Часть третья 1 страница

Глава 2

Ночь с новой знакомой разочаровала Запрелова. Либо Ирина так и не смогла настроиться на близость с капитаном, либо вообще не знала толк в сексе. Хотя вполне возможно, что сам Илья настроился на нечто необычное, которым его часто баловали предыдущие женщины. Как бы то ни было, Ира с самого начала повела себя скованно и в постели не проявляла никакой инициативы. Мало того, что мучило похмелье, еще эта вымученная ночь. Вместе с ним проснулась и Ирина и, слегка прижавшись к капитану, с горечью, как показалось Илье, прошептала:

— Знаю, тебе было плохо со мной! Мне очень жаль, я так хотела сделать тебе приятное, но… но не смогла. Почему? Не знаю! Не знаю, что произошло со мной. Наверное, причина в том, что у меня долго не было мужчин и приходилось угнетать желания. А тут все так быстро! Только познакомились и сразу в постель, не смогла я настроиться! Такая вот неудельная!

Капитан сел на край кровати:

— Ладно! Не загоняйся! Все нормально.

Он встал. Его тошнило. Увидел на столе недопитую бутылку водки. Хорошо, что вечером или ночью не добил, пришлось бы мучиться или оставлять даму и идти к старой Бадже, туркменке преклонных лет, неизвестно когда и как поселившейся на территории воинского городка и втихаря торговавшей самогоном. Да еще уламывать ее. Любила Баджа поприбедняться, мол, нет у нее ничего, только пузырь для себя. Да и тот только для растирания больной поясницы. Короче, поднимала цену до запредельной, особенно утром или ночью, когда маршрутки в Меджер еще не ходили, а автолавка не появлялась пару дней. Сегодня, славу богу, Запрелов оставил похмелку, а значит, и тащиться к Бадже не было надобности. Наполнив стакан до краев, Запрелов опрокинул спиртное в себя. Нагнулся над столом, упершись в края обоеими руками, ожидая, когда водка, провалившись внутрь, начнет свое восстановительное действие. Лишь бы не рванула назад. Такое бывало. Правда, редко, но бывало. Сейчас это было бы вдвойне нежелательно. И не похмелился, и перед дамой, продолжавшей лежать на кровати, опозорился бы. Но обошлось. Через некоторое время Запрелов почувствовал облегчение. Прошла. Тут же закурил.

Женщина спросила:

— Ты каждый день пьешь, Илья?

Этот вопрос, по сути невинный, вызвал у капитана приступ неожиданной агрессии. Выпустив струю дыма, слегка посоловевшими, все еще красными глазами он посмотрел на партнершу, ответил вопросом:

— И что? Что из того, если и каждый день? Тебе это не нравится? Да?

Ирина ответила:

— А разве это может кому-то понравиться? Разве тебе самому доставляет удовольствие вот так мучиться после пьянки?

Илья огрызнулся:

— Нравится! А еще мне нравится, очень нравится спать с бабами, особенно с такими энергичными, как ты!

Женщина отвернулась к стене.

Запрелов, поняв, что обидел женщину, вернулся к кровати, захватив с собой пепельницу. Присел на край:

— Прости, Ирин, я не хотел тебя обидеть! Сорвался. Нервы стали ни к черту! Да еще служба эта никому не нужная. Плюс одиночество, хотя вокруг достаточно людей. И все же одиночество. Вот и пьешь. А что еще вечером в этой хате одному делать? Разве что повеситься?

Ирина повернулась к нему. В глазах ее стояли слезы:

— Не говори так! У нас в бараке, тебе Галя Чупанова, наверное, говорила, что я с мамой, сыном и дядей живу в бараке, один мужчина тоже все время твердил, как напьется, повешусь, мол. Долго твердил, соседи уже перестали обращать на это внимание, а он взял да ранним утром и удавился. Прямо на входной двери.

Запрелов усмехнулся:

— Да я так сказал, образно, а ты уже сопоставления делаешь.

Но учительница возразила:

— Вот и мужчина тот, протрезвев, тоже смеялся, мол, чего вы меня пьяного слушаете. А как вышло?

— Все, Ир, хватит! Разговор у нас с тобой какой-то гнилой пошел. Ты лучше скажи, сейчас как себя чувствуешь?

Женщина не поняла:

— В смысле?

Капитан затушил окурок, повернулся к ней:

— В том! Сейчас сможешь быть со мной? Скованность прошла? Или все чего-то стесняешься?

Женщина явно не ожидала подобного вопроса, смутилась:

— Я… я… не знаю, не думала об этом! Но… если ты хочешь, пожалуйста! Я постараюсь быть иной, нежели ночью!

— Да? Ну, тогда сделаем второй, утренний заход?

И, не дожидаясь ответа и вообще каких-либо слов, сорвал с учительницы простыню. Но на этот раз вообще ничего не получилось, хотя Ирина пыталась как-то подыграть ему. Что, впрочем, только испортило все. После нескольких минут суетливых движений, почувствовав, что все без толку, Запрелов сполз с учительницы.

— Нет! Хорош! Ни хрена у нас с тобой не выйдет! Напрасно только мучим друг друга. Хотя, мне кажется, тебе близость со мной до лампочки!

— Ты не прав! Я хочу, но не могу!

— Почему?

— Господи, ну не знаю, не знаю! Наверное, необходимо время, чтобы привыкнуть к тебе.

— Да? Что ж, привыкай, если получится!

Запрелов окончательно поднялся с постели, прошел в ванную, встал под холодные струи душа, успокаиваясь.

Когда вернулся в комнату, то увидел прибранную кровать, стол, на котором дымились две пиалы зеленого чая, и сидевшую на стуле успевшую одеться Ирину. Илья присел напротив. Чай отодвинул в сторону. Ирина, посмотрев на часы, произнесла:

— Мне пора, Илья.

— Я провожу тебя. Все равно в поселок ехать.

— У тебя дела там?

— Угадала.

— Хорошо, но я обещала к Гале заглянуть.

— Заглянем. Идем?

— Идем.

Замполит роты занимался на турнике, оборудованном во дворе. Увидев командира с подругой жены, спрыгнул с турника.

— Доброе утро молодым!

Капитан буркнул:

— Привет!

Ирина спросила:

— Галя дома?

Артем ответил, что жена на кухне готовит завтрак. Ирина прошла в дом. Проводив ее, Чупанов спросил у капитана:

— Ну как наша скромница, командир?

Запрелов задал неожиданный для старшего лейтенанта вопрос:

— Послушай, Артем, тебе приходилось когда-нибудь спать с половой доской?

— Кто бы мог подумать?! Но, согласись, как человек она неплохой!

— Это точно! Я таких в своей жизни не встречал. Надеюсь, больше и не встречу. Сейчас провожу для приличия — и кранты.

Замполит присел на скамейку под чинарой:

— Жаль! Несчастная, Илья, она! Порядочная, чистая душой, скромная. Лучшей доли достойна, а вынуждена жить в нищете, без радости и всякой перспективы обрести нормальное, человеческое счастье, которое поболе некоторых иных заслужила.

— Все это понятно, Артем, но я-то здесь при чем?

— Думал, сойдетесь вы! Из нее жена — идеал! Не то что супруги некоторых наших офицеров, да что я о них, ты и сам все прекрасно знаешь. Жаль. И ее, и тебя.

Капитан удивился:

— А меня-то чего жалеть? Я в порядке.

— Да брось ты, в порядке Живешь одиноким волком. В водке лишь и находишь отдушину. Но так долго продолжаться не может. Славика из пехотного полка, чей парк боевых машин рядом с нашим, давно видел?

— Давненько, и что? У меня с ним никаких отношений.

— А то, что допился старлей! С ума спрыгнул. Сегодня ночью в госпиталь увезли. Я как раз наряд проверял, видел. Страшное это зрелище! Обезумевший взгляд, пена у рта, лицо перекошено.

Запрелов сжал зубы:

— Ты, замполит, еще не видел страшного! Подумаешь, белочку офицер поймал! Полежит в госпитале, отойдет. Ты бы посмотрел на тех, кому руки с ногами взрывом снаряда или мины отрывает. На ребят, что в разорванные животы кишки пытаются засунуть. На изувеченных духами восемнадцатилетних пацанов, смотрящих на тебя пустыми, выжженными глазницами. Вот это действительно страшно. А то нашел пример!

— Извини, Илья! Я не хотел напоминать тебе о войне!

— А о ней, Артем, и не надо напоминать. Она теперь на всю жизнь вот здесь.

Капитан указал на левую сторону груди, продолжив:

— И все равно, старлей, там, «за речкой», было лучше! Правильней и справедливей, нежели здесь, в учебке. Там — дело, работа, риск, то, к чему тебя готовили, здесь — сплошная показуха и пресмыкательство, к тебе это, естественно, отношения не имеет. Оттого и тоскую. Мое место там, в Кандагарской долине или Панджшере, но не тут!

— Я понимаю тебя! Можешь не поверить, ведь я там не был, но честное слово, понимаю, поэтому и хочу помочь. Вижу, как на тебя комбат косится. Не нравится ему, что в части появился боевой, заслуженный офицер. Потому как авторитет свой теряет. Для молодняка ты пример, а не он, кроме юбилейных побрякушек, ничего не заслуживший. А глаз, Илья, у Палагушина черный! Сожрет он тебя!

Илья усмехнулся:

— Подавится!

— Не скажи! Парторга, что в «шестерках» у него обретается, на хвост тебе посадит, тот быстро нужный компромат соберет, тем более сделать это при твоем характере несложно. Ты думаешь, почему тебе квартиру дали, а не поселили в отдельном благоустроенном номере офицерского общежития?

Запрелов взглянул на заместителя:

— Так мне по должности положено, да и с хатами в гарнизоне напрягов никаких.

— Ошибаешься, дружище. Еще до твоего прибытия эту квартиру Палагушин распределил Русанову, секретарю партийного бюро, а потом вдруг раз — и тебе.

— Так в чем дело?

— А в том, что комбат, сразу раскусив и занеся в свой черный список, есть у него такой на офицеров, от которых следует избавиться, решил подставить тебя.

Капитан пожал плечами:

— Ничего не понимаю! В чем связь квартиры с подставой?

— В том, что по службе тебя зацепить тяжело. Все же два ордена и боевые медали, это не так просто, да и с обязанностями ты справляешься не в пример другим. Значит, остается словить тебя на бытовухе, на аморалке. Он все рассчитал. Ты в квартире либо начнешь пить в одиночку, что не останется незамеченным со временем, либо будешь компании собирать. А в доме в основном живут семьи нашего батальона. Кликнет комбат Русанова, тот обежит соседей и соберет кучу жалоб. Типа, ты не даешь покоя своими постоянными пьянками.

Капитан возразил:

— Но он это так же легко мог сделать и в общаге?

— Нет! Там он ничего не сделал бы. В общежитии живут холостяки пехотных полков. Сами не дураки иногда погусарить. К ним Русанову соваться не безопасно. Можно и в жало получить за дела паскудные.

Запрелов потянулся:

— По-моему, Артем, ты все очень сильно преувеличиваешь.

— Да нет, Илья! Замполит батальона Манерин слышал, как Палагушин уже инструктировал парторга насчет тебя!

— И Манерин сразу сообщил тебе об этом? Ему-то какой резон влезать в чужие дела?

Старший лейтенант объяснил и это:

— Самый прямой! Русанов метит на место Манерина. И Палагушин проталкивает его на должность замполита батальона. Виктору Петровичу скоро на пенсию по выслуге лет, но Манерин в штабе округа договорился о продлении службы, пока не закончит на родине строительство дома. Квартиры у замполита нет, а жить после армии где-то надо. Вот и пошли в политуправлении и в кадрах ему навстречу. Однако Русанову это не в жилу, потому как на место Манерина позже могут и другого офицера прислать и, не дай бог, капитана, тогда Витюше Русанову ни майора, ни повышения не видать. Вот Палагушин и постарается, избавляясь от строптивого капитана Запрелова, прицепить к нему и майора Манерина. Поэтому Петрович и предупредил меня о возможных подлянках против тебя. К тому же Манерин не карьерист, службу отслужил достойно и честно. Боевых офицеров уважает.

Капитан с силой выдохнул из себя воздух.

— Ну и наплел ты кружева, Артем! У вас, у замполитов, это что, в крови — плести и расплетать всякие интриги? Расписал обычную армейскую ситуацию с делением должностей как целый заговор! Не кажется тебе, что следует смотреть на вещи проще? А то и квартиру мне дали, чтобы потом собрать жалобы соседей, совершенно не представляя, как я буду вести себя на самом деле. А вдруг мирно? И не спиваясь? Нет, все это ерунда! Но даже если представить, что ты прав и Палагушин действительно решил избавиться от меня, то при чем здесь знакомство с Ириной?

Замполит объяснил.

— При том, что ты изменился бы с ней. Хочешь того или нет, но, заведя семью, изменился бы. Ирина помогла бы тебе обрести покой, устранив причину пьянства. Я более чем уверен, что если бы ты сошелся с ней, то не сразу, конечно, но полюбил ее. Я уже говорил, она необыкновенный человек! И вот тогда никакой Палагушин ничего против тебя предпринять бы не смог. Потому что ты настоящий, боевой офицер, а не бутафория блатная! И Ирина, наконец, зажила бы с тобой полноценной жизнью, которую страданиями нынешними заслужила.

Запрелов спросил:

— И отчего же она страдает, наша скромная добропорядочная учительница?

— Не иронизируй, Илья! Не надо! Вот только и это объяснять тебе уже нет никакого смысла. Ты же не намерен продолжать знакомство.

Но капитан настоял:

— И все же?

— Вот пообщаешься с Ирой подольше, если появится такое желание, сам все поймешь. Я же о ней больше говорить ничего не буду. Все, что считал нужным, сказал.

— Ну, спасибо!

— Не за что!

Закрыв тему интриг и личной жизни, Запрелов поинтересовался служебными делами:

— Ты, значит, ночью наряд по парку проверял?

— Да!

— В роту заходил?

— Естественно.

— Ну и как?

— Нормально все, только… Командир первого взвода, лейтенант Городин, был под банкой.

— Сильно?

— Достаточно для того, чтобы я заметил это!

— Внушение сделал?

— Сделал! Да что толку? Пьет он, как заступает или в наряд, или ответственным по роте. Ладно ты, с тобой ясно, но он? Молодой лейтенант, только что из училища, сопляк еще! Когда он-то прилип к этой заразе?

Запрелов проговорил:

— Разберемся! Или мне не стоит вмешиваться? Достаточно твоего внушения?

— Да нет, боюсь, моего будет маловато.

— Хорошо. Завтра же возьму в оборот этого обормота.

Видя искренне удрученное состояние заместителя, Запрелов вновь вернулся к разговору об учительнице:

— Ну, ладно, не хмурься! Не оставлю я Иру! Продолжим знакомство, попробуем притереться друг к другу, в конце концов, женщина она действительно хорошая. А любовь? Я и не знаю, что это такое! Может, с ней узнаю?

Замполит неожиданно проговорил:

— Вот только не надо, Илья, говорить подобные вещи таким тоном. Будто кому-то одолжение делаешь, выставляя себя этакой жертвой обстоятельств. Твои одолжения никому не нужны, Ирине в том числе. Ты сам в первую очередь нуждаешься в смене обстановки. И в помощи.

— Ты чего раздухарился, замполит?

— Ничего! Просто сказал, что думаю!

Запрелов неожиданно улыбнулся:

— Да! Бывают, оказывается, и среди замполитов нормальные, стоящие ребята! А вообще, Артем, ты молодец! Уважаю таких! Ведь дело не в том, кто воевал, а кто нет, дело в натуре человека. Но хватит базаров. Что-то моя Ирина с твоей Галей задержалась. А говорила, что домой надо.

Чупанов улыбнулся:

— Так, наверное, обсуждают то же самое, что и мы с тобой!

— Значит, должны появиться!

И как бы в подтверждение слов капитана, дверь открылась, и на пороге появились женщины. Ирина старалась держаться бодро, но это ей удавалось плохо. Она была явно расстроена. Как, впрочем, и Галина, жена замполита. Та сразу обратилась к Запрелову:

— Илья! Можно тебя на минуту в сторонку?

Капитан кивнул на Артема:

— Если твой муж не будет против.

Чупанов махнул рукой:

— Да идите уж!

Запрелов с Галиной отошли к углу дома:

— Илья! Извини, конечно, возможно, это не мое дело, но я просто должна тебе сказать, ты очень понравился Ирине, и она глубоко сожалеет, что не смогла быть такой, которой ты хотел ее видеть в постели.

— Вы даже об этом говорили?

— Можно подумать, вы с Артемом данной темы не касались. А мы бабы, нам вообще все простительно.

— Я не в претензии, Галь, продолжай, пожалуйста.

— Ирина уверена, что ты больше не захочешь с ней встречаться. И сильно переживает. Но только не потому, что видит в тебе некий выход из той жизни, которой живет. Нет и еще раз нет. Ты действительно нравишься ей, а может, и более того. Да, вот так сразу, с первого раза. Я не могу ни на чем настаивать, просто хочу узнать, ты больше не желаешь с ней встречаться?

Запрелов покачал головой:

— Вы с мужем будто сговорились. Ну что мне тебе сказать? Да, я не в восторге от того, как все началось, но и бросать ее не намерен. Поживем — увидим, что получится дальше.

Галина улыбнулась:

— Я рада. Ты просто не представляешь, какой Ирина замечательный человек.

— А вот это я уже слышал, и не один раз!

— Послушай еще раз!

Они вернулись к чинаре.

Галина отвела Иру в сторону и что-то быстро ей наговорила. После чего лицо молодой учительницы местной школы заметно посветлело.

Через час они были на углу рынка, на конечной остановке, где остановилась маршрутка. Путь Ильи и Иры лежал по улице, ведущей к железнодорожной станции. Не доходя до райкома партии, слева находились бараки, где она проживала с матерью, дядей и сыном. Но проводить женщину до дома капитан не смог.

На полпути его остановила сама Ирина:

— Все, Илья, дальше я пойду одна!

Капитан удивился:

— Почему?

Женщина замялась:

— Понимаешь, мама плохо относится к военным! Это все из-за ее брата. Тот когда-то дезертировал из части, где служил, и бегал около трех месяцев с каким-то сослуживцем. За это время они ограбили магазин и два дома, в одном из которых изнасиловали женщину. Хотя на суде утверждали, что та добровольно приняла их. В общем, осудили дядю Сашу на девять лет. После чего он возненавидел всех людей в погонах. Эту ненависть передал и сестре, моей матери. К тому же мама считает, что я должна жить с отцом Эльдара, моего сына, которому пять лет.

Илья поинтересовался:

— И кто его отец?

— Мой бывший однокурсник по пединституту, Дурды, он туркмен.

— Но почему ты не живешь с этим Дурды?

Ирина объяснила:

— У него другая семья. Но даже не в этом дело. Он овладел мной обманом и силой. Я никогда его не любила!

— Подожди! Но раз он женат, то почему твоя мать считает, что ты должны жить с ним? Каким образом? Второй женой, что ли?

— Да, второй, незарегистрированной женой! Маме вообще наплевать на меня, ей нужны деньги, а Дурды привозит их.

— Так он навещает тебя?

— Не меня! Вернее, не только меня, больше сына. Но не подумай, у меня с ним ничего нет. И не будет, как бы он этого ни добивался.

Он попытался настоять:

— И все же я провожу тебя до дома!

Ирина умоляюще взглянула на капитана:

— Нет, нет, нет! И давай разойдемся, а то нас могут соседи увидеть. Ты не представляешь, какой тогда дома будет скандал!

— Хорошо. Иди. Скажи только, когда мы увидимся вновь?

— Если ты не против, в следующую субботу.

— Я не против, если буду свободен! Об этом тебя известит Галина.

Ирина, мелко стуча каблуками по асфальту, поспешила в сторону райкома. Она не оглядывалась, и он решил пройти за ней, чтобы узнать, где все-таки она живет. Жилищем Ирины оказался первый от дороги барак. Дальше находился уже знакомый нам пивной павильон, сквер и железнодорожная станция. Квартира в бараке была второй и по номеру и счету от дороги. Узнав, что требовалось, капитан прошел до кафе, которое в Меджере отчего-то называли «Голубым Дунаем», а чаще — «Рыгаловкой». Где-то рядом жила и уборщица со станции. Впрочем, она была совершенно не нужна Запрелову. Выпив в кафе сто пятьдесят граммов водки и закусив люля-кебабом, вероятно, приготовленным из мяса старого, погибшего естественной смертью верблюда, капитан направился к рынку, где купил продукты на неделю. Офицерскую столовую он посещал редко, хотя и стоял в ней на довольствии, предпочитая готовить сам. Не забыл Илья и пару бутылок «Столичной». Кто знает, когда в городок заедет автолавка, но сегодня это было уже исключено. Выходной! А бросать вредную привычку пить в одиночку Запрелов пока не собирался. Может, потом, но не сейчас! С покупками вернулся домой. После очередного возлияния и легкого обеда, который и обедом-то назвать было трудно, капитан, переодевшись в спортивный костюм, завалился на кровать.

Проснулся, когда за окном было темно. Включив торшер, посмотрел на часы. 22-47. Теперь оставшаяся ночь стопроцентно гарантировала ему бессонницу. Решил читать книгу, любимые «Двенадцать стульев», которую знал, наверное, уже наизусть. Но потом, вспомнив разговор с замполитом, решил навестить казарму своей роты. Посмотреть, как несет службу внутренний наряд и ответственный офицер, которым сегодня до завтрашнего утра — дня командирского — заступил командир второго взвода старший лейтенант Владимир Брадинский. Вообще-то в воскресенье должен был рулить в казарме замполит, но по всеобщему согласию офицеров роты ему отвели в графике субботу, день, когда различных мероприятий, и политико-воспитательных и строевых и спортивно-массовых, проводилось более всего. Батальон жил особой жизнью и по особому расписанию, определенному самим комбатом и им же утвержденному. В роту, все в том же спортивном костюме, Запрелов отправился, как только стрелки часов приблизились к полуночи, и подошел к части со стороны парка в 0-10.

Неожиданно из кустов, опоясавших территорию парка, на аллею выскочил солдат с вещевым мешком, который издавал характерный звук ударяющихся друг о друга полных бутылок. Солдат не заметил офицера, так как Запрелов шел вдоль арыка по темной стороне. Илья же узнал беглеца-самовольщика, им являлся курсант первого взвода его роты.

Запрелов тут же скомандовал:

— Уткин! Стоять!

От неожиданности курсант даже присел, затем рванулся обратно в кусты, но в последний момент, видимо, поняв всю бесполезность попыток скрыться, остановился. Капитан подошел к нему:

— Откуда путь держишь, Ваня?

За полгода Запрелов успел изучить подчиненный личный состав досконально и знал каждого не только по фамилии, но и по имени.

Курсант замялся:

— Так… я… это… в парк ходил!

— В парк? Но вход на КПП чуть далее будет. И что за вещмешок у тебя?

Уткин опустил голову.

Запрелов снял поклажу с его плеча, развязал тесемки. Внутри находилось четыре бутылки водки.

— Ясно! Уж не от тетки ли Насти несешь пойло? Или с «трех звонков»? Хотя нет, в этом случае ты к казарме заходил бы с другой стороны.

Солдат поднял на командира удивленный взгляд, спросив:

— А вы откуда про тетку Настю знаете?

Капитан усмехнулся:

— Мне по штату положено все знать! Так откуда водка?

— От тетки Насти!

— И кому несешь? Ну, ну, давай, говори, все одно узнаю.

Выдержав недолгую паузу, солдат тихо произнес:

— Сержантам.

— Кому конкретно?

— Доброхлебову, у него сегодня день рождения.

— С кем отмечает?

— В каптерке еще Мамихин, старшина Стоценко и курсант Гуревич.

— Дежурный по роте кто?

— Сам Доброхлебов.

— Вот как? А ответственного офицера что, нет в казарме?

— Почему нет? Есть, но он спит. Сначала с парторгом у вас в канцелярии пили, потом капитан Русанов ушел, а лейтенант Городин к сержантам перешел. Затем вырубился. В отсеке второго взвода спит.

Капитан удивился:

— Городин?

Удивился потому, что ответственным должен был быть Брадинский.

Курсант подтвердил:

— Так точно!

Запрелов приказал:

— Завязывай мешок и бегом к замполиту роты, знаешь, где он живет?

— Знаю! Но меня, товарищ капитан, сержанты прибьют.

— Не прибьют, Уткин, они никого уже не прибьют. Скажешь Чупанову, чтобы позвонил дежурному по батальону и сам следовал бы в роту. Как можно быстрее! Все понял?

— Так точно!

— Так чего стоишь? Одна нога здесь, другая там, бегом марш!

Рядовой пробежал в сторону военного городка. Капитан, забрав мешок, направился к расположению роты.

На крыльце курил дневальный. Запрелов сразу определил, его на стрему Доброхлебов выставил. Место дневального было не на крыльце, а у оружейной комнаты. Увидев ротного, дневальный рванулся было в казарму, но Запрелов остановил его:

— Назад, Удовин!

Курсанту пришлось подчиниться. Илья подошел к нему:

— Сержанты продолжают гулять в каптерке?

— Так точно!

— Городин отдыхает?

Удовин вздохнул:

— Спит!

— Так, находишься здесь и молча сопишь в две ноздри. Подашь сигнал в каптерку — будешь иметь очень крупные неприятности. И не со мной или с сержантами, а с особистом, усек?

Курсант обреченно ответил:

— Так точно!

Запрелов вошел в казарму, направившись в левый отсек, где в правом углу находилась дверь в довольно обширную каптерку — помещение, где хранилось вещевое и личное имущество личного состава. Это была вотчина старшины роты Стоценко, который и предоставил ее для гулянки дружков. Ну, ничего, сейчас ребятки отгуляются. Непонятно, почему с сержантами находился курсант Гуревич. Этакий здоровяк-боксер. Может, оттого, что старослужащие уже знали: Гуревич блатной и после учебки останется в части, не отправится в Афганистан? Знали то, чего не знал командир роты? Может быть!

В бытовке Запрелов встретил второго дневального. Тот попытался подать команду: «Дежурный по роте, на выход! » А по сути предупредить об опасности. Но ротный и ему закрыл рот, приказав молчать и следовать на выход к Удовину.

После этого капитан сблизился с дверью каптерки. Оттуда слышался шум, но слов или фраз Запрелов разобрать не мог. Он слегка потянул на себя ручку. Дверь закрыта! Так, послушаем для начала, о чем ведут разговор бравые сержанты во главе со старшиной. Он опустился на корточки, приложил ухо к замочной скважине. И услышал то, что заставило его немедленно и жестко действовать. А услышал он следующее:

— В печень ему, Гурча, в печень, морду не трогай, — командовал Стоценко.

Ему вторил Доброхлебов:

— Разделай суку как камбалу, чтобы знал, как стучать замполиту! В бочину ему! Вот так!

Стало ясно, боксер Гуревич по приказу старослужащих избивает кого-то из молодых. И избивает серьезно. Ну, подонки, сейчас мы другой бой устроим — внутри капитана вспыхнула ярость, усиленная еще не отпустившим алкоголем. Он толкнул дверь, но попусту. Ее не выбить. Придется хитрить! Постучал!

Бойня затихла. Из каптерки раздался пьяный голос Мамихина:

— Утка, ты?

Стараясь подражать курсанту, командир ответил:

— Я!

Заскрипел в скважине ключ. Дверь открылась. Дернув ее на себя, капитан, оттолкнув Мамихина, вошел в каптерку, бросив вещмешок на пол так, что бутылки, находившиеся в нем, разбились. Появление капитана явилось полной неожиданностью для старослужащих. Стоценко только и смог проговорить, утвердительно-недоуменно:

— Ротный!

Слева в углу над опустившимся по стене курсантом Шевченко стоял Гуревич с поднятыми на уровне груди кулаками, обмотанными резиновым бинтом. Шевченко же потерял сознание. Капитан коротко, без замаха, въехал молодому боксеру левой ногой в промежность. Гуревич, охнув и схватившись за яйца, опустился на пол, рядом с поверженным им беззащитным солдатом. Следующий удар пришелся по столу. Он опрокинулся вместе с восседавшим за ним Стоценко. Мамихин, ничего не соображая от принятой приличной дозы спиртного, решил сбоку ударить ротного. Но получил сам резаный удар в солнечное сплетение. Переломившись пополам, пьяный сержант отлетел в угол, не слабо стукнувшись затылком о стойку вешалки для шинелей. Перед Запреловым остался виновник торжества и избиения молодого солдата, грубо нарушивший Устав, дежурный по роте сержант Доброхлебов. Он выглядел наименее пьяным, но в его взгляде была затаенная угроза. Капитан процедил:

— Ну что? Решил праздник себе устроить? Гладиаторский бой организовать? Избить молодого и беззащитного, слабого солдата? Кулаками Гуревича? А сам-то что? Или не тот противник? Так вот, перед тобой я, может, попробуешь свалить меня?

Доброхлебов отступил на шаг назад, предупредив:

— Не подходи, капитан! У меня штык-нож! Если что, вспорю, как консервную банку!

— Да ты что? А сможешь?

Сержант закричал:

— Блядью буду, смогу! Не подходи, шакал!

Но Запрелов пошел на сержанта, глядя ему прямо в глаза. Доброхлебов выхватил из ножен штык-нож, выставив его перед собой, что не остановило командира роты. Сержант должен дернуться, сделать выпад или отмашку. И он сделал выпад вперед, с криком бросившись на капитана. Запрелов легко отбил вооруженную руку и нанес Доброхлебову щадящий удар в горло, под кадык. Не рассчитай капитан силы, и сержант свалился бы замертво. Но офицер спецназа имел богатую практику рукопашного боя. А посему дежурный по роте лишь потерял сознание. Правда, надолго!

В это время по казарме застучали шаги сапог. И вскоре в каптерку вошли Чупанов с капитаном Яковлевым, командиром третьей учебной роты, дежурным по батальону. Запрелов же нагнулся над избитым Шевченко. Тот дышал спокойно, но было ясно, что находится молодой солдат в болевом шоке, из которого его следовало быстрее выводить.

Артем, увидев погром, удивленно спросил:

— Что здесь произошло, Илья?

Запрелов кратко объяснил, приказав заместителю:

— Срочно вызывай дежурную бригаду из санчасти и резервную группу караула!

Чупанов метнулся к ружкомнате, у дверей которой на тумбочке стоял телефон внутригарнизонной связи.

Илья повернулся к Яковлеву:

— Найди, Леня, в отсеке второго взвода лейтенанта Городина. Он там на койке отдыхает! И тащи-ка этого ублюдка сюда! Хоть волоком. Дневальные помогут.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒