БЛАГОДАРНОСТИ 3 страница

– Никогда не видела такой здоровой. – Дашай держала пакет за верхний край. – Никогда еще не приходилось так попотеть, чтобы вытащить гадину.

– Убери ее отсюда, – попросила мае.

Пока Дашай ходила выбрасывать саса, мы с мае переглянулись. Обе были выжаты.

Я ткнула пальцем в сторону Рут.

– Что мы будем с ней делать?

Мае глубоко вздохнула.

– Мы подождем, пока она откроет глаза. А тогда загипнотизируем.

Подчинить Рут, утратившую демона, оказалось нетрудно. Помогло также остаточное действие снотворного.

Дашай вернулась, потратив пять минут на мытье рук. Она села рядом со мной, и мы стали смотреть, как мае допрашивает Рут.

– Почему ты это сделала? – Мамин голос звучал негромко и ровно. – Почему ты пыталась убить Рафаэля?

– Я в жизни не пыталась его убить. – Теперь глаза у Рут были широко открыты, но взгляд казался замороженным. На миг мне припомнился Старина Джо, и я задумалась, где‑ то он теперь.

Мае сверилась со списком вопросов, который мы набросали несколько минут назад.

– Просила ли ты Денниса устроить пожар в «Ксанаду»?

– «Ксанаду», – вздохнула она. – Деннис поставил канистру не туда. Я сказала ему, куда поставить. Но он вместо этого устроил пожар на кухне. Дурак.

– Куда ему полагалось ее поставить.

– В дверях детской. – Она произнесла это без тени эмоций.

Дашай коснулась моей руки.

– Значит, пожар должен был убить Ариэллу? – Мамин голос звучал натянуто, как будто его спокойствие ей стоило усилий.

– Разумеется. Нельзя же подумать, что он предназначался Рафаэлю! – Казалось, лицо Рут внезапно утратило форму, расплылось в печали. – Я не хотела вредить Рафаэлю. Я хотела привлечь его внимание. Время было самое подходящее! Все эти годы я работала с ним, а он воспринимал меня как… как приспособление. Нечто, что он использовал для получения нужных результатов.

Мае оглянулась на нас, покачала головой и снова обернулась к Рут.

– Значит, ты заставила Денниса устроить пожар, чтобы привлечь внимание Рафаэля?

– И убить ребенка. Полукровка не должна была пережить такой пожар и не пережила бы, будь все сделано, как надо. Мне следовало заняться этим самой. – Рут оживленно закивала. – У меня должно было хватить ума не полагаться на Денниса. Он пекся лишь о том, чтоб стать вампиром. Он никогда не обращал внимания на детали.

– Каковы были условия сделки? – Голос мае снова звучал властно. – Деннис стал бы вампиром?

– Я сказала, что сделаю его вампиром.

«Стало быть, она таки одна из нас», – подумала я.

– Но он все запорол. Я сказала ему об этом, как только мы вышли из квартиры. «Все сделки расторгнуты», – сказала я ему, и видели бы вы его в тот момент! – Она улыбнулась. Бесспорно, она была самым уродливым человеком, какого я видела в жизни. – Что до Рафаэля, я давала ему хинина ровно столько, чтобы он понял, что ему нужен новый тоник, что ему нужна я рядом, чтобы приготовить его. Я не видела его много месяцев. Никто не говорил мне, насколько он болен. Я продолжала спрашивать. Наконец Дашай сказала мне, что он здесь.

Дашай думала, что лучше бы она держала рот на замке. Но я не соглашалась. Промолчи она, мы бы вряд ли узнали о саса у Рут и об одержимости Мэри Эллис моим отцом. Была ли между этими явлениями связь?

– И вчера я приехала. Выглядел он неплохо. Разговаривал и, казалось, шел на поправку. – Глаза ее медленно перекатывались туда‑ сюда, будто следили за стрелкой метронома или игрой в настольный теннис.

– Да, он и правда выглядел лучше. – Мае говорила так тихо, что я едва разбирала слова. – Мэри Эллис, ты что‑ то с ним сделала?

– Я сделала ему укол.

Мы дружно уставились на нее.

– Ты что‑ то ему ввела? – Мамин голос звучал хрипло. – Что было в шприце?

– Немножко хинина. Недостаточно, чтобы навредить серьезно. Ровно столько, чтобы он не шевелился, чтобы заставить его осознать, как он во мне нуждается. Через несколько дней я воскрешу его. Я спасу ему жизнь. – Она закивала, уверенная в своем плане.

Мае обернулась к нам.

– Дашай, – прошептала она, – звони доктору Чжоу. Скажи, что она нужна безотлагательно.

Когда Дашай вышла из комнаты, мае спросила меня:

– Еще что‑ нибудь надо?

– Спроси ее про «В», – шепнула я.

Она заглянула в список.

– Мэри Эллис, Ариэлла давала тебе таблетку на анализ, валланиум. Что в таблетке?

– Валланиум – вызывающий привыкание депрессант, полусинтетический опиат. – Тон ее был резок, словно она излагала по памяти прочитанное. – Потенциально способен бесповоротно изменять структуру мозга. Две таблетки в день вызывают легкую эйфорию, но со временем наркотик разрушает нормальную мозговую деятельность. Он лишает принимающих его способности к чтению и логическому анализу. Прекращение приема вызывает тяжелые симптомы отмены.

Я подумала об Уолкере и содрогнулась.

– Похоже, ты немало об этом знаешь, – заметила мае.

– Мне и положено. – Вид у Рут сделался довольный. – Я помогала разрабатывать этот наркотик. Мы продали патент одной фирме в Майами.

– Спроси ее про амриту, – шепнула я.

Этого в мамином списке не было.

– Э‑ э… а как насчет амриты?

– Это антидепрессант. Один из так называемых наркотиков образа жизни, выделен из дурмана вонючего. Он изменяет мозг, подавляя определенные нейротрансмиттеры и усиливая другие, вызывая избирательную потерю памяти. Амрита вмешивается в воспроизводство ДНК и синтез РНК путем алкилирования и поперечного связывания нитей ДНК. Вызывает бесплодие.

«Бесплодие? » Малкольм об этом ничего не говорил.

– И ее тоже ты делала? – спросила мае.

– Нет. Амриту создала научная команда небьюлистов в Британии.

– Ты небьюлист?

Лицо ее перекосилось.

– Я не принадлежу ни к какой секте. Если бы мне пришлось выбирать, я бы склонялась к колонистам. Они знают, как держать людей там, где им место, и не терпят полукровок. – Даже под гипнозом глаза ее, казалось, повернулись в мою сторону.

– Тогда зачем ты сделала валланиум?

Рут в долгу не осталась:

– Чтобы посмотреть, сумею ли. Ты не поймешь. Ты же не ученый.

«Достаточно? » – мысленно спросила у меня мае.

«Более чем», – подумала я в ответ.

Мае пропела стандартную формулу: когда Рут проснется, она не будет помнить, что ее гипнотизировали и поили лекарством. Она не будет помнить ничего из того, что наговорила. И она больше никогда не попытается вредить нашей семье и кому бы то ни было еще.

Это чрезмерное требование, подумалось мне. Почему бы не попросить ее найти лекарство от рака?

Мае меня услышала и послала мне предостережение: «Сейчас не время для нахальства».

Пока мы с Дашай готовили обед, я спросила ее:

– Ты утопила саса в океане?

– Нет, в дождевой бочке за домом. – Она ложкой выкладывала соус «песто» на спагетти. – А потом похоронила. Вообще их хоронить не нужно – они безвредны, когда дохлые, – но эта была уж больно пакостная, и я не решилась бросить ее просто так.

Обедали мы в папиной комнате, пристроив тарелки на коленях. Нам не хотелось оставлять его одного.

Рут вышла из транса и сидела, невозмутимая, как Будда, наматывая спагетти на вилку. Она понятия не имела, через что мы по ее милости прошли. Она даже не помнила, что сделала моему папе. Утратив демона, она сделалась обыкновенной грубой женщиной, которую я помнила с детства. Мне хотелось ударить ее.

Я послала Дашай мысль: «Почему мы должны ее кормить? »

«Постарайся вести себя нормально», – отозвалась Дашай.

Рут злобно уставилась на нас.

Поначалу мы говорили мало, но еда оживила нас. Мае хотелось знать, что я изучаю, и я рассказала ей о съезде третьих партий.

– У них есть кандидат, который может баллотироваться в президенты. Слышала о Нейле Камероне?

Мае и Дашай не слышали.

– Знакомое имя, – сказала Рут. – Он сенатор от Джорджии, правильно?

Я не хотела с ней разговаривать, но заставила себя кивнуть.

– Он вампир. – Она втянула в себя спагетти с вилки и, еще не прожевав, начала наматывать новую порцию. В жизни не видела никого, кто бы поглощал макароны в таких количествах, как Рут.

Она заправила в пасть очередную порцию, прожевала и проглотила.

– У него ничего не выйдет, – сказала она.

– Почему это? – Должно быть, я говорила более страстно, чем собиралась, потому что Дашай с мамой перестали есть и посмотрели на меня.

– Вскоре его истинная натура выплывет наружу. – Рут промакнула свои толстые губы салфеткой. – Какой‑ нибудь репортер увидит, как он пьет кровь, или один из его доноров проболтается прессе.

– Может, он вместо этого тоники принимает.

Рут помотала головой, как будто лучше знала.

– Что, если он решит баллотироваться как кандидат‑ вампир? – Я не особенно задумывалась над этим до сего момента. – Что, если он не станет скрывать, кто он на самом деле?

– Тогда он будет идиотом. – Рут отхлебнула «пикардо». – Только он не таков. Я видела его один раз. Он старик, сейчас ему лет полтораста. У него хватит ума не высовываться. Американцы ни за что не выберут вампира. – Рут рыгнула – ужасный звук, напомнивший мне подвальную печь в нашем доме в Саратога‑ Спрингс.

«Сто пятьдесят лет, – думала я. – Это значит сто тридцать шесть лет разницы в возрасте».

Вошла доктор Чжоу и спросила:

– Что это за цирк?

ГЛАВА 17

Доктор Чжоу выгнала нас из папиной комнаты, чтобы иметь возможность заняться им. Вид у нее был сердитый, словно она винила нас в халатности… и позже, когда мы рассказали ей о роли Рут, похоже, не очень‑ то поверила.

Мы не стали рассказывать ей про саса. Нам показалось, что она не верит в такие вещи.

Рут приготовилась отбыть. Она сказала, что вернется через день.

– Нет. – Голос мае был чист и тверд. – Когда Рафаэль сможет снова приступить к работе, мы тебе сообщим.

Рут уставилась на мае так, словно впервые ее увидела. Затем, бормоча себе под нос, удалилась. Дашай буквально рухнула в кухонное кресло.

– Пречистая мать всего живого, ну и ночка!

Я села рядом с ней. Мае налила нам по стакану холодной родниковой воды из бутылок, убранных Дашай в холодильник. Затем села напротив меня. Мы сидели и слушали океан, чувствовали влетающий в открытое окно ветерок, терли глаза. Мне хотелось визжать.

Вместо этого я нарушила молчание:

– Мы не спросили Рут, что в бутилированной воде. Уверена, она в курсе.

Мае смотрела озадаченно, пока Дашай не изложила ей свою гипотезу.

– Принеси бутылку, которую дал тебе тот милейший человек, – велела она мне. – Мы можем попросить доктора Чжоу сделать анализ.

– Лучше и образец воды из здешнего водопровода ей дать. И той воды, что ты привезла из дому. – Мае вытянула руки за спину и стряхнула с них напряжение. – Сначала пчелы испортились. Теперь вода. Что происходит?

– Я точно не знаю, – сказала Дашай, – но, сдается мне, кто‑ то затеял подчинить себе природу. Манипулировать ею, использовать. Не знаю зачем. Но, по‑ моему, Беннет – одна из жертв.

Затем она призналась: неделю назад она снова ездила в Атланту.

– На сей раз даже не стала соваться к нему домой. Я понимала, что там будет эта баба. Поэтому я позвонила ему и сказала, что его хотят видеть ребята из налоговой.

– Вампирам надо быть очень осторожными при заполнении налоговых деклараций, – объяснила мне мае. – В противном случае государство преследует нас, отнимает имущество и может даже посадить в тюрьму.

– Беннет явился в центр, в здание Федеральной службы, а я уже ждала. – Дашай вздохнула. – Я надела красивое платье и все такое, надеясь, что он увидит меня и поймет, какой свиньей он был. Не сработало. Я тронула его за плечо и заглянула в глаза. Созналась, что это я ему звонила, а не налоговик. Я сказала, что нам надо поговорить. Все это время он смотрел прямо сквозь меня. Наконец произнес: «Значит, мне не надо в ФНС? » И пулей вылетел оттуда, обратно к женщине, с которой познакомился в самолете.

– По‑ твоему, он мог пить эту воду?

– Разумеется, пил! – Дашай со стуком поставила стакан на стол. – Чем еще заниматься в самолете? Если в отличие от меня не хватает ума ничего не брать у незнакомцев.

Мы с мае одновременно подумали, что она «слегка не в себе» (мае) и «несколько нелогична» (я). Но кто знает? Она же оказалась права насчет саса.

– У Беннета тоже саса в глазу?

Дашай помотала головой, отчего запрыгали ее длинные стеклянные зеленые серьги.

– Заглянув ему в глаза, я не увидела ничего. Понимаете? Я не могла бы даже загипнотизировать его. Никого нет дома. Но у него была с собой бутылка, и знаете, что было написано на этикетке? «Родники Ориона».

– Не понимаю, зачем ты вообще к нему поехала. – При обычных обстоятельствах я бы такой реплики не отпустила, но сейчас все было не как обычно. – Я думала, ты нынче с Бартоном.

Дашай, похоже, не обиделась.

– Сесил водит меня обедать. Иногда мы ездим в Тампу потанцевать, перекусываем в маленьком фешенебельном клубе, куда мы ходим. От этого никакого вреда.

– Почему мы не можем выбирать себе пару раз и навсегда, как лебеди? – сказала я.

Казалось, они опешили. Потом моя мама и ее лучшая подруга стали издавать странные звуки, в которых смешивалось изумление, сочувствие и смех. А я ничего смешного не говорила.

Из спальни, тихо притворив за собой дверь, вышла доктор Чжоу.

– Рада, что вам весело. Ну, думаю, с ним все будет хорошо. Как по‑ вашему, теперь вы сможете поддерживать его в стабильном состоянии и не допускать, чтобы кто бы то ни было делал ему уколы?

– Рут изгнана. – Мае снова заговорила жестким тоном, так отличавшимся от ее обычного протяжного саваннского говора. – Мы будем начеку.

Доктор Чжоу повернулась ко мне.

– Что ты здесь делаешь?

– Приехала домой на выходные.

– Но сегодня среда.

– У нас был полевой выезд в Саванну. Вот я и заглянула узнать, как идут дела.

– Это хорошо, но разве тебе ничего не задано?

На самом деле ее это совершенно не касалось. Но она была права. В начале следующей недели мне надо было сдать сочинение: анализ увиденного на съезде. Я уже придумала рабочий тезис для сочинения и даже примерное название: «Интеграция аутсайдеров в современную культуру». В действительности мне хотелось написать другое сочинение: «Вечные аутсайдеры: вампиры – изгои в мире смертных».

– Да, задано.

Я надеялась, что у меня будет несколько дней на Тиби, чтобы зализать раны – нравится мне этот штамп. Но может, и лучше вернуться, чем погрязнуть в эмоциях.

Доктор Чжоу отрывисто кивнула.

– Я отвезу тебя завтра, если хочешь. У меня несколько вызовов в районе Хиллхауса.

Мама издала негромкий протестующий звук, но Дашай сказала:

– Ари надо все доделать. Ты ж не хочешь, чтобы она вылетела с первого же семестра.

Когда врач ушла, мозг мой принялся перебирать последствия того, что мы услышали от Рут.

– Мае, что мы намерены предпринять? – Мне тут же стало неловко за свой вопрос, такой усталый у нее был вид.

Она склонилась над столом, стиснув руки.

– Предпринять?

– По поводу наркотиков. Столько народу принимает «В». И ребята пьют амриту – уверена, они не знают, что от нее они становятся бесплодными.

– Лучше бы нам выяснить, кто распространяет наркотик, – сказала Дашай, – и заставить их прекратить это дело.

Она не хуже нас понимала, насколько это трудная задача.

– Я не могу дать тебе ответ сегодня, Ариэлла. – Мае отодвинула стул. – Сейчас я нужна Рафаэлю. Вот поставим его на ноги, тогда и подумаем о спасении мира.

Я кивнула. Но тяжесть услышанного давила мне на грудь всю ночь.

Наутро я заглянула к родителям – папа дышал глубоко, глаза его были закрыты, мама съежилась на том же стуле, на котором накануне вечером сидела Рут. Я поцеловала обоих. В кухне я обняла на прощание Дашай.

– Береги себя, – сказала она. – Не волнуйся так. Мы разберемся с этим.

Я уселась в принадлежавшую доктору Чжоу машину с открытым верхом и пристегнулась. Она взглянула на меня, ее черные волосы свободно лежали на плечах.

– Водить умеешь?

Я ответила, что нет.

«Ну и мать у нее», – подумала доктор Чжоу.

– Я никогда не просила, чтобы меня научили. Мне же всего четырнадцать.

– Четырнадцать впору сорока. – Она тронулась и на выезде из города завернула на парковку у церкви. Там она дала мне первый урок вождения.

Изначальная нервозность уступила место восторгу, пока машина объезжала парковку, притормаживая и поворачивая. Когда моя наставница сказала, что пора остановиться, я взмолилась:

– Пожалуйста, еще один кружочек.

– Ты прирожденный водитель, – сказала она. – Тебе надо поговорить с родителями о получении прав.

Мы поменялись местами, и она повела машину прочь с острова.

– Папа когда‑ нибудь станет прежним? – Я старалась, чтобы голос звучал бесстрастно, но это получалось не вполне.

– Даже лучше, чем прежним. Только подожди. – Она вела машину так же непринужденно, как мае, но с более подчеркнутыми остановками и стартами. – Теперь, когда он не принимает старый состав и перешел на мой, ему откроется полный спектр эмоций. Его чувства подавлялись годами, спасибо этой Рут. – Она покачала головой. – Ума не приложу зачем?

– Она любила его. И ненавидела нас с мамой за то, что стоим у нее на пути.

– Ну и мелодрама.

– Это больше чем мелодрама. – Я не знала, сколько можно ей рассказать. – Вчера вечером Дашай вынула у нее из глаза одну штуку.

– Какую штуку?

Я описала саса, не называя ее.

– И как она это извлекла?

И снова я почувствовала себя как на допросе.

– Я не все видела.

– Судя по твоему рассказу, это могла быть опухоль. – Она рассердилась. – Это задача не для любителя.

– Но Дашай и раньше это проделывала. – Я понимала, что, наверное, делаю только хуже, но продолжала говорить: – Она наделена способностью видеть эти штуки через глаза.

– Похоже, она практикует иридодиагностику.

– Что это?

– Это альтернативная медицинская практика. Согласно данной теории, дефекты на радужке отражают склонность к конкретным заболеваниям. Иридологи пользуются подробными картами радужной оболочки глаза, привязывая ее участки к определенным органам и железам. В основном это, конечно, чепуха. Но даже традиционная западная медицина признает, что глаза могут служить индикаторами болезни.

– Доктор Чжоу, я ценю, что вы рассказываете мне о таких вещах, – сказала я, – но в данный момент у меня голова забита другим.

Она бросила на меня любопытный взгляд.

– Сыворотка, которую я тебе дала, работает?

– По‑ моему, я стала энергичнее. То есть когда сплю достаточно. И чувствую все очень глубоко.

– Разве это не добрый знак?

– Наверное. – Глубоко чувствовать не больно‑ то весело, подумалось мне.

– Лучше чувствовать, чем не чувствовать, – сказала она. Машина выехала на Островное шоссе.

– Наверное, – повторила я. – Я не хотела бы сделаться зомби, как Мисти.

И тут я осознала: она же не знает про Мисти и про дом у площади Оглторпа тоже. Пока мы ехали, я рассказала ей про вербовку, и про «жизнь с чистого листа», и про использование амриты. Попутно изложила и историю с «В». Оказалось, она слышала об этом наркотике.

– В клинике я вижу ребят, сидящих на «В», – сказала она. – Но эта амрита, похоже, куда серьезнее. Делать людей бесплодными без их ведома… ты представляешь, насколько это плохо?

– Что мы можем сделать?

– Надо поговорить с властями, – решительно сказала она.

Сердце у меня упало. Хватит с меня полиции и ФБР.

– Нет, Ари, – Она повернулась ко мне и улыбнулась. – Я имела в виду вампирские власти.

Как человек, несколько месяцев изучавший политологию, я полагала, что имею базовое представление о работе правительственных структур. Но доктор Чжоу продемонстрировала мне бедность моих познаний.

У вампиров нет полиции. У нас нет отдельного правительства или судебной системы. Но у нас есть группа, которая выступает третейским судьей в спорах и выносит рекомендации: Совет вампирской этики, или СВЭ. Известная в основном как Совет, эта группа состоит из десяти членов, избираемых бывшими ее членами. Члены служат по десять лет. Одни представляют секты, другие независимы. Возраст их колеблется от сорока до тысячи лет.

– Налицо некоторый возрастной перекос, – заметила доктор Чжоу. – Почему не включить туда более молодых представителей? Но молодые вампиры в основном сосредоточены на том, чтобы научиться жить, а не как выносить суждения о других. И в конечном итоге возраст не важен. Считаются мудрость и опыт.

Я подумала о Камероне и гадала, насколько важным может оказаться его возраст.

– Значит, Совет обладает властью заставить небьюлистов остановить их агентскую программу?

– Властью не в том смысле, который ты подразумеваешь. Они никого ни к чему не принуждают. – Чжоу резко затормозила и решительно свернула с магистрали. – Надеюсь, ты уже переросла черно‑ белое восприятие противоречий, – заметила она. – Это архаично. Разрешение проблем требует деликатного подхода, основанного на взаимном уважении. Если Совет рассмотрит вопрос и займет по нему определенную позицию, их суждение будет передано по всему вампирскому миру. Они очень влиятельны. За ними стоит традиция.

Мы уже въезжали в кампус Хиллхауса. Я перестала размышлять о глобальных вопросах и обратилась к собственным проблемам. Как я посмотрю в глаза Уолкеру? Что я скажу Бернадетте? Мне вдруг захотелось, чтобы поездка не кончалась. Я хотела поведать доктору свои печали.

Доктор Чжоу резко остановила машину.

– Ари, иди и пиши свои сочинения. Не переживай сейчас насчет небьюлистов. Я свяжусь с Советом и передам все, что ты сказала. Ладно?

– Спасибо вам. – Я испытала облегчение при мысли, что кто‑ то делает что‑ то, чтобы помочь Мисти и остальным.

– И как только получу данные анализов по образцам воды, сразу тебе сообщу. – Она вышла из машины, как и я, обошла ее и обняла меня. – А пока лучше и здесь воду не пей. Держись «пикардо». Это безопаснее.

Я ожидала неловкости. Даже предчувствовала безобразную сцену. Чего я не ожидала, так это обнаружить, что Бернадетта вернулась в нашу комнату. Она сидела на ковре и шила.

– Ой, привет, где ты была? – Глаза у нее были уже по‑ знакомому мутные.

– У меня были личные дела… – начала я, но она не слушала. В голове у нее зудела однообразная песенка без мелодии «да‑ да‑ дя‑ да, да‑ да‑ дя‑ да, да‑ да‑ да‑ да». – Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Я? А, перебралась назад. – Она закончила строчку и откусила нитку. – Вот. – Она залюбовалась своим шитьем. – Уолкеров рукав, как новенький.

– Я думала, ты переехала к Джейси. – Упоминание об Уолкере вызывало в голове картину их двоих в моей гостиничной постели.

– Не срослось. – Тон ее был беспечен.

Она встала и бросила рубашку на стул. Та упала на пол. Бернадетта хихикнула.

Я взглянула на календарь над своим столом. До последней лекции три недели, затем неделя экзаменов. А потом я уеду обратно на Тиби. Папа поправится – больше чем поправится, – и я расскажу ему все‑ все, что случилось, и он все объяснит. Он будет знать, что делать. И мама сможет отдохнуть, и мы втроем…

– Ари, Ари, мы идем на счастливый час в «Якорь». Айда с нами! – Бернадетта встала и, протанцевав по ковру, запуталась в собственных ногах и рухнула на кровать.

В «Якоре», городском баре, студентов Хиллхауса обслуживали неохотно, зная, что удостоверения личности у них по большей части поддельные.

– Нет, спасибо, – ответила я. – Мне еще сочинение писать.

После ее ухода комнату заполнила благословенная тишина. Я собрала одежду, разбросанную ею по моим кровати и столу, и швырнула к ней на постель. Затем открыла ноутбук, села и написала половину сочинения по американской политике.

В тот вечер по пути на ужин я встретила Джейси. Волосы у нее были распущены и лежали на плечах как плащ.

Она подошла ко мне, пристально посмотрела в глаза и тронула за руку, словно желая убедиться, что я настоящая.

– Слава богу, – выдохнула она. – Ари, когда ты не вернулась вместе с остальными, я решила, что ты исчезла. Как твоя подруга.

– Я ездила навестить родных.

Мы торопливо зашагали по склону, ведущему к кафетерию. Я старалась не смотреть на кусты, где – меньше месяца назад – Уолкер впервые поцеловал меня. Но видела. И помнила.

– Слава богу, – повторила Джейси. – Остальные все вернулись странные… за исключением Ричарда, ну так он и раньше был странным, но по‑ другому. Уолкер, и Берни, и Ронда, они все время под кайфом.

– Я заметила.

Мы перепрыгнули через низкую каменную ограду вдоль мощеной тропинки внизу. По дорожкам в Хиллхаусе никто не ходил, все прокладывали срезки напрямую.

– Уолкер больше не ведет себя по‑ уолкеровски. В смысле, фокусы не показывает, не жонглирует, не поет и на гитаре не играет. Вечно отъехавший.

Внезапно я затосковала по своему старому Уолкеру.

– Я, пока с Берни комнату делила, чуть не спятила. – На один мой шаг приходилось два Джейсиных. – Оно и раньше было нелегко, пока она ходила мрачная, злилась и цеплялась ко всем. Зато теперь она мисс Веселуха. Несет какую‑ то бессмыслицу. И с каждым днем все хуже.

Я остановилась и повернулась к ней – точнее, наклонилась к ней.

– Джейси, ты поверишь мне, если я тебе кое‑ что скажу?

– Я верю тебе. У тебя у единственной хватило смелости переночевать вместе со мной на болоте.

– По‑ моему, то, что происходит с Бернадеттой и с остальными, так же странно, как то, что произошло в ту ночь.

Она прищурилась, и глаза ее сужались все больше, по мере того как я говорила.

– Они принимают вещество, которое делает их псевдовеселыми. Слышала про «В»?

– Полкампуса сидит на «В», – сказала Джейси. – Берни предлагала мне дня два назад.

– Ты взяла?

– Я не переношу наркотики. Как‑ то раз попробовала курить кальян, так меня вырвало.

– Скажи всем, кто тебе не безразличен, чтобы не принимали. – Но, произнося это, я сомневалась, что ее кто‑ нибудь послушает.

Мы вошли в студенческий клуб. На ступеньках кафетерия было не протолкнуться. Мы с Джейси проложили себе дорогу вниз и встали в очередь, по пути нагружая подносы тарелками. В конце очереди она вытащила из стопки стакан и бутылку «Родников Ориона» из чана со льдом.

Я выхватила у нее бутылку, сунула назад и подставила стакан под кран с молоком.

– Не пей воду, – шепнула я. – Верь мне.

Мы сидели за длинным столом и ели, когда мне пришло в голову: «Откуда я знаю, что молоко безопасно? »

Пока я делала задания и ходила на лекции, часть моего сознания сосредоточивалась на работе. Другая же часть наблюдала, как студенты вокруг меня выпадают из академической жизни. На занятия ходили единицы. Библиотека опустела.

«Даппификация Америки». Фраза Малкольма начала меня преследовать. Я не знала, параноик я или пророк, но надеялась, что ни то ни другое.

Даже профессор Хоган переменилась. Тон и движения у нее сделались не такими резкими, хотя манера повышать голос к концу предложения осталась. Видимо, она родилась, чтобы задавать вопросы.

– Где твое сочинение Уолкер? – Она уже неделю ходила на работу в одной и той же юбке.

– Ну, понимаете, я над ним работаю. – Уолкер перестал бриться, но щетина у него до бороды еще не доросла.

Он улыбнулся профессору Хоган, и она сказала:

– Как бы то ни было?

Затем Уолкер обратился ко мне:

– Как оно? – Его голубые глаза казались стеклянными.

– Нормально. – Этот вариант Уолкера не привлекал меня ни капельки.

Профессор вызвала еще двоих студентов, затем, казалось, утратила нить рассуждений.

– Убедитесь, что вы все проголосовали? – сказала она.

Еще один вид деятельности, для которого я еще маленькая, подумалось мне. Разве что воспользоваться моим фальшивым удостоверением личности. Разве что снова солгать.

Доктор Чжоу позвонила мне на мобильник где‑ то через день. Вода в источнике Сассы была чистая. Водопроводная вода с Тиби содержала хлорку и обычные примеси.

– Беспокоиться не о чем, – сказала она.

Но бутилированная вода оказалась накачана теми же опиатами, что обнаружились в «В».

– Как такое может быть? – изумилась я. – Разве качество бутилированной воды не проверяется?

– Да, УПЛ полагается за этим следить.

«Делает ли Управление по контролю за продуктами и лекарствами свою работу? » Я начинала чувствовать себя конспирологом или как Осень, которой проще было поверить в существование НЛО, чем в правительственные заявления об обратном.

– Фирма «Родники Ориона» образовалась совсем недавно, базируется в Майами, – сказала доктор Чжоу, – Совет в курсе ситуации. Они могут позвонить тебе, чтобы ты дала показания.

– А где они вообще находятся? – спросила я.

– То здесь, то там. – Она говорила отрывисто, словно была занята. – Ты говорила с матерью? Твой отец вполне поправляется. Вчера он впервые прогулялся по пляжу.

– Вот это хорошая новость. – Я все еще опасалась звонить мае. Но если кто‑ то действительно прослушивал мой телефон, сегодня вечером они услышали достаточно.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 141516 17 Следующая ⇒