Часть вторая 11 страница

– Нужна. Человек не всегда может защитить себя сам.

– Правильно. – Лектор поднял палец вверх, фиксируя внимание аудитории, хотя в зале и так стояла тишина. – В том случае, если сам не способен, должны существовать структуры, желающие ему помочь. Иначе можно будет безнаказанно обижать вдов, стариков и детей. Это так. Но есть и право сильного, которое отбирается государством. Ведь потерпевший не всегда слаб. В его груди бурлит желание боя, он хочет справедливой мести, он готов разорвать насильника голыми руками. Но он раб системы. Он не имеет права на ответный удар, он обязан пойти и пожаловаться стражнику. Даже справедливая месть карается законом, как, к примеру, укус неразумного животного. Это унизительно для любого мужчины. Государство присваивает себе исключительное право карать виновных, да и право определять степень их вины. Таким образом, реально потерпевшей стороной становится государство. Оно, а не обезумевший от горя отец, определяет степень вины насильника.

– Но отец ведь обезумел от горя, как он может решать...

– Да как ему угодно!!! – В голосе лектора неожиданно сверкнула сталь. – Как решит, так и будет. Он отец, и если у него погиб ребенок... Не лишайте его права карать. Это неправильно. Это жестоко. Впрочем, мы отвлеклись от конкретики. Итак, государство берет на себя труд наказывать виновных. Повреждена его неявно обозначенная собственность, которой являются якобы свободные граждане. Реальную дееспособность проявляет, таким образом, именно государство, а граждане имеют возможность жаловаться ему на обиды, ровно так же, как раб жалуется хозяину, если кто‑ то побил его на улице. – Лектор сделал паузу и отхлебнул воды. – Не степень защищенности, не уровень благосостояния, не возможность воспитывать детей определяют рабство. Можно быть нагим и свободным. Можно быть богатым, иметь хорошую работу, вкусно питаться, но оставаться рабом. Кстати, о правах. Рабовладелец содержал своего раба в старости. Выбросить его на улицу считалось постыдным. Как, допустим, престарелого родственника.

– Но ведь случалось и такое.

– Случается всякое. Люди бросают и детей, и жён, и родителей. Но это нонсенс. А мы говорим об общественной норме.

– А государство?

– Государство своих рабов не слишком балует. Когда холопы перестают быть ему полезны, они прессуются в шлак. В переносном смысле, конечно. Но рабы обычно вполне довольны своим положением. Самое главное, им не нужно принимать решения. Что‑ то решать – это признак свободы.

– Но если все будут соблюдать книжный закон...

– Закон всегда соблюдают только слабые. Они ищут в нём оправдания своей слабости и своему бездействию.

– Но и сегодня то же самое.

– Да. Отличие только в том, что наша система не лицемерит. Судьи отвечают за свои решения. А любого подлеца можно призвать к ответу. Хотя бы через поединок.

– Так что же лучше? – Девушка наконец опустилась на своё место.

– Сегодня каждый решает сам. Но это сегодня. Когда есть возможность такого выбора. Когда несчастной вдове достаточно обратиться к рыцарскому патрулю, чтобы у неё появились десятки закованных в сталь защитников. У нашей системы много изъянов, но рабства в ней всё‑ таки нет.

Девушка снова встала.

– Извините. Но вот с армией. Государство – оно ведь должно защищать своих граждан. Ну, хотя бы от другого государства.

– Чтобы не бояться чужого дракона, заведите своего собственного. Вы знаете, барышня, если человек принимает осознанное решение идти воевать, он действительно воюет. И в бою стоит пятерых, загнанных в дружину насильно. А когда граждане отдают в рекруты детей против воли... И при этом продолжают считать себя свободными людьми... Вдумайтесь. Отдать своё дитя, но считать себя свободным.

Глава 21

Муха мягко потянул кишень, но неудачно. На его беду, купчина полез за деньгами, да так, что скользнул пальцами прямо по его руке. Реакция у мужика оказалась отменной – поймать Муху он, понятно, не поймал, но не хватило к тому самой малости, цапнул у ворота воздух. Муха, извернувшись, юркнул в толпу, да не тут‑ то было. Хреновый был сегодня день. Как‑ то сразу не получилось затеряться, пьяный мужик попробовал загородить ему дорогу, но тут Муха, оттолкнувшись в прыжке от забора, просто сшиб мужика с ног, даром что тот был в два раза больше. Народу на базаре было мало, так и тот расступался, пальцами тыкали, кричали и свистели уже с разных сторон. А у обрыва к Тьмаке, последнего его пути отхода, как раз шёл наряд городской стражи. Эти кинулись навстречу, как волки на зайца.

И Муха, спихнув крышку, прыгнул в сточный коллектор. Прямо в дерьмо, вытекающее из трубы. Один из стражников, совсем они были близко, разрядил ему в спину двуствольный мушкет, пули цвякнули о камень, да только Муха уже забрался в самую глубь, завернул глубоко в трубу, под туалеты, что стояли на базаре, и теперь, по уши в нечистотах, думал, что делать дальше.

Вылезать отсюда было некуда – в одну сторону очистные, да туда и не пролезть мимо открытой крышки, а в другую – тупик, туалет, источник всей вони. Сверху слышались голоса, а сбоку то и дело раздавалось характерное журчание. Муха обшарил рукой осклизлые каменные стены. Сплошные, ни единой дырки. Постепенно глаза привыкали к темноте, и он понял, что вокруг действительно стена. А это означало...

Если только полезут следом... Неужели не погребуют?.. Муха попытался прислушаться, но все звуки заслоняли разговоры в туалете. Что там сзади происходило, не было слышно. Вроде кто‑ то... Нет, это крышку на место привалили. Небось запах не понравился. Если только купчина подаст жалобу... Им даже лезть сюда не надо, поставить у люка пост и спокойно ждать. Всё равно когда‑ нибудь вылезет. Муха изогнулся, примащиваясь, чтобы удобнее стоять. Каменный свод не давал разогнуться, зато дерьма под ногами было не так уж много – всего по щиколотку. Но вонь такая, что пацанчик уже начал задыхаться.

Вот это попал. Давно надо было в лес к Хвощу уходить. Шустрил бы сейчас в разведчиках. А тут весь в дерьме... Так оно ещё ладно, а вот к ночи, гляди, и башку оттяпают.

Руку Мухе отрубили ещё в прошлом году, а следующей, по закону княжества, рубили голову.

– Давай пошевеливайся. Потерпишь. Давай на улицу, кому сказал. – Судя по интонациям, в туалет зашли стражники. Муха опёрся культей о камень, наклонившись, чтобы удобней было слушать.

– Не, отсюда тоже не достать.

– Да там, может, ещё отводы есть.

– А может, и нет.

– А если есть? Попусту мараться.

– Крысу проще поймать. Если есть отвод, он уже знаешь где...

– Надо взять гадёныша. Всё время тут промышляет.

– Ну давай, возьми. Он уж колчерукий. Если у него пистоль за пазухой...

– Да нет у него ни хрена.

– Всё равно в дерьмо лезть неохота.

– В караулке потом оборжутся.

– Давай, Кирюха. Тебе медальку дадут.

– Да пошёл ты. Подождём. Сам вылезет.

Муха понял, что сейчас к нему никто не спустится. Да и тесно здесь было, даже ему тесно. Неужели купец таки нажаловался? Сука. Если бумагу накатал, точно выставят пост. Тогда хана. Муха почувствовал, как внутри всё похолодело. Получалось, его жизнь зависела от неизвестного купчины. Но, может, поленился... Али решил, что хватит с пацана, и так в дерьмо окунули... Если постоянного поста не будет, надо подгадать так, чтобы не было стражи. Они тут часто ходят. А теперь, видно, конкретно будут ждать. Муха решил вылезти аж на следующую ночь. Вроде придышался...

Терпения, однако, хватило ненадолго. Уже к вечеру пацан решил рискнуть и вообще не дожидаться темноты. В конце концов, ждут его именно к ночи. А то ещё люк завалят...

С трудом откинув крышку – пришлось упереться спиной и толкать ногами, с крышки скатилось здоровенное бревно, – Муха вывалился в ослепивший глаза вечер. Вонючая его фигура стремглав понеслась к обрыву, но не к реке, хотя Тьмака была совсем рядом, а к густому кустарнику, где располагалась местная помойка, Муха решил, что там точно не будут караулить. Базар давно разошёлся, редкие прохожие шарахались в стороны, сзади свистнули, сердце у пацана обмерло, но свист был обычным, наверное, просто прикололись, он юркнул в кустарник, раздвигая ветви единственной рукой, и исчез среди листьев.

Стражи не было.

В Башне рыцарей мягкими лапами перекатывался полумрак. Цветные пятна расслабляли, хотелось прилечь и смотреть на играющие переливы, как смотрят на бегущую воду в реке. По углам зала, очень кстати, стояли уютные диванчики. Андрей повернул специальный шпенек, убирая добавки к свету. Контуры сразу стали четче – солнца было ещё достаточно, а зелень, сочными листьями заполнявшая ниши, окон почти не заслоняла.

– В городе убийство. Двойное. Дети.

В зале отдыхали сразу две группы: четверо пили чай из узорчатых точеных пиал, курящихся благородным запахом очень дорогого сорта, ещё четверо в другом углу слушали Анну, читавшую вслух старинную книгу. Один из них дремал, и сейчас его толкнули в бок.

– И чего? – зевнул заспанный парень с косым шрамом через бровь. Он вроде и не спал, а как раз собирался. – Коли душегуб, так поехали. Повесим – и все дела.

– Просто у тебя, Самсон.

– Ну зарубим, если трепыхаться станет. За детей ему арена не положена. Али он в леса убег?

– Убийство не раскрыто. – Олег, принёсший плохие новости, откинул сползшую на глаза прядь. Кто‑ то тихо присвистнул. На него даже не шикнули – сам осекся, но посвист прозвучал вполне отчетливо.

– Что за дети?

– Обычные дети. Мальчик и девочка. Сын знахаря и дочь торговца сладостями.

– Выкуп, угрозы?

– Ничего. Только трупы детей. Страшные трупы, много резаных ран.

– Ведуны управы, пифии, ясновидцы? Маги Колледжа, наконец? – Анна отложила книгу.

– Все пытались. Убийство всё‑ таки. Здесь магистрат серебра не жалеет. Ещё и дети. Никаких следов.

– Может, секта?

– Тела целы. В смысле, все фрагменты целы. Даже кровь не сливали.

– Значит, как магическое сырьё их не использовали.

– Судя по следам, убийца один.

– Значит, не использовал.

Анна поморщилась.

– Зачем? Кому выгодно детей убивать? Бессмыслица какая‑ то.

– Маньяк. Причём ведьмачит или маг, иначе не смог бы замести следы. Странно.

– Обычно маги вполне лояльны.

– Либо опытный заезжий маг, либо зомби.

– Почему заезжий? Замести следы и местный маг может.

– Потому что среди местных нет таких придурков. У нас всё‑ таки столица, и Колледж в городе.

– Раньше не было. Мог и завестись.

– Если завелся новенький, он как раз и есть приезжий.

Белокурый, кудрявый, лубочной внешности рыцарь отхлебнул из пиалы чаю.

– Не спорьте. Может, это зомби?

– По почерку вполне подходит, убийство лютое, и сила ударов нечеловеческая. Но тела не нашли.

– Тела зомби? – Круглолицый паренек смотрелся самым младшим. На его рукаве виднелась нашивка стремянного.

– Тела зомби, Мишенька. Зомби, когда отработает, рядышком ложится. Второй раз его не используют.

– Утопиться мог. Проверяли? – Парень со шрамом снова зевнул. Ему явно хотелось спать.

– Самсон, ты или спать ложись, или сядь нормально. Устроил тут лежбище. Тюлень.

– Сам ты тюлень. Я с ночного дежурства.

– Так иди спать.

– Не хочу. – Самсон протер ладошками лицо, прогоняя дремоту, и сел ровнее. – Я понять хочу, что случилось.

– Что случилось? Детей в городе режут, вот что случилось. А мы тут плюшки трескаем.

– Ты не причитай. Ты можешь хоть плюшки наворачивать, хоть за ребро подвеситься, маньяку это восьмёркой. Думай. Кстати, даже если это зомби, за ним всё равно стоит маг.

– Следа зомби нет вообще. Проверяли тщательно, даже собаку пускали.

– Собаку‑ то зачем?

– Потому что всё остальное не сработало. В провинции, кстати, часто так делают.

– И что собака?

– Ничего. С таким же успехом можно было бы корову пустить.

– Стрег, сделай всем чай. И с тоником, пожалуйста. Чтобы Самсон не уснул. – Анна вынула из кармашка на груди тонкое стило и развернула книгу боком, застелив её листом бумаги для записей. Белокурый рыцарь встал и пошел ополаскивать заварочный чайник. – Олег, давай по порядку. Без эмоций и сенсаций. Ближайший аналог дела?

– Московские призраки.

Кто‑ то снова присвистнул. Анна шикнула:

– Держите себя в руках. Дурная и вредная привычка холопов. – Она перегнула листок пополам, провела, выравнивая, ногтем по сгибу, но тонкое волокно хрустнуло, разрываясь. Ещё раз сложила, потом, едва не чертыхнувшись, бросила в сердцах: – Стрег, и захвати нормальной бумаги. И сюда, значит, добрались.

– А что было в Москве?

– А ты что, не знаешь?

– Знал бы – не спрашивал.

– Там каждый месяц убийства. Маленький городок, а народу режут – жуть. И режут странно... Чуть не на части рвут. В общем, по‑ всякому. Стреляют какой‑ то дрянью, не мушкетные даже пули, кислотой травят, взрывают. Форменный кошмар.

– И почему мы это терпим?

– Мы не терпим. Маги не могут понять, кто так развлекается. В убийствах нет смысла. Во всяком случае, связи не прослеживается. Нет никого, кому бы это было выгодно.

– А тех магов, что искали, проверяли? Может, это они и есть?

– Проверяли, Мишенька, проверяли. Их так проверяли, что тут уже не может быть накладки. И литвинов вызывали, и магрибцев. Даже майя приезжали, магистрат оплачивал. У всех один и тот же результат.

– Никаких следов?

– К сожалению.

– Фантастика. Значит, по логике, за всеми странностями должна стоять одна и та же причина.

– Не обязательно.

– Но весьма вероятно.

Дождавшийся свежего чаю Олег отпил аккуратный глоток и заметил:

– Нечто подобное, кстати, бывало и в других европейских городках. В Германии есть такой Берлин, может быть, слышали?

– Нет.

– Немудрено. Это крохотный городишко в Пруссии. Практически то же самое. Чудовищный процент убийств, народ, натурально, разбегается. Байки ходят одна страшней другой.

– Интересно. Например?

– Да они разные. Одному одно привидится, другому другое. Запуган народ.

– Но кто за этим стоит, непонятно.

– Именно. Но там средств поменьше выделяли. Берлин городок небогатый, а баронство их чхать хотело на провинцию. Это наш Князь всё правду ищет. Хотя, по результату, разницы никакой.

– А ещё?

– И ещё есть, мелочь всякая. Париж во Франции. Возле самого Версаля, кстати, рядом со столицей. Я читал такую подборку, проклятые города. Там ещё Рим, Прага, Варшава и Лондон. И, кажется, Мадрид.

– Городки‑ то всё неизвестные.

– Погоди. Это же все бывшие столицы? Или нет?

– Андрей, не глупи. Здесь только Рим и Лондон когда‑ то были столицами.

– А Варшава?

– Чтоб ты знал, столица Польши – Краков.

– Москва была столицей княжества.

– Когда это было. У нас чуть не каждый город был столицей княжества. Захирела давно.

– Господа, мы отвлеклись. У нас имеется череда необъяснимых, бессмысленных убийств, на исполнителей которых не могут выйти ведуны. И всё это по разным странам.

Константин, до этого времени молча разливавший чай, вымолвил:

– По разным странам – не наше дело. В Твери детей начали резать.

Как‑ то сразу всё стихло. Потом прорисовался Мишенька.

– Если так, то одна причина, конечно, вряд ли. Или, может, орден какой?

– Какой ещё орден?

– Ну, руги или ессеи. Или валчи, наконец.

– А что вообще ведуны говорят? Им же убийцу найти – что коня в конюшне.

– В этом‑ то и дело. Обычно так и есть. Ведуны не могут ничего увидеть, только тени скользящие.

– Может, новый уровень магии проявился? Какой‑ нибудь особо глубокий? И маньяк на нём убивает.

– Возможно. Нам с вами это не проверить. Разве Олег что почувствует.

– Олег, ты как?

Олег молча кинул в рот виноградину из вазы с фруктами.

– Чего ты глупые вопросы человеку задаёшь? Тут ведуны на месте ничего просечь не могут, а ты хочешь, чтобы Олег из нашей башни рассмотрел. Кстати, а просто проверить, по жителям, одного за другим, без всякой магии? Москва ведь город очень небольшой.

– Проверяли, конечно. Каждого, и с магией, и наши допрашивали. В смысле, тамошний отряд, клинские. Ни на ком нет следов убийства, обычная зашуганная чернь. Никого не укрывают, сами всего боятся. Им бы добраться до тех уродов, они бы их раньше нас порвали. Натуральная нежить на людях практикуется.

– Вызвали бы магистра.

– Приезжал. Несколько раз приезжал, чистили город. Однажды только получилось: что‑ то они там сожгли в конце лета, я толком не понял, в небе горело, и стало полегче, но всего на несколько недель. А потом опять тот же кошмар. Москва – худший город на Руси. Бежит оттуда народ. Разъезжаются.

Лихорадочный порыв действовать спал, теперь все говорили спокойно. Анна что‑ то набрасывала на своём листке.

– А ещё где‑ то на Руси было подобное?

– На северных болотах, говорят, встречается такое. В смысле, такая же нежить. Но там ничего достоверного. Места глухие, граница с финнами, кто кого порезал – не разобраться. Но жалился народ. Но там меньше.

– Так там и людей меньше.

– И теперь у нас, похоже, проклюнулась такая же хрень. А увидеть убийцу смогли?

– Видели, много раз. И не только маги, обыватели тоже видели.

– Ну так... Там народу тысяч двадцать. На пальцах бы просчитали.

– Не получается. То ли грим серьезный, то ли ещё какая причина. Но не получается. И несколько их, похоже, разные. Нету с такими приметами людей.

Анна с раздражением перечеркнула все свои записи.

– Ерунда какая‑ то. Есть, нету. И сразу несколько. Эти несколько хоть повторяются?

– Иногда повторяются. Но не как живые люди, а скорее как типаж. – Олег выдавал информацию, бесстрастно прихлёбывая чай. – Маги даже специальный термин придумали, пока это единственная версия. Но тоже хлипкая.

– Какой термин? – заинтересовался Самсон.

– Человеческий оборотень. Перевертыш.

– Это меняющий личину? На другого человека?

– Да, причем на таком уровне, что настоящего лица не видит даже ведун.

– Но ведь это невозможно. Перевертыши – большая редкость. Их и было‑ то всего...

– Было их около дюжины за три столетия. Это действительно немного. И любой из перевертышей мог обмануть только обывателей, никак не ведунов. И уж тем более не лучших магов княжества.

– То есть это может быть какой‑ то супер‑ оборотень, человек, перекидывающийся в человека?

– Сразу в нескольких людей весьма характерной внешности. Одна из его личин, например, урод с обожженным лицом и когтями на пальцах. Именно его в Твери и видели.

– А одет во что?

– Что‑ то грязное, оранжевого цвета.

– Ладно, господа аналитики. Ничего мы тут с вами не выдумаем. Надо ехать на место и смотреть, чего и как.

Все засобирались. Анна аккуратно сложила и спрятала исчерканные записи. Затем оглядела своё притихшее звено.

– Дежурить остаётся Мишенька.

Глава 22

– Смотри, класс. – Никита показал Тарасу маленький фиал с магическим парфюмом. – Запах почти неосязаем, на подглазье, а женщины залипают.

Тарас открыл крохотную пробочку, принюхался. Чегой‑ то там действительно было. Можно, конечно, кинуть на проверку искру, но выгорит полфиала.

– Что‑ то не видно, чтоб они на тебя залипали.

– Ну, так ты же рядом идешь, – нашелся Никита. – Сбиваешь запах.

– Ага. – Тут до Тараса дошел глубокий смысл изречения, и Никите пришлось спасаться бегством. Дважды Тарас пытался навесить своему цветному плюху и оба раза промахивался. Наконец он зажал Никиту в проеме между лавками и смачно пробарабанил толстый смеющийся живот. На Никиту это не произвело должного впечатления. Он по‑ прежнему лоснился довольством и демонстративно сбрызнул капельку парфюма на обшлаг рубахи.

– Подарил кто или выменял?

– Купил, за серебрушку.

– В лавке, что ли? – удивленно спросил Тарас. Вообще‑ то его цветный не баловался подобной ерундой. Тем паче что у каждой уважающей себя горожанки есть духи‑ отвороты.

– Пиня продал. Ему на ставку не хватало.

– А, молодец. Пиня уже восемь штук таких продал. Это только я знаю.

– Сам, что ли, разводит?

– А ты догадайся.

– Да не может быть. Он, конечно, дешево продал, но не стал бы Пиня мне фуфло подсовывать. Потом, я ведь проверял, это не бодяга.

– Да не боись, брат. У него шурин в Торжке на парфюме работает. Чего‑ то они там тырят по‑ тихому, а собирают уже на дому. Но с ингредиентами порядок. А куда мы, кстати, идём? Зачем нам в школу?

– Хочу показать тебе одну штуку.

Они поднялись в угловую башенку Колледжа, где Тарас бывал всего два или три раза. Вроде здесь не было ничего интересного.

– Ты про убийства слышал?

– Это которые как в Москве? Без следов?

– Ну да. Ведунов из управы уже кто только не полощет.

– Конечно, слышал. Про них весь город слышал. А что?

– Я тебя познакомлю с человеком, у которого есть версия. Понимаешь, здесь работает слухач.

Никита отворил тяжёлую дверь. В крохотной комнатке стояло высокое кресло с поворотами, наклонами и фиксацией. Такие стоят у знахарей, что ковыряются в зубах у холопов. На замазку заращивающей глиной денег у черни не хватает. В кресле сидел парень чуть постарше школяров, с закрытыми глазами и какими‑ то блямбами на ушах. Лица его не было видно, но на глазах тоже была повязка. Тарас осторожно заглянул чуть‑ чуть вперёд. Точно, глаза закрыты, только не повязка, а забрало с мелкими дырочками.

– Кто это? – прошептал Тарас.

– Да он не слышит, говори нормально. – Голос Никиты был достаточно громким, но всё же и он немного сбавил тон. – Совершенно уникальный маг. Ну, вообще‑ то такие есть, но их немного. Может напрямую входить в информационное поле. Слухач.

– Чего‑ то молод он для мага.

– А у него, понимаешь, своего рода чутьё. Или особое чувство, оно очень редко встречается. Даже среди бакалавров.

– Так он уже бакалавр?

– Нет. Пока только архон. Он мой сосед, через улицу. Недавно разговорились.

– А цвет у него есть?

– Тоже нет, только оттенок. Понимаешь, это направление маги всерьёз не воспринимают. От него отдачи пока нет, только информация. Вот он слухач, и всё. Выходит в поле.

– Что, в Логос Создателя? – снова шёпотом спросил школяр.

– Нет, конечно. Он говорит, что есть ещё одно, попроще. Оно насыщено какими‑ то разрядами типа молний, я это не очень понял, и флюидами людского восприятия. Причем непонятно, где находятся сами люди, поскольку информация явно чужая.

– А откуда всё это известно?

– Он говорит.

– Так, может... А, хотя есть же проверочные, тут не соврешь. Но он может, скажем так, искренне заблуждаться.

Никита выглянул в крохотное окошко с круглым стеклом. Вровень с башенкой домов уже не было видно.

– Нет. Такие ещё есть. По разным странам, и слышат примерно то же самое. Не впрямую, но кое‑ что пересекается.

Тарас тоже посмотрел в оконце. Вид был красивый, но знакомый. На верхние ярусы Колледжа он поднимался не однажды.

– И как это связано с Москвой?

– А там звук очень хороший. Ну, не звук, а давление этого, как бы сказать, поля. Вот в Версале, во Франции, таких с полдюжины сидит. – Никита кивнул на кресло. – Там тоже хорошо слышно, и тоже ничего не могут понять. Но денег больше выделяют.

Никита похлопал слухача по плечу. Тот встрепенулся, как бы выходя из иной реальности, и снял с глаз забрало.

– А, сосед...

– Вот, знакомься, цветного привел. Это Игорь, это Тарас.

Представленные церемонно раскланялись. Игорь производил неплохое впечатление. Во всяком случае, понты на себя не напускал, хоть и был уже архоном...

– Чего там слышно?

– Да... – Слухач раздраженно махнул рукой. – Понимаешь, я прошлый раз эту фигуру видел.

– Душегуба, что ли?

– Наверное, его. Чётко так, урод с обожженным лицом и в оранжевом свитере.

– Прямо там, на месте убийства?

– Нет. Совсем нет. Там какая‑ то комната была, кровать, окошко... И предметы такие, в общем... Не совсем как у нас. Но похожи. И у него, кстати, не когти на пальцах, а накладные ножи. Такие раньше делали на арене для «рубленого мяса».

– Это ещё до крючьев, что ли?

– Ну да. Я вообще думаю, это какая‑ то другая реальность. И он оттуда приходит.

– Почему?

– Так он в этой комнате девочку убил. А у нас убийства не было. И комнаты такой нигде нет, предметы странные.

– Ты сказал ведунам?

– Да всё, что видел, я передал, конечно. Толку‑ то всё равно ноль. Я картинку потерял, и с тех пор ничего.

Никита уселся на подлокотник.

– Осторожней, шнур не зацепи.

Только тут Тарас заметил, что всё кресло оплетено тонкими медными шнурами, свитыми из ещё более тонкой проволоки. Сверху, над головой слухача, висела большая хрустальная полусфера, повёрнутая чашей вниз. Школяр осмотрелся внимательнее. Здесь было приспособление для курения ароматизаторов, «бычий цепень», прикрученный к подоконнику, и длинный металлический штырь, уходящий за окно. Даже не штырь, а скорее очень жесткая проволока, поскольку кое‑ где он изгибался.

– Зачем всё это? – спросил хозяина Тарас.

– Помогает слушать. – Игорь не пытался напускать тумана вокруг своей работы, как, возможно, сделал бы сам Тарас. – Правда, толком даже непонятно, помогает или нет, но вроде помогает.

– А попробовать можно?

– Валяй. – Слухач тут же встал, снял с себя странный полушлем, закрывающий глаза и уши, и протянул его Тарасу.

– Просто садиться?

– Да. Садись, надевай, к окошку разворачивайся. Можешь кресло отрегулировать, тут вот, сбоку, рычажки. Но, в общем, оно нормально стоит. А я пока покурю.

Игорь явно относился к приверженцам американского зелья, которых всё больше становилось в Твери. Он чиркнул огненным амулетом и отвернулся к дальнему раскрытому настежь окну. Тарас уселся лицом к маленькому, круглому, более похожему на амбразуру для бомбарды.

Школяр надел шлем и закрыл глаза игольчатым забралом. Для чего там были мелкие дырочки – а это действительно оказались дырочки, – он так и не понял. Видно сквозь них ничего не было. Забрало было двойным. Тарас вздохнул поглубже, придавил уши мягкими тампонами и закрыл глаза.

Сначала ничего не было. Обычная, пропитанная бордовым темнота, как всегда бывает при... Оп‑ па.

Что‑ то пронеслось мимо Тараса. Какой‑ то сполох непонятного цвета и формы. Но увидел он это не глазами, оно как бы срисовалось изнутри. Ни объяснить, ни понять изображение Тарас не смог, но прежде ему не приходилось наблюдать ничего подобного. Затем мелькнули яркие, танцующие люди и высокий сосуд темного стекла. И снова сполохи, рябь и еле слышное потрескивание. Школяр заёрзал, устраиваясь в кресле, и все тут же исчезло. Осталась обычная темнота с неровными пятнами. Тарас даже поморщился, ему хотелось рассмотреть картинку поподробнее. Какое‑ то время он терпеливо ждал, чуть покачивая головой, потом почувствовал, как его хлопают по плечу.

– Ну что? Голяк?

Игорь говорил, чуть отжав от ушей школяра наушник, иначе, пожалуй, и крик бы не услышал. Тарас встал.

– Не знаю. Так, ерунда какая‑ то.

– Ничего не видел?

– Да, можно сказать, что ничего.

– В смысле? – От Игоря резко пахло табаком. – Неужели что‑ то видел?

Тарас помотал головой.

– Ничего. Так, пятна какие‑ то, треск. И люди чуть‑ чуть плясали.

Игорь осклабился.

– Наконец‑ то. Я уж сам в себе начинаю сомневаться. Мало кто способен хоть что‑ то рассмотреть.

– Да там, в общем, ничего и не было.

– Это по‑ первах. Потом прокачается. Научишься настраиваться – будешь цельные картинки ловить.

Никита удивленно смотрел на Тараса.

– Ну ты даешь, цветный. Я вот ни хрена не рассмотрел.

Тарас гордо поднял бровь.

– А ты думал. Сколько во мне таланту и способностей. Кстати, что там вообще можно увидеть?

Игорь помялся.

– Ну, вообще‑ то мало интересного. И, главное, понять что‑ то сложно. Чувствуется только, что не наше это. Какая‑ то чужая, глубинная мудрость. В основном обрывки заклинаний.

– Например?

– Например, я сегодня верблюдов смотрел. Только они не настоящие, а как куклы. Но понятно, что это верблюды. И тоже пляшут.

Тарас недоверчиво хмыкнул. Игорь помотал головой.

– Я понимаю, звучит как бред. Но ты же сам видел кусок такой картинки. И вот они пляшут, а там ещё заклинание идет, – Игорь понизил голос, – только слова странные. Шоколад пикник.

– А что это значит? Ты сказал два непонятных слова. Ты их четко расслышал?

– Очень четко. Там ещё дальше рецепт зелья начинается, замешан и завернут. И яркое всё, веселое такое. И ещё он полон, понимаешь?

– Нет.

– Вот я тоже пока не понимаю. Но, наверное, это часть какого‑ то знания.

Тарас почесал затылок.

– Заклинание про верблюдов.

Никита помог ему чесать затылок.

– Не парься, цветный. Это заклинание для верблюдов. Тут можно год сидеть и ни в чем не разобраться. Пока никакой отдачи.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒