|
|||
Новое наследство. и не толькоНовое наследство и не только
В понедельник ранним утром меня разбудил телефонный звонок. На часах было пять утра, и я, решив, что случилось что‑ нибудь ужасное, схватила трубку. В ней трещало и хрюкало. – Я слушаю, слушаю! – завопила я срывающимся от волнения голосом. – Кто вы? Что случилось? Сквозь несмолкающий шум я услышала бодрый голос Семена: – Это я, привет! Извини, что так рано! Я в Эфиопии сейчас. Отсюда очень тяжело дозвониться. – Семен! Шимон! Как я рада вас… тебя слышать! – Я тебя поздравляю! Как говорится, на свободу с чистой совестью! – Он захохотал где‑ то в своей африканской дали. – Спасибо! Спасибо тебе! Я знаю, что это ты меня вытащил! – Не преувеличивай – не я один! – Да знаю я! Но какая разница – один, не один! Всем спасибо! – Я по делу! Давай без лирики – связь может в любой момент прерваться! – Слушаю тебя! – Я собрала подушки в горку и приняла почти вертикальное положение. – Сегодня у тебя беседа с Игорем. Ничему не удивляйся. Я в курсе дела и во всем участвую. Это главное. Ну, и не будь дурой! Это как обычно! – Голос Семена перешел в бульканье, и в трубке завыло. Я была оглушена невесть откуда прорвавшейся струнно‑ духовой какофонией. Разговор прервался. Леша приехал за мной к девяти утра, и мы не менее трех часов ползли в наш новый офис, расположенный в центре, в Лялином переулке. Как многие персональные водители, Леша был весьма разговорчив. По дороге он проинформировал меня, что ремонт уже полностью закончен, что‑ то даже перепланировано внутри, а само помещение офиса мы теперь выкупаем. Игорь Борисович был крайне раздражен моим опозданием, но он понимал, разумеется, что мы с Лешей в нем не виноваты. – Давайте начинать в семь утра, – предложила я. – Лучше встать раньше, чем так мучиться в дороге. Чертков хмыкнул: – Это хорошо, что в тюрьме тебя приучили рано вставать! Давай попробуем. – Я иногда могу даже ночевать в своей старой квартире, если будет много работы… – предположила я и такую возможность. – Не можешь! – резко парировал он. – Я же говорил – есть проблемы. Как ни крути, но кое у кого есть основания связывать твою персону с пожаром «У Иссы». И уж если для всех правозащитников ты сидишь в тюрьме, то для них и продолжай там находиться. – Но меня можно на работе найти, в офисе. – Вряд ли… – заметил Игорь Борисович. – И дело не в охране. Тебя самой здесь больше нет. Направление бизнеса мы изменили. Старые контакты твои без надобности. Вот полюбуйся на свой кабинет. Мы прошли несколько шагов по коридору и остановились перед темно‑ коричневой массивной дверью, на которой висела табличка: «Директор по международным связям». И все – ни имени, ни фамилии. – Вот документы твоего двойника. Пусть у тебя хранятся… пока. – Он вручил мне пакет с какими‑ то бумагами и «корочками». Я не стала в них разбираться. Главное, что бросилось мне в глаза, – это справка об освобождении. – Как видишь, вышло тебе, то есть ей, президентское помилование. – Так это же ей! Я, получается, украла ее свободу! – Да ты что?! Кто бы ей самой это помилование устроил?! Но гражданке Вердагер, может быть, тоже повезет, если удовлетворят апелляцию твоих адвокатов. И выйдет она под твоим именем, как ты вышла по ее помилованию. Да, и сидит она сейчас не в тех условиях, как ей светило. – Так, может быть, мне вообще жить под ее именем? – Приключенческих романов начиталась? – Да нет. Но росла я, разумеется, под «Семнадцать мгновений весны». – Так вот, я не Штирлиц! И не Юлиан Семенов! Ты что, готова объяснить родной маме, что теперь ты поменяла и имя, и фамилию, и отчество?! На хрена?! Москва – большой город, и наверняка у тебя найдется несколько тезок и однофамилиц. Несмотря на то что ты и не Марья Ивановна Степанова. Те, кто хочет свести с тобой счеты, не будут тебя искать вне тюрьмы. – Так что? Они могут расправиться с этой Анитой Хулиевной? – Руки коротки! Не преувеличивай возможностей всей этой швали. Да и ты, прости, не настолько им нужна, чтобы из‑ за тебя жопу рвать. Но все равно не нарывайся на общение со старыми друзьями и любовниками. Рекомендую открыть новую страницу в жизни и, как перед очередным замужеством, избавиться от своего блядского прошлого. Я не знала даже, как мне реагировать на это хамство. Любая реакция была бы глупой. – Спасибо на добром слове! – единственное, что я смогла ответить. – На здоровье! Игорь Борисович открыл дверь, и мы оказались в моей приемной. За секретарским столом сидела миловидная молодая женщина в строгом синем костюме. – Твой секретарь – Ирина. Английский, французский, испанский, португальский и суахили. Умеет молчать. С мужиками не спит, предпочитает дам. Ирина Евгеньевна, я нигде не ошибся? Ирина улыбнулась. – Не понравится или будет плохо работать – можешь уволить в любой момент! При этих словах своего коллеги я изо всех сил улыбнулась своей будущей подчиненной. Ответная улыбка была ослепительной и лучезарной. Похоже, она могла без всякой видимой реакции выслушивать все, что угодно. Впрочем, и я тоже проглотила деликатное замечание касательно своего прошлого. Мы зашли непосредственно в мой кабинет, просторный и чрезвычайно удобный. Но подробно ознакомиться со своей новой обителью мне не дали. – А теперь пошли ко мне. Обсудим наши дела, – приказным тоном сказал Чертков, и мы направились в противоположный конец коридора. Новым секретарем Чертков взял себе молодого парня по имени Антон. Выражение на лице и выправка однозначно свидетельствовали о том, что он из «органов». Его «не штатское происхождение» не мог скрыть даже пригнанный по фигуре дорогой фирменный костюм. Игорь Борисович попросил Антона сделать для нас кофе покрепче, и мы уединились в его кабинете. – Значит, так! – начал Чертков. – Для тебя есть новости. Можно сказать, все хорошие. Хотя некоторая неоднозначность, как сама понимаешь, тоже всегда остается. Давай по порядку. Во‑ первых, твой отец оставил тебе еще наследство – пятьдесят один процент акций некоей компании, открытой им незадолго до смерти в Гибралтаре. Фирма офшорная, таких тысячи, десятки, сотни тысяч. С их помощью, как ты сама знаешь, уклоняются от налогов, но сами по себе такие компании ничего не стоят. Так вот, здесь не совсем тот случай. У твоего отца, когда он был еще студентом, имелся приятель, Коля Сидоров, Николай Васильевич. Вместе на одном курсе учились. Тот тихий такой был паренек, звезд с неба не хватал, но чисто по‑ человечески отличался разумностью и упорством. Ученого из него бы не получилось, он сам это понимал и попросился после диплома офицером в армию. Взяли его вначале на два года лейтенантом, но он остался служить и дальше. Служил себе, служил и дослужился до генерал‑ лейтенантского звания. Как раз когда начали расформировывать Западную группу войск, он вторую генеральскую звезду и получил. С отцом твоим они много лет не виделись, а тут случайно опять встретились и задружились пуще прежнего. Николай Васильевич рассказал, что у него остался доступ к советскому военному имуществу на наших складах в Восточной Европе. Наши уходящие войска вывезти его полностью не смогут. Даже учесть и пересчитать все содержимое складов – нереально. Сорок пять лет копили! А еще огромное количество амуниции, запчастей, даже танков и самолетов останется у бывших союзников по Варшавскому блоку. В так называемом третьем мире имеется куча мест, куда все это можно будет много лет продавать. Как осуществлять подобные сделки, генерал‑ лейтенант сам еще не знал, но настоятельно предложил твоему отцу создать компанию для торговли военной техникой. Тот, возможно, в дело это не очень‑ то и поверил, но офшор открыл, тем более что денег больших это не стоит. Правда, рисковать репутацией, обращаться к своему адвокату, тебе известному, он не стал, а перешел на другую сторону Портовой площади в городе Женеве и обратился к коллеге своего основного поверенного. А в той конторе мальчиком на побегушках служил наш бывший соотечественник, женевский городской дурачок по имени Арсений Натанович Егерев. Чтобы не возиться с малоперспективной затеей самому, батюшка твой выделил этому придурку сорок девять процентов акций, дал денег на расходы, велел вести дела по его указанию и выписал на его имя доверенность. Тому, естественно, каждая копейка в радость, в нищете, можно сказать, жил. Уехал этот Арсений Натанович из СССР еще в семидесятых по израильской визе. Перед отъездом его дернули на Лубянку. Там он обосрался по полной программе – то есть не только в фигуральном, но и в самом прямом смысле слова. Разумеется, подписал перед отъездом обязательство сотрудничать с органами. До исторической родины так и не доехал. Осел вначале в Вене, работал там посудомойщиком в русском ресторане, потом перебрался в Швейцарию и сделал карьеру – дорос до посыльного в той самой адвокатской конторе. И тут парню подфартило! Едва фирму открыли, как присылает твоему отцу Николай Васильевич готовый контракт – четырнадцать моторов для «МиГ‑ 23» в Африку. Двигатели, по сути бесплатные, лежали в Польше. Африканцы заплатили алмазами через сына одного из бывших крупных европейских политиков. Называть его пока не буду, но ты фамилию этого светоча европейской политики, конечно, знаешь. Демократ, либерал и вообще чистюля. Начинал шестеркой в оккупационном правительстве во время войны, прислуживал немецким прислужникам. Потом пополз наверх, а в конце славного пути, почти до самой смерти руководил страной – все нас, россиян, поучал, демократ сраный. Сын его сразу начал специализироваться по оружию и наркотикам. Его пару раз арестовывал Интерпол, но он вылезал благодаря папиным связям. Делает бизнес с африканскими странами, идущими, блин, по пути тех еще реформ. Теперь возвращаюсь к их первой сделке. Цена одного мотора – два миллиона долларов. А камушки, идущие в оплату, были оценены, разумеется, по минимуму. Первый же контракт этой ничтожной фирмешки дал твоему отцу больше, чем весь его предыдущий бизнес. Деньги, что ты с его счета получила, в основном от этой сделки и образовались. Но тут отец твой умер. Я слушала, не перебивая и не задавая вопросов – А дурачок Егерев уже сотни миллионов греб. При этом по документам у него самого только сорок девять процентов компании, да и теми он вынужден был поделиться с тем самым евросынком. Егерев продолжал пользоваться доверенностью, выписанной на пятьдесят один процент акций твоим отцом. Это противозаконно, разумеется, так как после смерти доверителя доверенность стала недействительной, а все права перешли по завещанию наследникам, то есть тебе. Но Егерев просто не предъявил никаких документов о кончине мажоритарного владельца, а гибралтарские власти, разумеется, не проверяют, живы ли в каждый момент времени акционеры зарегистрированных компаний. Поэтому три первых года, срок действия доверенности, он ощущал себя совсем свободным, а потом просто подделывал документы в той самой конторе, в которой служил раньше «подай‑ принеси». Поленился, слава богу, перевести бизнес на фирму‑ двойника. Так что ты мало того что хозяйка бизнеса, но его еще можешь на долгие года за решетку упрятать. Запомни! Но этого, может быть, никто бы и не узнал, если бы наш Арсений Натанович совсем не одурел. Он вдруг перестал рассчитываться с Колей Сидоровым и вообще потребовал пересмотра условий. Генерал Сидоров, понятное дело, насчет коммерческой стороны своей деятельности до поры до времени держал в курсе только самый узкий круг. Ведь люди из его ведомства тоже крутились в этом бизнесе. Ему еще кое‑ кто из еще более высоких генералов помогал и помогает склады по всей Восточной Европе вычищать. Не бесплатно, понятное дело! О больших друзьях Коли Сидорова пока умолчим для ясности. Люди эти взрослые, состоявшиеся, удивились они действиями гражданина Егерева до крайности и предложили мне провести с товарищем разъяснительную работу. Получается, что ты, дорогая моя, та самая фигура, которая не только нам нужна. Можно и без тебя было все обделать, разумеется. Но зачем? Ты по закону – главный акционер. И мы с тобой привыкли друг друга понимать? Правильно? – А какова роль Семена? – Чисто коммерческая. Клиентов он ищет в Африке, Юго‑ Восточной Азии, Латинской Америке. Он иностранец. Здесь ему больше вертеться нечего. Но его начальство тоже контрактов хочет – на модернизацию всего нашего хлама под западные стандарты. Так что Шимон в деле. – А здесь что у нас за офис? В этот момент в кабинет вошел строевым шагом Антон с подносом в руках. Крепкий эспрессо и печенье были очень кстати. Отвечая на мой вопрос о нашей общей фирме, Игорь Борисович ухмыльнулся свойственным ему образом: – «Золотого теленка» все читали. Так вот, у нас почти что фирма «Рога и копыта» имени Остапа Бендера. Хотя и не совсем, нужно сказать. Дело в том, что практически все, что мы поставляем или комплектуем запчастями, было изготовлено еще в СССР. Сам товар, как я уже сказал, за рубежом. Но это же – техника. Она имеет свои сроки годности, ресурсы. Необходимо что‑ то менять, досылать, ремонтировать. И клиент должен знать, что после покупки может рассчитывать на сервис и обеспечение расходными материалами. А это все уже далеко не всегда в Польше или в Венгрии есть. Приходится что‑ то докупать у производителей. Географически заводы, до сих пор производящие комплектующие и осуществляющие сборку и ремонт военной техники, расположены в основном в России и на Украине… В Украине, как теперь принято говорить… у них, там. И разумеется, покупатель хочет иметь все документы и сертификаты, подтверждающие пригодность получаемого товара. Причем выданные в стране происхождения. Иногда можно обойтись формальным продлением ресурсов и сроков хранения. Что‑ то, как я уже говорил, придется завозить для ремонта и обслуживания. Это, так сказать, одна сторона нашей деятельности. Этим преимущественно стану заниматься я и мои люди. Другая часть работы будет на тебе. Необходимо иметь в качестве прикрытия статус торговой компании. Мы должны присутствовать на рынках стран третьего мира. Именно они – потребители нашего основного товара. Не в США же наши старые «МиГи» отправлять! А в интересующих нас царствах‑ государствах все военные поставки делаются как? Правильно! С учетом интересов сторон, принимающих решения. То есть за взятки. Сами чиновники у тебя денег никогда не возьмут – это поручается обычно неофициальным агентам из числа местных бизнесменов. Эти ребята занимаются своим бизнесом – торгуют у нас индийским чаем, тайским рисом, персидскими коврами, китайскими вазами. Но самый большой их куш – доля от взяток за импорт в их собственную страну военной продукции. Вот таких ребят мы будем здесь выявлять, холить‑ лелеять и дружить с ними взасос. Это – твоя часть чемодана. А кроме того, ты будешь по полному своему праву регулировать деятельность Егерева. Ты – формально, разумеется, – главный владелец его бизнеса за рубежом. Он отныне будет лишь наемным генеральным директором с небольшим пакетом акций в кармане. Поняла? – То есть, прикрываясь чаем и кофе, мы становимся просто торговцами оружием? – переспросила я. – Но, насколько я понимаю, это и опасно, и вообще как‑ то… Этот мой вопрос немало раздражил Игоря Борисовича. Но, блеснув глазами, он, как всегда, сохранил холодное спокойствие. – Во‑ первых, – он начал загибать пальцы, – что касается торговли оружием, так именно этим занимался твой любимый Сема‑ Шимон. И не надо притворяться, что ты в нем видела исключительно продавца гондонов и тестиков. Во‑ вторых, нам насрать, что там все эти черные, желтые и прочие пупырчатые друг с другом будут делать. В‑ третьих, лучше пусть купят у нас самолет за три миллиона баксов, чем у китайцев сто тысяч «калашниковых» за те же деньги. Самолет им только для престижа и грохота нужен, а из «калашей» реально убивают. Мы никакой стрельбой, патронами, снарядами и прочей дрянью заниматься не планируем. Пока, во всяком случае! И кстати! Это и есть как раз одна из тем, по которым мы достанем Егерева. А то он совсем ох… от жадности – за всякое г… хватается, мудило! В‑ четвертых, если кого и будут сажать, то не акционеров, то есть тебя, а все этого же мудака, возомнившего себя олигархом. И наконец, в‑ пятых! Тебя никто не спрашивает, готова ли ты всем этим заниматься. Нечего, блин, рожу кривить! Ну, это уже слишком! Я поставила чашку, встала и, посмотрев ему прямо в глаза, процедила сквозь зубы: – Знаете ли, господин Чертков, я не думаю, что беседа в таком тоне и в таких выражениях будет способствовать нашей успешной работе! В голове моей вертелись совсем другие слова. Он это понял и решил не обострять разговор без всякого резона. – Сама знаешь, где мы живем. – Тон Игоря Борисовича был почти примирительным. – И я, кстати, носом не водил и лишних вопросов не задавал, когда тебя надо было из тюрьмы вытаскивать. И с Иссой этим твоим по просьбе Семена разобрались, конечно, но и тебе придется играть по правилам… А правила у нас хоть и не писаные, но строгие! Образовалась непродолжительная пауза. – В общем, так, – сказал Чертков, вставая со своего кресла. – Егерев сейчас здесь. Приехал договариваться, чтобы ему здесь открыли зеленую улицу и за красивые глаза решали его проблемы со всей документацией. Да, еще он, долбоеб, сообразил потребовать от Николая Васильевича, организовавшего весь этот бизнес, «умерить», как он выразился, свои аппетиты и аппетиты его друзей из Министерства обороны. Он даже не понимает, о чем и о ком говорит, урод! Его направили к нам, и моя задача вправить ему мозги, познакомить с тобой и показать на то место возле параши, где его ждут не дождутся! Твое появление будет для него большим сюрпризом. Он‑ то уверен, что ты не в курсе, да и вообще хрен знает где, не при делах и без крыши. В течение часа он должен приехать и наконец узнать, что он никто и звать его никак. Иди к себе. Я позову. Надеюсь, ты очень хорошо понимаешь – выбора у тебя нет! Честно говоря, все сказанное моим бывшим сотрудником, а теперь партнером, да еще и начальником, было, что называется, ударом грома средь ясного неба. Неба ясного, я, правда, давно не видела и тишиной не помню, когда в последний раз наслаждалась. Так что сравнение, наверное, не вполне удачное… Главное, чего я не могла понять, становлюсь я теперь настоящим торговцем оружием или нет. Выбора, как мне только что сказали, у меня не оставалось, но все равно хотелось убедить себя, что ничего плохого я делать не стану. Взять, например, Семена. Я, конечно, понимала, что основной его бизнес – поставка стрелкового оружия российскому спецназу, ОМОНу и так далее. Но разве это плохо? Или, во всяком случае, однозначно ли это плохо? Так или иначе, лучше или хуже, но все эти формирования предназначены для искоренения преступности в нашей стране. Да, разумеется, далеко не всегда они действуют в интересах этого самого государства! Да, мы все знаем, что самое совершенное оружие порой исчезает со складов спецслужб и перекочевывает в карманы преступников. Но нельзя же отвечать за все зло в этом мире! К тому же мне объяснили, что никакими минами и снарядами мы заниматься не будем и поставки все будут только в государства, не подпадающие под эмбарго. А это значит, все эти голопузые африканские детки без ног и без рук не будут иметь к нам никакого отношения! Наоборот, мы будем участвовать в их защите! Успокоив несколько свою совесть, я вздохнула с облегчением. И вообще, мне не оставили выбора. За считаные недели меня вытащили из тюрьмы, и теперь я должна отрабатывать! У меня достаточно денег для того, чтобы отдать весь бизнес, открыть какую‑ нибудь школу подводного плавания на Красном море, жить спокойно и счастливо без проблем и забот. Но мне не дают этого сделать – я должна отрабатывать свою свободу! Не более чем полминуты я шла от Черткова к своему кабинету, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы осознать себя невинной заложницей обстоятельств. Как говорил небезызвестный Дейл Карнеги, каждому человеку очень важно осознавать свою доброту и свою значимость. В доброте своей обычно никто не сомневается, а что касается значимости… Во всяком случае, я ощущала, что переход от тестов на беременность и презервативов с усиками к самолетам и вертолетам является гигантским шагом в моей деловой карьере. Истребив в себе беспокойство и неуверенность, я принялась осваивать свой кабинет. Кроме того, необходимо было познакомиться как следует со своей пока единственной сотрудницей – Ириной. Интересно, правду ли сказал Чертков, что она лесбиянка? Впрочем, я понимала, что это не самая подходящая тема для первого дня совместной работы. Через сорок минут позвонил Антон и хорошо поставленным голосом доложил, что меня ждут. Беседа с новоиспеченным олигархом уже началась и проходила не в самом кабинете Черткова, а в небольшой переговорной. Игорь Борисович почему‑ то выбрал себе место на самом краешке стола. Во главе восседал крупный нескладный мужчина в дорогом синем костюме и галстуке кричащего зеленого цвета. Лицом Арсений Натанович чем‑ то напоминал нашего несчастного Рому. Он был крайне важен и напыщен. При разговоре его нижняя губа брезгливо оттопыривалась, а изо рта вылетали белые капли слюны. На мой приход и приветствие он никак не отреагировал. Я поняла, что ему про меня еще не рассказали, и я для него пока лишь офисная пыль. Игорь Борисович, наоборот, прямо‑ таки засветился при моем появлении радостью и счастьем. Будто сам не обзывал меня час назад! Он жестом пригласил меня сесть рядом с собой и вновь изобразил на своем лице крайнюю степень внимания. Егерев держал речь. Здесь же находились двое его сотрудников: педерастического вида француз, как я поняла – юрист, и тощая блондинка без бровей, сисек и попы – переводчица. Она все время подправляла лежащий перед бизнесменом диктофон, который тот то и дело сталкивал с места, хаотично двигая руками. Судя по всему, господин Егерев дорожил каждым своим словом и требовал записывать все, что произносит, словно это величайшая историческая ценность. Кроме заботы о диктофоне, девица выполняла и свои непосредственные профессиональные обязанности: противным шепотом переводила речь босса юристу. Тот важно кивал, подобострастно поглядывая на вещающего шефа. Арсений Натанович скомкал какую‑ то предшествующую моему появлению фразу, обтер рукавом пиджака обметанный белым рот и обратился непосредственно к Черткову: – Я ничего не хочу и не буду обсуждать с вами. Не тот, сами понимаете, уровень! Я настаиваю, чтобы вы поняли, что мой визит на вашу, с позволения сказать, фирму – это только знак вежливости по отношению к условно… назовем это так, к условно уважаемым людям. Вы понимаете это? Игорь Борисович, улыбаясь, покивал головой. Я достаточно знала Черткова, чтобы понимать: ничего хорошего его доброжелательные кивки не сулят. Чтобы убедиться в этом, нужно было только взглянуть в его холодные, стальные глаза. Но у все более раздувающегося от собственной важности Егерева ума на это не хватало. Инстинкт самосохранения бизнесмена был подавлен осознанием собственного величия, и он продолжал хамить. – Но, увы, даже они, эти люди, что послали меня, не понимают, что и для них я уже перешел на самую высшую ступень не только в бизнесе, но и в политике. Я уже давно не на их уровне! Таких, как я, в мире единицы: собственно, я, Билл Гейтс и еще там парочка всяких других. Чего тут говорить! Мой бизнес – это бизнес мирового уровня. Я помногу живу в Париже и часто бываю в Елисейском дворце. Приезжая в Лондон, я встречаюсь с этой… с английской королевой… ну… – С Елизаветой Второй! – писклявым голосом подсказала ему переводчица. – Да, правильно, с Елизаветой Второй! Просто вылетело ее имя из головы – всех не упомнишь! Вы, надеюсь, меня понимаете? Игорь Борисович изобразил на своем лице полное понимание того, что бизнесмен Егерев не может помнить имена всех королев, добивающихся возможности с ним пообщаться. – Правильно! Вы – здравомыслящий человек! И вы, извиняюсь, знаете свое место! А эти, наши, точнее ваши, знакомые чиновники, заметьте, среднего, очень среднего уровня чиновники из Министерства обороны, пытаются указывать мне, мне, Арсению Егереву, с кем мне договариваться о распределении прибылей в моем, напоминаю, в моем бизнесе! Он делано рассмеялся. Вслед за ним визгливо хихикнула переводчица, и понимающе улыбнулся педик‑ юрист. Егерев был явно удовлетворен, что его величие не вызвало ни у кого сомнений. – Ну, что вы на это скажете? – спросил он Черткова. Игорь Борисович, не меняя выражения лица, привстал, протянул руку, взял диктофон, на который до настоящего момента записывалась речь Арсения Натановича, и поднес его к своим губам. Это действие, надо сказать, вызвало некоторое удивление и самого Егерева, и его свиты. Что такого мог сказать этот человек, чтобы оно было достойно сохраняться в веках вместе с откровениями великого Арсения Егерева?! А Чертков тем временем направил свой жесткий взгляд прямо в глаза бизнесмена и абсолютно спокойно, можно даже сказать сочувственно, спросил его: – Ты что, с детства такой мудак или просто забыл, как хозяйская з… пахнет?!
|
|||
|