|
|||
Глава седьмая
Квиллер и хозяйка собачьего питомника стояли во дворе. – Ну, хватит вам слушать про мои неприятности, их столько, что можно проговорить весь день, – сказала Ненси, силясь не расплакаться. – Может, пойдём посмотрим на собак? – Давайте сперва присядем и немного поговорим. Я уже видел собак, – без энтузиазма отреагировал он на её предложение. – Вам надо увидеть их перед началом гонки! Гонки – их стихия! Они просто звереют, когда смотрят на стартовый флажок. Они вошли в небольшой домик на колесах, за дверями которого их приветливо встретил громадный дружелюбный, типично американский фермерский беспородный пёс цвета бутылочной пробки, способный своим непрерывно виляющим хвостом сокрушить все вблизи себя. – Умница… хороший! – приласкал Квиллер пса. – Это папин пёс, – сказала Ненси. – Пожалуйста, садитесь вот сюда. – Она смахнула пыль с двух кресел и торопливо подобрала какие‑ то мусоринки с пола. – Вы не будете возражать, если я запишу ваше интервью? – Он положил маленький диктофон на стол, но в следующее же мгновение диктофон был сброшен на пол взмахом собачьего хвоста. – Конечно, можно привязать его на цепь во дворе, но остальные собаки поднимут такой лай, что не дадут нам поговорить, – извиняющимся тоном объяснила Ненси. – Корки, марш в другую комнату! – Она рукой указала ему, куда идти, и пёс, послушно отойдя на шесть футов, растянулся на полу, положив голову на передние лапы. – Вы знаете, как обращаться с собаками, – похвалил её Квиллер. – А как это стало вашей профессией? – Просто я прожила два года на Аляске, а вернувшись домой, купила сани и пару сибирских лаек. Они поменьше, чем аляскинские, зато сильнее и проворнее. – Её негромкий журчащий голос, казалось, крепчал и становился увереннее, когда она говорила о том, что близко её сердцу. – Выходит, вы первая, кто продемонстрировал здесь этот вид спорта? – Это было нетрудно. Всем сразу стало ясно, какое это удовольствие – промчаться на собачьей упряжке в хороший зимний день. Приглашаю вас покататься со мной сразу после снегопада. – А как вы возите пассажиров? – Вы сядете в корзину, а я буду править собаками. – Хмм… – хмыкнул Квиллер, представив себе, насколько глупо он будет выглядеть сидящим в корзине, в которую впрягут свору собак. – А что, все ездовые собаки столь же резвы, как ваши? – Если это хорошие ездовые собаки, то да. И к ним следует относиться по‑ особому. Мои собаки рождены быть ездовыми, именно ездовыми, а не домашними, и я люблю их, словно мы одна семья. – Что ещё необходимо хорошей ездовой собаке? – Твёрдые мускулы. Хорошая поступь. И им должно нравиться работать в одной упряжке. – Тренировка собак – это ведь своего рода наука, – заметил Квиллер. – Не знаю, но думаю, занятие это требует большого терпения. – Согласен. А сколько собак должно работать в одной упряжке? – На Аляске я видела и по двадцать, но я обычно езжу на восьми. – А как вы ими управляете? – Только голосом. Они обучены понимать команды. Хотите кока‑ колы, мистер Квиллер? Он ответил утвердительно, хотя кока‑ кола и чай располагались на самых нижних строчках перечня употребляемых им напитков. Открывая банку с кока‑ колой, Ненси увлеченно продолжала объяснять Квиллеру особенности езды на собаках. Стеснительная, молчаливая, почти что запуганная молодая женщина совершенно преобразилась, рассказывая о своей работе, – стала энергичной и уверенной в себе. – У каждой собаки есть партнер. При подборе пар принимают во внимание размах шага и особенности характера. Очень интересно наблюдать, как собаки привыкают работать в паре. – Но это адская работа! – Да, но мне нравится кормить их, вычесывать, приобщать друг другу, даже убирать за ними. А у вас есть собаки? – У меня кошки. Две сиамские кошки. И когда же состоятся гонки? – После Рождества. Мы уже вовсю тренируемся. Вы, вероятно, видели на сельских дорогах собачьи упряжки, которые тащат тележки на колесах. Собаки чувствуют приближение снега, потому становятся все азартнее. – Она протянула ему фотографию собачьей упряжки, тянущей сани по снегу. Казалось, только четыре из тридцати двух собачьих лап касались земли. – Такое впечатление, будто они летят по воздуху! – в изумлении сказал Квиллер. Готовность восторгаться, сочувственная манера слушать собеседника, проявление искреннего интереса к обсуждаемой теме – все эти приёмы, которыми должен владеть хороший репортер, были пущены в ход, и постепенно Ненси успокоилась. Квиллер, казалось, понимал даже язык её телодвижений. «Спокойно! – внушал он себе. – Она ведь абсолютно беззащитна». Придав голосу деловой тон, он спросил: – Вы учились в ветеринарном колледже? – Я собиралась, но вместо этого вышла замуж – тайно от родителей. – И как они к этому отнеслись? Она бросила взгляд на диктофон, и он сразу же его выключил. – Ну как… папа буквально взбесился, а у мамы обнаружили рак. Я стала сиделкой при маме и вела хозяйство в их доме. – Она облизнула пересохшие губы и добавила: – Дон не захотел иметь жену по совместительству. – Из‑ за этого вы разошлись? Она кивнула. – После смерти мамы я уехала на Аляску, чтобы прийти в себя, и только езда на собаках вернула меня домой. – А ваш отец, как он воспринял ваше возвращение? – О! Его дела шли прекрасно! К нему три раза в неделю приходила домработница, он приобрел новый трактор, комбайн со стереосистемой в кабине и полмиллиона долларов потратил на покупку дренажных колец. Он стал намного ласковее со мной и выделил мне участок земли для передвижного дома и собачьих будок… Не знаю, зачем я вам все это рассказываю. Думаю, потому, что вы умеете слушать… – У меня самого была масса неприятностей в жизни, – сказал он. – Хочу спросить вас вот о чем, ваш отец играет в азартные игры? – Если считать азартной игрой футбольный тотализатор в нашей таверне, то да. Но он в жизни не купил ни одного лотерейного билета… Хотите ещё кока‑ колы? – спросила Ненси после того, как Корки подошёл к ним, махнул хвостом и банка, стоявшая перед Квиллером, очутилась на полу. – Нет, спасибо. Покажите мне лучше, как выгладят сани. Сани семи футов длиной, похожие на корзину, установленную на полозья, стояли в небольшом бревенчатом сарае, где хранились разные приспособления для уборки снега. – Сани сделаны из березы и дуба, – сказала Ненси, – это рукоятка, а это тормозная доска. Они приклеиваются друг к другу, дополнительно крепятся винтами и сыромятным ремнем. Перед каждым сезоном я покрываю их лаком. – Произведение искусства, да и только, – заключил Квиллер. – А теперь представьте меня своему семейству. Собаки ждали их прихода. Щенки в огороженном вольере оживленно возились, прыгали, бегали друг за другом. Собаки же старшего поколения подняли сильнейший лай, который Ненси уняла, обратившись к ним с каким‑ то тайным словом. Гибкие, поджарые, длинноногие, различной расцветки, с отметинами разных цветов, лайки казались симпатичными существами, а косо поставленные глаза придавали их мордам особую привлекательность. – Эти двое – вожаки, Терри и Джерри. Они капитаны своих команд, очень сообразительные. Спанки и Криш – рулевые, они бегут сразу перед санями. Квиллер и Ненси одновременно обернулись, чтобы посмотреть на полицейский автомобиль, въезжавший во двор. Это была машина шерифа, и из неё вышел офицер в широкополой шляпе. – Привет, Дон! – обратилась к нему Ненси. – Это мистер Квиллер из газеты. Квиллер, от которого не ускользнула сдержанная и даже недовольная реакция помощника шерифа на его присутствие, сказал: – Точно знаю, что мы с вами встречались. Вы оказали мне помощь после бурана два года назад. Помощник шерифа кивнул. – Мистер Квиллер собирается написать о моих ездовых собаках. – Но мы придержим материал до снегопада. Я буду работать над статьей и позвоню вам, если потребуется что‑ то узнать или уточнить. Прекрасные животные. Увлекательный спорт. Отличное интервью. – Сказав это, он направился к машине. – Не уезжайте! – запротестовала Ненси. – Я должен ехать, мне пора кормить кошек, – объяснил он, сославшись на причину, которая всегда была понятна всем. Ненси пошла проводить его до машины. – Гарри говорит, что вы живете в большом доме миссис Гейдж, это так? – поинтересовалась она. – Да. Я снял этот дом у её внука Джуниора Гудвинтера. – Он заметил блеск в глазах Ненси, объяснив его внезапно нахлынувшими воспоминаниями о школьных танцевальных вечерах, однако причина оказалась совсем в другом. – Я часто бывала в этом доме, – сказала она, – он огромный! – И вы знали миссис Гейдж? – Ещё бы! Мама служила у неё экономкой и каждое Рождество брала меня в дом на праздник с лакомствами и шоколадом, а миссис Гейдж всегда припасала для меня подарок. – Это характеризует её с хорошей стороны, – сказал Квиллер. – А что вы сами думаете о ней? – Ну, как вам ответить… она не ласкала меня и не сюсюкалась со мной, но она была… хорошей. Теперь у него появилось ещё одно подтверждение неординарности Эвфонии Гейдж и ещё одна причина для того, чтобы позвонить во Флориду и задать несколько вопросов её разговорчивой соседке. – Вы любите яблоки? – спросил он у Ненси, садясь в машину и протягивая ей коричневый бумажный пакет.
Дома его самым тщательным образом обнюхали сиамцы. Несколько часов, проведенных в обществе Корки и двадцати семи сибирских лаек, свидетельствовали о полном его падении. Обонятельное расследование вскоре было прервано телефонным звонком. – Привет, Квилл! – зазвучал в трубке возбужденный голос Джуниора Гудвинтера. – Хочешь услышать хорошую новость? – У вас родился мальчик, – предположил Квиллер. – Да нет, Джоди всё ещё дома, хотя уже начинает волноваться. Дело в другом: нашёлся покупатель на дом Гейджев. Я только что говорил с ним по телефону. – Поздравляю! От кого ты получил предложение? – От одного агента по недвижимости из Чикаго. – Он предложил хорошие условия? – Отличные! Но что бы это могло значить? Дом не внесен в список объектов, выставленных на продажу! И почему они выбрали именно его, когда на семи домах по нашей улице висят такие же объявления? Держу пари, бабушка Гейдж сговорилась с этим агентством ещё при жизни. – Не задавай столько вопросов, – посоветовал Квиллер. – Бери деньги, и дело с концом. – Слушай, я извещу покупателя, что дом сдан в аренду до весны, так что спешный переезд тебе не грозит, не волнуйся. – Ты настоящий друг! Но не говори ничего Полли до тех пор, пока сделка не совершится. Для неё будет очень тяжело расстаться с каретным сараем. – Хорошо, не скажу. Но знаешь, это самая хорошая новость за последнее время! – Хорошие новости всегда приходят втроем, – сказал Квиллер. – Вдруг у Джоди родится двойня? А кстати, была ли в роду Гейджев женщина по имени Синара? – Не думаю. Как, как ты её назвал? – Звучит поэтически: С‑ и‑ н‑ а‑ р‑ а. – Нет, не знаю. Никогда не слыхал этого имени.
В приличное время, когда уже действовал льготный тариф, но ещё не настолько поздно, чтобы причинить неудобства обитательнице «Парка розового заката», Квиллер заказал разговор с Флоридой, а Коко прыгнул на стол и уселся в позе внимательного слушателя. – Настраивай свои локаторы, – посоветовал ему Квиллер, – могут быть интересные новости. Усы и брови у кота выставились вперёд. Квиллеру ответил бодрый женский голос, и он, придавая своему чарующую мягкость и раскатистость, произнёс: – Могу я поговорить с миссис Селией Робинсон? В трубке сперва послышался вибрирующий смех, а потом игривый голос: – Клейтон, я узнала тебя. Ты напрасно думаешь, что сможешь одурачить свою бабушку. Мама знает, что ты мне звонишь? – Прошу прощения, миссис Робинсон, но я не Клейтон. Я сослуживец Джуниора Гудвинтера, внука миссис Гейдж. Я звоню из Пикакса. Меня зовут Джим Квиллер. В ответ раздался смешок, в котором улавливалось смущение. – Ой, извините, я приняла вас за моего проказника внука. Он любит менять голоса, да и вообще горазд на всякие выдумки. Как, простите, вы сказали, вас зовут? – Джим Квиллер. Джуниор дал мне номер вашего телефона. – Да, он был здесь несколько дней. Вообще‑ то он хороший мальчик. А про вас я знаю всё. Миссис Гейдж давала мне газеты с вашими статьями. Только вот я запамятовала, как называется ваша газета. – «Всякая всячина». – Да, помню, название, правда, немного странноватое. Мне страшно понравилось ваше фото в газете. У вас великолепные усы. К тому же вы похожи на кого‑ то из телеведущих. – Благодарю вас, – галантно ответил Квиллер, хотя в глубине души он ожидал, что дама похвалит его литературные творения. Прочистив горло, он приступил непосредственно к делу. – Редактор поручил мне написать очерк об Эвфонии Гейдж, и мне хотелось бы поговорить с кем‑ нибудь, кто в курсе её жизни во Флориде. Вы ведь хорошо её знали? – О да! Мы были соседками, и я вроде как присматривала за ней. – Каким образом? Если не возражаете, я запишу наш разговор. – Да, пожалуйста. Я заходила к ней каждый день, и мы отправлялись на машине туда, куда она хотела. Ей была ненавистна езда строем, то есть бампер в бампер, как это здесь принято. К тому же ей было восемьдесят восемь, а мне всего шестьдесят восемь. – По голосу вам можно дать значительно меньше, миссис Робинсон. – Вы полагаете? – В её голосе звучала неподдельная радость. – Это потому, что я пою. – В ночном клубе? – игриво спросил Квиллер. Миссис Робинсон весело расхохоталась. – Нет, просто я все время что‑ нибудь напеваю, но перед тем как перебраться сюда, я пела в церковном хоре. Хотите, спою Вам прямо сейчас? Первой мыслью, пришедшей Квиллеру в голову после этих слов, было то, что она хочет его разорить. Тем не менее он сказал: – Ну хорошо, спойте что‑ нибудь по вашему выбору. Он ожидал услышать «Благость великую», но вместо этого услышал полный хоровой пассаж миссис Робинсон, пропетый чистым, свободным от самодеятельной вычурности голосом. Слушая пение, он мысленно представлял себе исполнительницу; это вошло у него в привычку – представлять себе незнакомых людей и мысленно их разглядывать. Её он представил себе крепкой и розовощекой дамой с перламутровыми сережками в ушах. – Браво! – закричал он, когда она закончила. – Мне никогда не доводилось слышать лучшего исполнения. – Благодарю вас. Это самое любимое произведение Клейтона, – сказала она. – У вас тоже хороший голос… Ну, так что вы хотели услышать от меня о миссис Гейдж? Она не любила, когда её называли по имени, и я вполне могу понять её. К какой‑ либо даме со старой пожелтевшей фотографии оно бы подошло, но ей… – Вы сказали, что подвозили её. А её спортивная машина ещё цела? – Нет, она её продала, и мы ездили на моём синем седане. Она называла его «авто престарелых дам». Я думала, что она говорит так шутки ради, но она говорила всерьёз. – И куда «престарелые дамы» на нём ездили? – В основном в центр, чтобы поесть и кое‑ что купить. Она предпочитала есть там, где подают здоровую пищу. – Вы полагаете, она была довольна своей жизнью в «Парке розового заката»? – Я в этом просто уверена. Она часто отправлялась в однодневные поездки на автобусе, и ей нравилось выступать на клубных вечерах. – И с чем она выступала? Миссис Робинсон сделала паузу, чтобы припомнить темы выступлений. – Ну… она рассказывала о диетах, музыке, искусстве, о том, как правильно дышать… – И много людей приходило послушать её? – По правде сказать, она собирала аудиторию значительно меньшую, чем старые фильмы по четвергам, однако и не мизерную, поскольку после выступлений обычно устраивались чаепития с разными сластями… за счет миссис Гейдж. – Я видел миссис Гейдж всего один раз, да и встреча наша была довольно короткой. Что она собой представляла? – спросил Квиллер. – О, она была необыкновенно интересным человеком, совершенно не похожим на тех, кто только и говорит про свои болезни или внуков, с которыми никогда и не видится. Администрация парка не жаловала молодых посетителей. Согласно правилам, вам надлежит получить разрешение, стоимость которого пять долларов, прежде чем к вам допустят посетителя моложе шестнадцати лет, да и то на срок не более сорока восьми часов. Клейтон с радостью проводит неделю рождественских каникул со мной, потому что терпеть не может свою мачеху. Она слишком уж серьезная, а бабушка смех далеко не прячет, как вы, наверное, заметили, – прибавила она со смешком. – А сколько Клейтону лет? – Только что исполнилось тринадцать. Он отличный парень с громадным чувством юмора. Просто уму непостижимо, до чего этот мальчишка может додуматься! На прошлое Рождество придумал, как обойти эту систему. Когда я приехала за ним в аэропорт, то увидела, что он прицепил на лицо накладную бороду. Я чуть не рухнула в обморок. Он сказал, что я должна представить его соседям как доктора Клейтона Робинсона из университета Джона Гопкинса. Что я и сделала. Нам повезло, что ни один из наших соседей не обладает хорошим зрением. – Он привёз с собой доску для катания? – спросил Квиллер. – Йауу! – громко и чётко произнёс Коко. – Ребенок плачет? Или мне послышалось? – поинтересовалась миссис Робинсон. – Это Коко, мой сиамский кот. Он присутствует при нашем разговоре. – У меня тоже были кошки, и здесь я бы хотела иметь кошку, но администрация не разрешает держать животных на территории парка. Ни кошек, ни собак, ни даже птиц. – А как насчёт золотых рыбок? – А что, это мысль, и очень, по‑ моему, неплохая! – ответила она. – Непременно попрошу разрешения завести золотых рыбок и посмотрю, что мне ответят. Они не понимают шуток. В прошлом году Клейтон привёз мне запись «Джингл‑ Белл» в исполнении собак. Может, вы её слышали. Гау‑ гау‑ гау… гау‑ гау‑ гау. – Йаау! – подхватил Коко. – Миссис Гейдж это развеселило? – спросил Квиллер. – Не очень. А у администрации парка просто случился припадок. – А что представляет собой эта администрация, которая ввела пятидолларовые поборы и к тому же страдает припадками? – Бетти и Клод. Он является владельцем парка, а она управляющей. Я не знаю, состоят ли они в браке, но живут вместе. Не поймите меня превратно, они в самом деле очень симпатичные люди, если вы не нарушаете правил. Кроме них есть некто Пит, помощник, который остаётся за главного, когда они уезжают в город. Он слесарь, электрик и тому подобное. Он починил мой радиоприёмник и не взял денег. – А как миссис Гейдж воспринимала все эти ограничения? – Да как вам сказать, она поддерживала вполне дружеские отношения с Бетти и Клодом и вела, если можно так выразиться, особую жизнь. Они часто брали её с собой на собачьи бега. Она любила бывать с ними. Она вообще любила бывать в обществе молодых людей. – Включая и доктора Клейтона Робинсона? Бабушка упомянутого джентльмена ответила на остроумное замечание Квиллера весёлым смехом. – Клейтон с удовольствием познакомится с вами, мистер… – Квиллер. А в обратный путь он тоже пустился с бородой? – Вы знаете, мы старались поменьше бывать в парке. Мы ходили на море, в кино, видеосалоны и антикварные лавки. Клейтон коллекционирует старинные фотографии людей со смешными лицами. Он называет их своими предками. Про одну старую леди в чепце и шали, очень забавную, он сказал, что это его прапрабабушка, которая баловалась наркотиками. Ну, что вы скажете об этом чертёнке? – У вашего внука блестящее будущее, миссис Робинсон. – Зовите меня просто Селия. Так всё меня зовут. – Разговор с вами, Селия, доставил мне огромное удовольствие. Вы достаточно подробно описали последний приют миссис Гейдж. Напоследок хочу задать вам один очень важный вопрос: кто‑ нибудь знает причину, побудившую её расстаться с жизнью? – Ну… вы знаете… в общем, нам не следует это обсуждать. – Почему? – Да потому, что это не первое самоубийство, произошедшее здесь, и Клод боится, что это может подорвать репутацию парка. Однако мы с мистером Крокусом, пошептавшись о случившемся, не смогли объяснить причину. – Кто это, мистер Крокус? – с вновь пробудившимся интересом спросил Квиллер. – Приятный пожилой джентльмен. Он играет на скрипке. Он был сильно увлечён миссис Гейдж и ходил за ней по пятам, как щенок, – ответила Селия. – Он страшно тоскует по ней. Но надеюсь, тоска не сведёт его в могилу. Вы знаете, тут происходит, если можно так выразиться, постоянная ротация мест, но постоянно есть желающие переселиться сюда. Домик миссис Гейдж уже продали одному вдовцу из Айовы. – Почему же, несмотря на все ограничения, парк пользуется такой популярностью? – В основном из‑ за того, что здесь вы чувствуете себя в безопасности. В случае необходимости вы можете рассчитывать на помощь администрации в любое время суток. Имеется дежурная машина «скорой помощи», которая доставит вас в госпиталь, хотя это за деньги, правда. Администрация обеспечивает проживающих услугами не только врачей, но и адвокатов, налоговых инспекторов, что очень хорошо, поскольку практически все постояльцы прибывают сюда из других штатов. Я, например, из Иллинойса. Кроме того, в клубе проходят разные мероприятия, есть автобус для туристических поездок… Вы не хотели бы посмотреть фотографии миссис Гейдж во время одной из таких туристических экскурсий? Может быть, они пригодятся вам для статьи. Квиллер сказал, что это прекрасная мысль, и попросил её послать фотографии по почте в редакцию. – Повторите, как называется ваша газета? – «Всякая всячина». – Отлично. Постараюсь запомнить, а лучше запишу, – сказала миссис Робинсон. – Вы позволите мне позвонить вам ещё, Селия? – Конечно! Буду очень рада! Это так забавно – давать интервью. – Может, вам будет интересно прочесть некролог, который мы публикуем в среду. Я пошлю вам две газеты, одну для мистера Крузо. – Крокуса, – поправила она, – думаю, он будет вам очень благодарен за это, мистер Квиллер. – Знаете, зовите меня просто Квилл. – С удовольствием. – Вот и чудесно. Я сразу отметил, что вы правильно произносите мою фамилию: Квиллер, а не Киллер. – Йау! – объявил Коко. – Мне надлежит проститься с вами, Селия, Коко хочет позвонить. Ответом на эту фразу был раскатистый хохот. – Это была миссис Робинсон из «Парка розового заката», – сообщил он Коко. Кот испытывал благоговейные чувства по отношению к телефону. Сигнальные звонки колокольчика, звуки человеческого голоса, исходящие из этого прибора, да и сам факт того, что Квиллер вел беседу с неодушевленным предметом, – всё это распаляло кошачье воображение. Он проявлял повышенный интерес к старой миссис из Флориды, причём делал это с явной шутливостью. Квиллеру невольно пришло на ум, что Коко, очевидно, знает то, чего не знает он. Голубые глаза Коко излучали глубокую мудрость. – Еда! – объявил Квиллер, и тут же раздалась глухая дробь когтистых лап, галопом несущихся по направлению к кухне.
|
|||
|