Часть вторая 13 страница

Тарас последовательно набирал силы на росчерк, проводя одну за одной кривые кирилло‑ латиницы. Особый подбор знаков и рун, через такие росписи копится магия. Упражнение имело смысл только несколько минут, затем граф выходил на максимум. Рекомендовали его всем, но исполняли немногие, поскольку порция «допинга» оставалась небольшой. Тарас прежде не отличался прилежанием, но последние дни не упускал случая пополнить запас магической устойчивости. В Колледже, из‑ за периметра, упражнение давало больший эффект, нежели, например, в густожитии. Колледж строился на месте естественной силы. Обычно на таких возводят храмы. А если просто натыкается человек на невидимый источник, то посмотрит вокруг и скажет что‑ нибудь о Создателе и красоте.

Вот только сегодня подпитка не очень получалась, поскольку рядом ныл Устин.

– Сука... – Устин был безутешен. – Где ж такую прорву ногтей набрать... Сука... Вкатит завтра восемь баллов и весной приколет... Он же, сука, и очищение проводит, говорят...

Никита, который от нечего делать тоже рисовал силовой синтаксис, легко отвлекся от своего занятия.

– Ты попусту не причитай, а подумай.

– Хрен ли тут думать, прибил меня желтый светоч, наглухо прибил.

– Ты думай, думай. Бакалавр просто так пришибить не может, об этом и жалобу подать можно.

– Ну как это не может... Прибил же. Что ж теперь делать... Где этих паучьих лап набрать... Ведь выведет, на восемь баллов завтра выведет.

– Ты думай, а не скули. Не имеет он права в один удар приложить. Максимальный штраф на лекциях – два балла. За любой фортель. Четыре раза надо попасть, чтобы под восемь. А ты думай.

– Что тут думать... Не имел права, да подвел... Мне‑ то теперь разве легче? Даже если его потом накажут, он же мне и припомнит... Лучше не буду я писать, может, проскочу весной... Как‑ нибудь... И десять баллов люди проскакивали. Или денег найти? У тебя‑ то есть деньги, Никита?

– У меня денег нет. У меня долги есть.

Устин сразу подсобрался и ушел скулить в другое место. Под крылышко к Галибу, сыну богатого купца из Пенджикента. Тарас уже вывел кривую на максимум, закрепил его по состоянию, выдохнул холодом и стряхнул наволок.

– Чего он хотел? – Тарас не любил Устина.

– Денег, – лаконично ответил его цветный. – И найдет ведь, до утра перезаймется.

– А ты чего ему всё думай, думай? Хотя да, сейчас же как раз практика. И завтра с утра практика.

– Не просто практика, а как раз по насекомым. А завтра ещё у первого курса арахниды. Если б он нормально замены слушал, он на них мог бы не полфунта, а все полтора собрать. Там же всё легко тасуется.

– Сам и виноват.

Никита тоже считал, что подсказывать более подробно не в их интересах. Летом троих с курса подвесят на крюк, так что... Попросил – подсказали. Не услышал – до свидания. Сам Устин и такой бы подсказочки не сделал. Сидел бы да тихо радовался чужим штрафным дробям.

– Открутится. На денежку попадет, а на баллы – нет. Просто купит и отмажется.

– Все равно дурак, как раз ведь тема лекции. Бакалавр его, можно сказать, на практику выводил. Жестко, конечно. Применил бы замены, и обошлось бы все в двадцать... ну, в тридцать ногтей. Все ж таки не сотня.

– Далеко не сотня. Ты‑ то как? – Никита, как заботливый родитель, осмотрел цветного, даже веки Тарасу оттянул.

– Нормально. Ещё недельку, и буду как огурец. Ты сегодня опять следом шёл?

– Каждый день провожаю. Хвала Создателю, нету их.

– Может, ты все‑ таки ошибся?

– Может, и ошибся. А может, они решили тебя не добивать. Но лучше я ещё похожу. Без цвета остаться – себе дороже.

Тарас улыбнулся. Никита старался казаться хуже, чем он есть.

– То бишь интерес у тебя меркантильный. Экзаменов боишься.

– Очень боюсь, – серьезно ответил Никита. – А на тебя, дурня, мне начхать.

– А валчей, значит, не боишься?

– Да я в валчей не верю. Так просто хожу.

– Так просто и ходишь третий день. Чтобы не соскучиться. Бескорыстный телохранитель.

– Еще пара фраз в этом ключе, и охрана начнется с пенделя.

– Понял и заткнулся. – Тарас улыбнулся. Приятно, когда тебя любят, ценят и берегут.

Глава 25

В городе царила тихая паника.

События принимали московский разворот – за три дня в Твери нашли семнадцать трупов. Все убийства произошли после заката. Городская стража, справедливо полагая, что охрана порядка – дело опасное, ходила нарядами по шесть‑ восемь человек, патрулируя центральные проспекты. На помощь жителям не спешила, да это и не входило в её прямые обязанности. Главным для стражи была охрана объектов и недопущение бунта, а горожанам «петушиные перья» советовали звать рыцарей. Убийц, терроризировавших столицу, оказалось несколько. Накануне людей резала странная фигура в чёрном монашеском клобуке и белой маске. Рот оборотня был распахнут в беззвучном вопле, но кричали жертвы, поскольку справиться с тварью оказалось очень нелегко. Не особенно таясь, не пугаясь целой толпы вооруженных кольями посадских – они потом клялись, что оборотень проходил прямо сквозь людей, – «монах» зарезал четверых, и смертей наверняка было бы больше. Развоплотили его прибежавшие на крики школяры со второго курса. Закидали тварь фейерверочными шутихами, файерболами и какой‑ то чернильной дрянью, так что и непонятно было, что конкретно подействовало на оборотня – если вообще что‑ нибудь подействовало, поскольку куда он в этом дыме подевался, так никто и не разобрал. Версий было столько же, сколько и участников. Проходил он сквозь людей или не проходил – клинок у него был самый настоящий, и на пустыре у городских бань, где произошла сумбурная схватка горожан с нежитью, осталось четыре тела. Ещё два трупа нашлись во дворах, и кто их подрезал, не было известно, а на охранных ведунов как будто нашло затмение: годами хрусталь без всякого сбоя выводил на воров и убийц, а тут... Никакого следа... Ещё несколько раз появился урод с когтями, резал детей прямо в кроватях, и не было от него спасения, и сделать ничего не успевали – чаще погибали девочки, – но здесь, говаривали, помогли какие‑ то чёрные всадники. Оранжевый урод выскочил прямо на пару великолепно одетых лощёных господ и тут же лопнул или просто исчез – тётки, что видели это диво с балконов, рассказывали очень сбивчиво. Чувствовалось, что благородных всадников они испугались больше, чем когтистую тварь. Охранные маги сбились с ног, допрашивая очевидцев и пытаясь переткать свою паутину, но где‑ то в ней, видимо, зияли прорехи, а люди уже поговаривали, что оборотни могут быть одновременно в разных местах.

– Заходи справа! Обходи его, Андрей!

Рыцарь, рыжие волосы которого пробивались из‑ под светлого шлема, пришпорил коня, сворачивая в переулок. Туда ушёл фантом‑ перевёртыш.

В переулке никого не было.

За забором тоскливо лаяли собаки. Вдоль улицы клубился туман – обычный, холодный, белый... А над самой дорогой дрожало марево, переливаясь горячими радужными блестками.

Андрей рубанул клинком странный воздух – клинок как будто увяз на мгновение, – но ничего не произошло. То ли это действительно был воздух, то ли оборотень бесследно растворился. Рыцарь завертел головой, пытаясь понять, куда же делась чёрная тварь.

Он пересёк ещё несколько улиц, не особенно надеясь на успех, но честно замыкая периметр. Улицы были пустынны. Жители попрятались, мелькнули только Самсон и Павел, искавшие убийцу в соседнем проулке.

Андрей перевел Батиста на рысь, стараясь успокоить животное. Лошади их как‑ то чувствуют, неохотно идут. Хорошо, рыцарских коней специально обучают, ипподромная бы... Он не успел додумать, потому что конь вдруг всхрапнул и попятился. Андрей развернулся к месту, от которого шарахнулся Батист, и обомлел: прямо с булыжной мостовой поднимался прозрачный призрак – только что были камни, видны были следы этих камней, как будто сама мостовая, вспучиваясь, приобретала человеческие черты. Перевёртыш был как быстро твердеющее желе, на мерцающем теле очерчивалась одежда, похожая на форму стражника, пронзительные глаза исподлобья смотрели прямо на рыцаря, а рука призрака вдруг перекинулась в стальную пику.

Всё это продолжалось долю мгновения, Андрей ничего не успел понять, не успел даже подумать о рапире, как вдруг оказалось, что его рука уже нанесла удар, да ещё с потягом, и клинок пошёл вязко, как всегда, когда сталкивались две мощные магические накладки. Хвала Велесу, он заблаговременно заговорил оружие. Пробивающие морок руны тусклым золотом змеились у рукояти. Призрак оплыл на мостовую, растекаясь тяжёлыми ртутными каплями.

Несколько из них, как кровь, скатились с клинка. Серебристая жидкость всосалась в булыжник, и все исчезло, вот только Андрей долго ещё не мог пошевелиться.

Почему‑ то показалось, что эта тварь была опаснее предыдущих. Удалось ли её упокоить? Или воспрянет, как нечисть из старой сказки? Булыжник под копытами Батиста казался самой обычной мостовой.

Андрей заметил место – ведунам нужны любые подробности – и поехал, как и положено, снимать отчёт на синхронизирующий кристалл.

Рыцари сбились с ног, но всё время опаздывали.

В ту же ночь высоченный чёрный оборотень в кожаной куртке с металлическими бляхами и тёмными стеклами на глазах расстрелял трёх княжеских дружинников. Этот орудовал многозарядным, неведомой конструкции мушкетом. Арбалетные болты отскакивали от его куртки, как если бы под ней находился металл. Чёрного почти догнал Ладья, но достать не успел – выстрел в упор свалил звеньевого с лошади. Оказалось, что световая броня держит пули перевёртыша. Потом оборотень, видимо, развлекался – столкнувшись с обслугой переносной бомбарды, он стрелял уже не в грудь, а точно в правое колено, изувечив всех, кто загородил дорогу. Заряд бомбарды ощутимо качнул тварь, но не слишком повредил, поскольку двигался чёрный всё так же быстро, как отлаженный механизм.

Надо было магистрату всех стражников в световые доспехи одеть. А Князю – дружину. А городу – жителей... Уже под утро в башню принесли убитого Мишу. Голова стремянного была в крови, височная кость глубоко вмята. Кого из перевёртышей догнал парнишка, так и осталось неизвестным.

Как перед идущим ураганом, люди спешили в дома, закрывая наглухо даже ставни. Говорили, что дерево неплохо держит призраков, не впуская их внутрь.

Наконец пришло долгожданное сообщение.

Жрецы нашли повреждение столичного поля и призвали народ к очищению – что было формальностью, поскольку никаких действий горожан белая жертва не предполагала. Глашатаи и листки новостей оповестили жителей, что на четыре полуденных часа городской периметр будет полностью закрыт. Взбудораженный народ притих в ожидании неизбежного. Весталку провезли через всю Тверь – красивая девушка казалась спокойной, глядя на толпу с верхнего кресла кареты‑ эшафота. Шестнадцать одетых в световую броню рыцарей на ослепительной белизны конях теснили толпу, помогая проехать карете.

Говорили, будто в Колледже видели Великого Магистра. Говорили, что нежить наслали немцы из Европы. Говорили, что весталка слишком плохо подготовлена, чтобы закрыть такой величины разрыв, и чем меньше человек смыслил в магии, тем резче были его суждения.

По улицам поплыла тихая музыка белых цветов. Ни пьяных, ни драк не наблюдалось – настроение толпы изменилось, да и тройные караулы не способствовали. Гондолы не взлетали, зельцкабины закрылись. На время церемонии остановили даже подводную дорогу – две дальние станции, Дорошиха и Слободка, выходили за городскую черту. Из городского транспорта функционировала только конка. Потому многие шли пешком или ехали в экипажах.

По столице потянулся поток горожан, стекавшийся к центру. В парке Трёх мостов плескалось огромное людское море.

Жертва и сожжение состоялись на центральной площади. Здесь сливались воды Волги и Тьмаки, высились древние стены Кремля, стояли княжеские палаты, расшитые красным деревом, казармы дружинников и тёмное здание думных бояр. За высокими липами городского парка пятились к Волге купеческие особняки.

Мощённая красной брусчаткой центральная площадь, к которой выходил один из волжских мостов, была плотно запружена народом. Вдоль обшитой гранитом набережной и даже на другой стороне реки стояла толпа.

Тарас на церемонию не ходил, но многие школяры смотрели. Белая жертва – редкое, очень красивое и очень жестокое зрелище. Считалось полезным и укрепляло поле зрителей. Много серебра, драгоценных камней и пасты стоила магистрату эта церемония.

И результат был достигнут. Это почувствовали сразу все.

Даже небо как‑ то посветлело, краски стали ярче, чище, изменился ветер с реки. Жрецы, удовлетворённые жертвой, торжественно сообщили, что оборотни‑ перевёртыши, кто бы они ни были, не смогут больше беспокоить горожан.

Весталку помянули как должно. Пили в густожитии, у Варвары.

Ярослав утащился домой, в провожатые к нему мама прислала двух крепких дворовых холопов. Передвигался он уже нормально, но вечер, да пьяное дитятко, да мало ли что. Уже к полуночи Варвара легла спать, а Пиня со своей зазнобой, попрощавшись, ушли в соседний корпус. Последним откланялся Ефим, вывалившись в коридор без всякого намёка на грацию. Стоявшие на полу пустые бутылки задрожали – рыжий цепанул последний ряд, разбив нечаянно пару крайних. Он деликатно, ногой, отгрёб в сторону осколки. На большее соседа не хватило. Тарас закрыл дверь, иначе Фима улегся бы спать прямо на стёкла.

Никита уходить не собирался.

В углу ещё стояли три жбанчика с пивом. Один на утро, на холодном круге, остальные просто не сумели употребить. На столе грудились остатки праздничной трапезы.

Поминки были традицией каждой белой жертвы, но эта весталка была особенной, внеочередной.

Тарас, мрачно глядя на заставленный объедками стол, отщипнул себе колбасы и налил холодного пива. Наутро придётся похмеляться.

Ольге оставалось совсем немного.

Тарас не виделся с ней уже много лет. Он выпил пиво, стараясь отвлечься на знакомый вкус, заел колбасой. Ни есть, ни пить не хотелось. Варька спала за занавеской, Никита в кресле.

Она купала его в детстве. Боялась вместе с ним грозы за окошком. Обнимала и любила щекотать носом ему ухо.

Его родная сестра. Ей оставалось совсем немного, а теперь ещё минус год. Следующая будет Рода. Потом она. Его Ольга.

Тарас тронул за плечо дремавшего Никиту. Тот встревоженно повернулся.

– Чего?

– Слышь, Никит, а если всё‑ таки навестить мою сестренку? Ты пошел бы со мной?

– На хрена?

– Освободить её из весталок.

– Ты достал уже своими комплексами. – Никита зевнул. – Ты не обижайся, Тарик, но эта твоя идея, по сути, полный бред. Она, наверное, и не хочет, чтобы ей помогали. Столько лет прошло.

– Раньше хотела.

– Так ты оттого и лезешь в эту бодягу, что мальцом не сумел её защитить. Не обижайся, цвет, но тебя на этом просто клинит. И потом, нам это не по плечу.

– Так расправить надо плечики.

– Ты чего, серьёзно, что ли? – Никита сумрачно посмотрел на Тараса, затем зацепил вилкой солёный огурчик и смачно им захрумтел. – Это же всю жизнь кинуть псу под хвост. И даже глубже.

– Не обязательно. Совсем не обязательно. Можно всё по‑ умному сделать. По‑ тихому.

– Тарас... – Никита едва не поперхнулся. – Да за всю историю княжества ни разу весталок не похищали. Ты представляешь, как именно нас будут искать? Даже если авантюра состоится?

– Всё когда‑ нибудь бывает в первый раз.

– Это будет не в первый. Это будет в последний. Если у нас получится, нам вместе с твоей Ольгой на всю жизнь придется уходить в бега. И абсолютно правильно, по всем понятиям.

– Её силой увели, она в весталки не собиралась.

– Никто не собирается! А те дуры, что собираются, не годятся. Ты же знаешь, какой у жертвы должен быть психотип. И потом, в Колледж тебя тоже силой заставляли идти? Эту часть закона ты принял. Ну, семья твоя приняла. И Ольгу там поили‑ кормили, готовили по полной программе десять лет. Или сколько там её уже готовят?

– Уже больше. – Тарас перелил в себя ещё бокал пива. – Только это ничего не меняет. Её сначала силой уводили, а всё остальное было потом. От безысходности.

Никита задумался.

– Пусть так. Есть какая‑ то логика... М‑ да. Но это преступление и против ордена, и против княжества, и против магистрата. Это всё, это каюк полнейший. И тебе, и мне, и даже Ольге. И не факт, что ей это нужно. А нам‑ то оно зачем?

– Ты мне цвет?

– Конечно, цвет. Потому и говорю сейчас с тобой, с придурком. Какие шансы? Шансов – ноль. Башня весталок охраняется лучше княжеских палат. То есть вязы себе свернуть – это на раз, а даже если повезёт, так и опять повсюду клинья. И знаешь, мне кажется, всё это только потому, что ты пацаненком не полез её защищать. Вот тебя теперь и выворачивает.

– А ты бы полез? В девять лет, на рыцарей?

– Не знаю. Наверное, нет. Но не полез ты.

– Я же не знал тогда про правило крови.

– И не должен был знать. Иначе оно бы не работало. Ты бы и сейчас его не знал, если б мы на третьем курсе весталок как отдельную тему не проходили. Кстати, закрытую, с маркером.

Тарас закрыл ладонями глаза. Интонации его изменились, он цитировал текст: «Если при отборе в весталки проливается хоть капля невинной детской крови, кандидатку требуется заменить. Без исключений». – Он налил себе ещё и снова выпил.

– Ты прав, Никита. Ты во всем прав. Мне достаточно было порезать палец о любой меч.

Какое‑ то время сидели молча. Никита налил пива себе и предложил Тарасу. Тот помотал головой, вцепившись в лохмы всеми пальцами. На волосах повисли хлебные крошки.

– Кончай себя накручивать. Ты не сможешь ей помочь. И не должен, нет таких законов. Ни княжеских, ни человеческих.

– Как это нет, цветный. Ну что ты мелешь. Она ж мне сестра родная. Я её кровью здесь учусь, жизнь устраиваю, а её скоро под нож. Как эту девочку сегодня.

Никита пригубил свой бокал.

– Даже если каким‑ то чудом ты сможешь проникнуть в башню весталок, она с тобой просто не пойдет. Не захочет.

– Захочет. Ей осталось совсем немного.

– Это ты так думаешь. Я так думаю. Любой нормальный человек так думает, жить хочет. А весталки иначе думают, и тебе это известно.

– Может, нам только так говорят. Может, на самом деле всё иначе. А не пойдёт, так я хоть знать буду, что она не хочет.

– Спаси Создатель, Тарик, но ты меня достал.

– Я не понял, ты мне вообще цвет?

– Цвет, цвет. Трижды соцветие. И ещё я тебя уважаю. А ты вот меня не слышишь. Это мне всю жизнь надо поломать. У меня‑ то все в порядке, Тарас. И потом вообще это ж абсолютно невыполнимый план. Вернее, здесь и плана никакого нет, просто мечтания. А ты ещё обижаешься. Вот представь, я к тебе приду и скажу: «Тарас, давай завтра в колодец прыгнем. Не хочешь? Ой, слизняк... Ой, да ты не мужчина... Да какой ты мне цвет после этого, если не хочешь со мной в колодец прыгнуть... »

Тарас залпом выпил вино и снова вцепился в лохмы.

– Ты прав, конечно. Я все прекрасно понимаю. Да, у меня детские комплексы. Да, нас выпрут из Колледжа, и придется бежать. Но это мои комплексы и моя сестра. А бакалавров примут везде, можно, в конце концов, уехать.

– Куда, милый? Куда ты от ордена уедешь? Да тебя на Северном полюсе найдут. И с чего это ты возомнил себя бакалавром? Прикинуться хочешь, одежду со значком купить? Гнилая дорога, Тарик. Мальчик в доспехах не становится воином.

– После пары боёв становится.

– После первого же боя он становится покойником.

– Если она действительно весталка, то сможет нас защитить. У них сила, как у Великого Магистра.

– У всех вместе – да. Но она только одна из двенадцати. Или ты хочешь массовый побег устроить? И потом, сила с ней будет, только пока она весталка. Ты же предлагаешь ей в беглянки уйти, фактически в ведьмы. От её силы гулькин нос останется. Да и вообще это чушь собачья помогать человеку бежать и надеяться на его защиту. – Никита отставил пиво и налил себе остывшего чаю. – Если она сильна и хочет уйти, сама бы ушла, без твоей помощи. Так что ты придумай что‑ нибудь пореальнее. И чтобы потом за нами не гонялся весь орден.

– Это настоящее дело, настоящая беда.

– Тарас, ты мой цветный, ты мне ближе, чем брат. Я за тебя росомахе глотку перегрызу. Я понимаю, оно тебя гложет, потому и слушаю эту ахинею. Я не хочу, чтобы Ольга ушла под нож, а ты потом всю жизнь себя проклинал. Это, в конце концов, и мне не на пользу. Но ты ведь, по сути, ничего не предлагаешь. Давай попробуем. Ну, давай. Мне легче всего согласиться. И что? Что дальше‑ то? Сами будем башню штурмовать или отряд наймем?

– Навести справки в Колледже. Как там, что? Хотя бы это.

– Ага. А насчет Великого Магистра ты не хочешь навести справки? Это знание шестого курса, там все под двойным маркером.

– Скоро клятва верности, и назад уже не повернешь. А она идти не хотела.

– Она тогда девочкой была.

– Следи за текстом.

– В смысле, маленькой совсем. Не цепляйся к словам, кто такие весталки, я знаю. И как они живут, знаю. Да за месяц такой жизни многие годы готовы отдать. А она так живет двенадцать... или сколько там лет. Тут всё, можно сказать, оплачено. Да, в итоге жертва. Но... – Никита допил чай, зевнул и сонно уже пробормотал: – И не буди меня больше. Ты не сердись, если я тебя задел чем, но идея эта... Ты после каждой жертвы с ней... Как с писаной торбой... – Вскоре он уже спал.

Тарас ещё долго глядел за окно, чувствуя, как внутри перекатывается тошнота. Всё было правильно, всё логично. Очень убедительно. Как и тогда.

Глупо ведь мальчику кидаться на воинов.

Глава 26

На практических занятиях отрабатывали скатывание пространства. Конечно, существовало официальное название упражнения и идущих следом тестов, но на сленге школяры именовали это не иначе, как «печь бублики». Действовали в основном руки, заклинание практиковалось только на начальной стадии «подготовки блина». Технически навык был не сложнее, чем курильщику пускать дымные колечки, – получше, похуже, но получалось почти у каждого.

Сначала «лепился» и фиксировался «шарик», пространство плюс биополе, в ладошках, нечто невесомое и ощутимое скорее через тепло, нежели прочими чувствами. Затем шарик теми же ладошками раскатывался в «блин», а потом уже «сворачивался бублик», продавливаясь либо большим, либо средним пальцем.

Бакалавр сноровисто мастерил «блины». Они получались сиреневыми, по цвету бакалавра. Вероятно, он специально их подкрашивал. Более всего это напоминало песочные «куличики», что с таким удовольствием лепят дети. Пока руки школяров механически «месили поле», кто‑ то задал бакалавру вопрос о событиях в столице.

– Возможно ли, чтобы к этим перевёртышам имела отношение наука?

Маг дернул рукой, и сиреневый «блин» с легким пшиком всосался в мизинец. Бакалавр чертыхнулся, как второкурсник, и совершенно по‑ детски затряс кистью – внутренний ожог бывал весьма болезненным. Он даже лизнул обожженный палец.

Школяры заулыбались. В такие минуты понимаешь, что преподаватель всё‑ таки свой.

– Кто ж под руку говорит, ёлы‑ палы. – Бакалавр покачал головой. – Отметьте там где‑ нибудь мол, так вот не надо делать. Будет больно.

Тарас хотел попросить показать ещё раз, как именно не надо делать, но вовремя остановился. Шутку могли и не принять.

– Заканчиваем. И потом расскажу. – Бакалавр сложил свои «бублики» друг в друга и убрал в специальный держатель.

Школяры тоже заторопились, убирая поделки. Ничего не вышло только у одного – этот пижон пытался работать с длинными ногтями. Отливающие металлом, лакированные когти на пальцах не предназначались к сдаче на монетный двор, а подчёркивали принадлежность к боярскому роду. Помогали они разве что царапаться. Скидок на маникюр никто не делал, и сегодня коготки принесли своему обладателю штрафную дробь.

Начали рассаживаться за столы.

– Прикинь, – зашептал Никита, – Фимку наконец на знакомство развели.

– Не понял, – сказал Тарас.

– Ему сказали, что наша отличница с первой парты по нему сохнет. А той девчонки нашептали, что Ефим третью ночь не спит, портрет её рисует. Сегодня точно в кафе пойдут.

– Да ладно. Старая же хохма.

– Я тебе говорю, сработало. Ты погляди.

Тарас поглядел. Ефим и отличница то и дело друг на друга поглядывали, но, встретившись глазами, безразлично отворачивались.

– Я ещё самописцы обоим приворотом намазал. Оба перья грызут, когда волнуются.

– Сводник, – усмехнулся Тарас.

Никита улыбнулся.

– А пусть, им полезно.

Сиреневый бакалавр привалился к кафедре и клацнул огненным амулетом. Ожидая, пока школяры закончат с практикой, он подкурил сигару, свернутую из табачных листьев. Магии в этом не было, бакалавр вдыхал едкий дым для удовольствия. Затянувшись, маг внимательно посмотрел на пострадавший мизинец. Что‑ то там его беспокоило. Затем вдруг сказал:

– А знаете, господа, я сейчас нарисую. Сразу поймёте, чем наука хуже.

Он уложил сигару на блюдечко и повернул рычаг, переворачивая демонстрационную доску. Рабочий чертёж «бублика» ушёл к стене, открылась чистая половина. Девушка впереди закашлялась – на неё пахнуло дымом. Ефим сидел, подпирая рукой щёку, и грыз самописец, поглядывая в сторону отличницы. Та вдруг залилась краской и набросилась на бакалавра.

– А вот сейчас вы использовали механическое приспособление.

– Мы не отрицаем науку как таковую. Глупо не брать очевидные зерна. – Бакалавр снова с видимым удовольствием затянулся. – Итак, представим себе область уже известной практики. – На доске появился простенький чертеж, в котором угадывался двухэтажный дом. – Я выбрал архитектурную аллюзию, образ здания.

– Архитектор хренов, – очень тихо сказал Никита. – У меня сестрёнка лучше рисует. – Тарас фыркнул. Аринке было всего четыре года.

Бакалавр полюбовался композицией – туда и впрямь можно было пририсовывать трубу и пускать дым кольцами – и продолжал:

– В терминах науки та же область будет областью известного знания. Тот же самый дом, но иначе спроектированный. – Бакалавр попытался изобразить это на другой части доски, но получился такой же уродец. Тогда он втиснул у стены дополнительное окошко. – Пусть практика, или знание, к которому мы стремимся, находится на четвертом этаже. То есть мы собираемся вдвое расширить доступную людям область. В нашем примере нужно нарастить стены. – Над вторым этажом вырос третий, затем четвертый. – Магия возводит вокруг здания леса, на которых стоят строители. Тут будет раствор, туда подается камень, они соответствуют общему чертежу здания, замыслу, так сказать, творца.

Вокруг домика появилась лохматая конструкция непонятного назначения. Затем, довершая «замысел творца», бакалавр пририсовал‑ таки к архичудищу треугольную крышу, нарисовал трубу, пустил колечком дым и снова затянулся. Очень похожее колечко уплыло к потолку. Кто‑ то хихикнул.

– Теперь перейдем, так сказать, к храму науки. Эти ребята тоже пытаются работать. Но возводить леса не умеют. Они двигаются только напролом. А чтобы добраться до четвертого этажа, будут возводить насыпь. Сплошную песчаную насыпь, заполняя все пробелы в своём дурацком знании. На ней тоже могут стоять строители. Насыпь можно подсыпать всё выше, она очень устойчива. Но есть и минусы. Много лишней работы. Невозможно что‑ то исправить, потому как направляющая основа уже скрылась под песком. Дополнительное давление на стены, на кладку, песок внутри первых двух этажей, ухудшение в них жизни и прочее, прочее, прочее.

Девушка, сидевшая впереди, наконец отодвинулась от коптившей сигары, поморщилась, пытаясь разогнать рукой дым, оглянулась на Ефима и спросила:

– А почему вы именно так сравниваете? Может, насыпь – это как раз магия?

Бакалавр покивал, соглашаясь с существом вопроса, но в кивке была снисходительная усталость.

– Барышня, наука идет от одного факта к другому и, опираясь на множественность этих фактов, выстраивает во всех направлениях логические цепи, связки, стремясь все предметы и формулы сплести в единую сеть. Это и есть сплошное заполнение пространства, это песок. Много лишней, зряшной, пустой работы. По мере накопления фактов эта сеть рушится снова и снова, и её приходится переделывать. В целом это грустно.

– Но магия тоже нуждается в связках, – не сдавалась девушка. Затем обернулась на Ефима. Тот смотрел на неё во все глаза.

– Разумеется. – Бакалавр обстучал край сигары, стряхивая пепел. – Именно это подразумевается под узлами крепления строительных лесов. Они ведь не висят в воздухе. Балки опираются друг на друга и на фундамент здания, плюс могут крепиться на окнах, а на них возводятся уже собственно леса – в любом случае магии не нужно заполнять все пустоты, чтобы обеспечить строителя опорой. Но самое главное – маг видит направление своей работы, он строит заклинание «внутри струны». Магия бывает только практической, она решает проблемы сразу. Маг чувствует струны бытия. А наука вообще не замечает, что позволено человеку, а что за пределами творческих возможностей. Мир вокруг полон различного вещества, из которого, казалось бы, можно сотворить что угодно, налепить любых куличиков и наиграться с ними, как дитятко в песочнице. Ан нет. Если мы не хотим, чтобы мир превратился в помойку, нам придется лепить куличики, подчиняясь правилам. Именно поэтому хорошая магия не создает отходов. Мало кто из присутствующих воспримет это как аргумент, поскольку никто из вас не видел настоящих свалок. И хвала Создателю, что не видел. Я наблюдал нечто подобное в Бургундии. Полностью убитое пространство – это омерзительное зрелище.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒