Елена Топильская 3 страница

После того, как санитар вышел, осторожно притворив за собой дверь, мы переглянулись. Сон с меня слетел от этих страшных рассказов, а компаньонам моим, похоже, коньяк в горло не лез. Во всяком случае, они вертели в руках полные стопочки, но не подносили их ко рту. Георгий Георгиевич и вообще вскоре отставил свою. Все молчали, потом он поднялся и сказал:

– Я ж смывы у него с пасти так и не взял. Пойду, марлечкой помажу, вдруг кровь.

– С тобой сходить? – тихо спросил криминалист Витя, и доктор благодарно кивнул.

Я на секунду представила, что они уходят в секционную, а я остаюсь тут одна, среди вампиров и заложных покойников, и решительно поднялась.

– Я с вами.

Мы дружно отправились в секционную, где все еще была включена синяя лампа, но при ярком верхнем свете даже покойник не казался таким страшным, как раньше. А может, я сама смотрела на него уже другими глазами, прозрев от суеверий.

Доктор старательно тер влажной марлечкой оскал покойника, марлечки потом сложил в конвертики, надписал их по всем правилам, и стал оглядываться в поисках понятых, которые должны были поставить свои подписи. Я тоже спохватилась, что и в протоколе дополнительного осмотра трупа не вредно бы расписаться понятым, и отправила криминалиста за санитаром, втайне надеясь, что тот еще в состоянии удержать в своей дрожащей руке стило. Кроме того, зная, что в морге – два санитара, я рассчитывала, что через полчаса придет на работу второй, и тоже везде, где нужно, распишется.

Криминалист ушел и пропал.

Мы с доктором лениво обсудили живучесть древних суеверий, посмеявшись над нашей готовностью признать, что мы только что по правилам науки криминалистики осмотрели тело выходца из преисподней; потом поговорили о погоде, потом о здоровье, и, исчерпав все светские темы, в изнеможении замолчали. Я вытащила из угла секционной полуразвалившийся стул и присела к столу, на котором лежал труп; не в силах больше сопротивляться подступающей дремоте, я склонила голову на сложенные руки и прилегла в опасной близости от покойника. Георгий Георгиевич с завистью посмотрел на меня, но поскольку стул в секционной был только один, он присел на корточки в углу и, похоже, задремал там.

Тем, кому приходится работать ночами, знакомо это чувство падения в бездну, стоит хоть на мгновение прикрыть глаза. Проваливаешься и летишь куда‑ то, и этот полет прерывает чей‑ то грубый возглас, от которого приходишь в себя и с трудом соображаешь, где ты, что происходит, и сколько времени ты находишься в отключке. При этом, еле разлепив глаза и обнаружив, что вокруг полно народу, обычно ради приличия делаешь вид, что и не спал вовсе, а просто задумался.

Грубый возглас раздался по всем канонам жанра. Я подняла голову и встретилась глазами с заведующим моргом, Юрой Щегловым. Щеглов, склонившись надо мной, участливо смотрел на мои растрепанные волосы, слегка потекшую с ресниц тушь и отпечатавшийся на щеке след от наручных часов. Я, конечно, могла только догадываться, как выгляжу со стороны, но не сомневалась, что дело обстоит именно так. Сам Юра был в белом хрустящем халате, из‑ под которого виднелась такая же свежая хрустящая рубашка и яркий галстук.

– С добрым утром, – душевно сказал он, заметив, что я открыла глаза. – На работе спать нехорошо.

– А сколько времени? – пробормотала я, лихорадочно роясь в стоящей у моих ног сумке в поисках зеркала. Достав пудреницу, я осмотрела себя и содрогнулась: все было именно так, как я и предполагала; и тушь потекла, и часы вдавились в щеку, оставив на ней замысловатый рельеф. За спиной Щеглова маячил молчаливый санитар в жеваном халате. Его я знала; кажется, его зовут Валера. Оба они пялились на мою заспанную физиономию; надо было срочно их отвлечь.

– Сколько времени? – повторила я более настойчиво.

– Восемь, – с прежней душевностью ответил Юра. – Что за тошнотворного урода вы привезли?

– Вампира, – подал голос Георгий Георгиевич, с хрустом распрямляя затекшие коленки и поднимаясь навстречу Щеглову. Они обменялись рукопожатием и обратили взоры на покойника.

– Смотри‑ ка ты, – меланхолично заметил Юра, – еще и кол ему в сердце вогнали! А почему вы решили, что это вампир?

– Ну‑ у, – протянули мы с доктором, и переглянулись, не зная, что и сказать. Не про когти же говорить…

Юра тем временем наклонился к трупу, внимательно рассматривая его.

– У него какая‑ то кожная болезнь, – пробормотал он. – Смотрите, кожа совсем истонченная, пергаментная, в язвах, и поражены как раз те участки, которые подвергаются воздействию света: лицо и руки.

– Ага, – поддакнула я, – а почему вампиры света боятся?

– Маша, – Юра строго посмотрел на меня, – не дури мне голову. Ты же знаешь, что вампиров не бывает.

– Конечно, знаю. Давай его скорее вскроем, пока я здесь. Хочу убедиться, что он помер окончательно и бесповоротно.

– Кто бы спорил, – пожал плечами Юра. – Сейчас раскидаем покойничков, и определимся, кому с ним работать.

Он направился к выходу из секционной, сопровождаемый безмолвным Валерой, но на полдороге остановился и махнул рукой:

– А чего мелочиться, давай, я сам его и вскрою. Только трупы распишу по экспертам…

Я обрадовалась. Это был идеальный вариант. Правда, еще полчаса назад я и не помышляла оставаться на вскрытие, поскольку искренне намеревалась к началу рабочего дня вернуться в прокуратуру и сдать чертово обвинительное. Но присутствие на аутопсии было такой замечательной отговоркой, такой уважительной причиной, чтобы не ехать в контору и не садиться за компьютер, что удержаться было просто невозможно.

– Юра, можно, я от тебя позвоню? – попросила я Щеглова, двигаясь за ним. Надо было разбудить ребенка в школу и предупредить шефа, что сдача дела отодвигается на неопределенный срок, и совершенно не по моей вине, а вовсе даже по его собственной, поскольку именно он заслал меня на это происшествие.

Георгий Георгиевич прохаживался по секционной, разминая затекшие конечности.

– Маша, ты понятых‑ то пошукай там, – негромко проговорил он мне вслед.

– Елки зеленые! – я вспомнила, что ушедший за санитаром криминалист пропал куда‑ то; а протокол между тем не подписан. – Юра! – обратилась я к Щеглову. – А где ваш второй санитар? Я его хотела записать в понятые.

На мои слова они обернулись разом – Щеглов и Валера. И хором же спросили:

– Какой второй санитар?!

– Такой приземистый мужичок алкоголического вида. Он тут всю ночь болтался с нами, про вампиров ужасы рассказывал.

Щеглов и Валера озабоченно переглянулись.

– Та‑ ак, – протянул Щеглов. – Опять бардак?! Опять он тут шляется?! Маша, у нас нет второго санитара.

В состоянии полнейшей деморализованности я добежала до кабинета заведующего моргом, набрала свой домашний номер, услышала недовольный голос пробудившегося Хрюндика, стонавшего о несчастной детской доле, ласково, но твердо призвала его срочно встать, умыться и одеться без посторонней помощи, позавтракать и стартовать навстречу знаниям. Про себя я понадеялась, что маньяк, всадивший кол в свою жертву сегодня ночью, отсыпается в своем логове и не выйдет на охоту раньше наступления темноты.

Шефу звонить было еще рано, поэтому, чтобы скоротать время, я занялась выяснением актуальной проблемы о том, кто дурил нам голову в течение кошмарной ночи, прикидываясь работником морга.

Помявшись, Щеглов объяснил мне, что санитар у них всего один – вот он, Валера. Стоявший за его спиной Валера кивком головы подтвердил слова шефа. И так и кивал в дальнейшем, свидетельствуя, что заведующий танатологическим отделением все говорит по делу.

А заведующий танатологическим отделением говорил о том, что вакансия второго санитара пустует у них уже около года. С тех пор, как на это золотое место был объявлен конкурс, народ почему‑ то валом не повалил; поэтому пришлось взять первого попавшегося, с испытательным сроком. Первый попавшийся производил впечатление страдающего если не хроническим алкоголизмом, то уж во всяком случае бытовым пьянством, но за дело взялся рьяно. И сотрудники были вполне им довольны, аккурат до того мгновения, пока один из экспертов, припозднившийся на службе, чтобы дописать срочное заключение, не спустился в неурочное время в секционную, подобрать там забытые во время вскрытия записи.

В пустом полутемном помещении морга он застукал нового санитара, производившего какие‑ то непонятные манипуляции со свежевскрытым покойником. Что за манипуляции, эксперт не разглядел; санитар, обнаружив чье‑ то присутствие, резво ретировался и исчез в коридорах морга. Эксперт не стал проводить собственное дознание, а добросовестно доложил об увиденном руководству морга. Руководство морга в лице Юры Щеглова страшно перепугалось, поскольку хорошо себе представляло, какие последствия может повлечь прием на работу в их богоугодное заведение человека с психическими отклонениями в виде, например, некрофилии.

– Только этого нам не хватало, – тихо говорил Юра. – Даже если он просто зубы золотые выковыривал у жмуриков, и то неприятностей не оберешься. Вызвал я его и уволил. И двух недель мошенник не проработал.

Санитар покорно собрал вещички и испарился. Но только после его увольнения стали происходить интересные вещи: дежурившие эксперты и охрана замечали по ночам присутствие в морге кого‑ то постороннего. Охрана клялась, что дверь никому не открывала, эксперты и подавно не впускали никого с улицы, а между тем кто‑ то бродил по моргу, открывал холодильник, переставлял каталки, перекладывал оставленные в коридоре трупы.

– В общем, Маша, на выбор – то ли это полтергейст, то ли санитар уволенный. Небось, пока работал, успел ключи сделать себе от всех ходов‑ выходов, вот и пользуется, псих несчастный, чтоб его разорвало, – Юра горестно качал головой.

– А почему вы замки не сменили? – наивно поинтересовалась я, и Юра вздохнул.

– А ты представляешь, во что бы нам это обошлось? Нет, об этом даже думать не хочется. А потом… – Юра помолчал. – В общем, я прикинул: ну, какой нам от него убыток? Трупы все на месте, зубы у них в целости и сохранности, у сотрудников ничего не пропадает… Ну, так пусть себе по моргу шарится, если ему так хочется. В общем‑ то, он безвредный.

Я сначала ужаснулась такой легкомысленной позиции: ничего себе, посторонний с признаками психической болезни несанкционированно проникает в морг, имеет доступ в закрытые помещения типа кабинета заведующего или холодильника, где хранятся тела, а начальство машет на это рукой. Но потом представила, как Юра поднимает панику по этому поводу, обращается в милицию, признается начальнику бюро в том, что кто‑ то якобы лазает ночами по вверенному ему отделу. Начинается разбирательство, в ходе которого таинственного пришельца отловить не удается, зато история получает огласку, газеты вопят о бардаке в бюро судебно‑ медицинской экспертизы, где скандалов хватает и без этого, а в результате именно Юра получает по шапке хотя бы потому, что надо кого‑ то показательно распять.

Может, в Юрином молчании и были резоны.

– Маша, только я тебя очень прошу, не говори никому, – Юра умоляюще заглянул мне в глаза. – Об этом знает только ограниченный круг лиц. Я, Валера и еще пара‑ тройка человек. Даже Стеценко твой не знает, правда.

– То‑ то я смотрю, Сашка мне ничего не говорил.

– Правда, Маша, он про это не знает.

Щеглов смотрел на меня так жалобно, что сердце мое не выдержало.

– Ладно, – буркнула я. – Не скажу. Если ты вскроешь мой труп без очереди и лично.

– Твой труп вскрывать не буду ни при каких обстоятельствах, – привычно поправил меня завморгом. – Рука дрогнет.

– А ведь когда‑ то обещал, – вздохнула я.

– Был молод, горяч, – Юра развел руками. – А к старости становлюсь сентиментален. Но труп, который вы привезли с места обнаружения, вскрою, из личного почтения к тебе. Звони, куда ты там еще собиралась, а я пока вскрытия распишу.

Он взял журнал, куда записывались задания экспертам, а я сняла телефонную трубку и проинформировала прокурора о результатах выезда. Шеф деликатно не обмолвился и словом про несданное обвинительное заключение, и полностью одобрил мое решение поприсутствовать при вскрытии. Более того, разрешил после этого не приезжать на работу, велев отдохнуть.

–. Обвинительное сдадите послезавтра, – благородно распорядился он.

Конечно, Владимир Иванович был добрым человеком, но плюс к этому неплохо знал психологию вообще и личностные особенности своих сотрудников в частности. После его великодушных слов мне страстно захотелось плюнуть на упадок сил, вернуться на работу и срочно накропать обвинительное заключение.

– Ну что, пошли? – оторвал меня от благочестивых мыслей Юра. Он уже облачился в клеенчатый фартук и позвонил по местной связи фотографу, пригласив его в секционную. Взяв меня под ручку, он двинулся туда же, ведя по дороге светский разговор о том, сомневаюсь ли я в причине смерти нашего клиента.

– Нет ли у тебя оснований полагать, что он был отравлен или, к примеру, угорел перед тем, как ему в грудную клетку зафигачили эту дубину? – участливо спрашивал он, и я ему вторила:

– Нет, Юрочка, я даже не думаю, что он был отравлен после того, как в него зафига‑ чили кол. И еще я просто обязана поставить тебя в известность – я даже не думаю, что он пал жертвой криминального аборта или захлебнулся грязью в канаве.

С шутками‑ прибаутками мы добрались до места предстоящей работы, и я предупредила Щеглова, что в большей степени, чем ясная, " в принципе, причина смерти, меня интересует содержимое желудка трупа.

– Ну, и естественно, все, за что можно зацепиться в плане установления личности.

– Ну да, он еще и неизвестный, – кивнул Юра. Я не сомневалась, что все антропологические характеристики будут изложены в акте вскрытия в лучшем виде.

Лаборантка с пишущей машинкой и фотограф уже ждали нас в секционной, я поискала глазами, куда бы мне пристроиться, чтобы видеть как можно меньше; Юра привычно поострил на тему о моей профнепригодности – “следователь должен уметь сам в случае необходимости вскрыть покойника”, и привел в пример Шерлока Холмса, исправно посещавшего мертвецкие.

– Ты, кстати, ведь была в Лондоне? – поинтересовался он, потряхивая окровавленными руками в резиновых перчатках. Я подтвердила, что была. – А на квартиру Шерлока Холмса не ходила?

– Нет, мы в Лондоне были полдня, почти проездом. Нас только в “Тюссо” водили. А что?

– Сходи, не пожалеешь. Впечатление сногсшибательное. Наши люди почему‑ то думают, что если они видели кино про Шерлока Холмса, то, значит, имеют представление о лондонских меблирашках конца девятнадцатого века.

– А что, в кино не так?

– Абсолютно не так. В кино у него хоромы. А в действительности великий сыщик в своей гостиной еле мог ноги вытянуть.

– Да? – рассеянно переспросила я. На самом деле мне было не до жилищных условий великого сыщика, хотя в другое время я с удовольствием поболтала бы с Юркой на эту тему. Сейчас меня интересовали более современные проблемы: как установить личность трупа с колом в грудной клетке, кем бы он ни был – добропорядочным налогоплательщиком или вампиром.

Юра тоже забыл про Шерлока Холмса и размеренно диктовал лаборантке:

– …Переломы ребер со смещенными внутрь осколками; сердечная сумка повреждена вдоль межжелудочковой борозды, отделен правый желудочек сердца, раневой канал заканчивается повреждением шестого – седьмого ребер по околопозвоночной линии, со смещением отломков кзади в мышцы спины. Края разрушенных мышц, сердечной сумки правого желудочка сердца неровные, с дополнительными радиальными разрывами. В сердечной сумке около трехсот… Записала?

Лаборантка стучала по клавишам пишущей машинки с сумасшедшей скоростью. Она кивнула, не поднимая головы от клавиш, и Юра продолжил:

– Значит, в сердечной сумке около трехсот, а в левой плевральной – около четырехсот миллилитров темно‑ красной крови в виде свертков… Это то, что касается повреждений. Ну вот, Маша, мы добрались до интересующего тебя момента.

– До желудка?

– Юля, пиши, – обратился он к лаборантке, которая и так не переставала печатать, – в желудке около двухсот миллиграммов темно‑ бурого… слегка сгущенного… содержимого… с темно‑ бурыми свертками крови.

– Что? – переспросила я, не веря своим ушам, и Юра сам притормозил, осмысливая только что увиденное. – Ты хочешь сказать, что у него в желудке – кровь?

– Подожди‑ ка, – Юра выпрямился. – Похоже на кровь. Но вообще‑ то это может быть следствием внутреннего кровотечения. Если у него была язва…

Он согнулся над развороченным телом и уткнулся носом в желудок трупа. А распрямившись, продиктовал лаборантке:

– Запиши, что слизистая оболочка желудка – розовато‑ серая, чуть пропитавшаяся кровью, блестящая, складчатая, без каких‑ либо дефектов.

Повернувшись ко мне, он пояснил:

– Это означает, что не было у него никакого заболевания, могущего повлечь внутреннее кровотечение.

– А почему в желудке кровь? – спросила лаборантка, заправляя в машинку новую страницу.

– Почему? – медленно переспросил Юра. – Потому что он незадолго до смерти выпил довольно большое количество крови.

– Да, я слышала, что люди пьют свиную кровь. Или бычью, – поделилась лаборантка. – Якобы для желудка хорошо, и для потенции.

Я покинула свой укромный уголок и приблизилась к трупу, кинув опасливый взгляд на его разверстые внутренности.

– Юра, а что, кроме крови, в желудке?

– Больше ничего. Правда, Маша, ничего больше. Юля, запиши: кусочков пищи среди содержимого желудка не обнаружено. Да, Маша, а если это не свиная кровь?

– Мы ведь с тобой знаем, что вампиров не бывает, – поддела я его. Похоже было, что теперь Юра хотел убедить меня в том, что на столе перед нами – вампир, пьющий кровь.

– Юра, возьми содержимое желудка. Надеюсь, можно установить, чья это кровь – свиная или человеческая. По крайней мере, сто лет назад это делали…

– Сделаем, – Юра так разволновался, что оставил без внимания мой сарказм. – И даже группу тебе установят. И половую принадлежность, кровь достаточно свежая.

– А скоро?

– Имей совесть, – укоризненно сказал Юра. – И вскрой тебе без очереди, и кровь прокрути. Ты не одна в Питере, другие следователи тоже к нам имеют вопросы.

– А тебе самому не интересно? – провокационно спросила я, и Щеглов не устоял.

– Ну ладно, ладно. Ну, получишь ты завтра заключение, что кровь свиная, – легче станет?

– Без сомнения. А что по личности?

– Ну, ты же сама видишь. Особых примет нет.

– Юра! – я потрясла его за плечо. – А его рожу ты не считаешь особой приметой?

Юра меланхолически оглядел жуткую физиономию покойника.

– Ну и что? – вопросил он. – Ну, страшный.

– Ты же сам говорил, что у него какое‑ то кожное заболевание. Надо запросить кожные диспансеры, всех практикующих дерматологов, проконсультироваться, что это за заболевание – реакция кожи на свет….

– Понятно. Уже загорелась. У тебя других дел нету?

Пока Юра меня воспитывал, лаборантка и фотограф одобрительно кивали головами. Я разозлилась.

– А что ты мне предлагаешь? Похоронить и забыть?

– Да ты сама посуди: сколько ты сил угрохаешь на этих дерматологов и все без толку.

– Почему же без толку?

– Потому что тебе это ничего не даст. Ты как собираешься – сама их обходить? Запросы рассылать? Помощников использовать? Тебе армия понадобится.

– Ну хорошо, а что мне делать?

– Ладно, если ты хочешь, – Юра сделал драматическую паузу, чтобы я прочувствовала, как я ему обязана, – можно вызвать дерматолога. Проконсультироваться.

Я прочувствовала, а потом язвительно спросила:

– И это все, что ты можешь мне предложить?

– А что ещё? – Юра поднял брови домиком. – Кто тут следователь?

Я сменила тактику и попыталась подлизаться. А что мне еще оставалось, когда мой персональный доктор Ватсон ловит кайф на курсах повышения квалификации за пределами родного города, и долго еще будет ловить.

– Юрочка, – я взяла его под руку и прижалась к плечу, – ты же такой опытный доктор… И умный к тому же… Посоветуй мне что‑ нибудь; у меня полный тупик.

Юра через мою голову кинул взгляд на тело, задержавшись на кистях рук.

– Ну, я подумаю. Кстати, сомневаюсь, что ты получишь качественные отпечатки рук. Уж больно у него кожные покровы поражены.

– Вот именно, – поддакнула я, – на пальцы рассчитывать не приходится. Если это страшилище показать по телевизору, наш питерский канал лишат лицензии. Значит, что?..

– Что? – эхом откликнулся Юра.

– Одна надежда на великую науку – судебную медицину.

Видимо, я вложила столько страсти в эту фразу, что Юра почти замурлыкал.

– Машка, только ради тебя. Приезжай завтра утром, соберем консилиум.

– А сегодня? – пробормотала я, но Юра повел меня куда‑ то. Я послушно пошла за ним до угла секционной, где на стене над раковиной висело маленькое небьющееся зеркальце. Он подвел меня к зеркалу и легонько встряхнул за плечи, повернув мою голову к отражению.

– Что? – уточнила я, осознав, что у меня заплетается язык.

– Посмотри на себя, Машенька, – голос Юры доносился как сквозь вату; интересно, почему это, подумала я. – Посмотри, если у тебя еще глазки открываются. Ты же спишь на ходу; сколько ты уже на ногах?

В общем, меня чуть было не погрузили в машину и не повезли домой. Я поддалась бы на провокацию, если бы не стала складывать по порядку листы протокола дополнительного осмотра трупа, и не обнаружила, что подписей понятых в протоколе до сих пор нет. Соответственно, я сразу вспомнила (очень своевременно), что пропал криминалист, посланный за “санитаром”.

И тут мне стало так нехорошо на душе, что весь сон как рукой сняло. Пока я была уверена, что мы имеем дело с настоящим работником морга, длительное отсутствие криминалиста легко списывалось на его природную нерасторопность, на алкогольное опьянение, на внезапно заболевший желудок, наконец. Но теперь, когда я знала, что по моргу бродит психически больная личность, к тому же надувшаяся коньяку, и что пропавший криминалист был откомандирован как раз к этой личности на свидание, у меня похолодел позвоночник.

Отвергнув ожидающую меня для доставки домой машину, я бросилась к Юре на грудь, умоляя помочь найти криминалиста и ссылаясь на то, что без него я никуда не поеду. Сердобольный Юра отрядил на поиски настоящего санитара – Валеру, который добросовестно прочесал все потаенные закоулки морга, но пропавшего криминалиста не обнаружил.

Щеглов еще некоторое время пытался убедить меня в том, что криминалист – взрослый дяденька, и вполне мог без спроса отбыть домой или на работу. Я душно настояла, чтобы позвонили и туда, и туда, и убедилась, что потеряшки нет ни дома, ни на работе. Прихватив с собой Георгия Георгиевича, покорного судьбе, я таскалась по коридорам морга, заглядывая в каждую секционную, посмотрела даже в холодильнике, под скептической ухмылкой санитара Валеры, но злосчастный криминалист как в воду канул.

И вот как раз в тот момент, когда мне надоело мотаться взад‑ вперед, то и дело натыкаясь на каталки с новопреставившимися, осевшими, как в чистилище, между внешним миром и секционными, я поскользнулась на кафельном полу и налетела на одну из стоящих вдоль стены каталок. Если бы меня не придержал за руку Георгий Георгиевич, я плюхнулась бы на покойника плашмя, но благодаря дружеской поддержке эксперта всего лишь врезалась в ноги трупа и испачкала свою одежду. Чертыхнувшись сквозь зубы, я понеслась в кабинет к заведующему отмывать черный мазок с пиджака, и терла его губкой до тех пор, пока Юра, заглянув мне через плечо, не заявил авторитетно, что пиджак я могу отправить нуждающимся детям Африки, поскольку мазут никогда с него не отмоется.

– Мазут? – ужаснулась я, и теперь уже вместе с Юрой побежала к каталке, на которой лежал труп в обуви, запачканной мазутом.

Запыхавшись, я затормозила в паре метров от каталки, поскольку глаз мой зацепился за чуждый в этом контексте предмет, свисавший с металлической ручки. Вообще‑ то сюда стараются не привозить усопших вместе с принадлежавшими им ценными вещами, поскольку ценные вещи имеют обыкновение пропадать, а родственники усопших имеют обыкновение их требовать с работников морга. Поэтому все, что возможно, оставляют родным, следователям, на худой конец, бросают на месте происшествия. А дорогой японский фотоаппарат, висящий на ручке каталки, я уже видела – в руках у пропавшего криминалиста. И ботинки на ногах у этого тела были испачканы мазутом, и я даже знала, где они испачкались…

Юра за руку подтащил меня к каталке, и я с ужасом вгляделась в лицо лежащего на ней. Сколько лет работаю следователем, а до сих пор не представляю, как люди опознают трупы своих близких – это ведь надо подойти, хладнокровно всмотреться в мертвые лица, уму непостижимо!

Отвернувшись к Юре, я даже зажмурилась. Конечно, это был наш криминалист Витя, тихий и незаметный, в компании которого мы провели почти половину суток. В ушах у меня зазвенело, и я оперлась на Юрину руку. Никогда раньше я не теряла сознание при виде трупа, а вот теперь перед глазами запрыгали звездочки, и поплыл на меня потолок.

– Маша, ты уверена? – донесся до меня далекий Юрин голос. Щеглов ласково похлопывал меня по щекам, приводя в чувство. – Это он, ваш криминалист?

– И ты еще говоришь, что этот ваш самозванец – безвредный?! – праведное негодование придало мне сил.

– Да понял я, что был неправ, давно надо было им заняться, – бормотал Юра, прислонив меня к стеночке и проделывая с лежащим на каталке телом всякие докторские манипуляции: зачем‑ то брал его за руку, клал пальцы на шею, там, где сонная артерия.

Я превозмогла себя, наклонилась, чтобы лучше рассмотреть бледное лицо, и вздрогнула: на фоне восковой кожи шеи темнели четыре пятнышка, четыре засохших капельки крови, такие же, как на жертвах вампира, найденных нами раньше.

Потянув Юру за рукав, я пальцем показала на эти пятнышки, и Юра нахмурился:

– Укус?

У меня в ушах опять зазвенело.

– Знаешь, Юра, пойду я, пожалуй, – я нерешительно отделилась от стеночки и черепашьим шагом двинулась по коридору, моля Бога, чтобы он не дал мне упасть на кафельные плитки.

– Маша, крикни там кого‑ нибудь мне на помощь, – попросил Юра мою спину, – похоже, что парень живой еще.

Только дойдя до кабинетов руководства морга, когда противный звон в ушах прекратился, я осознала, что криминалисту еще можно помочь. Но и без моих призывов сбежавшиеся эксперты уже вовсю реанимировали Витю.

Я без сил опустилась на диванчик в Юрином кабинете. Из коридора доносился гул голосов, озабоченные выкрики, отрывистые команды. Потом все стихло, и я с замиранием сердца слушала приближавшиеся шаги. Щеглов вошел в свой кабинет и присел рядом со мной на диванчик.

– Отправили его через забор, – поделился он, вытягивая ноги и откидываясь на спинку дивана. – В Мечникова, даст Бог, выкарабкается.

– Господи, Юра, что с ним сделали? – в ужасе спросила я, вспомнив четыре темных

пятнышка на шее криминалиста. То, что сказал Юра, меня не успокоило.

– У него серьезная потеря крови, литра три. Хорошо, что ты его нашла; пролежи он еще чуть‑ чуть, никто бы уже не помог.

– Послушай, а от чего кровопотеря? Если человек так быстро истек кровью, значит, где‑ то должна быть громадная рана?

– Ты понимаешь, – Юра поднял голову со спинки дивана, – нет на нем никаких ран.

– А четыре пятнышка на шее?

– Да, пятнышки были. На них мы обратили внимание. Но даже если его не вилкой ударили, а укусили в шею, – от Юриной интонации у меня мороз пошел по коже, – от этого повреждения он не мог потерять столько крови. Ты же видела, там засохшие капельки на проколах кожи.

– Хорошо, а что же с ним произошло?

– Не знаю.

Юрка закрыл глаза и снова откинулся на спинку дивана. А я встала и подошла к окну. На улице слегка просветлело; на черную осеннюю землю мягко падали уютные снежные хлопья, и совершенно не верилось ни во что плохое/

Я отвернулась от окна.

– Юра, у вас в коридоре лежат еще два трупа с такими же повреждениями шеи. Вскрой их, пожалуйста, при мне.

. – А они из твоего района? – Юра недовольно приподнял голову. – Ты же знаешь порядок.

Я решила не сдаваться.

– Если ты тоже знаешь порядок, ты немедленно сообщишь в милицию о вашем чудном “санитаре”, примешь меры к возбуждению уголовного дела по факту причинения вреда здоровью и вызовешь следователей для участия во вскрытии тех трупов, о которых я говорю.

– Зануда, – пробормотал Юра, нехотя вставая с дивана, – но ты права. Звоню в милицию.

Наскоро перекусив, следующие два часа мы занимались тем, что пытались организовать расследование по горячим следам, но немного в том преуспели. Городская прокуратура с любопытством выслушала наши россказни о кошмарном трупе с обнаженными клыками и колом в груди, однако не более того. Мифические пятнышки на шеях покойников, доставленных из разных районов, их не особо впечатлили, а на происшествии с криминалистом зональные вовсе утратили к нам интерес.

– Живой? Милицейская подследственность, – был вынесен непререкаемым тоном вердикт, после чего повешена трубка.

– Ах так, – сказала я под насмешливым Юркиным взглядом, с ненавистью глядя в трубку, как будто из нее высовывался ядовитый язык зонального прокурора, – еще пожалеете. Знаешь, что будет дальше? – обратилась я к заведующему моргом.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒