Часть вторая 7 страница

Он беспечно повел плечами.

– Я стараюсь походить на него. – И снова улыбнулся. – Будьте осторожны, красавица! – С этими словами он схватил ее в охапку и снова потащил в крут. Тана увидела, что за ними наблюдает ее мать. Джин не спускала с них глаз, потом стала наводить справки о кавалере дочери. Полученная информация ее не разочаровала.

– Вы часто встречаетесь с отцом? – У Таны не шли из головы слова юноши, тогда как он легко кружил ее по паркету. Его жизнь показалась ей одинокой… интернат… потеря матери в возрасте четырех лет… распутник‑ отец, мечущийся по свету в поисках сексуальных радостей…

– Не слишком. У него нет на меня времени. – На какие‑ то секунды он показался Тане маленьким мальчиком, и ей стало его жаль. Однако он поспешил перейти в наступление. – А вы кто такая, Тана Робертc? Я ничего о вас не знаю, если не считать того, что вы не умеете выбирать ухажеров. – Он взглянул в сторону Чандлера, со страшной силой прижимающего к себе свою маленькую рыжеволосую партнершу, и оба весело рассмеялись.

– Мне восемнадцать лет, незамужняя, учусь в «Грин‑ Хиллз».

– Господи! Как это скучно. А любовники?

Ее лицо сделалось непроницаемым, будто захлопнулась некая дверь. Он не оставил это без внимания.

– Их нет.

– Успокойтесь, я не имел в виду Чандлера. – Она немного расслабилась. – Хотя, признаюсь, с ним тягаться трудно. – Бедный малый! Они оба потешались над ним; он был самым тупым созданием, каких она когда‑ либо знала, и постоянной мишенью насмешек своих одноклассников. – Что остается? Родители? Незаконнорожденные дети? Любимые собачки? Подруги? Хобби?.. Стойте! – Он похлопал рукой по карманам, будто ища что‑ то. – У меня должна быть анкета… – Оба расхохотались. – Все вышеперечисленное? Или ничего?

– Только мама. Никаких собачек. Никаких незаконнорожденных детей.

Он явно опечалился.

– Вы меня разочаровали: я думал, что вы способны на большее. – Музыка начала затихать, и Гарри огляделся вокруг. – Здесь становится скучно. Может, махнем куда‑ нибудь поужинать и выпить?

Она улыбнулась.

– Я не прочь. А Чандлера тоже возьмем с собой? Гарри изящно поклонился, – Предоставьте это мне.

Он куда‑ то исчез, но скоро вернулся. На лице его играла свирепая улыбка.

– О боже! Что вы с ним сделали?

– Я ему сказал, что его флирт с этой рыжей девкой вас ужасно расстроил и что я везу вас к психиатру…

– Вы так не сказали!

– Именно так! – Он принял упрямый вид, но не выдержал и расхохотался. – Собственно говоря, я ему сказал, что вы теперь прозрели и предпочли ему меня. Он передал вам поздравления с удачным выбором и сбежал вместе со своей толстухой.

Как было на самом деле, Тана знать не могла, но она видела, что Чандлер с сияющим лицом помахал им рукой, прежде чем скрыться с другой дебютанткой. Тут все было в порядке.

– Я должна сказать матери, что мы уходим. Вы не возражаете?

– Ничуть. Впрочем, я, конечно же, возражаю, но боюсь, что у меня нет выбора.

Когда Тана знакомила его с Джин, он держался как истый джентльмен и произвел нужное впечатление, к большому удовольствию Таны. Они ушли, а мать поехала домой одна, жалея, что не было здесь Артура: то‑ то бы он поглядел на Тану и порадовался за нее. Вечер удался на славу, и Тана, вне всякого сомнения, хорошо повеселилась. Она ушла вместе с Гарри Уинслоу Четвертым. Джин знала, кто он такой, во всяком случае, ей было известно это имя.

– А что делает ваш отец? – Гарри вытянул ноги, развалившись на сиденье такси.

Перед этим он назвал водителю адрес ресторана «21» – он предпочитал его другим заведениям, когда жил в Нью‑ Йорке. На Тану это произвело впечатление. С ним ей было намного интереснее, чем с Джорджем Чандлером. Она уже давно ни с кем никуда не выходила и даже успела забыть, как это бывает. Ее спутники никогда не были такими, как Гарри. Обычно они всей компанией отправлялись в пиццерию, где‑ нибудь на Второй авеню. Было это еще до выпускного вечера… до Билли Дарнинга…

– Мой отец погиб на войне, когда я еще не родилась.

– Это было мудро с его стороны: тем, кто был искалечен, мучиться всю жизнь тяжелее. – Это навело Тану на мысль о его матери, покончившей с собой, но она так и не решилась спросить его о причине самоубийства. – Ваша мать не вышла замуж вторично?

– Нет. – Немного поколебавшись, Тана продолжала:

– У нее есть друг. – Гарри казался ей человеком, которому можно рассказать об этом. Было у него в глазах нечто такое, что располагало к нему и внушало доверие. Он все воспринимал как надо.

– Ее друг женат?

Она густо покраснела, но он, к счастью, этого не заметил.

– Что заставляет вас так думать?

– Природная сметка, я полагаю. – Он переходил всякие границы. У Таны могло бы появиться желание дать ему пощечину, если бы не мальчишеская бесшабашность, которая делала его столь привлекательным в ее глазах. Его дерзость была столь откровенной, что сердиться было невозможно, – Я угадал?

При других обстоятельствах она не призналась бы в этом ни одному человеку, но тут не устояла.

– Да. Вернее, был женат раньше. Вот уже четыре года, как он овдовел, а жениться… не хочет. У него есть себялюбивый сынок, настоящий подонок. – Тана еще никогда не употребляла таких сильных выражений в беседе с посторонним лицом. Даже с Шарон она себе этого не позволяла.

Гарри, однако, не моргнул и глазом.

– Мужчины почти все такие. Видели бы вы моего предка! Его путь усеян безутешными жертвами, он меняет женщин как перчатки – только затем, чтобы не потерять форму.

– Неужели он такой неотразимый?

– Вовсе нет. Но он думает только о себе. Неудивительно, что мама решилась на самоубийство. – Он не мог простить отцу ее смерть. Когда Тана это поняла, ее сердце сжалось от сочувствия.

Такси подкатило к подъезду ресторана, Гарри заплатил, и они вышли. Через несколько секунд они окунулись в праздничную атмосферу фешенебельного ресторана. Тана была здесь лишь однажды, когда они с матерью отмечали окончание ею школы. Ей понравились игрушки, подвешенные над стойкой, изысканно одетая публика, в которой Тана сразу узнала двух кинозвезд. Метрдотель, увидев Гарри, расплылся в приветливой улыбке и направился в их сторону – он был, судя по всему, безмерно рад видеть своего завсегдатая. Они немного задержались у стойки и направились к своему столику. Гарри заказал себе бифштекс с кровью, а Тана – яичницу. Они выпили шампанского.

Вдруг он заметил, что лицо Таны омрачилось. Она смотрела в противоположную часть зала, где за столиком явно не скучала веселая компания во главе с немолодым уже человеком, сидевшим в обнимку с молодой девушкой. Проследив направление ее взгляда, Гарри похлопал Тану по руке.

– Старая любовь, как я догадываюсь? – Он был удивлен: его спутница была не похожа на тех девчонок, которые охотятся за богатыми стариками.

– Во всяком случае, не моя. Он мгновенно понял ситуацию.

– Друг твоей матери?

– Он ей сказал, что пойдет на деловой обед.

– Может, это так и есть.

– Не думаю. – Она обратила на Гарри жесткий взгляд. – Больше всего меня бесит, что мать считает его непогрешимым. Для него всегда находятся оправдания. Она сидит целыми вечерами одна и ждет его. Чаще всего он не приходит, а она все равно испытывает к нему благодарность.

– Как долго они вместе?

– Двенадцать лет. Он присвистнул.

– Ничего себе!

Тана бросила в сторону Артура враждебный взгляд. «Он, видать, не отказывает себе ни в чем». Эта сцена заставила ее вновь вспомнить о Билли. Она отвернулась, чтобы не видеть пирующих, однако Гарри успел заметить выражение боли в ее глазах.

– Не принимайте это близко к сердцу, принцесса, – мягко сказал он.

Тана повернулась и посмотрела на Гарри.

– Это ее дело. Не мое.

– Умница! Только не надо забывать об этом. Каждый волен сам распоряжаться своей судьбой. – Он улыбнулся. – А вы так и не ответили на мои нескромные вопросы. Что вы собираетесь делать после окончания колледжа?

– Не знаю. Может быть, поступлю в Колумбийский университет. Я хочу учиться дальше.

– Перспектива выйти замуж и завести четырех деток вас не устраивает? – Оба весело рассмеялись.

– Покорно благодарю, хотя это – голубая мечта моей мамочки. – Она взглянула на него с новым любопытством. – А вы? Где все‑ таки вы учитесь?

Он поставил свой бокал и вздохнул.

– В Гарвардском университете. Это звучит немного претенциозно, не так ли? Потому вам и не захотел сказать сразу.

– Это правда? Он усмехнулся.

– К несчастью, да. Однако я не теряю надежды вылететь оттуда к концу учебного года и прилагаю к этому все усилия.

– Не верю. Если бы вы были слабым учеником, вы бы не смогли туда поступить.

– Как это не смог бы поступить? Это абсурд! Я – Уинслоу, моя дорогая! Такие, как мы, всегда поступают. Собственно говоря, этот университет построен на наши деньги.

– Ясно. – Его слова произвели сильное впечатление. – Тем не менее вы не хотите там учиться?

– Не очень. Я хотел уехать куда‑ нибудь на Запад: в Стэнфорд или в Калифорнийский университет, но у моего отца это что‑ то вроде идеи фикс. Переубеждать его не имело смысла, вот я и поступил. А теперь валяю дурака, вынуждая своих профессоров раскаиваться в том, что они меня приняли.

– Похоже, вы для них не подарок, – засмеялась Тана.

Она заметила, что Артур и его компания только что ушли. Он ее не видел, и она не знала, радоваться этому или нет.

– Вы должны приехать ко мне туда как‑ нибудь. Ну, скажем, во время весенних каникул.

Она засмеялась и отрицательно покачала головой.

– Не думаю, что это возможно.

– Вы мне не доверяете? – Гарри искренне удивился. В эту минуту Тана увидела в нем вполне зрелого молодого человека со светскими манерами.

– Честно говоря, нет. – Она прихлебнула шампанского, и оба рассмеялись. Она была настроена на веселый лад, ей было хорошо с ним. Впервые за долгое время она встретила парня, который ей нравился. Просто как друг. Он был остроумен, с ним можно было посмеяться; ему она могла открыть то, что не могла сказать никому другому, кроме Шарон. Вдруг ей пришла в голову идея.

– Я могу приехать, но не одна.

– А с кем? – подозрительно спросил он.

– С подругой по общежитию. – Она рассказала ему о Шарон Блейк. Он был заинтригован.

– Дочь Фримена Блейка? Это меняет дело. Она и в самом деле такая замечательная, как вы ее расписываете?

– В сто раз лучше. – Тана рассказала ему, как они с Шарон ходили в йоланское кафе, где их не стали обслуживать; потом рассказала про лекцию Мартина Лютера Кинга. Он слушал с видимым интересом.

– Я хотел бы ее увидеть. Вы действительно думаете, что сможете приехать с ней в Кембридж этой весной?

– Это не исключается, но я должна спросить у нее.

– Разве вы с ней срослись, как сиамские близнецы? – Он оглядел ее критическим взором. Это была одна из самых симпатичных девушек, каких он когда‑ либо знал. Ради того, чтобы повидать ее лишний раз, он был согласен на все. Пусть она привозит с собой кого ей угодно.

– Вроде того. Я ездила к ним в Вашингтон на День Благодарения и хочу сделать ответное приглашение.

– Но почему бы вам не пригласить ее сюда? Последовала долгая пауза, после чего Тана подняла на него глаза.

– Мою мать хватит удар, если она узнает, что Шарон цветная. Я рассказываю ей все, кроме этого.

– Чудно! – засмеялся Гарри. – Не помню, говорил ли я вам, что моя бабушка со стороны матери была темнокожая? – Это было сказано с такой серьезностью, что она почти поверила. Гарри не выдержал и рассмеялся, а она сделала обиженное лицо.

– Ничего себе, шуточки!.. Приходите к нам в гости, Гарри.

– Но я хочу, чтобы вы были моей гостьей.

Он позвонил ей на следующий день, чтобы пригласить ее через два дня на ленч. На Рождество мать с дочерью остались вдвоем.

– Это звонил тот самый молодой человек, с которым ты познакомилась вчера? – Было субботнее утро, и Джин читала, лежа в постели. Артур не звонил со вчерашнего дня, и она умирала от нетерпения рассказать ему о том, как прошел бал. Однако Джин не решалась его побеспокоить, ей приходилось ждать, когда он позвонит сам – так повелось еще при жизни его жены. Ко всему прочему, он, наверное, занят рождественскими заботами, своими детьми.

– Тот самый, – ответила ей дочь.

– Он показался мне симпатичным.

– Не только тебе.

Тана, однако, знала, что критерии оценки у них с матерью разные. Гарри может быть язвительным и непредсказуемым, он слишком много пьет и, судя по всему, испорчен воспитанием. Однако накануне он вел себя вполне прилично, когда проводил ее до дому: просто пожелал ей доброй ночи – и ничего больше. Напрасно она нервничала из‑ за этого. Когда он через два дня зашел за ней перед ленчем, на нем был блейзер с галстуком и серые брюки. Но стоило им спуститься вниз, как он нацепил роликовые коньки, клоунскую шляпу и повел себя как сумасшедший. Так и ехал по улицам города, а она покатывалась со смеху, глядя на его проделки.

– Гарри Уинслоу, вам известно, что вы спятили?

– Да, мадам! – отвечал он с идиотской ухмылкой, кося на нее глазами.

Так, на коньках, он и въехал в «Дубовый зал», где они собирались позавтракать. Метрдотель был не в восторге, но он знал посетителя в лицо и не решился его остановить. Гарри заказал бутылку шампанского и мгновенно выпил целый бокал, как только ее откупорили. Поставив на стол пустой бокал, он с улыбкой взглянул на Тану.

– Кажется, это вошло у меня в привычку.

– Вы хотите сказать, что вы – алкоголик?

– Так точно! – Он самодовольно улыбнулся и заказал завтрак для обоих.

Покончив с едой, они прошли через Центральный парк к катку «Уолмана», где простояли битый час, глядя на катающиеся пары и беседуя о жизни. Гарри ощущал в ней какую‑ то непонятную скованность: она не лезла к нему в душу, была осторожна и замкнута и вместе с тем – умна и отзывчива. Ей были небезразличны люди с их проблемами. Однако она не предлагала ему себя, он не чувствовал протянутой ему руки. В ее лице он приобрел нового друга – и не более того. Она видела, что он это понимает и что это возбуждает его любопытство.

– У вас есть знакомый парень в «Грин‑ Хиллз»?

Она отрицательно покачала головой, глаза их встретились.

– Нет. Никого. Сейчас я не хочу заводить никаких знакомств.

Ее откровенность его удивила. Это было нечто вроде вызова с ее стороны, и он не удержался от дальнейших расспросов:

– Почему так? Вы напуганы тем, что произошло с вашей матерью?

Тана, однако, никогда не думала в этом направлении. Еще раньше Гарри сказал ей, что не хотел бы иметь детей, не желая, чтобы они были травмированы, как был травмирован он сам. Тана рассказала ему, как Артур в очередной раз подвел Джин в это Рождество.

– Вполне возможно. Но есть и другие причины.

– Какие же?

– Я не хочу о них говорить. – Она посмотрела мимо его лица, тогда как он пытался представить себе, что именно так на нее повлияло. Она сохраняла безопасную дистанцию между ним и собой, и даже когда они смеялись и шутили, Тана, казалось, все время посылала предупреждающие сигналы: «Не приближайтесь ко мне слишком близко! » Он надеялся, что с ней все в порядке в смысле секса – вряд ли у нее есть какие‑ нибудь отклонения. Однако было что‑ то такое, что она предпочитала прятать под своим защитным панцирем, и он не понимал почему. Кто‑ то должен был довести ее до такого состояния, но он не знал кто.

– В вашей жизни, наверное, было какое‑ то важное событие?

– Нет. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Я не хочу говорить об этом.

У нее было такое лицо, что он потерял охоту продолжать расспросы. Оно выражало боль и что‑ то еще, чего он не мог определить, но от чего у него перехватило дыхание, а он был не робкого десятка. Однако на сей раз он все же что‑ то увидел – это заметил бы даже слепой.

– Извините меня, – он переменил тему беседы, заговорив о каких‑ то пустяках.

Тана ему очень нравилась, и они несколько раз встречались во время рождественских каникул: ходили на обед, на ленч, на каток, в кино. Она даже пригласила его пообедать у них дома, но сразу же пожалела об этой ошибке: мать подвергла его форменному допросу, будто он был готовым кандидатом в мужья. Она спрашивала его о планах на будущее, о родителях, о видах на карьеру и даже об экзаменационных оценках. Едва дождавшись его ухода, Тана накинулась на Джин с упреками:

– Что ты ему устроила? Он пришел пообедать, а не делать мне предложение.

– Тебе уже восемнадцать лет, Тэн. Пора начинать думать о таких вещах.

Тана была взбешена.

– Зачем?! Он мне всего‑ навсего друг. Уж не думаешь ли ты, что я выскочу замуж на будущей неделе?

– Ну а когда ты думаешь выйти замуж?

– Никогда! За каким дьяволом я буду это делать?

– Но что ты тогда собираешься делать всю оставшуюся жизнь? – Материнские глаза преследовали ее, загоняли в угол, не давая ни минуты покоя. Тана ненавидела эту ее манеру.

– Откуда мне знать? Ты хочешь, чтобы я вычислила это прямо сейчас? Сегодня? На будущей неделе? Какой бред!

– Не смей так разговаривать с матерью! – Джин потеряла наконец терпение и рассердилась.

– Чего ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты имела уверенность в завтрашнем дне, Тана. Я не хочу, чтобы ты оказалась в моем положении, когда тебе будет сорок. Ты заслуживаешь большего.

– Ты тоже. Тебе это приходило когда‑ нибудь в голову, мам? Я не могу видеть твои страдания, когда ты сидишь и ждешь его, точно какая‑ нибудь рабыня. Все, что ты имеешь после стольких лет, – сожитель Артур Дарнинг! – Тане очень хотелось рассказать ей, что она видела его в ресторане с другой женщиной, но она не решилась причинить матери такую боль. Только этого ей и не хватало. Тана сдержалась, но Джин тем не менее сочла себя оскорбленной.

– Это не правда! Ты несправедлива к нему.

– Тогда почему ты так боишься, что меня постигнет твоя участь?

Тана отвернулась от нее, чтобы не видеть ее слез, но мать снова развернула ее к себе лицом. В ее глазах стояла скопившаяся за эти двенадцать лет и за предыдущие годы мука.

– Я хочу, чтобы ты имела все то, чего была лишена я: разве это так уж много?

Сердце Таны устремилось ей навстречу, и голос ее прозвучал почти мягко, когда она сказала:

– Но, может быть, я не хочу иметь то, чего хотела ты?

– Как можно не хотеть этого? Муж, дом, дети, обеспеченное положение – разве в этом есть что‑ то зазорное? – Джин выглядела шокированной.

– Конечно же, нет, мам. Но я еще слишком молода, чтобы думать о таких вещах. Что, если я мечтаю сделать карьеру?

– Какую карьеру?

– Почем мне знать? Я говорю теоретически.

– Ты будешь одинокой, Тана, – с горечью сказала Джин. – Тебе лучше прекратить учение, если, конечно, найдется хороший человек.

Но дочь не хотела сдаваться. Уже сидя в поезде, она не переставала думать об этом, В первый же вечер в «Доме Жасмина» они с Шарон долго разговаривали, лежа в кроватях при выключенном свете.

– Боже мой, Тэн! Она так похожа на мою мать! В другом отношении, конечно. Все матери хотят для нас того, чего хотели для самих себя, не думая о том, чем мы от них отличаемся, что мы думаем и чувствуем, о чем мечтаем. Мой отец меня понимает, но мама… Я только и слышу: юридический колледж, гражданское неповиновение, чувство ответственности за черных. Черт возьми, я так устала быть «ответственной», что мне хочется вопить от злости. Я поступила в «Грин‑ Хиллз», тогда как хотела поехать туда, где есть другие черные. Проклятие! Здесь я даже не могу завести парня, а она мне твердит, что с этим, мол, успеется – когда‑ нибудь после. Но я хочу развлекаться теперь, хочу ходить в рестораны, в кино, на футбольные матчи!..

Ее красивая белокурая подруга улыбнулась в темноте, внезапно вспомнив о чем‑ то.

– Хочешь поехать со мной в Гарвард на весенние каникулы?

– Зачем? – Шарон облокотилась на подушку и с интересом уставилась на Тану. Та рассказала ей о Гарри Уинслоу. – Он, похоже, нормальный парень. Ты влюблена в него?

– Нет.

– Почему?

Последовала пауза, значение которой было понятно им обеим.

– Сама знаешь.

– Нельзя мучить себя этим всю жизнь, Тэн.

– Ты заговорила, как моя мать. Она задалась целью устроить мою помолвку хоть завтра, лишь бы только нашелся кто‑ нибудь, кто захочет на мне жениться, купить мне дом и наградить меня детьми.

– А что сказать об этих «сидячих забастовках», где нас забрасывают тухлыми яйцами? Тебе это нравится больше?

– Конечно же, нет.

– Твой гарвардский друг, видать, симпатичный?

– Да. – Тана улыбнулась при мысли о нем. – Он мне очень нравится – как друг. Это самый честный и искренний человек изо всех, кого я встречала.

Он позвонил ей спустя несколько дней, и она лишний раз поняла, чем он ей симпатичен. Он представился владельцем исследовательской лаборатории в Йолане, которая якобы проводит эксперименты над девушками.

– Мы пытаемся выяснить уровень интеллекта молодых леди в сравнении с юношами, – сказал он, изменив голос. – Мы, разумеется, понимаем, что он невысок, но…

Она вовремя узнала его голос, не успев дать волю своему негодованию.

– Ну вы и болтун!

– Привет, малютка! Как жизнь?

– Нормально.

Поговорив немного, она передала трубку Шарон. Девушки стояли у телефона и разговаривали с ним по очереди, пока наконец Шарон не ушла наверх, а Тана продолжала говорить и не могла наговориться. Это был не диалог влюбленных, скорее Гарри напоминал заботливого брата. Через два месяца частых звонков они сделались самыми близкими друзьями. Гарри выражал надежду увидеться с ней по весне. Она пыталась привлечь к этому Шарон, однако безуспешно. Тана было решилась уговорить свою мать и пригласить подругу к себе домой, но Мириам Блейк звонила дочери, почитай, каждый вечер: на Пасху был назначен грандиозный слет негров в Вашингтоне, всенощное бдение со свечами в защиту гражданских прав, и мать хотела, чтобы Шарон в нем участвовала. Она считала, что это станет важным событием в их жизни. «Теперь не время для каникул», – сказала она. Шарон была страшно подавлена, когда подруги покидали «Грин‑ Хиллз».

– Тебе просто надо было ответить отказом, Шар. – Тана взглянула на подругу и встретила сердитый взгляд ее блестящих черных глаз.

– Ха! Помнишь, как ты «отказалась» от участия в «выездном бале»?

Тана помолчала, потом медленно наклонила голову. Ее подруга права: невозможно противостоять им все время. Она передернула плечами и смущенно улыбнулась.

– О'кей, сдаюсь. Мне очень жаль. Я буду скучать без тебя в Нью‑ Йорке.

– Мне тоже будет тебя недоставать. – Она одарила Тану ослепительной улыбкой.

В поезде они болтали о разных пустяках и играли в карты. Шарон сошла в Вашингтоне, а Тана поехала дальше, в Нью‑ Йорк.

Было темно, и в воздухе пахло весной, когда она вышла из поезда и наняла такси. Дома все было по‑ старому, но девушке почему‑ то стало грустно. В их квартире абсолютно ничего не менялось и не добавлялось: ни новых драпировок, ни свежих цветов, которые могли бы порадовать глаз. Всегда одно и то же, из года в год – та же потертая кушетка, те же чахлые цветы в горшках. Когда она жила здесь постоянно, это не казалось таким унылым, но теперь – иное дело. Все теперь выглядело обветшавшим, комнаты будто уменьшились в размерах.

Ее мать еще не вернулась с работы. Тана свалила сумки на пол в своей спальне и вдруг услышала звонок телефона. Она поспешила обратно в гостиную.

– Алло!

– Говорит Уинслоу. Как дела, малютка? – Это было как глоток свежего воздуха в душном помещении. Тана заулыбалась.

– Здравствуй!

– Когда ты приехала?

– Только что. А ты?

– Вчера вечером, вместе с двумя сокурсниками. И вот я снова здесь. – Он обвел взглядом номер, который оставлял за собой его отец в гостинице «Пьерра». – Тот же город, та же тюрьма. – Он озорно улыбнулся в трубку. Они столько узнали друг о друге за время разговоров по телефону за эти месяцы, что чувствовали себя старыми друзьями. – Давай приезжай, организуем выпивку. Согласна?

Тана была рада возможности его увидеть.

– Спрашиваешь! Ты где?

– В гостинице «Пьерра», – сказал он, будто о чем‑ то не заслуживающем внимания.

Тана усмехнулась.

– Грандиозно!

– Не слишком. Мой родитель в прошлом году пригласил дизайнера и все здесь переделал. Теперь это выглядит как обыкновенный притон, но хорошо уже то, что я могу здесь остановиться, когда приезжаю в Нью‑ Йорк.

– Твой отец тоже там? – Она была смущена. Гарри иронически усмехнулся.

– Не смеши меня! Я думаю, что мой предок теперь в Мюнхене, он любит проводить там пасхальную неделю. Немцы очень ревностно блюдут христианские праздники, а также осенний праздник урожая. – В его голосе прозвучало на этот раз нетерпение. – Какая тебе разница? Приезжай, и мы устроим сабантуйчик. Я велю подать ленч в номер. Что ты хочешь? Заказ надо дать заранее, его исполнят через два часа.

Это произвело на нее впечатление.

– Я, право, не знаю… Может, гамбургер и коку? Как ты считаешь? – Ей это было в диковинку, но Гарри, по‑ видимому, ничуть не смущало окружающее его великолепие.

Когда она вошла к нему, он лежал на диване с босыми ногами, в джинсах и смотрел по телевизору футбол. Он сгреб ее в охапку и приподнял над полом, заключив в свои медвежьи объятия: было несомненно, что он искренне рад ее видеть, даже больше, чем она могла ожидать. Его пронизала дрожь, когда он запечатлел братский поцелуй на ее щеке. Наступила некоторая неловкость: им предстояло перенести ту близость, которая установилась между ними по телефону, в реальную обстановку. Но это длилось недолго, к концу ленча они вели себя как закадычные друзья, и Тана явно огорчилась, когда пришло время уходить.

– Тогда оставайся! Я сейчас обуюсь, и мы махнем в «21».

– В таком виде? – Она с сомнением оглядела свою клетчатую юбку и ноги, обутые в мокасины с шерстяными носками. – Мне надо домой: я не виделась с мамой целых четыре месяца.

– А я уже начал забывать эти семейные ритуалы, – сказал он скучным голосом.

Он выглядел еще красивее, чем раньше, однако Тана ничего не ощущала к нему, кроме чувства дружбы, которое все росло с момента их первой встречи. Только дружба. Она была уверена, что он тоже испытывает к ней чисто платонические чувства.

Она взяла с кресла свой плащ и повернулась к нему.

– Ты когда‑ нибудь видишься со своим отцом, Гарри? – Голос ее прозвучал мягко, в глазах было искреннее сочувствие. Она знала, как он одинок. Все каникулы он проводил либо у товарищей по университету, либо в пустой квартире или гостиничном номере. Об отце он упоминал только в ироническом контексте, рассказывая о его женщинах, собутыльниках, о том, как он мыкается по разным городам.

– Я вижу его очень редко: наши дороги пересекаются раз или два в год, как правило, здесь либо на юге Франции. – Это прозвучало очень впечатляюще, но Тане не составило труда распознать его скрытую печаль. Он был бесконечно одинок, потому и открыл ей так много. Что‑ то внутри его искало выхода, жаждало понимания и любви. В себе она ощущала нечто похожее. Какая‑ то часть ее существа страдала от того, что у нее нет полноценной семьи: отца, сестер, братьев. Только одна мать, одинокая женщина, посвятившая свою жизнь человеку, который ее не оценил. А у Гарри нет даже и этого. Тана подумала о его отце с недобрым чувством.

– Какой он?

Гарри пожал плечами.

– Женщины находят его симпатичным… умный… холодный… – Он взглянул на девушку в упор. – Каким, по‑ твоему, может быть человек, убивший мою мать? – Тана съежилась под его взглядом, не находя, что ему ответить. Она уже жалела, что задала этот вопрос, но Гарри обнял ее за плечи и проводил до дверей. – Не забивай себе голову, Тэн: это было очень давно.

Но она не могла последовать его совету, считая, что Гарри не заслуживает одиночества: он такой красивый, остроумный, такой порядочный… и в то же время избалованный, дерзкий на язык, дурашливый. Когда они завтракали в номере в первый раз, он выдавал себя за англичанина; во второй раз вдруг заговорил с французским акцентом. Официантки не знали, что о нем и думать, а они с Таной держались за бока от хохота. Можно было предположить, что он паясничает так везде, и на обратном пути ей вдруг показалось, что ее жизнь вдвоем с матерью в их унылой квартирке не так уж и плоха.

В любом случае это лучше, чем роскошный и холодный декор в отеле «Пьерра». Номера там огромные, повсюду хром и стекло, предметы роскоши, рассчитанные на толстый кошелек. На полу невероятных размеров белые ковры, на стенах бесценные произведения живописи – но и только. Никто там его не ждет, когда он приезжает из университета, никто не будет ждать ни завтра, ни послезавтра. Гарри всегда остается один на один с батареей бутылок в холодильнике, с глазу на глаз со шкафом, заполненным дорогими костюмами, да еще с ТВ.

– Привет, мам, это я! – закричала она с порога. Джин бросилась ей навстречу и прижала ее к груди.

Лицо матери сияло от счастья.

– О, беби! Ты замечательно выглядишь. – Эта радостная встреча вновь заставила ее подумать о Гарри и обо всем, чего он лишен, несмотря на его богатство и громкое имя. У него нет того, что имеет она, Тана. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы он был счастлив. Джин смотрела на дочь такими счастливыми глазами, что Тана в кои‑ то веки и сама почувствовала радость оттого, что она дома. – Я увидела твои сумки и не могла понять, куда ты подевалась.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒