В ту ночь, позже, доктор Карфэкс задумался, отчего Линнет, это дитя, которому он помог появиться на свет девятнадцать лет тому назад, а ныне жена хозяина гостиницы Марка Льюворна, оделась подобным образом. А еще он подумал, что она одинока, у нее нет детей и вряд ли будут, а также о вечном притязании женщин на родословную и утраченное положение. Однако в эту минуту оба мужчины застыли, пораженные красотой ее наряда. Когда Линнет шагнула вперед, в синем пламени спиртовки бледно‑ голубое платье стало совсем голубым. Сделав знак Деборе, поставившей поднос на стол рядом с месье Ледрю и моментально отступившей в тень, она поклонилась гостям.

– Вы покидаете нас завтра, месье, и я принесла вам прощальный кубок – простите мне мою фантазию и мою смелость.

– Мадам, если это такой же напиток, как тот, который вы прислали мне недавно на ночь…

– Вы слишком устали, и я знала, что он пойдет вам на пользу.

– Это был живительный напиток. Уверяю вас, мадам, я сразу же заснул, и мне снились такие сны, что когда я проснулся, то почувствовал себя на двадцать лет моложе.

– Только и всего? – Бросив на него шаловливый взгляд, она подняла кастрюльку, собираясь подогреть ее над синим пламенем.

– Ну и ну, Линнет! – воскликнул доктор Карфэкс. – Какая у вас отменная вещица из серебра! Вы можете сказать, сколько ей лет?

– Не могу, доктор. Знаю лишь, что она принадлежала моей семье и передавалась из поколения в поколение бессчетное количество лет. Эта кастрюлька вручается наследнице в день ее свадьбы, вместе с рецептом… Дебора, ты можешь удалиться.

Когда дверь за служанкой закрылась, Линнет продолжила:

– Думаю, доктор, это имеет какое‑ то отношение к свадьбе. Новобрачная получает два рецепта, на втором стоит подпись и написано: «Проспер Константайн. Да процветает род». [33] Проспер – имя, часто встречающееся в нашем роду, сэр. Оно постоянно попадается в старой Библии, которую хранит мой отец. И вот что странно – точнее, было бы странным, если бы не существовала история на этот счет: эти два рецепта абсолютно одинаковы, повторяют друг друга слово в слово, за исключением того, что во втором предписывается растереть и подогреть три яблочных зернышка; и предназначен этот напиток только для свадебного кубка – так озаглавлен рецепт.

– И у вас есть эти рецепты?

– Да, поскольку, как вы знаете, я – последняя в роду, причем дочь. Но они у меня заперты. Да я их знаю наизусть, а что касается первого, то один раз я готовила этот напиток для своего отца, когда он, промокший и озябший, вернулся с рынка в Ликсэрде. А на днях я приготовила его вечером для месье Ледрю.

– И я подтверждаю его свойства, мадам. Я моментально уснул, а проснулся обновленным.

– Но расскажите же свою историю, Линнет!

– Она старая и, как мне кажется, довольно глупая, доктор. Однажды мне рассказал ее отец. Когда Адам состарился, возделывая землю в дикой местности, то позвал своего сына Сифа и сказал: «Я умираю, но не смогу спокойно лежать в могиле, которую ты мне выроешь, если ты не отправишься к вратам райского сада и не принесешь мне яблоко с древа познания, растущего в самом центре сада. И если, вернувшись домой, ты найдешь меня мертвым, разрежь яблоко пополам и, когда будешь меня хоронить, положи мне под язык три зернышка». Сиф отправился в райский сад, выбрал яблоко и вернулся домой. Но Адам был уже мертв. Сиф разрезал яблоко пополам, увидел, что в нем три зернышка, положил их отцу под язык и похоронил его. Потом из этих зернышек, как сказал мой отец, выросли три разных дерева, и первое было дубом, Ной срубил его, чтобы построить свой ковчег. А потом, через сотни лет, из этого дуба сделали крест, на котором распяли нашего Господа…

– Бревно, которое не подошло строителям ковчега… – пробормотал доктор Карфэкс.

– Вторым деревом, – продолжала Линнет, – был остролист. Это под ним Авраам нашел овна, когда собирался принести в жертву своего сына. Но тогда ягоды дерева были бледными и покраснели только через несколько столетий, когда их вплели в терновый венец. А третьим деревом была яблоня, дававшая такие же плоды, что отведала Ева. Она попала в сад царя Соломона, и мой отец сказал, что Суламифь, сбежавшая от царя со своим возлюбленным‑ пастухом, взяла с собой корзинку с яблоками и черенок от этого дерева. Соломон преследовал любовников по горам до самого берега, но они все‑ таки скрылись от него на корабле, и их высадили там, где царю было до них не добраться, – у подножия какой‑ то горы. Не помню, как там дальше: я была очень маленькой, когда слышала эту историю. Но отец вспомнит и расскажет ее вам, доктор, в любой день, когда вы будете проезжать мимо.

– Я думаю, – сказал доктор, улыбнувшись месье Ледрю, – что смогу продолжить эту историю, не консультируясь с вашим отцом. Много лет прошло с тех пор, как умерли эти любовники, и явился другой молодой пастух. Он сорвал яблоко с дерева, которое посадила Суламифь, – прекрасное золотистое яблоко, и три богини претендовали на него в качестве приза за красоту. Их звали Власть, Мудрость и Любовь. И глупый парень отдал яблоко Любви.

– Да, теперь я припоминаю… правда, имена были другие. Значит, это очень старая история?

– Очень старая, моя дорогая.

Линнет налила напиток, от которого исходил пар, в бокалы и предложила гостям.

– А кончается история тем, что кто‑ то из семьи моей матери – вы же знаете, доктор, что когда‑ то наш род был очень знатным, – приехал сюда, в Корнуолл, и привез с собой эту яблоню. Ее называют «пепин Константайнов», и она дает плоды только на кончике ветки. Моя мать посадила черенок в Замке Дор на другой день после своей свадьбы.

– Линнет! – позвал снизу ворчливый голос.

Миссис Льюворн подошла к двери и открыла ее – Дебора, оставаясь невидимой, очевидно, стояла за дверью на страже.

– Дебора! – Миссис Льюворн задула спиртовку и, поставив ее вместе с кастрюлькой на поднос, вернулась к дверям. – Отнеси это вниз и скажи хозяину, что я приду, как только закончу обслуживать этих джентльменов. Вам нравится этот укрепляющий напиток, джентльмены?

– Линнет! – снова донеслось снизу.

– Он чудесный, – сказал доктор Карфэкс, сделав пару глотков, осторожно, чтобы не обжечься. – Но я не заметил там никаких следов яблочных зернышек, – добавил он, подняв бокал за ножку, так что красновато‑ оранжевая жидкость засверкала при свете свечи.

Линнет взглянула на него с вызовом; между ними плыл тонкий пар из бокала, и в его дымке глаза ее потемнели и стали не синими, а фиолетовыми, даже красновато‑ фиолетовыми.

– Вероятно, они были бы нехороши для вас обоих, – усмехнувшись, ответила Линнет и вышла.

Доктор Карфэкс чуть слышно пробормотал:

В том взгляде были и рай, и ад,

И похоть, и жажда любить,

Столь исступленная, что навряд

Сам дьявол бы смог утолить.

– Что это вы напеваете, друг мой? – осведомился нотариус.

– Ничего, а точнее – строки из стихотворения одного старого поэта, который как‑ то раз оказал мне честь и поделился своими поэтическими откровениями. Это была странная история о ведьме, колдующей над чудесным зельем. Кстати о поэтах, – продолжал доктор Карфэкс, и взгляд его, дотоле задумчивый, выразил откровенное веселье. – Я повсюду искал, но безуспешно, автора следующих строк – вы только послушайте!

Царь Давид вел веселую жизнь,

А также и царь Соломон.

Много наложниц имели они

И много прекрасных жен.

Но старость скрутила обоих царей –

Неизбежно стареем мы.

И стал Соломон свои притчи писать,

А Давид – свои псалмы.

Когда в ту ночь месье Ледрю заворачивался в одеяла, со стариковской опаской думая о путешествии, намеченном на завтрашнее утро, и чуть ли не молясь о том, чтобы хорошенько выспаться, дабы подготовиться к нему, в дверь снова легонько постучали, и, как раньше, вошла Дебора с подносом.

– С поклоном от хозяйки, сэр. Она шлет вам этот напиток в качестве прощального кубка.

Огонь в камине еще весело пылал, отбрасывая отблески по всей комнате, и тень от старого балдахина казалась еще темнее. Случайный блик упал на резную дубовую балку над изножьем кровати.

Месье Ледрю осушил бокал, задул свечу и откинулся на подушку. Свет от камина все еще играл на старой дубовой отделке комнаты, и дуб тянулся зелеными побегами к потолку. А он сам, влюбленный, проходил под деревьями. Он спешил навстречу своей первой любви. Блики огня в камине, падавшие на мертвые панели, превратились в солнечные лучи, проникавшие сквозь ветви. Потом у него прихватило сердце, и он умер – совсем мирно; заострившиеся черты его старческого лица разгладились, и на нем появилась улыбка.

Доктору Карфэксу в ту ночь тоже снился чудесный сон, начавшийся с воспоминания об аромате шиповника; он спешил по какой‑ то тропинке, чтобы вдохнуть этот запах, и ему навстречу прямо из прошлого выехала верхом девушка в широкополой шляпе. Улыбнувшись, она спешилась; губы их соприкоснулись; они заключили друг друга в объятия – и тут его разбудил стук в дверь: Марк Льюворн сообщил ему новость.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒