Иосиф Гольман 1 страница

Иосиф Гольман

Отпусти кого любишь (сборник)

Иосиф Гольман

Отпусти кого любишь

Ехал Грека…

Интересно, что Егор не любил дней рождения, отсчитывающих – в убывающем, по большому счету, порядке – годы. А вот такие декабрьские вечера любил. Хотя, по сути, что в лоб, что по лбу.

Заперся в своем новом, немаленьком кабинете, взгромоздил ноги по американскому образцу на полированный стол и закурил вкусную сигаретку. Создал антураж для спокойного – и, чего уж скрывать, приятного – подведения итогов уходящего года.

Наверное, на всем этаже никого нет. Да и не стал бы Греков при подчиненных ноги на стол задирать. Не настолько раскрепощен.

А может, и во всем здании уже никого. Только Греков и его итоги.

Итак, по порядку.

Он стал из и. о. коммерческого директора просто… директором! Такая разница пока не прибавила ему ни копейки зарплаты – выросла (и очень значительно) лишь должностная «вилка» оклада, – однако сильно приподняла престиж. Да и в материальном плане тоже все‑ таки сказалась сразу же – соцпакет совсем другой.

А что, ему уже невредно подумать о будущем, все‑ таки сороковник перескочил.

Это место в итоговых размышлениях Егору не понравилось, и он вернулся к прежней, более греющей теме.

Коммерческий директор – даже не пройденный, а перепрыгнутый этап. Получена высшая в российском представительстве должность, которая, кстати, при хорошем раскладе открывает путь и в центральный, лондонский офис.

Не сказать чтобы он за нее сильно бился. По крайней мере, в интригах не участвовал. Были другие желающие поиграть в эти игры.

Он – работал. Днями, вечерами. А иногда – ночами. И как ни странно, высокое начальство – даже не свое, отечественное, а материнской компании – это усердие отметило. И эти результаты.

Да и сложно не отметить: оборот за полтора года – столько он проходил в и. о. коммерческого, фактически работая за увлеченного личным бизнесом номинального директора, – почти удвоился. В то время как «Суперколор» – компания‑ конкурент – наоборот, более чем вдвое ужалась, освободив Грекову поле для игры.

И поделом: нечего было раздувать щеки. Егор не забыл, как семь лет назад пришел к ним наниматься на работу. Ой, как все было круто: очередь в приемной, тесты на засыпку, штатный психолог. Именно он, говнюк, отмел тогда кандидатуру Егора. Не взяли его в ассистенты менеджера. Не отметили должной мотивации.

А какую мотивацию они хотели в нем найти?

Ну, выпускник физтеха. Ну, строил ракеты. Они, кстати, неплохо летали, да и сейчас еще стоят на боевом дежурстве, раза три срок эксплуатации продлевали и еще не раз продлят. Делали‑ то специалисты.

А тут краску бытовую продавать. В принципе для умного человека ничего сложного. Не сложнее, чем организовать испытания где‑ нибудь на отдаленном полигоне: тоже сначала ничего никому не нужно, а завязал отношения, поговорил с кем надо, подружился с кем надо (а то и даже больше чем подружился – вспомнил Егор миловидную разведенную кладовщицу, поначалу отказавшую его испытателям в валенках, а потом не отказавшую) – и дело пошло.

Как сам же Греков и сформулировал: из хорошего физика всегда можно сделать отличного спекулянта. А вот наоборот – увы.

В команду он себе тоже предпочитал набирать бывших инженеров, причем дотошно интересовался их былыми успехами на техническом поприще. И пока что практика его выводы подтверждала.

Ну да вернемся к итогам года, – оборвал Егор цепочку не туда зашедших размышлений и вновь пыхнул ароматным дымком дорогой сигареты.

Команду, наконец, тоже можно считать собранной. Это было непросто, зато результаты радуют.

Сережа Смирнов, главный спец по продукту. Был хорошим химиком, стал хорошим продавцом‑ консультантом. Конечно, в магазинах покупатели с ним не общаются. Но на дилерских семинарах нет докладчика лучше: мало того что здорово понимает, так еще и понятно объясняет. Именно через него Егор пропускает всех этих патлатых рекламных копирайтеров, которым что колготки рекламировать, что ракеты – все едино. А в его компании – нет: их полет фантазии целиком регулируется реальными свойствами продукта, благо продукт действительно хороший.

Конечно, сам Егор с большим удовольствием продолжил бы заниматься чем‑ нибудь летающим, но раз не сложилось, он способен полюбить и такую приниженную бытовуху. Ну, пусть не полюбить – заинтересоваться. А то тот чокнутый психолог именно любви требовал, причем большой и настоящей.

Тут Егору пришла в голову забавная мысль: когда «Суперколор» окончательно разорится, взять того психолога к себе на работу. И чтоб каждое утро аргументированно объяснял, за что любит краски «Грэйтвуд» – их товар – и за что ненавидит продукцию его бывшей компании. Причем чтоб убедительно объяснял. Не убедил – день без зарплаты.

Ладно, переходим ко второму удачному приобретению года.

Семен Гольц. Егор давно его знает. С виду – мелкий проходимец, типичный доставала. В смысле, всех знает, все может достать. Греков тоже кое‑ что через него покупал – не для себя, для сына. Гольц не подвел ни разу.

С предыдущей работы Сеню вышибли с треском. За махинации, приведшие к серьезным финансовым потерям. Греков махинаторов не любил, но в данном случае заинтересовался.

И не зря. Чутье не обмануло. Оказывается, господин Гольц старался исключительно для компании. Себе на карман не взял ничего. И мысль была весьма забавной: закон‑ то ведь что дышло. Ввез готовую технику – платишь большую пошлину. А ввез ее же и на российской территории прилепил ярлычок – уже участник производства, пошлин гораздо меньше.

Так что все правильно сделал Гольц, ошибочку только в конце цепочки допустил. Чиновник, видно, ждал взятку за разрешительные документы, а Гольц, считая, что все уже сделано – устное обещание было получено, – притащил сразу две крупные партии с уменьшенной таможенной пошлиной. Плюс невезение: нарвался на централизованную проверку, здесь уже и взятка ничего не ускоряла. Или нужна была бы очень большая взятка.

Короче, полезный человек Семен Гольц. И с логистикой наконец разобрался: Егор представил себе бесчисленные ряды бочек, бочонков и ведерок с краской на их гигантских складах. Когда в первый раз увидел – просто был потрясен: казалось, хватит всю страну разом перекрасить. И все это надо было сначала ввезти – то есть заказать, оплатить, доставить и растаможить, – а потом вывезти, выполнив заявки всех дилеров и крупных оптовиков.

Именно Семен продавил идею собственного транспорта. Сначала от нее все отбивались, сейчас ведь моден аутсорсинг, то есть обратный процесс; каждый должен, мол, заниматься своим делом. Но Гольц просчитал, что собственные трейлеры при их грузопотоках все окупят. Плюс заберут задешево оборотную тару. Плюс понесут на своих могучих бортах имиджевую рекламу любимой компании.

Все так и вышло.

Нет, покупку Гольца, безусловно, следует отнести к достижениям года.

Тут Егор встал, присел пару раз – ноги затекшие размял. Подошел к холодильнику, замаскированному в полированной, из деревянного массива, офисной мебели – в его должности ДСП уже не пользуют – и достал запотевшую с морозца бутылку «Московской». Все новое любил Греков – вон и дверца мягко, на газовых амортизаторах, сама отползла на место, и музыка по мановению пульта возникла из ниоткуда, – а водку Егор пил старую, привычную. Ну их, все эти «Хеннеси»! Этикетки красивые, а голова потом болит.

Из скрытых динамиков доносилась приятная музыка. Егор сто раз ее слышал, этакую популярную классику, но все равно не помнил ни автора, ни названия. Впрочем, музыка от этого хуже не становилась.

Умелым движением свернув «Московской» «голову», Егор налил себе до краев – но в крошечную рюмочку. Потом, вспомнив самое важное – почти сакральное, вернулся к холодильнику и достал из него банку крохотных маринованных огурчиков. Это не из магазина. Это уже Мария Васильевна постаралась. Секретарша.

Все начальники длинноногими и молодыми помощницами хвастаются. А Мария Васильевна молодой была лет сорок назад. Зато бумаги у нее всегда в идеале, людей, до которых нельзя дозвониться, вообще не бывает, а вот к нему через бабу Машу – как дразнят ее злые девки из бухгалтерии – прорывается только тот, кто ему, Грекову, в данный момент нужен.

Что, безусловно, правильно. Не работай там, где трахаешься, не трахайся там, где работаешь.

Прокрутив в мозгу легендарную сентенцию, внезапно остановился. Даже огурцом хрустеть перестал. А кто ж тогда Валентина? Разве не сослуживица? И даже отчасти подчиненная. Не напрямую, но все же начальник планового отдела получал указания и от него тоже.

Егор вдруг совершенно явственно ощутил под ладонями гладкую кожу начальницы планового отдела. На цвет – белая‑ белая, а под пальцами – как шелк. Просто Снежная Королева.

Даже бедра такие же гладкие и белые, особенно с внутренней стороны. И без каких‑ либо следов целлюлита.

И груди красивые, крепкие, как на рекламах косметических клиник. Баба Маша, правда, чего‑ то там говорила про силикон, но Греков не верил. Просто тетки, пусть и старые, не в состоянии простить другим теткам красоту.

Егор даже глаза прикрыл, представив, как Валентина, выйдя из душа, разом скидывает с себя длинный полупрозрачный палантин – Егор привез его из Парижа. Нет, определенно надо к ней сегодня ночью заехать.

Тут, правда, есть маленькая загвоздка: Валентина – дама эмансипированная и самодостаточная. А потому встретиться им сегодня или не встретиться, решать будет именно она. Так же, как и все остальное в их не столь уж и коротких отношениях. Полгода как перешли на «ты». И практически столько же – как стали проводить вместе одну‑ две ночи в неделю.

Но вот ведь закавыка: даже про себя он называет ее не Валя, Валенька, Валюха, а Валентина. Ее иначе никто и не зовет. Только все с отчеством – Валентина Алексеевна. А он, как особо приближенный, отчество опускает.

Вот и назвался главный итог прошедшего года.

Валентина.

Его Снежная Королева.

Первая жена ушла почти десять лет назад, решив, что с инженером‑ ракетчиком она уже появляющихся новых праздников жизни точно не вкусит – зарплата не та. Сама‑ то ушла в бизнес одна из первых. И, по неподтвержденным слухам, до сих пор заведует палаткой с «колониальными» товарами на привокзальной площади их маленького городка.

Ушла она тогда не только в бизнес, но и к небезызвестному Степану, местному «авторитету». Он за ней со школы ухлестывал, но со своими восемью классами не выдержал конкуренции с блестящим выпускником физтеха. А вот теперь, когда завод вместо ракет стал выпускать кастрюли, взял, стало быть, реванш.

Ладно, чего старое вспоминать.

К тому же Женька ушла не только из‑ за желания лучшей жизни. Просто их сын Алеша с рождения болен гемофилией. Той же болезнью, что и последний цесаревич. И пока Союз не развалился, худо‑ бедно лекарства из Москвы приходили.

Потом же их можно было только покупать. Причем за деньги, которые в принципе нельзя заработать инженеру в городке, где главное предприятие – ракетный завод.

Ну да бог с ней, с Женькой. Егор любил ее, несмотря на взрывной – а нередко просто невыносимый – характер. И после ее ухода не раздумывая подался из города. Не хотел встречаться на улицах, не хотел слышать пересуды – все же всех здесь знали.

Алименты не посылал, не хотел материально помогать бывшей супруге. Зато посылал лекарства Алеше. Те самые, добываемые через Гольца и ужас какие дорогущие, судя по имеющейся информации, Женька даже с помощью бандюка Степана на них так и не заработала.

Женька и сама приезжала. Проверяла уровень его заработков. У них фирма западная, деньги платили по‑ белому. Убедившись, что лекарства стоили не меньше официальных алиментов, уехала без скандала.

А в последние годы даже два‑ три раза привозила на пару недель сына. На курорт, наверное, ездила.

Алеша, кстати сказать, хороший мальчик. Только тихий. Видимо, сказывается заболевание: ведь ему постоянно запрещали бегать и прыгать, боялись кровотечений. На две недели он был Егору не в тягость: незаменимая Мария Васильевна и здесь все решила, мгновенно найдя помощницу. Однако родственной близости к сыну Греков не ощутил: Алеша просто отбывал срок, терпеливо ожидая возвращения любимой мамаши.

Ну и ладно. Насильно мил не будешь. А для чистой совести достаточно и тех немалых денег, что уходили на лекарства. Кстати, справедливости ради надо сказать, что действовали они несравнимо лучше, чем те бесплатные, советские.

Эх, не надо было вспоминать про Женьку! Егор тяжко вздохнул. Опять заныло сердце. Не так, конечно, как тогда. Когда в открытую объявила, что уходит. Уходит безвозвратно – и к тому, к кому и так ревновал. Но все равно неспокойно.

Вообще с Женькой всегда было неспокойно. Сначала – неспокойно радостно. Потом – неспокойно грустно.

Может, потому и тянет к Валентине, Снежной Королеве? Вот уж у кого все спокойно, все продумано и все спланировано.

И опять вопрос: а так ли тянет? И почему тогда не порвал с Ленкой?

Ленка, еще одна загвоздка. Маленькая, веселая. Не очень красивая, не слишком стройная. Короче, антипод Валентине. Ни образования, ни карьерных устремлений, ни, если честно, самоуважения.

Хочет Егор – заходит. Да и не заходит даже, а звонит – Ленка прибегает к нему сама. Правда, и эту не следует доводить до кипения: как‑ то на пустом месте завелась аж до битья посуды. Приревновала к Валентине. А чего ревновать, ведь не жена она ему. И у нее не больше прав на Егора, чем у Валентины. Тем более что через неделю, утихнув, сама же пришла «в гости».

Непонятные они, женщины.

Нет, мысли явно пошли не по той стезе, куда их Егор решительно направлял. Зачем‑ то Женька вспомнилась. Вот уж точно дела с ней – не итог прошедшего года. Так и нечего вспоминать.

Он снова уселся в мягкое кресло, но приятно‑ созерцательное настроение было испорчено. Если додумывать до конца, то надо и решения какие‑ то принимать. А это пока не входило в намерения Грекова. Лучше оставить все как есть.

Ладно. На сегодня хватит. Он приподнялся в кресле, чтобы вызвать дежурного водителя, но телефон зазвонил прежде, чем Егор снял трубку. Греков аж вздрогнул от неожиданности: никто не знал, что он так поздно на работе, и искать его, даже в случае нужды, стали бы по сотовому.

– Греков слушает, – по‑ служебному ответил он.

– Ну здравствуй, Грека, – улыбнулись на том конце провода.

Так, Грекой – по герою старинной скороговорки – в этом мире его называл только один человек. Легка на помине.

– Узнал? – спросила Женька.

– Узнал, – ответил Егор, сдерживая сердцебиение и сам же злясь на собственное волнение. Все ведь закончилось, что ворошить!

– Не рад? – вкрадчиво вопрошала Женька. Она всегда была кошкой. Пантерой. Коброй, продолжил ряд Греков.

– А чему радоваться? – спросил он в ответ.

– Жизни… – вдруг с какой‑ то печалью сказала бывшая любовь. И без перерыва: – Я к тебе завтра приеду. С Лешей.

– Зачем? – Егор явно был сбит с толку. Ни о чем подобном они с прежней женой в этот раз не договаривались. И вообще у него совсем другие предновогодние планы. А свои пусть со Степаном реализует.

– Приеду – объясню, – спокойно сказала Женька и повесила трубку.

А Егор свою еще в руках повертел, как будто что‑ то мог услышать среди коротких гудков. Потом со злостью бросил ее на рычаг.

Вот тебе, Егор Юрьевич, и Новый год!

Она стояла перед парадным подъездом нарядного, недавно построенного кирпичного дома и пребывала в некоторой, как правило, не свойственной ей растерянности.

Двери были широкие, из толстого полированного стекла темно‑ коричневого оттенка. А открыть их было нельзя. Потому что, во‑ первых, на них не имелось ручек. А во‑ вторых – Женя сразу сообразила – здесь был кодовый замок. Пусть и не такой, к каким она привыкла в своем городке, но тоже с секретом.

– Ключик забыли, соседка? – улыбнулся ей подошедший пожилой мужчина, прижимая металлическую таблетку к подходящему по размеру гнезду на щитке.

– Да вот, – неопределенно ответила она, благодарно взглянув на «соседа». Тот галантно отошел в сторону, пропуская даму вперед, в проем, образованный бесшумно разошедшимися дверями.

«Растет благосостояние некоторых россиян», – отметила Грекова (фамилию она во втором замужестве уже не меняла), оказавшись в просторном холле. Полы из белого мрамора приятно поблескивали, строгие стены – тоже из какого‑ то дорогого строительного материала – гармонично подтверждали гостям: «Вы пришли в приличное место».

Молодец все‑ таки Егорка. Добился своего. Знать бы заранее – никакой Степан не был бы нужен. Но не могла же она спокойно смотреть, как Лешка будет умирать без хорошей еды, лекарств и очень дорогого лечения! А к этому все тогда и шло.

Нет, нечего жалеть. Что сделано, то сделано. И хватит сослагательных наклонений.

А Егор и в самом деле молодец. И она за него очень рада. И еще она рада за себя, потому что шансы на успех того, зачем она сюда приехала, от такого великолепия хоть ненамного, а подросли.

Женя сжала левый кулак – на удачу – и шагнула к вахтеру. Здесь даже вахтер был особенный: не бабуся какая‑ нибудь согбенная, а мордатый дядька лет пятидесяти, крепкий и с колючими глазами.

«Сколько ж стоит жить в таком домике? » – мелькнула мысль в Женькиной голове. Средних доходов небось даже на простое проживание оказалось бы недостаточно.

Мелькнула мысль – и пропала. Потому что Грекова была уже в деле. Решительная и собранная. Слишком важной была причина визита, чтобы позволить себе посторонние отвлечения.

– Вы к кому? – поинтересовался цербер, заметив некоторую заминку вошедшей женщины.

– Мне в семьдесят седьмую, – улыбнувшись, объяснила та.

– А вас ждут? – Колючие глазки сверлили Женьку насквозь. Наверняка лет двадцать‑ тридцать их обладатель проработал в органах. Или в отделе кадров какого‑ то солидного учреждения.

Но и Женька не лыком шита.

– А как вы думаете? – не снимая улыбки, спросила она, однако еле заметным нюансом интонации давая понять, что, сидя в этом вестибюле, следует быть поделикатнее. Мало ли кем она может оказаться.

Цербер сигнал принял и оценил.

– Вам направо, – вежливо объяснил он.

– Спасибо, – столь же вежливо поблагодарила дама.

Как только она скрылась за очередной полированной стеклянной дверью – на этот раз лифтового холла, – цербер снял трубку и набрал номер семьдесят седьмой квартиры. Переждав безрезультатно несколько длинных гудков, положил трубку и нажал на кнопку пульта. Теперь на большой плоский экран выводилось сразу восемь – по числу этажей – картинок.

Если ему повезет, тетка окажется воровкой, а он окажется с хорошей премией.

Женя, не зная о надеждах и приготовлениях охранника, тем временем поднималась в лифте. И вот ведь штука: лифт, обычная машина, по сути, корзина на железной веревке, и та оказалась символом народившегося в стране богатства: шла мягко, нежно даже, без малейших рывков или толчков.

Зеркала, правда, внутри не обнаружилось. Но его с успехом заменяла полированная матовая стена кабины.

Своим отражением она осталась довольна. Красива. Уверенна. Почти молода. И нужно быть полным импотентом, чтоб на нее не среагировать.

В яблочке румяненьком

Червячочек точится… –

не к месту вспомнила она песенку из мультфильма. Сердце привычно заныло, но на переживания времени уже не осталось: лифт плавно притормозил и бесшумно распахнул двери.

Звонок оказался мелодичным, с мягким наполненным звуком. А к двери никто не подошел.

Как же так? Утром же созвонились. Когда она новый адрес выясняла. Может, не хочет с ней встречаться? Нет, это на Егорку не похоже.

Она еще раз нажала на кнопку звонка.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возник Егор. Одна его щека была идеально гладкой, а вторая – неизвестно какой, потому что ее напрочь закрывала густая белая пена.

– Извини, Женька, в этой чертовой квартире из одного конца в другой надо курьеров посылать.

– Так это ж здорово, – улыбнулась бывшая жена. – Не наша «малосемейка», помнишь? – И поцеловала бывшего мужа в уже выбритую, приятно пахнущую щеку.

Охранник недовольно выключил камеру. Нет, в этот раз ему премию не заработать.

Валентина сегодня встала поздно. Что‑ то так не захотелось следовать как всегда расписанным планам! В итоге пропустила ежедневную сорокаминутную – разработанную специально для нее – зарядку. Да еще потом двадцать минут провалялась в постели просто так, уже без сна.

Это на нее общение с Грековым разлагающе влияет, решила она. Тот еще разгильдяй. За все время отношений ни разу вовремя не пришел.

Критически припомнила Валентина Егоровы особенности, а на душе стало теплее. Похоже, этот полуслужебный роман имеет шанс перерасти во что‑ то более серьезное.

Мысль была приятной: не раз уже она подумывала о том, что пора. В новом году – тридцать. Первый юбилей из нерадостных.

Все планы, поставленные до тридцатки, выполнены, и даже с лихвой. Должность, зарплата, квартира, машина. Теперь, пожалуй, уже можно сказать, что она никогда не повторит печальную судьбу своей мамочки. Всю жизнь просидела мамочка за спиной у супруга, а тот возьми да и влюбись на склоне лет.

Полтинник отметил, потом – серебряную свадьбу с Валиной мамой. А потом обычную – с библиотекаршей из районной библиотеки.

Валентина‑ то уже не совсем ребенком была, в институте училась, много чего понимала.

Но только не в этом случае.

Девка – самая обычная, даже хуже обычной. Без макияжа. С чулками перекрученными. В платьях‑ балахонах, хотя совсем не толстая. Зато интеллектуальная безумно в отличие от мамочки, которая была все больше по хозяйству.

Ну и моложе в два раза, что тоже не отнять, как ни относись к маминой обидчице.

Отец вообще‑ то ушел по‑ хорошему. В чем был. И денег потом отдавал не четверть, а половину: библиотекарше, похоже, деньги вообще были не нужны, питалась она исключительно духовной пищей.

Но удар был нокаутирующим. Мамочка вдруг выяснила, что в этой жизни существует масса проблем, о которых она четверть века вообще не догадывалась! Однако еще хуже было то, что ей стало некого ежеминутно любить и ожидать с работы. Валентина‑ то никогда не была сильно привязанной к дому, хотя мамочку всегда любила.

В общем, мамочка сильно сдала. И этого Валентина отцу так и не смогла простить. Ну кто ему мешал общаться с библиотекаршей, не уходя из семьи? А там, глядишь, перебесился бы и успокоился.

Нет, Валентина никогда не повторит мамочкиных ошибок. Она всегда будет самостоятельной девушкой. Даже когда найдет того, кого сочтет достойным стать отцом ее детей.

Ладно, надо вставать.

Она откинула легкое одеяло и села на кровати. Прохладный пол приятно холодил пятки.

Валя прошла в ванную комнату, включила душ.

Конечно, у нее не так шикарно, как в квартире у Грекова, но тоже очень ничего. И потом, если она примет окончательное решение, то жить они будут в его квартире.

Струи теплой воды разбивались о разнежившееся тело и сплошной прозрачной пленкой стекали вниз.

Валентина посмотрела в большое, в треть стены, зеркало. Еще когда въезжала, решила, что висеть оно здесь будет до ее сорока пяти. Потом снимет. Но пока комплексовать было явно рано. Картинка в зеркале вполне могла присутствовать в фильме с торговым обозначением «мягкая эротика».

Красивая женщина. Все на месте. Нежная белая кожа. Высоко поднятая подтянутая грудь – все, конечно, не просто так: и косметика дорогая, и массаж строго по графику. Ну да подобные затраты весьма оправданны: потрогать такую кожу самой приятно, уж что говорить про сумасшедших, сдвинутых на сексе мужиков. А не сдвинутых на сексе мужиков Валентина в своей – правда, не столь обширной практике – пока не встречала.

У нее их было три.

Первый – еще на четвертом курсе. Показалось, что любовь. Чуть не умирал от страсти и грозил жить с ней вечно. Сейчас‑ то она понимает, какой был бы ужас, окажись это правдой. Но тогда его выразительные взгляды почему‑ то вызывали даже гордость: парень на курсе был заметный, и подруги завидовали.

На близость пошла спокойно и сознательно. Он был в полном экстазе: пыхтел, сопел и стонал. Потом столь же внезапно заснул.

Правда, уже утром опять пыхтел и сопел, но что‑ то подсказало ей, что секс – не единственная радость для женщины, у которой, помимо иных жизненно важных органов, еще имеется голова.

Короче, кончился институт – кончилась и их любовь.

Второй был случайный и мимолетный. Стыдно сказать – в командировке. До сих пор Валентина не понимает, как это случилось. Вспышка в голове, мгновенное озарение, что вот это – ее. На всю жизнь. И неважно, что у него было позади, тем более что у нее позади не было практически ничего.

Она была готова на все, даже остаться в том городке, куда приехала консультировать местный менеджмент.

И он тоже пыхтел, сопел и стонал. И даже не заснул. Точнее, заснул, но только под утро, когда уже и Валентина изнемогла от усталости, хотя по идее изнемогать от усталости в подобных ситуациях должны мужики.

А утром, когда Валентина предложила ему руку и сердце навечно, он хмуро отказался, объяснив невозможность такого развития событий массой действительно серьезных причин. Среди этих причин слову «любовь» не нашлось места вовсе.

Урок был жестоким, но полезным – на то он и урок.

Девушка от матримониальных планов не отказалась, но отложила их на попозже. И еще одно принципиальное решение приняла: что теперь в подобной ситуации окажется лишь в том случае, если командовать парадом будет сама.

Больше никаких экспериментов с сильными эмоциями. Секс – замечательная штука, но, как считают исследователи, занимает место в жизни человека меньшее, чем чистка зубов. По крайней мере, по затратам времени. А раз так, то как же можно этот процесс ставить во главу угла при принятии жизненно важных решений?

Третьим был Греков. Сразу ей понравился. А в том, что он на нее западет, даже и не сомневалась. Этот мужик был так занят на работе, что выбор у него получался небогатый, хотя она и при богатом выборе имела бы хорошие шансы.

Десятилетняя разница в возрасте не пугала. Наоборот, даже нравилась. А подходы к жизни казались вполне близкими.

С точки зрения денег за Грековым было, выражаясь финансовым языком, обременение: больной ребенок от первого брака. Но это Валентину тоже мало пугало. Она и сама прилично зарабатывала, и Егор, при его деловых качествах, очень быстро рос экономически.

Что касается ребенка, мальчик был не отвратный – пару раз его видела, – к тому же жил он с мамашей и никак на их будущую семейную жизнь влиять не мог.

Нет, определенно Греков ей был интересен. И спать с ним в удовольствие, и болтать, и даже деловые вопросы обсуждать. Так что в новом году ее вполне может ожидать новая жизнь.

Валентина выключила воду, тщательно вытерлась огромным мохнатым – очень мягким – полотенцем (тоже, кстати, подарок Егора) и пошла в комнату одеваться. Напоследок еще раз оглянулась на себя в зеркало. И сзади тоже очень, очень достойно, удовлетворенно подвела итог девушка.

День начинался хорошо.

Женька, приложившись к выбритой щеке Грекова, стремительно проскочила мимо явно не поспевавшего за ее темпами Егора. В прихожей остался лишь аромат ее духов и свежего декабрьского морозца, занесенный бывшей супругой с улицы.

– Ох ты, господи! – искренне восторгалась та из комнаты, она же зал, она же кухня. Шестьдесят квадратных метров старинного дубового шика вперемешку с суперсовременным хромом, никелем, галогенками и чем‑ то там еще.

– Ну, Грека, ты даешь! – выдохнула наконец бывшая супруга. – Надо было за тебя держаться.

– Да ладно тебе, – засмущался Егор, хотя Женькины восторги были ему очень даже приятны. А уж лет восемь назад он эти ее слова постоянно представлял в мечтах. Как зайдет к нему и скажет: «Грека, я ошиблась. Возьми меня обратно». Он бы тогда точно взял.

А сейчас?

Греков на миг задумался. Сейчас, наверное, все‑ таки нет. Красива Женька по‑ прежнему. И по‑ прежнему его волнует. Но жизнь у них давно разная. И в его жизни ей место уже вряд ли найдется.

Валентине есть. Работе есть. Авдеевой, с которой опять‑ таки давно пора что‑ то решать, есть.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒