5. <Без подписи> По театрам. «Дети солнца» на сцене Художественного театра «Московский листок», 1905, 31 октября

Воспоминание из гимназической жизни промелькнуло у меня, когда я смотрел «Дети солнца» г. Горького. Наш учитель словесности всегда твердил нам на уроках: «Писать ясно можно только тогда, когда сам ясно представляешь себе, о чем пишешь, а точно выражаться — значит, что твои слова вполне определенно и верно передают твои мысли».

Мне думается, что ни то ни другое совершенно не подходит к творчеству нашего «бурного гения» г. Горького: во-первых, он сам ясно себе не представляет, о чем он пишет, а во-вторых, выражение его мыслей словами не соответствует его мыслям.

Я слышал разговоры еще задолго до появления его пьесы на сцене о высоких и глубоких идеях, заложенных в это произведение. {466} Просмотрев эту пьесу, я видел только какие-то обрывки мыслей, не доконченных, не доношенных и не ясных самому автору. Он силится сказать что-то необыкновенно новое, а на самом деле это новое оказывается старою погудкой, а то, что зарождается в его собственном мозгу, он не потрудился додумать до конца, а прямо бросает публике, остающейся в недоумении, что именно он хотел выразить.

Форма его пьесы далеко не оригинальна. Г. Горький заимствовал ее целиком у Чехова. В этом отношении он его покорный ученик. Но нет ученика, который был бы выше своего учителя. Чехов даже по самой технике своих пьес куда выше г. Горького. Пьесы Чехова смотрятся без того утомления и томящей скуки, какую испытываешь на драмах г. Горького, несмотря на все нервощипательные эффекты, к которым он прибегает. Действующие лица драм Чехова, несмотря на их мелкость, все-таки живые люди; у г. Горького видишь только марионеток, которые танцуют так, как их дергает невидимая рука автора. Их рассуждения вытекают не из характера или из тех положений, в какие они поставлены, но они навязаны им целиком их автором; они только освещают с разных сторон тот вопрос, какой он им задает. Его обычный прием рассадить рядком действующих лиц, и они поочередно встают и произносят речи — совсем как на митингах; вспомните последнее действие «На дне», последнее действие «Дачников», второе действие «Детей солнца». Видя, что проза бессильна выразить его мысль, автор заставляет своих персонажей говорить стихи, доказывая этим, что мысли не выношены им в его мозгу и не согреты пламенем чувства, а являются только результатом его лирического настроения.

Автор задался мыслью нарисовать нам два мира: с одной стороны, «детей солнца» — людей, ищущих цели жизни в занятиях наукой и искусством. Своим трудом они стремятся к истине, свету и свободе, они считают себя «детьми солнца», заронившего в них это стремление к свету, эти огненные мысли в их голову, — образы, взятые у Ибсена и у Гауптмана. Вспомните хотя бы мастера Генриха из «Потонувшего колокола».

«Я солнечный подкидыш, тосковавший
Всю жизнь свою по родине далекой».

Такими «детьми солнца» являются Протасов, углубившийся в занятия химией, его жена и художник Вагин. С другой стороны — простой и бедный народ, погруженный в мрак невежества, озверелый от безвыходной жизни.

< …> [dcxlix] Такова пьеса… Много чужого, мало своего, драма намечена, но не разработана; остается ждать более даровитого представителя нашей литературы, который бы более художественным образом разработал материал, намеченный г. Горьким, и нарисовал перед нами образы живых людей, а не говорящих и умничающих марионеток, сделанных с претензиями на реализм. Общее впечатление от пьесы: скука и досадное неумение.

Разыграна пьеса очень старательно. Еще один лишний раз похвалим актеров за их примерное прилежание. Надо еще раз отметить прекрасные декорации. Что касается отдельных персонажей, то я упомяну о хорошем Протасове (г. Качалов). Напрасно только он не смягчил карикатурность этого образа, а местами даже ее подчеркнул. Г. Лужский хорошо усвоил малорусский акцент и местами дал несколько теплых и хороших ноток[dcl]. Типичны Назар Авдеич (г. Москвин) и его сын (г. Лось), — скажу в скобках, что эти лица являются совершенно лишними в драме, пристегнутыми ни к селу ни к городу. Г. Громов вместо слесаря Егора изобразил мелодраматического разбойника с вращением глаз и диким рычанием. Г. Леонидов — корректный Вагин, хотя по гриму он походил не на художника, {467} а на регента какого-нибудь архиерейского хора. Значительно слабее дамский персонал. Г‑ жа Андреева, может быть, очень похоже изобразила припадочную девицу, но ее голос и манеры со сцены казались очень неестественными[dcli]. Г‑ жа Книппер все усилия употребляла, чтобы быть похожей на купчиху, но это ей не удалось[dclii]. Г‑ жа Германова (Елена) не отличалась особенной талантливостью. Г‑ жа Литовцева (горничная Фима) возбуждала удивление своей наружностью: что в ней такого, что ею так увлекаются и за нею так ухаживают? Г‑ жа Муратова хорошо загримировалась и оделась няней Антоновной, но напрасно она прибегнула к такому дешевому способу «создать образ», говоря все время в нос.

⇐ Предыдущая 145 146 147 148 149150151 152 153 154 Следующая ⇒