Часть III 6 страница

– Вы уверены, что мы по той дороге едем? – забеспокоилась Нина. – В такой непроходимой чащобе вряд ли может находиться хутор.

– Ну, на слова начальника полиции мы должны же полагаться. – Викен свернул направо, на еще более узкую дорогу, и невозмутимо продолжил свои поучения: – Каждое отдельное предумышленное убийство имеет свою особенность. Именно она служит проводником в тот больной мозг, где родилась идея этого убийства.

– И тут это, значит, медвежьи следы? – уточнила Нина.

– И то, как истерзаны тела. Будто это сделало дикое животное. Восприняв сигналы, которые подает убийца, можно составить себе представление о нем. Это не так уж и трудно, гораздо сложнее распознать в самом себе тот примитивный инстинкт, который позволил бы постичь сущность преступника. Посмотреть на мир его глазами, попытаться двигаться, как он, думать, как он. Если тебе это удастся, ты будешь уже дышать ему в затылок.

Нина еще раз покосилась на приборную панель: они проехали уже пять километров после поворота. Но ее начальник был спокоен.

– Стоя на горушке в Нурмарке, я смотрел на тело убитой женщины, лежащее в ложбинке, и пытался очертить для себя профиль этого человека. Я могу тебе сказать, что тот, за кем мы охотимся, – мужчина в возрасте тридцати с чем‑ то лет, ну, может быть, ему капельку за сорок. Он обладает интеллектом намного выше среднего уровня, и совсем не обязательно, что он чурается других людей. Если у него есть семья, то он живет двойной жизнью, – вероятно, он страдает раздвоением личности. Возможно, что он получил неплохое образование и имеет хорошую работу. До этого он не убивал, но я склонен полагать, за ним числится не одно насильственное, в той или иной форме, действие в отношении женщин. Об этом свидетельствуют повреждения на телах жертв, та ярость, которую он вымещал на этих женщинах. Рос он в непростых условиях, с доминирующей и бесчувственной матерью. Он не раскаивается в том, что совершил, напротив – ощущает удовлетворение от этого, и он в состоянии убить еще.

Лес вокруг них, казалось, смыкался все теснее, а дорога становилась все более ухабистой и каменистой. Нине вдруг вспомнился ее собственный отец, упрямый старый портовый грузчик, который ни у кого не спрашивал дорогу, и уж тем более если сбился с пути. Дорога сделала резкий поворот, за ним оказался крутой подъем. На вершине дорога заканчивалась шлагбаумом. Викен, прищурившись, разглядывал его несколько секунд, потом выскочил из машины и подергал висячий замок, на который тот был заперт.

– Заперто, – констатировал он и, пошаркав ногами, чтобы очистить туфли от грязи, снова забрался в автомобиль. – Этот негодяй – начальник полиции, должно быть, неправильно рассказал мне, как ехать.

Нина отважилась пошутить:

– Я уж не знаю, что и думать; завезли женщину на пустынную лесную дорогу…

Викен шутку не подхватил: он сосредоточенно и осторожно пытался съехать задним ходом по узкому и осыпающемуся под колесами склону.

«Вот тебе и развитый инстинкт», – подумала Нина, но вслух говорить этого не стала. Ей пришло в голову, что у этого расследования было нечто общее с дорогой, заканчивающейся шлагбаумом.

Раздосадованный, Викен завернул на бензоколонку «Эссо» в Омуэне. Он снова позвонил начальнику полиции Стуракеру и сказал, что описание дороги, полученное ими, видимо, не соответствует действительности. После недолгих препирательств Стуракер заявил, что сейчас сам приедет и покажет им дорогу.

– Я буду в Омуэне самое позднее через пятнадцать минут, – заверил он.

Назвать начальника полиции Хьелля Руара Стуракера крупным явилось бы сильным преуменьшением. Он ходил пригибаясь даже и в тех случаях, когда поблизости не было ни единого объекта, расположенного на высоте человеческой головы, как, например, на парковке перед бензоколонкой. Это наверняка явилось результатом несчетного числа столкновений с притолоками и потолочными балками, угадал Викен. Ладонь, протянутая полицейским для рукопожатия, размером была со сковороду.

– Хозяин этой бензоколонки – Рогер Охейм, как раз тот человек, которого мы ищем, – сообщил он.

Викен коротко кивнул – это ему уже было известно.

– Это нам не поможет: его же здесь нет.

Начальник местной полиции все же предложил выпить по чашечке кофе с рогаликом у стойки в торговом зале. Викен не хотел попусту терять время, потому, насколько мог вежливо, отказался от этого предложения, хотя Йенсен, по всей видимости, уже предвкушала трапезу. «Ничего, ей не вредно и поголодать», – позлорадствовал он, снова садясь за руль.

Пока он разогревал мотор, из павильона бензоколонки показался длинный и тощий как жердь тип, с почти наголо остриженной головой, в заляпанном машинным маслом комбинезоне. Он подложил газет в штатив, стоявший перед дверью.

– Если хотите стать настоящим мачо, спросите совета вон у того типа, – показала на него Нина.

Викен покосился на нее. Он и так считал себя вполне даже мачо.

– Ты его знаешь, что ли?

Она рассказала о своем первом визите в эти места, что, мол, этот молодец, торчавший за прилавком бензоколонки, показался ей совершенно чокнутым: нахамил ей, совершенно ему незнакомой женщине. Викен выслушал ее вполуха.

Когда они во второй раз свернули с шоссе там, где стоял указатель на Охейм, Викен пристроился почти вплотную за «вольво» начальника местной полиции. Близились выходные, и народу у них тут наверняка не хватало, но Стуракер, казалось, был совсем не против прокатиться, да еще и прихватил с собой инспектора. Не каждый день, должно быть, у них появлялась возможность поспособствовать раскрытию убийства.

Они свернули на первый же поворот налево. Этого начальник полиции ему не говорил, проворчал Викен. Вот поэтому‑ то они тогда и забрались так далеко в лес. Из‑ за такой халатности они зря потеряли целый час. Он выругался и стукнул кулаком по баранке. И тут у него зазвонил мобильник. Он сунул наушник в ухо. Женщина на другом конце провода представилась, но сильный австралийский акцент и сам по себе служил хорошей характеристикой. Люди, незнакомые с Дженнифер Плотерюд, часто принимали ее за американку, что она всякий раз с возмущением опровергала.

– Мы нашли крайне мало следов биологического материала на Сесилии Давидсен, – сообщила судебный медик. – А те, что нашли, похоже, оставлены либо ею самой, либо ее ближайшими родственниками.

– Иными словами, перед нами преступник, который знает, что делает, – прокомментировал Викен.

– Зато мы нашли кое‑ что другое – пыль и мельчайшие частицы штукатурки у нее под ногтями и на одежде. В высшей степени вероятно, что это штукатурка того же типа, что мы выявили и на первой жертве, Хильде Паульсен. Мы выяснили состав смеси, которой в последние шестьдесят – семьдесят лет пользуются редко, – с высоким содержанием извести и добавлением глины. Если бы речь шла об одной жертве, мы могли бы подумать, что это случайность. Но мы обнаружили ее на обеих жертвах.

– Это хорошо, – вставил Викен. – А что со следами когтей?

– Мы получили ответ от нашего коллеги из Эдмонтона в Канаде. Они сравнили присланные нами фото с материалами, которые имеются у них, в частности с фото других людей, пострадавших от нападения медведя. Они полагают, что в нашем случае имеет место то же самое.

Викен едва успел объехать глубокую яму на дороге.

– Как вы считаете, не могли бы такие повреждения быть нанесены когтями, срезанными с чучела медведя? – спросил он. – В таком случае это одна из особенностей почерка убийцы или, если хотите, его послание нам. На ваш взгляд, возможно такое?

– Отрезанные медвежьи лапы? Ладно, постараюсь разобраться в этом. Не потому, что я верю, будто мертвый медведь может кого‑ нибудь ободрать. Во всяком случае, не так ужасно.

Викен передал Нине информацию, поступившую от патологоанатомов.

– Выходит, мы были правы! – воодушевилась она. – Жертвы привезены туда, где мы их нашли, и выброшены там. Вероятно, обеих женщин убили в подвале.

– В подвале дома, построенного до войны, – заметил Викен, – или в лесной избушке. Этот подвал должен находиться в месте, где можно прятать человека изо дня в день и никто этого не заметит.

Наконец они из густого леса выбрались на опушку. Повернув еще раз, подъехали к хутору. На участке стояли жилой дом, внушительных размеров сарай и еще одно строеньице, поменьше. Перед сарайчиком был припаркован белый «мерседес», а рядом стоял трактор с прицепом, доверху забитым огромными пластиковыми канистрами. Позади гаража виднелся еще один автомобиль, тоже «мерседес», но более раннего выпуска и без номерных знаков. Над трубой жилого дома вился дымок.

Полицейские выбрались из машин и направились к дому.

– Я тут еще разок попробовал дозвониться, – сообщил Стуракер. – Рогер Охейм, он тот еще мужик, на звонки отвечает, только когда захочет.

– Я его понимаю, сам бы предпочел иметь возможность так же поступать, – отозвался Викен.

Женщине, которая открыла им, наверняка уже перевалило за восемьдесят. Седые волосы были коротко пострижены и, очевидно, недавно завиты, придавая ей сходство со старым грустным пуделем. Но одета она была в спортивный костюм и кроссовки и выглядела бодрой для своего возраста. Начальник полиции Стуракер представился и представил коллег, на что она отвечала, что уж начальника‑ то полиции она и так знает, покосившись подозрительно на всех остальных.

– Мы приехали переговорить с Рогером Охеймом, – пояснил Стуракер. – Он ведь ваш сын, если я не ошибаюсь? Дома он?

– Я это… – прохрипела старуха. – Подождите тут, а я пойду узнаю.

Она ушла в дом, закрыв за собой дверь.

– Странно, – заметил Викен, – если живешь в таком месте, как это, трудно не знать, кто дома, а кого нет.

Пока старуха не вернулась, он успел пересечь двор, подойти к сараю и вернуться назад.

– А вы по какому делу‑ то? – спросила старуха хмуро, но начальник полиции, похоже, был столь же добродушен, сколь и огромен.

Не повышая голоса, он сказал:

– А вы приведите его сюда, сыночка‑ то своего, уж мы ему расскажем, по какому делу. Или, может, вы нам и войти позволите?

Бабка неохотно впустила их в дом.

По лестнице со второго этажа спускался загорелый мужчина лет пятидесяти с лишним, в спортивных штанах и с обширной лысиной. На мужике была футболка, и видно было, что он немало железа покачал в своей жизни.

– Елки зеленые, гости пожаловали! – процедил мужчина.

Стуракер расплылся в добродушной улыбке:

– Не думаю, что мне стоит представляться, Охейм, а это мои коллеги из полиции Осло.

– Надо же, какая честь!

– Я не собираюсь ходить вокруг да около, – заявил начальник полиции. – Пару лет назад тебя судили за то, что ты подстрелил рысь. И еще тебя судили за то, что ты накинулся на мужика с «розочкой».

Рогер Охейм развел руками – толстая золотая цепочка на запястье звякнула.

– Что было, то прошло, тебе ли не знать, Хьелль Руар?

– А в деревне‑ то кое‑ какие слухи еще ходят, – продолжал Стуракер, которому, похоже, не очень уютно было оттого, что хозяин хутора называет его по имени.

– Ах слухи, ну уж как без этого‑ то? – И Охейм подмигнул Нине Йенсен. – Здесь у нас всяких слухов поболе, чем комарья на Ивана Купалу.

– Есть тут народец, что поговаривает, будто ты незаконной охотой промышляешь, – гнул свое Стуракер.

Охейм спустился наконец с лестницы, даже в деревянных клогах он был на полголовы ниже Викена.

– Вам чё, делать больше нечего, как болтаться по округе и сплетни собирать?

– И это тоже часть нашей работы, – подтвердил начальник полиции. – Но если я скажу, что здесь давеча, может статься, на медведя охотились, что ты мне ответишь?

Рогер Охейм покачал головой:

– Не, это навряд.

Нина Йенсен вступила в разговор:

– А если бы так, вы бы знали?

Он окинул ее оценивающим взглядом с головы до ног и повернулся к начальнику полиции:

– Вот как на духу скажу тебе сейчас, Хьелль Руар, честно, я такими делами не занимаюсь. А если кто еще ищет на свою жопу таких приключений, так мне это по барабану.

У Викена на лице никак не отразилось то, что он думает о людях, которые особо подчеркивают те редкие случаи, когда поступают честно. Он достал из кармана распечатку:

– Ты тут как‑ то в газете «Гломдален» вот что писал. Ты и один родственник твой, Одд Гюннар Нюторпет… «Вот взял бы кто да изловил голодного медведя, а потом выпустил его в лесочке прям рядом с Осло; вот посмотрели бы мы тогда, как они запоют, чинуши да политики, которых хлебом не корми – дай только пожалеть всяких диких зверей».

– Да японский бог! – воскликнул Охейм. – Да это ж когда было‑ то, тому лет десять. Ты ж не думаешь, что кто‑ нить из нас на самом деле собирался такое сотворить? Мы в свободной стране живем. Каждый может говорить что захочет.

– А еще не вредно подумать, прежде чем ляпнуть что‑ нибудь, – наставительно произнесла Нина. – Особенно если то, что говорится, собираются напечатать в газете.

За спиной Викена отворилась дверь. В комнату вошла молодая женщина. «Из Юго‑ Восточной Азии, откуда‑ то оттуда», – догадался он. На руках она держала грудного младенца.

– Гости у тебя? – спросил он Охейма.

– Не, какие гости, это моя будет. – Непонятно было, имеет он в виду женщину или ребенка, скорее всего обоих.

Шестьдесят лет – и молодой папаша, во дела! Не захочешь, а задумаешься о том, каким ветром эту молодую женщину занесло сюда на хутор.

– А в сарае у тебя что? – спросил Викен.

Охейм дернулся. Он взял ребенка из рук женщины и начал укачивать, хотя видно было, что тот и так крепко спит.

– В сарае‑ то? Ну, солома, корма для свиней, инвентарь… А чё?

– Пойдемте вместе, посмотрим.

Охейм медлил:

– А он заперт.

– Да я видел. Замки‑ то здоровенные какие раздобыл! Может статься, у тебя и ключик от них найдется?

– Я часть сарая сдаю. К той двери у меня нету ключа.

Викен постарался улыбнуться поласковее:

– Ну что мы будем с этим делать, Стуракер?

Начальник полиции уже стоял на пороге:

– У меня клещи есть в машине, огроменные такие!

– Хрен, – буркнул Охейм и сунул сверток назад бабенке, за которой он наверняка прокатился в Таиланд. – Пойду гляну, может, у меня где запасной ключ завалялся.

Он снова поднялся на второй этаж. Женщина улыбнулась:

– У нас и покушать есть чё подать, и кофейку нальем, коли не побрезгуете.

Сказано это было на местном диалекте и без малейшего акцента, так что даже Викену пришлось признать свою версию ее биографии ошибочной.

Рогер Охейм подвел их к сараю и распахнул дверь в торцевой стене. У Стуракера был с собой мощный фонарь. В просторном помещении полицейские обнаружили плуг и небольшой трактор, в глубине виднелись два закута с сеном.

– Я смотрю, у тебя здесь проводка какая‑ то, – сказал Викен. – На что тебе тут электричество?

Рогер Охейм наморщил нос:

– Инструмент разный подключаю – высоконапорный насос, зарядные устройства.

– А покажи нам распределительный щит.

Хозяин не торопился:

– Как там вас звать‑ то, я позабыл?

Викен не представился, не собирался он этого делать и теперь:

– Это тебе не обязательно знать, чтобы показать какой‑ то там завалящий ящик с предохранителями.

Охейм повернулся к начальнику полиции.

– Тут такое дело щекотливое, Хьелль Руар, – пробурчал он, – есть тут у меня кое‑ какое оборудование…

Он повел их к двери, отпер ее, щелкнул расположенным с внутренней стороны выключателем. На столе стоял аппарат, вне всякого сомнения предназначенный для перегонки жидкости. Вдоль стенки приткнулись четыре белых пластиковых жбана. Стуракер отвернул пробку на одном из них и принюхался:

– Ну, Охейм, товар высшего качества!

– Для личного потребления, – заверил хозяин.

Начальник полиции громко заржал:

– От твоей печени рожки да ножки останутся, если ты все это сам усидишь, тут ведь, пожалуй, поболе пятидесяти литров будет.

– Вот ей‑ богу, честно тебе скажу, Хьелль Руар, есть пара мужиков у меня, что время от времени заглядывают и берут понемножку. Но чтоб платить – боже упаси, даром угощаю.

Викен, не обращая внимания на хозяина хутора, попробовал открыть шкаф, стоявший в углу.

– А есть тут у вас на хуторе хоть одна незапертая дверь? – поинтересовался он.

Охейм принялся перебирать ключи в связке:

– Ну есть тут у меня в хозяйстве всякие штуки, которые лучше держать под замком. Я всю жисть осторожный такой. Тут еще к тому же детишки шастают, не ровен час…

– Ну давай отпирай, посмотрим, что это за штуки такие у тебя.

На полках шкафа стояли ящики с растворителем и крысиным ядом, канистры с инсектицидами и средствами против сорняков. Сняв их с полок, полицейские обнаружили две бутылки поменьше. К своей досаде, Викену пришлось достать очки, чтобы прочитать, что написано на этикетках.

– И на что тебе диметилэфир? – пробурчал он.

– Да я раньше свиней держал, бывало, их надо было усыпить.

– Эфир – это не снотворное все‑ таки.

– А пользоваться им закон разрешает, – заявил Охейм.

Викен вытащил из шкафа коробку с бутылочками еще меньшего размера:

– А это что еще такое… что за золетил?

Хозяин выхватил у него из рук коробку, принялся разглядывать ее содержимое:

– Осталось еще кое‑ что, оказывается… Это с тех времен, когда я входил в комиссию по защите диких животных. Приходилось иногда усыплять крупных зверей.

Он протянул коробку назад:

– Я в деревне, считается, лучший стрелок.

В самом углу шкафа Викен заметил два маленьких пузырька.

– Вот черт! – воскликнул он, прочитав, и протянул пузырек Йенсен.

– Натрия пентотал, – прочитала она, – для внутривенного использования, содержит тиопентал натрия. Пятьсот миллиграммов…

Викен устремил вопросительный взгляд в сторону хозяина хутора:

– Откуда у тебя это?

Тот пожал плечами:

– Да ветеринар привозил как‑ то, я и храню. Он этой штукой пользуется, когда с обычными снотворными не получается. Уж несколько лет стоят. Просто забыл отдать ему, вот и все.

Когда они вышли во двор и хозяин уже собирался запереть за ними дверь, инспектор сказал:

– А сейчас тебе придется показать нам, что у тебя в подвалах, заперты они или нет.

Нина Йенсен положила руку ему на плечо:

– В сарае есть чердак.

Викен нахмурился:

– Над кладовкой с самогоном односкатная крыша, а с другой‑ то стороны плоская.

– Да, есть, – согласился Охейм, защелкивая замок. – Так, чуланчик, рухлядь всякая валяется.

– Может, какой ключик подойдет? – съязвил Викен, кивнув на связку. – Или пусть лучше Стуракер сходит принесет из машины свой инструмент?

– У меня в полиции Осло знакомые есть, – вдруг оповестил Охейм.

Если это было попыткой завязать светскую беседу, чтобы отвлечь внимание, то попытка эта провалилась: Викен повернулся к хозяину спиной.

– Принеси‑ ка нам стремянку, – предложил Стуракер.

– Дело‑ то такое щекотливое… – заныл было Охейм, но быстро сдался и понуро побрел к хозяйственной постройке. Когда он вернулся, настроение у него было хуже некуда.

– Что, весь день теперь с вами тут торчать?

Стуракер приставил лестницу и полез наверх.

– Дверца здесь какая‑ то, – сообщил он, взобравшись на тесную площадку под самой крышей.

– Вот я как раз это и сдаю! – заорал снизу Охейм. – Нету у меня ключа от этой двери.

Стуракер махнул рукой инспектору, тот побежал к машине.

– Как там его зовут, говоришь, мужика‑ то, который у тебя снимает? – крикнул Стуракер Охейму.

Ответа он не получил.

Не прошло и минуты, как начальник полиции продемонстрировал всем, что пресловутые клещи свое дело делают прекрасно. Амбарный замок был сорван одним движением. Стуракер осветил фонариком каморку за дверью.

– Вот блин! – пробормотал он так громко, что остававшиеся внизу, в сарае, его услышали.

Викен и Йенсен взобрались наверх. Стуракер показал рукой на чердачную комнатку, освещавшуюся маленьким оконцем под самым коньком крыши. В комнатке стояло два больших морозильных ларя.

– Как их еще сюда затащили‑ то!

Викен, согнувшись в три погибели, зашел в каморку. Открыл крышку одного из ларей, вытащил оттуда смерзшийся в ком мешок из дерюги, вспорол его карманным ножиком.

– А мужик‑ то прав! – воскликнул он, когда их взорам предстала крупная голова, похожая на кошачью. – Вот уж действительно дело щекотливое.

Пятница, 19 октября

Анита Эльвестранн уже убрала картонную коробку с вином в холодильник, но так хотелось добавить, что пришлось снова ее достать. Она считала выпитые стаканы, остановилась на пяти, но потом решила, что еще один будет нелишним. Вино на нее хорошо действовало: от него она становилась веселой, а не плаксивой и склочной.

По телику талдычили о похудении. Там сидел этот самый профессор – он еще всегда носит галстук‑ бабочку и полосатый пиджак и похож на директора цирка – и нес по кочкам то, что он назвал «тиранией здорового образа жизни». А очень, кстати, клевое выражение, одобрительно кивнула она, соглашаясь. Один из немногих профессоров, кого стоит послушать. Вино – это же настоящее лекарство для сердца, это ученые выяснили, и даже тот бестолковый докторишка, который достался ей в участковые, вынужден был с этим согласиться. Вина можно пить понемножку каждый день – вот что он еще говорил, но не больше одного стакана. Вчера она не выпила ни капли, так что было что наверстывать.

До этого она поднималась наверх и звонила к Мириам, собиралась пригласить ее на стаканчик, но той не было дома. Соседка говорила, что уедет на выходные с подругами, но Анита до последнего надеялась, что она передумает. «Мириам – самый замечательный человек среди моих знакомых, – подумала она и допила остатки вина. – Не стоит ее без надобности теребить, надоедать ей бесконечно». Даже когда Анита звонила к ней в дверь в неподходящий момент, Мириам не обижалась. Вчера у нее был кто‑ то в гостях, и Анита сразу поняла, что это мужик пришел. Но даже и тогда Мириам нашла минутку поболтать с ней в коридоре. А когда ее обнимешь, так приятно прижаться к ней: кожа такая нежная и пахнет от нее всегда так хорошо! Позже тем же вечером предположения Аниты о том, что в гости к соседке пришел мужчина, подтвердились. Слышимость через перекрытия была прекрасная, и нужно было совсем уж тугоухим быть, чтобы не сообразить, чем они там занимаются. И не один раз. Анита много раздумывала над странностями Мириам. Та собиралась стать врачом и всегда была готова помочь. По воскресеньям она ходила в какой‑ то там костел. Анита даже думала иногда, что она как бы вообще не от мира сего. А тут она кувыркается в постели и позволяет мужику делать с собой все, что он ни захочет, и вскрикивает, как самая обыкновенная девчонка, которой приспичило погулять. Но Аниту вовсе не смущало то, что она слышала. Наоборот, она до такой степени желала Мириам всех плотских радостей, что чуть ли не сама начинала ощущать их.

Мириам заглядывала к ней сегодня в первой половине дня. Анита спросила тогда, что, мол, она себе парня, наверное, завела, потому что не похожа она на тех, кто будет водить к себе мужиков на одну ночь. Мириам не сразу ответила: «Я не знаю, как все сложится». – «Но ты влюбилась? » – не унималась Анита. «Более чем». – «Так, а что вам мешает тогда? »

Она спрашивала не из одного только любопытства: с Мириам что‑ то было не так. У нее, всегда такой веселой и спокойной, залегли тени под глазами, а взгляд стал растерянным, каким‑ то даже испуганным.

«Он никогда не уйдет из семьи, – сказала она, – он не такой». – «Это что, тот врач, у которого ты практику проходила? Это он был здесь вчера? » Мириам кивнула. «Не стоит тогда, наверное, слишком уж серьезно к этому подходить? » Мириам посидела немного молча, глядя в окно, потом ответила: «Может, все как раз так именно потому, что он никогда не сможет мне принадлежать».

Анита уже потеряла счет стаканам. Да и какая разница? Впереди у нее целая суббота, чтобы привести себя в порядок. А в воскресенье она поедет за Викторией. Намытая, причесанная и трезвая как стеклышко. Но субботним вечером она вполне может позволить себе выйти в город, посидеть в кафе. В питейных заведениях она никогда не пила помногу. Адвокат каждый раз назойливо твердил, насколько именно это важно. У нее есть шанс вернуть Викторию, но для этого ей необходимо держать себя в руках и обходить злачные места стороной.

Позвонили в дверь. Она вздрогнула. Мириам, что ли, вернулась все‑ таки? Но Мириам обычно стучалась, а не звонила. За дверью стоял мужчина, которого она раньше не видела.

– Вы Анита Эльвестранн?

Она кивнула.

– Произошел несчастный случай.

Она впилась в него взглядом.

– С Викторией, – сказал он. – Пойдемте скорее со мной.

Она едва удержалась на ногах. Пришлось ухватиться за дверной косяк.

– Вы… Кто вы?

– Я врач, произошло несчастье.

– Здесь? Я не понимаю!

– Пойдемте со мной, я объясню по пути. Мы пробовали вам дозвониться, но вы не брали трубку.

Хватая пальто с вешалки, всовывая ноги в сапоги, она все еще ощущала головокружение. Он сбежал по лестнице впереди нее, подождал и придержал перед ней дверь.

– Куда мы идем?

– Они сидят в машине, тут прямо за углом.

Мужчина придержал ее за руку повыше локтя, довел до конца квартала. Свернув в переулок, он щелкнул электронным ключом: автомобиль пискнул и мигнули фары. Он открыл дверцу со стороны сиденья для пассажира. Ей было не по себе, приспичило в туалет и от страха хотелось плакать.

– Где Виктория?

– Я отвезу вас туда, – сказал он, усаживаясь на водительское место.

Внезапно он обхватил ее одной рукой и пригнул вперед. Анита почувствовала, что он прижимает к ее лицу какую‑ то тряпку. Она воняла чем‑ то полным острых осколков, вызывая целый мир воспоминаний: коридоры, и кровати, и медсестры в белых халатах, и кляп во рту под слепящими лампами.

Вонь отделилась от тряпки и поглотила Аниту.

Суббота, 20 октября

Ноги утопали в иле, сквозь мутную воду дна было не видать. «Там, внизу, жизни нет, – пытается он сказать, продолжая брести прочь от берега. – Я не могу здесь нырять». Откуда‑ то издалека: звонок телефона. Раньше Аксель не слышал звонка с такой мелодией, но звонят ему. Откуда‑ то доносится голос Бии; пока она здесь, он не может ответить на этот звонок. Снова проваливается в сон.

Когда он проснулся, жена сидела на краешке его постели. Даже через занавески солнце светило ярко. Она погладила его по голове:

– Я уж стала беспокоиться за тебя, Аксель. Ты вчера часов в шесть прилег отдохнуть и с тех пор так и не просыпался.

Он сел в постели:

– Кто‑ нибудь звонил?

– Тебе? Нет, в кои‑ то веки внешний мир хоть ненадолго оставил тебя в покое.

Бия обвила его рукой за талию, крепко прижала к себе:

– Ты слишком много работаешь, Аксель. Не пора ли тебе научиться говорить «нет», когда тебе предлагают ночные дежурства?

Он буркнул что‑ то в ответ.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты со мной еще пожил, знаешь ли. Ты не представляешь, на что ты вчера был похож, когда пришел домой… Тебе ведь не двадцать лет.

Она навалилась на него, опрокинула на постель, положила одну ногу поперек его нагого живота.

– Ты знаешь, что ты – самое ценное, что у меня есть, знаешь ведь? – пробормотала она.

Он не смог вспомнить, когда она в последний раз говорила что‑ либо подобное.

– Что ты знаешь о Бреде? – спросил он ни с того ни с сего.

Она приподнялась на локте:

– О Бреде, о твоем брате? Почему ты спрашиваешь?

– Что ты знаешь о нем, Бия?

Она изучающе посмотрела вниз, ему в лицо:

– Да только то, что ты рассказывал. Что все, к чему бы он ни прикоснулся, он разрушал. Что для твоих родителей стало невозможным оставить его жить дома.

– Есть еще кое‑ что, чего я не рассказывал. Мы с ним заключили договор никогда не ябедничать друг на друга.

Она встала и раздвинула занавески, потом снова легла.

– С чего ты вдруг вспомнил о нем именно сейчас?

Он смотрел на потолок, где к пульсирующему белому свету примешался легкий оттенок незабудок – любимый цвет Бии.

– Я тут как‑ то видел его в городе. Но не успел я к нему подойти, как он исчез.

– А ты уверен, что это был он? Ты же думал, что он умер.

– Он не умер. Ты многого не знаешь.

Бия провела своими длинными ногтями вниз по его груди, слегка царапая его.

– Да я уж поняла, что я многого не знаю. Думаешь, меня не удивляло, что никто в вашей семье ни разу не упоминал его имени за все те годы, что мы с тобой знакомы?

Она наклонилась и поцеловала его в пупок.

– Бывают такие воспоминания, Аксель, которые лучше не ворошить. Если тратить свою жизнь на то, чтобы копаться в шкафах и искать там забытые скелеты, не останется сил ни на что другое.

Он перевернулся на бок, спустил ноги на пол. Нащупал трусы рядом с кроватью, натянул их.

– Ты что, уходишь?

По ее интонации он понял, что у нее на уме.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 101112 13 14 Следующая ⇒