Глава 22. Часть четвертая. МЫ ЕЩЕ УВИДИМСЯ

МЫ ЕЩЕ УВИДИМСЯ

Глава 27

Билл ожидал увидеть деревню. Во всяком случае, ему говорили, что это деревня. Но перед ним предстало скопище беспорядочно разбросанных лачуг. С одной стороны к ним подступали обильно залитые дождями рисовые поля, с другой – вздувшаяся река. Берег реки покрывал слой красного ила. Он‑ то и был причиной, заставившей Нэнси Дэн приехать сюда.

Машину подбрасывало на грунтовой дороге. Новый водитель фирмы (он был старше Тигра и, похоже, не спешил открывать собственное дело и обогащаться) отчаянно маневрировал, чтобы не столкнуться со старухой‑ велосипедисткой. Та ехала, не обращая внимания на автомобиль. Босые ноги, густо залепленные глиной, крутили педали. Других машин здесь не было.

– Я ее вижу, – сказал водителю Билл. – Остановите здесь.

Нэнси двинулась от берега к рисовым чекам. Ее окружали местные жители – фигурки в прозрачных плащах. На фоне буйной зелени они казались призраками. Билл выбрался из машины и пошел по узкой тропинке, вихляющей между рисовыми чеками. Ветер вырывал из его рук зонтик. По полям неслись ручейки ржавого цвета. Билл окликнул Нэнси. Та подняла голову, кивнула и пошла ему навстречу.

– Я знаю… про Шейна. Это так ужасно, – едва поздоровавшись, сказала Нэнси.

Впервые она назвала австралийца по имени, а не мистером Гейблом, как прежде.

Крестьяне начали расходиться, пригибая головы под косыми струями. Они шли гуськом по тропке, направляясь к своим убогим жилищам. Издали это выглядело как похоронная процессия.

Билл взглянул под ноги, где хлюпала ржавая вода.

– Промышленные стоки?

Нэнси кивнула и махнула рукой в сторону реки.

– Мне взялся помогать один специалист, на общественных началах. – Она сняла очки и за неимением салфетки стала вытирать стекла пальцами. – Он нашел в промышленных стоках следы тяжелых металлов. – Она снова надела очки. – Завод сбрасывает в реку неочищенные стоки. Я собираю доказательства.

Билла потоптался на месте. Ржавая вода едва не заливала его ботинки.

– Что делают на этом заводе?

– Пестициды, инсектициды, фториды. Еще разные виды пластиков. Местные крестьяне зависят от речной воды. Они ее пьют, ею поливают свои поля. Но с тех пор как вся эта отрава спускается в реку, урожаи риса сильно упали. Дети появляются на свет с врожденными дефектами. Люди умирают. Уже несколько сотен умерло.

Билл обвел взглядом кособокие лачуги. «Раковая деревня», как окрестила такие селения пресса. Задворки «экономического чуда». Точнее, одна из его оборотных сторон.

– Нэнси, вы собираетесь бороться с крупным химическим заводом? Что вы можете сделать?

– Остановить их. Доказать прямую взаимосвязь между содержанием тяжелых металлов в воде и уровнем заболеваемости местных жителей. Заставить правительство применить существующие законы об охране окружающей среды. Доказать властям, что, если не принять меры сейчас, ядовитые стоки отравят новые деревни и будет еще больше больных и умерших. Я хочу защитить тех, кто еще здоров, добиться компенсации для пострадавших и оплаты лечения заболевших. В деревне полно осиротевших детей. Родители умирают у них на глазах.

Нэнси снова вытерла очки пальцами.

– Эти люди брошены на произвол судьбы. Их некому защитить. Ни компартии, ни правительству нет до них дела. Они никому не нужны. Никто не борется за них.

– Ну как же не борется? А вы?

– Одна я мало что могу. – Она покачала головой. – Но есть и другие. Есть центры юридической помощи. Есть постоянно действующие «горячие линии». Я знаю, они есть почти в каждом китайском университете.

Разговор с Нэнси вселял надежду на лучшее будущее. Здешняя «раковая деревня» была одной из сотен, если не тысяч таких же обреченных селений. Но в стране имелись и молодые юристы вроде Нэнси, готовые помогать бесплатно или за символические деньги. Некоторые из них продолжали работать в коммерческих фирмах, а в свободное время бесплатно помогали беднякам. Иные уходили с высокооплачиваемых работ, отказываясь от собственного благополучия ради более высоких целей. Так поступила Нэнси. Скорее всего, она несколько лет целенаправленно шла к этому и, когда сочла, что накопила достаточно, покинула фирму, чтобы отныне работать, не получая никаких гонораров.

– Я хочу немногого, – продолжала Нэнси. – Я хочу, чтобы самые бедные люди в моей стране могли получать квалифицированную юридическую помощь.

Отправляясь сюда, Нэнси предусмотрительно надела высокие сапоги. Сейчас они были по щиколотку покрыты отвратительным ржавым налетом.

– Вам, наверное, плохо без него, – вдруг сказала она. – Он был вашим лучшим другом.

Билл отвернулся.

– Нам всем плохо без него. И без вас тоже, Нэнси. Но если Шейна уже не вернешь… – Он не договорил и снова повернулся к ней. – Меня послал Девлин. Мы тонем под завалами работы. Из Лондона должны приехать двое молодых юристов, но их еще нужно вводить в курс дела. Словом, Девлин просит вас вернуться… Мы все просим вас вернуться. Вы нам нужны.

Нэнси покачала головой, указав на фигурки крестьян.

– Им я гораздо нужнее.

Билл не пытался ее уговаривать. Он знал, что она не вернется в фирму, и еще в офисе сказал Девлину об этом. В глубине души Билл и не хотел, чтобы Нэнси возвращалась. Она избрала свой жизненный путь. В какой‑ то степени Билл ей даже завидовал.

– Будьте осторожны, Нэнси, – Билл слышал о нескольких случаях расправы с молодыми, идеалистически настроенными юристами, которые бескорыстно помогали бедным. – Вы вступаете в конфликт с людьми, способными на все. Даже на убийство.

– Все будет хорошо, – оптимистично заявила Нэнси.

Ей хотелось верить в собственную неуязвимость, хотя Билл знал, что это далеко не так.

– При всем нынешнем богатстве Китай так и останется страной Третьего мира, пока наши суды не начнут защищать права простых людей. До тех пор пока у нас не будет правовых норм, мы останемся нацией зависимых крестьян.

– Вы рассуждаете совсем как Малахольный Митч, – заметил Билл.

– Я у него многому научилась. Он рассказывал мне о нормах права, о власти закона. Неужели не помните? Митч говорил об этом постоянно. «Власть закона означает, что закон в равной мере применим ко всем без исключения. Там, где не соблюдаются правовые нормы, юридические решения страдают несовершенством. Власть закона – это корни и ветви древа демократии». Митч считает нашу профессию священной, сравнимой с профессией врача. Он – хороший юрист.

– Хороший, но только не для китайских реалий, – невесело усмехнулся Билл. – В современном Китае остается все меньше священного.

– Ну а вы‑ то как? – вдруг спросила Нэнси.

Ее вопрос несколько озадачил его.

– Меня должны вот‑ вот сделать партнером.

Нэнси поздравила его. Впервые за все время их разговора она улыбнулась. Похоже, она искренне радовалась за Билла, поскольку знала, как он стремился поскорее стать партнером. Фактически ради этого он и приехал в Шанхай. Ради этого работал не покладая рук и не считаясь со временем.

Билл поблагодарил ее. Потом они молча стояли под его зонтиком, глядя на дождь, заливающий рисовые поля. На речном берегу блестела ржаво‑ красная полоса ила. Мертвого ила, отравленного промышленными стоками. Еще день‑ другой, и река разольется. Билл к этому времени будет уже далеко отсюда. А Нэнси останется здесь.

Билл помогал родителям Шейна – пожилым, оцепеневшим от горя людям – выполнить необходимые формальности. И прежде всего, посетить австралийское консульство, находящееся на двадцать втором этаже небоскреба CITIC. [91] Там он помог им заполнить и подписать несколько бумаг, без которых было невозможно отправить на родину тело их сына.

Родители Шейна остановились в отеле «Риц‑ Карлтон». Совсем рядом. Но Билл не знал, в состоянии ли они идти пешком. К тому же лил дождь, и он предложил подвезти их на машине фирмы.

Улица Наньцзин‑ Силу замерла. Автомобили стояли в плотной пробке. Родители Шейна притихли на заднем сиденье. Билл сидел рядом с водителем, разглядывая пешеходов и посетителей в окнах баров и ресторанов. Машина проползла еще несколько метров и…

Они сидели в баре «Лун», возле самого окна. Бекка и Сарфраз Кхан.

Билл почему‑ то сразу подумал о Холли. Наверное, его жена и доктор говорят о Холли и ее астме. А возможно, и не об астме. Или об астме и о других вещах. Билл этого не знал. Его жена и индиец сидели друг против друга, подавшись вперед. Казалось, доктор Кхан пытался ее в чем‑ то убедить. Бекка слушала. Жена Билла Холдена просто слушала.

Она права. Билл вдруг понял, что Бекка была права: выбор есть всегда и у каждого.

Билл понял не только это. Наверное, впервые в жизни он осознал, что во всех этих встречах на стороне, во всех этих поисках и разрывах нет никакой притягательной магии. Магия – это когда вы остаетесь вместе.

Они стояли на взлетной полосе пудунского аэропорта и смотрели, как рабочие грузят гроб в самолет.

Родители Шейна прижались друг к другу, держа большой зонт с эмблемой их отеля.

«Какая чудовищная нелепость, – думал Билл. – Родителям приходится хоронить своего взрослого сына. Как это страшно – пережить собственного ребенка. Нельзя, чтобы люди хоронили собственных детей. Как им теперь жить? Да и вообще, какая может быть жизнь, когда дети уходят из нее раньше родителей? »

Билл стоял рядом со стариками. С другой стороны погрузочного конвейера вытянулся в струнку представитель австралийского консульства. Видимо, кто‑ то из младших служащих. Парню было от силы лет двадцать пять, однако его присутствие превращало заурядную, в общем‑ то, погрузку в церемониальный акт.

Лента конвейера неторопливо везла гроб в чрево самолета. Спасибо рабочим, что не обставили гроб чемоданами пассажиров. Молодой человек из консульства стоял прямо, словно часовой, исполненный достоинства и уважения к погибшему соотечественнику и его родителям. Билл радовался присутствию служащего, но, когда гроб въехал внутрь самолета, он почти услышал у себя в голове насмешливый голос Шейна: «Ну и путешествие мне предстоит, дружище. Никогда еще не летал в компании чемоданов».

Видя, как гроб медленно скрывается в недрах багажного отсека, мать Шейна – крупная седая старуха – заметно содрогнулась. Биллу захотелось ее обнять, но он не посмел. Невысокий и щуплый отец Шейна держался стойко. Что ж, отцы всегда более скупо проявляют свои чувства.

Гроб скрылся внутри. Его погрузили последним, после чего плотно задраили дверь. Служащий консульства поспешно взглянул на часы. Мать Шейна вдруг порывисто обняла Билла, затем столь же резко отстранилась.

– Приезжайте к нам в Мельбурн, – сказала она. – Вместе с женой и дочуркой.

– Обязательно приедем, – пообещал Билл, зная, что вряд ли он когда‑ нибудь снова увидит родителей Шейна.

Возле ног старухи стояла потертая дорожная сумка. Билл видел ее сотни раз. Он помнил, с какой небрежностью Шейн забрасывал эту свою верную спутницу в багажник служебного лимузина. С ней он поднимался по трапам самолета, с ней летал в Макао. Сумка эта всегда стояла под его столом в офисе на случай, если придется срочно куда‑ то отправляться. Австралиец был легок на подъем.

Мать Шейна подняла сумку и протянула Биллу.

– Это нашли в машине, – пояснила она. – Там, в основном, все по его работе.

– Нам она не нужна, – добавил отец Шейна.

Сумка была полуоткрыта, словно кто‑ то в нее залезал и не нашел ничего интересного. Папки, прозрачный конверт с заказанным по Интернету, но так и не использованным авиабилетом. Ноутбук. Кое‑ что из одежды. Дорожный набор туалетных принадлежностей. И толстая книжка в мягкой обложке: «Взлет и падение Британской империи» Лоренса Джеймса. [92]

– Я возьму, – сказал Билл.

Отец Шейна протянул ему руку, и Билл пожал ее. Невзирая на щуплость, старик был достаточно силен и предпочитал тот старомодный вид истинно мужского рукопожатия, когда нужно стиснуть чужие пальцы до хруста в костях. А может, горе настолько поглотило его, что он сделал это бессознательно.

– Ну как такое могло случиться? – спросил старик, и его голос впервые дрогнул. – Вот что я не могу понять!

Билл тоже не знал ответа. Сама смерть была ответом на этот вопрос.

– Шейн был одинок, – пробормотал Билл. – Я думаю, ваш сын был очень одинок.

И тут старика прорвало.

– Чушь! – выкрикнул он с такой яростью, что Билл невольно попятился назад. – О каком одиночестве вы говорите? Разве наш сын не был женат?

Билл сидел у постели и смотрел на спящую Холли, когда в замке заскрежетал ключ. Бекка вернулась. Холли спала беспокойно, то и дело сбрасывая одеяло, и Билл все время укрывал ее заново.

Он слышал, как жена тихо вошла в спальню дочери, но головы не повернул. Бекка подошла ближе, ее рука легла ему на плечо. Билл потянулся и откинул Холли волосы со лба.

– А где ама? – тихо спросила Бекка.

– Я ее отпустил, – столь же тихо ответил он.

– Но она могла хотя бы уложить Холли.

– Я тоже умею это делать, – по‑ прежнему не поворачиваясь к жене, сказал Билл.

Бекка обняла его за шею. Прижалась лицом к его щеке. Ее волосы щекотали Биллу ухо. Нос улавливал запах ее духов. Но кроме духов были и другие запахи. Волосы сохраняли запах вина и чужих сигарет.

– Мне очень жаль, Билл, – прошептала Бекка.

Билл не отвечал, хотя понимал, что нужно что‑ то говорить.

– Ты о чем? – наконец спросил он.

– О ком. О Шейне, – отозвалась она, удивленная его вопросом. – Я просто потрясена. А его родители… мне даже страшно представить, что сейчас переживают его родители.

Холли застонала во сне. Билл ласково погладил дочь по плечу.

– Увы, нам нечем их утешить, – вздохнул он.

Он повернулся, взглянул на стоящую рядом жену и вдруг подумал, какой была бы сейчас его жизнь, если бы Бекка от него ушла.

– Шейн вечно куда‑ то вляпывался. Я любил его, но что я мог поделать? При его образе жизни все к тому шло.

Бекка откинула волосы с лица и встряхнула головой.

– Нет, это Шанхай виноват. Этот город. Он выявляет в людях все самое дурное, – отрезала Бекка и вышла из спальни, оставив Билла смотреть на спящую Холли.

Он решил повидать Цзинь‑ Цзинь.

Билл отправился к ней, поскольку не знал, чем заполнить странную пустоту, возникшую внутри после гибели Шейна. Он чувствовал, что не может просто так расстаться с Цзинь‑ Цзинь. Их по‑ прежнему что‑ то связывало. Что‑ то вроде заклинания, которое невозможно разрушить.

Реальность опять нанесла удар по его фантазиям. Цзинь‑ Цзинь уехала. Куда – этого никто не знал. В квартире Билл застал ее подруг по «Райскому кварталу». Они готовили пирожки. Совсем как в тот далекий первый вечер.

Поначалу Билл решил, что его просто разыгрывают. Почему бы не поиздеваться над бывшим бойфрендом, который сейчас топтался в коридоре, как последний идиот, не решаясь уйти?

Кто‑ то из женщин взял его мокрый плащ. Ему дали полотенце, чтобы вытереть мокрые волосы. Предложили тарелку пирожков, от которых он отказался. Постепенно до Билла стало доходить: никто его не разыгрывает. Подруги Цзинь‑ Цзинь действительно не знали, куда она отправилась. Собрала вещи, позвонила Дженни Второй и оставила лаконичное голосовое сообщение: она уезжает, ключи лежат под ковриком, и, пока ее нет, подруги вольны использовать ее квартиру по своему усмотрению.

– Тут есть сосед, – сказал Билл, глядя в потолок. – Живет этажом выше. Вроде Цзинь‑ Цзинь с ним подружилась. Его зовут Брэд. Может, он знает?

Женщины переглянулись, и тогда Билл понял. Он догадался раньше, чем услышал торопливые слова Дженни Второй.

«Ну что я разеваю рот, как персонаж пошлого ситкома? Разве я не видел, к чему у них идет? И как я мог верить в постоянство ее сердца? »

– Вильям, они уехали вместе, – подтвердила его догадку Дженни Вторая и поморщилась, словно ей это тоже было неприятно.

Вот он и настал – момент, когда обратного пути нет. Поганый момент, но все к тому шло.

– Прости, мне очень неприятно тебе это говорить.

Билл кивнул и улыбнулся, словно и впрямь был идиотом из ситкома и целый день подряд узнавал только хорошие новости. Он сел между Энни и Сахарной, стараясь проглотить комок, застрявший у него в горле.

«Вот так все это и кончается. Она уходит с первым подвернувшимся парнем. В самом деле, чем не эпизод из ситкома? »

Биллу опять предложили пирожков. На этот раз он согласился. Ему не хотелось уходить отсюда, возвращаться домой, где придется скрывать свои чувства. Вкус пирожков, их запах и шипение масла на сковороде напомнили ему голос Цзинь‑ Цзинь и то, как гордилась она своей принадлежностью к Дунбэй‑ хо.

Ее подруги рассказывали Биллу о переменах в их жизни. После изгнания из «Райского квартала» Энни вновь промышляла в барах, но вскоре встретила другого американца и теперь собиралась с ним на Гавайи.

– Я там буду водить «мустанг» и заниматься серфингом, – с детской гордостью заявила Энни. – Потом посмотришь. Я выложу клипы на YouTube. [93]

Престарелый бойфренд Дженни Второй умер и по завещанию оставил ей достаточно денег для открытия собственного дела. Сейчас она решала, что лучше: закусочная или интернет‑ кафе.

– Я стану частью «экономического чуда» нашей страны, – заявила Дженни Вторая.

Билл только сейчас заметил, что она без очков.

– Лазерная хирургия, – объяснила Дженни Вторая. – В торговом центре есть кабинет.

Интересно, что сказал бы доктор Кхан насчет лазерной коррекции зрения, которую делают в торговых центрах?

К Дженни Первой вдруг вернулся ее француз. Она вся преобразилась. Билл представил себе одинокого, хотя и женатого француза. Наверное, проснулся тот однажды в своем Париже и понял: женщина, которую он считал временной подружкой, пройденным этапом своей жизни, и есть его настоящая любовь. Значит, бывает и так.

Сахарная теперь работала в новом баре на Мао‑ Мин‑ Нань‑ Лу, и это ее ничуть не угнетало. Наверное, у нее одной не возникало мысли, что она найдет себе спонсора и будет жить на его деньги.

От нее Билл узнал, что порядки в барах начали меняться. Прежняя анархия шанхайских вечеров и ночей уходила в историю, и «вольные охотницы» теперь подпадали под контроль баров, в которых промышляли. Их ремесло становилось если не более уважаемым, то во всяком случае более управляемым.

– Меня тоже повысили, – похвасталась Сахарная.

Применительно к бару названия ее прежней и нынешней «должностей» звучали довольно странно: «работник службы поддержки» и «менеджер по взаимоотношению с гостями». Интересно, как у них теперь назывался вышибала? «Специалист по экстремальному улаживанию конфликтов»?

Что ж, каждая из них достигла своего хеппи‑ энда. Билл порадовался за этих женщин; он сейчас находился на той стадии, где в счастливый конец истории верилось с трудом. Но в Шанхае даже то, что ты выжил, уже считалось хеппи‑ эндом.

Ему надо было уходить. Все четверо проводили его до двери.

– Мы еще увидимся, – сказала Дженни Вторая.

Эти слова прозвучали, как фраза, старательно заученная на уроке иностранного языка.

– Да, – кивнул Билл.

Он поцеловал каждую женщину в щеку. Китаянки по очереди обняли его. Казалось, они искренне переживали, что его отношения с Цзинь‑ Цзинь кончились, и сочувствовали ему. Ему, который вскоре станет партнером фирмы «Баттерфилд, Хант и Вест»!

– Мы еще увидимся, девочки, – беззаботным тоном бросил им Билл.

Он ушел, зная, что у него больше нет причин появляться здесь. Теперь он может выбросить Цзинь‑ Цзинь из своего сердца и из своей жизни. Вполне очевидный конец, которого нужно было ожидать.

Новый мужчина. Разумеется. А как же иначе?

Неужели он настолько туп, что искренне верил, будто Цзинь‑ Цзинь занимает особое место в его жизни? Просто женщина на стороне, с которой у него были отношения. Были и кончились.

Да и могло ли все это завершиться иначе? Она встретила другого мужчину. Правильно. Чему тут удивляться? Думая об этом, Билл даже засмеялся. Но почему‑ то он с трудом осознавал обыденность случившегося. Новый мужчина? У Цзинь‑ Цзинь новый мужчина? Да, ведь у каждого из нас есть право выбора. И все же часть его по‑ прежнему считала это невероятным.

Новый мужчина, когда Цзинь‑ Цзинь клялась ему, Биллу, что у нее никогда не будет других мужчин, что ее любовь к нему продлится всю жизнь, до последнего вздоха? Все песни о любви состоят из этих глупейших фраз. Лживых фраз, которые женщины твердят тебе, а ты торопишься в них поверить. Только ты. Один‑ единственный на всю жизнь.

Песни. Вот откуда они набираются этих фраз. «Где бы ты ни был и что бы ни делал, всегда буду ждать я тебя». Сколько раз он слышал эти слова от Цзинь‑ Цзинь. Добросовестно заученные слова из старой сентиментальной песенки. Когда они вылетали из ее рта, Билл верил, что она произносит свои собственные слова. Он вообще верил ей, отчего его жизнь и зашла в тупик. Эти слова означали, что он не может, не имеет права расстаться с нею. Они означали гораздо больше: наступит такой день, когда они соединятся навсегда, поскольку узы, связывающие их, невозможно разорвать. Эти узы – как страховочный канат альпинистов… Но разорвать можно все, даже страховочный канат.

Билл шел под проливным дождем и не чувствовал его. Мокрое лицо, мокрый костюм, мокрые ботинки – ему было все равно. Подумаешь, какой‑ то дождь! Что ему этот дождь, если мысленно Билл видел Цзинь‑ Цзинь в объятиях ее нового любовника? Мысленная картина была гораздо реальнее дождя.

Он находился в одной комнате с ними. Он слышал ее слова, чувствовал ее запах. Он видел ее лицо, ноги, слышал вздохи и стоны. Он видел даже маленький шрам на ее левой груди. Ее длинные тонкие руки обнимали шею нового мужчины.

«Замечательно, – думал Билл. – Великолепно! Так и должно быть. Пусть теперь он, в случае чего, везет тебя в госпиталь. Пусть снимает тебе квартиру. Пусть выворачивает свою жизнь наизнанку и губит дорогих ему людей. Пусть слушает твои лживые речи. И пусть теперь у него сердце разрывается пополам».

Билл шагал, сам не зная куда. Дождь хлестал ему в глаза, мешая смотреть.

«Теперь ты принадлежишь ему. Теперь он может трахать тебя сутки напролет, потому что ты принадлежишь ему».

Глава 28

Дождь заливал двор «Райского квартала». Билл стоял у окна, слушая шум воды. Плеск воды доносился и сзади, из ванной, где ама купала Холли. В спальне Бекка говорила по мобильному телефону. Она ходила взад‑ вперед, ее голос приближался и удалялся, но все равно Билл не мог разобрать ни слова. Возможно, жена говорила со своим отцом. Возможно, не с отцом. Многое в их жизни теперь потеряло определенность.

Ключи. У него остались вторые ключи от квартиры Цзинь‑ Цзинь. Они не давали Биллу покоя. Ему казалось, что в кармане лежит гиря. Он достал футляр с ключами, повертел в руках и снова убрал. Может, выбросить их, и дело с концом? Билл тут же отверг эту мысль. Можно поступить иначе: положить ключи в конверт и отдать швейцару в ее подъезде. Но такой поступок граничил с трусостью. Цзинь‑ Цзинь много значила в его жизни, чтобы вот так, малодушно, избавиться от ключей. Существовал и вполне пристойный вариант: передать ключи ее подругам, сказав, что забыл это сделать в прошлый раз. Однако Биллу не хотелось показывать им свое состояние.

Билл понял, что надо сделать. Проще и яснее не придумаешь: нужно отдать ключи ей в руки. Отдать, тем самым окончательно освободив и ее, и себя.

Бекка удивилась, когда Билл вошел в спальню с дорожной сумкой. Она сидела на постели, по‑ прежнему держа в руке мобильник, но разговор уже окончился.

– Мне нужно ненадолго уехать, – сообщил Билл.

Он стал выдвигать ящики комода и бросать в сумку вещи: смену нижнего белья, носки, еще одну рубашку. Туда же отправился его набор для бритья и британский паспорт. Вот и все. Путешествие будет недолгим, день, от силы два.

– Уехать? – переспросила Бекка. – И куда же?

– В Чанчунь. Это на севере.

– Я знаю, где находится этот вонючий Чанчунь.

Бекка встала. Скрестив руки на груди, она наблюдала за сборами мужа.

– Ты не можешь лететь в такое время! – сказала она.

– Аэропорт открыт. – Билл застегнул молнию и поставил сумку на кровать. – И потом, я лечу не на юг, а на север.

– Пап, посмотри! – потребовала вбежавшая в спальню Холли.

На ней была спальная пижамка. Влажные волосы болтались сосульками, но дочь это ничуть не смущало. В руках Холли держала рисунок, изображавший красную панду. За ней в спальню вошла и ама, с феном для волос в руке.

– Какой красивый рисунок, – похвалил Билл.

Билл поднял дочку и поцеловал, затем вновь повернулся к Бекке.

– На севере тайфунов не бывает. Они дотуда не достают. Я ненадолго. Думаю, за один день обернусь.

Он еще раз поцеловал Холли, и та, довольная, убежала. Бекка дождалась, пока уйдет ама Дорис.

– Ты никуда не поедешь, – спокойно, но твердо сказала жена.

Она раскрыла сумку и принялась вытаскивать оттуда все, недавно уложенное мужем.

– Только один день. – Билл протянул к ней руку. Бекка отстранилась. – Бекки, ну пожалуйста.

– Нет. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу, чтобы ты снова виделся с этой шлюхой из Третьего мира и что‑ то там ей объяснял или… не знаю, какую еще авантюру ты задумал.

Бекка перевернула сумку и вытряхнула остатки содержимого. Билл начал второй раунд сборов.

– Мне очень жаль, – сказал он.

– А тебе всегда жаль! – Бекка не сдержалась и ударила его кулаком в грудь. – У нас когда‑ нибудь здесь будет нормальная семейная жизнь? Я хочу, чтобы ты перед сном читал Холли книжки. Чтобы рисовал с ней картинки. Я хочу, чтобы сегодня ты спал со мной. Билл, я хочу, чтобы у нас с тобой были нормальные отношения, как у мужа с женой. Либо – вообще никаких. А урывками – мне не надо. Понимаешь?

– Мне нужно сделать последний шаг.

– Зачем?

– Потому что все кончилось.

Бекка наградила его презрительной улыбкой.

– И ты искренне думаешь, что застанешь нас, когда вернешься?

Она махнула рукой. Жест жены, уставшей от выкрутасов и вранья мужа. Жест, означавший: «Проваливай, куда хочешь».

Самолет начал снижение. Внизу торчали черные конусы холмов, похожие на дьявольские копии зеленых известняковых утесов Гуйлиня. Вскоре оказалось, что это вовсе не горы. Гор в виде правильных конусов не существует нигде, даже в окрестностях Чанчуня. Это были гигантские шлаковые отвалы, на склонах которых копошились крошечные фигурки людей. Они искали среди шлака куски угля.

Потом черные конусы остались позади. Самолет плыл среди белых облаков, но и они не имели ничего общего с настоящими облаками. Это был дым еще действующих сталелитейных заводов. Рядом с ними стояли заброшенные фабрики, окруженные взрытой мертвой землей. Биллу вспомнился какой‑ то сюрреалистический фильм, где герой долго метался по пустым цехам завода, ища кого‑ то и натыкаясь лишь на груды ржавого металла.

Самолет достиг аэропорта и со скрежетом покатился по серой бетонной дорожке. Ключи по‑ прежнему оттягивали Биллу карман. Поскорее отдать их, вернуться в аэропорт и первым же рейсом улететь обратно в Шанхай.

Билл стоял возле серой бетонной коробки и глядел на окна. Когда‑ то в них горели красные фонарики. Сейчас окна были пусты. Над домом висело такое же серое небо. Солнце пряталось за облаками, но зато в Чанчуне не шел дождь. Дожди остались далеко на юге.

Билл поднялся по знакомой грязной лестнице, мысленно готовясь увидеть лицо Цзинь‑ Цзинь и передать ей ключи. Возможно, он увидит и Брэда, но это уже не имело значения.

Дверь открыла ее мать. Узнав Билла, женщина расплылась в улыбке. Билл вошел и сразу же понял: Цзинь‑ Цзинь здесь нет.

Ее мать хлопотала вокруг него. Она подала чай и о чем‑ то тараторила на мандаринском диалекте, перемежая родной язык редкими английскими словами.

– Отец… болеть… Гуанси.

– Гуанси? – переспросил Билл.

Но ведь это на юге. На другом конце страны! Билл поднес чашку ко рту и обжег губы. Значит, Цзинь‑ Цзинь сейчас там, где череда зеленых известняковых гор тянется до самого Вьетнама. Там, где они когда‑ то смотрели на рыбаков с бакланами. Там, где они навещали ее отца, которому Билл дал тогда денег, а Цзинь‑ Цзинь печально вздохнула и отвернулась.

– Гуанси! – повторила ее мать. – Гуанси!

Пожилая китаянка принесла газету. На первой странице находилась большая карта Китая, отражавшая разгул природной стихии. Билл не знал ни одного иероглифа, но он все понял. Крупный заголовок состоял из цифр: двойки и семи нулей. Двадцать миллионов – число эвакуированных из районов бедствия.

Чжэцзян, Фуцзянь, Цзянси, Хунань, Гуандун, Гуанси. Тайфуны не обошли ни одного уголка на востоке и юге страны. Такое не укладывалось в голове. Под властью стихии оказалась территория, своей площадью превосходящая Западную Европу.

Скрюченным пальцем китаянка ткнула в нижний край карты. Она засмеялась. Но Билл знал этот странный китайский способ реагировать на несчастья. На самом деле мать Цзинь‑ Цзинь была сильно напугана.

– Здесь! Здесь!

Ее дочь находилась на другом конце страны. Там, где хлестали дожди, дули ветры и разлившиеся реки сносили все на своем пути. Гуанси, куда Цзинь‑ Цзинь отправилась к больному отцу. Хорошо, что хоть не одна.

Там сейчас не было ни одного клочка сухой земли.

Мать Цзинь‑ Цзинь опять улыбнулась, обнажив коричневые от чая зубы. Билла всегда бесила эта китайская привычка говорить о несчастьях с улыбкой и посмеиваясь. Но теперь он понял. Свою боль они обертывали улыбкой. Смех перед лицом беды был сродни повязке на ране. Билл дотронулся до руки китаянки и кивнул. Да, они прятали боль за улыбкой. Так поступала мать Цзинь‑ Цзинь. Так поступали все китайцы.

Наконец он это понял.

Прямых рейсов на Гуйлинь не было.

Из Чанчуня Билл полетел в Сиань, а оттуда – в Чунцин. Там ему пришлось заночевать в битком набитом здании аэровокзала. Его окружали туристы, у которых сорвались круизы по Янцзы. Другие туристы ждали рейсов на Пекин, а те несколько раз откладывались. Наконец усталость сморила Билла. Положив под голову сумку, он заснул. Проснувшись, он увидел напротив себя двух старух. В них не было ничего примечательного, кроме крошечных ступней. Билл отвел глаза, однако любопытство пересилило приличия.

Даже при миниатюрности их фигур ступни старух поражали своей кукольностью. Не зная, что за ними наблюдают, одна из соседок Билла сняла синий, совсем детский, башмачок и принялась растирать крошечные пальчики. Зрелище было отталкивающим, поскольку вплоть до ступни нога сохраняла свои естественные размеры. Дряблые мышцы нависали над щиколоткой, колыхаясь при каждом движении. Потом старуха снова надела башмачок и в упор поглядела на Билла.

По радио объявили их рейс. Старухи встали и быстро засеменили на посадку, зажав в руках билеты. Билл проводил их взглядом. Они являли собой ожившее прошлое – живые осколки старого Китая с его варварским обычаем заковывать ноги девочек в особые колодки, мешающие росту. Извращенное представление о красоте, которое по всем западным меркам было не чем иным, как издевательством. Но старухи явно не считали себя калеками. Они привыкли к таким ногам; они десятки лет ходили на таких ногах. У этих старух были иные понятия о норме.

Раньше Биллу казалось, что он просто не выживет, если потеряет Цзинь‑ Цзинь. Но он и здесь ошибался. С этим можно справиться. Конечно, будет больно, но постепенно он привыкнет жить без нее. И она тоже привыкнет.

Старухи почти скрылись в воротах зала отправления.

Наверное, можно привыкнуть ко всему. Или почти ко всему.

В самолете на Гуйлинь он был единственным пассажиром.

Стюардесса сидела рядом с ним. Когда самолет начал снижаться, она вцепилась Биллу в руку. Колеса шасси ударились о взлетную полосу, затем самолет подпрыгнул и снова опустился на бетон, попав в плотную водяную стену. Билл слышал, как вода заливает шасси, норовя утащить самолет в сторону, развернуть поперек полосы или даже опрокинуть. Но летчик включил усиленное торможение. Душераздирающий скрежет, и стена брызг стала опадать. Пока самолет подруливал к аэровокзалу, стюардессу вытошнило в бумажный пакет. Билл приник к иллюминатору. За окном – сплошная пелена тропического ливня. Уже который день подряд здесь шли дожди, и никто не знал, наступит ли им конец.

В зале ожидания царили толкотня и давка. Похоже, все население Гуйлиня торопилось покинуть город. Полицейские в зеленой униформе пытались хоть как‑ то регулировать этот хаос. Билл начал пробираться к выходу, ежесекундно рискуя быть сбитым с ног и раздавленным.

Столы фирм, предлагавших автомобили напрокат, опустели. Билл вышел наружу и направился к стоянке такси. Там не было ни одной машины. Он ждал, слушая ветер и не зная, что делать дальше. Ветер завывал жалобно и предостерегающе. Через несколько минут к стоянке подкатила старенькая «сантана». Еще одна семья, торопящаяся покинуть Гуйлинь. Когда они вытащили многочисленные чемоданы и расплатились с таксистом, Билл просунул голову в окошко.

– Мне надо в Яншуо, – сказал он водителю. – В деревню… она вблизи Яншуо.

Билл только сейчас сообразил, что не знает названия деревни, где жил отец Цзинь‑ Цзинь. Но он запомнил дорогу и сможет подсказать водителю, куда ехать.

– Нельзя в Яншуо, – на ломаном английском ответил таксист. – Дороги в Яншуо закрыты.

Билл достал бумажник, вытащил оттуда всю наличность и сунул в ладонь водителя, согнув ему пальцы. Водитель смотрел на смятые купюры, скаля желтые кривые зубы. У него было тяжелое, смрадное дыхание.

– Дороги закрыты, – извиняющимся тоном повторил таксист, однако деньги не возвратил.

– Тогда как можно ближе к Яншуо, – попросил Билл, забираясь в машину.

Водитель что‑ то бормотал себе под нос. По ветровому стеклу хлестал косой дождь. Даже не косой, а почти боковой.

Боковые струи. Билл никогда еще не видел боковых струй. Откуда же тогда дует ветер, заставляя дождь ложиться почти горизонтально?

Такси тронулось. Навстречу двигалась вереница машин. Рядом шли пешеходы. Все они направлялись в аэропорт. Повсюду валялись чемоданы, брошенные их владельцами или сорванные с багажных стоек на автомобильных крышах, обломки деревьев и обрывки рекламных плакатов. Деревья, щиты и растяжки с рекламами обычно становятся первыми жертвами тайфуна.

Билл смотрел из окна «сантаны» на совершенно незнакомый ему Гуйлинь. Наверное, это и есть настоящий Гуйлинь; а тот, где они тогда гуляли с Цзинь‑ Цзинь, был просто их мечтой.

Вершины известняковых гор скрывались в тумане. Река, вырвавшаяся из берегов, до неузнаваемости изменила весь окрестный ландшафт. Прямоугольники рисовых полей превратились в озера. Казалось, они всегда были озерами. Там, где некогда рыбачил старик с бакланом, стояла громадная баржа, груженная песком. И вдруг, как от удара невидимой молнии, баржа раскололась пополам.

Билл вгляделся, думая увидеть матросов, торопящихся покинуть тонущее судно. Но на барже никого не было. Обе половины быстро опускались под воду. Вскоре уже ничего не напоминало ни о барже, ни о песке. Билл даже протер глаза: не привиделось ли ему это?

Полицейских здесь не было. Дорога контролировалась солдатами Народно‑ освободительной армии. Несколько солдат вылавливали что‑ то из реки. Издали это казалось мешком. Но когда они вытянули из воды свой груз и отнесли к обочине, уложив на брезент, Билл понял, что это вовсе не мешок, а труп их погибшего товарища.

– Нельзя ехать в Яншуо! – крикнул водитель, морщась при виде распухшего трупа.

– Поезжай дальше! – выкрикнул в ответ Билл.

«Я начинаю вести себя, как председатель Сунь», – подумал он.

Он понимал таксиста. Деньги получены. Теперь самое время высадить этого «большеносого идиота» и возвращаться в Гуйлинь. Но эта «сантана» для него сейчас – единственная возможность добраться до Цзинь‑ Цзинь.

Билл не сомневался, что они обязательно достигнут самой деревни. Однако вскоре на пути оказался импровизированный блокпост – тяжелый армейский грузовик, поставленный поперек дороги. Солдат махал им флажком, требуя остановиться. Таксист затормозил. Солдат просунул голову в окошко и что‑ то произнес. Судя по приказному тону, он требовал немедленно поворачивать назад. Дорогу за спиной солдата скрывала бурая масса оползня.

Водитель что‑ то пробормотал сквозь стиснутые зубы.

– Есть какая‑ нибудь другая дорога? – спросил у него Билл. – Есть другая дорога на Яншуо?

– Только эта, – огрызнулся водитель, ударив ладонью по рулю.

Солдат снова что‑ то крикнул ему, но уже более требовательно и сердито. Так оно и есть: требует уезжать. Водитель стал разворачиваться.

– Мне надо в Яншуо, – упрямо повторил Билл.

Таксист посмотрел на него, как на капризного малыша, требующего невозможного, и выдал короткую фразу. Эта фраза часто звучала в американских боевиках и блокбастерах. Так всегда говорили лихие парни, веля кому‑ то отстать от них или убираться прочь.

Билл стащил в руки часы.

– Посмотри! Тебе нравятся эти часы? Они дорого стоят. Кучу денег. Возьми их и найди другую дорогу.

Таксист вскинул руку. У него уже были часы, «Ролекс». Конечно, не настоящий «Ролекс», но его устраивала и копия. Часы Билла его не интересовали. Тогда Билл раскрыл пустой бумажник и предложил таксисту черную кредитную карту «Америкэн экспресс». Водитель отвернулся.

Билл выбрался из машины и направился к солдатам. Сумку он оставил на заднем сиденье. Кто‑ то схватил его за руку. Билл обернулся и увидел рыжеволосую молодую западную женщину. Она говорила с ирландским акцентом. Наверное, приехала сюда с отрядом волонтеров. Билл слышал о таких.

– Дорога перекрыта из‑ за эпидемии, – сказала она. – Сразу целый букет: тиф, тропическая лихорадка и малярия.

Билл вежливо кивнул и пошел дальше. Женщина что‑ то кричала ему вслед, но ветер относил слова. Он подошел к солдатам. Совсем молоденькие, почти мальчишки.

У каждого из солдат через плечо висела винтовка. Они не заметили Билла, поскольку все их внимание было поглощено оползнем. Билл прошел мимо. Из бурой груды песка и глины торчала детская ручонка. Билл похолодел от ужаса, но продолжал идти, пригибаясь от ветра. Теперь солдаты заметили его. Они что‑ то сердито пролаяли по‑ китайски. Ирландка тоже орала, повторяя, что туда нельзя. Билла схватили за руку. Он обернулся и слегка оттолкнул солдата. Всего лишь оттолкнул. Тот попятился назад, ловким движением сдернул с плеча винтовку и ударил Билла прикладом по лицу.

Билл не упал, хотя у него и подкосились ноги. Он зашатался, словно пьяный. Перед глазами плясали желтые и красные вспышки. Удар пришелся по правой скуле; точнее, скула приняла на себя основную часть удара, однако досталось и правому глазу. Голова превратилась в шар, надуваемый болью.

Когда желтые и красные вспышки потускнели, мир для него разделился на две части. Левая половина оставалась привычной, а правую заволокло туманом, в котором плавали черные звезды.

Билл ответил солдату слабой, болезненной улыбкой, повернулся и пошел обратно к дороге. Солдат бдительно следил за ним, держа винтовку, как палку, чтобы в случае чего снова вразумить этого непонятливого «большеносого идиота». Такси уехало. Ирландка стояла на прежнем месте.

– Люди заражаются от стоячей воды, – громко проговорила она, продолжая их разговор. – Отсюда все болезни. Гнилая вода и малярийные комары.

Билл не понимал, о чем это она. Он не мог думать о болезнях. Правая половина лица отчаянно саднила. Черные звезды поднимались и опускались, как на приливной волне.

– Скажите, есть какая‑ нибудь другая дорога до Яншуо? – спросил он ирландку, осторожно трогая скулу.

Пальцы ощутили кровь, но ее было немного. Билл без конца моргал, стремясь прогнать черные звезды, но они продолжали плавать прямо перед ним. Где‑ то в глубине шевельнулся страх. Билл закрыл правый глаз. Левый продолжал нормально воспроизводить окружающий мир.

– Мне очень нужно попасть в Яншуо.

Женщина с сочувствием поглядела на него.

– У вас там семья? – спросила она.

Билл не знал, как ей ответить.

Он спустился с холма, стараясь не поскользнуться. Теперь и солдаты, и заваленная дорога остались сверху. Билл вспомнил, как Цзинь‑ Цзинь рассказывала ему о срубленных деревьях. Кое‑ где их пни выглядывали из‑ под буро‑ коричневой земляной реки. Казалось, сказочный великан вначале опрокинул этот холм, а затем неуклюже поставил на место. Правый глаз заплыл, и потому черные звезды уже не так беспокоили Билла.

В одном месте он все же поскользнулся и упал, въехав ладонями и коленками в жирную чавкающую глину. Ухватившись за торчащий пень, Билл медленно поднялся. Падение заставило его держаться осторожнее и спускаться не по прямой, а по диагонали, широко расставляя ноги.

Миновав оползень, Билл снова поднялся на дорогу. Она была пуста. В одном месте он увидел опрокинутую телегу, в другом – покореженный старый велосипед. Над головой слышался шум вертолета. Билл продолжал идти. Ему казалось, что он помнит дорогу, но он едва не прошел мимо деревни.

Река стала вдвое шире. Палатки исчезли. Поля тоже. Оползень поглотил здание местной школы. Билл озирался по сторонам, узнавая и не узнавая эти места.

Вон там, насколько он помнил, тянулись маленькие квадратики рисовых полей, похожие на шахматную доску. Их сменило бурое, тускло поблескивающее озеро. Откуда‑ то донесся странный шум, похожий на угрожающее рычание. Казалось, звук исходит из недр земли. Билл не понимал его происхождения, но подземный гром не предвещал ничего хорошего. Ему стало страшно, очень страшно. Он успокаивал себя тем, что все‑ таки добрался до деревни. Теперь надо искать лачугу ее отца.

Деревня была пуста. Возможно, Билл слишком поздно добрался сюда. Возможно, кого‑ то успели эвакуировать. Или, боясь заразиться, солдаты вообще здесь не появлялись? Скорее всего, так.

Потом он увидел лачугу отца Цзинь‑ Цзинь, подпертую толстыми бревнами. Соседний дом исчез. Просто исчез, словно его никогда и не было. Билл снова услышал гул. Наконец он понял: это оползень. Глиняная стена продолжала надвигаться.

На ладонь сел комар с черно‑ белыми полосками на брюхе. Билл торопливо прихлопнул его. В небе тарахтели вертолеты. Билл прикинул, что за десять минут отсюда можно долететь до Гуйлиня. Но сколько ни кричи, сколько ни маши руками, ни один вертолет все равно не опустится сюда.

На койке лежал отец Цзинь‑ Цзинь. Его трясло. Сама Цзинь‑ Цзинь примостилась с краю, качая Чо‑ Чо. Билл смотрел на них, не веря своим глазам. Цзинь‑ Цзинь отправилась помогать заболевшему отцу! Казалось бы, после стольких лет издевательств у нее должны пропасть все дочерние чувства. Но это по мнению Билла. Цзинь‑ Цзинь рассуждала по‑ своему.

– Вильям, – сказала она, ничуть не удивившись его появлению. – А что у тебя с лицом?

Он посмотрел в щербатое зеркало на стене. Правый глаз заплыл целиком, скрытый под черно‑ лиловым мешком. Билл отвернулся от зеркала. Главное, пропали черные звезды. А левым глазом он увидел сыпь на лицах деда и внука.

– Что с ними? – спросил Билл.

– Заболели от комаров. И от плохой воды.

Тропическая лихорадка. Ирландка была права.

Билл обнял Цзинь‑ Цзинь. За хлипкими стенами лачуги рычал и гремел оползень. Тонны липкой, тяжелой глины, готовые поглотить и этот крошечный островок жизни.

Там, на дороге, оползень казался скорее препятствием, чем реальной угрозой. Потом ему вспомнилась торчащая детская ручонка. Возможно, это случилось сегодня. Или вчера.

Гул усиливался.

– Нужно срочно уходить! – Билл отстранил китаянку и повернул голову на звук. – Ты слышишь, Цзинь‑ Цзинь? Уходить, и как можно скорее.

– Солдаты придут за нами. – Она указала на потолок. – Это вертолеты. Они спустятся и заберут нас.

– Никто за нами не придет, – возразил Билл.

Что‑ то было не так, но он никак не мог понять, что именно. Билл смотрел на Цзинь‑ Цзинь, пытаясь сосредоточиться и думать связно.

– Послушай меня, Цзинь‑ Цзинь, – сказал он, опускаясь на колени, поскольку сидеть в лачуге было не на чем.

Вот что его зацепило! Молчащий ребенок! Обычно больные дети плачут или хотя бы хнычут. Чо‑ Чо молчал, и его молчание испугало Билла.

– Послушай меня, – повторил он. – Никто за нами не придет. Вертолетам здесь не опуститься. Земля шевелится. Если вертолет сядет, его колеса застрянут в глине, и он уже больше не взлетит. Солдаты и хотели бы нам помочь, но не могут. Мы должны выбираться отсюда сами.

Цзинь‑ Цзинь слабо улыбнулась.

– Наши солдаты очень храбрые, – сказала она.

Что в ней говорило сейчас? Идеологические штампы, которые им вбивали в школе? Или патриотизм китайцев и их вера в свою армию были настоящими?

– Ваши солдаты очень храбрые, но и у них есть предел возможностей. Вертолет здесь сесть не может. На машине сюда тоже не пробиться. Дороги разрушены. Пойми, никто не станет рисковать жизнью ради нас. Мы должны позаботиться о себе сами, иначе погибнем.

Цзинь‑ Цзинь сидела не шевелясь.

– Слушай, а где твой… бойфренд? – спросил Билл.

Этот вопрос все время вертелся у него на языке.

– Вернулся в Гуйлинь… Здесь только ты, Вильям.

Они слушали тяжелое дыхание ее отца. Притихший дождь снова застучал по рифленой крыше лачуги. А оползень все так же выжидающе урчал. Ему оставался всего лишь один бросок.

Цзинь‑ Цзинь не двигалась. У нее не хватало сил. Сколько же ночей провела она без сна, ухаживая за отцом и сыном? Билл осторожно взял у нее Чо‑ Чо и завернул малыша в несколько грязных одеял. Затем он растормошил отца и помог тому встать. Если удержится на ногах, значит, сможет идти; если сможет идти – останется жить.

– Я эта девушка отец, – сказал больной, привалившись к Биллу.

Красная сыпь покрывала все его лицо.

– Послушайте меня. Я не могу нести их двоих, – попытался объяснить ему Билл. – У меня не хватит сил на двоих. Не могу. – Билл протянул ему Чо‑ Чо. – Вы понесете. Понимаете?

Старик молча взял внука.

Билл подхватил Цзинь‑ Цзинь и вытащил ее из лачуги. Следом оттуда выбрался ее отец, с Чо‑ Чо на руках. Билл нес Цзинь‑ Цзинь, осторожно ступая по склизкой глине. Трупы. Трупы на каждом шагу, вросшие в глину по шею, по плечи, по пояс. Несколько лет назад эта деревня уже пострадала от наводнения, но кое‑ как поднялась. А теперь? Биллу казалось, что жизнь больше никогда не вернется сюда. И живым здесь делать нечего.

Билл шел, проклиная небеса и тут же повторяя: «Боже, помоги мне. Прошу тебя, помоги». Потом он замолчал, чтобы понапрасну не тратить силы.

Они добрались до шоссе. Отец Цзинь‑ Цзинь отстал, но он все‑ таки шел и нес Чо‑ Чо. Билл присел на пень, усадив Цзинь‑ Цзинь рядом. Она заснула, или ему так только показалось. Кряхтя, подошел старик и сел на другой пень. Их отдых продолжался, пока Билл не услышал звук, ставший знакомым. Гул. Он донесся с вершины холма, и сейчас же заворочалась земля под ногами. Это было похоже на игру в кошки‑ мышки. Стихия выпустила их из деревни, чтобы напасть здесь. Билл встал и пошел дальше. Вскоре ее отец снова отстал. Забыв, что старик не понимает английского, Билл несколько раз оборачивался, веля не останавливаться. Руки Цзинь‑ Цзинь обвивали ему шею. Он чувствовал ее дыхание у себя на лице. Двое влюбленных. На мгновение Билл поверил, что так оно и есть.

Они добрались до блокпоста, и только там у Билла начали подкашиваться ноги. Он повис на плече подбежавшего солдата. Другой солдат забрал у него Цзинь‑ Цзинь. Что было потом, Билл не помнил. Он закрыл левый глаз и провалился в сон.

В палаточном лагере для эвакуированных Биллу дали заскорузлое армейское одеяло, бутылку минеральной воды и пластиковую миску с дымящейся растворимой лапшой.

Сухой одежды в лагере не было, но одеяло позволяло немного согреться. Билл стал глотать лапшу и едва не подавился. Тогда он мысленно приказал себе есть медленно. Лапша согревала ему внутренности. Съев ее, Билл тщательно облизал миску, чего не делал лет с трех.

Цзинь‑ Цзинь вместе с сыном и отцом отправили в больницу. Билл мог только перебирать в памяти события минувшего дня. Думать о них не имело смысла; его разум все равно не находил объяснений. Следуя китайской традиции, случившееся просто надо было принять как данность.

У Билла тряслись руки. Он смотрел на них здоровым глазом и пытался силой воли унять дрожь. Но они все равно дрожали: от холода, от пережитого и оттого, что все уже позади.

Он взглянул на небо. Что‑ то изменилось. Потом Билл понял: дождь прекратился. Совсем. Ветер тоже стих. И только сейчас Билл вспомнил о ключах. Он ведь так и не отдал Цзинь‑ Цзинь ключи.

Билл полез в карман. Пусто. Полез в другой. Тоже пусто. Он обшарил все карманы. Ключей нигде не было. Он мог выронить их по дороге в деревню, оставить на заднем сиденье такси, забыть в самолете. Мало ли где он мог потерять ее ключи! Не важно. Сейчас это уже не имело значения. И не ради ключей он проделал путь во столько тысяч миль.

Вернуть ключи – только предлог. Нет, он искал Цзинь‑ Цзинь, чтобы сказать ей, что любит ее, что его сердце не может так быстро перемениться. И нелегкий путь до блокпоста был их прощанием.

На следующий день, ближе к вечеру, он прилетел в Шанхай.

В квартире было пусто. Билл посмотрел на календарь. Сегодня понедельник. Все школьные и дополнительные занятия Холли к этому времени должны бы уже закончиться.

Билл стянул с себя одежду, покрытую толстой глиняной коркой и открыл корзину для белья. Приглядевшись, он захлопнул корзину, взял большой мешок для мусора и переправил туда все, что снял. Потом он встал под душ и открыл самую горячую воду, какую только был способен выдержать. Билл стоял, наслаждаясь упругими струями, пока у него не закружилась голова, а в правом глазу опять не поплыли черные звезды.

Он надел джинсы, футболку и подошел к окну. Шанхайская погода тоже начинала меняться. Сквозь синие дыры в облаках прорывалось позднее солнце. Двор «Райского квартала» был пуст. Он вспомнил слова Бекки. Может, ей действительно надоело и она осуществила то, о чем предупреждала его? Ее мобильник не отвечал, предлагая оставить голосовое сообщение. Билл сказал, что вернулся. Собственный голос показался ему чужим.

Есть не хотелось. Голова продолжала кружиться. Даже бледный солнечный свет казался ослепительно ярким. В висках стучало. Билл сел на диван и начал осторожно массировать виски, но толчки не прекращались. Он чувствовал себя потерянным, потерянным и одиноким, как никогда в жизни.

Усталость все‑ таки сморила его, и он заснул на диване. Разбудил его звук поворачивающегося ключа. Вскоре в гостиную вбежала Холли. В руках у нее был красный воздушный шар с эмблемой Шанхайского зоопарка.

– Пап, а что у тебя с глазом? – спросила дочь.

Билл осторожно потрогал лицо.

– Упал, ангел мой, и ушибся.

– Какой синячище, – удивилась Холли, разглядывая отцовское лицо.

– Завтра он уменьшится.

Холли постучала шаром по отцовским ногам.

– А мы видели красную панду, – похвасталась она. – И золотистых обезьян.

– А может, все‑ таки наоборот? – спросил Билл.

– Это как наоборот?

– Может, вы видели красных обезьян и золотистую панду?

Холли тряхнула кудряшками.

– Пап, я уже не маленькая и на твои шутки не ловлюсь.

Бекка прошла прямо в кухню. Должно быть, они с Холли где‑ то перекусили. Она не собиралась готовить еду, а открыла холодильник, чтобы поставить туда принесенные пакеты.

Холли отправилась к себе в комнату. Поначалу Билл решил, что она рассказывает своим куклам какую‑ то историю. Нет, она читала. Его дочь научилась читать! Как много он пропустил!

Билл встал с дивана. У него болело все тело. Ныла спина, ломило руки и ноги. Он слишком их перегрузил. Превозмогая ломоту, он прошел в кухню. Бекка стояла перед раскрытым холодильником, держа в руках неубранные пакеты.

– Я думал, ты действительно ушла.

Бекка обернулась к мужу. Три картонных пакета: апельсиновый сок для Холли, клюквенный для нее и молоко для чая, который он пил по утрам. Она позаботилась обо всех.

– Я не ушла, – сказала она. – Мы не ушли.

Бекка убрала пакеты, закрыла холодильник и встала напротив мужа. Она слегка дотронулась до его покалеченного лица. Билл задержал ее руку и не отпустил.

«Мы не ушли…»

Теперь он понял.

Глава 29

– Это заведение называется «Вместе с Сюзи», – сказал Билл своим новым сотрудникам, совсем еще молодым парням. – Сюда ходят практически все.

Дела в Шанхайском филиале шли на редкость успешно. Финансовый «пирог» становился все больше и жирнее. Филиал едва справлялся с объемом работы, поэтому Девлин слетал в Лондон, и уже через месяц с небольшим оттуда прибыли двое молодых юристов. Оба явились с подписанными двухлетними контрактами и мечтами о головокружительной карьере.

Сегодня был их первый вечер в Шанхае. Девлин с Биллом свозили их в Бунд, где устроили нечто вроде торжественного обеда, а затем Билл пригласил парней «промочить горло» на Мао‑ Мин‑ Нань‑ Лу.

Другой часовой пояс, количество выпитого и долгожданная свобода от родительской опеки – немудрено, что парни слегка очумели. Они вертели головами и не могли поверить своим глазам. Сколько женщин! На танцевальном пятачке, у стойки бара, повсюду. Они даже не подозревали, что в мире есть столько женщин, собранных в одном месте.

Билл заказал «Чинтао» для всех. Праздник. Первый вечер в Шанхае. Билл щурился на перемигивающиеся огни бара. Черные звезды почти исчезли, но до сих пор его правый глаз видел все огни в окружении туманного ореола. Он ждал, когда принесут пиво, и вспоминал свой первый вечер в Шанхае.

Мимо прошла Дженни Первая. Билл не сразу узнал ее, профессиональная партнерша по танцам заметно постарела. Она целомудренно поцеловала его в обе щеки, грустно улыбнулась и пошла дальше. Билл хотел спросить, как ее француз, но Дженни Первая уже скрылась в толпе.

И конечно же, увидев свежую добычу, к новичкам потянулись здешние охотницы. Они висли у парней на руках, спрашивали, откуда взялись такие красавцы, покачивали бедрами и пытались зазвать на танцевальный пятачок. Безошибочная стратегия: когда танцуешь, не надо говорить.

– Билл, а эти девицы… – не то сказал, не то спросил один из новичков.

Билл не совсем понял, что именно он хочет узнать, и потому промолчал. За спиной парня стояла высокая девушка. Длинными руками она обнимала его талию, всем видом показывая, насколько он должен быть польщен ее вниманием. По бокам стояли еще две: одна эдакая куколка, вторая грубее и коренастее, но зато с большой, горделиво выставленной грудью. Все трое были незнакомы Биллу. В баре появилось много новых лиц.

Охотницы приставали к лондонскому новичку, уговаривая, чтобы тот не сидел на месте, как приклеенный, а пошел подвигать ножками под «Shake That». [94] Гарри – так его звали – был более симпатичен Биллу, нежели второй парень. В нем ощущалась английская аристократическая старомодность; нечто в духе сэра Элгара[95] – выступающий кадык, очки, манера говорить. Скорее всего, обучался в какой‑ нибудь частной школе для благовоспитанных мальчиков. Похоже, этот Гарри всю свою недолгую жизнь безуспешно пытался познакомиться с девушками. В Лондоне он комплексовал бы и дальше, а в Шанхае… «В Шанхае ты через полгода почувствуешь себя Эрролом Флинном. [96] Здесь ты быстро станешь своим парнем». Но пока что «свой парень» нервно озирался, и в глазах за стеклами очков читалась откровенная растерянность.

– Я тебе расскажу про этих девиц, – заявил второй новичок.

Его звали Найджел. Блондин, короткая стрижка, явно любитель погонять в футбол воскресным утром и все такое. Билл смерил его взглядом. Мальчик корчит из себя знатока. Показывает, что у него с этим проблем нет. Наверное, съездил на пару недель по путевке в Таиланд и ему подрочили в Патпонге. [97] Теперь выставляет себя экспертом по части «стран и нравов».

– Эти девицы – шлюхи, – самоуверенно произнес Найджел.

Протянув руку, он сильно сдавил маленькую грудь клеившейся к нему девушки. Девушка брезгливо поморщилась и отошла.

Билл хотел одернуть парня, но сдержался. Кто он ему? Отец? Старший брат?

– Не называйте их так, – попросил он Найджела. – Пожалуйста, никогда их так не называйте.

Найджел искоса поглядел на него, но ничего не сказал. Он знал правила игры. Ссориться с Биллом ему было невыгодно. Мистер Девлин считал Билла очень перспективным работником. Весьма возможно, что вскоре он станет их с Гарри боссом. Так что лучше смолчать, а то как бы он не устроил им веселую жизнь.

– Тогда кто же они? – удивился пай‑ мальчик Гарри.

Запотевшие стекла очков почти скрывали его глаза. Грудастая девица запустила руку в карман его брюк и со смехом сообщила китаянке‑ куколке, что ничего не может там найти.

«Обе стороны стоят друг друга», – подумал Билл.

– Если они не шлюхи, то кто же? – не унимался Гарри.

Билл припал к бутылке, думая, что обязательно бросит пить пиво. И ходить в этот бар тоже бросит. В конце концов, он не гид. Пусть сами ищут себе развлечения.

Мимо правого глаза проплыла одинокая черная звезда.

– Они просто практичные женщины, – сказал Билл, отвечая на вопрос пай‑ мальчика.

Биллу внушали, что азиатские женщины ощущают любовь совсем по‑ другому, не так, как он, человек Запада. Да, они откликаются на доброту и щедрость. Телом. Сердцем. Но это не любовь в западном понимании. Никто из этих женщин не станет для тебя спутницей на всю жизнь; той, невстреченной возлюбленной, которую ты искал и наконец нашел. Здесь нет такой любви, как на Западе.

Здешние женщины относятся к любви практично. Так твердили Биллу, пока он сам не увидел и не убедился в этом. Люди Запада, говорили ему, лишены любовного практицизма. Они способны влюбиться до беспамятства, способны пойти туда, куда их поведет любовь. Даже если она заведет их на край обрыва.

Восток практичен и потому не может позволить себе такую роскошь, как любовь. Любовь – удел романтического Запада. Так говорили Биллу.

Тем не менее он убедился и в другом. Они с Цзинь‑ Цзинь словно поменялись местами. Она в какой‑ то мере утратила восточный практицизм и прониклась западными представлениями о любви. Она любила его тогда, когда здравый смысл велел ей держаться подальше и подсказывал найти кого‑ нибудь другого, когда инстинкты души призывали быть практичной. Она любила Билла, невзирая на доставляемую ей боль и страдания. Невзирая на его предательство. Она продолжала его любить, зная, что счастливого будущего ждать бесполезно.

Билл тоже изменился. Поначалу он считал, что отличается от женатого китайца в серебристом «порше». Он считал себя лучше ее прежнего спонсора; ведь у него, Билла, доброе сердце, он лучше, нежели тот, заботится о ней. Наконец, он верил, что его любовь к Цзинь‑ Цзинь – настоящее чувство, а не имитация любви. Но даже тогда, при всей его искренности и благородных намерениях, он не мог отрицать, что предъявлял права на Цзинь‑ Цзинь.

Он ведь столько вложил в нее, стольким рисковал ради нее. Билл убеждал себя, что он – в отличие от владельца серебристого «порше» – ничего не ждет взамен. Он лукавил сам с собой. Он ждал, что взамен Цзинь‑ Цзинь будет любить его, любить постоянно, словно у него имелась лицензия на ее сердце.

А был ли он на самом деле лучше того, кто поселил Цзинь‑ Цзинь в «Райском квартале»? Нет. Теперь Билл понимал: он намного хуже. Он мог требовать, чтобы она исчезла из его жизни, обвинять ее в том, в чем был виноват сам. А когда Цзинь‑ Цзинь перестала держаться за осколки разбитых отношений и вспомнила о своем практицизме, вдруг почувствовал, что его предали. Ему нанесли удар по самолюбию, и это едва не вышибло Билла из колеи.

«Ты вел себя, как сентиментальный западный идиот, – говорил он себе. – Ты вел себя так, словно Цзинь‑ Цзинь действительно разбила тебе сердце».

Так какому же практицизму он тогда выучился?

В офисе было темно. За окном перемигивались огни ночного Пудуна. На столе светился дисплей ноутбука, оставшегося от Шейна. Элис Грин копировала файлы. Билл представлял, какие мысли бродят сейчас в голове журналистки. Справедливость и подкуп, цифры прибылей и сведения о наградах – все это соседствовало на жестком диске компьютера. Стремление построить лучший мир, потребность в лучшей жизни. Алчность и совесть. Компьютер разделял их по файлам. В людях это все перемешано в кучу.

– И зачем он хранил все это? – удивилась Элис, отрываясь от дисплея. – Даже если немцы и были вынуждены все время подмазывать этого подонка Суня, зачем Шейн учитывал размеры их взяток?

– Потому что он был хороший юрист. И хороший человек, – ответил Билл.

– По‑ моему, одно с другим не стыкуется. Либо‑ либо, – фыркнула Элис. – Шучу, – добавила она. – Исключения тоже бывают.

– Вам еще долго? – нетерпеливо спросил Билл.

У него оставались дела, и он торопился поскорее выпроводить журналистку.

– Все, закончила, – сообщила она.

Дисков было не менее десятка. Элис собрала их и бросила в свою сумку.

Билл проводил ее до лифта.

– Спасибо вам, Билл. Думаю, вы поступили правильно.

– Впервые за все время, – усмехнулся он.

Вернувшись в офис, Билл отпер один из ящиков письменного стола и вытащил оттуда обувную коробку, доверху набитую фотографиями… Свидетельства их поездок в Гуйлинь и Чанчунь, плавания по Янцзы, туманные виды «Трех ущелий», снятых из окна каюты. И множество шанхайских снимков. Билл взял коробку и понес ее туда, где стояла машинка для уничтожения документов.

Боже, сколько снимков! Цзинь‑ Цзинь обладала просто фанатичной потребностью запечатлевать каждое мгновение их счастья. Интересно, это свойственно всем китайцам или только ей? Билл так и не знал, какие черты ее характера были типично китайскими, а в каких проявлялась индивидуальность Цзинь‑ Цзинь. Теперь уже и не узнает. Впрочем, теперь ему нет до этого дела. Билл включил измельчитель и стал бросать туда снимки. Машинка исправно превращала их в тоненькие полоски бумажной лапши.

Уничтожить эти две фотографии у него не поднялась рука. Фото на паспорт, сделанное позапрошлым летом, еще до того, как они встретились. На таких снимках лица редко выходят красивыми. Этот был исключением… Большие спокойные глаза смотрели прямо в объектив аппарата. Влажные губы. Закрытый рот, не таящий даже намека на ее широкую улыбку…

Вторым снимком, который Билл также не смог уничтожить, была фотография, сделанная пожилым американцем на круизном теплоходе во время плавания по Янцзы. Билл и Цзинь‑ Цзинь, танцующие под китайскую поп‑ музыку на крошечном пятачке судового ресторана. Помнится, американец сказал им, что они такие счастливые, и добавил: они удивительно подходят друг другу. Более того, они, в общем‑ то, не собирались фотографироваться. Старик буквально отобрал у Цзинь‑ Цзинь аппарат и сделал этот снимок. Билл помнил, как турист без конца повторял: «Вы такие счастливые. Это нужно сохранить». Кем он был, этот американец в шортах цвета хаки? Святым? Сумасшедшим? Наверное, тем и другим. Но в одном он оказался прав: вскоре после того вечера их счастье оборвалось навсегда. Старик жил на свете дольше, чем они, и, наверное, хорошо знал: такое счастье всегда бывает хрупким. Потому он и уговорил их остановить это удивительное мгновение хотя бы на пленке.

Билл положил оба снимка в бумажник. Контейнер уничтожителя документов был полон глянцевитых нитей. Теперь свидетельства об их счастливых днях выглядели вот так.

Когда все только начиналось, Билл думал, что сможет перемещаться между двумя мирами – миром его семьи и тем, который принадлежит ему и Цзинь‑ Цзинь. Он верил, что эти миры не будут мешать друг другу, а его чувства к жене и дочери никогда не пострадают от любви к Цзинь‑ Цзинь.

Еще одна его ошибка. Одна из многих.

Теперь память о другом, запретном мире сузилась до двух снимков. Фото для паспорта. Снимок счастливой танцующей пары. Билл и их не собирался хранить долго. Просто оставил на какое‑ то время. Потом он их разорвет или сожжет, и тогда уже у него не будет никаких свидетельств их встреч. Только воспоминания.

Билл вдруг подумал: а что, если он вдруг серьезно заболеет, как его отец? Такое может случиться, и никто не знает когда: на следующей неделе или через пятьдесят лет. Но и в таком случае у него будет время уничтожить эти фотографии. Как это называется? «Привести дела в порядок».

Он это сделает. Он приведет свои дела в порядок. Потом. Не сейчас. Сейчас у него нет сил.

Билл запер офис, вышел в коридор и вызвал лифт. Вскоре кабина подъехала. Дверцы бесшумно разошлись. Билл стоял и отчего‑ то медлил. Дверцы закрылись. Билл вернулся в офис, достал из бумажника снимки и бросил их в измельчитель.

Нужно помнить только о плохих временах. Только так можно освободиться от прошлого и жить дальше. Ты не помнишь о хороших временах. Ты забываешь о них. Отказываешься от них. Только так можно их пережить, навсегда выбросить из сердца. Иначе – тупик.

Билл не знал, сохранила ли Цзинь‑ Цзинь свою часть снимков. Его это не волновало. Главное, у него не осталось ничего. Вот так. Никаких снимков, и память только о том, когда ему было с ней плохо.

Первую полосу сегодняшнего номера «Саут Чайна морнинг пост» занимала статья Сун Типин и Элис Грин.

«РАССЛЕДОВАНИЕ ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА В ШАНХАЕ НАБИРАЕТ НОВЫЕ ОБОРОТЫ

Согласно вчерашнему сообщению правительственных СМИ, ответственные работники Комитета по борьбе с коррупцией, действующего под эгидой Компартии Китая, сообщили о расширении всесторонней проверки деятельности ведущих строительных компаний Шанхая.

Ранее правительственные СМИ сообщали о захвате земель крестьян деревни Яндун, расположенной недалеко от Шанхая. Крестьяне фактически были изгнаны, а на месте их полей и ферм начали строить элитный коттеджный поселок „Зеленые земли“. На днях состоялось торжественное открытие первой очереди поселка. Глава местной администрации председатель Сунь Юн уже собирался произнести заготовленную речь, когда его арестовали за „экономические преступления, взяточничество в крупных размерах и моральное разложение“.

Напрасно Сунь рассчитывал на своих охранников. Сотрудники госбезопасности в штатском, а также несколько полицейских окружили бывшего председателя и надели на него наручники. Когда его уводили, Сунь громко кричал о своей невиновности, сжимая в руке разбитый бокал шампанского.

Естественно, степень виновности и меру наказания проворовавшегося чиновника определит суд. Правительственное агентство новостей так прокомментировало арест Суня: „Длительный тюремный срок, который его ожидает, в полной мере демонстрирует решимость нашей партии очистить свои ряды от взяточников и разложенцев и повести полномасштабное наступление на коррупцию“.

Ожидается, что вскоре станут известны новые сенсационные факты незаконной продажи земель для строительства дорогостоящего жилья. Возможно также, что за арестом бывшего председателя Суня последуют аресты и других погрязших в коррупции государственных чиновников и представителей частного бизнеса.

По мнению профессора Дун Фаня из Пекинского Нормального университета, [98] занимающегося исследованием форм собственности, наиболее коррумпированной является стадия приобретения земли под строительство.

„Нередко чиновники местной администрации торгуют государственной землей как своей собственной. До тех пор пока их деятельность не станет прозрачной и подконтрольной, нам придется еще не раз столкнуться с вопиющими нарушениями государственных законов“, – сказал г‑ н Дун.

В минувшем году, в рамках празднования Национального дня, [99] мэр Шанхая устроил грандиозный прием, на котором присутствовало более восьмисот гостей. В числе прочего, прием имел своей целью улучшить имидж Шанхая. Выступая перед собравшимися, Хань Чжэн, нынешний первый секретарь Шанхайского горкома КПК, выражал оптимизм по поводу дальнейшего развития деловой активности в городе и решительного наступления на коррупцию.

Нам хотелось бы разделить его оптимизм, однако пока что Шанхай остается одним из самых коррумпированных городов Китая».

Девлин швырнул газету на стол. Потом вытянул ноги, уложив каблуки своих модных ботинок на статью Элис и ее китайской коллеги.

– Я не впервые слышу все эти трескучие правительственные фразы о «наступлении на коррупцию по всем фронтам». Их шумиха не имеет ни малейшего отношения ни к справедливости, ни к нормам права. Все это – политические маневры и сколачивание политического капитала. В чем обвиняют беднягу Суня? В том, что все тащил в семью, обустраивал гнездо, торопился схватить больше, чем в состоянии унести? Подобные обвинения можно предъявить любому государственному чиновнику.

Билл про себя отметил, что Девлин даже не предлагает ему сесть.

– Согласен, Сунь не блещет умом, – с легким сожалением продолжал Девлин. – Иначе он позаботился бы о том, чтобы завести побольше влиятельных друзей в Пекине. Отстегивал бы им, делал бы подарки женам и детям. Беда председателя Суня в том, что он слишком вознесся. Посчитал себя слишком могущественным. Словом, нарушил неписаные правила. Его бы все равно сковырнули.

Только сейчас в глазах Девлина вспыхнула ярость человека, которого предали.

– Да, его бы все равно сковырнули. И вам не понадобилось бы предавать меня и впутывать в дело эту гонконгскую проныру.

Девлин смотрел на Билла со смешанным чувством злости и разочарования. У него над головой, словно искорка адского пламени, светился индикатор камеры наблюдения. Неужели Билл не знал, что в этом здании просматривается каждый шаг сотрудников? Служба безопасности следит за тобой везде, даже в туалете.

– Стало быть, Холден, вы считаете себя лучше нас. – Девлин произнес это не как вопрос, а как утверждение, презрительно и насмешливо скривив рот. – Как же, вы чище нас! Благороднее!

– Я никогда так не думал, – возразил Билл.

– А о низости своего поступка вы думали? – вдруг вспыхнул Девлин. – Или вы протрахали мозги с какой‑ то китайской сукой?

– Выбирайте выражения, мистер Девлин, – тихо, но весомо посоветовал ему Билл.

В глазах Девлина мелькнул страх, но всего лишь на мгновение. На короткий миг. Власть в этом месте принадлежала ему. Он ткнул пальцем в сторону Билла.

– За всю историю Китая еще никогда столько людей не выбиралось из бедности. Слышите? За всю историю! А дырка от задницы, вроде вас, пытается этому помешать. Так кто здесь идиот? Кто негодяй? Вы или я?

Билл не ответил.

– И что скажет ваша жена, узнав, что вы про… свое партнерство в фирме? – продолжал напирать Девлин. – Что скажет ваша дочь? Захлопает в ладоши, оттого что ее папочка из‑ за своей благородной принципиальности лишился работы?

– Не знаю, – пожал плечами Билл. – Думаю, Бекку это расстроит. Ну а Холли пока еще слишком мала, чтобы понимать подобные вещи. – Он вдруг улыбнулся, вспомнив слова дочери. – Ей хочется, чтобы я постоянно изображал из себя принца.

Девлин фыркнул.

– Что‑ что, а это у вас здорово получается. Строить из себя принца. Но вы ничем не отличаетесь от всех остальных, Билл. Вы ненавидите любую коррупцию, кроме собственной.

Дверь открылась. На пороге стояли двое китайских охранников. Один держал картонную коробку с личными вещами Билла, другой – его пиджак и дипломат.

– Уберите его с глаз долой, – велел им Девлин.

Биллу почти бросили портфель, столь же грубо передали пиджак и вручили коробку, набитую тем, что выгребли из его письменного стола.

Пора уходить.

Охранники не подталкивали его, но и не давали задерживаться. Да и зачем? С кем прощаться? Шейна нет. Нэнси тоже нет. Из всех, кто был, только Митч встал из‑ за стола и пожал ему руку. На лицах новых парней читалась плохо скрываемая радость. Пронесло их с таким начальничком. Гарри прикидывал, не позволят ли ему уже сегодня перебраться в кабинет Билла. Найджел сидел с расстегнутым воротником, даже не пытаясь спрятать свежий след от засоса.

«Вам незачем спешить на родину, – подумал о них Билл. – Зачем? Здесь каждый из вас – мистер Харизма. Здесь вы – Брэд Питт и Эррол Флинн в одном лице. Шанхай успел внушить вам мысль о вашей избранности».

Пока охранники вели его по коридору, спускались с ним в лифте и снова вели к выходу из небоскреба, Билл думал о молодом человеке, считавшем, что ему принадлежит весь мир. Надо только протянуть руку и взять. Он никогда не думал, что может больно упасть и разрушить свою семью. Как и те двое новеньких, он считал себя избранным.

Да, Билл Холден, ты считал себя избранным. Вплоть до самого недавнего времени.

В квартире пахло свежей краской и обойным клеем. Пахло переменами.

Билл поставил пустой дипломат у порога и вошел в комнату Холли. Бекка клеила новые обои. Дочь сидела на полу и листала книжку. Одна стена уже была готова, и оттуда на Холли глядели ее принцессы из диснеевских мультиков: Белоснежка, Русалочка, Золушка, Спящая красавица, Белль.

Холли улыбнулась отцу, радуясь его столь раннему возвращению.

– Спроси у папы, – предложила ей мать. – Папа должен знать.

– Пап, а как называют маленьких пингвинов? – спросила Холли.

Мысли Билла находились сейчас очень далеко от маленьких пингвинов.

– Послушай, папа, – настаивала дочь. – У маленьких лошадей есть свое название. У маленьких коров тоже. И у маленьких овец. Значит, у маленьких пингвинов тоже должно быть какое‑ то название, а я его не знаю.

– Я его не знаю, – поправила Бекка.

– Какая разница? Все равно не знаю! – с детской логикой ответила Холли.

Билл поднял дочь. Снова потяжелела. Ощутимо потяжелела. Стала более краснощекой и крепкой. Начинает постепенно заявлять миру о себе.

– Ангел мой, я сейчас не помню, как зовут маленьких пингвинов. Но я обязательно вспомню.

– И тогда мне скажешь?

– Непременно. – Билл опустил дочь на пол и повернулся к Бекке. – Давай поговорим.

– Вначале я хочу тебе кое‑ что показать.

В ее поведении появилась какая‑ то скованность, и он подумал, что, возможно, так будет всегда.

В гостиной стоял включенный ноутбук. Бекка подвела мужа к компьютеру и села перед дисплеем.

– Смотри.

Это был он‑ лайн каталог элитной шанхайской недвижимости. Роскошные дома. Дома для семьи партнера фирмы «Баттерфилд, Хант и Вест».

Бекка вращала колесико мыши. Картинки медленно проплывали перед Биллом и исчезали на границе экрана…

ВЕСТВУД‑ ГРИН. ЗАКАНЧИВАЕТСЯ СТРОИТЕЛЬСТВО ТАУНХАУСОВ С ИЗУМИТЕЛЬНЫМ ВИДОМ НА ОЗЕРО. ДОМ, КОТОРЫЙ ЗАТРОНЕТ ВАШЕ СЕРДЦЕ.

Скорее всего – экопоселение, которые с недавнего времени становились все популярнее.

Еще картинка.

КАЛИФОРНИЯ В ОКРЕСТНОСТЯХ ШАНХАЯ. УГОЛОК САНТА‑ ФЕ. ИЗЫСКАННО МЕБЛИРОВАННЫЕ ВИЛЛЫ В ИСПАНСКОМ СТИЛЕ. КАЖДАЯ ИМЕЕТ САД. ВСЕГО ПОЛЧАСА ЕЗДЫ ОТ АЭРОПОРТА ХУНЦЯО.

– Я больше не хочу жить в «Райском квартале», – сказала Бекка.

Это звучало как констатация факта. Как условие.

– Не желаю больше здесь жить, – повторила она. Бекка обернулась к нему. У нее появился новый взгляд, чем‑ то напоминавший тонкую корку на ране. Чуть задень, под ней – горечь, настороженность, обида. Если рана и затянется, то очень нескоро.

– Нового дома… не будет. Партнерства… тоже не будет. – Билл понурил голову, ощущая странную кислятину во рту. Вкус унижения. Вкус стыда. – Я потерял работу.

– И всего‑ то? – Бекка вновь повернулась к ноутбуку. – Я думала… другое.

Билл не сразу понял. Она подумала, что он от них уходит. Теперь Билл знал: он никогда от них не уйдет. Если Бекку не устраивает жизнь с ним, ей придется самой оставить его. Ее пальцы бегали по клавиатуре.

– Но ведь тебя собирались сделать партнером. Сказано было без раздражения, без недовольства. Как будто он обещал что‑ то купить по дороге и вдруг забыл.

– Прости меня, Бекки. Я очень виноват перед тобой. Я разочаровал тебя во всем, в чем только мог.

Бекка торопливо уничтожала файлы. Зацепив указателем мыши очередной «дом мечты», она тащила картинку в корзину, находившуюся в правом нижнем углу экрана.

– Это всего лишь работа, Билл. Ты найдешь другую.

Она не понимает! Неужели она не понимает, как много все это для него значило?

– Теперь мы вынуждены вернуться в Англию. В ту жизнь, от которой мы так хотели избавиться…

– А разве кроме этой фирмы нет других? Ты обязательно найдешь себе работу. Трудолюбивые, опытные юристы нужны везде.

– Но Холли… она привыкла к своим здешним друзьям.

– Ей уже пять лет, – сердито оборвала его Бекка. Наконец‑ то у нее появилась возможность рассердиться. Казалось, она даже рада этому. – Холли уже пять лет. Ничего страшного. Заведет себе новых друзей. Пусть привыкает: ей это придется делать всю жизнь. Мы когда‑ то привыкли. Привыкнет и она.

Вспышка гнева прошла. Бекка прижала ладонь к его сердцу.

– Самое главное – мы вместе. Наш дом – он не в Лондоне и не здесь. Наш дом – это мы. Куда бы мы ни отправились, мы несем его с собой. Наш дом – это ты, я и Холли. Мы втроем. Теперь я это понимаю. – Она коснулась его лица. – Билл, неужели ты этого еще не понял?

Билл заморгал, отгоняя жгучие, внезапно хлынувшие слезы.

– Я думаю, тебе придется снова в меня влюбиться, – проговорила Бекка. Она говорила спокойно, и глаза ее были сухими. – Мужчина и женщина. Муж и жена… Нам обоим придется снова влюбиться друг в друга. Иначе… иначе все теряет смысл.

Вечером, когда Холли давно уже спала и ей со стен улыбались принцессы, Билл постоял, слушая ее ровное дыхание, затем вернулся в большую спальню. Там он сел на кровать и смотрел, как Бекка раздевается. После сказанного у компьютера они почти не говорили ни о том, что случилось, ни о предстоящем возвращении в Лондон. Они оба подустали от разговоров. Слишком много слов. Бекка сняла с себя все и подошла к мужу. Билл по‑ прежнему сидел одетым и глядел на нее. Они и сейчас ничего не сказали друг другу. Слова нужны супругам, где постель – продолжение супружеской жизни. А они хотели быть влюбленными.

«…Моя жена», – только и успел подумать Билл, проваливаясь в сон.

Глава 30

И все‑ таки он увидел ее еще раз.

Случайно, в районе Бунда, напротив отеля «Мир». Билл возвращался домой, закрыв свой банковский счет. Одно из сотни больших и малых дел, которые нужно успеть сделать до отъезда. Завтра они покинут Шанхай… Вот тогда он и увидел Цзинь‑ Цзинь с ее новым мужчиной.

Было начало июля. Ослепительно сверкало солнце. Билл думал совсем о другом. Наверное, он прошел бы мимо, но что‑ то заставило его остановиться. Сходство? Именно сходство. Ее он узнал бы мгновенно. Разве Билл мог спутать ее с какой‑ нибудь другой женщиной? Он часто видел женщин, похожих на нее. Но только похожих.

Для Цзинь‑ Цзинь она выглядела слишком заурядно. Заурядная женщина не могла быть причиной сумасшедшего счастья и оглушительного несчастья и боли, задевшей столько сердец. Цзинь‑ Цзинь могла быть только особой, единственной в своем роде.

Билл стоял, глядя ей вслед. И тогда женщина оглянулась через плечо. Ее спутник тоже оглянулся и обнял ее за талию. Вполне понятный жест: «Не волнуйся, дорогая, я сумею тебя защитить от этого назойливого незнакомца».

Значит, это все‑ таки она.

Это была Цзинь‑ Цзинь, и они с Биллом прошли мимо друг друга, как совершенно незнакомые люди. Билл едва не рассмеялся вслух от столь явной нелепости. Эмоции остались в прошлом. Наверное, все осталось в прошлом, если он едва узнал ее.

Цзинь‑ Цзинь и ее спутник пошли дальше.

Билл повернулся и пошел за ними, совершенно не представляя, зачем идет и что ей скажет. Можно ничего не говорить. Его задела мужская рука на ее талии. Его задела сама мысль, что кто‑ то будет защищать Цзинь‑ Цзинь от него.

Билл прибавил шагу и почти догнал их. Теперь он знал: это она. Она так и не стала диктором на телевидении. И не станет. Прежде ему казалось, что однажды он включит телевизор и на государственном телеканале увидит ее, читающую выпуск новостей, глядя на невидимую для зрителей бегущую строку. Она будет похожа на ту фотографию на паспорт, сделанную за год до их встречи… Этому замыслу, как и многим другим их мечтам, не суждено было сбыться.

В ней что‑ то исчезло. Сияние молодости, какая‑ то магия или что‑ то еще. А может, никакой магии и не было, или если она и существовала, то исключительно в его восприятии? Но сейчас все волшебство испарилось, сияние погасло. Сейчас Билл видел в ней лишь привлекательную женщину тридцати с лишним лет. Как и любая женщина, она постепенно старела. Кажется, она была старше Билла года на три. Тогда это их совершенно не волновало. Они находились в особом времени. Вернее, в особом безвременье.

Но что удивительно, теперь, когда Биллу открылась заурядность Цзинь‑ Цзинь, когда он увидел в ней просто женщину, идущую своей жизненной тропой, женщину, изо всех сил старающуюся не утратить привлекательности для нового мужчины и себя самой… теперь, когда все это открылось Биллу Холдену, он понял, что до сих пор любит ее. Точнее, несет в себе остатки умершей любви и будет нести всегда.

Однако Цзинь‑ Цзинь не принадлежала Биллу Холдену, и Билл Холден не принадлежал Цзинь‑ Цзинь.

Счастливая пара остановилась возле газетного лотка. Мужчина выбирал газету. Европеец; возможно, даже моложе Билла. В нем не было ничего особенного; первый подвернувшийся ей парень. Наверное, она встретила его в баре, спортивном зале или любом ином месте, где обычно встречаются люди.

Билл заметил, что Цзинь‑ Цзинь, увидев его, не перестала улыбаться. Ее улыбка была напряженной, защитной, словно она пыталась себя убедить, что все случившееся очень забавно.

А может, это его домыслы? Может, это он выставляет себя на посмешище? Ведь улыбка могла быть и повязкой на душевной ране. Откуда ему знать?

Билл и Цзинь‑ Цзинь смотрели друг на друга. Они оба были в темных очках. Билла это даже радовало. Он не представлял, как бы они снова посмотрели друг друга в глаза. Мужчина, который был с ней… первый попавшийся, кого она встретила в баре или спортзале, опять обнял ее за плечо.

«Не волнуйся, дорогая, я сумею тебя защитить от этого назойливого незнакомца».

Да что ты понимаешь, парень?

Билл вдруг начал бормотать совершенную банальщину.

– Рад вас видеть, рад вас видеть, – бубнил он, пожимая им руки.

Он вел себя, словно капитан проигравшей команды. Билл пожал руку ее новому мужчине, потом Цзинь‑ Цзинь.

Он выбрал единственную роль, какая пришла ему в голову, – роль добродушного неудачника. Привет тебе, парень из бара, спортзала или еще откуда‑ то. Встречался ли он раньше с Цзинь‑ Цзинь? Нет, вряд ли. Цзинь‑ Цзинь назвала Биллу имя ее нового мужчины, которое он тут же забыл.

– Рад вас видеть, – повторял Билл. – Рад вас видеть.

Прекрасно! Замечательно! Все настолько замечательно, что он вот‑ вот задохнется. От радости.

Затем он повернулся и зашагал прочь от них. Его настиг голос Цзинь‑ Цзинь.

– Моя мама приехала! – крикнула она, словно это известие что‑ то значило для него.

– Большой привет ей от меня, – не останавливаясь, ответил Билл.

Сейчас он не паясничал. Возможно, и Цзинь‑ Цзинь упомянула о матери, чувствуя, что их отношения полностью закончились. Она отпускала его и хотела немного продлить эти последние секунды. Они оба знали: сегодня они виделись в последний раз. Больше они никогда не встретятся. Останутся лишь воспоминания и фотографии, которые она не решилась уничтожить.

Цзинь‑ Цзинь не была невинной и наивной девочкой. Ни в коем случае. Она родилась и выросла в куда более жестком и суровом мире, чем он. Билл видел лишь отблеск этого мира. Но в ее душе существовал уголок, куда она не пускала никого: ни отца, ни человека, поселившего ее в «Райском квартале», ни Билла. Это был ее неприкосновенный мир, и Билл завидовал ей и любил ее за это.

Он дошел до конца улицы, знаменитой улицы, олицетворяющей величие старого, колониального Шанхая. Ее здания смотрели через реку на другой Шанхай, город будущего. Билл подозвал такси. Ему нужно было ехать в обратную сторону, а значит, у него появлялся шанс увидеть Цзинь‑ Цзинь в самый последний раз.

Билл увидел их на террасе кафе. Мужчина сидел спиной к проезжей части и читал газету. Он словно забыл о существовании Цзинь‑ Цзинь. На ее лице не осталось даже тени улыбки.

Билл почувствовал, что они продолжают спорить о нем. Или только что спорили. Наверняка этот черт‑ те откуда взявшийся парень допытывался у нее, зачем она сказала о своей приехавшей маме. Может, она хотела, чтобы этот свихнутый тип ей позвонил?.. Билл представил их дурацкий, бесплодный спор. Зачем ссориться из‑ за него? С таким успехом можно переругаться из‑ за какого‑ нибудь придорожного пня.

Цзинь‑ Цзинь больше не улыбалась. Она выглядела совсем обыкновенной, даже заурядной женщиной. Она и ее новый парень были просто мужчина и женщина, сидящие на террасе кафе и пытающиеся придать какой‑ то смысл их совместному времяпрепровождению. Но с приданием смысла у них явно не ладилось. Билл мог торжествующе улыбаться; казалось, некая высшая сила преподнесла ему утешительный приз. Приз для упрямца, который все равно будет считать, что только он по‑ настоящему любил Цзинь‑ Цзинь.

Билл помахал ей. В ответ Цзинь‑ Цзинь тоже махнула рукой. Ее новый мужчина, поглощенный газетой, ничего не заметил.

Пройдет время, и Цзинь‑ Цзинь снова начнет улыбаться. Так и должно быть. Он будет даже рад, если она снова будет улыбаться. Пусть уже не ему и пусть уже не своей прежней широкой улыбкой.

Тигр обещал довезти их до аэропорта на своем новеньком «БМВ». Но его бизнес потерпел крах, и кредитная компания забрала «БМВ» в счет долгов. Однако Тигр сказал, что обещание свое все равно сдержит.

Семья Холденов стояла во дворе «Райского квартала», когда туда на старенькой красной «сантане» подъехал бывший водитель «Баттерфилд, Хант и Вест».

– А Тигр теперь водитель такси? – спросила Холли. В ее кулачке была зажата желтая пластмассовая лошадка.

Тигр смущенно рассмеялся, взглянул на Билла и Бекку, затем опустил глаза.

– А как же твои идеи насчет бизнеса? – спросил Билл.

– Таких, как я, оказалось много. Очень много. И китайской мебели – тоже очень много. – Он улыбнулся Холли. – Поэтому Тигр теперь водит такси.

– Все равно стоило попробовать, – ободряюще сказала Бекка.

Билл похлопал его по плечу.

– Ты обязательно придумаешь что‑ нибудь еще.

Тигр печально сощурился на красную «сантану».

– Нужно бы на другой машине. На лимузине, босс. Вроде того, на котором я вас сюда привозил.

Билл опустил на землю Холли и взялся за первый чемодан.

– Все равно мы очень благодарны тебе, что согласился нас подвезти.

– В Европе мало кто ездит на лимузинах, – сказала Бекка. – Невыгодно.

Она села рядом с Тигром. В ее сумочке зазвонил мобильник. После третьего звонка Бекка раскрыла сумочку и выключила его.

Билл устроился сзади. На его коленях сидела Холли. Она привыкла ложиться спать в это время и поэтому быстро уснула. Билл повернул голову, чтобы взглянуть на Бунд. Ему показалось, что с неба упала одинокая черная звезда. Когда машина ехала по мосту, Холли проснулась.

– Мы уже дома? – сонно спросила она.

Смеясь, Бекка обернулась назад. Через несколько лет их дочь уже не будет задавать такие вопросы.

Билл покрепче прижал Холли к себе. Из детского кулачка торчала голова желтой лошадки. «Сантана» вывернула на шоссе, и последние огни Шанхая остались позади.

– Ты просто зажмурь глазки, – тихо, почти шепотом сказал дочери Билл. – Я расскажу тебе одну большую тайну. Стоит тебе закрыть глаза, и ты сразу оказываешься дома. Хочешь попробовать?

[1] Пудун – сравнительно новый, динамично развивающийся район Шанхая, расположенный на восточном берегу реки Хуанпу. (Здесь и далее примеч. перев. ).

[2] Английское название набережной Вайтань. The Bund (англ. ), скорее всего, перекочевало в английский из хинди, где оно означает «берег», «отмель». Архитектурой Бунд напоминает европейские города первой трети двадцатого века, но изменения коснулись и этой части Старого города.

[3] Крупнейшая сеть французских розничных магазинов, созданная в 1957 г.

[4] Кукурузные шарики с шоколадом – сухие завтраки известной фирмы «Kellog's».

[5] В англоязычной литературе китайская валюта юань часто обозначается аббревиатурой RMB – от китайского слова renminbi (произносится «жэньминьби»).

[6] Деловой и торговый центр Лондона, возникший в восьмидесятые годы прошлого века на месте заброшенных Вест‑ Индских доков.

[7] Песня, написанная в честь битвы при Бэннокберне (1314), когда шотландская армия короля Роберта I Брюса разбила английскую армию короля Эдуарда II и вернула Шотландии независимость. Песня является неофициальным шотландским гимном.

[8] Речь идет об английской кинокомедии «Дневник Бриджит Джонс» (2001). Однако автор допускает некоторую путаницу. Хью Грант – это имя актера, играющего нагловатого Дэниела Кливера, а настоящего возлюбленного Бриджит играет Колин Ферт.

[9] Как известно, после ухода англичан Гонконг получил статус особой территории КНР. Законодательство Гонконга построено на основе английского общего права с учетом местных особенностей.

[10] На Востоке – нянька, кормилица (реже горничная).

[11] Ципао (в других районах Китая – чонсам) – цельнокройное женское платье, закрывающее почти все тело (дословно – «длинная рубаха»). Традиционная одежда китаянок.

[12] Героиня романа «Мир Сюзи Вонг», написанного в 1957 г. британским писателем Ричардом Мейсоном (1919–1997) и впоследствии экранизированного.

[13] «Женский институт» – сеть британских женских общественных организаций, созданных в 1915 г.

[14] Холмы Нгонго расположены в юго‑ западной части Кении, недалеко от Найроби.

[15] «Собирательный образ» индийских городов времен британского владычества. Название его связано с английским фильмом «Жара и пыль» (1983) – это город, где разворачиваются события фильма.

[16] Гора в Гонконге. Высота 552 м.

[17] В данном случае имеется в виду не международный аэропорт Хунцяо, а шанхайская улица с одноименным названием.

[18] Фильм 1999 г. режиссера Дэвида Финчера по одноименному роману Чака Паланика.

[19] Пинк (настоящее имя Алисия Мур) – американская поп‑ певица, Авриль Лавинь – канадская поп‑ певица и сочинительница песен.

[20] Песня Авриль Лавинь из ее альбома «Let Go» (2002).

[21] Традиционный кубинский напиток из рома, лимонного сока, сахара и содовой воды.

[22] Типично британская и ныне почти исчезнувшая профессия. Сейчас в подавляющем большинстве офисов предпочитают пользоваться чайными и кофейными автоматами, а также услугами крупных фирм, поставляющих питание прямо на рабочие места.

[23] Кожаные брюки, вид национальной одежды в Германии, Австрии и немецких областях Швейцарии.

[24] Американский вокально‑ инструментальный дуэт брата и сестры Ричарда и Карен Карпентер. Пик их популярности пришелся на 70–80‑ е гг. прошлого века. «We've Only Just Begun» – один из самых знаменитых их хитов, написанный в 1970 г. До сих пор считается неофициальным свадебным гимном.

[25] Американский певец в стиле соул и композитор.

[26] Крупнейший район Шанхая, где живет около девяноста процентов населения города.

[27] Телефон экстренной помощи в Англии и некоторых странах Британского содружества.

[28] Гостиничный комплекс в районе Бунда, памятник архитектуры 20–30‑ х гг. прошлого века. Считается лучшим отелем Китая. На крыше находится ресторан, где и выступает этот джаз.

[29] Яйца, запеченные в колбасном фарше.

[30] В оригинале игра слов: имя Guy и слово guy, означающее «парень», «малый», произносятся одинаково.

[31] Эдвард Хоппер (1882–1967) – американский художник, предшественник неореализма и поп‑ арта.

[32] Рой Лихтенштейн (1923–1997) – американский художник, представитель поп‑ арта; Джаспер Джонс (р. 1930) – современный американский художник; Энди Уорхол (1928–1987) – американский художник и кинематографист.

[33] Дэвид Хокни (р. 1937) – английский живописец, график и фотограф; Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник, лидер и идеолог абстрактного импрессионизма.

[34] Огромный дворцовый комплекс в центре Пекина, построенный в XV в.

[35] Своеобразная игра слов. His Lordship (англ. ) может означать как лорда, так и члена английского Высокого суда правосудия.

[36] Песня из альбома «Green River» (1969) американской рок‑ группы «Creedence Clearwater Revival».

[37] Вторая программа радио Би‑ би‑ си, передающая музыку и спортивные репортажи.

[38] Транквилизатор, успокаивающий и снимающий возбуждение.

[39] Город в устье реки Янцзы.

[40] Особо ценимый крупнолистовой зеленый чай, имеющий общее название «Колодец дракона».

[41] Рок‑ баллада американского певца и композитора Ричарда Маркса (р. 1963) из его альбома «Repeat Offender», вышедшего в 1989 г.

[42] Сезон получил такое название, поскольку в это время созревает японская слива умэ.

[43] Движение, возникшее в начале 90‑ х годов прошлого века как разновидность гимнастики цигун. Стремительный рост приверженцев Фалуньгуна и некоторые идеи, проповедуемые его создателем Ли Хунчжи, насторожили китайское руководство, которое объявило это движение сектантским. В 1999 г. Фалуньгун был официально запрещен, а его активисты стали подвергаться гонениям.

[44] Команда Национальной баскетбольной ассоциации США.

[45] Сад Юй‑ Юань (его возникновение датируется XVI в. ) занимает почти два гектара в центре Старого города.

[46] Маньчжуры – народ численностью около 11 млн. Живут, в основном, в северо‑ восточных областях Китая. Почти полностью ассимилировались с китайцами и практически утратили свой язык.

[47] «Люди деревни» («The Village People») – американская дискогруппа, возникшая в конце 70‑ х гг. прошлого века и выступающая до сих пор. Названием песни «Y. М. С. А. » стала аббревиатура Young Men's Christian Association (Молодежная христианская ассоциация). В песне, написанной в 1978 г., воспеваются привлекательные стороны этой религиозной организации.

[48] Песня, ставшая хитом благодаря Фрэнку Синатре. Изначально эта песня появилась во Франции и особого успеха не имела. Но в 1967 г. ее услышал американский певец и композитор Поль Анка, который написал английский текст и предложил Синатре исполнить новую версию песни.

[49] Хит из альбома «Now & Then», вышедшего в 1973 г.

[50] Записана Элвисом Пресли в 1962 г.

[51] Американская женская поп‑ группа, возникшая в 1990 г. С тех пор ее состав несколько раз менялся. «Independent Women» – песня, состоящая из двух частей. Появилась в 2000 г.

[52] «Старбакс» («Starbucks») – крупнейшая мировая сеть кафетериев и розничной торговли кофе.

[53] CCTV (China Central Television) – государственное телевидение КНР. Появилось в 1958 г. и называлось Пекинским Государственным телевидением. Вплоть до начала 80‑ х гг. прошлого века вещание в Пекине и других крупных городах велось только по одному каналу, всего несколько часов в день. Сейчас CCTV имеет 16 каналов (в том числе и на английском языке).

[54] Строки из предисловия к «Листьям травы» Уолта Уитмена. Многие называют этот сборник, вышедший в 1855 г., «новой Библией».

[55] Личи – небольшой овальный плод с пупырчатой шкуркой красного цвета.

[56] Экономическая и политическая кампания в Китае с 1958 по 1960 г., нацеленная на создание в стране индустриальной базы и резкий подъем экономики. В то время Китай представлял собой на 90 % аграрную страну, которой была остро необходима индустриализация. Историки считают «Большой скачок» тяжелой социальной катастрофой, в результате которой предположительно погибло от 20 до 40 миллионов человек.

[57] Первый съезд китайской компартии состоялся в конце июля 1921 г.

[58] Китайская капуста.

[59] Традиционное блюдо сычуаньской кухни, по виду напоминающее спагетти. Обычно подается с мясом, овощами и подливой.

[60] Песня, написанная в 1974 г. автором‑ исполнительницей Долли Партон. Вторую жизнь и шумную известность эта песня обрела в 1992 г., когда ее исполнила Уитни Хьюстон.

[61] Знаменитый джазовый «стандарт» бразильского композитора Антонио Карлоса Жобима, написанный в 1962 г. в ритме босанова.

[62] События, упомянутые Элис, на самом деле произошли двумя годами позже. В течение апреля и мая 1989 г. на пекинской площади Тяньаньмэнь шли нескончаемые митинги. Требования митингующих были самые разные. Некоторые призывали покончить с коррупцией государственных чиновников и сделать китайское общество более открытым. Рабочие государственных предприятий, наоборот, считали, что реформы Дэн Сяопина зашли слишком далеко и могут обернуться массовой безработицей. Поначалу власти призывали митингующих разойтись, но потом правительство ввело на площадь танки.

[63] В оригинале stick around, что также означает «болтаться без дела», «слоняться».

[64] Чарльз Берлиц (1914–2003) – американский лингвист, автор многочисленных пособий по английскому языку.

[65] Песня из бродвейского мюзикла «Right This Way», написанного в 1938 г. Композитор – Сэмми Фейн, автор слов – Ирвинг Кахэл.

[66] Песни Эминема, написанные в 2000 и 2002 гг.

[67] Мин – последняя этническая китайская династия. Время правления – 1368–1644 гг. Затем власть в Китае постепенно захватила маньчжурская династия Цин. Ее правление продолжалось до 1911 г., когда была провозглашена Китайская Республика.

[68] Это постановление было принято в 1979 г. и вызвало немало протестов как внутри Китая, так и за его пределами. Совсем недавно один высокопоставленный правительственный чиновник заявил, что принцип ограничения рождаемости будет сохранен, по меньшей мере, еще на десять лет.

[69] «Дикая банда» («The Wild Bunch») – режиссер Сэм Пекинпа (1969); «Шейн» («Shane») – режиссер Джордж Стивенс (1953); «Человек, который застрелил Либерти Вэланса» («The Man Who Shot Liberty Valance») – режиссер Джон Форд (1962); «Настоящее мужество» («True Grit») – режиссер Генри Хэтэвей (1969); «Ровно в полдень» («High Noon») – режиссер Фред Зиннеманн (1952).

[70] Гэри Купер (1901–1961) – популярный американский киноактер, снявшийся более чем в ста фильмах (преимущественно вестернах).

[71] Берти Бассетт – шоколадная фигурка, своеобразный талисман кондитерской фабрики «Bassett & Co. Ltd», ныне входящей в консорциум «Cadbury».

[72] «The Wonder Pets» – американский детский мультсериал о приключениях трех бесстрашных друзей: морской свинки Линни, черепашонка Така и утенка Минг‑ Минга, которые отправляются в разные уголки планеты, чтобы спасти попавших в беду животных.

[73] Так называются парки в разных городах Китая (их более 40) и некоторых зарубежных странах, созданные в честь известного китайского революционера и политического деятеля Сунь Ятсена (китайцы произносят его имя как Сунь Чжуньшань), считающегося «отцом современного Китая».

[74] Этот проект также называют «стройкой века». Строительство ГЭС предполагается завершить к 2009 г.

[75] Известная китайская поп‑ певица, актриса и модель.

[76] Площадь, где расположены основные здания городских властей Шанхая.

[77] Condemned (англ. ) – означает также «осужден», «приговорен».

[78] Китайская киноактриса (р. 1979).

[79] Ирландский киноактер (р. 1952), известный российским зрителям по фильму «Список Шиндлера» и сериалу «Звездные войны».

[80] Джек Даукинс, маленький воришка, персонаж романа Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста».

[81] Деловой центр в Шанхае, состоящий из двух небоскребов в 66 и 46 этажей.

[82] Маджонг (также мацзян или мадзян) – китайская азартная игра в фишки с использованием игральных костей, широко распространенная в Китае, Японии и других странах Восточной и Юго‑ Восточной Азии. Игра включает элементы домино и покера и требует от играющих опыта, наблюдательности и, в определенной степени, везения.

[83] Так в странах Восточной и Юго‑ Восточной Азии называют содержательницу заведения, сочетающего в себе функции бара и борделя.

[84] Cherry (англ. ) – вишня.

[85] «Сочная», «Сочненькая» (англ. ).

[86] Британская рок‑ группа, созданная в 1975 г. и выступающая поныне (хотя состав ее несколько раз менялся). Направление – паб‑ рок.

[87] Ирландская рок‑ группа, созданная в 1969 г. Пережила неоднократные смены участников, но выступает до сих пор. Направление – тяжелый рок.

[88] Американская песня, написанная в 1966 г.

[89] Песня, написанная в 1977 г., слова которой приписываются группе «Eddie and the Hot Rods».

[90] Песня из репертуара «Thin Lizzy». Написана в 1976 г.

[91] Английская аббревиатура Международной китайской торгово‑ инвестиционной компании, созданной в 1979 г. по прямому указанию Дэн Сяопина. Представительства компании есть во многих крупных городах Китая и за рубежом.

[92] Современный английский историк и писатель. Автор нескольких популярных исторических книг о Британской империи. Упомянутая книга вышла в 1994 г.

[93] YouTube – сервис в Интернете, предоставляющий услуги хостинга видеоматериалов.

[94] Песня из альбома Эминема «Curtain Call», вышедшего в 2005 г.

[95] Сэр Эдвард Уильям Элгар (1857–1934) – английский композитор‑ романтик.

[96] Эррол Флинн (1909–1959) – знаменитый голливудский киноактер, считавшийся секс‑ символом 30–40‑ х гг. прошлого века. Прославился, играя отважных героев и благородных разбойников.

[97] Район «красных фонарей» в Бангкоке, в основном обслуживающий иностранных туристов.

[98] Нормальный университет (или школа) – учебное заведение, где готовят преподавателей для начальных школ.

[99] Празднуется 1 октября. В этот день в 1949 г. была провозглашена Китайская Народная Республика.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 21 22 23 2425