|
|||
Акт третий
«Пустырь» – засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауер. Он закрывает небо. Около него – кусты бузины. Направо – темная, бревенчатая стена какой‑ то надворной постройки: сарая или конюшни. А налево – серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых. Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на средину пустыря. Между ею и красной стеной – узкий проход. В серой стене два окна: одно – в уровень с землей, другое – аршина на два выше и ближе к брандмауеру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены – куча старых досок, брусьев. Вечер, заходит солнце, освещая брандмауер красноватым светом. Ранняя весна, недавно стаял снег. Черные сучья бузины еще без почек. На бревне сидят рядом Наташа и Настя. На дровнях – Лука и Барон. Клещ лежит на куче дерева у правой стены. В окне у земли – рожа Бубнова. Н а с т я (закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает). Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились… а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя. Он тоже дрожит весь и – белый как мел, а в руках у него леворверт… Н а т а ш а (грызет семечки). Ишь! Видно, правду говорят, что студенты – отчаянные… Н а с т я. И говорит он мне страшным голосом: «Драгоценная моя любовь…» Б у б н о в. Хо‑ хо! Драгоценная? Б а р о н. Погоди! Не любо – не слушай, а врать не мешай… Дальше! Н а с т я. «Ненаглядная, говорит, моя любовь! Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него – агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! – решился я бесповоротно… жить без тебя – никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…» Б у б н о в (удивленный). Чего‑ о? Как? Краул? Б а р о н (хохочет). Настька! Да ведь… ведь прошлый раз – Гастон был! Н а с т я (вскакивая). Молчите… несчастные! Ах… бродячие собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня – была она… настоящая! (Барону. ) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек… говоришь – лежа кофей пил… Л у к а. А вы – погоди‑ ите! Вы – не мешайте! Уважьте человеку… не в слове – дело, а – почему слово говорится? – вот в чем дело! Рассказывай, девушка, ничего! Б у б н о в. Раскрашивай, ворона, перья… валяй! Б а р о н. Ну – дальше! Н а т а ш а. Не слушай их… что они? Они – из зависти это… про себя им сказать нечего… Н а с т я (снова садится). Не хочу больше! Не буду говорить… Коли они не верят… коли смеются… (Вдруг, прерывая речь, молчит несколько секунд и, вновь закрыв глаза, продолжает горячо и громко, помахивая рукой в такт речи и точно вслушиваясь в отдаленную музыку. ) И вот – отвечаю я ему: «Радость жизни моей! Месяц ты мой ясный! И мне без тебя тоже вовсе невозможно жить на свете… потому как люблю я тебя безумно и буду любить, пока сердце бьется во груди моей! Но, говорю, не лишай себя молодой твоей жизни… как нужна она дорогим твоим родителям, для которых ты – вся их радость… Брось меня! Пусть лучше я пропаду… от тоски по тебе, жизнь моя… я – одна… я – таковская! Пускай уж я… погибаю, – все равно! Я – никуда не гожусь… и нет мне ничего… нет ничего…» (Закрывает лицо руками и беззвучно плачет. ) Н а т а ш а (отвертываясь в сторону, негромко). Не плачь… не надо! Лука, улыбаясь, гладит голову Насти. Б у б н о в (хохочет). Ах… чертова кукла! а? Б а р о н (тоже смеется). Дедка! Ты думаешь – это правда? Это все из книжки «Роковая любовь»… Все это – ерунда! Брось ее!.. Н а т а ш а. А тебе что? Ты! Молчи уж… коли бог убил… Н а с т я (яростно). Пропащая душа! Пустой человек! Где у тебя – душа? Л у к а (берет Настю за руку). Уйдем, милая! ничего… не сердись! Я – знаю… Я – верю! Твоя правда, а не ихняя… Коли ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит – была она! Была! А на него – не сердись, на сожителя‑ то… Он… может, и впрямь из зависти смеется… у него, может, вовсе не было настоящего‑ то… ничего не было! Пойдем‑ ка!.. Н а с т я (крепко прижимая руки ко груди). Дедушка! Ей‑ богу… было это! Все было!.. Студент он… француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил… так любил! Л у к а. Я – знаю! Ничего! Я верю! В лаковых сапогах, говоришь? А‑ яй‑ ай! Ну – и ты его тоже – любила? Уходят за угол. Б а р о н. Ну и глупа же эта девица… добрая, но… глупа – нестерпимо! Б у б н о в. И чего это… человек врать так любит? Всегда – как перед следователем стоит… право! Н а т а ш а. Видно, вранье‑ то… приятнее правды… Я – тоже… Б а р о н. Что – тоже? Дальше?! Н а т а ш а. Выдумываю… Выдумываю и – жду… Б а р о н. Чего? Н а т а ш а (смущенно улыбаясь). Так… Вот, думаю, завтра… приедет кто‑ то… кто‑ нибудь… особенный… Или – случится что‑ нибудь… тоже – небывалое… Подолгу жду… всегда – жду… А так… на самом деле – чего можно ждать? Пауза. Б а р о н (с усмешкой). Нечего ждать… Я – ничего не жду! Все уже… было! Прошло… кончено!.. Дальше! Н а т а ш а. А то… воображу себе, что завтра я… скоропостижно помру… И станет от этого – жутко… Летом хорошо воображать про смерть… грозы бывают летом… всегда может грозой убить… Б а р о н. Нехорошо тебе жить… эта сестра твоя… дьявольский характер! Н а т а ш а. А кому – хорошо жить? Всем плохо… я вижу… К л е щ (до этой поры неподвижный и безучастный – вдруг вскакивает). Всем? Врешь! Не всем! Кабы – всем… пускай! Тогда – не обидно… да! Б у б н о в. Что тебя – черт боднул? Ишь ты… взвыл как! Клещ снова ложится на свое место и ворчит. Б а р о н. А… надо мне к Настёнке мириться идти… не помиришься – на выпивку не даст… Б у б н о в. Мм… Любят врать люди… Ну, Настька… дело понятное! Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит… А… другие – зачем? Вот – Лука, примерно… много он врет… и без всякой пользы для себя… Старик уж… Зачем бы ему? Б а р о н (усмехаясь, отходит). У всех людей – души серенькие… все подрумяниться желают… Л у к а (выходит из‑ за угла). Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей… пускай плачет‑ забавляется… Она ведь для своего удовольствия слезы льет… чем тебе это вредно? Б а р о н. Глупо, старик! Надоела она… Сегодня – Рауль, завтра – Гастон… а всегда одно и то же! Впрочем – я иду мириться с ней… (Уходит. ) Л у к а. Поди‑ ка, вот… приласкай! Человека приласкать – никогда не вредно… Н а т а ш а. Добрый ты, дедушка… Отчего ты – такой добрый? Л у к а. Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да! За красной стеной тихо звучит гармоника и песня. Надо, девушка, кому‑ нибудь и добрым быть… жалеть людей надо! Христос‑ от всех жалел и нам так велел… Я те скажу – вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском‑ городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место – глухое… а зима была, и – один я, на даче‑ то… Славно‑ хорошо! Только раз – слышу – лезут! Н а т а ш а. Воры? Л у к а. Они. Лезут, значит, да!.. Взял я ружьишко, вышел… Гляжу – двое… открывают окно – и так занялись делом, что меня и не видят. Я им кричу: ах вы!.. пошли прочь!.. А они, значит, на меня с топором… Я их упреждаю – отстаньте, мол! А то сейчас – стрелю!.. Да ружьишко‑ то то на одного, то на другого и навожу. Они – на коленки пали: дескать, – пусти! Ну, а я уж того… осердился… за топор‑ то, знаешь! Говорю – я вас, лешие, прогонял, не шли… а теперь, говорю, ломай ветки один который‑ нибудь! Наломали они. Теперь, приказываю, один – ложись, а другой – пори его! Так они, по моему приказу, и выпороли дружка дружку. А как выпоролись они… и говорят мне – дедушка, говорят, дай хлебца Христа ради! Идем, говорят, не жрамши. Вот те и воры, милая (смеется) … вот те и с топором! Да… Хорошие мужики оба… Я говорю им: вы бы, лешие, прямо бы хлеба просили. А они – надоело, говорят… просишь‑ просишь, а никто не дает… обидно!.. Так они у меня всю зиму и жили. Один, – Степаном звать, – возьмет, бывало, ружьишко и закатится в лес. А другой – Яков был, все хворал, кашлял все… Втроем, значит, мы дачу‑ то и стерегли. Пришла весна – прощай, говорят, дедушка! И ушли… В Россию побрели… Н а т а ш а. Они – беглые? Каторжане? Л у к а. Действительно – так, – беглые… с поселенья ушли… Хорошие мужики!.. Не пожалей я их – они бы, может, убили меня… али еще что… А потом – суд, да тюрьма, да Сибирь… что толку? Тюрьма – добру не научит, и Сибирь не научит… а человек – научит… да! Человек – может добру научить… очень просто! Пауза. Б у б н о в. Мм‑ да!.. А я вот… не умею врать! Зачем? По‑ моему – вали всю правду, как она есть! Чего стесняться? К л е щ (вдруг снова вскакивает, как обожженный, и кричит). Какая – правда? Где – правда? (Треплет руками лохмотья на себе. ) Вот – правда! Работы нет… силы нет! Вот – правда! Пристанища… пристанища нету! Издыхать надо… вот она, правда! Дьявол! На… на что мне она – правда? Дай вздохнуть… вздохнуть дай! Чем я виноват?.. За что мне – правду? Жить – дьявол – жить нельзя… вот она – правда!.. Б у б н о в. Вот так… забрало!.. Л у к а. Господи Исусе… слышь‑ ка, милый! Ты… К л е щ (дрожит от возбуждения). Говорите тут – пра‑ авда! Ты, старик, утешаешь всех… Я тебе скажу… ненавижу я всех! И эту правду… будь она, окаянная, проклята! Понял? Пойми! Будь она – проклята! (Бежит за угол, оглядываясь. ) Л у к а. Ай‑ яй‑ ай! Как встревожился человек… И куда побежал? Н а т а ш а. Все равно как рехнулся… Б у б н о в. Здорово пущено! Как в театре разыграл… Бывает это, частенько… Не привык еще к жизни‑ то… П е п е л ( медленно выходит из‑ за угла). Мир честной компании! Что, Лука, старец лукавый, всё истории рассказываешь? Л у к а. Видел бы ты… как тут человек кричал! П е п е л. Это Клещ, что ли? Чего он? Бежит как ошпаренный… Л у к а. Побежишь, если этак… к сердцу подступит… П е п е л (садится). Не люблю его… больно он зол да горд. (Передразнивая Клеща. ) «Я – рабочий человек». И – все его ниже будто… Работай, коли нравится… чем же гордиться тут? Ежели людей по работе ценить… тогда лошадь лучше всякого человека… возит и – молчит! Наташа! Твои – дома? Н а т а ш а. На кладбище ушли… потом – ко всенощной хотели… П е п е л. То‑ то, я гляжу, свободна ты… редкость! Л у к а (задумчиво, Бубнову). Вот… ты говоришь – правда… Она, правда‑ то, – не всегда по недугу человеку… не всегда правдой душу вылечишь… Был, примерно, такой случай: знал я одного человека, который в праведную землю верил… Б у б н о в. Во что‑ о? Л у к а. В праведную землю. Должна, говорил, быть на свете праведная земля… в той, дескать, земле – особые люди населяют… хорошие люди! друг дружку они уважают, друг дружке – завсяко‑ просто – помогают… и все у них славно‑ хорошо! И вот человек все собирался идти… праведную эту землю искать. Был он – бедный, жил – плохо… и, когда приходилось ему так уж трудно, что хоть ложись да помирай, – духа он не терял, а все, бывало, усмехался только да высказывал: «Ничего! потерплю! Еще несколько – пожду… а потом – брошу всю эту жизнь и – уйду в праведную землю…» Одна у него радость была – земля эта… П е п е л. Ну? Пошел? Б у б н о в. Куда? Хо‑ хо! Л у к а. И вот в это место – в Сибири дело‑ то было – прислали ссыльного, ученого… с книгами, с планами он, ученый‑ то, и со всякими штуками… Человек и говорит ученому: «Покажи ты мне, сделай милость, где лежит праведная земля и как туда дорога? » Сейчас это ученый книги раскрыл, планы разложил… глядел‑ глядел – нет нигде праведной земли! Всё верно, все земли показаны, а праведной – нет!.. П е п е л (негромко). Ну? Нету? Бубнов хохочет. Н а т а ш а. Погоди ты… ну, дедушка? Л у к а. Человек – не верит… Должна, говорит, быть… ищи лучше! А то, говорит, книги и планы твои – ни к чему, если праведной земли нет… Ученый – в обиду. Мои, говорит, планы самые верные, а праведной земли вовсе нигде нет. Ну, тут и человек рассердился – как так? Жил‑ жил, терпел‑ терпел и все верил – есть! а по планам выходит – нету! Грабеж!.. И говорит он ученому: «Ах ты… сволочь эдакой! Подлец ты, а не ученый…» Да в ухо ему – раз! Да еще!.. (Помолчав. ) А после того пошел домой – и удавился!.. Все молчат. Лука, улыбаясь, смотрит на Пепла и Наташу. П е п е л (негромко). Ч‑ черт те возьми… история – невеселая… Н а т а ш а. Не стерпел обмана… Б у б н о в (угрюмо). Всё – сказки… П е п е л. Н‑ да… вот те и праведная земля… не оказалось, значит… Н а т а ш а. Жалко… человека‑ то… Б у б н о в. Всё – выдумки… тоже! Хо‑ хо! Праведная земля! Туда же! Хо‑ хо‑ хо! (Исчезает из окна. ) Л у к а (кивая головой на окно Бубнова). Смеется! Эхе‑ хе… Пауза. Ну, ребята!.. живите богато! Уйду скоро от вас… П е п е л. Куда теперь? Л у к а. В хохлы… Слыхал я – открыли там новую веру… поглядеть надо… да!.. Всё ищут люди, всё хотят – как лучше… Дай им, господи, терпенья! П е п е л. Как думаешь… найдут? Л у к а. Люди‑ то? Они – найдут! Кто ищет – найдет… Кто крепко хочет – найдет! Н а т а ш а. Кабы нашли что‑ нибудь… придумали бы получше что… Л у к а. Они – придумают! Помогать только надо им, девонька… уважать надо… Н а т а ш а. Как я помогу? Я сама… без помощи… П е п е л (решительно). Опять я… снова я буду говорить с тобой… Наташа… Вот – при нем… он – все знает… Иди… со мной! Н а т а ш а. Куда? По тюрьмам? П е п е л. Я сказал – брошу воровство! Ей‑ богу – брошу! Коли сказал – сделаю! Я – грамотный… буду работать… Вот он говорит – в Сибирь‑ то по своей воле надо идти… Едем туда, ну? … Ты думаешь – моя жизнь не претит мне? Эх, Наташа! Я знаю… вижу!.. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут… только это мне не помогает! Это… не то! Я – не каюсь… в совесть я не верю… Но – я одно чувствую: надо жить… иначе! Лучше надо жить! Надо так жить… чтобы самому себя можно мне было уважать… Л у к а. Верно, милый! Дай тебе господи… помоги тебе Христос! Верно: человек должен уважать себя… П е п е л. Я – сызмалетства – вор… все, всегда говорили мне: вор Васька, воров сын Васька! Ага? Так? Ну – нате! Вот – я вор!.. Ты пойми: я, может быть, со зла вор‑ то… оттого я вор, что другим именем никто никогда не догадался назвать меня… Назови ты… Наташа, ну? Н а т а ш а (грустно). Не верю я как‑ то… никаким словам… И беспокойно мне сегодня… сердце щемит… будто жду я чего‑ то. Напрасно ты, Василий, разговор этот сегодня завел… П е п е л. Когда же? Я не первый раз говорю… Н а т а ш а. И что же я с тобой пойду? Ведь… любить тебя… не очень я люблю… Иной раз – нравишься ты мне… а когда – глядеть на тебя тошно… Видно – не люблю я тебя… когда любят – плохого в любимом не видят… а я – вижу… П е п е л. Полюбишь – не бойся! Я тебя приучу к себе… ты только согласись! Больше года я смотрел на тебя… вижу, ты девица строгая… хорошая… надежный человек… очень полюбил тебя!.. Василиса, нарядная, является в окне и, стоя у косяка, слушает. Н а т а ш а. Так. Меня – полюбил, а сестру мою… П е п е л (смущенно). Ну, что она? Мало ли… эдаких‑ то… Л у к а. Ты… ничего, девушка! Хлеба нету, – лебеду едят… если хлебушка‑ то нету… П е п е л (угрюмо). Ты… пожалей меня! Несладко живу… волчья жизнь – мало радует… Как в трясине тону… за что ни схватишься… все – гнилое… все – не держит… Сестра твоя… я думал, она… не то… Ежели бы она… не жадная до денег была – я бы ее ради… на все пошел!.. Лишь бы она – вся моя была… Ну, ей другого надо… ей – денег надо… и воли надо… а воля ей – чтобы развратничать. Она – помочь мне не может… А ты – как молодая елочка – и колешься, а сдержишь… Л у к а. И я скажу – иди за него, девонька, иди! Он – парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе – поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты – хороший человек… не забывай! » Ты подумай, милая, куда тебе идти окроме‑ то? Сестра у тебя – зверь злой… про мужа про ее – и сказать нечего: хуже всяких слов старик… и вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень – крепкий… Н а т а ш а. Идти некуда… я знаю… думала… Только вот… не верю я никому… А идти мне – некуда… П е п е л. Одна дорога… ну, на эту дорогу я не допущу… Лучше убью… Н а т а ш а (улыбаясь). Вот… еще не жена я тебе, а уж хочешь убить. П е п е л (обнимает ее). Брось, Наташа! Все равно!.. Н а т а ш а (прижимаясь к нему). Ну… одно я тебе скажу, Василий… вот как перед богом говорю! – как только ты меня первый раз ударишь… или иначе обидишь… я – себя не пожалею… или сама удавлюсь, или… П е п е л. Пускай у меня рука отсохнет, коли я тебя трону!.. Л у к а. Ничего, не сумневайся, милая! Ты ему нужнее, чем он – тебе… В а с и л и с а (из окна). Вот и сосватались! Совет да любовь! Н а т а ш а. Пришли!.. ох, господи! Видели… эх, Василий! П е п е л. Чего ты испугалась? Теперь никто не смеет тронуть тебя! В а с и л и с а. Не бойся, Наталья! Он тебя бить не станет… Он ни бить, ни любить не может… я знаю! Л у к а (негромко). Ах, баба… гадюка ядовитая… В а с и л и с а. Он больше на словах удал… К о с т ы л е в (выходит). Наташка! Ты что тут делаешь, дармоедка? Сплетни плетешь? На родных жалуешься? А самовар не готов? На стол не собрано? Н а т а ш а (уходя). Да ведь вы в церковь идти хотели… К о с т ы л е в. Не твое дело, чего мы хотели! Ты должна свое дело делать… что тебе приказано! П е п е л. Цыц, ты! Она тебе больше не слуга… Наталья, не ходи… не делай ничего!.. Н а т а ш а. Ты – не командуй… рано еще! (Уходит. ) П е п е л (Костылеву). Будет вам! Поиздевались над человеком… достаточно! Теперь она – моя! К о с т ы л е в. Тво‑ оя? Когда купил? Сколько дал? Василиса хохочет. Л у к а. Вася! Ты – уйди… П е п е л. Глядите вы… веселые! Не заплакать бы вам! В а с и л и с а. Ой, страшно! Ой, боюсь! Л у к а. Василий – уйди! Видишь – подстрекает она тебя… подзадоривает – понимаешь? П е п е л. Да… ага! Врет… врешь! Не быть тому, чего тебе хочется! В а с и л и с а. И того не будет, чего я не захочу, Вася! П е п е л (грозит ей кулаком). Поглядим!.. (Уходит. ) В а с и л и с а (исчезая из окна). Устрою я тебе свадебку! К о с т ы л е в (подходит к Луке). Что, старичок? Л у к а. Ничего, старичок!.. К о с т ы л е в. Так… Уходишь, говорят? Л у к а. Пора… К о с т ы л е в. Куда? Л у к а. Куда глаза поведут… К о с т ы л е в. Бродяжить, значит… Неудобство, видно, имеешь на одном‑ то месте жить? Л у к а. Под лежач камень – сказано – и вода не течет… К о с т ы л е в. То – камень. А человек должен на одном месте жить… Нельзя, чтобы люди вроде тараканов жили… Куда кто хочет – туда и ползет… Человек должен определять себя к месту… а не путаться зря на земле… Л у к а. А если которому – везде место? К о с т ы л е в. Стало быть, он – бродяга… бесполезный человек… Нужно, чтоб от человека польза была… чтобы он работал… Л у к а. Ишь ты! К о с т ы л е в. Да. А как же? … Что такое… странник? Странный человек… непохожий на других… Ежели он – настояще странен… что‑ нибудь знает… что‑ нибудь узнал эдакое… не нужное никому… может, он и правду узнал там… ну, не всякая правда нужна… да! Он – про себя ее храни… и – молчи! Ежели он настояще‑ то… странен… он – молчит! А то – так говорит, что никому не понятно… И он – ничего не желает, ни во что не мешается, людей зря не мутит… Как люди живут – не его дело… Он должен преследовать праведную жизнь… должен жить в лесах… в трущобах… невидимо! И никому не мешать, никого не осуждать… а за всех – молиться… за все мирские грехи… за мои, за твои… за все! Он для того и суеты мирской бежит… чтобы молиться. Вот как… Пауза. А ты… какой ты странник? … Пачпорта не имеешь… Хороший человек должен иметь пачпорт… Все хорошие люди пачпорта имеют… да!.. Л у к а. Есть – люди, а есть – иные – и человеки… К о с т ы л е в. Ты… не мудри! Загадок не загадывай… Я тебя не глупее… Что такое – люди и человеки? Л у к а. Где тут загадка? Я говорю – есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля… что ни посеешь на ней – родит… Так‑ то вот… К о с т ы л е в. Ну? Это к чему же? Л у к а. Вот ты, примерно… Ежели тебе сам господь бог скажет: «Михаиле! Будь человеком!.. » Все равно – никакого толку не будет… как ты есть – так и останешься… К о с т ы л е в. А… а – ты знаешь? – у жены моей дядя – полицейский? И если я… В а с и л и с а (входит). Михаила Иваныч, иди чай пить. К о с т ы л е в (Луке). Ты… вот что: пошел‑ ка вон! долой с квартиры!.. В а с и л и с а. Да, убирайся‑ ка, старик!.. Больно у тебя язычок длинен… Да и кто знает? … может, ты беглый какой… К о с т ы л е в. Сегодня же чтобы духа твоего не было! А то я… смотри! Л у к а. Дядю позовешь? Позови дядю… Беглого, мол, изловил… Награду дядя получить может… копейки три… Б у б н о в (в окне). Чем тут торгуют? За что – три копейки? Л у к а. Меня вот грозятся продать… В а с и л и с а (мужу). Идем… Б у б н о в. За три копейки? Ну, гляди, старик… Они и за копейку продадут… К о с т ы л е в (Бубнову). Ты… вытаращился, ровно домовой из‑ под печки! (Идет с женой. ) В а с и л и с а. Сколько на свете темных людей… и жуликов разных!.. Л у к а. Приятного вам аппетиту!.. В а с и л и с а (оборачиваясь). Попридержи язык… гриб поганый! (Уходит с мужем за угол. ) Л у к а. Сегодня в ночь – уйду… Б у б н о в. Это – лучше. Вовремя уйти всегда лучше… Л у к а. Верно говоришь… Б у б н о в. Я – знаю! Я, может, от каторги спасся тем, что вовремя ушел. Л у к а. Ну? Б у б н о в. Правда. Было так: жена у меня с мастером связалась… Мастер, положим, хороший… очень он ловко собак в енотов перекрашивал… кошек тоже – в кенгурий мех… выхухоль… и всяко. Ловкач. Так вот – связалась с ним жена… И так они крепко друг за друга взялись, что – того и гляди – либо отравят меня, либо еще как со света сживут. Я было – жену бить… а мастер – меня… Очень злобно дрался! Раз – половину бороды выдрал у меня и ребро сломал. Ну и я тоже обозлился… однажды жену по башке железным аршином тяпнул… и вообще – большая война началась! Однако вижу – ничего эдак не выйдет… одолевают они меня! И задумал я тут – укокошить жену… крепко задумал! Но вовремя спохватился – ушел… Л у к а. Эдак‑ то лучше! Пускай их там из собак енотов делают!.. Б у б н о в. Только… мастерская‑ то на жену была… и остался я – как видишь! Хоть, по правде говоря, пропил бы я мастерскую… Запой у меня, видишь ли… Л у к а. Запой? А‑ а! Б у б н о в. Злющий запой! Как начну я заливать – весь пропьюсь, одна кожа остается… И еще – ленив я. Страсть как работать не люблю!.. Сатин и Актер входят, споря. С а т и н. Чепуха! Никуда ты не пойдешь… все это чертовщина! Старик! Чего ты надул в уши этому огарку? А к т е р. Врешь! Дед! Скажи ему, что он – врет! Я – иду! Я сегодня – работал, мел улицу… а водки – не пил! Каково? Вот они – два пятиалтынных, а я – трезв! С а т и н. Нелепо, и всё тут! Дай, я пропью… а то – проиграю… А к т е р. Пошел прочь! Это – на дорогу! Л у к а (Сатину). А ты – почто его с толку сбиваешь? С а т и н. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, – что сбудется в жизни со мною? » Продулся, брат, я – вдребезги! Еще не все пропало, дед, – есть на свете шулера поумнее меня! Л у к а. Веселый ты, Костянтин… приятный! Б у б н о в. Актер! Поди‑ ка сюда! Актер идет к окну и садится пред ним на корточки. Вполголоса разговаривают. С а т и н. Я, брат, молодой – занятен был! Вспомнить хорошо!.. Рубаха‑ парень… плясал великолепно, играл на сцене, любил смешить людей… славно! Л у к а. Как же это ты свихнулся со стези своей, а? С а т и н. Какой ты любопытный, старикашка! Все бы тебе знать… а – зачем? Л у к а. Понять хочется дела‑ то человеческие… а на тебя гляжу – не понимаю! Эдакий ты бравый… Костянтин… неглупый… и вдруг… С а т и н. Тюрьма, дед! Я четыре года семь месяцев в тюрьме отсидел… а после тюрьмы – нет ходу! Л у к а. Ого‑ го! За что сидел‑ то? С а т и н. За подлеца… убил подлеца в запальчивости и раздражении… В тюрьме я и в карты играть научился… Л у к а. А убил – из‑ за бабы? С а т и н. Из‑ за родной сестры… Однако – ты отвяжись! Я не люблю, когда меня расспрашивают… И… все это было давно… Сестра – умерла… уже девять лет… прошло… Славная, брат, была человечинка сестра у меня!.. Л у к а. Легко ты жизнь переносишь! А вот давеча тут… слесарь – так взвыл… а‑ а‑ яй! С а т и н. Клещ? Л у к а. Он. «Работы, кричит, нету… ничего нету! » С а т и н. Привыкнет… Чем бы мне заняться? Л у к а (тихо). Гляди! Идет… Клещ идет – медленно, низко опустив голову. С а т и н. Эй, вдовец! Чего нюхалку повесил? Что хочешь выдумать? К л е щ. Думаю… чего делать буду? Инструмента – нет… всё – похороны съели! С а т и н. Я тебе дам совет: ничего не делай! Просто – обременяй землю!.. К л е щ. Ладно… говори… Я – стыд имею пред людьми… С а т и н. Брось! Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется… Подумай – ты не станешь работать, я – не стану… еще сотни… тысячи, все! – понимаешь? все бросают работать! Никто ничего не хочет делать – что тогда будет? К л е щ. С голоду подохнут все… Л у к а (Сатину). Тебе бы с такими речами к бегунам идти… Есть такие люди, бегуны называются… С а т и н. Я знаю… они – не дураки, дедка! Из окна Костылевых доносится крик Наташи: «За что? Постой… за что‑ о? » Л у к а (беспокойно). Наташа? Она кричит? а? Ах ты… В квартире Костылевых – шум, возня, звон разбитой посуды и визгливый крик Костылева: «А‑ а… еретица… шкуреха…» В а с и л и с а. Стой… погоди… Я ее… вот… вот… Н а т а ш а. Бьют! Убивают… С а т и н (кричит в окно). Эй, вы там! Л у к а (суетясь). Василья бы… позвать бы Васю‑ то… ах, господи! Братцы… ребята… А к т е р (убегая). Вот я… сейчас его… Б у б н о в. Ну и часто они ее бить стали… С а т и н. Идем, старик… свидетелями будем! Л у к а (идет вслед за Сатиным). Какой я свидетель! Куда уж… Василья‑ то бы скорее… Э‑ эхма!.. Н а т а ш а. Сестра… сестрица… Ва‑ а‑ а… Б у б н о в. Рот заткнули… пойду взгляну… Шум в квартире Костылевых стихает, удаляясь, должно быть, в сени из комнаты. Слышен крик старика: «Стой! » Громко хлопает дверь, и этот звук, как топором, обрубает весь шум. На сцене – тихо. Вечерний сумрак. К л е щ (безучастно сидит на дровнях, крепко потирает руки. Потом начинает что‑ то бормотать, сначала – невнятно, далее: ) Как же? … Надо жить… (Громко. ) Пристанище надо… ну? Нет пристанища… ничего нет! Один человек… один, весь тут… Помощи нет… (Медленно, согнувшись, уходит. ) Несколько секунд зловещей тишины. Потом – где‑ то в проходе рождается смутный шум, хаос звуков. Он растет, приближается. Слышны отдельные голоса. В а с и л и с а. Я ей – сестра! Пусти… К о с т ы л е в. Какое ты имеешь право? В а с и л и с а. Каторжник… С а т и н. Ваську зови!.. скорее… Зоб – бей его! Полицейский свисток. Т а т а р и н (выбегает. Правая рука у него на перевязи). Какой‑ такой закон есть – днем убивать? К р и в о й З о б (за ним Медведев). Эх, и дал я ему разочек! М е д в е д е в. Ты – как можешь драться? Т а т а р и н. А ты? Твоя какая обязанность? М е д в е д е в (гонится за крючником). Стой! Отдай свисток… К о с т ы л е в (выбегает). Абрам! Хватай… бери его! Убил… Из‑ за угла выходят Квашня и Настя – они ведут под руки Наташу, растрепанную. Сатин пятится задом, отталкивая Василису, которая, размахивая руками, пытается ударить сестру. Около нее прыгает как бесноватый Алешка, свистит ей в уши, кричит, воет. Потом еще несколько оборванных фигур мужчин и женщин. С а т и н (Василисе). Куда? Сова, проклятая… В а с и л и с а. Прочь, каторжник! Жизни решусь, а – растерзаю… К в а ш н я (отводя Наташу). А ты, Карповна, полно… постыдись! Что зверствуешь? М е д в е д е в (хватает Сатина). Ага… попал! С а т и н. Зоб! Лупи их!.. Васька… Васька! Все сталкиваются в кучу около прохода, у красной стены. Наташу уводят направо и там усаживают на куче дерева. П е п е л (выскочив из проулка, он молча сильными движениями расталкивает всех). Где – Наталья? Ты… К о с т ы л е в (скрываясь за углом). Абрам! Хватай Ваську… братцы – помогите Ваську взять! Вора… грабителя… П е п е л. А ты… блудня старая! (Сильно размахнувшись, бьет старика. ) Костылев падает так, что из‑ за угла видна только верхняя половина его тела. Пепел бросается к Наташе. В а с и л и с а. Бейте Ваську! Голубчики… бейте вора! М е д в е д е в (кричит Сатину). Не можешь… тут – дело семейное! Они – родные… а ты кто? П е п е л. Как… чем она тебя? Ножом? К в а ш н я. Гляди‑ ко, звери какие! Кипятком ноги девке сварили… Н а с т я. Самовар опрокинули… Т а т а р и н. Может – нечаянно… надо – верно знать… нельзя зря говорить… Н а т а ш а (почти в обмороке). Василий… возьми меня… схорони меня… В а с и л и с а. Батюшки! Глядите‑ ка… смотрите‑ ка… помер! Убили… Все толпятся у прохода, около Костылева. Из толпы выходит Бубнов, идет к Василию. Б у б н о в (негромко). Васька! Старик‑ то… того… готов! П е п е л (смотрит на него, как бы не понимая). Иди‑ зови… в больницу надо… ну, я рассчитаюсь с ними! Б у б н о в. Я говорю – старика‑ то кто‑ то уложил… Шум на сцене гаснет, как огонь костра, заливаемый водою. Раздаются отдельные возгласы вполголоса «Неужто? », «Вот те раз! », «Ну‑ у? », «Уйдем‑ ка, брат! », «Ах, черт! », «Теперь – держись! », «Айда прочь, покуда полиции нет! » Толпа становится меньше. Уходят Бубнов, Татарин. Настя и Квашня бросаются к трупу Костылева. В а с и л и с а (поднимаясь с земли, кричит торжествующим голосом). Убили! Мужа моего… вот кто убил! Васька убил! Я – видела! Голубчики – я видела! Что – Вася? Полиция! П е п е л (отходит от Наташи). Пусти… прочь! (Смотрит на старика. Василисе. ) Ну? рада? (Трогает труп ногой. ) Околел… старый пес! По‑ твоему вышло… А… не прихлопнуть ли и тебя? (Бросается на нее. ) Сатин и Кривой Зоб быстро хватают его. Василиса скрывается в проулке. С а т и н. Опомнись! К р и в о й З о б. Тпруу! Куда скачешь? В а с и л и с а (появляясь). Что, Вася, мил друг? От судьбы – не уйдешь… Полиция! Абрам… свисти! М е д в е д е в. Свисток сорвали, дьяволы… А л е ш к а. Вот он! (Свистит. ) Медведев бежит за ним. С а т и н (отводя Пепла к Наташе). Васька – не трусь! Убийство в драке… пустяки! Это – недорого стоит… В а с и л и с а. Держите Ваську! Он убил… я видела! С а т и н. Я тоже раза три ударил старика… Много ли ему надо! Зови меня в свидетели, Васька… П е п е л. Мне… оправдываться не надо… Мне – Василису надо подвести… я же ее подведу! Она этого хотела… Она меня подговаривала мужа убить… подговаривала!.. Н а т а ш а (вдруг громко). А‑ а… я поняла!.. Так, Василий?! Добрые люди! Они – заодно! Сестра моя и – он… они заодно! Они все это подстроили! Так, Василий? … Ты… для того со мной давеча говорил… чтобы она все слышала? Люди добрые! Она – его любовница… вы – знаете… это – все знают… они – заодно! Она… это она его подговорила мужа убить… муж им мешал… и я – мешала… Вот – изувечили меня… П е п е л. Наталья! Что ты… что ты?! С а т и н. Вот так… черт! В а с и л и с а. Врешь! Врет она… я… Он, Васька, убил! Н а т а ш а. Они – заодно! Будь вы прокляты! Вы оба… С а т и н. Н‑ ну, игра!.. Держись, Василий! Утопят они тебя!.. К р и в о й З о б. Понять невозможно!.. Ах ты… дела! П е п е л. Наталья! Неужто ты… вправду? Неужто веришь, что я… с ней… С а т и н. Ей‑ богу, Наташа, ты… сообрази! В а с и л и с а (в проулке). Убили мужа моего… ваше благородие… Васька Пепел, вор… он убил… господин пристав! Я – видела… все видели… Н а т а ш а (мечется почти в беспамятстве). Люди добрые… сестра моя и Васька убили! Полиция – слушай… Вот эта, сестра моя, научила… уговорила… своего любовника… вот он, проклятый! – они убили! Берите их… судите… Возьмите и меня… в тюрьму меня! Христа ради… в тюрьму меня!.. Занавес
|
|||
|