Annotation 5 страница

Бомж Вова Баклажан приподнялся на локте и напряженно прислушался. В темном и душном бункере было тихо. Лишь в коридоре то и дело журчало в трубах, да в вентиляционной шахте изредка подвывал ветер. И хотя эти звуки были для бомжа привычными, теперь они почему-то навевали безотчетную тревогу и желание как можно быстрее покинуть подземелье. Осторожно, будто бы опасаясь кого-то потревожить, он похлопал себя по карманам, чиркнул спичкой. Пляшущий огонек выхватил из темноты шершавые бетонные стены, черные кабели над головой и драный ватный матрас на замусоренном полу. Вот уже третий день он избегал ночевать в одном и том же месте. Возвращаться в обжитую подземную комнату, где произошло нечто невообразимо кровавое, ему не хотелось. Приходилось постоянно менять места ночевок: бойлерная, узкий аппендикс технического коридора, заброшенное бомбоубежище… Вова Баклажан и сам не мог сказать, кого он больше боялся: бывшего товарища, обезумевшего после укуса зубастой твари, или же саму крысу. Все эти ночи, проведенные в разных местах, бомж спал предельно чутко, просыпаясь от малейшего шума. Скомканные газеты, предусмотрительно разбросанные даже на дальних подступах к месту очередного ночлега, были единственной надеждой на спасение. И двуногие, и четвероногие твари не могли подобраться к нему бесшумно. Спичка догорела, и он зажег еще одну. Ничего подозрительного вроде бы не наблюдалось. Однако звериное чувство опасности, выработанное за последние дни, подсказывало: что-то тут не так. Бомж поднялся во весь рост, и его огромная тень мгновенно взметнулась под потолок. Осторожно впечатывая подошвы сапог, он неуверенно двинулся в сторону коридора. И тут же остановился, ощутив на себе чей-то пронзительный ненавидящий взгляд. От неожиданности обитатель подземелья застыл на месте, выронил спичку, да так и остался стоять в темноте, боясь повернуть шею. Омерзительный, леденящий душу страх заползал в душу, словно невидимый паралитический газ. Он понимал: теперь лучше не оборачиваться, а спокойно, без резких движений выйти в коридор. Глаза его постепенно привыкали к темноте. Зрение смутно различало шероховатые плоскости, подкрашенный далекой электролампой прямоугольник выхода, ржавые металлические скобы на стенах, чем-то неуловимо напоминающие ребра скелета. Под подошвой что-то хрустнуло, бомж резко отдернул ногу от пола да так и застыл, боясь опустить ступню. К счастью, он вспомнил про мобильник. Им вполне можно было подсветить пол. Судорожно нащупав телефон в кармане, он нажал на кнопку, и экранчик тут же загорелся ровным мертвенным светом. Ничего подозрительного на полу не было: несколько смятых газет, битое стекло, грязные клочья ваты, мелкое кирпичное крошево… Внезапно за спиной послышался резкий писк. Бомж инстинктивно втянул голову в плечи и осторожно обернулся. И тут тишина подземного бункера вдребезги разлетелась от его хриплого вопля. В небольшой нише под самым потолком сидела огромная крыса. Омерзительный голый хвост то и дело подрагивал, будто плеть нетерпеливого садиста. Скошенные двойные резцы тускло блестели, словно инструмент палача. Но больше всего впечатляли глаза: огромные, как бы подсвеченные изнутри ровным голубоватым светом, они смотрели на человека в упор, не мигая. Резкий крик совершенно не испугал животное. Крыса даже не дернулась – лишь длинный хвост на какую-то секунду изогнулся крючком и тут же выпрямился. Его острый, словно иголка, кончик чирканул по бетону, и глаза засветились с еще большей агрессией. Вова Баклажан почему-то позабыл о своей дубинке, стоявшей в углу. Да и вряд ли бы она ему теперь помогла. Продолжая смотреть на крысу, словно загипнотизированный взглядом ее жутких льдистых глаз, он осторожно попятился к выходу задом. Мерзкое существо приподнялось на задние лапки, вытянуло острую усатую морду и вновь агрессивно запищало, явно изготовившись к прыжку… У бомжа аж уши заложило от этого писка – словно острейшая ледяная иголка вонзилась в мозг! Продолжая пятиться к выходу задом, он поскользнулся, выронил мобильник, однако поднимать его не стал, а развернулся и побежал по бесконечному коридору. Несколько раз он падал, поднимался, затем вновь падал… Кровь мерно приливала к вискам, сердце отчаянно билось в груди, грозя выскочить в любую секунду. Задев тяжелыми бахилами за бетонный выступ, беглец неуклюже распластался на полу, заскрипел зубами от боли, с трудом поднялся и, прихрамывая, с ускореним рванул по металлической лестнице, ведущей наверх. Загремело железо под литыми подошвами, гулкое эхо зловеще рассыпалось внизу, по коридору. Беглец понимал: лучше не оборачиваться, чтобы не встречаться взглядом с кошмарным голубоватым свечением крысиных глаз, лучше еще хоть сто раз упасть, но выскочить отсюда как можно быстрее. До спасительной дверки оставалось всего два пролета. Бомж уже видел круглое слуховое окно над дверью. И тут его слух различил скрежет проворачиваемого замка в двери. Вжавшись в стену, Вова Баклажан присел на корточки, инстинктивно прикрывая лицо локтем. Сверху заскрипели петли, послышались шаги, и обострившийся слух различил обрывки, ошметки фраз: «…очень обширные коммуникации…», «…по нормативам положено две дымовых шашки с отравой на сто квадратных метров площади…», «…пусть милиция первой спускается, сами не пойдем…». Слово «милиция» заставило его невольно вздрогнуть. Кто знает – не собираются ли на него повесить те необъяснимые и кровавые события в подземной коммуне, свидетелем которых он, к счастью, так и не стал? Возвращаться под землю было страшно. Однако перспектива встречи с правоохранителями выглядела еще страшней. Согнувшись в три погибели, Вова Баклажан соскользнул со ступеньки и, стараясь не шуметь, прошмыгнул в небольшую узкую галерею, незаметную с лестницы. По металлическим ступенькам загремели подошвы, совсем рядом мелькнул форменный рукав милицейской куртки с шевроном. – А вот противогазы лучше надеть сразу, – сурово произнес некто невидимый. – Не забываем, что это отрава. Бросаем – и сразу уходим. Меньше чем через минуту темные тени, уменьшаясь в размерах, растворились в густой полутьме магистрального коридора. Подземный житель хотел было тут же подняться наверх, однако быстро сообразил: ведь менты наверняка могут оставаться и у входа. Разумней всего было пройти несколько сотен метров галереей и подняться на поверхность через вентиляционную шахту недалеко от станции метро. Пригнув голову, он осторожно двинулся по темному ходу. Под ногами что-то зловеще похрустывало, локти и плечи то и дело задевали за какие-то невидимые во тьме выступы, однако Вова Баклажан не обращал на это внимания. Он знал: минут через пятнадцать узкий коридор закончится просторной освещенной площадкой, откуда можно будет в считаные минуты подняться на улицу. Неожиданно обоняние явственно различило запах чего-то горелого. В горле запершило, словно сотни невидимых иголочек впились в гортань. Тяжелое удушливое амбре сочилось откуда-то сзади. Запах гари был тяжелым, тошнотворным, буквально выворачивающим наизнанку. Бомж несколько раз кашлянул и, с трудом подавив в себе рвотный позыв, ускорил движение вперед. До спасительной площадки с вентиляционной шахтой оставалось метров тридцать, не больше. И тут впереди отчетливо сверкнули несколько ярких голубоватых огоньков. Огоньки эти, словно язычки адского пламени, то тускнели, то наливались пронзительным холодным люминесцентом, то почти полностью гасли. Вова Баклажан остановился и присел испуганно. Чиркнул спичкой – и тут же невольно отпрянул, ударившись затылком о стену… Прямо перед ним, в каком-нибудь метре, застыло несколько крыс – тех самых. Гнусные существа стояли абсолютно недвижно, словно статуэтки в мастерской безумного скульптора. Лишь тонкие, словно проволочные усики чуть заметно подрагивали, нервно дергались кончики хвостов, да вздыбленная шерстка на загривках угрожающе вздымалась. – А-а-а-аааа!.. – истошно закричал бомж и, развернувшись, побежал обратно. Теперь встреча с милицией не казалась для него худшим из зол. Он был готов ко всему – даже взять на себя самое кровавое преступление, только бы не встречаться взглядом с этими жуткими глазами… А странный дым, стлавшийся спереди, все густел, коварно заползал в горло, в легкие, незаметно проникал в кровь… Бомж чувствовал, что теряет сознание. Внезапный приступ удушья заставил его остановиться, закашляться и скорчиться в три погибели. Неожиданно его вырвало какой-то густой кровавой массой, и беглец сразу же ощутил в себе силы бежать дальше. И тут его левую руку обожгло пронзительной болью! Оглянувшись, он заметил, что на локте что-то висит. Он попытался сбросить мерзкого грызуна, но безуспешно: острые, как зубья капкана, резцы пронзали руку до самой кости. В этот момент над ухом агрессивно запищало. Вова Баклажан бросился на пол ничком, прикрывая голову ладонями. И тут же несколько грызунов безжалостно впились в его затылок, в уши и в спину… Это было последнее, что зафиксировало его затухающее сознание: густая волна невидимого тошнотворного газа накрыла его с головой и словно поволокла в бездонный дьявольский омут… Глава 16

– Алло, Лида? Ты уже освободилась? Да, уже пятнадцать минут жду, станция метро «Политехническая», как и договаривались. – Выслушав обещание лаборантки «быть через пять минут», Мефодий Николаевич сунул мобильник в карман и отошел от края платформы. Люди в метро выглядели куда менее напряженными, чем на улицах: почему-то считалось, что страшные твари вряд ли проникнут так глубоко под землю. Многочисленные милицейские патрули у турникетов и даже у входа в вестибюль тщательно фильтровали пассажиров на предмет фейсконтроля. На платформу не пускали при малейшем подозрении. И хотя эти меры предосторожности вызывали сдержанное неудовольствие горожан, метро пока оставалось единственным местом, где до сих пор не было зафиксировано ни одного кровавого эксцесса. А потому общая атмосфера на платформе «Политехнической» поощряла дружелюбием: на лицах в толпе иногда даже проскальзывали улыбки, невозможные на улицах. Ведь каждому человеку, постоянно живущему в напряжении грядущего ужаса, иногда просто необходимо расслабиться… И если это невозможно сделать на поверхности – то почему бы не поулыбаться друг другу хотя бы под землей?! Суровцев взглянул на электронные часы. Светящиеся цифры показывали «12–10». Лида наверняка должна была приехать ближайшим поездом. Толпа на платформе быстро густела. Из черноты тоннеля дунуло теплым ветром. Состав мчался с басовитым воем. Глянцево-голубой поезд приближался, слепя мощными фарами. Мягко открылись двери, народ повалил наружу. – Ну, привет, – выцелив в толпе девушку, Суровцев взял ее под руку, отводя к стене. – Встретилась с отцом? – В том-то и дело, что нет. – Лида выглядела взволнованной и удрученной. – Мобильный почему-то отключен с самого утра. Дома его нет – только что оттуда. Позвонила на работу – сказали, поздно вечером уехал и больше его не видели. Боюсь, чтобы ничего не произошло… – Ты, главное, не накручивай себя, – успокоительно произнес Мефодий Николаевич. – Может, у него просто батарея в мобильнике разрядилась. А скорее всего, отключил все телефоны и лег спать. Работа у него сама знаешь какая… – Он ведь сам попросил меня с утра пораньше позвонить, – девушка скользила взглядом по броуновскому движению на платформе, словно кого-то искала в толпе. – Договориться, когда мы все втроем встретимся. С тобой познакомиться хочет. Ты ведь знаешь, он с нами не живет, развелся с мамой, когда я совсем маленькая была. Но обо мне заботится. – Попробуем позвонить чуть попозже, – успокоил биолог. – Главное, не нервничай. Вклинившись в толпу, они двинулись в сторону эскалатора. Неожиданно Лида остановилась, словно бы принюхиваясь. – Чувствуешь? Чем-то горелым тянет… – Вроде да… – Мефодий Николаевич втянул ноздрями воздух, подумал и подтвердил: – Точно, горелым. – По-моему, это из тоннеля метро, – определила Лида. – Такое ощущение, что пластик жгут. – Скорее, какая-то химия. – Или отравляющее вещество. – Может, пожар? – Этого еще не хватало, – Мефодий Николаевич крепко взял девушку под руку. – Давай-ка побыстрее наверх. И тут с платформы полоснуло истошным и пронзительным фальцетом: – Кры-ы-ы-ысы!.. За спинами биологов сразу же определилось нервное хаотичное движение, и спутники почти синхронно обернулись назад. При слове «крысы» по толпе словно пробежался мощнейший электрический разряд. И в тот же момент люди панически бросились к выходу. Несколько человек свалились наземь, однако нашли в себе силы подняться. У пожилой домохозяйки выскользнула из рук сумка, выкатились свертки, резиновыми шариками запрыгали апельсины, однако женщина даже не думала их собирать. По платформе покатилась мужская шляпа и тут же свалилась на рельсы. Испуганно взвизгнул ребенок, коротко и зло матюгнулся работяга. Толпа напирала, задние грубо и тяжело теснили передних. Давка была неминуемой… Мефодий Николаевич сориентировался мгновенно. Он приподнял Лиду за талию, поставив на скамейку у стены, и тут же вскочил на нее сам. – Не вздумай бежать к эскалатору, затопчут моментально! – бросил он, мельком взглянул на ноги девушки и распорядился: – Быстро сними свои туфли на шпильках! Повалят – не встанешь! – Смотри, там со стены что-то падает! – торопливо и испуганно сказала девушка. – Вон, дыра в стене, откуда этот белый дымок… Действительно – решетка вентиляционного люка на стене под потолком отошла в сторону, и оттуда сыпались серые хвостатые твари. Первая, вторая, третья, четвертая… После десятой Мефодий Николаевич бросил считать. Безусловно, это были афганские крысы. Видимо, удушливый дым непонятного пока происхождения выкурил их из насиженных мест, и Rattus Pushtunus массово бросились наружу, к людям… На платформе творилось невообразимое. Из отверстия вентиляционного люка по-прежнему курился плотный белесый дымок, но теперь он густел прямо на глазах. Дымок был явно тяжелей воздуха и потому опускался низко, окутывая гранитный пол, скамейки и дюралевые опоры рекламных щитов. А крысы все выпрыгивали и выпрыгивали, словно выбрасываемые изнутри мощной катапультой, и тут же исчезали в кефирной пелене. Плотная дымовая завеса не позволяла посчитать, сколько же их теперь на платформе: несколько десятков или целая тысяча? Люди, еще какую-то минуту назад спокойные и даже доброжелательные друг к другу, теперь превратились в скопище насквозь враждебных друг к другу существ. Страх гнал их наружу. Каждый хотел успеть к эскалатору первым, поверх голов впереди стоящих. Густая колышущаяся масса втягивалась на эскалатор медленно и торопливо одновременно, как нервный удав в нору, уже запрессованную предыдущей частью тела. – Кры-ы-ы-ысы! – пронзительный женский голос полоснул по ушам, словно хирургический скальпель. – Они ту-у-ут, под нога-а-а-ами! Ой, кажется, укуси-и-и-ила!.. Эти слова и стали сигналом к чудовищной давке. Суровцев и Лида стояли на скамейке, вжимаясь спинами в холодную мраморную стену. Мимо них, в каких-то нескольких сантиметрах, медленно катил кошмарный вал спрессованных, возбужденных страхом людей. Взгляд Мефодия Николаевича фиксировал лишь разрозненные кадры: перекошенные рты, парализованные страхом лица, остеклянившиеся от ужаса глаза. Людская лавина катила с ревом и дикими криками, давя в фарш стоявших впереди о стены и рекламные щиты. Жуткая, обезумевшая от животного страха орава безжалостно душила впереди идущих, била, ломала и прессовала. Мольбы, матерщина и крики о помощи заглушались громким, явственно различимым хрустом костей. Наверное, так ведут себя люди, старающиеся вырваться из трюмов уже торпедированного корабля, идущего ко дну. Субтильный подросток сумел резко подпрыгнуть, подтянуться, вскочить соседям на плечи и побежать по плотному массиву голов, но не добежал немного до ступенек, рухнул, и его мгновенно с мокрым злым чваканьем затоптали. Истерически завизжала и смолкла убиваемая женщина, и на этот жуткий крик коротким всполохом наложился крик раздавленного ребенка. Суровцев и Лида ощущали себя утопающими в море страха и ненависти. Ситуация казалась абсолютно безвыходной… А белесый дым становился все гуще и гуще, неотвратимо подымаясь выше. И тут со стороны платформы донеслося леденящее душу многоголосое попискивание, словно бы усиленное Dolby Surround. Попискивание это звучало негромко, но очень зловеще и выразительно – даже на фоне чудовищных криков с эскалатора. Суровцев был готов поклясться, что пищит не менее нескольких сотен зубастых тварей. Несколько человек в толпе в эти минуты вдруг сошли с ума. Они выли, ревели, кричали что-то нелепое и ужасное, осыпали соседей ударами. Из-под ног людей то и дело вырывались предсмертные дикие вопли, – там, на полу, повергнутые, сбитые с ног уже не могли подняться. Перед самой лавкой, где стояли биолог и лаборантка, медленно проплывал интеллигентного вида мужчина с покрасневшим до багровой синевы лицом. Двигая локтями и плечами, он с огромным трудом высвободил руку и протянул ее вперед. Его сдавливали до костного хруста. Рука безжизненно замоталась на плече молоденькой девушки впереди. Та повернулась и с неожиданной злостью вцепилась в запястье зубами. Мужчина свирепо закричал, невероятным усилием вырвал руку, отчаянно заработал локтями. В какой-то момент показалось, что он медленно вырастает над колышущейся толпой. Его медленно выдавили наверх, и он тут же упал на головы, встал коленями на плечи девушки и вновь упал – на этот раз под ноги человеческому валу. Падая, вставая и вновь падая, он встал на четвереньки, дико закричал и тут же затих. Девушка, только что укусившая его за руку, с неожиданной агрессией залезла пальцами в рот пожилой женщины и стала остервенело рвать ей нижнюю челюсть, словно хотела оторвать ее вовсе. Брызнула кровь, послышался отчаянный визг, но уже спустя секунду обе они исчезли в безудержном людском водовороте. Высокий парень, прижатый к стене, натужно выругался. Он был красный, потный, и белки его глаз, вытаращенные от напряжения, выглядели крупней, чем на самом деле. Видимо, у него что-то выпало из кармана, и он нагнулся с огромным усилием. Было заметно, как тяжело двигаются его локти, однако спустя секунду он тоненько вскрикнул и стих. Седобородый дедок тут же неловко повалился на его спину, хрустнул костями позвоночника и низко зарычал. Барахтаясь и воя от боли, он пытался отползти по спине погибшего, однако в этот момент несколько человек навалились на них животами. Все тут же осели, послышались приглушенные вопли. Толпа слилась над поверженными, и по ее грузному оседанию можно было заметить, как притиснули к земле всех задавленных. Едва взглянув на спутницу, Мефодий Николаевич определил – девушка теряет сознание. – Лида, держись! – бросил он. – Не вздумай падать в обморок! К счастью, кто-то наверху наконец-то догадался запустить все эскалаторы только в режим «подъема». Теперь четыре бесконечных ступенчатых ленты втягивали наверх полуживых от ужаса людей, полураздавленные тела и окровавленные, обезображенные трупы. Толпа на платформе заметно редела. Это давало призрачные шансы выбраться наверх. Однако плотный белесый дым не позволял рассмотреть, что же происходит на полу. Он стлался клочковатыми волнами, колыхаясь, словно желе, заползая на эскалатор полупрозрачными клочьями, которые быстро растворялись при подъеме. Вскоре перед эскалатором почти не осталось народа – лишь из клочковатого тумана вырисовывались окровавленные контуры затоптанных и мраморные стены в алых потеках. Что-то, тяжело хрипя, ворочалось внизу. До ступенек было всего ничего – метров пять, однако Суровцев даже думать не хотел, сколько мерзких тварей скрывает густая пелена дыма. – Главное, ничего не бойся! Ну, давай… – Мефодий Николаевич приобнял спутницу. – Я… не могу, – лицо Лиды превратилось в маску воплощенного безумия. – Давай… тут лучше вместе умрем. Только не наверх. Хорошо? – Слушать меня! Кому сказано! – с неожиданной грубостью прикрикнул ученый. – А ну не распускаться! Человек опытный, он понимал, насколько губительны бывают иногда жалость и сочувствие и как может спасти измученного человека жестокая сила команды. – Собраться! Приготовиться! – скомандовал он еще грубей и ткнул девушку ногой. Та изумленно взглянула на мужчину, однако теперь по ее лицу было видно, что она мобилизовалась. Мефодий Николаевич подхватил полуживую Лиду на руки и, набрав в легкие побольше воздуха, спрыгнул со скамейки. Левая нога тут же скользнула по чему-то теплому и мягкому, однако Суровцев успел отскочить. Спустя несколько минут рубчатые ступеньки эскалатора вынесли его в застекленный вестибюль станции метро. Картинка на улице мало чем отличалась от увиденного под землей. Странный бело-серый дым стлался по асфальту низко и плотно, словно грязное молоко. На ступеньках перед входом в метро, на скамейках и просто на тротуаре лежали десятки мертвецов, и их посиневшие лица смотрели в небо безжизненно и печально. Изломанные, окровавленные тела вызывали мгновенное желание отвернуться и не смотреть. Отовсюду неслись проклятья, жалобный плач и ожесточенный мат. По улицам, в горячем бензиновом ветре, мчались бесконечные фургоны «Скорой помощи». Они протяжно подвывали сиренами, разгоняя потоки встречных машин, и проблесковые маячки бесновались на крышах язычками голубого адского пламени. И на все эти звуки накладывалось негромкое, но леденящее душу стереофоническое попискивание. Неожиданно из клочковатого тумана вынырнула серо-рыжая крыса, пружинисто запрыгнула на ступеньку и взглянула на Суровцева огромными страшными глазами, подсвеченными изнутри холодным арктическим сиянием. Мефодий Николаевич с носка отбросил поганую тварь подальше и, подхватив девушку на руки, побежал к своей машине, припаркованной за станцией метрополитена… Выехать с паркинга было невозможно: подъехавшие кареты «Скорой помощи» наглухо блокировали выезд. Медицинские фургоны с пронзительным визгом носились по улицам, и просверк кричащих на крышах мигалок отбрасывал на асфальт мгновенные блики. Люди, чудом выбравшиеся со станции «Политехническая», теперь безучастно сидели на парапетах, на клумбах, даже на тротуарах, не в силах шелохнуться. Белесый дымок, стлавшийся со стороны стеклянной коробки метро, постепенно исчезал, обнажая кровавые пятна на асфальте. – Я, кажется, сумочку потеряла, – деревянно прошептала Лида. – В метро? – Ага. В толпе сорвали. Там деньги, документы, мобильник… – Главное, что сама в живых осталась, – Мефодий Николаевич приобнял девушку. – Все страшное позади. Ты, главное, не волнуйся… – А мне кажется, что все страшное как раз только и начинается, – сдавленно произнесла та. В этот момент капот машины вздрогнул от удара. Суровцев и Лида тут же обернулись к лобовому стеклу. Прямо перед ними, на расстоянии вытянутой руки, сидела огромная афганская крыса. Видимо, спасаясь от ядовитого дыма, она вскарабкалась на дерево, под которым стояла машина Мефодия Николаевича, да так и свалилась на капот. Мерзкая тварь даже теперь чувствовала себя хозяйкой положения. Приподнявшись на задние лапки, грызун с интересом заглянул в салон и с внезапной агрессией зацарапал лапками по стеклу, словно пытаясь его разбить. – Уйди отсюда… – обессиленно прошептала Лида, невольно прикипая взглядом к голубым гипнотическим глазам грызуна, и повторила, словно мантру: – Уйди отсюда, уйди, уйди, уйди… Она махнула рукой, однако мерзкая тварь даже не испугалась. Ощерив острые скошенные резцы, она принялась деловито обнюхивать резиновые уплотнители лобового стекла. Суровцев включил дворники, и лишь их ритмичное движение заставило Rattus Pushtunus спрыгнуть с капота. – Боюсь, что ты права, – молвил он сумрачно. – Самое страшное действительно впереди… Глава 17

Дальнейшие события развивались со скоростью селевого потока. Огромное количество дымовых шашек, заброшенных городскими коммунальщиками в подземные коммуникации, не причинили Rattus Pushtunus значительного вреда. Эффект оказался прямо противоположный ожидаемому: ядовитый удушливый дым погнал омерзительных существ из подземелий, коллекторов и других теплых насиженных мест прямо на поверхность. Произойди это ночью – последствия, возможно, и не оказались бы столь катастрофическими. Однако коммунальщики начали действовать с самого утра, и уже к полудню целое полчище гнусных тварей выбралось наружу. Картина выглядела кошмарно. Разъяренные, придушенные дымом, грызуны двигались по улицам настоящим живым ковром – серым, колышущимся, сметающим на своем пути абсолютно все. Бороться с этим нашествием не представлялось возможным. Люди, жившие в постоянном ожидании катастрофы, были застигнуты врасплох. Кто-то из прохожих пытался укрыться в припаркованных автомобилях и магазинах, кто-то лез на фонарные столбы, кто-то сломя голову бросался через оживленные улицы – прямо под колеса идущего транспорта. Однако крысы были вездесущими и всепроникающими, умудряясь просачиваться даже на последние этажи высоток. Чудовищная давка на станции метро «Политехническая» стала не самым страшным происшествием того дня. Несколько десятков грызунов, гонимых белесым дымом, проникли в диспетчерскую железнодорожной станции «Южная-сортировочная». Железнодорожники в панике побежали куда глаза глядят, один с перепугу нажал не ту кнопку… В результате длиннющий состав с керосиновыми цистернами направился прямо на пассажирский поезд, идущий встречным курсом. Количество погибших исчислялось несколькими сотнями, количество обожженных было куда больше. Машины «Скорой помощи» прибыли слишком поздно, да их и не хватало; большинство было задействовано у станции метро. Уже к обеду на улицах валялись сотни неприбранных трупов, и мерзкие твари, сидя на покойниках, с деловитым урчанием объедали их лица. Количество укушенных никто не считал – их наверняка было несколько десятков тысяч. Обезумевшие от ужаса люди бежали через речной мост, и полчища зубастых хищников с нежно-голубыми глазами накатывали вслед беглецам настоящей живой волной. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не бойцы МЧС. Дежурившие на мосту пожарные споро развернули брандспойты, и упругие струи воды посмывали грызунов прямо в реку. Вскоре бесчисленные серые тушки окаймляли набережную сплошной грязно-серой лентой. Через полтора часа после начала нашествия в мэрии началось экстренное заседание Городского штаба. Градоначальник, то и дело промокая платком влажную, посеревшую от страха лысину, предложил немедленно ввести чрезвычайное положение, изолировав Южный округ от остального мегаполиса. – Пока из всего произошедшего можно сделать только один утешительный вывод: афганские крысы действительно не умеют плавать, – прокомментировал он ситуацию и, подойдя к огромной настенной карте, принялся пояснять: – Вот Южный округ. От остального города с севера и северо-востока его ограждает река, непреодолимая преграда для этой нечисти. С юга и юго-востока – глубокие и широкие торфяные карьеры, которые можно за какие-то полчаса полностью залить водой… Для этого достаточно немного приоткрыть плотину ГРЭС. Если мы сработаем оперативно – Южный округ превращается в автономный остров. – А люди? – несмело поинтересовался кто-то из собравшихся. – Что с ними будет? Южный округ, по самым минимальным подсчетам, – чуть менее миллиона человек. – Люди остаются в жесткой изоляции, – вздохнул мэр. – Кстати, я уже распорядился о прекращении следования составов метро в южном направлении. А также любого иного транспорта. После сегодняшнего дня мы не можем сказать, сколько в Южном округе инфицированных вирусом агрессии: сотни, тысячи или десятки тысяч. Не говоря уже о количестве афганских крыс, выбравшихся из подземелий. К счастью, ни один человек в других районах нашего города пока не пострадал. Данных об этом, по крайней мере, не поступало. Однако если хоть одна мерзкая тварь проникнет из Южного округа в другие районы – за последствия не ручается никто… Решение, предложенное градоначальником, выглядело предельно жестким. Однако по размышлении большинство собравшихся пришли-таки к выводу, что другого выхода нет. Однако нестандартность решения порождала множество неувязок. – Если почти миллион человек остаются отрезанными от цивилизации – кто будет контролировать правопорядок и исполнять власть? – озаботился милицейский генерал. – Для правоохранительных органов будет сделано незначительное исключение, – обрезал мэр, и по его категоричной интонации опытный милицейский начальник определил, что решение об изоляции принято на самом верху. – Все сотрудники милиции, которые еще остались в Южном округе, будут немедленно оттуда выведены и помещены в карантин на тридцать календарных дней. Вместо них будут введены правоохранители из других округов. Мы уже договорились с военкомом: этим милицейским частям будет придана тяжелая бронетехника с полными боекомплектами. Для патрулирования улиц милицией и военными будут переданы специальные непроницаемые костюмы из ткани на кевларовой основе. Милиция получает особые полномочия, главным образом – касательно потенциальных беглецов из Южного округа… Еще какие вопросы? Вопросов оказалось много. – А как же доставлять в Южный округ продовольствие? – поинтересовался глава санэпидемиологической службы. – Еще не хватает, чтобы там начался голод. Тогда к эпидемиии агрессивности прибавятся и многие другие. – Южный округ будет снабжаться продовольствием в полном объеме. Но только не по мостам. Это слишком опасно. Единственно правильное решение – на баржах. Главное – наладить распределение продовольствия таким образом, чтобы хватило всем. И баржи, и пункты распределения продовольствия будут жесточайшим образом охраняться. Мародеры и беглецы будут уничтожаться на месте, без суда и следствия. – А инфраструктура? Электричество, теплоснабжение… в конце концов – образование, дошкольные учреждения? – не выдержал начальник МЧС. – А главное – кто и где будет оказывать медицинскую помощь инфицированным и их жертвам? – Вопрос прорабатывается, – обрезал мэр в казенно-бюрократической манере, и по его тону всем тут же стало понятно: изолированный район превращается в эдакую «зону смерти», где люди будут сидеть, пока не перегрызут друг другу глотки… Как бы то ни было, но чрезвычайное положение было введено в Южном округе уже в семнадцать тридцать того же дня. Вода из плотины ГРЭС была немедленно спущена в карьеры, ограждавшие район почти по периметру. Все четыре моста – три автомобильных и один железнодорожный – были намертво перекрыты бетонными блоками. Дежурившие на блокпостах военные получили категорический приказ: при малейшей попытке перехода безжалостно стрелять на поражение. Такие же блокпосты были развернуты по всему периметру затопленных водой карьеров и набережной, противоположной Южному округу. С крыш, возвышавшихся над набережной, зловеще поблескивали оптические прицелы. Тральщик, прошедший по реке, споро установил на фарватере специальную противоторпедную сетку, на которой поплавками колыхались противопехотные мины. Для барж, которыми предполагалось доставлять в зараженную зону продовольствие, было сделано несколько проходов, однако проходы эти перекрестно простреливались пулеметами. На смену правоохранителям из проблемной зоны были высланы командировочные из других районов мегаполиса, а также из провинции. И уже с наступлением темноты по темным и страшным улицам ездили камуфлированные БМП. Специальные команды огнеметчиков, одетые в противопожарные скафандры, устойчивые в том числе и к укусам крыс, безжалостно сжигали попадавшихся на глаза грызунов; огонь был единственно эффективным способом борьбы с напастью. Почти все предприятия и учреждения были закрыты. Да и народ ни за какие деньги не согласился бы без крайней нужды покидать квартиры даже в светлое время суток. Однако все понимали: это только начало. Самые страшные события были действительно впереди… Глава 18

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒