|
|||
Часть шестая 2 страницаОн показал на пухлую папку, лежащую на столе. — Вот эти бумаги, — сказал он. — Хорошо. — Я уложил папку с купчими и акциями в свой дипломат. Беллароза вытащил из-под стола полиэтиленовый пакет. В нем было сто пачек стодолларовых купюр по сто купюр в каждой пачке, итого один миллион долларов. Он неплохо смотрелся. — Смотри не соблазнись по пути в суд, советник, — шутливо предупредил он. — Деньгами меня не соблазнишь. — Да? В самом деле? А вдруг я явлюсь в суд, а ты кокнул Ленни и скрылся с моими деньгами? Я сижу в тюрьме и получаю от тебя открытку из Рио. «Пошел ты к черту, Фрэнк», — пишешь ты. — Он засмеялся. — Мне ты можешь доверять. Я адвокат. Мои слова вызвали у него бурный смех. Итак, теперь в моем большом дипломате, который скорее можно было назвать маленьким чемоданом, лежали бумаги и деньги. Боже, сколько макулатуры! — Ты проверил, все документы в порядке? — спросил Беллароза. — Да. — Как видишь, я законопослушный бизнесмен. — Не надо, Фрэнк. Еще не время, чтобы молоть эту чепуху. — Да? — Он опять засмеялся. — Но ты сам можешь убедиться. Здесь, в этом портфеле находятся бумаги на Стенхоп Холл, на мотель во Флориде. У меня есть еще один мотель в Лас-Вегасе, а также земля в Атлантик-Сити. Это единственная ценность на свете — недвижимость. Землю не изготовишь ни на каком заводе, советник. — Верно. За исключением Голландии… — А ведь были времена, когда землю отнимали после большой драки. Теперь только передают бумажки из рук в руки, — ухмыльнулся Беллароза. — Точно. — Они ведь могут отобрать мою землю, мою собственность. — Нет, она будет только заложена. Потом тебе ее вернут. — Нет, советник, как только они увидят то, что лежит у тебя в портфеле, у них разыграется аппетит. Следующим шагом Феррагамо будет возбуждение дела по акту РИКО. Они наложат арест на всю мою недвижимость, а потом отберут ее у меня. А с теми документами, что лежат в портфеле, сделать это будет куда легче. Из-за этого проклятого убийства я вынужден открывать им все, чем я владею. — Возможно, ты прав, — согласился я. — Ну и черт с ними. Пусть все правительства провалятся к чертям собачьим. Им лишь бы наложить лапу на мои богатства. К дьяволу их. У меня еще кое-что есть в запасе. Кто бы сомневался. Манкузо был прав. У него еще много чего осталось. — Слушай, я говорил тебе, что уже предложил свою цену за «Фокс-Пойнт»? Девять миллионов. Я разговаривал с тем адвокатом, который заправляет делами наследников. Хочешь заняться этой сделкой? Я пожал плечами. — Почему бы и нет? — Ладно. Я скажу тебе сколько. Девяносто тысяч. — Это в том случае, если они согласятся на девять. Не забывай про иранцев, — заметил я. — Пошли они куда подальше. Они же не владельцы. Они покупатели. А я имею дело только с владельцами. Я объяснил этому адвокату, что мое предложение — это наилучшее предложение для его клиентов. Он постарается, чтобы его клиенты это поняли. А о новых предложениях от иранцев они больше не услышат ни слова. Capisce? — Конечно. — Теперь у нас будет где искупаться. Я разрешу всем пользоваться пляжем. Никому не придется оглядываться на этих черномазых из пустыни с их паранджами. — Ты не мог бы больше не употреблять этого слова? — «Capisce»? — Нет, другое. — Что, черт побери, ты имеешь в виду? — Ладно, забудь. Он пожал плечами. — В общем, ты можешь рассчитывать на девяносто тысяч через несколько месяцев. Рад небось? — Да, есть немного, — кивнул я. — Похоже, тебя совсем не беспокоит это обвинение в убийстве, предстоящие обвинения в вымогательстве, не волнует то, что тебя могут укокошить в любой момент. — А, все это ерунда. — Вовсе не ерунда, Фрэнк. — А что прикажешь мне делать? Лечь и умереть от горя? Если есть дела, надо ими заниматься. Это разные вещи. — Нет, все это взаимосвязано. — Чепуха. — Не забудь, что я тебя предупреждал. — Я налил себе еще кофе и стал наблюдать в окно, как из-за пелены тумана восходит солнце. Если есть дела, надо ими заниматься. Я припомнил историю из учебника, по которому мы занимались в колледже Святого Павла. В ней рассказывалось о двух римских аристократах, которые, стоя на окраине своего города, обсуждали цену участка земли, находившегося в отдалении от них. Продавец расписывал преимущества этого участка, его плодородную почву, его близость к городу. Потенциальный покупатель старался сбить цену. Наконец они ударили по рукам. Ни тот ни другой ни во время переговоров, ни после них не упомянули об одной вещи — земля, о которой шла речь, в это время находилась у неприятеля, который использовал ее в качестве плацдарма для предстоящей атаки на Рим. Мораль этой истории для учеников Древнего Рима — и, очевидно, для моих современников из колледжа Святого Павла — состояла в том, что благородные римляне (и будущие члены американского истеблишмента) должны проявлять наивысшую храбрость и уверенность в себе даже перед лицом смерти и разрушения, то есть заниматься своим делом без излишних сомнений и с непоколебимой верой в будущее. Или, как говорили мои предки, «закусив удила». — Я не знал, что ты уже оформил документы на Стенхоп Холл, — сказал я Белларозе. — Да. На прошлой неделе. А ты разве в этом не участвовал? Ты не помогаешь своему тестю оформлять бумаги? Какой же тогда из тебя зять? А? — Я посчитал, что возникнет конфликт интересов, если я буду представлять его сторону в этой сделке и твою сторону на судебном процессе. — Да? Ты в самом деле так думаешь? — Он наклонился ко мне. — Слушай, могу я сказать тебе одну вещь? — Конечно. — Твой тесть тот еще фрукт. Мне в голову пришла совершенно дикая мысль. Я мог бы попросить Белларозу убрать Уильяма. А что? Это тоже сделка. Это тебе от зятя, сукин ты сын. Бах! Бах! Бах! — Эй, ты меня слушаешь? Я тебя спросил, как тебе удается ладить с твоим тестем? — Он живет в Южной Каролине. — Да? Это хорошо. Хочешь взглянуть на картину? — Подожду, пока ее повесят. — Мы по этому случаю устроим вечер. Сюзанна будет почетной гостьей. — Превосходно. — Как у нее дела? Она теперь здесь не часто появляется. — Неужели? — Да. Она сегодня дома? Может быть, она составит компанию Анне? — Почему бы нет? Я, правда, не знаю, какие у нее на сегодня планы. — Да? У тебя очень современная жена. Тебе это нравится? — А как дела у Анны? — Она понемногу привыкает к здешней жизни. Сейчас все ее безумные родственники разъехались, и она успокоилась. Донна Анна. — Он помолчал и как бы к слову добавил: — Насчет привидений она тоже больше не переживает. — Он недобро улыбнулся. — Тебе не стоило рассказывать ей эту дикую историю. Я прочистил горло. — Жаль, что она приняла это так близко к сердцу. — Да? Черт знает что за история! Дети трахаются! Мадонна! Я ее многим рассказывал. Не знаю только, правильно ли я ее понял. Однажды я рассказал ее своему другу Джеку Вейнштейну. Отличный мужик, вроде тебя. Он утверждает, что есть такая книга. Что ты пересказал эпизод из книги. Это не история с «Альгамброй». Зачем ты это наплел? — Чтобы повеселить твою жену. — Что-то она не веселилась по этому поводу. — Тогда, значит, чтобы самому повеселиться. — Вот как? — Он продолжал смотреть на меня недобрым взглядом. — Нет, тут что-то другое. Анна думает, что ты и был тем типом, который начал лаять на нее у бассейна. Это был ты? — Да. — Зачем ты это сделал? Я представил себя замурованным в бетон на дне бассейна в том случае, если я и на этот раз отвечу: «Чтобы самому позабавиться». — Послушай, Фрэнк, прошло уже много месяцев. Забудем об этом, — предложил я. — Я ни о чем не забываю. Это точно. — Ну тогда прими мои извинения. — О'кей. Это другое дело. Учти, что другим я таких вещей не прощаю. — Он пристально посмотрел на меня и постучал по лбу рукой: — Tu sei matto. Capisce? [21] Когда люди жестикулируют, их лучше понимаешь. — Capisco, — ответил я. — У всех у вас с головой не в порядке. Мы с ним опять углубились в чтение газеты, но несколько минут спустя он обратился ко мне с вопросом: — Сколько я плачу? — Ничего не платишь. Это просто услуга за услугу. — Нет. Услугу ты мне уже оказал, поговорив с Манкузо. Если спасешь меня сегодня от тюрьмы, получишь пятьдесят тысяч. — Нет, я… — Соглашайся, советник, ты мне еще можешь понадобиться. А то потом будем поздно: они загребут все мои денежки, обвинив меня в вымогательстве и коррупции. Я пожал плечами. — Ладно. — Вот так-то лучше. Видишь, ты уже почти заработал девяносто плюс пятьдесят, даже не успев позавтракать. — Беллароза погрозил мне пальцем. — И не забудь внести эти доходы в твою декларацию, — засмеялся он. Я тоже изобразил на лице улыбку. Пошел ты к черту, Фрэнк. Мы еще поговорили о наших семьях. — Твоя дочь все еще на Кубе? — поинтересовался Беллароза. — Да. — Если будешь звонить ей, скажи, что мне нужен четвертый номер. — Извини, не понял. — «Монте-Кристо», номер четыре. Я забыл сказать твоему сыну, чтобы он передал ей. Это такие большие сигары. Номер четыре. Я не собирался спорить с ним по поводу контрабанды, поэтому просто кивнул. — Как ты думаешь, — спросил он, — эта старушка останется жить в сторожевом домике? — Я советовал ей именно так и сделать. — Да? Сколько ей нужно дать, чтоб она убралась оттуда? — Нисколько, Фрэнк. Это ее дом. Забудь об этом. Он пожал плечами. Я подумал, не сказать ли ему о планах Уильяма Стенхопа задействовать Фонд охраны природы, чтобы препятствовать разделу Стенхоп Холла на мелкие участки. Но понял, что не стоит этого делать. Уильям собирался поступить некрасиво, но это было бы в рамках закона — к тому же он рассказывал мне о своих планах довольно долго, прежде чем я послал его к черту. — Что ты собираешься делать со Стенхоп Холлом? — все же полюбопытствовал я. — Не знаю. Посмотрим. — Там можно будет закапывать трупы. Он улыбнулся. — А где сейчас твой сын Тони? — спросил я его. На прошлой неделе я встретил здесь этого юного студента из Ла Саля — своей манерой держаться он мне показался очень похожим на отца. Недаром Фрэнк так гордился им. Я назвал этого мальчишку Маленьким Доном, но, конечно, только про себя. — Я отослал его к старшему брату до конца лета, — ответил Беллароза. — К какому старшему брату? Он посмотрел на меня. — Не важно к какому. Забудь, что ты про это слышал. Понял? — Конечно. — Боже, прежде чем задавать этому человеку самые невинные вопросы, следует трижды подумать. Впрочем, богатые и известные люди часто ведут себя подобным образом; у меня много знакомых, которые не любят распространяться о том, где находятся их дети. Но мне они всегда могут об этом рассказать, если я спрошу. — А твой сын все еще во Флориде? — спросил он. — Может быть, да, может быть, нет. Он снова улыбнулся и принялся опять за газету. Теперь он начал разгадывать кроссворд. — Американский писатель, имя Норман, шесть букв, на конце «р». — Мейлер. — Никогда не слышал. — Он вписал слово в кроссворд. — Да, подходит. Ты гениальный парень. В кухню вошла Филомена. Она была на самом деле уродлива, на такое лучше с утра не смотреть. Они с Фрэнком о чем-то поговорили, и я понял, что он по-итальянски говорит неважно, так как она без конца его переспрашивала. Затем она вывалила на стол целую кучу бисквитов с итальянскими надписями. С Белларозой она разобралась — теперь пришел мой черед. — Она хочет, чтобы ты позавтракал, — пояснил Фрэнк. Я подчинился и принялся за еду. Бисквиты были неплохие, особенно если их еще намазать маслом, что я и делал. Белларозе тоже пришлось позавтракать. Филомена наблюдала за нами и жестами показывала мне, чтобы я не смел останавливаться. Беллароза что-то грубо сказал ей — она не осталась в долгу. За завтраком хозяйкой была она. Наконец Филомена нашла себе другое занятие, и Фрэнк отодвинул от себя тарелку. — Как она мне осточертела, — пробурчал он. — Куда же ее денешь? — Слушай, у тебя нет мужика, который бы согласился забрать ее? — спросил он. — Нет. — Ей двадцать четыре, скорее всего, целка, готовит — пальчики оближешь, умеет шить, поддерживать чистоту — вообще работает как вол. — Беру ее себе. Он рассмеялся и похлопал меня по плечу. — Да? Хочешь итальянку? А если я все расскажу твоей жене? — Мы с ней уже обсуждали этот вопрос. Мы выпили еще по чашке кофе. Было около восьми утра, и я уже начинал подумывать, что это поздновато для ареста, но в этот момент, крадучись словно кошка, в кухню вошел Винни. — Хозяин, они здесь, — прошептал он. — Энтони позвонил от ворот. Они идут сюда. Беллароза махнул рукой, и Винни исчез. Он повернулся ко мне. — Ты проспорил мне пятьдесят долларов. Мне показалось, что он хочет получить свой выигрыш сразу, поэтому я протянул ему купюру, и он спрятал ее в карман. — Вот видишь? — сказал он. — Феррагамо — подлец. Он наврал с три короба жюри присяжных, и они дали ему добро на предъявление обвинения. Меня арестуют за то, чего я не совершал. А ведь он знает, что я не убивал Хуана Карранцу. Теперь на улицах города может пролиться кровь, и пострадают невинные люди. Лица, у которых нелады с правосудием, начинают вещать так, как будто они святые или жертвы произвола. Я это неоднократно замечал на примере моих клиентов, которые занимались бухгалтерскими приписками. Беллароза встал из-за стола. — Четырнадцатого января этого года, в тот день, когда Хуан Карранца был убит в Джерси сотрудниками Отдела по борьбе с наркобизнесом, у меня было неопровержимое алиби, — заявил он. — Ну и хорошо, — сказал я, вставая и забирая свой дипломат. — Ты не спрашивал меня об этом алиби, так как ты не специалист по уголовным делам. — Да, верно. Мне следовало спросить. — Так вот, когда все это случилось, я находился здесь. Как раз в тот день я приехал сюда, чтобы получше рассмотреть это поместье. Я провел весь день в «Альгамбре», здесь, в восьмидесяти милях от того места, где был убит Хуан Карранца. Ему прострелили голову, когда он сидел в машине на стоянке на Гарден-Стейт. Но меня там не было. Я находился здесь. — С тобой кто-нибудь был? — Конечно. Со мной всегда ездят ребята. Ленни сидел за рулем. Был и еще один парень. Я покачал головой. — Это не пройдет, Фрэнк. Это не алиби. Кто-нибудь из здешних видел тебя? Он посмотрел мне прямо в глаза. Не знаю почему, но я не понял, куда он клонит. — Так что выкинь это алиби из головы, Фрэнк, — сказал я. — Советник, если ты скажешь судье во время слушаний об освобождении под залог, что ты в тот день видел меня, то Феррагамо останется с носом, а я буду свободен уже через две минуты. Возможно, мне даже не придется оставлять залог. — Он ткнул в меня пальцем. — Нет. — Я двинулся к двери. — Но ты же мог видеть меня. Вспомни, что ты делал в тот день. Ты ездил на верховую прогулку? — Нет. Он подошел ко мне поближе. — Может быть, твоя жена в тот день выезжала верхом? Возможно, она видела меня? Наверное, мне стоит с ней поговорить. Я бросил портфель на пол и пошел на него. — Ты, сукин сын, — зашипел я. Мы стояли примерно в футе друг от друга, и у меня в голове вертелась история с обломком свинцовой трубы. — Я не собираюсь лжесвидетельствовать в твою пользу, и моя жена не станет этого делать, — сказал я твердо. В комнате повисла тишина. Мы стояли и пристально смотрели друг другу в глаза. — О'кей, — наконец произнес Фрэнк. — Если ты считаешь, что сможешь избавить меня от тюрьмы, не делая этого, тогда и нет нужды в таком заявлении. Только помни — ты обязан не допустить, чтобы меня упекли в тюрьму. Теперь я ткнул в него пальцем. — Не вздумай еще раз предложить мне это, Фрэнк. И никогда не толкай меня ни на какие противозаконные действия! Или ты сейчас же извиняешься передо мной, или я ухожу. По выражению его лица ничего нельзя было понять, но мысли этого человека явно блуждали где-то далеко. Потом он как бы опомнился и посмотрел на меня. — О'кей. Извини, ладно? Пойдем. — Он взял меня под руку, я прихватил дипломат, и мы вышли в вестибюль. Ленни и Винни стояли возле маленького окошка у входной двери. — Они что-то затеяли, — сообщил Винни. Беллароза отстранил их от окошка и сам посмотрел в него. — Черт меня побери… — Он повернулся ко мне. — Ну-ка, взгляни на это. Я подошел к окну, ожидая увидеть все что угодно: танки, группы захвата, вертолеты и все такое. Я думал, что увижу машины и в них — не меньше дюжины людей: нескольких агентов ФБР в штатском, местных полицейских и детективов в форме. Но вместо всего этого по центральной аллее усадьбы брел не спеша всего один мужчина в штатском. Он поглядывал на цветы, на деревья, словно человек, вышедший на загородную прогулку. Мужчина постепенно приближался, и я узнал его. Я повернулся к Белларозе. — Манкузо. — Да? Ленни, припавший к другому окну, воскликнул: — Он один. Этот сукин сын идет сюда в одиночку! — Он взглянул на своего босса. — Давай я прихлопну этого козла. Я не считал эту мысль очень удачной. — Да, вот это мужик. Настоящий мужик! — прошептал Беллароза. Винни был оскорблен. — Они не имеют права этого делать. Они не имеют права посылать одного человека. Мистер Манкузо, конечно же, был не один — за его спиной стояла вся мощь закона. В то утро он преподал хороший урок не только Белларозе и его людям, но и мне. — Он уже здесь. — Ленни полез правой рукой за пазуху. Я надеялся, что он вынет оттуда блокнот для заметок, но он вытащил револьвер. — Мы же прихлопнем его, шеф, верно? — Его голос звучал не очень уверенно. — Заткнись. Спрячь эту пушку. Вы двое отойдите от двери. Туда. Советник, ты стань вот здесь, — скомандовал Беллароза. Ленни и Винни отошли в глубь вестибюля за колонны, а я встал рядом с доном. В дверь три раза постучали. Фрэнк Беллароза подошел к двери и открыл ее. — Надо же, какая встреча! Мистер Манкузо показал свое удостоверение, хотя и без того все знали, кто он такой, и перешел прямо к делу. — У меня имеется ордер на твой арест, Фрэнк. Идем, — сказал он. Но Беллароза не сдвинулся с места. Они оба стояли и смотрели друг на друга, словно ждали этого момента долгие годы и теперь хотели им насладиться. — У тебя крепкие нервы, Манкузо, — произнес наконец Беллароза. — А ты с этой минуты находишься под арестом. — Манкузо достал из кармана пару наручников. — Руки вперед. — Послушай, приятель, разреши мне прежде отдать кое-какие распоряжения. О'кей? — Я тебе не приятель, Фрэнк. Ты что, оказываешь сопротивление при аресте? — Нет, нет. Просто я хотел сказать пару слов моей жене. Никаких фокусов с моей стороны не будет. Я вас ждал. Вот, смотри, и адвокат наготове. — Он отступил в сторону и показал на меня. — Видишь? Вы вроде знакомы? Он может подтвердить мои слова. Мистер Манкузо и я обменялись взглядами. Мне показалось, что он не удивился, увидев меня здесь. — Мистер Манкузо, — произнес я, — вы сами смогли убедиться, что мой клиент ждал этого ареста, он не оказал сопротивления и не сделал попытки скрыться. Ему нужно совсем немного времени, чтобы поговорить со своей женой. Это законная просьба. — Я не был уверен, так ли это на самом деле, но мои слова прозвучали убедительно. Кажется, именно так говорят в фильмах. — Хорошо, Фрэнк. Десять минут. Можешь обняться и поцеловать ее на прощание, — разрешил Манкузо. — И никакой пальбы, предупреждаю. Беллароза засмеялся, хотя я не сомневался, что в эту минуту он с удовольствием размозжил бы ему голову свинцовой трубой. Манкузо оглядел вестибюль, увидел Ленни и Винни и убедился, что больше никого нет. — Benvenuto a nostra casa[22], — проговорил Фрэнк. Мистер Манкузо ответил что-то по-итальянски. Если бы я не знал, что Манкузо не любит ругательств, я мог бы поклясться, что он сказал: «Пошел ты к черту». Возможно, он ругается только по-итальянски. Как бы то ни было, но после его слов физиономии Фрэнка, Ленни и Винни сразу стали довольно кислыми. Затем Фрэнк все же выдавил из себя улыбку, извинился и пошел по лестнице на второй этаж. Мистер Манкузо перевел свое внимание на Ленни и Винни. — Есть? — спросил он у них. Они оба кивнули. — Лицензия имеется? Они снова кивнули. — Ваши бумажники. — Он протянул руку. Они оба положили бумажники ему на ладонь, и он вытряхнул из них все содержимое на пол, доставая лицензии на ношение оружия. — Винсент Адамо и Леонард Патрелли. Чем зарабатываете на жизнь, ребята? — спросил он. — Ничем. Он бросил им их бумажники. — Убирайтесь. Они замешкались, потом собрали с пола деньги и кредитные карточки и скрылись. Мистер Манкузо оглядел вестибюль, посмотрел вверх на клетки с птицами, на галерею. — Хотите кофе? — предложил я. Он покачал головой и стал прогуливаться по вестибюлю, заглядывая в горшки с пальмами и в нижние клетки с птицами. Затем начал рассматривать мраморные колонны. Это был совсем другой мистер Манкузо, совсем непохожий на того, с которым я плавал на яхте. В какой-то момент он повернулся ко мне и пригласил сесть в кресло, стоящее возле него. Я сел, он подкатил поближе другое кресло и устроился напротив меня. Мы молча сидели и слушали, как поют птицы. — Какие у вас проблемы, мистер Саттер? — спросил он. — Проблемы? Какие проблемы? — Вот я вас и спрашиваю какие. У вас явно возникли затруднения, иначе вы не явились бы сюда. Семейные неурядицы? Трудности с деньгами? Учтите, таким путем вы не решите этих проблем. Или вы хотите что-то кому-то доказать? Что вас беспокоит? — В данный момент — ничего. — Впрочем, счастливы вы или несчастны, это не мое дело. — Ваше дело — заставить меня исповедоваться перед вами? — Да, возможно. Послушайте, я разрешу Белларозе вызвать его адвоката, Джека Вейнштейна. Вейнштейн приедет прямо в федеральный суд. Я дам вам пять минут, чтобы вы поговорили с Белларозой и объяснили ему тем или иным образом, что вы не сможете представлять его в суде и просите впредь оставить вас в покое. Поверьте мне, мистер Саттер, он поймет вас. — По-моему, это не в вашей компетенции вторгаться в отношения между адвокатом и его клиентом. — Давайте не будем говорить сейчас о законах, мистер Саттер. Вы сами понимаете, для меня как федерального агента не имеет значения, кто будет адвокатом Белларозы. Но как человеку и гражданину, мне это небезразлично. — Спасибо за откровенность, — сказал я. — Однако я не могу уйти отсюда, мистер Манкузо. Только мне известно, как я сюда попал и по какой причине. И я останусь здесь до конца, что бы ни случилось. Понимаете? — Я всегда все понимаю. Но почему бы вам не рассмотреть другие варианты? — Возможно, мне следовало сделать это раньше. Еще несколько минут мы сидели молча, затем я услышал тяжелую поступь Белларозы, спускающегося с лестницы. Манкузо поднялся и встретил его у нижней ступеньки лестницы с наручниками в руках. — Готов, Фрэнк? — Конечно. — Беллароза вытянул руки и Манкузо надел на него наручники. — Руки на стену, — скомандовал Манкузо. Беллароза повиновался, и Манкузо быстро обыскал его. — Все в порядке, — сказал он и обратился ко мне: — Так как вы все равно здесь, объясните вашему клиенту его права. Я не помнил наизусть формулу разъяснений прав задержанного и поэтому почувствовал себя несколько неловко. (Я же всю жизнь занимался налогами и сделками по недвижимости. ) Манкузо пришел мне на помощь, воспользовавшись для этого шпаргалкой. — Ваш клиент понимает свои права? — спросил он. Я кивнул. Манкузо взял Белларозу за руку и собрался уже уводить его, когда я сказал: — Мне хотелось бы ознакомиться с ордером на арест. Мистер Манкузо с недовольным видом вытащил бумагу из кармана пиджака и протянул мне. Я внимательно изучил ее. Никогда раньше не видел ордеров на арест, и мне показалось любопытным взглянуть на него. Я считал, что уже начал зарабатывать свои пятьдесят тысяч и хотел загладить свой промах с разъяснением прав своему клиенту. Однако я почувствовал, что и Манкузо и Беллароза всем своим видом выражают нетерпение. Я вернул ордер обратно. Интересно, не надо ли мне потребовать копию для моего архива? Манкузо довел Белларозу до двери. Я последовал за ними. — Вы направляетесь сейчас с штаб-квартиру ФБР на Федерал Плаза? — спросил я Манкузо. — Точно. — Сколько времени вы там пробудете? — Столько, сколько нужно, чтобы оформить документы на арестованного. — После этого вы отвезете моего подзащитного прямо в Федеральный суд на Фоли-сквер? — Точно. — Когда это будет? — Когда мы туда приедем, мистер Саттер. — Там будут репортеры? — Это не моя забота, мистер Саттер. — Понимаю, это забота мистера Феррагамо, он сам должен обеспечить это цирковое представление. — И это тоже не мое дело. — Я собираюсь отслеживать каждый шаг моего клиента, мистер Манкузо, поэтому требую от всех представителей власти, чтобы они действовали в рамках закона и профессиональной этики, — предупредил я. — Можете на это рассчитывать, мистер Саттер. Если позволите, я уведу арестованного. На дороге нас ждет машина. — Конечно. — Я перевел взгляд на Фрэнка Белларозу. — До встречи на Федерал Плаза. Беллароза, старавшийся казаться невозмутимым, несмотря на наручники, шутливо произнес: — Не забудь портфель, не вздумай заезжать по дороге в кафе и, ради Бога, не потеряйся. Capisce? Я отметил, что Фрэнк теперь не так красноречив, как прежде, но все, что он сказал, мне было понятно. — Capisco. Беллароза засмеялся. — Видишь, еще несколько месяцев, и я научу его ругаться по-итальянски, — проговорил он, обращаясь к Манкузо. — Пошли, Фрэнк. — Манкузо повел Белларозу к двери. Я застыл в дверном проеме, ко мне подошли Ленни и Винни. Мы смотрели, как Манкузо ведет Фрэнка Белларозу вниз по дороге, к воротам, у которых стоял Энтони. Эта сцена врезалась мне в память на всю жизнь. Не думаю, что она произвела такое же глубокое впечатление на Ленни, Винни и Энтони — скорее всего, они не сделали из происшедшего даже элементарного логического вывода о том, что преступать закон невыгодно. — Вы готовы ехать, советник? — обратился ко мне Ленни. Я кивнул и взял свой дипломат. Ленни вышел, чтобы подогнать «кадиллак» к подъезду. Я оказался один на один с Винни, который, видимо, до сих пор сокрушался в душе, что дом не был окружен группами захвата и десантниками. — Нет, его все-таки следовало пристрелить, этого мерзавца. Вы так не считаете? Что он о себе мнит, черт бы его побрал! — Вероятно, он считает себя представителем закона. — Да? А пошел он… — Винни выскочил на крыльцо. Я собирался последовать за ним, когда услышал шум сзади себя и обернулся. По лестнице в одной ночной рубашке и шлепанцах спускалась Анна — она голосила во всю мощь своих легких. Я попробовал юркнуть за дверь, но она увидела меня. — Джон! Джон! О Боже! — завопила она. Мадонна! Только этого мне не хватало. — Джон! — Она летела на меня как пятитонный грузовик с бампером невероятных размеров. — Джон! Они забрали Фрэнка! Они забрали его! — Произошло столкновение. Бам-м-м! Через мгновение она обхватила меня своими могучими руками, и только поэтому мне удалось избежать падения на пол. Она спрятала голову у меня на груди и начала проливать слезы на мой галстук от «Гермеса». — О, Джон! Они арестовали его! — Да, я же был здесь. Она продолжала рыдать и сжимать меня в объятиях. Madonna mia. Эти чудовищные груди и эти могучие руки сейчас задушат меня. — Сюда, сюда, — простонал я. — Не плачь. Тебе лучше присесть. Я еле усадил ее в кресло, мне казалось, что весит она не меньше тонны. У нее под рубашкой ничего не было, и я с удивлением обнаружил, что от этой нечаянной близости плоть моя взволновалась, несмотря на ранний час и необычные обстоятельства. Мне в голову пришла дикая мысль, но я тут же отогнал ее от себя: очень уж не хотелось помирать в то утро. Она теперь сидела в кресле, но продолжала держать меня за руки. — За что они забрали Фрэнка? — пытала она меня. Ха-ха, Анна, просто не представляю. — Уверен, что тут какая-то ошибка. Не надо переживать. Сегодня вечером я привезу Фрэнка домой. Она дернула меня вниз, и наши лица оказались на одном уровне. Я заметил, что, несмотря ни на что, она успела причесаться, попользоваться косметикой и надушиться своими изысканными духами. Она посмотрела мне прямо в глаза. — Поклянись. Поклянись мне, Джон, что ты привезешь Фрэнка домой, — потребовала Анна. Mamma mia, ну и утречко выпало мне сегодня. Когда занимаешься контрактами по недвижимости, такого не увидишь. — Клянусь, — прохрипел я. — Могилой своей матери. Поклянись могилой своей матери. Насколько я знал, мать моя Гарриет на тот момент была жива и здорова и отдыхала в Европе. Действительно, многие почему-то думают, что мои родители умерли, да я и сам иногда так считаю.
|
|||
|