Кейт Мортон 18 страница

— То есть как… — моргнул мистер Фредерик.

— По-моему, отец предлагает вам выбор, — раздался звучный голос Тедди. Все это время он с интересом следил за дискуссией и теперь решил осторожно вмешаться. — Дело в том, что для автомобилей есть два рынка сбыта. Либо те немногие, кто может позволить себе лучшее…

— Либо стремительно растущий средний класс, — закончил Саймион. — Ваш завод — вам решать. Но с точки зрения банкира… — Он откинулся, расстегнул смокинг и облегченно вздохнул. — Я бы не сомневался, на кого ставить.

— Средний класс… — повторил мистер Фредерик и слегка нахмурился, словно впервые задумавшись о том, что такие люди существуют на самом деле, а не только в рамках социальных теорий.

— Средний класс, — подтвердил Саймион. — Никем не охваченный, но множащийся день ото дня. Если мы не найдем способа отнять деньги у них, они найдут способ отнять их у нас. — Он помотал головой. — Как будто с рабочими было мало проблем.

Фредерик посмотрел на него с недоумением.

— Профсоюзы, — рявкнул Лакстон, — могильщики бизнеса. Не успокоятся, пока не захватят все производство и не оставят людей вроде вас без работы.

— Не слишком ли мрачная картина? — с недоверчивой улыбкой заметил Тедди.

— Что вижу, о том и говорю, — парировал Саймион.

— А вы? — спросил Фредерик у Тедди. — Вы не видите в профсоюзах угрозы?

— Я думаю, с ними можно договориться.

— Бред, — Саймион посмаковал во рту глоток десертного вина, проглотил. — Тедди у нас — «умеренный». [14]

— Папа, перестань. Я — тори.

— С дурацкими идеями в голове.

— Я просто предлагаю выслушать все стороны…

— Он поймет, — пообещал Саймион мистеру Фредерику. — Когда те, кого он пытается прикормить, пооткусывают ему пальцы.

Он отставил стакан и продолжил:

— Боюсь, Фредерик, вы не осознаете своей уязвимости. Особенно, в случае непредвиденных трудностей. Когда я разговаривал с Фордом — с Генри Фордом… — он почему-то не договорил и махнул мне, чтобы я поднесла пепельницу. — Скажем просто: в сложившихся обстоятельствах вам необходимо сделать из вашего завода прибыльное производство. И быстро. — Он сверкнул глазами. — Если у нас дела пойдут, как в России — а такое вполне возможно — только хорошая прибыль позволит вам сохранить нормальные отношения с вашим банкиром. Дружба дружбой, а деньги деньгами. — Он взял сигару из серебряного портсигара, предложенного ему мистером Гамильтоном. — Вы же хотите обезопасить себя, Фредерик? Себя и своих очаровательных дочерей. Кто же о них позаботится, если не вы? — Он улыбнулся Ханне и Эммелин и добавил, как бы между прочим: — Не говоря уже об этом великолепном доме. Когда, вы говорили, здесь поселилась ваша семья?

— Я не говорил, — возразил мистер Фредерик, и в голосе его послышался испуг, который он тут же постарался скрыть. — Триста лет назад.

— Ну надо же! — промурлыкала Эстелла. — Невероятно! Я обожаю историю Англии. Что ни семья, то старинный род. Я часто читаю про вас в свободное время.

Саймион нетерпеливо запыхтел, ему не терпелось вернуться к делам. Эстелла, наученная долгими годами брака, намек поняла.

— Почему бы нам, девочкам, не перейти в гостиную, пока мужчины говорят о своем? — предложила она. — А вы расскажете мне все-все о роде Эшбери.

Ханна вовремя состроила вежливую мину, но я-то успела заметить досаду, мелькнувшую у нее на лице. Ее раздирали противоречия: хотелось остаться и послушать еще, но по правилам хозяйка должна была проводить женщин в гостиную и развлекать их там до прихода мужчин.

— Да, конечно, — ответила Ханна. — Хотя вряд ли мы сможем поведать вам больше, чем вы сами прочтете в «Дебретт». [15]

Мужчины поднялись. Саймион взял под руку Ханну, а мистер Фредерик — Эстеллу. При взгляде на юную стройную фигурку гость не смог скрыть похотливого одобрения. Он прижался к запястью девушки влажными губами. К чести Ханны, она сумела скрыть отвращение. Выходя вслед за Эстеллой и Эммелин из комнаты, она случайно встретилась со мной глазами. И вдруг с нее мгновенно слетела вся взрослость, Ханна высунула язык и закатила глаза — так и вышла из комнаты.

Как только мужчины снова уселись и заговорили о делах, у меня за плечом вырос мистер Гамильтон.

— Иди, Грейс, — шепнул он. — Мы с Нэнси тут все уберем. А ты лучше найди Альфреда. Нельзя допустить, чтобы кто-то из гостей выглянул в окно и увидел, как слуга без дела бродит вокруг дома.

* * *

Я вышла на крыльцо черного хода и оглядела темный двор. Луна заливала все вокруг белым светом, серебрила траву и лепила странные фигуры из кустов вокруг беседки. Разбросанные там и сям розы, такие величавые днем, ночью превратились в стайку тощих, костлявых старых дев.

Наконец, на дальней лестнице я заметила темную фигуру, непохожую на куст или дерево.

Я собралась с духом и нырнула в ночь.

С каждым шагом ветер становился все резче и неприятней.

Я остановилась на верхней ступеньке, Альфред не подал виду, что заметил меня.

— Меня послал мистер Гамильтон, — осторожно начала я. — Не думай, что я за тобой шпионю.

Нет ответа.

— Не молчи. Если не хочешь возвращаться, просто скажи, и я уйду.

Альфред молча смотрел на высокие деревья, растущие вдоль Долгой аллеи.

— Альфред! — Я охрипла от холода.

— Вы все видите во мне того же Альфреда, что когда-то ушел на войну, — тихо сказал он. — Люди узнают меня, значит, внешне я не изменился, но внутри я совсем-совсем другой, Грейси.

Я растерялась. Я-то готовилась к новой вспышке гнева, приказам оставить его в покое. Альфред почти шептал, мне пришлось наклониться, чтобы расслышать. У него задрожала нижняя губа — от холода?

— Я вижу их, Грейс. Днем еще ничего, а ночью я их вижу и слышу. В гостиной, кухне, на деревенской улице. Они окликают меня по имени. Я оборачиваюсь… никого… они все…

Я села. От ночного морозца ступени стали такими холодными, что тело, несмотря на юбку и теплое белье, начало неметь.

— Здесь очень холодно. Пойдем в дом, я сварю тебе какао.

Он будто не слышал, так и сидел, глядя в темноту.

— Альфред! — Я нащупала его теплую ладонь, накрыла своей.

— Не надо. — Он отшатнулся, будто от удара, и я снова сложила руки на коленях. Замерзшие щеки загорелись, как от пощечины.

— Не надо, — теперь уже прошептал Альфред.

Он зажмурился, и я заглянула ему в лицо, гадая, что же он видит по ту сторону закрытых век, почему так бешено мечутся под ними его зрачки.

Альфред снова повернулся ко мне, и я задохнулась. Конечно, все можно было списать на игру лунного света, только никогда раньше я не видела таких глаз. Темные, пустые, бездонные дыры. И эти-то невидящие глаза смотрели на меня, будто ждали чего-то. Ответа на вопрос, который так и не был задан. Очень медленно Альфред заговорил:

— Я думал, что раз уж я вернулся… — Обрывки фраз таяли в ночи. — Я так хотел с тобой встретиться… Врачи говорили: если буду все время занят…

У него в горле что-то захрипело и екнуло. Лицо перекосилось, смялось, как бумажный пакет, и Альфред расплакался. Прижал обе руки к лицу, тщетно пытаясь отгородиться.

— Нет, нет… Не смотри… Прошу тебя, Грейси, пожалуйста… Я просто трус, — прорыдал он сквозь стиснутые ладони.

— Ты не трус! — твердо возразила я.

— Почему я не могу просто выкинуть все это из головы? Пропади оно пропадом! — Альфред стукнул ладонями по вискам с такой яростью, что я вздрогнула.

— Альфред! Прекрати.

Я попыталась схватить его за руки, но он не дался. Снова прижал их к лицу. Я выжидала, глядя на его трясущиеся плечи и коря себя за нетерпеливость. В конце концов мне показалось, что Альфред немного успокоился.

— Расскажи мне, что ты видишь, — попросила я. Он молча повернулся ко мне, и на секунду я вдруг поглядела на себя его глазами. Между его и моим жизненным опытом — зияющая пропасть. Как объяснить, что он видит? Эти образы и звуки ни с кем не разделишь и никогда не забудешь. Они будут жить у него в голове, пока мало-помалу не заглохнут в дальних уголках памяти. Хотя бы на время.

И я не стала расспрашивать. Я положила ладонь на затылок Альфреда и мягко привлекла его голову себе на плечо. И сидело тихо-тихо, пока его тело сотрясалось рядом с моим.

Так мы и сидели на лестнице. Вдвоем.

УДАЧНЫЙ БРАК

Ханна и Тедди поженились в первую субботу мая тысяча девятьсот девятнадцатого, в маленькой церкви Ривертона. Это было чудесное венчание. Лакстоны, разумеется, предпочли бы Лондон, где можно было собрать гораздо больше важных и полезных гостей, но мистер Фредерик оказался так настойчив и в последнее время претерпел столько горя, что никто не сумел ему отказать. Так и вышло, что Ханна стала женой Тедди в маленькой церкви, в долине, где задолго до нее женились и выходили замуж все ее предки.

Шел дождь: к детям — уверяла миссис Таунсенд; плачут бывшие возлюбленные — шептала Нэнси — и на свадебных фотографиях распустились черные зонты. Позже, когда Ханна и Тедди жили на Гроувенор-сквер, [16] одна фотография висела на стене в гостиной. Шестеро в ряд: Ханна и Тедди — посередине, Саймион и Эстелла — у них по бокам, а по краям — мистер Фредерик и Эммелин.

Конечно же, ты удивлен. Как такое могло случиться? Ведь Ханна твердо решила не выходить замуж и строила совсем другие планы. И Тедди: добрый, заботливый, но отнюдь не роковой мужчина, способный вскружить голову такой девушке, как она…

А на самом деле все было очень и очень просто. Как оно обычно и бывает в жизни. Скажем, звезды сошлись так, а не иначе. Разве что, кое-кто немного их подтолкнул…

* * *

На следующий после обеда день Лакстоны уехали в Лондон. Их требовали к себе неотложные дела, и мы решили — если вообще об этом подумали — что видим их в последний раз.

Тем более что на нас надвигалось следующее великое событие. На будущей неделе Ривертон ожидало нашествие целого табуна неукротимых леди, готовых выполнить свой нелегкий долг — ввести Ханну в общество. Январь — нелегкая пора, разгар сельских балов, и если вовремя не подсуетиться и не назначить дату, ее могут перехватить другие, более проворные соседи, о чем и подумать страшно. Поэтому день — 20 января, был выбран заблаговременно и приглашения разосланы задолго до торжественного события.

Вскоре после Нового года я подавала чай леди Клементине и вдовствующей леди Эшбери. Они сидели в гостиной на кушетке, склонившись над раскрытыми ежедневниками.

— Пятьдесят — то, что надо, — говорила леди Вайолет. — Ничего не может быть хуже полупустого зала.

— Только переполненный, — с отвращением заметила леди Клементина. — Хотя в наши дни до этого очень далеко.

Леди Вайолет изучила список гостей и недовольно скривила губы.

— Дорогая моя, а что нам делать с дефицитом?

— Миссис Таунсенд наверняка что-нибудь придумает. Выкрутится, как обычно.

— Я не о еде, Клем. Я о мужчинах. Где мы раздобудем мужчин?

Леди Клементина тоже наклонилась к списку гостей и недовольно покачала головой.

— Это просто преступление. Страшная беда. Молодое племя Англии гниет бог знает где на французских полях, а барышни тем временем превращаются в усохших старых дев, не найдя не то что мужа, а даже партнера для танцев. Это план такой, я тебе точно говорю. Немецкий план. — Леди Клементина лихорадочно вытаращила глаза. — Извести на корню цвет английского общества!

— Но ты же придумаешь, кого нам пригласить, Клем? Ты всегда прекрасно подбирала пары.

— Я еле-еле отыскала того дурака для Фэнни, — почесывая припудренные подбородки, призналась леди Клементина. — Все-таки как жаль, что Фредерик так и не проявил к ней ни малейшего внимания. Насколько все было бы проще! А вместо этого пришлось довольствоваться чуть ли не первым встречным.

— Моей внучке первый встречный не подойдет, — заявила леди Вайолет. — От этого брака зависит будущее нашей семьи. — Она страдальчески вздохнула и закашлялась, сотрясаясь высохшим телом.

— У Ханны все сложится гораздо лучше, чем у глупышки Фэнни, — уверенно изрекла леди Клементина. — В отличие от моей воспитанницы, твоя внучка наделена умом, красотой и изяществом.

— И ни малейшего желания все это использовать. Фредерик решительно избаловал детей. Сплошная свобода и никакого порядка. Особенно Ханну. У девчонки голова забита возмутительными мыслями о независимости.

— Независимость… — с отвращением повторила леди Клементина.

— Она совершенно не собирается замуж. Морочила мне голову еще в Лондоне.

— Невероятно.

— Глядела прямо в глаза и с вопиющим спокойствием сообщала, что ее не стоит вводить в высшее общество.

— Какая дерзость!

— Что незачем устраивать для нее бал, потому что она не собирается вращаться в свете, даже когда вырастет. Что она находит его… — леди Вайолет страдальчески прикрыла глаза. — Находит его скучным и бестолковым.

— Не может быть! — простонала леди Клементина.

— К несчастью, может.

— И как же она собирается жить? Останется в отцовском доме и превратится в старую деву?

Обе леди и представить не могли, что в жизни можно заниматься чем-то еще. Леди Вайолет грустно покачивала головой, плечи ее поникли.

Леди Клементина решила взбодрить подругу и похлопала ее по руке:

— Ну-ну, Вайолет, дорогая. Твоя замечательная внучка еще слишком молода. У нее впереди много времени, наверняка передумает. — Она склонила голову к плечу. — Помнится, в ее возрасте, ты тоже толковала о свободе. Ханна перерастет свои глупые идеи, как ты переросла свои.

— Да уж придется, — жестко сказала леди Вайолет.

— В конце концов, ей вовсе не обязательно выходить замуж прямо сейчас… — Леди Клементина прищурилась. — Или обязательно?

Леди Вайолет только вздохнула.

— Обязательно! — воскликнула леди Клементина.

— Все дело во Фредерике. И его ужасных автомобилях. Мне вчера пришло письмо из банка. Он опять пропустил платеж.

— А ты только сейчас узнала? — жадно допытывалась леди Клементина. — О Боже, Боже!

— Наверное, он не хотел мне говорить. Он ведь знает, как я расстраиваюсь. Фредерик принес в жертву своему заводу все наше будущее. Даже продал имение в Йоркшире, чтобы расплатиться с долгами.

Леди Клементина сочувственно поддакивала.

— Нет бы лучше продать этот самый завод. И ведь были предложения!

— Давно?

— К сожалению, да, — вздохнула леди Вайолет. — Фредерик — прекрасный сын, но никудышный делец. Теперь, как я поняла, он надеется получить заем от какого-то синдиката, в который входит мистер Лакстон. От провала к провалу, Клем, и это при его-то положении в обществе! — Она прижала к вискам кончики пальцев. — И я не могу его винить. Титул не для него. Если бы только Джонатан был жив! — привычно всхлипнула она.

— Ну будет, будет. Фредерик наверняка пойдет в гору. Сейчас на автомобили очень большой спрос. Ими обзаводятся все, кто ни попадя. Недавно я переходила дорогу неподалеку от Кесингтон-плейс, так меня чуть не сбили!

— Клем! Ты сильно пострадала?

— В этот раз нет. Но в следующий все наверняка будет гораздо хуже, — как о чем-то само собой разумеющемся известила леди Клем. — Ужасная смерть, уверяю тебя. Я расспросила доктора Кармайкла о всех возможных травмах.

— Кошмар, — покачала головой леди Клем. — Я бы не переживала так сильно из-за Ханны, если бы Фредерик мог жениться еще раз, — вздохнула она.

— А это реально?

— Вряд ли. Ты же знаешь, он даже думать не хочет о повторной женитьбе. По правде говоря, он и к первой-то не стремился. Слишком занят был… — леди Вайолет глянула на меня, и я притворилась, что поправляю скатерть, — … всякими глупостями. — Она поджала губы. — Нет. Больше у него сыновей не будет, нечего и надеяться.

— Что возвращает нас к Ханне, — заключила леди Клементина.

— Да, — разглаживая атласное платье, подтвердила леди Вайолет. — Извини, Клем. Это все простуда, от нее и уныние. Не хочется думать о плохом, однако в последнее время… Я не суеверна, ты знаешь, и все-таки — странное предчувствие… Ты будешь смеяться: я не могу отделаться от мысли, что грядет катастрофа.

— Да? — почуяв любимую тему, оживилась леди Клементина.

— Никаких серьезных причин. Одни ощущения. — Леди Вайолет поплотнее завернулась в шаль, и я в который раз заметила, как она исхудала. — Как бы там ни было, я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как рушится моя семья. Я выдам Ханну замуж — и выдам удачно — даже если потрачу на это последние силы. И мне надо успеть до того, как я отвезу Джемайму в Америку.

— В Нью-Йорк? Я и забыла, что вы уезжаете. Хорошо, что брат Джемаймы ее пригласил.

— Да, хотя я буду скучать. Маленькая Гита так похожа на Джонатана!

— Никогда не любила младенцев, — поморщилась леди Клементина. — Сплошной писк да пеленки. — Она передернулась так, что вздрогнули второй и третий подбородки, разгладила страницу ежедневника и постучала по ней ручкой. — Значит, сколько нам остается на то, чтобы найти приличного мужа?

— Месяц. Мы отплываем четвертого февраля.

Леди Клементина записала число и вдруг выпрямилась, пораженная какой-то мыслью.

— О! Вайолет! У меня, кажется, идея! Ты говоришь, Ханна рвется к независимости?

Последнее слово заставило веки леди Вайолет затрепетать. — Да.

— Значит, если кто-нибудь подтолкнет ее в нужном направлении… Представит замужество, как путь к самостоятельности…

— Ханна упряма, вся в отца. Даже слушать не станет.

— Нас с тобой не станет, конечно. Но я знаю кое-кого… — Леди Клементина поджала губы. — Да. После хорошей тренировки с этим справится даже она.

* * *

Через несколько дней, успешно спровадив мужа на экскурсию по гаражу мистера Фредерика, Фэнни присоединилась к Ханне и Эммелин в бургундской комнате. Эммелин, вся в ожидании предстоящего бала, уговорила ее попрактиковаться в танцах. Граммофон заиграл вальс, и две девушки закружились по комнате на счет «раз-два-три», смеясь и поддразнивая друг друга. Мне приходилось уворачиваться от них, чтобы вытереть пыль.

Ханна сидела за письменным столом и что-то царапала в блокноте, не обращая внимания на суматоху. Со дня обеда с Лакстонами, где окончательно подтвердилось, что отец ни в коем случае не позволит ей работать, она как будто ушла в себя. Вокруг бурлила суета, все готовились к балу, а Ханны это словно и не касалось.

Промаявшись неделю без всякой цели, она неожиданно ударилась в другую крайность. Вернулась к занятиям стенографией, переписывая любую книгу, что попадалась ей под руку, и торопливо пряча блокнот при приближении кого-нибудь из домочадцев. Через несколько дней такая лихорадочная активность обыкновенно сменялась полной апатией. Ханна отбрасывала ручку, отодвигала книги и безучастно сидела на месте, ожидая обеда, письма или хотя бы необходимости переодеться.

Однако мысли ее в это время крутились без остановки. Ханна пыталась решить головоломку собственной жизни. Она так жаждала самостоятельности, но оставалась узницей — любимой, обласканной — и все-таки узницей. Независимость требует денег. У отца их не было, и заработать свои он ей тоже не позволял.

Почему она не восстала? Не сбежала из дома, не прибилась к бродячему цирку? Все очень просто — в то время жизнь шла по правилам, и большинство людей их соблюдало. Через десять лет — даже через два года — все переменилось. Традиции затрещали по всем швам. Но в тот момент Ханна оказалась в ловушке. Как андерсеновский соловей, сидела она в золотой клетке, слишком несчастная, чтобы петь, накрытая облаком тоски — пока ее не подхватывала очередная волна лихорадочной энергии.

В то утро в бургундской гостиной Ханна как раз переживала период активности. Сидела за столом, спиной к Эммелин и Фэнни, стенографировала «Британскую энциклопедию» и так погрузилась в работу, что даже не обернулась, когда Фэнни вскрикнула:

— Ай! Слониха!

Эммелин, задыхаясь от смеха, свалилась на кушетку, а Фэнни рухнула в кресло. Сбросила туфли и начала рассматривать пострадавший палец.

— Теперь распухнет, — недовольно сказала она.

Эммелин заливалась хохотом.

— Я ни в одни туфли не влезу! А скоро бал! — негодовала Фэнни.

Каждая жалоба вызывала у Эммелин новый взрыв смеха.

— Эммелин! — возмущенно заявила Фэнни. — Ты отдавила мне палец! Могла бы хоть извиниться!

Эммелин попыталась взять себя в руки.

— Ладно… извини… — выдавила она. Закусила губу, но смех опять прорвался наружу. — Ну я же не виновата, что ты все время ставишь ноги куда попало. Если б они еще не были такими большими… — и она опять расхохоталась.

— Между прочим, — дрожащими от обиды губами вымолвила Фэнни, — мистер Койлер из «Харродз» сказал, что у меня изящная ножка.

— Конечно. Потому что на твоих туфлях он зарабатывает вдвое больше, чем на обуви для других дам.

— Ах ты неблагодарная маленькая…

— Брось, Фэнни, — все еще всхлипывая от смеха, сказала Эммелин. — Это же шутка! Конечно мне жаль, что я наступила тебе на ногу.

Фэнни только фыркнула.

— Давай еще повальсируем. Обещаю быть повнимательней.

— Верится с трудом, — недовольно ответила Фэнни. — Нет, мне надо поберечь палец. Не удивлюсь, если он сломан.

— Быть не может. Я просто слегка на него наступила. Дай посмотрю.

Фэнни подогнула под себя ногу, спрятав ее от Эммелин.

— Ты уже сделала все, что могла.

Эммелин побарабанила пальцами по спинке кресла.

— А с кем же я отрепетирую танец?

— Не волнуйся. Двоюродный дедушка Бернард совсем слепой, а троюродный кузен Джереми не интересуется ничем, кроме разговоров о войне.

— Я вовсе не собираюсь танцевать с дедушками!

— А у тебя выбора не будет.

— Посмотрим, — высокомерно пообещала Эммелин. Фэнни сдвинула брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Бабушка уговорила Па пригласить Лакстонов, — широко улыбнулась Эммелин.

— Теодор Лакстон приезжает? — вскрикнула Фэнни.

— Правда, здорово? — Эммелин схватила Фэнни за руки. — Па считал, что неудобно приглашать на первый бал Ханны деловых партнеров, но бабушка настояла.

— Господи! — воскликнула покрасневшая от волнения Фэнни. — Как интересно! Наконец-то хоть какое-то разнообразие. Надо же — Теодор Лакстон!

— Теперь понимаешь, почему мне надо научиться танцевать?

— Не надо было наступать мне на ногу!

— Ну почему, почему нам не разрешили брать уроки в школе танцев? Никто не станет со мной вальсировать, если я не буду знать нужных па.

Фэнни подозрительно сладко улыбнулась.

— Конечно, ты не очень хорошо танцуешь, Эммелин. Но не стоит переживать. У тебя не будет недостатка в партнерах.

— Да? — переспросила Эммелин с видом человека, привыкшего к комплиментам.

Фэнни потерла палец под чулком.

— Все приглашенные на бал джентльмены обязаны танцевать с дочерьми хозяина. Даже со слонихами.

Эммелин надулась.

— Я помню свой первый бал, как будто это было вчера, — с ностальгией пожилой женщины продолжила довольная своей маленькой победой Фэнни.

— Думаю, при твоих красоте и грации, — отозвалась, закатив глаза Эммелин, — молодые люди выстраивались в очередь, чтобы потанцевать с тобой.

— Наоборот. Я никогда не видела столько стариков, стремящихся побыстрей отдавить мне пальцы, вернуться к своим пожилым женам и заснуть. Такое разочарование! А молодые люди все были на войне. К счастью, Годфри не взяли на фронт из-за бронхита, а то мы никогда бы не встретились.

— Вы полюбили друг друга с первого взгляда?

Фэнни сморщила нос.

— Конечно же нет! Годфри чувствовал себя ужасно и большую часть вечера провел в уборной. Мы станцевали только раз. Кадриль. С каждым па он все больше зеленел и наконец куда-то испарился. Я тогда страшно разозлилась. Мне было ужасно неловко. Потом мы не виделись несколько месяцев. А поженились только через год. — Фэнни вздохнула. — Самый длинный год в моей жизни.

— Почему?

Фэнни задумалась.

— Я отчего-то решила, что после первого бала моя жизнь изменится.

— И что, изменилась?

— Да, но совсем не так, как я ожидала. Это было просто ужасно. Официально я считалась взрослой, но не могла ни ходить, куда хочу, ни делать, что хочу, без того, чтобы леди Клем или другая старая зануда не сунула нос в мои дела. День, когда Годфри сделал мне предложение, стал счастливейшим в моей жизни. Бог услышал мои молитвы.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒