|
|||
Василий Кохан 7 страница- А что вы сделали с колхозными конями? - спросила Кушнирчук, снова включив магнитофон. - Подохли. И я готов заплатить колхозу назначенную судом сумму. Когда все вопросы о действиях, за которые Кривенко должен был нести моральную или материальную ответственность, были выяснены, Наталья Филипповна спросила: - Где в последний раз встречались с Дмитрием Балагуром? Кривенко смахнул со лба холодный пот. ... Ему сразу вспомнились областные курсы, на которых повышал квалификацию. Комфортабельный автобус, шурша колесами, мчал со слушателями курсов за опытом в колхоз " Сияние". До сумерек знакомились с хозяйством, а потом собрались в сельской чайной поужинать. Шли разговоры о положении дел в передовом хозяйстве. Кривенко вышел во двор покурить и с глазу на глаз встретился... с Дмитрием Балагуром. На секунду замер. Потом отскочил в сторону. Бежать не хватило сил. В руке у Балагура блеснуло лезвие топорика и погасло. Кривенко сообразил: смертельный блеск. Он бросился в укрытие, которое попало на глаза, - в дровяной сарай. Балагур направился туда же. Сквозь широкие щели в пересохших досках от уличного фонаря в сарай пробивался слабый свет. Кривенко прилип к стене. " Он убьет меня! Убьет! " А Дмитрий не спеша, будто крадучись, подходил все ближе, ближе... Давясь словами, Павел прошептал: " Ты прости. Прости. Согрешил. Перед тобой, перед Ириной. Пожалей меня. Не карай. Что хочешь сделаю. Что пожелаешь дам. Опомнись, Дмитрий! Мы же друзья... " Балагур беззвучно усмехнулся, медленно поднял топорик и занес его высоко над плечом, как лесоруб, который хочет с разгона вогнать топор в дерево. Павел упал на колени, как от тяжелого удара, будто лезвие уже врезалось в его лысоватое темя. Потрогал голову: цела ли, - и опять залепетал: " Прости, Дмитрий. Прости. Сдуру все это, сдуру. Каюсь. Прости меня. Не руби... " Поспешно сунул руку в карман пиджака, вытащил кожаный кошелек, протянул Дмитрию. Но судорога свела локоть, и рука повисла в воздухе, похожая на какой-то крюк. " На, бери. Целая сотня. Мне не жалко. Где-нибудь встретимся - еще дам. Век буду давать. Следы твои буду целовать. Сжалься... " Дамоклов меч все еще висел над Кривенко. Наконец Балагур опустил топорик, послюнявил палец, попробовал лезвие. " Вставай! " Когда Павел поднялся на ноги, Балагур уже стоял у двери, держа топорище в вытянутой правой руке. " Ну! - сказал он решительно. - Мы с тобой когда-то в борьбе и плавании соревновались. Помнишь? А сейчас вырвешь топор - живым останешься, нет смерть! " Не спеша Кривенко плюнул на ладонь. Он дергал, вырывал, крутил, а топор оставался в руках у Дмитрия, как в тисках. " Берись обеими! " - недовольно сказал Балагур. Обеими у Кривенко тоже ничего не вышло. Только сдвинул Дмитрия с места, и под его каблуком треснула дощечка от разбитого тарного ящика, брошенного кем-то под самый порог. " Даю еще тридцать секунд", - спокойно сказал Балагур и не успел сосчитать до трех, как скрипучая дверь открылась, и Павел ужом выскользнул во двор... - Вот знак, - показал Павел рубец на ладони. - Лезвием царапнул. Если бы не удрал, давно бы сгнил в сырой землице. - После этого не встречались с Балагуром? - Нет. - Подумайте. Кривенко поскреб темя, как бы помогая мысли вылущиться из твердой скорлупы воспоминаний. На самом деле он оттягивал время, потому что еще не решил: рассказывать или нет о том, как однажды Балагур следил за ним в областном центре. " А чего молчать, - решился он наконец, - не я его стерег, чтобы убить, а он меня". - Балагура я заметил на автобусной остановке. Он стоял у киоска, делал вид, что читает газету, а на самом деле поверх нее зыркал на меня. Приближался вечер. Я испугался, сел в такси и через несколько минут оказался в центре города. В ресторане было полно народу. Я уселся в уголке у окна, посмотрел меню. Официант еще не успел подойти ко мне, а Дмитрий уже был за столиком возле дверей. Я понял: опасности не избежать. Он пил воду и не сводил с меня злобного взгляда, смотрел так, будто нанизывал на шпагу. Я решил шмыгнуть в буфет и выбраться из ресторана через кухонную дверь. Когда я открыл ее, Дмитрий стоял на ступенях, загородив мне путь. По моей просьбе меня заперли в подсобке, вызвали милицейский патруль. " Тут один преступник готовится напасть на меня, - пояснил я. - Это Дмитрий Балагур. Он вернулся из заключения и хочет меня убить". Милиционеры осмотрели двор ресторана, посветили фонариком в темных углах, заглянули в ближайшие переулки - нигде никого. Но не успел я ступить на перрон, Дмитрий словно сквозь асфальт пробился. " Что за напасть? " подумал я. И если бы поблизости не стоял постовой, не знаю, чем бы все кончилось. Во всяком случае, не сидел бы я сейчас перед вами. Как раз тронулся с места, набирая скорость, товарняк. Я прыгнул на подножку предпоследнего вагона и с облегчением вздохнул, убедившись, что Дмитрий не побежал за мной. Не успел. А может, побоялся прыгать на ходу. - Вы убеждены, что Балагур намеревался убить вас? - Без сомнения! - Он мог сделать это в сарае. - Но я же убежал. - Балагур поставил условие - предложил вырвать топорик. - Это он проверял, насколько крепки у меня нервы. А они у меня - во! Кривенко выпрямил большой палец. - Больше Балагур не преследовал вас? - Не замечал... Но все возможно. За Ирину злобу на меня носит. А я тут при чем? Понравился ей, вот и хозяйствовали вместе. И дочка наша Марьянка от любви родилась. - А вы Балагура не подстерегали? Кривенко дернулся. Тихий, нахохлившийся, жалкий, он был похож на мокрую ворону. Прижал к груди смятую кепку, на запавших щеках проступил румянец. - Честно говоря, я его боюсь. - Турчаку же похвалялись: " Убью! " Кривенко отрицательно покачал головой, лицо его сморщилось - настоящее квашеное яблоко из рассола. - Это я так, для самоутешения, для поднятия настроения сказал. - Куда вы дели нож, купленный в Карелии за тридцатку у охотника? " Она все знает", - подумал Павел и сунул руку в пустой карман пиджака. - Ножик я потерял. - Где? Когда? - Наверное, в Синевце, по дороге из ресторана на вокзал. Я пьяный был. Не помню. А может, забыл на столе - бутылку им открывал... - Это ваш? Увидев финку, Кривенко опустил руки на колени и застыл. Потом, откинувшись на спинку стула, сказал: - Похож. Но на моем рукоятка была другая - больше светлой пластмассы. - Так вы где-то забыли или потеряли свой нож? - Не знаю... Он исчез... В хрупкой тишине ровно жужжал магнитофон, наматывая на катушку ленту, фиксируя каждое слово, каждый шелест листа. Но не было пока весомых доказательств, которые помогли бы раскрыть преступление. - Вас, Павел, видели в Синевце семнадцатого октября, когда был ранен Балагур... - Не отрицаю. Был!.. - Прохаживались возле дома Ирины? - Прошел мимо. - И стояли? - На миг остановился. Что же тут такого? - Скажите, с кем встретились и о чем говорили? Кривенко взялся рукой за подбородок, делая вид, что вспоминает близкий и одновременно такой далекий вечер. А Кушнирчук была уверена: Федор Шапка встретил в Синевце возле дома Ирины именно Павла Кривенко и разговаривал с ним. - Я не припоминаю. " Придется вызвать Федора Шапку на очную ставку", - подумала Наталья Филипповна. - Во двор заходили? - спросила она. - Там толпились люди, стоял милицейский автомобиль. Я понял: что-то случилось. И пошел себе. - Куда? - В ресторан. - С какой целью посылали официанта к Ирине? - Хотелось знать детально, что стряслось. - И в больницу звонили, спрашивали о здоровье Балагура. " Ей и это известно". - Мне ответили, что еще идет операция. Кривенко рассказал о своем пребывании в ресторане, пересказал уже известный Наталье Филипповне разговор с Дюлой Балогом, описал ужин и проводы на вокзал. - Если я сказал что-нибудь не так, то только потому, что глотнул лишнего, позабылось... - Вы неуверенно говорили о ноже, и я не пойму, потеряли нож в ресторане или у вас его украли?.. Не сразу сказали, что стояли недалеко от места пре, - ступления. Не по собственной инициативе сознались, как посылали Дюлу Балога к Ирине... Кстати, с какой целью вы ехали к Ирине? Кривенко изо всех сил старался изобразить на заросшем лице милую улыбку, но получился оскал. - Не могу без нее жить... И в тоне, каким он это сказал, чувствовалась фальшь. Не сумел Кривенко утаить и свою ненависть к Балагуру. Особенно это было заметно, когда рассказывал, как Дмитрий хотел убить его. Но пока что каждое его слово требовало тщательной проверки. Под вечер прокурор познакомился с материалами следствия, допросил Кривенко и распорядился взять его под стражу и поместить в следственный изолятор. На обшарпанных нарах Павел обхватил голову руками, уперся локтями в колени. " Дремлет", - подумал дежурный, закрывая маленькое окошко на обитой жестью двери. Но дремота обходила Павла - мысли роились и жалили, как пчелы. Зачем нужно было, вернувшись из Синевца, задерживаться у Дуськи? Почему сразу не убежал от Пасульского? Была же возможность! Еще там, в колхозе, когда вызвали в контору. " Ты баклуши бьешь, а нам лесоматериалы нужны! " Он спокойно ответил: " В назначенное время лес будет тут". Вошел Пасульский: " О! На ловца и зверь бежит! " И при всех сказал, будто Ирина требует алименты на дочь и придется Павлу ехать в Синевец. " Если б я знал, Павел, - сказал председатель, - что ты уклоняешься от уплаты алиментов, я бы тебя на работу не взял". Павел пропустил это мимо ушей. Спросил Пасульского: " Разве у Ирины есть претензии? " - " А ты считаешь, я на прогулку приехал? " Председатель добавил: " Любишь, Павел, смородину - люби и оскомину. Поезжай, утряси, что нужно, и возвращайся". Пока Павел собирался в дорогу, Пасульский ждал в конторе. " Вот когда нужно было бежать! " - горевал теперь он. Не сообразил. Почему? Не испугался вызова в Синевец, даже обрадовался: " Ирину увижу, поговорю с ней... Я и без суда согласен платить. Мы договоримся... " Не испугала его и мысль о сгинувших по его вине колхозных конях. " Рассчитаюсь! " Достал из-под обивки диван-кровати спрятанные там деньги, сунул в карман - пригодятся. До самого Синевца пытался угадать, как встретит его Ирина. " Денег не пожалею. И сверчку этому, Митьке, трояк на конфеты кину... Ирина подобреет... " И ни о чем другом не думал. С верхней полки смотрел в окно вагона. Перед глазами плыли знакомые места, и чем ближе был Синевец, тем чаще билось сердце. Пасульский закрыл журнал " Украина", вытащил бумаги из планшетки. А на Павла вдруг нашло: " Все. Пропал! Засудят... Я крал деньги... " Не спеша спустился вниз. Брился, умывался, а в голове крутилось: " Лейтенант меня в тюрьму упечет... Не алименты, не дохлые кони причиной тому, что приехал за мной. Нужно спасаться. Бежать! " Из вагона выходил настороженный. " Если посадят в машину, удрать не удастся". На привокзальной площади участковый инспектор поискал кого-то взглядом. Он даже остановился перед черной " Волгой". В ней не было шофера. Пасульский махнул рукой: " Пошли". Вокзал остался позади, а Павлу все не верилось, что идут пешком. На тихой, темной улице он опомнился, метнулся было в ближайший подъезд, но лейтенант схватил его за воротник: " Стой! " Павел резким движением выхватил из кармана бритву (спрятал, когда брился), махнул Пасульскому по глазам и бросился бежать. Участковый инспектор скорчился, застонал, стал хватать воздух широко открытым ртом. Кривенко бежал к речке через широкий двор, заставленный полными и пустыми бочками. Всполошил ленивого пса, который вылез из темного угла. И сам испугался. На мгновение остановился. Опять побежал. Внизу шумела вода, шелестели вербовые кусты. " Туда. Скорее туда! " И тут раздался выстрел и крик: " Стой! " Залаяли собаки. На выстрел прибежал патрульный милиционер... " За что вы так жестоко обошлись с Пасульским? " - хмурилась Кушнирчук на допросе. " Чтобы убежать! " " От наказания не убежите. Придется ответить за телесные повреждения, причиненные представителю власти. Статью Уголовного кодекса я вам читала, с выводами медицинской экспертизы познакомила. Итак, признаете вину? " " Частично... " " Почему не полностью? " " Если бы Пасульский не схватил меня, дал убежать, я бы его не тронул". " Лейтенант исполнял служебный долг, а вы проявили дикую жестокость. Как оцениваете свой поступок? " " Никак. И человек может стать зверем, чтобы выжить". " Смертельная опасность вам не угрожала даже в такой мере, как тогда, когда Пасульский вас, маленького мальчика, снял с парома. Так вы его отблагодарили? " Кривенко постучал кулаком по колену. " Меня Пасульский спас, а отца застрелил". " Экспертизой доказано, что ваш отец застрелился сам". " Ваша экспертиза вам и служит". " Эксперты служат закону и отвечают за свои выводы". Кривенко сощурился. " Я в это не верю". " Дело ваше, - спокойно сказала Наталья Филипповна. - Так вы отрицаете нападение на участкового инспектора Пасульского? " " Что было, то было, никуда не денешься", - покорно сказал Павел, словно надеялся в покорности найти шансы на спасение. А они, эти куцые шансы, обошли его... Павел вскочил. Заходил по камере взад-вперед. Отойдет от стены с зарешеченным окошком и шагает к двери - ходить легче, чем лежать. " Если б не Пасульский, может, и не докопались бы до фиктивных ведомостей. За то, что незаконно начислил и взял себе две тысячи двести рублей, будут судить. Жадность погубила... " Защитником Павел решил взять знакомого адвоката, который писал запрос в исправительно-трудовую колонию, разыскивая Балагура. Адвокат найдет копию запроса, процитирует и скажет: " Как видите, и тут подсудимый Кривенко проявил человечность, взял на себя заботы по розыску Балагура... " Наталья Филипповна взяла с книжной полки блокнот, села к столу и задумалась. Оплошность следователя или эксперта во время осмотра места происшествия трудно исправить: не добыл сегодня нужные доказательства - завтра поздно. Так случилось во дворе восьмого дома по Летней улице. Стало известно, что кто-то прятался за ствол ясеня. Необходимо было старательней, тщательней осмотреть показанное Калиной Касиян место, применив современные технические средства. На следующий день после нападения на Балагура следователь пришла с экспертом к ясеню. Под ним играла стайка детей. Пенсионеры, опершись о ствол, обговаривали события вчерашнего вечера. Увидев старшего лейтенанта, умолкли. Наталья Филипповна поняла: искать теперь следы - зря тратить время. Во дворе на Летней улице розыскная собака оказалась бессильной, потому что преступник не подходил к жертве. И за недогляд, за упущение Кушнирчук всю вину берет на себя. Тут, как говорит майор Карпович, " не сработал головой, работай ногами". Но над чем работать? В каком направлении? Кажется, проверены все версии, все выяснено. Все ли?.. Тогда где же преступник? Сколько потрачено времени, энергии - и безрезультатно. И сама себя успокаивала: главное - сосредоточиться. Кривенко, конечно, способен на самые неожиданные действия. Скажем, такое: уговаривает Фитевку, чтобы выгнала Ирину с квартиры, наперед зная: перейдет к нему. Кривенко поставил перед собой цель - вызвать у Балагура недоверие к жене. И добился своего. Известие об Ирининой " измене" дошло до колонии, пробудило у Дмитрия ревность, толкнуло на побег, добавило три года лишения свободы. И то, что Кривенко приблизительно в то время, когда совершилось преступление, был в ресторане, еще не доказательство его непричастности к нападению на Балагура. Допустим, Павел сам не совершил преступления. Зачем тогда послал к Ирине Дюлу Балога? Если он кого-то уговорил на бесчестный поступок, нужно выяснить - кого. Дюла за пол-литра бегал на Летнюю, а за определенную сумму мог и ранить Балагура. Деньги у Кривенко были: перед отъездом в Синевец взял из сберегательной кассы две тысячи. Двести семьдесят рублей получил зарплаты и отпускных. Во время обыска у него изъято тысяча сто двадцать семь рублей двадцать копеек. Куда же подевались тысяча сто сорок два рубля восемьдесят копеек? На дорогу и рестораны он столько не мог истратить. Из вещей ничего не купил. " Пропил - прогулял", - сказал Кривенко на допросе. Почувствовав, что соврал неубедительно, стал говорить, что часть денег у него украли, когда он напился до бесчувствия. Почему же тогда не украли все деньги? Последнее время все настойчивей лезла в голову мысль, что Ирина знает, кто напал на Балагура, но почему-то не выдает преступника. Чувствует вину? Возможно. Но кому и почему нужна была смерть Балагура? Не ранение - смерть. Живым он остался благодаря счастливому случаю: нож не попал в сердце. Удар нанесен с большой силой. Конечно, не женской рукой. Бысыкало? Шапка? Кривенко? Дереш?.. Один из них или кто-то еще? Версия майора Карповича о том, что покушение на жизнь Балагура совершил кто-то из тех, кто был с ним в колонии, принудила начать дело чуть ли не сначала и открыла множество ниточек, которые пока что спутаны, и неизвестно, за какую тянуть, чтобы прийти к истине. Придется ждать, пока из колонии придет ответ на сделанный запрос. А капитану Крыило все еще не давали покоя семнадцать разбросанных по городу телефонов-автоматов. Он убедился, что Любаву Родиславовну запугивали не из квартирного телефона. Непроверенными пока были три автомата в далеких, тихих уголках. Поехал к первому - вернулся ни с чем. Второй не работал: кто-то оторвал трубку. Третий находился у машиностроительного завода. И дежурный вахтер Топанка рассказал: " Было тихо, спокойно в тот вечер, и если бы не токарь Петр Чиж, дежурство не запомнилось бы. Он под хмельком от телефонной будки чешет, из стороны в сторону - вот так - качается. И к проходной. Нельзя на территорию пьяному, говорю. А он мямлит: нужно. Я, конечно, не пустил. Он побунтовал чуток, а потом: " Ча-ао, дед", - и пошел". Что Петр Чиж пьяный болтался у проходной, сомнения не вызывало. Но звонил ли он Любаве Родиславовне? Майор Карпович прежде всего обратил внимание на лексикон Петра, на его " чао". - А что, если дать Любаве Родиславовне возможность послушать Чижа? предложил он. - Вызвать его сюда? - спросил капитан. Карпович внимательно смотрел на подчиненного. - Нет. Принести его голос. Капитан поехал выполнять задание, а Кушнирчук знакомилась с рапортом дежурного инспектора. Ночью украден " Запорожец". Его хозяин, инвалид Великой Отечественной войны Залинский, выглянув в окно, увидел свой автомобиль едущим по улице. Позвонил дежурному милиции, назвал помер. Через час преступника настигли на одном из перекрестков города. Откровенно говоря, его и преступником назвать трудно: пятнадцатилетнему мальчишке покататься захотелось. Придется заняться воспитанием. Майор Карпович застал Наталью Филипповну в кабинете, весело поздоровался. Он был, как всегда, аккуратно причесан - волосок к волоску, собран, по-юношески подтянут. Протянул тоненькую записную книжку в коричневой обложке: " Одни адреса". На второй страничке фамилия Чижа помечена красным карандашом и тут же записан его адрес. - Опознание по голосу уже проводили? - спросил майор, пододвигая стул. - Борис легко узнал, а Любава Родиславовна высказалась неопределенно. По телефону она слышала похожий голос, а в подвале слегка шипящий. - Запись на пленке чистая, - заметил Карпович. - Чиж говорил в спокойной обстановке, в подвале же голос мог измениться от напряжения. - А что с Иваном Дерешем? - Он семнадцатого октября был у соседа на свадьбе, прогонял детей спать, сидел с музыкантами, танцевал с кумом - все время на глазах. - И сознался, что хотел убить Балагура? - Он, товарищ майор, психически болен. Получено заключение экспертизы. - Что ж, Наталья Филипповна, займитесь Чижом. У него, как у того боба, есть свое черное пятнышко. После освобождения из колонии Петр Чиж пошел работать на машиностроительный завод. " Иголку выточит", - с гордостью сказал начальник цеха. А тут вдруг подал заявление: прошу рассчитать... Куда собрался? Почему увольняется? Никто ничего не знает. Предложили отработать определенный законом срок. Чиж выказал неудовольствие: пусть, мол, кони вкалывают. Квартирует он у престарелой вдовы на Заводской улице. Хозяйка Шаринейна смирная. А гневается: " Что-то мастерит, гремит, стучит за закрытыми дверями - в голове трещит". Сначала она его ругала: " Спать не даешь". Петр на это: " Можешь жаловаться в аптеку". Каждый вечер повторяется одно и то же. Громко зазвонил телефон, и Кушнирчук подняла трубку. Ей доложили: - Пришла Шаринейна. - Проводите ко мне, пожалуйста, - попросила она. Перед Натальей Филипповной села худощавая женщина. На вылинявшей юбке давно отцвели мелкие полевые цветы, пожухли, как и маленькое личико Шаринейны, обрамленное седыми волосами, которые выбились из-под черной, слегка выбеленной солнцем и временем косынки. - Вы не волнуйтесь, - успокаивая, сказала ей Кушнирчук, - я только спрошу вас о квартиранте. Как свидетеля. - Мне о Петре ничегошеньки не известно. Он живет сам по себе, я - сама по себе. - Расскажите, что знаете. Выдумывать ничего не нужно... Петр Чиж поселился у нее осенью, почти три года назад. Сначала вовремя платил за квартиру и еду. Нужно - дров нарубит, воды принесет. Но так продолжалось недолго. Убедившись, что Шаринейна совсем одна (муж и двое сыновей с войны не вернулись, родственников нет), Чиж изменился. Притащится пьяный среди ночи: " Жрать, ведьма! " И хозяйке приходилось накрывать стол. Как-то не сдержалась: " Не платишь - ходи голодный. И квартиру освободи". Более страшной ночи Шаринейна не помнит. Прижал ее к кровати. Кончик финки коснулся посиневших губ, звякнул о металлические зубы. " Сдохнешь, и следа не останется! " На коленях молила, чтобы дал дожить отпущенный век, и поклялась, что не заикнется о квартплате и кормить будет даром. Чиж не успокоился: " Деньги на стол! " Оставил старой три рубля. " На хлеб хватит, - сказал, - а там пенсия подбежит". До утра Шаринейна еще надеялась: проспится Петр, попросит прощения, вернет деньги. А он до света вышел из комнаты хмурый - ни дать ни взять буря. Шаринейна как раз надевала пальто. " Куда? " - спросил и пригрозил финкой. Старая и слова сказать не могла. А он: " В милицию собралась? Скорее в могилу ступишь! " - Вот так и живу, как овца с волком, - закончила свой рассказ Шаринейна. - И так долго молчали? - Что было делать? - К нам прийти. Собралась она было как-то. Всю дорогу оглядывалась. Пред самым отделением откуда ни возьмись Чиж: " Марш домой! " Проводил как под конвоем. И запер в кладовке до утра. Освободил под расписку: " Претензий к Чижу, моему доброму квартиранту, не имею... " И две недели потом Шаринейна откашливала холодную ночь. - К вам соседи не заходят? - спросила Наталья Филипповна. - Было время, заглядывали. То соли занять, то сито, то горшочек брали на время. А теперь зачем ходить по соседям? У всех свое есть. Ночь с семнадцатого на восемнадцатое октября Шаринейна помнила. Спокойная была ночь - квартирант не пришел ночевать. Вернулся только к обеду, около двенадцати. Пьяненький. Радостный. Сразу лег спать. Проснулся поздно, осушил бутылку - и его как ветром сдуло. Появился уже третьи петухи пели. Подремал немного. А собираясь на работу, пробовал водкой отчистить что-то красное на рукаве. Но только размазал. " Отнесешь в химчистку", - приказал и бросил пиджак на стул. - Вы отнесли пиджак? - Приказал же... - В какую химчистку? - В центральную. Пиджак нашли быстро - его как раз хотели нести в цех. " Хорошо, что успели", - довольно улыбалась Кушнирчук, изымая вещественное доказательство для проведения экспертизы. Но и простым невооруженным взглядом она увидела: пятно на рукаве - след губной помады. Любава Родиславовна любила густо красить свои полные губы, и Чиж, должно быть, вымазался, таща ее в темноте в подвал. Если это так, у следствия весомое доказательство. " Какие же вопросы поставить перед экспертизой? " - задумалась Наталья Филипповна, но из размышлений ее вывел капитан Крыило. Подошел и молча положил на стол финку. " Как она оказалась у капитана? " - удивилась Кушнирчук. Заглянула в ящик своего стола. Нож, каким был ранен Балагур, лежал на месте. А на столе - еще один. - Где же вы его взяли? Крыило устало присел. Он находился и настоялся до боли в спине. Только начало рассветать, как позвонили из нетесовского опытного лесничества: " Задержали браконьера, просим приехать". Через двадцать минут мотоцикл капитана Крыило остановился в темно-зеленом еловом лесу около островерхого дома, похожего на сказочную избушку. В углу просторной конторы жался к стене краснощекий, с отвислым брюшком, в резиновых сапогах и брезентовой штормовке человек - низкорослый, будто приплющенный, и настороженный, всем своим видом как бы вопрошающий: " Что со мной будет? " " Степан Березовский! " - узнал его капитан. Березовский старый холостяк. Ему пятьдесят первый год. Работает электриком в колхозе. Живет, как одинокий волк, в хатке. Родная мать оставила его и перебралась к подруге детства, своей ровеснице: им обеим перевалило за восемьдесят. Ушла от сына, потому что он отбирал пенсию и за один вечер оставлял ее в чайной. Младший сын, Никита, звал мать к себе в город - не пошла. " Лучшую олениху убил", - пожаловался капитану лесничий. Рядом с охотничьим ружьем на столе лежала финка. " Очень похожа на ту, которой ранен Балагур, - подумал Крыило, взяв ее в руки. - Как она попала к браконьеру? " Капитан поднял глаза на Степана. " Откуда финка? " " Брат подарил. Сказал, что купил у кого-то на работе за три червонца". " Где работает брат? " " В Синевце, на машиностроительном". " Домашний адрес? " Степан назвал адрес. Никита был на заводе. Его вызвали в кабинет начальника цеха. На вопросы отвечал он неохотно: " Ну, купил на рынке. У кого? Не знаю. Заплатил тридцатку". Надеялся, что на этом допрос окончится. Капитан напомнил ему статью Уголовного кодекса об ответственности за незаконное ношение холодного оружия. Никита заколебался. Крыило спросил: " Может быть, вы сами изготовили финку? " " Купил", - закашлялся Никита. " Кто видел? " " Такой товар сбывается нос в нос, товарищ капитан". Крыило предложил Никите пойти в милицию. Еще чуть поколебавшись, тот выпалил: " У Чижа купил. У Петра Чижа. Он предостерегал, чтобы я никому не проговорился". - Вот и все, - сказал Крыило Наталье Филипповне. - Опять выходим на Чижа. - Кушнирчук перевела взгляд с одной финки на другую. - Без экспертизы видно: одних рук работа... Нужен Чиж. Немедленно. Я думаю, далеко убежать не успел. Капитан Крыило устало поднялся. - Будем искать... Где только не побывал за день капитан: в ресторанах и столовых, на вокзалах и стоянках такси, в магазинах и буфетах, в клубах и на турбазах. Чиж словно сквозь землю провалился. На помощь пришли дружинники с машиностроительного завода. Все они знают Чижа в лицо, а найти тоже не могут. Двое следят за домом Мухиной: Чиж любил забегать к ней. Но пока он там не появлялся. От группы, которая осталась у Шаринейны, тоже нет утешительных известий: " Не приходил". И в химчистку за пиджаком не явился. Куда же он пропал? Где его искать? Правда, есть у Чижа одно тихое местечко, где можно спрятаться, - дача лаборантки с машиностроительного. Когда ремонтировал там отопительный котел, изготовил себе ключи от входной двери. Как-то хозяйка застала его на даче. " Проверяю работу котла", - объяснил он. " А как вы сюда попали? " допытывалась хозяйка. " Дверь была открыта", - ответил Чиж так спокойно и убедительно, что она поверила. Но в следующий раз дверь была заперта изнутри. На диване и журнальном столике - явные следы пиршества. Он сразу же позвал хозяйку на кухню. Разговор был недолгий. " Я тут наломался, как вол, с вашим отоплением и имею право отдохнуть". Женщина протестовала, угрожала вызвать милицию. Чиж спокойно сказал: " Утром от дачи пепел останется, и виноватого не найдешь". От Петра можно всего ждать. Он отбывал наказание за поджог дома, хозяева которого не захотели отдать за него единственную дочку. Лаборантка вздохнула: " Ты хотя бы говори, когда идешь сюда... " Наконец к вечеру капитан получил сообщение: " Кто-то крался на дачу, но почему-то повернул назад". Вполне возможно - Чиж. Догадался, что на даче засада, а может быть, и заметил. Он хоть и пугливый, как заяц, но хитрость у него лисья. В химчистку звонил где-то после обеда: " Готов пиджак? " Ему ответили: " Можете взять". Поблагодарил, но за пиджаком не пришел. Почему? Нарочно? Мол, ждите, а я подамся в другую сторону. Или где-то загулял - не до пиджака. Первое предположение наиболее вероятно. Удрал! Что же его насторожило, всполошило? Магнитофонная запись его голоса? Чиж о ней не знал. Даже не догадывался. Разговор состоялся служебный, тихий. Начальник отдела кадров уговаривал его остаться на заводе, забрать назад поданное заявление. Чиж обещал подумать.
|
|||
|