|
|||
Глава четырнадцатая
Адреналин, который гнал меня вниз по холму до самой машины, покидает меня, как только я добираюсь до дома. План Влада разрушен в пух и прах — я должна быть в восторге. Но вместо этого я сижу, опустив голову на руль, и думаю, как избавиться от беспокойства, тисками сжимающего мне горло. Я должна была остаться, несмотря на то что сказал Джеймс. Я могла бы по меньшей мере наблюдать со стороны и бросать во Влада кусками сыра или вовремя предупреждать участников криком «Берегись! ». «Жук» Кэролайн останавливается сзади меня, и она со всего маху захлопывает дверь, невзирая на поздний час. Она напевает себе под нос, роясь в сумке и разбрасывая вокруг обертки от жвачки — а папа обвиняет в бесконечном разбрасывании мусора разносчика газет. Она подходит к зеркалу заднего вида моей машины и, внезапно замолкнув, останавливается. — Обожемой, — говорит она, наклоняясь вперед и смотря на меня через стекло. — Марта написала мне эсэмэску, что у Влада случилось что- то вроде нервного срыва и он выгнал всех с вечеринки. Ты должна рассказать мне, что произошло. — Я правда не хочу говорить об этом, — отвечаю я, заставляя себя вылезти из машины. Более уместно было бы спросить, чего не произошло. Кэролайн нетерпеливо стучит каблучками, идя со мной к крыльцу. — Но она сказала, что вы с ним подрались и... — Она запинается, увидев выражение моего лица. — Что случилось? Если Влад снова повел себя как придурок, в понедельник я опрыскаю его газом из баллончика. Или это был Джеймс? Я его не так хорошо знаю, но все равно, его я тоже опрыскаю. — Не нужно никакого опрыскивания. Она гладит меня по руке. — Я серьезно, Софи. Я за тебя волнуюсь. Я еще никогда не видела тебя такой грустной. Ты обычно довольно... пылкая. — Ого, спасибо, — отвечаю я. Мы заходим в темную прихожую, и я с удивлением понимаю, что в этот момент я бы отдала все за то, чтобы сесть рядом с Кэролайн на диване и признаться ей во всем, стиснув одну из ее мягких игрушек. Но я не могу этого сделать, поэтому просто прошу ее не волноваться и говорю, что хочу пойти в постель и заснуть навечно. — Ну, ладно, — говорит она, поднимаясь на первую ступеньку. — Каждый, кто захочет тебя завтра разбудить, должен будет столкнуться со мной. Я имею в виду, после того как я встану, а это, видимо, будет не раньше одиннадцати. Но после одиннадцати — я никому не позволю постучаться в твою дверь! — Весьма признательна, — благодарю я, улыбаясь ей вслед, когда она исчезает в темноте лестницы. Сна у меня ни в одном глазу. Я иду в гостиную, вытаскиваю одеяло из сундука, который служит журнальным столиком, и направляюсь к удобному стулу у окна. На этом стуле почему-то никто не любит сидеть, но отсюда открывается отличный вид на двор Джеймса. Но прежде чем сесть, я бросаю взгляд на свое отражение в зеркале, висящем над стеллажом с телевизором. Мои темные волосы выпали из пучка, который я завязала в начале вечера. Я замечаю, что выгляжу более бледной, чем обычно. От напряжения я не могу разжать челюсти, и это разубеждает меня в том, что у меня, как я всегда считала, острый подбородок. За всеми драматическими событиями сегодняшнего вечера я как- то забыла, что из одежды на мне только джинсы и красный лифчик от купальника. В приступе любопытства я перегибаюсь назад, чтобы изучить веснушки на спине, которых всегда было слишком много, чтобы их сосчитать. Действительно, некоторые из них темнее других, но я определенно не вижу никакой звезды. Честно говоря, ананас я тоже не вижу. Чувствуя, как глупо это проверять, я как можно уютнее сворачиваюсь калачиком на стуле и начинаю смотреть на подъездную дорожку к дому Джеймса. Я не замечаю момента, когда мои глаза предательски закрываются и я засыпаю. Просыпаюсь я от утреннего света, льющегося в окно, и клейкого листочка, приклеенного к моей голове.
Обещала никому не давать тебя разбудить, но не знала, что ты будешь спать НА СТУЛЕ, так и не сняв МОЙ КУПАЛЬНИК. Точно, что-то случилось. Короче, папа пошел на работу, а мы с мамой поехали в торговый центр, чтобы сдать то розовое платье, которое я купила, когда встречалась с Владом. Вот. Кэролайн
Упоминание о Владе возвращает меня к событиям вчерашнего вечера. Я бросаю взгляд на темные окна Джеймса, но, учитывая его политику экономии электроэнергии, это еще ни о чем не говорит. Отбросив одеяло, я на сведенных судорогой и еще наполовину спящих ногах ковыляю к входной двери, убеждая себя в том, что конечно же он будет там. Потому что я не хочу думать о том, что может означать его отсутствие. Звонок в дверь раздается в тот момент, когда мои пальцы всего в нескольких дюймах от ручки. — Ты вовремя. Я уже начала... Слова замирают у меня на языке. На крыльце стоит Влад, брезгливо держа на указательном пальце черную футболку, в которой я была вчера вечером. — Я пришел вернуть твою кофточку, — говорит он вежливо, но, когда я пытаюсь захлопнуть дверь, он подставляет под нее свой черный ботинок. С непринужденной легкостью он хватается за ручку двери и толкает ее, так что мне приходится отступить назад. Зайдя внутрь, он с любопытством осматривает прихожую. Я должна бежать, через кухню и наружу, но потом... куда? — Можешь оставить себе, — осипшим голосом говорю я, хватаясь за стену в напрасной надежде почувствовать себя в безопасности. — Уходи из моего дома. Он игнорирует мои слова, склонив голову набок и изучая мою футболку с выражением, которое иначе как бесстрашным не назовешь. — Возможно, отныне мне стоит называть тебя Золушкой, — шутит он. — Хотя в следующий раз я, пожалуй, предпочел бы хрустальную туфельку вместо этой... э-э-э... поношенной кофточки. Я вдруг осознаю, что если Влад жив и отпускает едкие шуточки в моем доме, то это значит... — Где остальные вампиры? Влад ничего не отвечает, продолжая изображать злобную вешалку для моей футболки. Мне приходит в голову, что я ничего от него не добьюсь, если не подыграю ему. Совершив молниеносный бросок, я вырываю футболку у него из рук и натягиваю на себя. Но тонкий хлопковый барьер совершенно не помогает мне чувствовать себя более защищенной. Влад достает свой маленький черный блокнот. — Надеюсь, ты примешь его как жест моей доброй воли, дорогая. — Мне не нужен дневник с твоими излияниями, спасибо. — Тогда почему ты рылась в моих вещах? Ты преследовала меня с самого начала, вмешиваясь и задавая вопросы о моей биографии и транспортных предпочтениях. — Тогда мне казалось, что ты представляешь из себя нечто большее, чем просто зануду, который слишком долго просидел за книгами в дальнем углу библиотеки. Гнев, жуткий и уродливый, искажает его лицо, и я понимаю, что хватила через край. Ничто не мешает ему убить меня прямо сейчас и получить мою кровь в качестве утешительного приза, перед тем как уехать из города. Я кидаюсь в гостиную, направляясь к черному входу, но не успеваю я добежать до дивана, как он преграждает мне путь. Подняв глаза, я вижу, что он смотрит на меня с кривой ухмылкой. — Замечательная идея, Софочка, — цедит он сквозь зубы. — Садись, и я объясню тебе причины моего визита, — говорит он и широким жестом указывает на диван. — Как ты нашел меня? — спрашиваю я, осторожно присаживаясь на краешек дивана. Он бросает на меня испепеляющий взгляд. — Я целую неделю терпел твою сестру. И к тому же Виолетта вечно болтала о том, как она собирается навестить свою лучшую подружку Софи. Ей стоило быть повнимательнее. — Он достает из кармана рваный клочок бумаги и щелчком посылает его на журнальный столик. — Я нашел это среди ее вещей. Я разворачиваю бумажку и вижу свой адрес, который я написала ей на первом уроке английского. Что должно было случиться, чтобы у Влада появилась возможность копаться в вещах Виолетты? Я ни за что не должна была уходить. — Где другие вампиры? — снова спрашиваю я, но Влад уже отошел к дальней стене, которую Марси превратила в алтарь с семейными фотографиями. Они расположены в хронологическом порядке, начиная с пухлых карапузов в зимних комбинезончиках. и заканчивая фотографией, на которой мы с Кэролайн пытаемся сохранить насмешливое выражение лица, стоя рядом с Мини Маус (безуспешно, потому что мы обе были в нее влюблены). — Где твоя мать? — пренебрежительно спрашивает он, изучая наши ранние фотографии. — В торговом центре. Он издает неестественный смешок. — Твоя настоящая мать. Потому что на этой фотографии, где у тебя все лицо измазано тортом, твой день рождения, — говорит он, указывая на фото в красной рамке, — а на этой — день рождения Кэролайн. Но вы не появляетесь на фотографиях вместе до... до сих пор. — Он указывает на фото, где мы все стоим перед домом; мне было пять, а Кэролайн шесть, и мы только что сюда переехали. — Это тебя не касается, — отвечаю я. По правде говоря, мама ушла, когда мне было два, и, несмотря на все мои уловки, отец отказывался говорить об этом. Став старше, я поняла, что та, которой наскучило сидеть со своим двухлетним ребенком, не заслуживает моего внимания. Детские психологи сказали бы, что я вру, но я правда почти не думаю о ней. Ну, разве что иногда, когда проклинаю свои гены, из-за которых я становлюсь красной как рак после часа, проведенного на солнце, в то время как все остальные приобретают привлекательный ореховый загар. И сейчас я могу подбросить немного топлива для теории этого безумца. — Ты по-прежнему думаешь, что это я, — говорю я. — После всего, что тебе рассказал Невилл, ты по-прежнему думаешь, что это я, потому что у меня есть приемная мама и на моей спине можно играть в «точки». Он поворачивается ко мне. — У меня есть другие причины. — Психическое заболевание? Он раздувает ноздри. — Предательство Невилла было для меня ударом, конечно. Но, возможно, они выгнали его просто потому, что ему нельзя было доверять. И тогда это никак не мешает осуществлению моего плана, — говорит он и затем делает паузу, словно ожидая услышать аплодисменты. Но я не собираюсь ему подыгрывать. — Где мои друзья? — снова спрашиваю я. — Их нет! — взрывается Влад. — Они уехали! Я сказал им, что если хоть когда-нибудь увижу их снова, то сожгу заживо своими руками. Я не двигаюсь. Если бы он действительно убил их, то сейчас не преминул бы этим похвастаться. Но Джеймс не уехал бы, не попрощавшись; он не мог так поступить. Я продолжаю молчать, и Влад с силой швыряет в меня своим дневником, так что он отскакивает и ударяется о диванную подушку. Немного погодя он откашливается и делает вид, что именно это и собирался сделать. — Пожалуйста, Софочка, открой страницу с закладкой и прочти вслух подчеркнутый раздел. Я дрожащими пальцами поднимаю дневник и начинаю читать раздел, который не успела посмотреть вчера: — И дитя Мерво было смертно и неуязвимо для вампиров. Были те, кто думал, что это... — Можешь остановиться, — говорит он и, наклонившись, вырывает дневник у меня из рук. — Видишь? — Вижу что? — Я не могу на тебя повлиять, — говорит он. — Я всегда думал, что «неуязвимость» значит только то, что ребенок был смертным от рождения, но теперь я вижу, что это доказательство. Я чувствую, как мелькают твои мысли, но не могу их поймать. Я чувствую облегчение оттого, что это и есть его великое откровение. Честно говоря, ему пора бы уже перестать удивляться тому, что он не всемогущ. — Прости, что разрушаю твою иллюзию, но Джеймс научил меня защищать от тебя мои мысли. На секунду торжествующее выражение исчезает с его лица, но затем он упрямо качает головой. — Нет. В ту первую ночь, в лесу, я попытался воздействовать на тебя, и у меня ничего не вышло. Ты все равно ерзала, когда я тебя кусал. На кончике языка у меня вертятся слова о том, что Джеймс более чем успешно может читать мои мысли, но я решаю промолчать — отчасти потому, что мысли о Джеймсе мешают мне сосредоточиться, а отчасти потому, что я совершаю ошибку, посмотрев в глаза Влада. Они серые, как сталь, и в них светится одно-единственное желание. Он преследовал эту цель почти пятьдесят лет. Что бы я сейчас ни сделала, он не отпустит меня, не проверив свою теорию. Даже если мне удастся убедить его, что я — не та, которая ему нужна, он снова начнет свои поиски, и мне опять придется прятаться в раздевалках, чтобы вычислить его следующую цель. Или умереть. — Допустим, это я, — решаю я соврать, — но, как говорил Невилл, ты должен принадлежать к одной из девяти исконных семей. — Невилл меня недооценивает, если думает, что я об этом не осведомлен, — рявкает Влад и затем внезапно встает и идет к книжному шкафу. — Ты знаешь, сколько мне лет? — спрашивает он, вытащив один из отцовских томов по истории и лениво его перелистывая. — Сто восемь. Я вырос в... — Румынии, — говорю я. — Почему все вечно так думают? — восклицает он с искренним возмущением, засовывая книгу обратно на полку. — Я русский. Я говорил тебе чудесные русские нежные словечки. — Он закрывает глаза и прикасается к переносице. Если я правильно понимаю, у вампиров это эквивалентно глубокому успокаивающему вдоху. Открыв глаза, он спрашивает: — Знаешь, почему я стал вампиром? Одно из моих предположений — скрытые эгоистические наклонности. Однако я ограничиваюсь тем, что отрицательно мотаю головой. — После свержения царя во время революции моя семья тоже утратила власть. В одно мгновение мы лишились всего, — всего, что имели, и мы были вынуждены отдаться на милость родственников, которых раньше даже не пускали на порог, — с мрачной усмешкой говорит он. — Но потом... потом появилась женщина, которая предоставила мне шанс стать выше всего этого. Власть, сила, бессмертие — всего за один укус. Я и не подозревал, что в обществе вампиров она не более чем паразит. Я был унижен в своей смертной жизни. Но в своей вечной жизни я был унижен еще больше, — говорит он, поворачиваясь ко мне. В его глазах я замечаю больше искренних чувств, чем когда-либо. — Но ты... ты — мой шанс вернуться назад. Каждый день за последние сорок четыре года я посвятил тому, чтобы вернуть тебя им. Чтобы вернуться самому. И теперь я не сдамся. Он внезапно опускается на колени передо мной и крепко хватает меня за руку, когда я пытаюсь вырваться. — Я пришел, чтобы выразить тебе свое восхищение, Софочка, — говорит он. — Твое уникальное чувство вкуса — ты всегда умеешь правильно подобрать стиль одежды. Твое блистательное остроумие. Твое неотступное любопытство, твоя... — Он замолкает, словно забыл слово. —... твоя доблесть. Это правильное слово? Я не знаю, как это сейчас говорят. Как бы то ни было, для меня было бы большой честью, если бы ты согласилась стать моей женой-вампиром. Сначала я могу только в изумлении разевать рот, но потом я принимаюсь вопить, отбросив все дипломатические соображения под влиянием шока. — Ты сумасшедший? — кричу я, запрыгивая на спинку дивана, чтобы оказаться как можно дальше от него. Мои ноги зацепляются за что-то, и я падаю, ударяясь коленом о паркет. В следующую секунду он уже рядом со мной, джентльменским жестом протягивает мне руку и упрекает меня за то, что я катаюсь по полу в такой важный момент. — Но почему? — спрашиваю я, когда снова обретаю способность говорить. Он только нетерпеливо закатывает глаза. — Ты — Мерво. И поскольку ты выше меня по статусу, когда мы поженимся, я тоже стану Мерво. — Он делает паузу. — А также по причинам, которые я упомянул выше. Итак, каков твой ответ? — Нет, — отвечаю я. Нет. Никогда. Нет. Моя горячность останавливает его всего на секунду. Но не больше. — Не будь такой скромной. Ты должна быть благодарна мне за то, что я пришел вытащить тебя из мрака неизвестности. В твоей средней школе почти никому не известно, кто ты такая. — И мне это нравится. Он усмехается, но потом понимает, что я говорю серьезно. — Никому не может это нравиться. Давай же, мне нужно твое согласие, иначе ничего не выйдет, — настаивает он. — Я подожду, пока придет твой отец, и попрошу у него твоей руки. Он скоро вернется? Мое сердце в страхе сжимается при мысли о том, что Влад может пообщаться с родителями и вообще хоть как-то проникнуть в мой мир. Сейчас он прикидывается милым, но кто знает, что будет, когда его терпение иссякнет. Мне нужно выгнать его из дома; мне нужно время, чтобы составить план. Я поднимаюсь, стараясь скрыть дрожь в коленях. — Мне нужно время, — требую я. — Время? Что тебе нужно обдумать? Я предлагаю тебе вечную славу. — Ты пытался меня убить. — Я не знал, кто ты, — небрежно отвечает он, словно отмахиваясь от глупого ребенка. Но заметив, что это не приводит меня в экстаз, добавляет: — Я понимаю твое удивление и твои сомнения, дорогая, я понимаю. Я сожалею, что не успел поухаживать за тобой и проявить больше... нежности. Вот что я тебе скажу: я пройдусь немного по окрестностям, а когда я вернусь, ты дашь мне свое согласие. — Мне нужен месяц, — говорю я и тут же сожалею о том, что не сказала «столетие». Или «эон». Или эон, умноженный на десять в миллионной степени. Влад отрицательно качает головой: — Это и так заняло гораздо больше времени, чем я ожидал. Я полагал, что вампирские корни должны возвышать девушку, которую я искал, над ее человеческими сверстниками. Вот почему я начал с твоей сестры. Я и не предполагал, что ты окажешься... — Он прерывается, выбирая слова. —... неограненным алмазом. Решено: я дам тебе один день, чтобы ты осознала, что я не тот, кого стоит бояться. Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Одного дня недостаточно. Я так поглощена своими мыслями, что не сразу слышу, как к дому подъезжает машина и Марси кричит Кэролайн, чтобы та вернулась и помогла ей донести до дома всю ту диетическую газировку, которую ей пришлось купить. Вот оно. Сейчас все столкнутся со всеми, и у меня нет никакой возможности избежать этого. Я поднимаю глаза, ожидая увидеть его торжествующий взгляд, но вместо этого он смотрит на дверь с откровенным страхом, почти зеркально отражающим мой собственный. — Мне нужно, чтобы ты ответила мне сейчас, — рявкает он. — Твоя сестра пишет мне бесконечные письма, умоляя сказать ей, что пошло не так в наших отношениях. — Неделю, — торопливо говорю я. — Дай мне неделю. Он колеблется. С крыльца раздается звук шагов. — Неделю, — настаиваю я. — Ладно, — отвечает он. — Теперь, быстро, покажи мне, где черный вход. Она не должна видеть меня здесь. Я тысячу раз твердил ей, что мы слишком разные люди. Я не знаю, что еще я могу ей сказать. — В течение недели ты не должен приходить сюда, — уточняю я в тот момент, когда мы уже слышим скрежет ключей в замочной скважине. — Хорошо! — кричит он. — Где выход? Я указываю на комнату позади меня. И, со свистом рассекаемого воздуха и звуком падающего стула в гостиной, он наконец покидает мой дом. С грохотом хлопнув дверью, в прихожую вваливается Кэролайн, сжимая упаковку из двенадцати банок диетической газировки. — Почему на улице припаркован серебристый «хаммер»? — взволнованно спрашивает она, вытаскивая из ушей наушники от айпода. — Да что с тобой такое? Ты стоишь посреди комнаты, как будто произошла какая-то катастрофа. — Я только что проснулась, — отвечаю я, но это звучит странно даже для меня. — Ладно, хорошо. Проехали, — говорит Кэролайн, оглядывая комнату. — Влад здесь? Ревность в ее голосе недвусмысленно напоминает мне о том, в какую жуткую ситуацию я ввязалась и как сложно мне будет обеспечить всем безопасность. — С чего здесь быть Владу? — спрашиваю я как можно более небрежно. — Я думала, может быть, он получил мою записку и... — Его здесь нет, Кэролайн. — Ох, — говорит она. Ее надежды явно рухнули. — В любом случае, имей в виду — Марси бегала сегодня утром, и она клянется, что видела, как к соседнему дому подходил мальчик, очень похожий на Джеймса Хэллоуэла. Я пыталась сказать ей, что она сошла с ума, но она теперь точно что- то подозревает. На твоем месте я бы сделала вид, что ничего не знаю. Мое оцепенение сменяется взрывом радости, и я хватаю Кэролайн за плечи: — Джеймс? У соседнего дома? — Ну-ну. Так себя и веди! — кричит она мне вслед, когда я выбегаю в заднюю дверь и несусь через лужайку.
|
|||
|