|
|||
Василий Кохан 5 страницаДверь в палату широко открылась. - Здоров, курортник! - Вадим Гурей из-под белого халата, накинутого на широкие плечи, протянул руку. - Как здоровьечко? Ты надолго обосновался? А трактор пусть ржавеет? - Как вы сюда попали? - поднялась Галина. Гурей приложил к губам желтый от табака палец: - Цс-с... Доктор разрешил. - Сейчас спрошу. Галина пошла к двери. - Я кое-что захватил для тебя. Душка моя постаралась, - поспешно развязывал сетку Гурей. - Куда положить? - Спасибо, но ни есть, ни пить мне пока не разрешают. Оперировали... - Душку обижаешь? - Гурей запихал гостинцы в тумбочку. - Не можешь сам, отдай кому-нибудь, угости. Сестричку, врача, больных. Не тащить же мне все назад. Как чувствуешь себя, говори, а то сейчас прилетит твой ангел-хранитель, а меня сюда никто не пропускал. - Что тебе сказать... Поживем - увидим. Надеюсь, что поправлюсь... Как там дома? Я двигатель не успел исправить. - Уже работает. Хлопцы отремонтировали. К слову, привет тебе передавали. А хозяйка Алена обещала, что сама тебя проведает. И председатель колхоза по телефону о тебе спрашивал. Врач заверил: все будет хорошо. Только кто же это тебя, Дмитрий, пырнул? Балагуру нечего было ответить. - Ничего, милиция найдет виновного. Может, тебе еще чего-нибудь принести?.. Деньги у меня есть. Оставить? На всякий случай. - Гурей потянулся рукой к карману. - Свои лежат, - сказал Дмитрий. - Ну, хорошо! Поправляйся. Я исчезаю, потому что шум будет. - И закрыл за собой дверь. Вроде с хорошими новостями приходил Вадим, но Дмитрию стало совсем грустно. Он схватился руками за железную спинку кровати, лежал неподвижно и был весь напряжен. С Вадимом Дмитрий познакомился в колонии. Тот отбывал срок за хулиганство. С тех пор они стали друзьями, делятся всем по-братски. И в том, что Дмитрий отправился в Синевец к Ирине, заслуга Вадима и его жены Душки. Уговорили: " Поезжай. У нее день рождения. Помирись... " Не могли предвидеть худого. К Дмитрию подселили больного. - Ты с чем сюда попал, Илько? - спросил он. - Какой-то камень нашли врачи. Так сказать, ношу в себе собственный карьер. Сгодилось бы для строительства: я хату собираюсь ставить, рассмеялся Илько. С ним стало веселее. Но рана почему-то разболелась и жгла, будто в нее тыкали раскаленным железом. А тут наведалась Ирина с Митей. Боялась, придет одна - Дмитрий и разговаривать не станет. Села у постели и расплакалась. - Кто же на тебя руку поднял? За что? Не могу понять. И простить себе не могу, что не побежала за тем, который удирал со двора... - Не убивайся, - успокаивал ее Дмитрий. - Виновного поймают. - Как же он тебя, безвинного?.. Дмитрий гладил руку сына. - А может, я перед тобой провинился. Вот и получил... - Не говори так. Я во всем виновата. Стала расспрашивать, очень ли болит рана, что из еды принести, скоро ли обещают выписать. А о себе - ни слова. Успеет, мол, еще рассказать, открыть душу. Поначалу и не заметила, что говорит: " Дорогой Дмитрий... Милый Дмитрий... " А когда спохватилась, то с надеждой подумала, что он все же простит ее, потому что еще любит. Но на сердце не полегчало. Балагур заглянул в повлажневшие глаза Ирины. Вспомнил, как голубила она его до того злополучного дня, когда совершил кражу, которая вместе с побегом тяжелым бременем лежит на его совести. А ведь никогда раньше не зарился на чужое. Как-то нашел на пляже часы и принес в милицию. В школе узнали благодарность объявили. А тут бес попутал... Наказание отбыл, а жену с сыном потерял. Может, не навсегда? Глубоки, ой, глубоки корни их любви, которую вроде бы до основания вытоптал Кривенко и время притушило шестью годами разлуки. Но оказалось, достаточно мирного взгляда, ласкового слова - и она опять дает побег. - Выздоравливай, родной, - Ирина поднялась. - Нас на минутку пустили. Тебе нужен покой. - Я тебе, папа, письмо написал еще тогда, когда увидел твое фото в газете. Прочитаешь, когда у тебя болеть не будет, - сказал Митя и протянул конверт. Ирина растерялась: сын не сказал ей ни слова о письме. Как только они ушли, Дмитрий принялся за письмо. " Дорогой папа! - писал сын ровными, крупными буквами. - Тебе кланяется и пишет Митя. Твоя фотография висит у нас на стене. Ее прислали из редакции. Мы выпросили после того, как твой портрет поместили в газете. Я сразу же хотел написать тебе, но мама сказала: " Если не позабыл, приедет". Сегодня она на работе. Я каждый день жду тебя. Больше не могу. Вот и сел писать, пока мамы нет. Будет ругать. Ты ей не говори, о чем я писал. Хорошо?.. Мы живем в городе. Мама работает на заводе. Я прихожу из школы, готовлю уроки, а потом иду за Марьянкой в детсад. Учусь хорошо. За прошлый год получил только одну четверку по пению. Мама смеялась: " Поешь, как петух на току". Тогда у меня болело горло. Теперь все в порядке и пятерка будет. Дорогой папа! Я читал газету и никак не понимаю, почему ты говорил, что едешь на море, а сам работаешь в колхозе. Мама сказала, что у тебя, наверное, что-то со здоровьем случилось и тебя списали на берег. Я не понимаю, как это " списать на берег". Мама долго объясняла, и я теперь знаю, что плавают только здоровяки. Но и ты не жаловался на здоровье. На фото я вижу твои глаза, руки и уверен, что ничего плохого с тобой не случилось. Вчера, папа, мама меня ругала. В школе Тюбичек - сын одной офицерши сказал, что я безотцовщина. Я показал твой портрет в газете. Он рассмеялся: " Разве мало однофамильцев? " Я не вытерпел и дал ему. Ты меня прости. Мать Тюбичка приходила к нам домой, кричала, угрожала милицией. Мама молчала и смотрела на меня. А потом ругала. А еще потом - поцеловала. Лучше бы ударила. Я бы не сердился. Заслужил... Дорогой папа! Ту газету я читал маме и Марьянке. Мы радовались за тебя. Мама тайком плакала, и я понял, что ей тяжело без тебя. Дядьку Павла она в дом не пустила. Он приезжал, ходил под окнами, а мама погасила свет. Мы легли. Больше он не приходил. Дорогой папа! Приезжай. Покатаешь меня на машине. Вот и все. Письмо получилось длинное, но я еще не все написал, что хотел. Увидимся - расскажу. Приезжай скорей. Целую. Твой Митя". Балагур обессиленно отложил письмо. " Значит, Павел приезжал в Синевец. Адрес знает. Мог наведаться и в день рождения. Может, это он и всадил мне нож в спину?.. " Дмитрий вложил письмо в конверт, на котором красовался осенний пейзаж. Внизу каллиграфическим почерком было выведено: " Город Синевец, ул. Летняя, 8, кв. 17". Как же долго он обманывался, посылая сначала почтовые переводы в Орявчик. И предположить не мог, что Ирина оставила Кривенко, уехала. А может, это и не Павел ранил его, а кто-то другой. Кто же? Интересно, откуда узнал, что Дмитрий приедет к Ирине? Кто-то сообщил? Сам догадался? Нужно сказать Наталье Филипповне, чтоб занялась Кривенко. Но поверит ли она ему? Наверное, скажет - ревность... Вдруг Балагур вспомнил, как он когда-то вместе с Павлом купался в речке. В тот воскресный день вода была теплая. На песчаном берегу грелись девчата, о чем-то переговаривались и слушали концерт Софии Ротару. Хлопцев как будто и не замечали. Чтобы обратить на себя их внимание, Кривенко предложил: " Посоревнуемся, кто быстрей переплывет на тот берег?.. " Дмитрий согласился, потому что друзья подначивали: " Боишься?.. Проиграешь... Слабак... " А тут еще и Павел: " У него от страха глаза на лоб полезли". И они встали над обрывом. Кто-то скомандовал. Голова Павла то появлялась над водой, то исчезала... А Дмитрий размашисто и уверенно махал руками, рассекая небольшие частые волны. Держался позади. " Дмитрий! Дмитрий!.. " - кричали болельщики. Стал обгонять Павла... Когда вылезли на противоположный берег, Кривенко недовольно сказал: " Мог бы и поддаться. Подожди, припомню я тебе эту победу". Неужели он до сих пор носил в душе обиду? Неужели? Они же были друзьями. Да. Но в любой дружбе один всегда хоть на полшага идет впереди... В палату вошла Галина. Сделала еще один укол. - Вам не наскучило дырявить меня? - скривился Дмитрий, будто ему и правда было больно. - А вам не наскучило болеть? - ответила сестра и поспешила к двери. Рядом, спокойно дыша, спал сосед. Вскоре Дмитрий тоже уснул. Солнце медленно выкатывается из-за горизонта, словно невидимая сила тянет его назад, не пускает на голубую гладь, и утреннее небо заливает бледно-розовая краска. Извилистая дорога ведет и ведет по лесу участкового инспектора Пасульского - ноги ноют. Облитые живицей, седые, бородатые от лишайников сосны тянутся ввысь, вонзившись кронами в прозрачную глубину, а корнями вцепившись в порыжевшую землю. Для Пасульского лес - не диковина: с пеленок знаком он с карпатским зеленым красавцем. Но в лесотундре деревья другие. Вон внизу, обиженные злыми ветрами, они поднялись на пять-шесть метров, не больше - калеки да и только. А за их спинами выросли настоящие великаны. Даже березы, низенькие и тонкие в Карпатах, стоят тут на обочине дороги толстенькие, как бочонки. И ели в тайге кажутся необычными: гладкие, словно колонны; ветки зеленеют только на самых верхушках; и пахнут как-то удивительно. Резкий запах напомнил Пасульскому далекий сорок девятый... У лесхозовских коней перерезаны косой шеи - от уха до уха... Над читальней клубится дым и огонь рвется в небо - звезды плавятся... Возле Соколишиной хаты плачут дети: у отца прострелена грудь, ветер раскачивает в саду тело матери... За одну ночь. " Опять старик Кривенко, - подумал Пасульский, - колхозный строй ему не по нутру, на старое повернуть хочет, сучий сын". Кони... Пламя... Рыдания... Все смешалось в голове. А тут еще чей-то упрек: " Эх, был бы у нас хороший милиционер... " Упрек застрял в горле. И он один пошел в лес, где стеной стояли деревья, пахло живицей, а густой туман застилал глаза - на шаг вперед не видно. Наконец от норы Кривенко в обросшей мхом скале Пасульского отделяли считанные шаги. Автомат наготове. А пуля над ухом - фить! Припал грудью к земле. " Не стреляй! - выглянул из-за пня. - Нас тут целый полк. Всех не перестреляешь. Ты - один. Окружен. Предлагаю сдаться. Себе лучше сделаешь... " Кривенко ответил выстрелами. " Не валяй дурака - гранату брошу... " В ответ пули: фить, фить. Прицелился и Пасульский. Из дула вырвался сизый дымок. Кривенко ойкнул. " Бросай оружие. Жена, Павлик дома ждут... " В пещере прозвучал глухой выстрел... В полный рост стоял Пасульский над телом исхудавшего, небритого Кривенко. Ветер доносил щекотный запах живицы, но он не мог глубоко вздохнуть - не хватало воздуха. " Сдурел мужик", - ломала в сельсовете руки еще молодая тогда жена Кривенко... Теперь, пока лейтенант неспешно доберется до нужного места, вдоволь надышится тайгой. Он должен найти сына Кривенко - Павла. Уже и солнце выкатилось на небо, пробудило припорошенную снегом карельскую землю. Идти стало легче. Застанет ли он Павла? Может, только время напрасно потратил? Вот уже и лесосека. - Кого я вижу? - встретил участкового инспектора Антон Турчак, лесоруб. Одет он был в валенки, ватные штаны, фуфайку и шапку-ушанку, надвинутую на самые брови. В низенькой комнате стоят они друг против друга. Давние знакомые. Турчак не раз ходил на дежурства с красной повязкой на рукаве. Как-то пьяный Кривенко отказался идти на пункт охраны общественного порядка. Турчак обхватил его короткими руками, закинул на плечо и нес, пока Павел не попросил: " Пусти. Сам пойду". Пасульский напомнил Антону об этом случае. Посмеялись. А немного погодя лейтенант уже знал, что Павел, уехав из Орявчика, организовал " самодеятельную" бригаду, привез ее в Хмельницкую область в колхоз " Зирка". Работали на строительстве. Как-то Кривенко вызвали в правление, предложили поехать в Карелию на заготовку леса. " Платят хорошо, - агитировал он Турчака, - поедем! " В лесу работали, что называется, от зари до зари, чтобы побольше заработать. " Деньги карман не оттянут", - повторял Кривенко. Он получал двадцать процентов надбавки за бригадирство. Складывал копейку к копейке. " Что ты, Павел, над каждым грошом трясешься? " - спросил как-то Турчак. " Есть у меня, Антон, цель в жизни, - ответил Кривенко. - Историю мою с Ириной помнишь? Может, и осуждаешь - дело твое. Хотел я Ирину забыть - не выходит из головы. Зажмурюсь, а вижу ее фигуру, ее глаза, губы... Нет мне покоя, и я перед ней, как огонь перед водой... И сюда, в тайгу, приехал не из-за нужды. Есть у меня план. Ирине, сам знаешь, манна с неба не упадет. Жить в городе одной с двумя детьми - не рай божий. Нахлебается горя, опустит хвост, станет смирной. Балагур к ней не вернется: изменила. А я вернусь. Мила она мне, люба. Примчу нежданно в день ее рождения в Синевец с полными карманами. На, Иринка, хозяйствуй, - и положу на стол кучу денег. Она добрая - простит". Рассказ Турчака заинтересовал участкового инспектора. Ловил, запоминал каждое слово. Подумал: " За деньги Кривенко хотел любовь купить? Найдет ли такой базар? " " Ты, Павел, украл чужое счастье, - сказал Турчак. - Вот оно и обжигает руки". " А знаешь, Антон, - причмокнул Кривенко, словно пытался оторвать прилипшую к зубам конфету, - я тебе расскажу один случай. Поженились как-то двое, жили в любви-согласии. Он помогал жене по хозяйству, покупал подарки, водил в кино, угождал, как мог... За все благодарила, но чувствовал, что чужой он ей. Стал расспрашивать, и жена созналась: " И добрый ты, и хороший, и умный, но не могу приказать сердцу, чтобы открылось тебе... Думала, привыкну. Но нет! Плотно закрыл за собой дверь другой... " Однажды муж приехал на такси. " Собирайся, машина ждет". И отвез свою законную жену другому, тому. Отвез, еще и в хату ввел: живите!.. " Турчак не поверил: " Не выдумывай, Павел, расскажи лучше правду". " А это и есть правда". Перед отъездом в Синевец Кривенко еще раз обдумал свой визит к Ирине. " Если встречусь с Балагуром, скажу, к Марьянке пришел. Не пойдет со мной Ирина - отниму ребенка. Прибежит, никуда не денется. И Дмитрий не заступится: дочка-то не его". На всякий случай купил самодельный нож у охотника: длинное лезвие, ручка из разноцветных пластмасс. " Зачем он тебе? " - спросил кто-то из лесорубов. " На врага", - ответил Павел, пряча нож в глубокий карман. " Балагура имеешь в виду? " - уточнил Турчак. " И его!.. Если прицепится". Как пожалел Пасульский, что не может показать лесорубам нож, найденный на месте преступления. Теперь придется ждать. - Ты, Антон, охотника хотя бы знаешь? - Видел однажды, когда из-за ножа торговались. - Сколько заплатил Кривенко? - Три червонца. Еще у меня десятку одолжил - при себе денег было мало. " Охотника при необходимости можно будет найти, - подумал Пасульский. Он наверняка откуда-нибудь из ближайших поселений, а их вокруг не так много. Но сначала нужно отыскать Кривенко". За окном деревянного домишки неожиданно разыгралась вьюга. Ветер нес серебристые крупинки снега, раскачивал сосны, и они по воле ветра бились там вверху головами, поскрипывали, словно жаловались. - Как думаешь, Антон, где сейчас Кривенко? Турчак задумался. - Если не в Синевце, тогда в колхозе. Есть у него там одна " временная". У Дуськи сидит. Пасульский записал адрес. - Сколько вас в бригаде, Антон? - Девятеро. Турчак называл имена, загибая пальцы. Пасульский удивился: - Разве Корилич, Гафия Нитка и Гецко тоже тут? Я же их дома видел. Да и куда старому Кориличу на лесозаготовки - его и почтарская сумка к земле гнет. Прошелся по комнате, глянул в окно, повернулся к Антону и услышал: - Работаем вшестером, а заработок - на девятерых... - Незаконно начисленные деньги меж собой делите? Теперь Турчак посмотрел в окно, словно кого-то высматривал. - Павел себе в карман кладет, - выдавил наконец. - И вы молчите? - Остальные ничего не знают, а мне Павел пригрозил: хочешь до дома ноги донести - прикуси язык. Он, может, и финку на меня купил. Пасульский понял, что в колхоз " Зирка" так или иначе ехать придется. " Не застану Кривенко - проверю выплату заработка " мертвым душам", сниму копии с ведомостей". - Ты вот что, Антон, не говори никому про мой приезд... - Понимаю. - И еще. Если Кривенко появится, постарайся не напугать его, убеди, что в этой глухомани его никто не станет искать. Я при необходимости наведаюсь. За окном послышался рев автомашины. - Лесовоз, - обрадовался Турчак. - Можешь доехать до станции. В кабине было тепло. Укачивало. Мысли лейтенанта перепрыгивали с одного на другое. Уверенности, что застанет Кривенко у Дуськи, не было. Крыило выяснил: Павел был в Синевце. Должно быть, еще не вернулся. Его узнал на фотографии официант Корчи Балог. Когда он обслуживал Кривенко в ресторане, тот попросил: " Найди кого-нибудь. Нужно послать в одно место". Официант привел брата, который коротал время за бутылкой пива, дожидаясь закрытия ресторана, чтобы проводить домой молоденькую буфетчицу Лиду. " Садись, Дюла, - предложил Павел и наполнил рюмку. - Выпей за знакомство". После второй рюмки сказал: " Есть небольшая просьба. Сбегай, Дюла, на Летнюю улицу. Это близко. Там в восьмом доме живет одна особа на первом этаже в семнадцатой квартире. Откроешь дверь, глянешь, кто там, скажешь: " Извините, не туда попал". И можешь возвращаться. Поллитра гарантирую... Да не смотри ты так. Я же не шпион. Хочу жену проверить. У нее сегодня день рождения, о моем приезде не знает. Может, какого-нибудь фрайера пригласила... Усек? " Дюла возвратился скоро. " Маэстро, поллитрой не обойдется: я из пекла вырвался". - " Будет, сколько нужно", - заверил Кривенко. И тут же заказал щедрую выпивку, обильную закуску. Павел нахваливал себя и обливал грязью Ирину. " Говоришь, какого-то Дмитрия там ранили, говоришь, драка, а она плачет?.. Да Ирина в понедельник любит, а во вторник губит. Не жена сатана... " Капитан Крыило еще в Синевце рассказал Пасульскому, что официант с братом ночью провожали Кривенко к поезду. Поехал в направлении Львова. " Не пойду к изменнице... Ненавижу! - бил кулаком, поднимаясь в тамбур вагона. Я еду в Карелию". Это была пьяная болтовня. Проспавшись, он мог сойти с поезда, скажем, во Львове и поехать совсем в другом направлении. Может, и к Дуське. Участковый инспектор добирался теперь до колхоза " Зирка". Там ли Кривенко? Когда ехал поездом из Синевца, пожилая попутчица рассказала, что недалеко от вокзала нашли изувеченный труп. Мужчина, видно, не старый, одет был в серый костюм и синий плащ с блестящими пуговицами. И никаких документов при нем... В Синевце Кривенко видели в сером костюме, синем плаще и фетровой шляпе. Если самоубийца он, зачем было в такую даль ехать? " Если не найду Павла, - подумал Пасульский, - придется проводить опознание человека, найденного на железной дороге". В это время в Синевце Борис Бысыкало вместе с Мартой зашел к Наталье Филипповне. - Извините, - поклонился он. - У нас предвидится семейное торжество: свадьба. Не откажите. Приходите. А выражение глаз такое, что Кушнирчук поневоле подумала: " Не газетная статья " Отец по решению суда" повлияла. И не воспитательные беседы. Это похоже на ход конем. Не хочет ли Борис свадьбой снять подозрение? " Марта светилась счастьем, забыв оскорбительную фразу Любавы Родиславовны: " Умереть от стыда - с пятнадцати лет ты, Марта, хлопцев распаляла... " Может быть, Марту уговорили дать ложные показания и в благодарность пообещали справить свадьбу? Или какой-нибудь адвокат посоветовал: будет у Бориса жена, дочь - меньше получит срок. А может, затея со свадьбой для отвода глаз: видите, Борис не виновен... Не осрамил мать, не пошатнул ее положение. Наталью Филипповну настораживала внезапная свадьба и активность Любавы Родиславовны, которая посетила и капитана Крыило. Он как раз возился с магнитофоном. И оставил его включенным. " Мне, товарищ капитан, от людей прохода нет: что с Борисом да в чем его обвиняют, почему допрашивают? Совсем освободили или временно? Это и при встречах, и по телефону. У меня не только в Синевце знакомые. И я не официант, не повар... " " Ну и что? " " А то, что, если б не я, у вашего брата не появилась бы четверка в зачетной книжке. Не забывайте - впереди у него экзамен... " " Поставьте двойку". " Это несерьезно, товарищ капитан. Мы взрослые люди. Неужели хотите причинить мне зло? " " За что? " " Вот именно - не за что. Оставьте в покое Бориса! Не трогайте. Не портите сыну будущее, не пачкайте биографию". " Если сын не запачкал, будет чистая, не волнуйтесь". " А вы на моем месте не волновались бы? " " Зачем мне ваше место, у меня свое есть". " Я к вам не шутить - по делу пришла. Не трогайте Бориса. Не тяните из меня нервы. Борис женился, взял Марту с ребенком. А мог бы найти лучшую пару. Так дайте им покой". " Я их не трогаю". " Напрасно подозреваете сына. Напрасно! Я для него следователь, судья и прокурор. Если бы что-то натворил, мне сказал бы. Я же его мать! Я и в больнице у Балагура была. Не встречался он с Борисом и не слышал о нем... " Наталья Филипповна выключила магнитофон. Не первый раз слушала она этот диалог. Но и он не давал ответа на вопрос: " Виновен ли Борис? " В дверь несмело постучали. - Можно, можно, - сказала Кушнирчук. Порог переступила молоденькая студентка с комсомольским значком на груди. - Ульянка! Девушка смутилась. " Не забыла Наталья Филипповна, а ведь два года прошло, как я проходила у нее практику. Тогда на прощанье сказала: " Будет из тебя, Ульяна, настоящий юрист, потому что людей любишь". А я по-доброму завидовала ей - вдумчивая, беспристрастная, как далеко мне до нее". - Садись, Ульянка, рассказывай, что нового, как живешь, как учеба? - У меня все хорошо, Наталья Филипповна... И замолчала. - Ты чем-то встревожена. Что случилось, Ульяна? Чуть поколебавшись, девушка сказала: - Я знаю о нападении во дворе нашего дома. По этому поводу и зашла. Говорят, на месте преступления нашли нож и букет... Я в тот вечер собиралась ехать во Львов в университет. Возле дома встретилась с Борисом Бысыкало. Он шел с букетом. Мы знакомы, и я поздоровалась. Он отступил и, пряча за спину цветы, отвернулся, не ответил. Растерялся. Почему? ... На очной ставке Борис с кислым видом слушал Ульяну, недовольно кривя губы. - Ты ошиблась, Ульяна, - убеждал ее. После краткого совещания с майором Карповичем Наталья Филипповна поместила Бориса Бысыкало в изолятор временного содержания. Вскоре пришла Марта. - И меня задержите, и дочку... Кабинет наполнился прерывистым всхлипыванием: рыдала Марта, плакал ребенок. Кушнирчук не знала, кого в первую очередь успокаивать. Влетела Любава Родиславовна. - Что тут происходит? Где Борька?.. Она походила на человека, который только что выскочил из пылающего дома: глаза широко открыты, косынка сбилась на плечи, волосы всклокочены. Ее появление подействовало на Марту: она утихла и стала вытирать личико дочери. - Садитесь, Любава Родиславовна, успокойтесь, - сказала Кушнирчук. Женщина села на стул, вздохнула, будто сбросила тяжелую ношу. Остро взглянула на Наталью Филипповну. - Что вы хотели, Марта? - спросила следователь. - Сначала меня выслушайте, - требовательно сказала Любава Родиславовна. - Марта с ребенком. - Ничего с ней не станется. - Она рубанула рукой по воздуху и обратилась к Марте: - Между прочим, ты можешь выйти. Иди, иди... Попытки следователя поговорить с Мартой оказались напрасными. Та закрыла за собой дверь. - Слушаю вас. Наталья Филипповна взяла авторучку и приготовила чистый лист бумаги. - Я могу увидеть Бориса, могу поговорить с ним? - Вы недавно виделись, разговаривали. - Я должна увидеть сына немедленно! Начальника попрошу, чтобы разрешил, если вы не хотите. Дверь в кабинет отворилась. - Вот и начальник, - поднялась Кушнирчук. - В чем дело? Майор Карпович повесил фуражку на вешалку. - Тут, - начала Любава Родиславовна, - вышло недоразумение... Арестовали моего сына... - Его задержали. И мне об этом известно. - Но он же не виновен. Не виновен! И я это докажу, - решительно сказала Бысыкало. - Пишите в протокол... Рассказ получился недолгим. После того, как был ранен Балагур, а точнее, в среду, около одиннадцати вечера, Любава Родиславовна возвращалась домой. В подъезде дома, где она живет, было темно. Она вошла в подъезд и стала ощупью искать на стене выключатель. - Тут меня схватили, зажали рот, стиснули горло. И, не пикнув, я очутилась в подвале. Кто-то прижал меня к стене. " Будешь кричать - каюк! " пригрозил дребезжащий голос. И сразу ультиматум: " Об этой встрече - ни слова! " Потом: " Как хочешь, а дело о нападении на Летней улице должны прекратить. Нет - прощайся с белым светом! Действуй как знаешь. Запомни: от меня не спрячешься". Что мне оставалось? Дала слово все уладить. Здоровила приказал: " Выйдешь отсюда через десять минут". Я просидела в подвале значительно больше. Не могла опомниться. Чувствовала у груди холодное лезвие ножа. Всю ночь не спала. Хотела было пойти в милицию, рассказать, а тут телефонный звонок. " Алло! - уже знакомый дребезжащий голос. - Ты не забыла о нашем уговоре? " Я молчала. " Не начнешь действовать - примусь за работу я... Ча-ао!.. " Не по доброй воле ходила я к Балагуру в больницу, наведывалась к капитану Крыило, благословила свадьбу сына. Не по доброй воле, - Любава Родиславовна повела взглядом по стене, уставилась в угол и замолчала. - Почему вы не сказали об этом раньше? - спросил майор. - Боялась. Не знала, что делать. Меня застращали. - А теперь не боитесь? - Сын арестован... - Вы ему говорили об угрозах? - Чтоб и его сон не брал? - А Марту никто не запугивал? - спросила Кушнирчук. - Не знаю. Она не говорила. В кабинет пригласили Марту. - Почему мне кто-то должен угрожать? - удивилась она. - Не мое мелется, мешок не подставляю. Оперативное совещание состоялось в кабинете начальника. Капитан склонялся к тому, что показания Любавы Родиславовны - плод фантазии. - Видите, и в подвал затащили, и по телефону запугивали... Не много ли? Зарубежный детектив - и только... - Детектив или не детектив, а проверить трудно - свидетелей нет, вставила Наталья Филипповна. - У нас был бы курорт - не работа, - вздохнул Карпович, - если бы все происходило при свидетелях. Показания Любавы Родиславоьны нужно проверить. Вы, - это касалось следователя, - проведите эксперимент на месте, осмотрите подвал, выясните, у кого есть ключ. А вы, - обратился он к Крыило, займитесь телефонным звонком: не с Луны же звонили. В Синевце всего двести телефонных аппаратов - разберитесь... Наталья Филипповна справилась с заданием оперативно. Начальника застала за журналом " Советская милиция". Раскрыла папку с документами, вытащила исписанный лист бумаги. - Вот протокол, - сказала она. - Все, что рассказывала Любава Родиславовна, похоже на правду: на месте происшествия без малейшей запинки повторила то же самое до мельчайших подробностей. Жильцы дома подтвердили: в подъезде вечером не было света; дверь в подвал не запер пенсионер из шестой квартиры - ключ сломал. В том месте, где Бысыкало прижали к стене, найдены шерстинки зеленого цвета, как ее кофта. Выходит, кто-то все-таки заволок женщину в подвал. Вряд ли она могла все выдумать и при этом предусмотреть даже шерстинки, оставшиеся на шершавой поверхности кирпича. - Может быть, все и правда, - сказал майор. - Но почему ее запугивают, для чего? Не проще ли было сделать это с Борисом, когда он был на свободе? Заинтересованное лицо могло приказать: возьми вину на себя, сознайся в совершении преступления! Факты против Бориса. А может, у него был соучастник? Теперь беспокоится о себе. Вы, Наталья Филипповна, допросите Бориса еще разок. К слову, он недавно просился к вам: хочет дополнить показания. В изоляторе Борис обдумал, что сказать следователю. Но когда его привели к Кушнирчук, все выскочило из головы. - Я не виновен, - только и промолвил после минуты молчания. - Это мы уже слышали. Борис засопел. - Вас, гражданин Бысыкало, спрашивать, или вы сами будете рассказывать? Борис попросил, чтобы Наталья Филипповна верила каждому его слову. Он скажет правду, как на исповеди. " За расхождения с предыдущими показаниями простите". Говорил он не очень складно - перескакивал с одного на другое, и следователю приходилось не раз задавать уточняющие вопросы. - Значит, показания Ульяны вы подтверждаете?
|
|||
|