|
|||
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 11 страницаДжон сказал мне проследить, чтобы каждый музыкант имел все необходимое. Он хотел, чтобы во время сессий была праздничная атмосфера. Он также сказал мне, чтобы я позволила всем привести с собой в Нью – Йорк своих жен или подруг. Ранее это не приветствовалось на записях Джона. Йоко как – то сказала: «Студия – то место, чтобы работать». Результатом этого афоризма явилось неофициальное правило, запрещавшее всем женщинам, исключая ее и меня, находиться в студии во время записей. В течение двух часов я дозвонилась до всех музыкантов, с которыми Джон хотел работать. «Вот подождите, когда услышите эти песни, они вам очень понравятся. Джон сейчас пишет лучше, чем когда – либо. » Все были в восторге от такой новости. Эти музыканты любили Джона и его музыку и с нетерпением ждали начала. Все они активно включались в организацию их приезда в Нью – Йорк, и я чувствовала, что это было началом чудесного предприятия. Я заказала для них билеты, затем заказала часы работы в студии и сняла помещение для репетиций на два дня до начала записей. К тому времени, когда я закончилась, у меня от возбуждения кружилась голова. Затем Джон взял телефон, позвонил Йоко и напрямик сказал ей, что я приехала. Позже этим днем она позвонила, и мы вежливо поговорили. Во время нашего разговора я поглядывала на Джона, который, скрестив ноги, сидел на кровати. Перед ним лежал его блокнот, и он играл на гитаре, время от времени останавливаясь, чтобы записать фразу или строку. Иногда он вскакивал, подходил ко мне и пел какой – нибудь припев, желая узнать мое мнение. «Я уже много лет не писал так быстро, – возбужденно сказал он. – Давно я не был в такой хорошей форме. » Джон был так счастлив, что не терпел никаких помех. поэтому, несмотря на то, что Гарри все еще был в Нью – Йорке, он старался не тратить на него слишком много времени. Как – то утром он сказал мне: «До того как Гарри вернется в Лос – Анджелес, мы должны сходить в Эр – си – эй. » Когда Джон желал расстаться с каким – нибудь своим партнером, он хотел сначала выразить ему публично свою большую любовь и уважение. Он не мог допустить, чтобы кто – то, кого он любит, подумал о нем плохо. Несмотря на многие проблемы с «Пусси Кэтс», Джон гордился этой работой. Он считал, что это – лучшее, что он мог сделать при таких обстоятельствах. Ему хотелось хорошо расстаться с Гарри, и это привело его на последнюю встречу в Эр – си – эй, где Гарри вел переговоры о новом контракте на запись. Хорошо зная о своем обаянии и эффектности своих слов, когда он говорил без обиняков, Джон сказал: «Этот альбом – потрясная работа. Вы заполучили клевого артиста. Безумие терять его тогда, когда он может так работать. » Вскоре после этого Гарри уехал в Лос – Анджелес и позже позвонил из Калифорнии, чтобы сказать Джону, что новый контракт подписан. После отъезда Гарри мы продолжили рьяную работу по подготовке к началу записей 17 июня. И вот всего за несколько дней до начала нашей работы на наше заседание в Рекорд Плант нагрянул Эл Коури, шеф филиала Кэпитол в Калифорнии. «Я нашел их! – объявил он. – Вот они. » Коури имел в виду записи Спектора, которые уже несколько месяцев, как пропали. «Не может быть! » – воскликнул Джон. Тем не менее они лежали перед ним. Изумленный Джон обвел их взглядом. «Я и не знал, что их так много. Не могу поверить. » Потом он пожал плечами. «Придется отложить их, пока я не решу, что с ними делать. » Пять месяцев мы, как безумные, пытались найти эти записи у Спектора, а теперь оказались так заняты новым альбомом, что решили пока запереть их в сейфе Рекорд Плант. В тот вечер, когда мы вернулись в отель, Джону из Лос – Анджелеса позвонил Ринго. «Ты не поверишь, как хорошо все складывается», – сказал ему Джон. Ринго был в восторге. Однако он сказал Джону, что беспокоится о своем новом альбоме, продюсером которого будет Ричард Перри, сделавший чрезвычайно успешный альбом «Ринго» в 1973 году. «Мне по зарез нужен новый материал», – сказал Ринго. Джон написал в тот раз для альбома «Ринго» песню – бестселлер «I'm The Grеatest» («Я Самый Великий»). «Не беспокойся, старина, я посмотрю, что смогу сделать. » Закончив разговор, Джон сказал, что обирается послать Ринго «Спокойной ночи, Вена» – песню, которую держал для себя. «Когда мы будем в студии, я с группой сделаю демонстрационную запись этой песни для Ринго», – заявил он. За исключением одной, все песни для нового альбома Джона были записаны. Джон решил использовать оркестровую аранжировку, которую сделал для «Надо Пересечь Много Рек» на альбоме Гарри. Он хотел написать к ней слова и вставить в свой новый альбом. У него были три первые слова для начала песни: «So long ago…» (Это было так давно…) и больше ничего. Это была последняя песня, которую Джону надо было закончить. «Ты закончил «Это Было Давно»? » – спросила я. Вещь все еще не была написана, и я знала, что Джону нужен толчок. «Эта мелодия очень красива», – польстила я ему. Весь день я то и дело напоминала Джону, что с нетерпением жду, когда эта песня будет закончена. Через один или два дня, когда Джон проснулся, он рассказал мне о том, какой видел сон. «Там были две женщины. Они, как эхо, повторяли мое имя. Это было очень странно. Казалось, меня несет какой – то вихрь. » Он начал писать в своем блокноте. Во сне он слышал снова «а, бавакава, пуссе», которые и записал в блокнот. Через два дня Джон закончил свою песню – сон. «Я готов», – объявил он. Как он и обещал, весь материал был закончен ко времени первой репетиции.
* * *
В первый день Джон вошел в студию и поприветствовал Джима Келтнера, Джеси Эда Дейвиса, Кенни Ашера, Ники Хопкинса и Клауса Формана. Над альбомом должны были работать также гитарист Эдди Мотто и перкуссионист Артур Дженкинс. поздоровавшись со всеми, Джон сказал: «О'кей, сейчас пойдем работать, а потом устроим вечеринку. » На этот раз не должно было быть никакой выпивки или сигарет с травкой. Джон вытащил тексты песен с проставленными на них аккордами, взял гитару и начал играть свои новые песни. Музыканты напряженно слушали. Было очевидно, что им нравится то, что они слышат. Когда Джон кончил, посыпались поздравления и похвалы. Меня особенно интересовало, как все будут реагировать на «Боюсь», но никто, похоже, не прочувствовал эту песню так глубоко, как я. Музыкантов интересовала музыка, а не размышление над содержанием песен Джона. Все они очень хорошо знали Джона, но Джона – профессионала, Джона, который выходил из – под контроля, только когда был пьян. Они мало что знали о его глубинных переживаниях, о которых знала я. Все, что они хотели, – это сразу взяться за дело, что они и сделали. Под руководством Джона музыканты занялись аранжировкой песен. Почти сразу они попали под музыкальный авторитет Джона, и это было просто сногсшибательно. Один раз, например, когда Кенни Ашер был за роялем, Джон остановил его. «Нет, нет, нет, – сказал он. – Не меняй мелодию. » Кенни добавил одну восьмую к нотному рисунку Джона, и тот сразу же услышал это легкое изменение. «Ну и слух у тебя, парень», – отметил Кенни. Когда Кенни должен был сделать аранжировку для струнных, Джон просто напел ему струнную партию. Кенни подобрал ее, а потом внес свои предложения. «Как хочешь, но звучать должно так, как слышу я», – сказал Джон. К концу второго дня репетиций альбом полностью был обработан. На следующий день должны были начаться сессии. По ночам, когда мы возвращались в отель после этих сессий, Джон то и дело говорил мне: «Фанг Йи, это будет самый быстрый, самый легкий альбом из всех, какие я делал. Просто удивительно. » В самом деле, дело двигалось так быстро, что во время одной из своих сессий Джон наскоро записал «Спокойной ночи, Вена» для Ринго. Я сразу же отправила эту ленту Ринго в Лос – Анджелес.
* * *
В конце июня музыканты, оставшиеся под большим впечатлением, разъехались по домам, а мы съехали из «Пьерре» и вернулись в мою квартиру. «Я хочу, чтобы Джулиан смог жить с нами, когда он приедет сюда. Так что, нам надо найти квартиру с комнатой для него. Я знаю, что тебе нравится это место, Фанг Йи. Мне – тоже, но сейчас надо найти квартиру побольше», – сказал Джон после того, как мы распаковали вещи. С того времени, когда Джулиан после Нового Года вернулся домой, я приучила Джона звонить ему один или два раза в неделю. Джон не только принял тот факт, что у него есть сын, но также и получал удовольствие, разговаривая с ним, и убеждаясь, что Джулиан был вполне умным маленьким мужчиной.
* * *
В моей квартире было невозможно оставаться еще из – за того, что теплая летняя погода позволяла людям мотаться по улице день и ночь. Поклонники стали узнавать микроавтобус Джона, на котором мы ездили со времени моего возвращения в Нью – Йорк в начале июня, и толпились вокруг него. Когда мы выходили, эти фаны пытались вовлечь Джона в разговор. Он обычно обменивался парой слов с ними до того, как мы уезжали, и уверена, что никто из них не подозревал, как все это действовало Джону на нервы. Похоже было, что даже в Нью – Йорке ему невозможно уединиться. Как – то в студии мы объявили, что ищем квартиру, и спросили, нет ли у кого – либо чего – нибудь на примете. Через несколько дней Эдди Джермано, в то время управлявший делами в Рекорд Плант, сказал нам, что в его доме сдается небольшая квартира с видом на Ист – Ривер. «Это хорошая мысль. Надо посмотреть ее. По меньшей мере у нас будут друзья в этом доме. » Джону нравилось также то, что у Эдди был сын такого же возраста, как Джулиан. На следующий день, во время одного из своих звонков, Йоко объявила, что хочет нанести нам визит. Мы с Йоко больше почти не разговаривали, и я не могла представить себе, что она когда – либо придет в мою квартиру. «Чего она хочет? «спросила я Джона. Он пожал плечами и ничего не сказал. Через час подкатил удлиненный лимузин, и из него вышла Йоко. Я нажала кнопку блокировки двери, и она вошла в дом. Поднявшись на третий этаж, Йоко подошла к моей двери, которую я открыла и сказала: «Привет, Йоко. Входи, пожалуйста. » Она выглядела очень угрюмой. «Привет, Йоко», – сказал Джон. Йоко не ответила. Она посмотрела вокруг и нахмурилась. У нее было такое выражение лица, будто она входит в грязную общественную уборную. Она закурила «Кул» и зашагала взад и вперед, уйдя в свои мысли. Наконец села и уставилась на Джона, ничего не говоря. Мы с Джоном тоже уставились на нее. «Джон, – мягко сказала она, – как ты можешь жить в этой мусорке? » Потом повернулась ко мне. «Мэй, ты что, вечно собираешься жить в этой мусорке? » «По – моему, это прекрасная квартира», – ответила я. Йоко выглядела опечаленной. «Ты собираешься жить здесь вечно. Ты что, не понимаешь, что есть места получше? » «Ничуть не сомневаюсь», – ответил Джон. «Я хочу, чтобы вы съехали отсюда. Мне больно видеть, что ты так живешь. » У Йоко был обиженный вид. «Мы можем сделать это, Йоко», – сказал Джон. «Для тебя важно жить в комфорте. Я думаю, что вы хотели бы жить более комфортно. » «Мы хотим», – сказала я ей. «Мне невыносимо, что вы живете некомфортно. » Джон промолчал, я тоже промолчала. «Вы знаете, что всем нам будет лучше, если вы переедете. » Мы по – прежнему молчали. «Не могу понять, как вы можете быть здесь счастливы. » Мы не отвечали. «Это так просто, если уж вы решили найти место получше. Знаете что? – спросила она. – В Дакоте есть пустая квартира. Вы не хотели бы ее снять? » «Есть квартира? » – спросил Джон. Я постаралась сохранят невозмутимость, хотя и была в ужасе. Мысль о том, чтобы жить с Джоном в том же самом доме, что и Йоко, казалось мне дикой. «Я выясню и позвоню тебе. » Йоко посеяла семя, и я не знала, как на это ответит Джон. Еще весь следующий час Йоко долбала нас обоих. Решив, наконец, что она убедила нас в том, что мы должны переехать, она сказала: «Теперь мне пора идти» и встала. Подойдя к двери, обернулась: «Знаешь, что? » – спросила она. «Что? » – спросил Джон. «Джон, я думаю, что ты будешь очень счастлив в большой квартире. » «Я не хочу жить в Дакоте», – резко сказала я, как только Джон закрыл дверь. «Мне кажется, что она думает, будто я хочу выселить ее из Дакоты, чтобы мы могли поселиться там, – ответил Джон. – Просто смешно. Она бы не перенесла этого. Для нее важно жить в Дакоте. Ей нравится этот адрес, потому что это Первый дом на западной семьдесят второй улице. Ей нравится, что там живут знаменитости. » Он помолчал; я – тоже. «Там есть квартира. Было бы забавно, если бы мы поселились в ней, а? Люди не знали бы, что и подумать. » «Мы можем поселиться в доме Эдди Джермано. » Джон поразмыслил пару минут. «Дакота – клевое местечко, но я всегда хотел жить возле реки. »
* * *
Дом, где жил Джермано, был небольшим двенадцатиэтажным зданием прямо возле Ист – Ривер (Восточная Река) на Восточной пятьдесят торой улице. Эдди сказал нам, что эти апартаменты называют Тауэром (Башней). Это была очаровательная фешенебельная квартира на крыше небоскреба. Там была гостиная с камином, который топился дровами, маленькая кухня и небольшая, но вместительная спальня. Через стеклянные двери в гостиной можно было выйти на крошечную террасу с видом на реку. Окно в кухне открывалось на крышу. Поселившись, мы имели бы в своем распоряжении всю крышу. Джон быстро прошелся по квартире. «Фанг Йи, кухня слишком мала», – заметил он. В то утро Джон поднимал вопрос о квартире в Дакоте. Тауэр был более разумным вариантом, и я решительно стояла за него. «Мы почти и не едим дома, – сказала я ему. – Этой кухни нам хватит. По – моему, это очень хорошая квартира. » «Тебе действительно нравится? » – снова спросил он. «Очень нравится. » Джон повернулся к Эдди. «Какова рента? » Рента составляла 800 долларов, что по сегодняшним меркам не много, однако в 1974 году это была весьма серьезная сумма для тех, кто старался придерживаться бюджета. Джон нахмурился. «Давайте, я поговорю с владельцем дома, – сказал Джермано. – Мы с ним в очень хороших отношениях. Думаю, что можно будет снизить ренту. » Эдди очень хотел, чтобы мы жили в этом доме. В тот вечер в студии он сказал нам, что рента снижена до 750 долларов. «Берем», – сказал Джон, сияя от сделки в пятьдесят долларов. Когда Эдди Джермано сказал ему, что в этом квартале живет Грета Гарбо, Джон был весьма заинтригован. «Я хотел бы увидеть ее, – сказал он. – Давай будем внимательны. » Встав на следующее утро, мы стали планировать наш переезд. Мы перебрали мои пожитки, решая, что взять с собой. Только теперь до меня дошло, что Джон всерьез хотел, чтобы я оставила свою квартиру и жила с ним в новой. «Джон, нам надо поговорить», – тихо сказала я. «В чем дело? » «Мне страшно расставаться с этой квартирой. Это первая и единственная, какую я могла себе позволить. » «Послушай, Фанг Йи, мы с тобой вместе не первый день и уже жили в разных местах. А теперь нам пора жить в своем собственном. Так что, не беспокойся. Все будет нормально. » «Ты знаешь, я люблю тебя и хочу жить с тобой в нашей собственной квартире. Но я все равно нервничаю. » «Все будет хорошо. Разве до этого не было все хорошо? » Было не только хорошо, было чудесно. Мы прожили месяц безо всяких инцидентов, а Джон, не привыкший в основном принимать решения сам, сам решал все и, похоже, был намерен продолжать в таком же духе. Он не пил, не ходил на поводу у Йоко и был, как никогда, любящим. Я не знала, что может случиться, но не хотела терять шанс. Я глубоко вздохнула, посмотрела на Джона и решила отбросить свои страхи и кинуться в этот омут. «Если ты готов, я готова», – сказала я, и мы, словно молодожены, занялись списком необходимых нам вещей. «Как насчет кровати? » – спросил Джон. Я взяла «Виллидж Войс» и полистала, остановившись на рекламе Локрафта, дорогого магазина, где продавались кровати. «Поехали», – сказал Джон. Мы взяли такси и поехали в центр к этому магазину. Обычно мы не долго раздумывали во время покупок, и к тому времени, когда служащие пришли в себя от изумления, что к ним зашел Джон, мы уже выбрали одну кровать и заплатили за нее кредитной карточкой Джона «Американ Экспресс». После обеда я с Джоном Хендриксом, личным ассистентом Йоко, съездила в Мейсиз и купила там матрас. На следующий день мы с Джоном отправились в магазин Карлайл Кастом, где продавались диван – кровати, чтобы купить софу для Джулиана. Прохаживаясь по выставочному залу, Джон заметил коричневый бархатный диван и указал на него. Он был просто прелестным. Мы попробовали посидеть на нем – было очень удобно. Попробовали разложить – это было легко даже для ребенка. «То, что надо», – сказал Джон, и мы купили его. Наша новая гостиная казалась Джону слишком маленькой, и он хотел создать иллюзию большего пространства. «Надо повесить зеркала над камином», – сказал он. Джон Хендрикс нашел человека, который пошел в наше квартиру снять размеры для дымчатых зеркал, которые будет установлены позже. Мы знали, что Рой Сикала может устроить нам через Рекордз Плант стерео – аппаратуру со скидкой в цене. Они с Джоном хотели поставить в квартире колонки «Атлек» высотой и шириной в один метр. Мы также достали через Роя телевизор. «Слушай, мы же привезли из Титтенхерст Парка ковры. Они всегда валялись свернутыми, и как раз подходят сюда по размеру. » Джон имел в виду несколько красивых ковров, белых и черных, которые соткали в Китае специально для его дома в Эскоте. Он позвонил Джону Хендриксу и попросил его найти эти ковры и доставить их. Когда он сказал об этом Йоко, та ответила, что это чудесная мысль. Чуть позже Йоко позвонила и попросила позвать к телефону Джона. «Да ну… хорошенькое дело», – слышались слова Джона. Потом он бросил трубку. «Йоко боится, что ее обставляют, – сказал он. – Теперь она хочет эти ковры. » Джон и Йоко стали перезваниваться, обсуждая проблему ковров. Наконец Джон сказал: «Мы возьмем один белый, остальное пусть остается ей. Этого будет достаточно. » Во время следующего звонка он твердо стоял на своем, и вопрос был решен. Еще раз осмотрев нашу новую квартиру, Джон сказал: «Послушай, нам нужна отдельная комната для Джулиана. Мы будем спать в гостиной, а он сможет спать в другой комнате. » Мы постелили белый ковер в передней комнате и поставили там свою кровать. Джон перевез из Дакоты свое пианино, и мы также поставили его в этой комнате. Потом Рой прислал своего человека, и мы установили здесь же стерео – систему. Когда привезли телевизор, мы поставили его перед кроватью. Потом мы купили два директорских стула и также поставили их в комнате. Поле того, как над камином были повешены зеркала, мы внесли в комнату Джулиана новый диван, и квартира, за исключением крыши, была меблирована. Через некоторое время Джон затащил на крышу большое дерево. Оно выглядело там довольно одиноко и причудливо. «Это только начало, – сказал Джон. – Кто знает, что мы затащим на эту крышу до того как съедем отсюда. » Как – то вечером, когда Джон был в студии, я поехала навестить свою маму и рассказать ей об этом переезде. Она уже несколько месяцев знала о том, что я живу с Джоном, но воздерживалась от вопросов. Пока я рассказывала ей, она молчала, но было видно, что она нервничает. «Я не хочу, чтобы ты расстраивалась», – сказала я. «Мэй, с тех пор, как ты не живешь со мной, ты принимаешь решения самостоятельно. Что тут скажешь?! » – ответила она. «Я нервничаю, как и ты, – сказала я, – но я люблю этого человека. » Она посмотрела на меня, и было видно, что она озадачена. В ее мире мужчину не любили, а работали на него. «Я хотела бы, чтобы ты встретилась с Джоном», – сказала я. «Когда ты увидишь его, ты будешь лучше относиться ко всему этому. » Мысль о том, чтобы встретиться с Джоном, похоже, взволновала ее. Она не могла и допустить, что, хотя ее дочь и живет с этим мужчиной, она может когда – нибудь познакомиться с таким знаменитым человеком, как Джон Леннон. Тем не менее она улыбнулась. «Мне хотелось бы встретиться с ним», – смущенно сказала она. «Ну как? » – спросил Джон, когда я вернулась в студию. «Немного нервничала, но все прошло отлично. » «Хорошо». «Джон, мне было бы гораздо легче, если бы ты повидался с ней. Она тебе очень понравится. Она очень приятная женщина. » Волнение моей мамы относительно встречи с Джоном было сущим пустяком по сравнению с его страхом встретиться с ней. «Я не могу. Я не могу. Я не хочу встречаться ни с чьей матерью. » «Все, что тебе нужно, это поздороваться с ней, и только. » «Не могу. Никак не могу. » Потом он сказал, как бы объясняя: «Йоко не выносит своих родителей. » «Джон, есть большая разница между моей мамой, маленькой китайской женщиной, которая работала, не покладая рук, всю свою жизнь, и матерью Йоко, женой президента японского банка. » Джон не желал слушать и вопрос был закрыт – к моему большому сожалению. Я постаралась как можно тактичней объяснить своей маме, что Джон не выносил семейного окружения из – за своего собственного детства. Я знала, что она не сможет понять, почему какой – то взрослый человек боится встретиться с ней. «Я понимаю, – мягко сказала она после моего объяснения. – Мне не хочется навязываться. » Было видно, что она немного задета. «Я все же хотела бы, если можно, приносить вам какую – нибудь еду время от времени. » Мне казалось, что я поняла причины нежелания Джона встречаться с моей мамой, и постаралась объяснить ей, как могла. Тем не менее, в глубине души, хоть я и старалась не думать об этом, мне было обидно и досадно. Я была расстроена тем, что Джон мне мог быть любезен с моей мамой и мной и берег свои широкие жесты лишь для посторонних. Но поскольку я любила Джона и была с ним, я знала, что ничего хорошего это мне не даст – если я зациклюсь на его отказе. Со времени нашего переезда, пару раз в неделю после работы, моя мама приходила в нашу квартиру с пакетами домашней китайской еды. Я открывала ей и встречала ее у двери. Мы стояли в проходе и разговаривали, а Джон скрывался внутри, ожидая, когда она уйдет. Закончив разговор, она вручала мне пакеты. Поскольку у нее было мало денег, я всегда предлагала заплатить за еду, но она не брала ни гроша. Я благодарила ее и целовала на прощание. Она возвращалась домой в испанский Гарлем к моему отцу, а я шла к Джону, которому не терпелось приняться за еду. Когда наша квартира была почти полностью готова, и можно было переезжать, мы получили известие от Тони Кинга, который сказал нам, что возвращается в Штаты. Он планировал приехать в середине июля вместе с Элтоном Джоном на пароходе «Франция». Джон был весьма возбужден. «Мне хочется скорее увидеться с Тони и Элтоном! » – воскликнул он. Немного позже ему пришла в голову одна мысль. «Будет отлично, если Джулиан поедет вместе с ними. Они смогут присматривать за ним на борту. » Я позвонила Тони, и ему понравилась мысль о том, чтобы сопровождать Джулиана в Штаты. Потом я позвонила Синтии и сказала ей о плане Джона. Разговаривая с Синтией, он был чрезвычайно любезен. «О'кей… отлично… хорошо», – отвечал он, желая закончить разговор как можно скорее. В следующий раз Джон разговаривал с Джулианом, и тот сказал ему, что Синтия собирается ехать вместе с ним. Джон был в ярости. Он рассчитывал, что Джулиан приедет один. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы убедить его позволить Синтии сопровождать своего сына. После нескольких телефонных звонков была достигнута договоренность о том, что, когда Синтия и Джулиан прибудут в Нью – Йорк, Джулиан будет жить с нами, а Синтия – у своих друзей. Джон не хотел жить в нашей новой квартире, пока там не будет установлен телефон, и мы снова поселились на пару дней в «Пьерре». Мне стало смешно. То, как мы жили, напоминало мыльную оперу, в которой мы все время собирали свои чемоданы и куда – нибудь переезжали. Живя в «Пьерре», мы продолжали ходить в студию, где Джон работал над наложением вокала. В один вечер предстояло накладывать вокал в песне, которую Джон видел во сне " # 9 Dream», но вокальная группа не пришла. Джон специально хотел, чтобы были два мужских и два женских голоса. Он также хотел, чтобы один женский голос, как в его сне, периодически звал: «Джон… Джон…» Он хотел, чтобы роль этого духа исполняла я, но не хотел, чтобы я пела. «Я могу подпевать», – сказала я ему. «Мне не хочется, чтобы ты занималась этим. » «Это же не трудно, и ты знаешь, что я могу спеть. Дай мне попробовать. » «Нет. » Джон привлек одного мальчика и жену Роя Сикалы, Лори Бертон. Ему нужен был еще один женский голос. Он решил сам петь партию второго мужского голоса и, не найдя второго женского, в отчаянии сказал: «Фанг Йи, попробуй». Мне было не трудно подпевать. Но когда настало время произносить «Джон… Джон…», огни от лампочек в кабине замерцали перед моими глазами, потому что мне было трудно произносить эти сексуальные, эротические зазывания, когда он смотрит на меня. Тем не менее Джон был доволен. «Я же говорила, что ты можешь довериться мне», – сказала я. «Ты была права. » Он все еще, похоже, нервничал. «Ты не должен беспокоиться обо мне, Джон, – сказала я ему. – Я не хочу делать сольную карьеру и выступать в Кенниз Каставейз. » Он засмеялся: «Ты всегда читаешь мои мысли. » Через три дня после того, как мы поселились в «Пьерре» и уже готовились оттуда съехать, приехали Синтия, Джулиан, Элтон и Тони. Увидев Синтию, Джон тихо сказал: «Привет, Син». Когда он увидел Джулиана, он крепко обнял его. Потом Джон обнялся с Элтоном и Тони. У них была великолепная поездка через океан. «Джулиан был чудом, – сказал Джону Элтон. – Он ждал нас возле наших кают, сопровождал нас в столовую, всегда следя за тем, чтобы у нас были хорошие места во время всех мероприятий. » «Слушайте, ребята, у нас новая квартира и новый альбом. » Джон положил руку на мое плечо. «С тех пор, как вы видели нас в последний раз, у нас было очень много дел. » Он повернулся к Джулиану. «А у тебя будет своя собственная комната. » «Когда вы переезжаете? » – спросила Синтия. «Завтра. » Она засмеялась. Синтия знала, что такое жизнь с Джоном. Все происходит мгновенно. Мы пробыли в своей новой квартире всего час, когда зазвонил телефон. Первый звонок нам был от Пола МакКартни. В Лос – Анджелесе мы сказали Полу и Линде, что они всегда могут узнать наш номер, позвонив в Дакоту. Когда Пол узнал, что мы только что переехали, он захотел навестить нас. У МакКартни была какая – то сверхъестественная способность появляться, когда в нашей жизни происходило какое – то новое событие. В тот вечер они пришли к нам. Джулиан уже много лет не видел Пола, и для него это был еще один сюрприз в добавление к новой квартире Джона. У десятилетнего Джулиана было много воспоминаний о своем детстве, когда он был сыном одного из БИТЛЗ, и он сказал Полу, что хорошо помнит, как они с его отцом играли вместе. Джон с Полом поболтали о том, о сем. Как и в прошлый раз, их беседа была очень непринужденной. Они нравились друг другу, хотя, похоже, чувствовали некоторую неуверенность и зыбкость и старались изображать, что ничего такого между ними не было. Каждый, казалось, избегал говорить о чем – нибудь значительном, чтобы исключить всякие споры и не испортить этим возрождение добрых отношений, которые могли позволить им снова работать вместе. Если в комнате, где находился Пол, был какой – нибудь музыкальный инструмент, его глаза автоматически то и дело устремлялись в его сторону. Разговаривая с Джоном, Пол, как всегда, не сводил глаз с его пианино. Наконец он не мог больше сдерживаться. Пол встал, пошел к пианино и стал играть и петь. Линда заулыбалась. Через несколько минут я увидела, что Джона это начинало раздражать, но он ничего не сказал и сохранял невозмутимую улыбку во время всего концерта Пола. В течение всего вечера я замечала, что Линда наблюдает за мной. Я почувствовала, что она пытается определить, кто я такая и как сюда попала. Пробыв два часа, Пол и Линда стали прощаться. «Давай снова видеться друг с другом», – сказал Пол. «Давай», – ответил Джон. Когда они ушли, мы налили себе по бокалу вина, выпили друг за друга и вышли на террасу, чтобы посидеть и посмотреть на звезды. Когда нас потянуло в сон, мы вернулись в комнату, разделись и легли в постель. Мы были счастливы, как никогда. На следующий вечер у нас был еще один гость – Мик Джэггер, который стал нам позванивать и спрашивать, можно ли ему зайти. Мы всегда были рады видеть его. Опрятно одетый и всегда с жуликоватым выражением лица, Мик обычно приносил с собой выпивку. Они с Джоном сидели вдвоем весь вечер, выпивая и отдыхая. Мик любил китайскую пищу, и в такие вечера я обычно звонила и заказывала наши любимые блюда. Потом, после ужина, Джон и Мик иногда играли на гитарах и немного пели, или же мы смотрели телевизор. Визиты Мика проходили спокойно, однако я все время чувствовала какое – то беспокойство в отношении его. В любой момент он мог выкинуть что – нибудь эдакое, и все, в том числе и он сам, об этом знали. Мы с Джоном, любя, прозвали его «Фантом». Мы никогда не знали, когда он появится, сколько времени пробудет, когда позвонит снова и что в действительности скрывается за этими дьявольскими глазами и большими надутыми губами. Со временем я с ним подружилась, и он стал очень нравиться мне. Он был самостоятельным человеком и, казалось, наслаждался своим успехом и своей жизнью. Однако он всегда казался немного отдаленным, как актер, который с удовольствием играет роль, но в то же время помнит, что он играет, и наблюдает за своим собственным представлением.
|
|||
|