|
|||
8. С. П. <С. В. Яблоновский> Художественный театр. «Власть тьмы» Л. Н. Толстого «Русское слово», М., 1902, 7 ноябряМне представляется, что Художественный театр переживает в настоящее время кризис. Безусловное и свободное от критики увлечение им проходит, и зрители, даже те, которые были безусловными поклонниками, смущены и растеряны. — Что такое случилось? — спрашивают они самих себя. Одни не находят на этот вопрос ответа, другие отвечают себе очень ясно. Попробуем разобраться и мы в вопросах: отчего Художественный театр породил такой {296} небывалый взрыв энтузиазма и отчего этот энтузиазм, по моему убеждению, начинает проходить? Я думаю, что это происходит вследствие того, что на сцене царит рутина. Сцена выработала себе известные приемы и правила и крепко их держится. < …> [cdxxxix] Художественный театр уже приучил нас к прелести своих постановок; он явился в этом отношении учителем всех театров, с Малым включительно. Теперь мы всматриваемся в исполнение, и нам оно кажется бледным. Пока репертуар Художественного театра состоял из Ибсена, Гауптмана, пьес с настроением, в специфическом смысле этого слова, то есть с настроением нудным, сумеречным, хмурым, отсутствие ярких талантов, темперамента маскировалось. И потому «Власть тьмы» явилась для театра пробным камнем. Вряд ли артисты сами удовлетворены своим успехом. Правда, как я уже писал, аплодисментов было много, но ведь это же Лев Толстой, ведь это «Власть тьмы»! Заставьте сыграть эту пьесу бездарных, шепелявых актеров, и те произведут впечатление. В пьесе, прежде всего, не было Матрены. Не было этой самой яркой, самой сильной и страшной представительницы власти тьмы, этой женщины, в душу которой страшно заглянуть: ведь это даже не темная, — это мертвая, гниющая душа. Сила ее — сила смерти, которую ничем не победишь, на которую ничем не воздействуешь. Матрена и Аким — два богатыря пьесы. Это страшно сильные личности. Первая сильна своим мраком, вторая — светом. Они не гнутся. В том омуте греха и преступления, в котором барахтаются задыхаясь Никита, Анисья и Акулина, — Матрена чувствует себя как рыба в воде. Со спокойствием истинно мертвой души является она подстрекательницей и исполнительницей самых нечеловеческих дел, и когда Никита чуть не сходит с ума от ужаса, когда Анисья мечется в припадке исступленной злобы, которая не щадит ни других, ни себя, — в это время рождается спокойный, ласковый голос Матрены, полный нежных слов: сынок, ягодка… Страшно это спокойствие, с крестом да с молитвою издевающееся над Богом и людьми. Не гнется и Аким. Душа его полна Богом; и когда все приходят в ужас и всем кажется, что происходит самое страшное, — Аким полон религиозного восторга и впивает в себя каждое слово сыновнего покаяния. Оба эти человека должны страшно импонировать зрителю. Матрены, как я уже сказал, не было вовсе. Местами вместо нее была самая обыкновенная баба, ничем не выделяющаяся из множества других баб, местами — актриса с чрезвычайно однообразной мимикой и дикцией. Со мною произошел, благодаря этому, следующий курьез: пришедшую к Анисье куму (третий акт) я принял за Матрену[cdxl], и, не помня отчетливо этого места пьесы, находился в заблуждении до тех пор, пока кума не заговорила о Матрене. Надеюсь, комментарии излишни. Акима г. Артем подменил Перчихиным. Кроме парика, разницы не было. Те же манеры, тот же тон, те же жесты, то же вставание каждый раз, когда начинает говорить. Не видели мы Акима и в финальной сцене: вместо восторга, с каким этот старик посылает, во имя спасения души, своего сына на муки, мы видели только скорбь. Слабее едва ли не всех был г. Станиславский — Митрич. Все было у него: и шишка на лбу, и гумозные крылья носа, и удивительные усы, и великолепные заплаты — «а все ни к чему… душа надобна». А души-то и не было. Все было мертво, деревянно, неинтересно. Потрясающая, полная бесконечного нервного напряжения сцена между Митричем и Анюткой не произвела почти никакого впечатления. Недурен был Никита[cdxli], и то не в сильных местах, где у него не хватало искренности {297} и темперамента; хороша была Анисья — г‑ жа Бутова; хорошо умирал Петр — г. Судьбинин, — но разве это спасает исполнение? Акулина была совсем плоха: вместо «девки-бобочек», о красоте которой говорит и Анисья, это была старая и некрасивая баба. Слабы Анютка и Марина[cdxlii]… Вот печальные итоги исполнения. Поставлена драма хорошо; множество правдивых деталей. В кое-чем и перемудрили, но на этом я останавливаться не буду: статья моя и без того разрослась; может быть, как-нибудь в другой раз. А теперь — к выводу. С. А. Андреевский, приветствуя артистов Художественного театра в Петербурге, сказал: «Говорят, что у вас нет талантов, — не верьте; у вас все есть». Может быть, после «Власти тьмы» известный адвокат и взял бы свои слова обратно — не знаю, но, во всяком случае, я должен сказать: — Не верьте, господа, г. Андреевскому: у вас действительно все есть, кроме крупных талантов: есть беззаветная любовь к делу, есть великолепный, хотя и не всегда удерживающийся в границах, режиссер, есть знания, есть время, есть деньги… Если бы несколько крупных талантов!.. «Як бы до циеи ковбасы, та крыля, — говорят малороссы, — луччои и птици не було б»[21]…
|
|||
|