|
|||
Ирина Градова 9 страница– О’кей, – спокойно кивнул Олег. Вот за что Дарья ценила этого человека: для него нет ничего невозможного. – Если я правильно угадал, ты защищаешь того, кого обвиняют в убийстве Митрохина? По телику мелькнул сюжет в новостях. И за это тоже Олег нравился Даше: мимо него не проходит ничто, имеющее хоть маломальское отношение к его профессии. – Ты прав, – кивнула она. – И еще одно. Ты хорошо знаешь своих коллег? – Других частников? Ты же в курсе, в нашем бизнесе товарищество не принято… – Но ты их знаешь – хотя бы по именам? – Более или менее. А что такое? – Мне нужен один парень, который работал на Илью Митрохина. – Митрохин нанимал частного детектива? – приподнял бровь Олег. – Для чего? – Для слежки за своей любовницей, Эльмирой Садиковой. – Какое отношение Эльмира может иметь к делу об убийстве? – Да я сама толком не пойму, – пробормотала Дарья, покачивая головой, отчего завитушки над ее ушами забавно и трогательно подпрыгнули, и так же точно подпрыгнуло сердце Олега, который всегда был неравнодушен к этой дерзкой, но весьма дельной девице. Он понимал, что надеяться не на что: среди поклонников Даши только богатые и успешные люди, куда уж ему, бывшему оперу, тягаться с ними. Нет, они находятся в слишком разных денежно‑ весовых категориях! Пара ночей – это все, что у них было, и вряд ли можно ожидать повторения. – Эльмира обмолвилась, – добавила Даша, – что рассталась с Митрохиным именно по этой причине: он, дескать, не доверял ей настолько, что приставил к ней «топтуна». – Но она же сама ушла от него, – заметил Олег. – Значит, не имела причин убивать. Кроме того, они ведь не были женаты – какой ей резон? – Может, и никакого, – согласилась Дарья. – Но детектив‑ то был – значит, он мог что‑ то нарыть, и это «что‑ то», вероятно, нам поможет… Так что я на тебя рассчитываю. Оставив Олега наслаждаться оплаченным ею обедом, она поспешила к выходу: на очереди еще несколько визитов, в том числе и в ИВС, где в данный момент находился Толя. – Дашенька! Она покрутила головой. – Вот не думал, что так скоро свидимся! К ней со скоростью, удивительной для его лет и телосложения, приближался Минкин. Она проследила глазами траекторию и поняла, что и речи не идет о «случайной» встрече: автомобиль адвоката стоял неподалеку, водитель курил, открыв дверцу, а кафе, где Дарья встречалась с Олегом, не относилось к заведениям класса люкс, в которых бывает Минкин. Значит, он все спланировал. – Не прокатитесь со мной? – предложил адвокат, махнув рукой в сторону «Вольво» представительского класса. – Не говорить же на улице в самом деле? А у меня в четыре часа слушание. Он даже не поинтересовался, куда нужно Даше, – разумеется, дела знаменитого адвоката Минкина превыше всего! Тем не менее она не стала спорить: всегда не мешает узнать, что на уме у противника, – этому учил ее сам Минкин, и она усвоила урок. В салоне было тепло и уютно, работал кондиционер, и Даша пообещала себе, что обязательно купит похожую тачку, как только закончит дело Толика. В конце концов, должны же в жизни быть свои маленькие радости, а иначе зачем работать? – Так что вы решили насчет своего подзащитного, Даша? – сделал первый ход Минкин, как только водитель захлопнул за ней дверь. – А что насчет него, Роберт Видальевич? – изумленно захлопала она ресницами, включая «блондинку». – Я хочу предложить вам хорошие условия. Анатолий Кречет признает себя виновным, а мы соглашаемся на «убийство в состоянии аффекта». Если вы пожелаете, я сведу вас с отличным специалистом в области судебной психиатрии, который под присягой подтвердит, что ваш подзащитный действительно не понимал, что делает. Срок будет минимальный, а вы станете героиней новостей. Идет? Предложение звучало заманчиво. Даша и сама подумывала над тем, чтобы предложить Толику похожий вариант: в конце концов, уж больно весомой уликой является пистолет его покойного отца. Но то, что Минкин сам предлагает сделку, говорило о том, что ее дело небезнадежно. Почему он это делает? Даша знала, как работает Минкин в суде: на его процессы толпами валили студенты юридических факультетов, преподаватели и просто зрители, чтобы послушать, как этот «бульдог» в клочья разрывает прокуроров, камня на камне не оставляя от аргументов обвинения… Эх, если бы она могла читать мысли! – Я подумаю, Роберт Видальевич, – осторожно сказала Даша: отказываться сразу было бы неразумно, как и поспешно принимать брошенный адвокатом «спасательный круг». – Вы же понимаете, надо посоветоваться! – Понимаю, дорогая, понимаю, – улыбнулся Минкин, и его улыбка показалась ей разверстой пастью крокодила, готового проглотить добычу. – Только не затягивайте: в деле замешаны высокопоставленные люди, и мы ведь не можем позволить прессе строить собственные предположения, да? Вы всегда были многообещающей девочкой (Даша едва заметно поморщилась при слове «девочка»), и мне бы не хотелось, чтобы ваша карьера рухнула из‑ за одного‑ единственного неправильно сделанного выбора. Да‑ да, милая моя, я следил за всеми вашими делами – последнее наделало много шума, и я понял, что подрос достойный конкурент! (Теперь он пытается льстить – это что‑ то новенькое! ) – Спасибо, – скромно потупилась Дарья, напуская на себя вид школьницы, которую хвалит учитель, – я всему научилась у вас. – Я лишь нашел алмаз удивительной чистоты, а он сам занимался своей огранкой! Господи, как же он любит красиво выражаться! Минкин был одним из немногих преподавателей в университете, никогда не пытавшихся затащить ее в постель. Постепенно она пришла к выводу, что он играет, так сказать, в другой лиге, а последующее общение с коллегами на профессиональном поприще доказало, что догадка была правильной. Однако Минкин умел быть очаровательным, и женщины легко попадались на эту удочку, несмотря на то, что адвокат никогда не блистал красотой. – Так когда мне ждать вашего ответа? – Через пару дней вас устроит? – Вполне. Постарайтесь убедить клиента, что наше предложение – лучшее из всего, на что он может рассчитывать! И еще, Дашенька: мне бы не хотелось, чтобы вы как‑ то не так восприняли мои слова, но люди, которые жаждут справедливого возмездия за гибель Ильи Митрохина, пойдут на все, чтобы этой справедливости добиться. И, боюсь, они не ограничатся самим обвиняемым, может пострадать и его окружение. Так что заклинаю вас – давайте обойдемся без самодеятельности, договорились? И как же еще воспринимать его слова, как не угрозу? Даша пристально взглянула в лицо Минкину, но оно излучало одну только доброжелательность. Ему бы в театре играть – в шекспировских пьесах… Макбет стал бы шедевром в его исполнении!
* * *
Вечером позвонила Лариса. Я и думать забыла о том, что нужно отрабатывать деньги, которые посулили мне в «Либе Фрау» (кстати сказать, я еще не получила ни копейки, хоть и подписала договор). Лариса сообщила, что завтра будут снимать ролик, но была и хорошая новость: фотографии готовы, и я вместе с ней смогу отобрать понравившиеся. Это, видимо, практикуется нечасто, и я должна была оценить жест доброй воли. Что я и сделала, выразив благодарность, которой на самом деле не испытывала. Я уже сто раз пожалела о том, что впряглась в работу, в которой ничего не смыслю. Одно дело, актриса или профессиональная модель – они чуть ли не с детства знают, как вести себя перед камерой. Я же в этом бизнесе, как говорится, ни ухом ни рылом! До сих пор не сказала детям, чем занимаюсь, – боюсь, они решат, что мамаша на старости лет умом тронулась. Сначала Лариса показала мне снимки, на которых я выглядела лет на десять моложе, – и как, спрашивается, они могли мне не понравиться? Самое смешное, что косметика «Либе Фрау» не имела к моему преображению никакого отношения – вся работа была выполнена стилистом и осветителем (оказывается, правильное использование света и тени творит чудеса! ). Вместе мы отобрали десять фотографий, из которых впоследствии выберут те, что украсят стенды в магазинах. Я могу не волноваться: никто не узнает меня, увидев эту моложавую красотку, так что на улицах останавливать не будут. Потом ассистентка Ларисы проводила меня в студию. Я уже бывала там, но на этот раз все помещение занимала разнообразная видеоаппаратура. Повсюду суетились какие‑ то люди, и я прониклась сознанием серьезности происходящего. И почему индустрия красоты привлекает так много внимания? Почему на нее тратятся огромные средства, ведь любые работы в этой сфере, что ни говори, несравнимы с трудом пожарного, учителя или врача (кто о чем! ). Но здесь крутится так много денег, что создается впечатление, будто главная задача человека – быть красивым, а лечить, учить, тушить пожары не столь уж важно. Видеосъемка оказалась еще сложнее, чем фото, и я с тоской подумала об удобном диване. Лежала бы сейчас, пялясь в «ящик» или читая книжку… Хотя нет: надо бы навестить Маришку, а то она, наверное, совсем скисла одна, с братом, сидящим в изоляторе, и мрачными перспективами по пересадке почки. Так что, покой нам только снится! Худо‑ бедно, но это тяжелое утро закончилось. Я чувствовала, что с меня сошло семь потов, но ассистентка Ларисы выглядела довольной. – Устали? Знакомый голос с акцентом заставил меня обернуться: вот не ожидала столкнуться с Ван Хаасом! Насколько я поняла из нашего с ним разговора, он редко бывал в офисе, контролируя производство, а здесь всем заправляла Лариса. Значит, временами он все же сюда наведывается? – Ничего, все в порядке, – соврала я. Вот бы сходить сейчас в бассейн, расслабиться или, на худой конец, к этой Дашиной массажистке – дочура уверяет, что она прямо‑ таки чудеса творит. – Не хотите выпить кофе? – предложил между тем Ван Хаас. – Можно, – согласилась я. – И чего‑ нибудь съесть! Мы спустились на лифте на первый этаж и устремились к выходу. – Как вы относитесь к итальянской кухне? – Отлично. А в ваши обязанности входит кормить и поить тех, кто участвует в рекламной кампании «Либе Фрау»? Возраст, знаете ли, освобождает от условностей. Будь я лет на двадцать моложе, ни за что не задала бы такой неудобный вопрос, но в пятьдесят пять, я полагаю, бояться уже нечего, и пусть меня сочтут невежливой – плевать! – Нет, – усмехнулся Ван Хаас. – Я поступаю так только в том случае, когда это доставляет мне удовольствие. Он определенно пытается меня «клеить», подумала я и развеселилась. Бывает, мужчины пытаются подкатывать ко мне с комплиментами, но я обычно пресекаю такие попытки на корню. Дашка говорит, что у меня на лбу написано: «Руки прочь! » – что ж, похоже, Ван Хааса это не останавливает. – Я вот подумал, – продолжал он, – когда вы рассказывали о своей семье, то ни разу не упомянули о муже, хотя много говорили о детях. – У меня нет мужа. Я умудрилась родить троих, ни разу не сходив замуж. – О, это большое достижение! Тогда, раз нет никаких препятствий, почему бы нам не сходить куда‑ нибудь вместе? – Но мы же здесь, – недоуменно возразила я. – Вот, сидим в ресторане… – Я имел в виду настоящее свидание. Свидание? Слово показалось мне отголоском юности. – Генрих, вы в курсе, сколько мне лет? – задала я вопрос, который неприятно резанул слух даже мне самой. – При чем здесь это? – И все‑ таки? – Естественно, ведь в контракте вам пришлось указать паспортные данные – год рождения не ускользнул от моего внимания. Что вас пугает? – Пугает? Да нет, не то… Понимаете, мне кажется, что я… вернее, мы оба не в том возрасте, чтобы… – Мне пятьдесят два, – перебил Ван Хаас. – Я был женат дважды. Первый раз в ранней юности, и брак продлился всего год. Второй – десять лет, двое детей, теперь уже взрослых и вполне самостоятельных. Я не считаю, что жизнь кончена, и, полагаю, то же относится и к вам: в противном случае вы не смогли бы стать лицом «Либе Фрау». Вы – красивая женщина, умная, с чувством юмора и, как мне удалось выяснить, справедливости. Это последнее – большая редкость среди людей любого возраста, поэтому ваш вопрос, уж простите, Анна, кажется мне не совсем уместным. – Извините, если обидела вас. – Просто удивили: странно слышать от вас слова, присущие, как это… бабушкам в платочках, да? Сидящим на лавочках и распространяющих сплетни? Я невольно улыбнулась, представив себя в пуховом платке на скамейке около дома. – Я дала себе зарок, что никогда даже не присяду на такую лавочку, – сказала я. – И правильно. Так как насчет моего предложения? Если дети узнают, они меня на смех подымут – виданное ли дело, на шестом десятке на свидания ходить! – Я театр люблю, – не ожидая от себя самой, вдруг выдала я. – Отличная идея! – тут же поддержал Ван Хаас. – Оперу или балет? – Больше драматический… Хотя и не против оперы. – Значит, решено: я добуду билеты, и мы сходим – на следующей неделе, идет? Генрих (я поймала себя на мысли, как легко мне произносить имя своего нового знакомого, хотя еще полчаса назад я называла его про себя только по фамилии) проводил меня до машины, и я отправилась в онкоцентр навестить Марину. Оля до сих пор держала ее там, хотя уже была обязана освободить койко‑ место. – Хорошо, что вы пришли, Анна Демьяновна! Этими словами Оля приветствовала меня прямо с порога. – Я как раз собиралась вам звонить. Помните, я обещала посоветоваться со специалистом трансплантологом? – Есть новости? – Марину осмотрел профессор Лаврин – он авторитет в этой области. Ей я пока ничего не сказала, но он посоветовал попытаться найти ее отца. Иначе, боюсь, ничего с пересадкой не выйдет. Беда в том, что она не может ждать: состояние усугубилось, и теперь диализ потребуется чаще. У Марины очень мало времени, Анна Демьяновна, неужели нет никакой возможности найти этого человека? – Возможно, есть один шанс… – Вот и здорово! – Не совсем. Понимаешь, Оленька, если отца Марины так тяжело найти, это может означать только одно: он не хочет быть найденным. Значит, может не пожелать помочь дочери. Что ни говори, операция серьезная, и не каждый даже любящий родственник решится фактически остаться инвалидом. – Но надо хотя бы попытаться: в ее случае время решает все!
* * *
Оставшуюся часть дня я ломала голову над тем, как помочь Марине. Сейчас, когда Толик в изоляторе, только я могу что‑ то предпринять, но вот что? Чего я добилась? Поговорила с вдовой врача, который пытался бороться с системой. У меня находился его дневник, но я не представляю, что с ним делать! Отнести в полицию? Там и слушать меня не станут: что я им предложу – почитать записки доктора и попытаться обнаружить в них нечто … Что именно? Бони не кинулся мне навстречу с приветственным лаем, а чинно принес тапку и уселся на пол, помахивая пышным хвостом. Это означало, что я не первая, кто пришел домой этим вечером. – Дашка? – позвала я. – Ее нет, – раздался голос, который я никак не ожидала услышать. Из кухни вынырнула высокая, полная фигура Сергея. – Господи, как ты здесь оказался?! – Даша дала мне ключи – она должна была тебе сказать. И все же это никак не объясняло то, что отец младшенькой находится в нашей квартире. – Кто тот мужик? – спросил Сергей, принимая у меня пальто. – Какой мужик? – Брось, Анюта, не разыгрывай святую невинность – тот седой красавчик, с которым вы сегодня обедали. – Ты что, следил за мной?! – возмутилась я. – Ничего подобного! Просто я за тобой… приглядываю, понимаешь? – Нет, не понимаю! – Вы с Дашкой ввязались в серьезное дело, и я боюсь, как бы с вами чего не случилось. Поэтому поблизости время от времени толчется мой человечек – так, для страховки. Вот он‑ то и видел того мужика. Наверное, мне следовало и дальше негодовать, однако я испытала облегчение от слов бывшего: значит, он страхует нас? Это вселяло оптимизм – все‑ таки мы не одни, а дело Толика и в самом деле может оказаться опасным, ведь два человека, Егор Артамонов и Илья Митрохин, мертвы. – Так кто он? – повторил свой вопрос Сергей, пока я мыла руки в ванной. – Знакомый, – уклонилась я от прямого ответа – тогда пришлось бы объяснять, при каких обстоятельствах мы познакомились с Ген… Ван Хаасом, а это пока что не входило в мои планы. – По работе. – У тебя в больнице работают иностранцы? – Если тебе и так все известно, к чему вопросы? – раздраженно спросила я, вытирая руки полотенцем. – Мне действительно известно, кто такой Генрих Ван Хаас, но я хочу знать, какие у тебя с ним могут быть дела. Он что, твой бойфренд? Ненавижу это слово. Слово «бой» предполагает кого‑ то юного, но в наше время, кажется, акценты сместились, и «бойфрендом» может считаться даже почтенный старец девяноста лет. – Ну, что‑ то вроде, – нехотя согласилась я. – А не ты ли говорила давеча, что твой возраст не предполагает романов? Мне показалось, или в голосе Сергея прозвучала обида? В прошлый визит он попытался ко мне приставать, я отказала, а теперь, видите ли, нашелся тот, кому не отказывают? – Мы просто друзья, – вздохнула я, не желая ввязываться в долгие споры. – Иногда вместе обедаем. Но у тебя нет права задавать мне вопросы о личной жизни! – Ну, извини, – примирительно поднял руки Сергей. – Я ничего такого не имел в виду, просто ты мне небезразлична… Да и не надо забывать, где я работаю. Это, конечно, все объясняет! Однако я не намеревалась ссориться. – Ты ведь не за тем пришел, чтобы узнать о Генрихе? – Версия «соскучился» не подойдет? – Не‑ а. – Тогда ладно, – вздохнул он. – Дашка просила меня кое‑ что выяснить о деле некоего Егора Артамонова. Она сказала, что это ты подкинула ей информацию? – Нашел что‑ то интересное? – Даже не знаю. Артамонов действительно попал под автомобиль, причем было это средь бела дня на оживленной улице. Он переходил ее по пешеходному переходу к машине, припаркованной на противоположной стороне. Горел «зеленый», но, по словам очевидцев, изложенным в протоколе, одна иномарка не пожелала дожидаться, когда цвет переключится, и рванула прямо на Артамонова. – Водитель, разумеется, скрылся? – Разумеется. Правда, машину к вечеру обнаружили за тридцать километров к югу от Питера на обочине. – И кому она принадлежит? – Взята напрокат. Клиент предъявил паспорт, оказавшийся фальшивым, – такого человека и адреса не существует в природе. Уголовное дело возбудили и тут же похоронили за недостатком улик: в салоне авто было стерильно, как в операционной. – Вот это да! – Сейчас ты спросишь, зачем я приперся, чтобы сказать тебе об этом, когда мог просто позвонить по телефону? – Ну… – Так вот, милая моя, я пришел, чтобы предупредить. К Дашке обращаться бесполезно – она закусила удила, а в таком состоянии ее не переубедить. Раньше я еще сомневался, что дело может принять опасный оборот, но теперь поменял мнение: не лезь хотя бы ты в расследование, раз уж Дашка все равно рвется защищать этого паренька! Она, по крайней мере, делает это профессионально, а вот ты можешь вляпаться по причине неумения. – Значит, ты считаешь, что смерть Артамонова не случайна? Сергей постучал пальцами по колену. – Не факт, что она связана с вашим делом, но кому, скажи на милость, могло потребоваться брать напрокат машину по поддельным документам, чтобы просто покататься по городу? Может, этот твой Егор кому‑ то задолжал и они решили его наказать? Я покачала головой, сказав: – Уверена, что вдова обязательно упомянула бы о долге. Она говорила только об одной проблеме, которой в последнее время до гибели маялся ее муж, и эта проблема связана с «Голудролом»! – Тем более, Анюта, я серьезно прошу тебя завязывать: если ты права, то Егора Артамонова сбили намеренно, а люди, сделавшие такое, пойдут на все! – Неужели ты ничего не можешь сделать? Ты ведь занимаешь такой высокий пост в важном ведомстве – почему никто не расследует это дело? – Но, дорогая моя, какое такое дело? У нас нет доказательств, что смерть врача связана с проблемами твоего паренька, как его там… Толика, а уж тем более, что она имеет отношение к гибели Ильи Митрохина! На данный момент существует только одно дело – о том, что твой бывший студент грохнул главу «Фармаконии» из чувства мести. – И неважно, что Толя не виноват! – сердито буркнула я. – Но почему ты так уверена? Дашка поначалу тоже полагала, что он чист, как первый снег, но потом всплыл пистолет – разве нормально, что невиновный человек прячет оружие, а потом еще и пытается его забрать, чтобы ликвидировать улику? – Он же все объяснил, – недовольно поморщилась я. – Про дорогую сердцу «реликвию», когда‑ то принадлежавшую отцу? – недоверчиво вскинул брови Сергей. – А тебе это кажется неправдоподобным? – Можешь мне поверить, судье и прокурору покажется то же самое! У Сергея – огромный опыт, и он отлично знает, в каком свете дело представят прокурору. – Хорошо, – вздохнула я. – А если все‑ таки предположить, что Толя говорит правду? Если представить, что убийство Ильи Митрохина связано с гибелью Егора Артамонова и оба они имеют отношение к «Голудролу»? – Если, если… Ты сама‑ то слышишь себя, Ань? Тебе хочется верить, что мальчишка невиновен! Какие доказательства у тебя есть, чтобы это утверждать? – Тебе нужны доказательства? Изволь! Я пошла в спальню, где на прикроватном столике лежал ежедневник Егора. Вернувшись, я протянула его Сергею. – Что это? – спросил он, вертя тетрадку в руке. – Это принадлежало Артамонову. Вдова отдала мне ежедневник в надежде, что он сможет как‑ то помочь. Она не задумывалась над тем, что смерть мужа могла быть не случайной до тех пор, пока я не рассказала ей об Анатолии и… – Ну вот, ты и эту женщину настропалила! – всплеснул руками Сергей. – Теперь она будет думать над твоими словами, пытаться что‑ то выяснить, а выяснять‑ то, скорее всего, и нечего! – А если есть? – упрямо спросила я. – Тебе ли не знать, как «любят» в полиции раскручивать дела? Толик – первый подозреваемый, причем единственный! Разве так бывает? Почему не работают с остальными – разве может быть такое, чтобы у человека вроде Ильи Митрохина не имелось врагов? – Это – другое ведомство, Анюта, – вздохнул Сергей, качая большой головой. – К сожалению, там я веса не имею! Он повертел в руках ежедневник, раскрыл его и бегло пролистал. – Ты читала его? – Разумеется, но ничего путного не обнаружила. В принципе, оно и понятно, ведь это всего лишь ежедневник; здесь Егор писал о своих операциях, встречах с коллегами и даже о том, какие продукты нужно купить по дороге домой. – Не скажи, порой у следствия нет ничего, кроме такой вот тетрадки, и они, шаг за шагом, распутывают дело, вооруженные только сведениями, почерпнутыми из нее. Что бы ты там ни думала, большинство следователей хорошо делают свою работу, и не их вина, что существуют обстоятельства, которые от них не зависят… – То есть, – перебила я, – ты допускаешь, что есть некие «высшие силы», которые подталкивают следствие в необходимом им направлении? Сергей лишь хмыкнул в ответ. – И это говоришь мне ты?! – возмутилась я. – Я такой же человек, как и любой другой. – Вот потому‑ то мы с Дашей и принимаем участие в этом деле… вернее, Даша работает, как профессионал, а я просто делаю, что возможно, чтобы помочь хорошему человеку. – Хорошо, Ань, а теперь представь на минутку, что все не так, как тебе кажется. Как давно ты не видела своего бывшего студента? Люди меняются! – Не настолько! – возразила я. – Толик никого не мог бы убить. – Никогда нельзя знать точно, чего ожидать даже от родных людей, а с Анатолием ты знакома, поскольку он всего лишь учился у тебя некоторое время. Ты знать не знаешь, что случилось с ним за прошедшие годы! – Ты намекаешь на то, что он может оказаться виновен? – уточнила я. Вместо ответа Сергей еще раз пролистал дневник Егора. – Ты читала последние записи? – Я же сказала, что прочла все от корки до корки, почему ты спрашиваешь? – Смотри, вот здесь, – он ткнул пальцем в открытую страницу, – телефон какого‑ то Максима Жаркова. – Да там полным‑ полно телефонов – может, это его пациент? – При желании это можно выяснить, но через две страницы, гляди, написано: «Жарков, 16. 30». – И что? – А то, что этот человек вряд ли являлся пациентом Артамонова: ты когда‑ нибудь слыхала, чтобы врачи сами искали больных? Я все еще не понимала. – Смотри, сначала Егор записывает чей‑ то телефон. Потом, очевидно, звонит этому Максиму, и они договариваются о встрече. Насколько я понимаю, если бы этот человек являлся пациентом, он сам позвонил бы врачу, и вряд ли они стали бы встречаться на нейтральной территории – здесь написано: «Кафе «Якорь». Логично предположить, что больной и его врач встретились бы, скорее всего, в больнице, я прав? Ну надо же, а мне такое и в голову не пришло, хотя я раз десять натыкалась на эти записи! А вот Сергей, бегло просмотрев ежедневник, сразу заметил, что нужно. – Но ведь эта встреча может и не быть связана с ДТП? – предположила я. – Я этого и не утверждаю, – пожал он плечами. – Я только обращаю твое внимание на то, что сразу бросается в глаза. Встреча назначена явно после работы, значит, скорее всего, с ней не связана. Это – мужчина, а не женщина, чье присутствие в жизни Артамонова было бы объяснить гораздо легче. Но самое главное не это. – А что тогда? – То, что Артамонов и Жарков, похоже, так и не встретились – мы знаем точную дату гибели Егора, и это случилось до того, когда должно было состояться данное рандеву! Я задумалась. Неужели от Егора избавились, как от человека, который грозил поднять слишком большую волну… как Толик? – Сережа, мне нужна твоя помощь, – сказала я, решив, что, раз уж он все равно здесь, я могу обратиться с просьбой, которую вынашивала с того самого момента, как поговорила с Олей. – Опять ты за свое! – всплеснул он руками с выражением отчаяния на лице. – Неужели все, что мы с тобой обсуждали, прошло впустую? – Это не касается «Голудрола» и гибели Егора, не волнуйся, – поспешила заверить я. – А, ну тогда валяй – в чем дело? – Мне нужно найти одного человека. Его уже пытались искать, но так и не нашли. Может, у тебя получится? – Кто такой? – нахмурился Сергей. – Я лично с ним не знакома, но он мог бы помочь кое‑ кому. – Имя знаешь? – Юрий Павлович Апостолов. – Апостолов… Погоди. Достав из кармана брюк крошечный блокнот, Сережа все записал. – Что тебе известно о нем? Важна любая мелочь.
* * *
Едва Сергей ушел, взяв с меня обещание ничего самостоятельно не предпринимать, я кинулась к телефону. В конце концов, меня никто не убьет за этот звонок, даже если Максим Жарков, обнаруженный Сережей в ежедневнике покойного Егора, и не имеет отношения к происходящему. Однако интуиция, которая, по словам известного юмориста, с успехом заменяет информацию, подсказывала мне, что Жарков – тот, кто мне нужен. – Здравствуйте, – с запинкой пробормотала я, услышав в трубке мужской голос. – Я говорю с Максимом Жарковым? – Кто это? – Меня зовут Анна Демьяновна, – затараторила я. – Вы помните Егора Артамонова? Повисло молчание. Затем на другом конце провода вновь заговорили. – Вы – его жена? – Нет, – ответила я. – Но я говорила с его вдовой, и она передала мне ежедневник Егора… – Погодите, вы сказали, что говорили с «вдовой»? – перебил мужчина. – Егор погиб, – пояснила я. – Попал в ДТП. – Так вот почему он не пришел… А я тогда подумал, что это «развод»! Удивился еще, ведь по телефону Егор говорил, как серьезный человек. – Вы не против встретиться со мной вместо него? – спросила я и, боясь, что он откажется, тут же добавила: – Так случилось, что дело, которое хотел обсудить с вами Егор, коснулось и меня, поэтому… – Хорошо, – к моему удивлению произнес Жарков, не дожидаясь продолжения. – Завтра я могу подъехать к любой станции метро. Какая вам удобнее?
* * *
На улице свирепствовал ветер, поэтому Даша с облегчением выдохнула, захлопнув за собой дверцу машины Олега. Как и в случае c его одеждой, она мысленно спросила себя, ну почему Самойлов не купит себе нормальную тачку? Они знакомы давно, и, сколько Даша помнит частного детектива, старый «Фольксваген» является его постоянным спутником. Страшно сказать, сколько раз авто побывало в ремонте, – Олег упрямо держался за него, как за любимого родственника, которого совесть не позволяет сдать в дом престарелых, а потому приходится заботиться, пока он не умрет своей смертью. Тем не менее печка в салоне работала исправно, и Даша сразу согрелась. – Кофе хочешь? – спросил Олег. – Давай, – согласилась она и с благодарностью вцепилась в металлическую чашку, в которую сыщик щедро плеснул из термоса жидкость, по виду напоминающую расплавленный асфальт. По вкусу, как выяснилось, тоже.
|
|||
|