Колин Уилсон 6 страница

– Ой‑ ей‑ ей, не пойдет. Ты сам разве не в курсе?

Карлсен хотел было сказать, что нет, но голос подвел, и он просто мотнул головой.

– Охладись, – сказала Миранда.

С этими словами она высвободила пение и нежно взяла его в руку. Словно прохлада хлынула из ее ладони в туго набрякшую плоть, и сексуальная энергия как будто сократилась, подчиняясь ее воле. Пальцем удалив с головки члена капельку скользкой влаги, она размазала ее Карлсену по животу и опять медленно сомкнула бедра вокруг его пениса. Снова завела Карлсену за шею руки и чуть надавила, веля приблизиться к ее зовущим губам.

И тут стала проясняться суть ее желания. В теле у Карлсена словно циркулировали разом два течения. Одно – чисто сексуальное, сопряженное с естественным желанием войти к женщине и чувствовать влажную ласку ее влагалища, смыкающегося словно жаркий рот. Другое, истекающее из нее, было прохладней и невесомее. Кожа от него трепетала, как от дождевых капель, падающих и струящихся по телу. Это напоминало музыку, точнее, удовольствие, получаемое от музыки. Походило еще на какой‑ нибудь бескрайний лесной массив, открывающийся с горной вершины, над которым проплываешь с какой‑ то поистине тоскующей радостью свободы. Довольно странно: сам воздух сейчас казался полным зеленоватых теней, словно были они в лесу, где сквозь полог листвы призрачно пробивается солнечный свет.

Понятно теперь, почему ложиться действительно ни к чему. Нелепость этого желания стала видна сразу же, едва в тело заструилось это второе течение. Естественным было стоять именно вертикально. От ощущения свободы сам становишься как будто выше ростом, вздымаясь словно небоскреб. До него вдруг дошло, что назначение секса – преодолевать собственную ограниченность. Суть здесь – в силе, обладании, способности преображать собственную жизнь.

Как просто и очевидно! И как нелепо осознать это только сейчас. Миранда вдруг задышала чаще, и приток ее энергии усилился. Интерес к происходящему несколько сглаживал желание, хотя силы вполне хватало на поддержание энергетического потока. Чувствовалось, что он, Карлсен, отошел для женщины на второй план, став попросту орудием ее наслаждения. Неожиданно хватка у нее усилилась, бедра судорожно сжались, а сама она всем телом притиснулась к нему. В обычном сексе такое обычно зовется вагинальным оргазмом. Но у этого сущность была совершенно иная. С приближением оргазма она начала неистово всасывать энергию из Карлсена, одновременно жарким соком вливая в него свою, причем не только через рот, но и через груди, живот, бедра. С ней смешивалась льющаяся навстречу энергия Карлсена, оказывая неизъяснимое, укрепляющее душу воздействие. При этом сущность Миранды, как и Хайди, различалась безошибочно, словно часть этой женщины вошла в него. Чувство до странности отрадное: частичная ломка барьера, обрекающего обычно людей на разрозненность, замкнутость в оболочке собственного «я». Вместе с тем, ясно ощущалось, что именно происходит с Мирандой; интуиция, передаваемая единственно фразой: «Она покинула свое тело». Ощущение в точности такое, будто часть ее отстранилась и наблюдала за телом со стороны, как бы управляя через пульт.

Издав протяжный вздох, Миранда затихла, уронив голову Карлсену на грудь. У него появилась, наконец, возможность кинуть взгляд на тех двоих; стоят смотрят, да с таким еще интересом. Причем настолько доброжелательным, что и возмутиться невозможно; ни дать ни, взять два естествоведа на пленэре. Девица, встретившись с Карлсеном взглядом, улыбнулась так, будто повстречала в коридоре знакомого. Тут зеваки, спохватившись, отвернулись и поспешно вышли, будто боясь проявить бестактность. Слышно лишь было, как парень произнес на выходе: «Сказать – не поверят: Миранде хватило». Миранда, подняв на Карлсена глаза, с томной мечтательностыо улыбнулась. Тут обнаружилось и еще одно различие между этим ощущением и обычным половым актом. Не было усталости, потребности расслабиться и восстановить силы. Южанка, даром что слизнула энергию, подаренную ему Хайди, полностью восстановила ее за счет собственной. И от этой обновленности, приобщения к существу этой женщины, Карлсена сейчас полонила искристая бодрость, напоминая чем‑ то детство, когда школьником еще Дик Карлсен отправлялся куда‑ нибудь с классом в поход. Сущность Миранды нисколько не походила на Хайди. Все равно что два разных аромата: от Миранды – тяжеловато‑ приторный, как какой‑ нибудь экзотический цветок из тропиков, от Хайди – трогательно‑ легкий, словно запах клевера или утесника. А еще прелесть в том, что Миранде очень даже по вкусу пришлась энергия, полученная Карлсеном от Хайди, в то время как сам он, помимо прочего, чувствовал сейчас в себе и явно мужскую энергию, усвоенную, видимо, Мирандой несколько часов назад. Совершенно неожиданно он поймал себя на том, что не прочь бы вкусить и от сущности Ханако Сузуки (даже зависть кольнула к Карло Пасколи). Миранда гибко вдевалась в платье. Некоторое время они были одни, затем в дверь вошла очередная пара. Карлсен, застегивая рубашку, поинтересовался:

– А если б какому‑ нибудь андрогену приспичило сейчас в туалет?

– Исключено. Они сюда не ходят.

Она повернулась спиной, доверяя Карлсену застегнуть ее «молнию», и взяла его за руку. Когда они выходили, вошедшая пара уже ненасытно целовалась, а девушка нетерпеливо расстегивала партнеру ширинку. Миранда скользнула по сластенам с поверхностным любопытством, и Карлсен в очередной раз уяснил: вампиризм свободен от стыда. Смотреть, как целуются – абсолютно то же самое, что следить за едой и питьем.

Уже на выходе навстречу попалась еще одна пара. Карлсен узнал пожилого Дон Кихота, с которым танцевала Миранда. На таком почтенном фоне подчеркнуто молодо смотрелась его спутница – почти еще школьницей.

– Кто это? – спросил Карлсен, когда дверь за ними закрылась.

– Мой муж.

– Мгм!

Когда входили обратно в ресторан, Карлсен полюбопытствовал:

– Штейнберг… Не еврей, случайно?

– Нет, он один из той первой группы с Уботго.

– Чего, простите?

– Со «Странника». Муж специально выбрал еврейскую фамилию: так легче было освоиться в Нью‑ Йорке.

– А вы?

– Я родилась в космосе.

– Мать живет где‑ то поблизости?

– Умерла.

– Ой, прошу прощения. А что… случилось?

– Мне говорили, она дематериализовалась. Она была первой из вампиров, кто ступил на Землю.

– Боже ты мой… (Чувство такое, будто нежданно‑ негаданно оказался замешан в кровосмесительстве).

К столику возвратились вместе. Официант подавал второе.

– Он был восхитителен, – улыбнулась Миранда Хайди. – Я с ним увидела зелень.

– Какая прелесть! – вполне искренне воскликнула Хайди.

– Увидимся как‑ нибудь, – кивнула напоследок Миранда и спокойно удалилась. Невозмутимость редкостная: будто за танец поблагодарила.

– Что еще за «зелень»? – не понял Карлсен.

– Это у нас так, фраза в обиходе, – с улыбкой ответила девушка.

– И все же какой‑ то смысл?

– Считается, что на верхнем пределе сексуального возбуждения все начинает казаться зеленым, – пояснил Карло Пасколи.

– А вы когда‑ нибудь ту зелень наблюдали?

– Да буквально через раз. (По улыбке видно, что шутит).

Уписывая цыпленка с грибами в соусе тарагона, Карлсен обратил внимание, что Хайди и Карло едят рыбу. Оглядел исподтишка соседние столики; мясного, похоже, на столах вообще нет.

– Забавно. А ведь я когда‑ то обожал бифштексы («когда‑ то» значит «позавчера»).

Хайди брезгливо сморщила нос.

– Мне всегда от одного вида его дурно.

– Да, – вставил Карло, – у вампиров вкусы отличаются. Меня воротит даже от мясного соуса на спагетти.

Удивляла сама обыденность его тона.

– Вам нравится быть вампиром?

– Безусловно. А вам нет, что ли?

Не вопрос даже, а так, недоуменьице: зачем вообще, такое спрашивать?

– Ну, как вам Миранда? – полюбопытствовала Хайди с полным ртом.

– Что‑ то неописуемое. Вы ж не забывайте, для меня, это все внове.

– Кончить получилось? – доверительно склонился Карло.

– Чуть было… Миранда остановила.

Оба взглянули с нескрываемым удивлением, и до Карлсена дошло, что суть вопроса не в этом. Карло имел в виду не «нормальный» оргазм. Карлсен рассмеялся, а вместе с ним и его новые знакомые. За столиком внезапно воцарилось непринужденнейшее веселье, чуть напоминающее эйфорию от алкоголя, с той лишь разницей, что теперь сознавалась суть вампиризма: отрешенность, способность видеть вещи на расстоянии.

Пропало и настороженное отношение к Пасколи. Парень, похоже, действительно соответствует своему виду: открытый, непринужденный и добродушный.

– Как же теперь Ханако? – спросил, тем не менее, Карлсен.

Карло досадливо тряхнул головой.

– Уж и не знаю. И как так получилось, что она увидела меня в «Мэйси»!

Неделя еще, и она была бы такой как мы.

– Ну уж, не неделя, дольше, – усомнилась Хайди.

– Ну, дольше, – уныло согласился Карло.

– Откуда вы знаете? – повернулся Карлсен к Хайди.

– Она же японка.

Карло разъяснил:

– Она дочь служителя дзен‑ буддистского храма, и в Америке только как два года. Она воспитывалась в том духе, чтобы служить, отдавать себя. А уговорить ее брать гораздо труднее. Ей хочется только давать.

– А вы это при встрече разве не почувствовали?

– Абсолютно! Она потому меня и привлекла, что в ней столько vitalita, – итальянское слово почему‑ то вписывалось лучше. – Разумеется, это потому, что она только что вышла замуж. Чего я тогда не понял, так это одной тому причины: она только что научилась наслаждаться сексом. Поэтому я начал с простого любовного акта: для меня ощущение среднее, но хотелось, чтобы понравилось ей. Я считал, что это лишь вопрос времени, и она скоро станет одной из нас. Но все оказалось гораздо труднее, чем я ожидал. Всякий раз, когда казалось, что вот‑ вот, и у нее будет permuta, она соскальзывала обратно в человеческий секс, и ее полностью забирало.

Хайди рассмеялась пузыристым смехом ребенка. Карло с немой надеждой посмотрел на Карлсена.

– Может, вы попытаетесь?

– Вы прямо как отец Хайди. Это нарушение профессиональной этики: я же ее доктор.

– Но вы бы могли ее вылечить, – несколько растерянно заметила Хайди.

– Может, и вправду, – задумчиво произнес Карлсен.

Ясно, что такая реакция в их глазах смотрелась нелепо, возможно, он бы и сам чувствовал то же самое, освоившись быть вампиром. Но на данный момент ощущалась какая‑ то инстинктивная неохота, игнорировать которую было бы неосмотрительно. Поэтому он, меняя тему, задал вопрос, безвылазно сидящий в голове вот уж полчаса:

– А вампиры что, совершенно не чувствуют ревности?

Оба враз покачали головами.

– Вам надо об этом расспросить моего отца, – сказала Хайди. – Он говорит, что человеческая ревность основана исключительно на биологии. Оттого, что настоящая цель секса – воспроизведение себе подобных, человек стремится удержать партнера исключительно для самого себя. Женщины потому, что нуждаются в муже и отце, мужчины – из принципа «кто кого», состязаясь с другими мужчинами. У вампиров же удовольствие основано на стремлении делиться друг с другом. Так что откуда здесь взяться ревности?

Мысли Карлсена перенеслись к разрыву его первого брака, к совершенно неизъяснимой муке, которую испытывал, позволив своей жене спать с другим мужчиной. Для нее было большим и неожиданным ударом, когда он потребовал развод. Сквозь слезы она кричала, что все было с его полного согласия: А он не мог объяснить, что на самом деле его истязает собственная ревность, чувство полной, рабской зависимости от порыва, кажущегося недостойным и унизительным. Разводясь, он стремился отторгнуть некую часть себя самого.

Карло между тем говорил:

– Вы спрашиваете, нравится ли мне быть вампиром? Так вот, что мне нравится больше всего. Мы, корсиканцы, ревнивы по природе. И теперь я оглядываюсь на это со стыдом. Мне кажется, что бывшие мои соотечественники больны. Мне же сравнительно повезло стать здоровым и нормальным.

Это прозвучало с неожиданной силой. Стало вдруг очевидным, что вампиры действительно здоровы и нормальны, в то время как люди недужны и с отклонениями. Что‑ то с человеком обстоит не так.

– Так неужели вам никогда не доводится влюбляться? – вопрос адресовался им обоим.

В глазах у Хайди мелькнуло замешательство.

– Бывает, что мне кто‑ нибудь просто очень нравится. Мне и вы нравитесь. Но не могу же я полностью на вас претендовать. С какой стати? Вы вправе доставлять удовольствие и другим женщинам, как я – мужчинам. Было бы глупо с моей стороны упираться, чтобы другие люди не ели устриц потому лишь, что их люблю я.

Карло со всей серьезностью молодого воскликнул:

– Человеческие сексуальные отношения ненормальны. Вы никогда не изучали пауков? Самка у них поедает самца, тем не менее, они все равно состязаются за то, чтобы ее иметь. Человеческая любовь в моих глазах во многом то же самое. У вампира все… по‑ другому совсем. – Очевидно, он не сумел подобрать нужных слов.

Карлсен заговорил было, но Пасколи его перебил:

– Человеческая ревность основана на скудости. У нас скудости нет, – он щедрым взмахом округло обвел ресторан.

Словно в ответ на его жест, к их столику подошла пара – те самые, из андрогенского туалета.

– Вы не представите мне своего друга? – обратилась к Хайди девица.

– Это доктор Карлсен.

– Доктор, и никак иначе?

– Ричард, – назвался Карлсен.

– Мы сейчас только разговаривали о вас с Мирандой Штейнберг, – спокойным голосом сообщила подошедшая. – Она считает, кто‑ то пытается оказывать на вас влияние.

– Влияние?

– Malocchio, – ввернул по‑ корсикански Карло, будто это вносило смысл.

Девица, назвавшаяся Одеттой, спросила на этот раз у Хайди:

– Вам так не показалось?

– Н‑ нет, – с сомнением произнесла та.

– Вы извините? – Одетта, наклонившись к Карлсену, прильнула к нему губами.

При соприкосновении змеисто мелькнул раздвоенный жгутик энергии, разом в него и в нее. Контакт был очень кратковременным, со стороны так просто двое знакомых лобызнулись при встрече.

– Да, Миранда права, – озадаченно повела взглядом Одетта. – Кто‑ то в вашу сторону насылает что‑ то недоброе.

Карлсен недоуменно пожал плечами.

– У меня ни о ком и мыслей нет.

– Может, кто нибудь из прежних подруг? – предположил спутник Одетты.

– Нет, здесь мужчина, – убежденно ответила та.

– Нет, ну правда никто на ум не идет! – искренне воскликнул Карлсен.

– Ну ладно… Интересно.

Одетта приятельски погладила Хайди по щеке, махнула рукой Карло.

– Нам пора. Увидимся как‑ нибудь, – улыбнулась она на прощание Карлсену.

– Неплохо бы.

Карлсен, глядя им вслед, вновь ощутил прилив восторженности. Она дала понять, что хотела бы обменяться с ним энергией, а его ответ прозвучал как согласие. Это поняли все присутствующие, и никто не покосился, в первую очередь Хайди. У людей подобное было бы воспринято как элементарная распущенность. У вампиров же это был образ жизни, как религиозная община, где все состоят меж собой в брачной связи. Утрачивалось, единственно, удушающее бремя личностного ego, упрятанного в скорлупу собственного одиночества. Ощущение свободы ошеломляло.

– Мне пора ехать, – сказал Карло. – В три – урок.

– Мы тоже поедем, – засобиралась Хайди.

Карлсен попытался было взять чек, но Хайди бурно запротестовала.

– Отец оплатит. Миллионер все же, – добавила она с улыбкой.

– Это ж не означает, что он должен платить за мой обед.

– Ничего, не убудет. Доход‑ то делается на нашем общем знании. Так что и деньги пусть будут общие.

На Карлсена вновь нахлынула неуемная радость. С самого колледжа не помнится, чтобы было с людьми так уютно.

Подъезжая на такси к Манхаттан Билдинг, они завидели группу школьников, втягивающуюся в главный вход здания. Договаривались высадить здесь Пасколи и ехать дальше к терминалу на Пятой авеню, так что Карлсен недоуменно посмотрел, когда Хайди сказала водителю:

– Так, здесь выходим.

Следом за школьниками они вошли в главный вестибюль.

– Ну все, мне пора. Увидимся, – сказал Карло и, махнув на прощание рукой, заторопился к лифту.

Дети стояли посреди вестибюля, тесно обступив учителя. Судя по элегантной серой форме, группа из дорогой частной школы. Хайди вкрадчивым движением взяла Карлсена за руку (понятно: надумала смешаться с посетителями) и сделала вид, что рассматривает архитектуру вестибюля.

Учитель неторопливо рассказывал:

– Это здание, когда его построили в 2025 году, считалось самым дорогим зданием в мире. Оно обошлось в четыре миллиарда долларов… (со стороны детей – дружный вздох восхищенного изумления). На этажах размещается девятьсот магазинов, восемь театров, сорок банков, двести ресторанов, есть даже своя больница. Человеку, если жить в таком здании, можно вообще всю жизнь не выходить на улицу…

Карлсен, протянув руку, взял со стенда бесплатный путеводитель. Хайди, по‑ прежнему удерживая партнера за руку, повлеклась к людскому сборищу, будто заинтересованная рассказом экскурсовода. Когда встали за спинами у группы, стало ясно почему. От детей источалось поистине пьянящее жизненное поле – все равно, что стоять в оранжерее, среди изысканных цветочных запахов.

Миранда напоминала орхидею, Хайди – клевер или утесник. Из стоящих же здесь детей конкретным запахом не выделялся никто. «Ароматы» были пока еще неоформившиеся, обманчивые и, может, именно поэтому, казались более пикантными. В аромате непостижимо угадывалась эдакая бесконечная перспектива, чудесное предвкушение. Карлсена на миг затмила глухая тоска, чувство, что жизнь потрачена впустую, и к горлу на миг (вот те раз! ) подкатил тугой комок.

К уху приникла губами Хайди, прошептала что‑ то бессвязное. Скорее всего, делала вид, что делится замечаниями насчет архитектуры, на самом же деле чувствовалось: пытается отвлечь, чтобы он взял себя в руки. Вскоре группа двинулась к лифтам. Здесь из‑ за количества пришлось разделиться надвое – одна половина с учителем, другую повела светловолосая девушка в очках‑ ромбиках. Хайди пристроилась за второй группой. Карлсен, входя в элеватор, понял, почему. Одна из девочек, по виду азиатка, просто лучилась необыкновенно изысканным жизненным полем (такого он еще и не встречал: энергия словно пузырится и вспенивается, как вода в журчащем роднике). В переполненном лифте девочка, на радость, оказалась бок о бок. Чувствовалась ее возбужденность: в Нью‑ Йорк она приехала лишь недавно, и все ей виделось в некоем волшебном свете, В сравнении с тем местом, откуда она родом (откуда именно, точно уловить не получилось), этот город казался ей какой‑ то сказкой.

Угадывалось и то, что сегодня – окончание полугодия, и после этой экскурсии в Манхаттан Билдинг ребятишек ждет какой‑ то праздничный сюрприз. Вот почему вся группа источала такую пленительную ауру жизненности, осязаемую настолько, что казалось, будто она бисеринками влаги скапливается на стенах лифта.

Жизненное поле девочки‑ азиатки наполняло поистине мучительным желанием. Он многое отдал бы за то, чтобы обнять ее, притиснуть к себе, обменяться энергией, как с Хайди или с Мирандой. То, что у людей считается чуть ли не педофилией, среди вампиров совершенно обыденная вещь. Жизненное поле девочки казалось облекающим тело цветастым кульком, где внутри резво пляшут эдакие искорки. Удовольствием было бы просто впустить их в свое жизненное русло. Будь они полностью раздеты, ощущение контакта и тогда б не было сильнее.

Спустя секунду‑ другую на Карлсена волной нахлынуло разочарование: девочка отодвинулась. С первой остановкой несколько человек вышло, и в лифте стало посвободнее. Девочка теперь стояла футах в трех, так что их жизненные поля уже не сливались с прежней интимностью. Желание возрастало, Карлсен усилием сдерживал себя на месте. Учительница в очках стояла почти вплотную и непременно обратила бы внимание. Карлсен сделал вид, что рассматривает на стенке инструкцию, а сам жизненным полем пытался дотянуться до объекта своего вожделения.

И тут, надо же, девочка придвинулась сама. Ее, очевидно, тоже заинтересовала инструкция. Легонько приникнув к Карлсену плечом, она застенчиво улыбнулась. Он ответил рассеянной улыбкой. Девочка отодвинулась. На этот раз он мысленно велел ей вернуться. Ее опять резко заинтересовала инструкция, и их поля частично слились. В этот миг все сомнения исчезли: ей хотелось близости ничуть не меньше, чем ему. Волшебно приятным был слабенький нажим еще не оформившегося тела, и Карлсен встречно попытался передать частицу своей собственной, мужской сущности. Тут лифт затормозил.

– Все, мои хорошие, музей! – объявила учительница.

Однако девочка, вместо того, чтобы отстраниться, прижалась еще сильнее (сделала вид, хитрунья, что пропускает вперед себя остальных). Упор по‑ мальчишечьи узкого бедра оказался непереносим, Карлсен втянул немного от ее жизненного поля. Сладость была такая, что он на секунду, можно сказать, потерял ориентир, а очнувшись, обнаружил, что они с Хайди остались в лифте вдвоем.

– Так что, теперь ты понимаешь Карло? – намекнула она с улыбкой.

Карлсен сокрушенно кивнул; переспрашивать не было смысла.

– Кстати, вышло не совсем прилично, – добавила она.

– Это почему?

– Было заметно со стороны.

Перехватив ее мелькнувший взгляд, он слегка наклонил голову – брюки на сокровенном месте пошло топорщились. Карлсен почувствовал, что краснеет.

– Я не чувствовал ничего сексуального.

– Это необязательно. Просто ты неопытный… – Она вкрадчиво придвинулась.

– Можно? – прильнув к Карлсену губами, Хайди сквозь брюки тронула его стержень. – М‑ м, приятно. – Она пригубила сладкого эликсира, оставшегося после школьницы.

– Мне надо присесть, – выдохнул Карлсен.

Двери раздвинулись, они вышли на крышу, под слепящее солнце. Карлсен, дойдя до ближайшего кресла, грузно в него опустился. Впервые за весь день его одолела усталость. Опершись затылком о стену, он запрокинутым лицом блаженно впитывал свет. Причем в световых волнах, и в тех роилась энергетика жизни. Хайди с улыбкой коснулась его руки.

– Что смешного? – спросил он, поглядев сквозь приспущенные веки.

– Да ты. Я забыла уже, что значит возиться с новичком. Ни дать ни взять, Карло по первой поре.

– И что?

– Школьник, дорвавшийся.

Карлсен криво усмехнулся, прикинув соответствие образа.

– Ты считаешь, она поняла, что происходит? – спросил он.

– Умом нет. Но ты заставил ее понять.

– Как это?

– Ты ее загипнотизировал.

– Ее, загипнотизировал? – тускло улыбнулся Карлсен, но, не договорив еще, понял, что Хайди права.

Ему самому нередко доводилось гипнотизировать пациентов, а потому лучше других известно, что дело здесь в чистой внушаемости. Если гипнотизировать вполсилы, не нагнетая максимум внимания, пациент до состояния транса зачастую не доходит. Гипноз зависит от своего рода телепатии, вроде той, посредством которой он заставил приблизиться школьницу.

– У тебя сильно развита воля, – определила Хайди. – Такая же, пожалуй, сильная, как у моего отца.

– Но ведь девчонке ничего от этого не сделалось.

– Как знать, – Хайди чуть поджала губы. – Она без ума была от Нью‑ Йорка, и что их повезут прямо на съемку ее любимого телешоу (вот это ясновидение так ясновидение, не то, что у некоторых). И тут попадаешься ты, забираешь у нее сколько‑ то энергии, даешь взамен свою. Теперь на уме у нее постоянно будет мужчина, такой как ты. То есть ее, как и эту самую японку, простой человеческий удел не устроит уже никогда. – Она невнятно улыбнулась. – Ты, может, жизнь ей искалечил. – Сказала как бы в шутку, но в тоне сквозила серьезность.

– Так что теперь делать? – тяжело выговорил Карлсен.

– Энергию надо было брать, не давая взамен свою. Тогда бы все было нормально.

– Я не о том. Как быть с японкой?

– Оставь это Карло.

– Она моя пациентка, не его. – Хайди помалкивала. – И что, никак нельзя заставить ее забыть?

– Забудет, если сама того захочет, – Хайди вскинула голову все с той же непроницаемой улыбкой. – Твоя проблема – заставить, чтобы она захотела. (Подсмеивается, не иначе).

– А по другому что, уже никак?

– Никак. Вспомни легенды о вампиризме: жертва сама в свою очередь становится вампиром. – Карлсен попытался перебить, но не удалось. – Не потому, что вампиры какие‑ то злодеи кромешные. Просто у того, кто только что был жертвой, происходит вдруг проблеск: ему открывается новый горизонт возможностей. И когда это до него доходит, обратно в человечью обыденщину его не упихнуть уже ни за что.

– Ну а если, допустим, ему не хочется отбирать энергию у других людей?

Хайди посмотрела на него с тихой жалостью.

– Ну и не надо. Энергии вокруг – море. Человек, когда его переполняет счастье, а то и наоборот, несчастье, энергию свою уже не контролирует, и она перетекает через край. Ее можно собирать совершенно незаметно. Да, что это я – вот смотри и убедись.

Отойдя от Карлсена, она непринужденной походкой направилась к углу крыши, выходящему на Ист‑ Ривер, где облокотись о парапет, спиной ко всем стояла молодая пара. Карлсен на расстоянии тронулся следом. Пара – атлетически сложенный парень и стройняшка с антрацитово‑ черными волосами – стояли между собой вплотную, его пятерня чутко дремала у нее на бедре. Сперва не ясно было, что влечет в ту сторону Хайди, но, приближаясь, он начал улавливать. Взаимное влечение этих двоих напоминало сильное магнитное поле. Чувствовалось подспудно и то, что они еще не любовники, хотя, судя по самой силе влечения, – это лишь вопрос времени, не сказать часов. Непринужденность ладони на сладкой округлости была обманчива. На ней, именно на ней сосредотачивалась медленно тлеющая мужская жажда, сознавая под пальцами двойной барьер из ситцевого платья и белья, под которым – желанное тепло плоти. Девушка в свою очередь сознавала его возбуждение и смутно отзывалась чуть более потаенным сексуальным подъемом.

Странно как‑ то: Хайди встала от них в нескольких футах, руки положив на парапет. Для улавливания жизненных полей явно далеко. Рассчитывает, что влюбленные придвинутся ближе? Вряд ли: вон они, так увлечены, что с места и не сдвинешь.

По полу что‑ то передвигалось – ползком, сторожко, эдакой мелкой животинкой. Карлсен моргнул, приняв это за игру света. Но сосредоточившись как слегдует, удивленно разглядел: к ногам Хайди по пористой поверхности гладко катился цветастый пузырь размером с теннисный мяч. Вот он коснулся ее стопы, мимолетно озарив лямки сандалии, и словно втянулся сквозь кожу. А за ним уже подтягивался другой, такой же полупрозрачный. Оба напоминали чем‑ то мыльные пузыри, клубящиеся всеми цветами радуги. Под стать и движение – медленное, словно липнущее.

Карлсен от увиденного на секунду оторопел, но быстро опомнился: вниманию место сейчас не здесь. Зачаровывала рука молодого человека. Впечатление такое, будто цветистая жидкость, скопляясь, скатывается с кончиков пальцев по белому полотну. На нижней кромке подола жидкость какое‑ то время собиралась, как дождевая вода под оконной рамой, и наконец, увесистыми, округлыми каплями срывалась на землю. Там эти капли срастались, пока не образовывали своего рода пузырь, причем ясно, что в отличие от мыльного, у этого сердцевина была вовсе не полой. Этот пузырь Хайди влекла к себе, пока он не докатывался до ног, здесь она слизывала его с ловкостыо кошки, лакающей молоко.

Карлсен открыл путеводитель и сделал вид, что читает, а сам со странным, тоскующим вожделением наблюдал поверх страниц за тем, как жизненное поле вокруг этой пары сгущается в призрачную взвесь, из которой постепенно прорастают капли. Причем исходили они не от загорелой, в бронзоватых волосках руки парня. Теперь было заметно и то, как все та же цветистая энергия просачивается сквозь платье девушки, примерно в области копчика. На этой стадии она смотрелась мерцающей синеватой дымкой, ведущей себя на редкость соразмерно. Встречаясь с ладонью, она как бы капельками оседала на пальцах, обретая некую маслянистость и радужную переливчатость. Не понять происходящего было трудно. Эротическое возбуждение обоих достигло той степени, за которой обычно следует секс, поскольку это было невозможно, ум у обоих оставался цепким и сосредоточенным, в то время как энергия соединялась и сбегала, словно вода по водостоку. Из капель некоторые так и оставались в водосточном желобе возле их ног, эти самые капли и подкатывались, скопившись, к сандалиям Хайди.

Хайди, поискав, нашла глазами Карлсена. Лицо у прелестницы было определенно чарующим: губы увлажнились, на щеках выступил румянец.

Встретившись с Карлсеном взглядом, она чуть заметно повела головой, приглашая приобщиться. Карлсен, все так же уткнувшись в путеводитель, якобы рассеянно подошел к парапету и встал между Хайди и влюбленными. Прелестница‑ вампирша явно предлагала поделиться роскошным угощением. У девицы из‑ под подола как раз вышел на редкость крупный пузырь, размером чуть ли не с мандаринчик, такой, что на земле под собственным весом даже слегка сплющился. Но вот проблема: как его к себе подкатить? От сосредоточенного усилия он лишь зыбко колыхнулся, как шар, туго наполненный водой. Карлсен попробовал освоенный недавно трюк: разом напрягся и расслабился, но вышло как‑ то невпопад. Рядом чуть слышно фыркнула от смеха Хайди. Пузырь послушно повлекся к ней (вот что значит годами отшлифованная практика). Она подтягивала его той же силой воли, какой он привлек к себе школьницу в лифте, но здесь требовалась тонкая, можно сказать рыбацкая, сноровка. Пузырь подкатился к его туфлям, вполз на носок, добрался до взъема ступни. Тут Хайди перестала нагнетать внимание и пузырь, мелко дрогнув, изготовился скатиться. Она проворно его застопорила, так что он так и держался на взъеме. Сексуальная энергия хотя и затеплилась, изнывая впитать этот пульсирующий сгусток жизни, Карлсен по‑ прежнему не мог уяснить, каким образом установить контакт. Собственные потуги подтянуть пузырь вверх по ноге были грубы и неуклюжи. Желание войти в женщину тускнело сейчас перед жаждой растворить этот живой шарик о гениталии. И тут (вот досада! ) от неуклюжего рывка пузырь лопнул, энергия впиталась через носок и брючину, обдав, словно теплой водой. Сладостные флюиды устремились кверху по ноге, но проникли максимум до колена. Хайди, не в силах уже сдержаться, сдавленно хихикнула. Молодые люди, заслышав, насторожились – и конец волшебству. Загорелая рука чутко поднялась на уровень талии и поток энергии моментально иссяк. Карлсен раздраженно вздохнул. Хайди тем временем тихонько, ощупью поместила ладошку на его стержень. Впитанная сладость хлынула из ее пальцев подобно нектару, он едва не застонал от нестерпимого удовольствия. И тут, не успев опомниться, изошел в оргазме. На этот раз Хайди не выдержала, рассмеялась вслух, и молодая пара обернулась. Карлсен, ругнувшись вполголоса, поспешно ретировался в угол поукромнее, где взялся запихивать себе в трусы бумажную салфетку. Хайди тронула его за руку.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒