Кларисса. Глава восьмая

Кларисса

— Ну… И как тебе это? — спросила Полли. — Ты удивлён?

— Пожалуй, я скажу тебе, как мне это! — с чувством ответил Квиллер. — Если бы моя девушка одевала своего кота в костюм Санта-Клауса, с белым меховым нагрудником, я бы одно это счёл достаточным основанием, чтобы убить её! Нет! В каждом браке, конечно, случаются трудные периоды, но начинать совместную жизнь с такими серьёзными разногласиями было бы безумием. Она — айлурофил; он — айлурофоб. Коко это знал, иначе не атаковал бы Харви с воздуха! Я пытался объяснить это шалостью, но нет, Коко не так глуп… Извини, что-то я разговорился не в меру.

Даже Данди, который встречал посетителей в торговом зале, заглянул посмотреть, что последует за столь взволнованным монологом.

— Надеюсь, мою речь не передавали по громкой связи, — спохватился Квиллер. Я просто хотел сказать: единственное, что есть общего у Клариссы и Харви, — это любовь к горнолыжному спорту, так что их так называемое обручение — во всяком случае, со стороны Харви — было не более чем уловкой. Он просто собирался держать Натана и Дорис на крючке — это я о наследстве. Однако собственная хитрость вышла ему боком. Что ж, придётся парню попробовать ещё раз на будущий год. — Потом Квиллер, как бы между прочим, спросил, что сегодня на повестке дня в орнитологическом клубе, кроме пирога с курятиной на обед, конечно. — Интересно, сколько пирогов вы способны испечь из одного цыпленка?

— О, Квилл! — возмутилась Полли.

— Не присмотришь ли за моим велосипедом, пока я спущусь вниз и погляжу, нет ли чего новенького в отделе старой книги? В нижнем этаже всё те же завсегдатаи бродили между стеллажей, и всё та же Лайза Комптон сидела за кассой.

— Квилл, я только что о тебе думала! Мы получили несколько коробок с книгами из Тронто-Бич, и среди них есть та, которую я читала, когда мне было двенадцать. Я тогда так смеялась, прямо каталась по полу, мама даже подумала, что у меня конвульсии. Ты не читал «Трое в лодке»? Автор один британский юморист. Тысяча восемьсот восемьдесят девятого года издания,

— Нет, — ответил он. — И честно говоря, я никогда не катался по полу от смеха.

— Можешь почитать её вслух кошкам, — посоветовала Лайза. — Это небольшая книжка, одна из тех, что Коко любит спихивать с полок, если, конечно, верить тебе. Наши с Лайлом кошки никогда не спихивали книги с полок, и он говорит, что всё это твои гнусные измышления.

— У Лайла никогда не было сиамских кошек, вот в чём его беда… Я возьму эту книгу. Сколько? Смогу ли я получить свои деньги обратно, если не буду кататься по полу от смеха?

По дороге в редакцию Квиллера и «Серебряный свет» приветствовали гудки водителей и окрики восхищённых пешеходов. Один старый джентльмен крикнул надтреснутым голосом: «Хей-хо, Сильвер! »

С тротуара перед домом Спренклов ему помахала рукой высокая крупная немолодая женщина. Квиллер резко затормозил рядом с ней.

— Извините, мадам, но вам придётся взять такси. Я не имею права возить пассажиров.

— Квилл! Ах ты негодник! — воскликнула дама. — Бог знает что городит — и при этом напускает на себя такой невинный вид!

Это была Мэгги Спренкл, едва ли не самая активная из восьмидесятилетних жительниц Пикакса, известная защитница животных. После смерти мужа она продала поместье в Пёрпл-Пойнт и переехала в городской дом Спенклов, чтобы всецело отдаться своей борьбе. Первый этаж здания занимали страховые компании и фирмы по продаже недвижимости. Два верхних этажа, отделанных в викторианском стиле, хозяйка оставила себе.

— Не поднимешься ли ко мне наверх на чашку чаю? — спросила Мэгги. — Мне нужно кое-что обсудить с тобой.

— Только завезу материал в редакцию.

— Заезжай с торца, — посоветовала она. — Там, в холле, найдётся место для твоего велосипеда.

Через полчаса он вернулся и позвонил в домофон. Оставив велосипед в холле, Квиллер поднялся на второй этаж в маленьком лифте. И всё это — в здании, построенном сто лет назад и поражающем тяжеловесной викторианской роскошью: хрустальные люстры, плюшевый ковёр с розами, красные стены, увешанные большими картинами в золочёных рамах.

Когда хозяйка предложила ему чашку хорошего чая, он мягко ответил:

— Вообще-то, Мэгги, чашка хорошего чая как-то не вяжется с велосипедными прогулками, даже на «Серебряном свете».

Она согласилась и предложила воды с клюквенным соком. Перед тем как усесться за изящный столик с мраморной столешницей, Квиллер почтительно поздоровался с пятью «дамами» из приюта для бездомных животных, которые торчали в окнах, выходящих на Мейн-стрит. Их звали Флоренс Найтингейл Сара Бернар, Луиза Мэй Олкотт и всё в таком же духе.

— Как дела в приюте? — спросил Квиллер.

— Спасибо Фонду К., мы удвоили наши мощности и наняли второго спасателя. Теперь нам остаётся только воспитывать людей, чтобы они не бросали домашних животных на произвол судьбы, без еды и воды. Беременную кошку или собаку отвозят за город и оставляют на обочине дороги! Это разбивает мне сердце! В приюте чистят клетки и моют животных добровольцы — в основном состоятельные женщины, которые могли бы вместо этого играть в бридж или раз в неделю летать в Чикаго за покупками… Впрочем, всё это тебе известно, Квилл. Ты писал об этом в своих колонках. И цитировал одного философа: «Чем проклинать тьму, зажги хотя бы одну свечу». Мы стараемся пристроить бездомных животных, всех, кого можем. Вот об этом я и хотела поговорить с тобой. Почему бы летом, когда у нас много гостей из других штатов, не устроить серию аукционов?

Квиллер судорожно сглотнул. Его предупреждали. Они хотят сделать его аукционистом!

— Идея хорошая! Я уверен, что Фокси Фред согласиться помочь вам бесплатно. Он умеет дурачить публику и сталкивать покупателей на торгах. Приезжая публика съест всё это и не подавится.

Ты прав, Квилл! Мы уже обратились к нему, и он согласился. И вот что ещё предложили волонтеры. Вместо того чтобы выставлять на аукцион безымянных животных, надо дать им всем громкие имена — как у моих «дам»!

— Прекрасная идея! — подхватил он. — Могу я быть полезен?

— Вообще-то… да! — воскликнула Мэгги. — Не возьмешь ли ты на себя труд составить список знаменитых имен? Начнём с котят.

— С удовольствием! Это будут имена из художественной литературы — никаких современных персонажей. Если взять имена политиков или звёзд, всё сведётся к шутке. И тем не менее клички должны нести некую смысловую нагрузку: Питер Пен, Чолли Никербокер, Рози О’Грейди, Милашка Два Башмачка. Прекрасное имечко для кошечки с белыми лапками!

— О, я просто сгораю от любопытства, Квилл! Когда ты сможешь представить нам список? У нас есть волонтеры с чувством юмора. Они разберутся, какое имя дать какому котёнку,

— Честно говоря, Мэгги, я бы хотел сам нанести визит приюту. А то всех белых кошечек назовут Золушками, всех рыженьких — Бонни Лэсси, а всех котят шкодливого вида — Томами Сойерами… Хватит с нас такого! Я бы мог провести у вас весь день… А пока позволь один-единственный вопрос: ты знакома с Ледфилдами?

Когда он спрашивал это, им руководило единственно профессиональное любопытство. Ответ Мэгги можно было легко предугадать.

— Разумеется! Натан и Дорис были нашими соседями в Пёрпл-Пойнт! Мы с Джереми часто ужинали с ними. Натан — удивительный человек. Представляешь: он играет на скрипке, а Дорис аккомпанирует ему на фортепьяно. Она милая, застенчивая и немного печальная, потому что у неё нет детей, а для Ледфилдов всегда было очень важно продолжить свой род. А у них только племянник в Калифорнии.

— Он приезжал сюда в прошлые выходные, Мэгги, сделать несколько набросков с моего амбара для своего архитектурного проекта. Осенью поступает в колледж.

— Правда? Его тетя и дядя будут довольны. Кажется, его зовут Харви. Он уже был здесь прошлой зимой. Родители Харви погибли в автокатастрофе.

Вдруг появившаяся в голосе Мэгги уклончивость и скрытность заставили Квиллера заметить:

— Ужасная трагедия!

— Не совсем так, — возразила Мэгги. — Мне не следовало бы тебе этого говорить, но всем известно, что брат Натана был паршивой овцой в семье — сущим наказанием, неудачником. Когда они с женой погибли и Харви остался единственным наследником Ледфилдов, Натан послал ему два билета на самолет, и тот прилетел сюда со своим другом, довольно представительным молодым человеком. Натану друг племянника показался интересным собеседником, а вот в самом племяннике он полностью разочаровался. Единственное, о чем Харви мог говорить, так это о первоклассной лыжной базе, которую хотел открыть, а денежки он надеялся вытянуть из своего дяди.

— И его надежды оправдались? — спросил Квиллер.

— Как бы не так! — ответила Мэгги, Натан счёл претензии племянника наглостью, и молодые люди здесь не задержались. В общем, Натан предпочёл бы заботиться о родственнике, оплачивая его обучение в колледже.

— А ты встречалась с Харви? Нет? Это даже к лучшему, Мэгги… Вот уж кто ненавидит кошек! А теперь, как ни жаль, я должен расстаться с тобой.

Мэгги сказала:

— Ты такой добрый и понимающий. Квилл! И всегда заботишься о людях… Так не забудь о списке имен.

По пути к выходу Квиллер заметил небольшое фото в рамке на одной из книжных полок. Две семейные пары в саду, полном роз.

— Вот этот красавец — мой Джереми, — пояснила Мэгги — Мы с Дорис сидим на скамейке, которую Джереми сделал по образцу той, что изображена на картине Моне «Сад в Живерни». Мой муж умел делать из дерева очень красивые вещи. И эта каллиграфия в рамке — тоже его работа, цитата из «Дезидераты»: «Несмотря на то что мир полон лжи, тяжёлого труда, несбывшихся мечтаний, он всё-таки прекрасен. Радуйтесь. Боритесь за счастье». — Мэгги добавила: — Джереми не мог ходить. Его сбросила лошадь, когда он был ещё совсем молодым человеком… У тебя есть «Дезидерата», Квилл? У меня она висит на стене, и это первое, что я вижу, проснувшись. У меня найдется копия для тебя, если есть куда повесить.

Квиллер пообещал прикрепить текст к доске объявлений в своём кабинете.

Бросив ещё один взгляд на фотографию двух пар в саду, Квиллер пришёл к нескольким выводам: Джереми на самом деле был красив и выращивал прекрасные розы; Мэгги всегда выглядела очень ответственным человеком; Натан был невысок, но широкоплеч, серьезён, скрипач, глава семьи; Дорис, маленькая и хрупкая, производила впечатление женщины очень преданной своему мужу — вместо того чтобы смотреть на фотографа, она не сводила глаз с Натана.

Вечером Квиллер записал в своём дневнике:

Пятница. Мы с Полли составляем списки для Мэгги: один — имена котят мужского пола, другой — кошечек. Я решительно отказываюсь называть их мальчиками и девочками.

Мы считаем, что имена должны быть громкими, хорошо известными, звучными, даже в уменьшительной форме. Волонтерам предстоит наградить ими сорок маленьких комочков. Так что только успевай придумывать.

Примеры: Редьярд Киплинг, Конан Дойл, Льюис и Кларк(для близнецов), Микеланжело, Генри Лонгфелло, Уинслоу Хомер, Бустофер Джонс.

Для кошек: Бетси Росс, Джейн Остин, Лорна Дун, Агата Кристи, Клеопатра.

Но вот вопрос: а вдруг нежная маленькая Золушка вырастет в зверюгу, напоминающую но характеру гунна Аттилу? Придётся ли нам тогда вернуть покупателю деньги?

Глава восьмая

Был второй вторник месяца, и Квиллер работал над второй статьей о «великих ушедших» для колонки «Из-под пера Квилла», когда зазвонил телефон.

Взяв трубку, Квиллер не смог удержаться от смешка: только его старый друг Арчи Райкер способен произнести «доброе утро» так, чтобы это прозвучало как обвинение.

Главный редактор прорычал:

— Кто такая Кларисса Мур?

Подыгрывая ворчливому тону, Квиллер притворно окрысился:

— А собственно, почему ты спрашиваешь?

— Она прислала нам письмо из Калифорнии! Просится па работу. Ссылается на тебя!

— А-a! Вот это кто! Кажется, я припоминаю, Арчи. Квиллер решил сыграть роль до конца. — Они с другом приезжали к Ледфилдам в Пёрпл-Пойнт. Надеюсь, ты знаешь, кто такие Ледфилды?

— Все знают, кто такие Ледфилды! А ты-то тут при чём?

— Кое-кто предложил мне пригласить эту молодую пару на обед, ну, и оказалось, что девушку привлекает журналистская карьера. Она молодая, способная, яркая. Это всё, что мне известно. Он воздержался от упоминания Джерома, костюма Сайта-Клауса и расстроенной помолвки — если, конечно, помолвка действительно расстроилась.

Она прислала вырезки из своих статеек и рассказика. Ничего себе! Она из Индианы, так что, думаю, приживётся здесь.

— У тебя есть вакансия, Арчи?

— В том-то и дело! Джилл Хэндли берёт годичный отпуск но уходу за ребенком… Кстати, ты уже отправил сегодняшний материал? — И Арчи бросил трубку, не дожидаясь ответа.

Квиллер не смог сдержать улыбки. Весь город любил Арчи и потешался над его замашками большого босса. У него отличная газета и золотое сердце. А его жена всегда говорила: «Просто Арчи не хочет, чтобы кто-нибудь знал, как он счастлив! »

Квиллер закончил краткий биографический очерк об Агате Бёрнс, преподавательнице, которая дожила до рубежа веков. Он процитировал представителей трех поколений её студентов:

«Не знаю, как ей это удалось, но она сумела приохотить меня к учебе».

«Я даже латынь полюбил, представляете?! »

«Когда городской Совет по образованию изъял латынь из программы, кое-кто из нас, ребят, устроил демонстрацию протеста. После этого мисс Бернс стала преподавать английский и внушила нам интерес к субъектам, предикатам и даже такой штуковине, как герундий! Мне бы и в голову не пришло думать о герундии — в двадцать-то лет! »

«Моя мама ходила в школу в Милуоки и вспоминала, как ненавидела " Сайлеса Maрнера" и " Алую букву" … а мисс Агате каким-то образом удалось привить нам вкус ко всему этому старью… В чём её секрет? Ведь должен быть какой-то секрет! »

(Позже, ознакомившись с очерком, Лайза Комптон сказана: «Я знаю её секрет. Она умела влезть в шкуру студента, посмотреть на всё его глазами. А это не так-то просто! »)

Квиллер отвёз статью во «Всякую всячину» и, заглянув в банк, встретил там Гила Мак-Мёрчи. Одному было очень любопытно узнать подробности следующего парада, а другому не терпелось их выложить. Они устроились в маленькой комнате для переговоров.

— Ну и как всё продвигается? — спросил Квиллер, имея в виду шествие в честь Дня независимости, Четвёртого июля.

— Сейчас расскажу! Была одна загвоздка, но мы с ней разобрались. Дело в том, что у нас обыгрывался слоган: «Вся жизнь — сплошные розы! », Мы собирались заказать тонны роз и разбрасывать их с платформ и с вертолёта! Но потом кто-то напомнил, что у роз, между прочим, имеются шипы, и, если кто-нибудь повредит себе глаз, дело дойдёт до суда.

— Пожалуй, — согласился Квиллер.

— Так что всё пришлось начинать сначала. На этот раз мы остановились на слогане: «Вся жизнь — сплошные пионы! » В Пикаксе пионы в каждом палисаднике. Клуб любителей пионов насчитывает пару сотен членов. Так что это не будет стоить нам ни цента!

— Блестящее решение, Гил! Не могу ли я чем-нибудь помочь?

— Пожалуй, можешь. Нельзя ли посвятить одну из твоих колонок истории пионов? Эти цветы выращивали с древнейших времен, считалось, что они обладают волшебными свойствами. В библиотеке есть книги об этом, да и членов клуба можно расспросить.

Квиллер, который имел весьма туманные представления даже о том, как выглядит пион, почувствовал, что ему предстоит сделаться специалистом ещё в одной области. Напоследок он спросил:

— Не знаешь ли ты чего о поместьях Пёрпл-Пойнт, Гил?

— Ещё бы мне не знать! Три поколения моей семьи ползали под полом этих старых развалюх. В девятнадцатом веке у них там и ванн не было — только ватерклозеты.

— Правда? — задумчиво переспросил Квиллер, почему-то вспомнив, что король Георг III умер в клозете.

Гил продолжал:

— Теперь-то, конечно, при каждой спальне есть ванная комната с душем и золочеными кранами. Теперь грех жаловаться!

— А дом Ледфилдов тебе знаком, Гил?

— Конечно! Очень старый дом! Они шесть спален превратили в апартаменты. Помню, там ещё в хозяйских комнатах пианино стояло. Славные люди. Всегда оплачивали счета вовремя… и посылали своему сантехнику подарок к Рождеству.

В тот вечер Квиллер и Полли ужинали в таверне «Типси», придорожном бревенчатом домике к северу от города. Таверна была знаменита своими цыплятами и незабываемыми поздними завтраками. (Хозяин держал птичий двор, его было видно из бокового окна. ) Заведение носило имя кошки первого своего владельца. Портрет Типси красовался в главной зале. Официантки, бодрые женщины за шестьдесят, называли Квиллера не иначе как «сынок». Полли и Квиллер любили бывать здесь.

Сегодня они сидели в нише на двоих, поглядывая на птичий двор.

Полли сказала:

— Вчера вечером Арчи не было дома, и мы с Милдред замечательно поужинали у них вдвоём и болтали как сороки. Потом выпили чая с печеньем на балконе, и было так мирно и покойно, что нам даже говорить расхотелось. И вдруг Милдред сказала кое-что, чего я не поняла

— И что же это было? — спросил Квиллер. — Или я покушаюсь на ваши, женские, секреты?

А сказано было (если, конечно. Полли правильно запомнила) следующее: «Многие убийства совершаются после полуночи».

Полли объяснила это так: бывает, сидишь с друзьями и все так довольны и счастливы, что даже разговаривать не хочется, но вдруг что-то само собой срывается с языка, а что — непонятно.

Она выжидательно воззрилась на Квиллера

— Гм-м, — задумчиво пробормотал он. Такая его реакция была хорошо знакома друзьям.

— Милдред говорит, — пояснила Полли, — что эту фразу им диктовали в старших классах, когда учили печатать на машинке. И теперь, когда в голове у неё пусто, эта фраза почему-то всплывает.

— Да, понимаю, — кивнул Квиллер. — У меня для такого случая есть одна цитата из Диккенса.

Это была фраза из «Повести о двух городах»: «То, что я делаю сегодня, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал…»

Полли поделилась своей фразой «Из ничего и будет ничего». Она получила её в наследство от отца, который занимался Шекспиром. Квиллер знал, из какой это пьесы — «Король Лир». Как же можно забыть такое!

К ним подбежала одна из бабушек-официанток:

— Подавать десерт, ребятки?

Фирменным десертом заведения был хлебный пудинг с кленовым сиропом. Клены собственные, те, что росли около таверны.

По пути домой Полли сказала:

— Все только и говорят, что о твоей колонке про Агату Бёрнс.

— Я получил тёплое письмо от её племянницы из «Уголка на Иттибиттивасси». Она переслала мне книгу из библиотеки Агаты. С посыльным. Он чуть с мотоцикла не свалился, когда увидел Коко в окне. Как же, знаменитый Коко! Бедняге так хотелось поскорее рассказать жене, что он видел Крутого Коко собственной персоной.

— А что за книга — спросила Полли.

— Готорн «Легенды старой усадьбы».

— Кстати, Ледфилды называют свое жилище Старой усадьбой!

— Стоило мне положить книгу на кофейный столик, как Коко тут же уселся на неё. Я сказал ему, что у него хороший вкус, и он прищурился в ответ.

На следующий день Квиллер читал Готорна двум безмятежным сиамским кошкам, когда позвонил Торнтон Хаггис из Центра искусств.

— Есть пара минут? У меня интересные новости.

— Я только что сварил кофе, Торн. Не заглянешь?

Гость восхитился кошками, похвалил кофе, сказал несколько добрых слов о Готорне.

— Ну, не томи! — поторопил Квиллер.

— Знаешь вязальщицу из Кеннебека?

— Я заказал ей свитер.

— А тебе известно, что она предсказывает будущее?

— Только не говори мне, — ответил Квиллер, — что следующему параду помешает дождь! С Гилом Мак-Мерчи случится удар.

— Хуже! Она всегда предсказывала стихийные бедствия. Ещё перед тем парадом обещала. И стоит на своём! Пророчит стрельбу и отравления! Причём имеет в виду не игрушечные пистолетики и не прокисший картофельный салат, а настоящее преступление! Бедствие, виновником которого будет человек, а не природа!

— М-м-да… — протянул Квиллер. А что ещё он мог сказать?

Торн продолжал:

— У них тут в галерее готовится новая выставка. Меня хотят загнать на приставную лестницу. Так что я пойду. Спасибо за кофе.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒