Виктория Князева 18 страница

– Сам откуда, добрый молодец?

– Из Золотого царства, – ответствовал стрелок, не поднимаясь с колен.

– Встань, – приказал Еремир. – Дело у тебя какое?

Андрей шустро вскочил на ноги, отряхнул штаны и неспешно заговорил:

– Приключилась у нас, царь‑ батюшка, вот какая беда…

Долго и обстоятельно рассказывал стрелок царю Еремиру обо всем, что произошло в Золотом царстве и окрест, о том, как необходима царю Кусману помощь владыки острова Ладень. Царь слушал не перебивая, кивал согласно, хмурился. Наконец Андрей закончил и выдохнул:

– Ну что скажешь, государь? Поможешь али нет?

– Да как тебе сказать, сынок, – задумчиво проговорил Еремир, – дело‑ то не шуточное. Слыхал я про царство Полынное, давно еще слыхал, да вот только по силам ли с самим царем Огнем тягаться?

– По силам, батюшка, – уверенно сказал Андрей. – Ежели великие да могучие заселили остров твой воинами славными, давно в бою павшими, неужто нам, смертным, с ними спорить?

– Верно говоришь, – улыбнулся царь, – давно я сего часа поджидал, а только как ни готовился, все не думал, что все так скоро произойдет. А впрочем, что лишний раз говорить: зови давай товарищей своих, поговорить с ними надобно. Сам пока отдохни с дороги, сейчас дочь свою покличу, чтобы тебя почивать отвела. Зелинега!

На зов царя из своей светелки вышла юная царевна, стрелок обернулся, чтобы взглянуть на нее, да так и застыл.

Вошла в горницу девица ростом невеличка, лицом круглолица и до того хороша, что не верилось – неужто может быть на свете такая красота? Длинные светлые волосы рассыпались по спине Зелинеги блестящим плащом, глаза царевны были пронзительносиние и бархатистые, словно бы два огромных самоцветных камня. Темные брови изгибались так изящно, будто были прорисованы чьей‑ то умелой рукой, полные губы алели, как спелая вишня. Кожа у царевны была снежно‑ белой, царевна вся светилась изнутри, как яркая небесная звезда. А вот руки…

Руки Зелинеги были всегда сжаты в кулаки, да так сильно, что кожа на ладонях побелела, а из‑ под пальцев струилась кровь. Никто не знал, отчего дочь колдуна никогда не показывает рук, и только Еремир догадывался, почему так. Лебединая дева, подарив Зелинеге жизнь, поднесла ей и другой подарок – пять золотых колец с самоцветными камнями. Ни днем ни ночью Зелинега не снимала их, но лишь одно из колец, с малахитом, видели все, четырьмя другими любовалась только сама Зелинега. На левой ее руке огнем горели золотистый янтарь и исси ня‑ черный сапфир, на правой сияли кровавый рубин и зеленый изумруд. Все камни были гладкие, без граней, и такая таилась в них сила, что никто, кроме Зелинеги, не мог и взглянуть на них, не боясь ослепнуть. Пятое кольцо висело у Зелинеги на груди на тяжелой золотой цепи. По крупному малахиту змейкой разбегался сложный узор, вырезанный чьей‑ то умелой рукой. Кольцо было велико девушке, поэтому она и носила его на шее. Была и еще одна причина, по которой Зелинега носила кольцо с малахитом у всех на виду, – она не чувствовала его силы и мощи, потому считала его всего лишь красивым украшением, не более. И если бы лебединая дева не велела носить Зелинеге все кольца, девушка никогда бы не надела кольцо с малахитом.

Наконец стрелок перевел дыхание и, не отрывая от царевны восхищенного взора, тихонько проговорил:

– Здравствуй, прекрасная Зелинега!

– Здравствуй, – так же тихо шепнула царевна, и голос у нее оказался свежий и чарующий. – Ты и есть Андрей‑ стрелок?

– Я, – кивнул изумленный Андрей, – а откуда ты меня знаешь?

– Да уж знаю, – улыбнулась Зелинега. – Устал, поди, с дороги? Пойдем, отведу тебя почивать, а уж после и остальные твои товарищи придут.

– Хорошо, – кивнул стрелок и отправился следом за царевной.

Та вышла из царского дома и повела Андрея но пыльной дороге.

– Куда мы идем? – спросил у нее Андрей, мало‑ помалу справляясь с удивлением.

– На отдых, – коротко ответила царевна и улыбнулась, – дом отцовский хоть и поболее прочих будет, а все равно изба, стольких богатырей и уложить негде. Придется вас покуда поселить в старой избушке тут недалече, отдохнете чуток, а потом уж и речь держать будем.

– Хорошо, – снова кивнул стрелок.

Идти далеко не пришлось, остров хоть и был велик, но все поселение ютилось лишь на небольшом его клочке, а повсюду, куда ни глянь, тянулись высокие леса, Зелинега привела стрелка к крохотной избушке, примостившейся на высоком пригорке. Стрелок думал, что сразу за холмом находится поле или луг, но, когда они вместе с царевной поднялись к избушке, обнаружилось, что по ту сторону лежал глубокий овраг, на дне которого посверкивало что‑ то ярко‑ лиловое.

– Что это? – с изумлением спросил Андрей, показывая вниз.

– Это сонный луг, – ответила Зелинега и вдруг, к вящему удивлению стрелка, пропела:

Это просто сонный луг.

Берегись его, мой друг.

Землю здесь не пашет плуг,

Ни души живой вокруг.

Как войдешь в заветный круг,

Оборвется сердца стук.

– Что за луг такой? – удивился стрелок.

– Сонный луг, – повторила царевна, – лужайка, полная сочной травы. Да только трава та не простая, как вдохнешь ее запах, так уснешь вечным сном. Сон‑ трава это, прострел подгорный, слыхал, может? Растет кругом, как грибы‑ поганки в поле. Войдешь в такой круг – пропадешь навеки. Так что лучше, друг мой, ты туда и носу не кажи.

– Хорошо, не буду, – послушно кивнул Андрей, как зачарованный глядя на сонный луг. А тот цвел, сиял лиловыми переливами, словно манил, звал к себе. С трудом стрелок отвел взгляд и быстро зашел в дом следом за царевной.

– Отдыхай, – улыбнулась Зелинега, ставя на окно неизвестно откуда взявшуюся горящую свечу, – сейчас батюшка с товарищами твоими беседу закончит, они тоже придут сюда. А ты спи пока, тебе надобно сил набраться.

С этими словами царевна поклонилась и вышла вон.

В единственной горнице крохотной избушки была большая печь, две лавки вдоль стен и целый ворох разноцветных циновок и одеял. Андрей быстренько скинул с себя кафтан и сапоги, улегся на лавку, подложив под голову кушак и шапку. Уснул.

Быстро разобрался царь Еремир с остальными молодцами, вопросов много не задавал, довольствуясь тем, что вызнал от стрелка. Пообещав подумать обо всем, он отпустил своих гостей отдыхать с дороги. На этот раз в провожатые царь дал им дюжего витязя именем Звенигор, сильно разочаровав тем самым Витомысла, который очень хотел взглянуть на знаменитую красавицу. Но не пойдешь же обратно к царю с требованием непременно показать прекрасную Зелинегу! Ничего не поделаешь, пришлось Витомыслу довольствоваться котом, который, хватив у царя порядочный ломоть ветчины, спал преспокойно у Витомысла на плече.

– Вы откуда будете? – спросил Звенигор по дороге. – Неужто правда из Золотого царства прибыли?

– Из него самого, – подтвердил Вертодуб, – мы царя Кусмана верноподданные!

– Ну, – хмыкнул витязь, – нешто нужны царю упокоенные?

– Почему упокоенные? – изумился Витомысл.

– Ну а какие же вы еще, коли в наши края попали, – рассмеялся Звенигор, – иным сюда ход закрыт!

– Не, – помотал головой Витомысл, – уж не знаю, как вы, а мы самые что ни на есть живые, это уж как пить дать.

– Да ну! – ахнул Звенигор и даже остановился от удивления. – Неужели вы… те самые и есть?

– Какие те самые? – заинтересовался Вертодуб. – Разве что‑ то здесь о нас ведомо?

– А как же, еще как ведомо! Ежели вы и в самом деле не здешние, а из живых земель выходцы…

– И что? – чуть не выкрикнул Витомысл. – Что с того?

– Значит, час настал, – вздохнул Звенигор, и глаза его засияли. – Значит, кончилось наше бремя в этих краях.

– Да скажи толком, – разозлился Вертодуб, – что кружишь вокруг да около?

– Видишьли, – начал Звенигор, – жил да был на свете чародей…

Жил на свете чародей, и вроде бы и силой был не обделен, да только все ему не везло. То зелье сварит от брюшной хвори, а на деле окажется сущая отрава – как выпьешь, так с месяц лежишь недвижим. А то и вовсе настрогает ведун палок да веток, костер колдовской запалит, чтобы, значит, богачества себе прибавить. А тут не только богатство не явится, так еще и последние гроши порастеряет, от соседей бегаючи, потому как костер больно уж вонюч, словно бы где кошка издохла. Ну бивали, конечно, горе‑ чародея, кто батогами, кто вилами, а кто и просто кулаки об него чесал. Думал чародей, думал, что же делать, как бы беду такую избыть, от злосчастия да невзгод избавиться. И догадался наконец отправиться в горы к тамошним ведунам да магам уму‑ разуму учиться. Вздохнуло тут все село спокойно: наконец‑ то, мол, от дурака этого косолапого избавились, да только недолго радовались, воротился чародей через пару годков. Никто не знает, у кого да чему именно он учился, а только как вернулся, так у себя в избе заперся, и ни слуху о нем, ни духу не было. Много ли времени прошло, мало ли – про него и забыли. Сидит у себя, и пускай сидит. Главное, чтобы людям не мешал да колдовство свое пакостное не наводил. Вот он и сидел. Год сидел, два сидел, а на третий и вышел к людям. Я, говорит, теперь не просто колдун‑ чародей, я теперь могучий вещун, все что ни есть на свете ведаю. Посмеялись над ним, конечно, а он и в ус не дует. Подошел к девке одной, за руку тронул да и говорит: ты, дескать, Зорюшка? Замуж, поди, выходишь скоро, за Микитку‑ пахаря? Это дело хорошее, да и парень он славный, а только ты не ходи нынче вечером с подружками на посиделки – загорится там дом, и ты сгоришь. Ну ясное дело, девка в слезы, жених ее с кулаками на ведуна, а того и след простыл, будто в воздухе растворился. А вечером все, как он сказал, случилось: и дом загорелся, и Зорька бы сгорела, кабы Микита ее туда пустил. Вот после того и зауважали колдуна, всяк с ним совет держал: когда садить да когда боронить, за кого девицу выдавать, почем рожь торговать.

Привольное стало житье у чародея, а ему все мало казалось. Вот и засел он снова у себя в избе, корпел там нал книгами да над свитками, все что‑ то выискивал да высматривал. И такую, видать, беду увидел неминучую, что весь с лица спал, волосом побелел. А потом всем рассказал: грядет, мол, через года да века кручина тяжкая, горе лютое, печаль неизбывная. Народится в роду княжеском дитя желанное, будет отца‑ матерь радовать, а как вырастет – над всеми землями царствовать. И такое будет страшное его владычество, что никого и в живых‑ то не останется, будет по земле ходить только пламя жаркое, да летать будут девы крылатые по небу синему. Думал чародей да гадал, как бы беду‑ печаль избыть, да и надумал. Отправился он за реки быстрые, за горы высокие, за поля широкие – к озеру заповедному, чистому да глубокому, одним зверям да птицам ведомое. Поймал он там лебедь белую, величавую, махнул над ней рукавом, прошептал слова заветные – и обернулась лебедь девицей, статной да царственной. Девицу ту чародей на службу поставил не девичью – повелел ей отправляться к морю холодному, морю Северному, собирать там великое воинство, коему под силу будет с царем Огнем справиться. Поклонилась ему в пояс девица и отправилась в края далекие, а чародей домой пошел и больше уж ни о чем не печалился. До преклонных лет дожил он, заслужив в своем селении славу великую как знахарь да ведун могучий.

Тут Звенигор замолчал.

– А дальше что? – нетерпеливо спросил Витомысл. – Сказывай!

Взор Звенигора затуманился, он рассеянно посмотрел на Витомысла и продолжил сказ:

– До брегов морских заснеженных добралась лебединая дева, вошла в воду студеную, скрылась под волнами высокими. А где вышла она из пучин морских, там явился остров большой. Вот махнула она правою рученькой – вырос лес высокий, махнула левою – разлились реки быстрые. Вот на этом‑ то острове и вырос город Тишень, с моря невидимый, с неба незримый. Собрала здесь дева лебединая всех великих воинов, кто на поле ратном расстался со своею головушкой, а над ними царя Еремира поставила, не живого и не мертвого. Все мы здесь ее пленники, зачарованные да заколдованные, словно бы в сети пойманные. Нам подняться бы к свету ясному, что зовет нас во свою сторонушку, да только покуда заповеданного не сделаем, не уйти никуда нам с Ладеня.

– Что вы должны сделать? – спросил Вертодуб.

Звенигор грустно усмехнулся:

– Победить царя Огня или пасть в бою. Иначе нельзя.

– Значит, вы будете сражаться за нас? – обрадовался Витомысл. – Значит, вы согласны?

– Нет у нас выбора, не в обиду тебе будет сказано, – вздохнул Звенигор, – Навоевались мы в жизни достаточно, пора бы и на покой отправиться, а как попали на остров этог проклятый, так отсюда и уйти без битвы не можем. Лебединая дева нам сказывала, что до тех пор здесь нам томиться назначено, покуда не придут сюда по своей воле витязи, у которых в груди горит сердце неугасное.

– То есть мы, – вздохнул Витомысл, – ничего себе…

– Теперь уж недолго осталось. Главное – с острова уйти, а там уж видно будет.

– Как это видно! – встревожился Вертодуб. – А коли вы после за нас воевать не захотите?

– Обижаешь, – нахмурился Звенигор, – мы царю нашему клятву давали служить верно и преданно! А коли так, если он прикажет биться – будем сражаться до последнего.

– Это дело, – успокоился Вертодуб. А вскоре Звенигор завел их в избу, где давно спал богатырским сном Андрей‑ стрелок.

– Я вечером зайду, – пообещал Звенигор, – отведу вас к царю. Отдыхайте покуда.

– Спасибо, – поблагодарили витязя молодцы и вповалку улеглись на полу. Кота Витомысл коварно уложил на лавку рядом с Андреем, и сердце его возрадоваюсь. Спать отчего‑ то никому не хотелось, но стоило только закрыть глаза, как оба провалились в глубокий сон.

Стрелок проснулся первым и поначалу не сразу понял, где он находится. В горнице было темно, за окном светил ясный месяц, где‑ то рядом громко храпел Вертодуб. Андрей потянулся и покосился на спящего Баяна. Тихо встал с лавки, осторожно переступил через товарищей и вышел на улицу. На крыльце он столкнулся с Звенигором, который как раз шел звать всех к царю.

– Здравствуй, – поклонился стрелок, – меня Андреем кличут.

– Я Звенигор, – назвался витязь, – с товарищами твоими сегодня уже познакомился. Буди хлопцев‑ то! Царь ждет.

Стрелок бросился поднимать товарищей. Витомысла удалось растолкать сразу, а вот с Вертодубом обоим молодцам пришлось повозиться. Спал он как убитый и не обращал внимания ни на окрики, ни на толчки. Наконец Андрей сообразил и тихонько шепнул коту:

– Кушать!

– Что, кушать дают? – мгновенно пробудился кот и повел носом. – Что, где, когда?

Увидев, что стрелок коварно его провел, Баян обиделся и начал громко перечислять вслух все беды и невзгоды, свалившиеся на его голову. Андрей поморщился, но ожидаемый эффект был налицо – жалостные вопли кота достигли ушей Вертодуба, и тот проснулся.

– Что, мужики, к царю, что ли?

– К нему самому, – улыбнулся стрелок и протянул товарищу руку, – вставай!

Вертодуб встал, потянулся до хруста, откупорил бутыль с водой и выпил едва ли не половину. Оставшуюся воду он вылил себе на руки и наспех умылся, после чего почувствовал себя совершенно бодрым и отдохнувшим.

– Ну к царю так к царю, – добродушно пробасил он и первым вышел из избы.

На улице был уже поздний вечер. Ясно светил в небе месячный серп, звездная россыпь посверкивала и переливалась как никогда ярко. Стрелок вспомнил вчерашний разговор с Зелинегой, с любопытством глянул вниз в овраг и обнаружил, что сонный луг и в темноте светится лиловым заревом. Андрей покачал головой и быстро зашагал следом за товарищами.

Странные дома были на острове, странные и жители. Где же это видано, чтобы ни в одном окошке не горел свет, чтобы нигде не было слышно ни веселой речи, ни протяжной девичьей песни? Но на острове, видно, были совсем другие нравы и обычаи – ни один звук не нарушал ночной тишины, огней не было и в помине. Вертодубу – и тому было не по себе, словно бы по лесу идешь в сумерках, ожидая, что вот‑ вот послышится позади стук копыт и тебя нагонит страшный черный всадник. Но всадника Темнополка не видали в этих краях, можно было гулять хоть целую ночь, однако все жители мирно спали в своих домах, не помышляя ни о каких прогулках.

В царском доме тоже было темно, но слышно было, что Еремир не спит, а прохаживается взад и вперед по своей горнице. Молодцы тихо вошли, Звенигор низко поклонился государю и остался за дверями.

Царь молчал и задумчиво смотрел в окно. Месяц озарял его лицо бледно‑ голубым светом, так что Еремир был похож скорее на какого‑ то таинственного ночного духа. Стрелку стало жутко, он не выдержал и кашлянул. Царь обернулся в его сторону и кивнул.

– Пришли? Доброй вам ночи.

Еремир снова замолчал. Молодцы постояли, переминаясь с ноги на ногу, и Андрей снова решился заговорить:

– Зачем звал, государь? О чем речь держать хотел?

Царь словно и не слышал, что‑ то шептал про себя и прищелкивал длинными тонкими пальцами. Наконец он медленно проговорил:

– Я уж и не думал, что вас дождусь. Недолго мне быть здесь осталось, силы не те, таю я, словно свеча на рассвете. Спасибо, что пришли, сынки. Время нынче тяжкое. Труден путь был, а?

Молодцы переглянулись, не зная, что и отвечать. Витомысл осторожно молвил:

– Не так труден, как думали, государь, а если бы и труден был – так все уже позади.

– Позади, – задумчиво повторил царь, потирая ладони, – это верно, позади. Правильно говоришь, сынок. Но скажи мне, готовы ли вы теперь к другим свершениям да подвигам, готовы ли жизнь свою положить?

– Готовы, государь, – твердо ответствовал Вертодуб, – а что до жизней наших, до головушек буйных, так лучше уж на поле боя пасть, нежели ждать, покуда вороги дом твой спалят да по земле пройдут!

– Верно говоришь, – впервые улыбнулся Еремир и подошел к Вертодубу. Он положил руки богатырю на плечи и пытливо взглянул в лицо: – Значит, смело в бой готов идти?

– Готов, – кивнул Вертодуб.

– А вы, – царь повернулся к Витомыслу с Андреем, – тоже готовы?

– Готовы, – хором ответствовали молодцы, причем стрелку стало совсем страшно. Но отставать от товарищей было негоже, да и трусом показаться не хотелось, потому пришлось изобразить на лице героизм и преданность.

– Молодцы! – одобрительно проговорил царь. – А раз так, слушайте. Велик мой остров али нет – не мне судить, да только такая здесь сокрыта армия, что ни одному полководцу и не грезилась. Лучшие воины былых лет под моим началом, каждый доброй сотни стоит. Ежели нападем все вместе на врага коварного, может, и выстоим, а нет, так все как один сгинем со свету. Слово мое твердое, витязи мои славные, а добудем ли победу, нет ли – не мне судить.

– Добудем, – уверенно сказал Вертодуб и поклонился. – Благослови, государь, на верную службу.

Царь Еремир кивнул и прикоснулся рукой ко лбу богатыря:

– Благословляю тебя, сынок, на службу ратную, на правый бой.

Ночь на острове Ладень была короткая как миг, – не успел еще Еремир рассказать молодцам о том, как будет выступать его армия, как солнечные лучи уже забились в слюдяное окошко. Царь вздохнул:

– Вот и рассвет. Теперь нельзя терять времени, битва зовет.

– Как же, государь, воины твои через моря переберутся? – удивился стрелок. – Нешто, как и мы, по дну пойдут?

– Пойдут, – кивнул царь, – все море вспенят, волны кипучие на копья взденут!

Андрей тяжело вздохнул, а Еремир вышел на крыльцо, взял в руки большой серебряный рог и затрубил. Раскатился над островом громкий голос рога, чистый да звонкий. И тотчас ему откликнулись сотни голосов, звонких и серебристо‑ холодных.

– Что это? – тихо спросил стрелок у Вертодуба. – Кто вторит ему?

– Это воины Ладеня проснулись для своей последней битвы, – ответил царь Еремир, услыхавший Андрея, – сегодня они отправятся в лютый бой.

Андрей задумчиво почесал затылок и взглянул на товарищей. На их лицах он не увидел ничего, кроме решимости и мужества, а потому устыдился собственного страха и встряхнул головой.

– Нам сейчас вместе с вами выступать? – спросил Вертодуб у Еремира.

– Вы вперед идите, – подумав, молвил царь, – мало ли что… Вдруг Золотое царство уже захвачено ворогом! А коли так, значит, движутся силы царя Огня в сторону Снежети. Вы, ребятки, так сделайте: как до берега морского доберетесь, так трое останьтесь на бережку, а одного кого‑ нибудь к царю Кусману отправьте, пускай там разведает, что да как. Коли спокойно все, так пойдем тропами обходными да тайными, а ежели таиться нечего, выступать надобно.

– До Золотого царства два дня пути, – возразил Вертодуб, – а ты говорил, будто биться нынче будем!

– Верно, два дня, – лукаво прищурился царь Еремир, – это ежели своими ногами да на лодчонке самоходной. А змей летучий вам на что?

– Ты и про змея знаешь, государь? – уважительно протянул Витомысл. – Экий ты, государь, мудреный да вещий!

– Ну, – царь усмехнулся, – невелика мудрость про то вызнать! Про Володимира мне ваш чудо‑ кот поведал, так что ничего удивительного.

Витомысл прыснул со смеху, Андрей смущенно покраснел – вот ведь животина проклятущая, непременно так сделает, чтобы стыдно было!

– Кстати, – удивленно посмотрел по сторонам Витомысл, – а где же наш Баян?

– В кухне он, – ответил Еремир. – Со мной и не поздоровался, бессовестный, так сразу туда лапы и навострил. Голодный, что ли?

– Голодный он, как же! – возмутился Андрей. – Это такая животная прожорливая, что сколько ни корми, все как в пропасть бросаешь бездонную, и конца‑ края тому не предвидится. Наказание сущее!

– Ну ничего, – успокоил стрелка царь, – лучше уж пусть много кушает, чем, как моя Зелинега, голодом себя морит. Это что ж за моду девки ввели – ничего не есть! Яблочко с чаем утром, яблочко вечером – это что, еда? Была бы помладше, разложил бы на лавке да всыпал бы куда следует. А теперь большая совсем стала, никакого с ней сладу нет.

– Да, девки – они такие, – согласился ушлый Витомысл, – их не поймешь. А знаешь ли, батюшка‑ царь, а я ведь и сам женатый был, чуть было ребеночка не прижил!

– Да ну? – удивился Еремир. – И что?

– Попалась мне, государь, девка до того злая и языкастая, что хоть руки на себя накладывай. Язвительная – мочи нет, такую на кривой козе не объедешь. И думал я уже…

Вертодуб со стрелком переглянулись.

– Это у него надолго теперь, – встревоженно проговорил Андрей, – чего делать будем?

– Может, сказать, что в путь пора? – предложил Вертодуб, но стрелок покачал головой:

– Нехорошо как‑ то, невежливо – он все‑ таки с самим царем разговаривает!

– Тогда ничего не поделаешь, будем ждать, – пожал плечами Вертодуб.

– Будем, – кивнул стрелок и тут всполошился: – Слушай, а где малой‑ то наш?

– На кухне, знамо дело, – с неприязнью ответил Вертодуб и удивился: – А зачем тебе Баян?

– Нет, – усмехнулся Андрей, – я про Славяту нашего! Я еще давеча спросить хотел, – вы его куда дели?

– А, – мгновенно успокоился Вертодуб, – он‑ то так с непривычки умаялся, что уснул вчера прямо в царской светлице. Еще бы – он, поди, в жизни и версты не прошагал, все над своими книжками да бумажками просиживал. Еремир велел его не будить, прислужники паренька нашего в светлицу перенесли особую.

– Тогда пойдем будить.

– Пойдем.

Царевнину горенку долго искать не пришлось, изба Еремира хоть и была просторной, но всего на четыре светлицы, да и то одна без окон. Молодцы наугад отправились в первую из них. Почетного караула, который непременно выставлялся у опочивальни любой царственной особы, отчего‑ то не было. Светлица Зелинеги была крохотной и темной, свет почти не проникал через толстую занавесь на слюдяном окошке.

Славята, свернувшись под одеялом уютным клубком, спал как убитый. И в самом деле, для парня, который привык целыми днями скрипеть пером и разбирать чужие письмена, было нелегко пройти тот путь, который был тяжел даже для бывалых богатырей. Вчера и вовсе случился с ним конфуз: прямо перед самим царем ноги вдруг стали как ватные, в голове помутилось, и бедный Славята как стоял, так и повалился без чувств на холодный пол. Брызнули ему в лицо водой, да все без толку, сил у парня не было нисколько. Поэтому Звенигор просто осторожно поднял его на руки и отнес в светлицу царевны Зелинеги. Нельзя сказать, чтобы царевна была очень уж рада такому соседству, не к лицу, поди, молодой девице ночь коротать рядом с незнакомым витязем, но делать было нечего. Зелинега приказала уложить Славяту на свое ложе, укрыла его толстым одеялом, а сама кое‑ как устроилась на полу.

– Эй, Славята, – хлопнул Вертодуб по плечу спящего паренька, – подъем!

Славята с трудом разлепил глаза, взглянул на нависшего над ним богатыря и от страха чуть не упал с кровати.

– Вставай, – рассмеялся Вертодуб, – чего пугаешься?

– Доброе утро, – пробормотал Славята, мало‑ помалу припоминая, каким образом он здесь очутился, – а что, уже в дорогу пора?

– Почти, – кивнул стрелок, – позавтракаем только, и сразу в путь. Ой!

Андрей отпрыгнул в сторону, чтобы не наступить на царевну, которую сразу и не заметил. Зелинега спала неспокойно, металась из стороны в сторону, и даже приход трех добрых молодцев не смог нарушить ее сна.

– Ты что же, в ее опочивальне спал? – возмутился стрелок.

– Я… не помню, – признался Славята, с удивлением смотря на спящую царевну, – я даже не помню, как здесь оказался.

– А почему она на полу? – подступил Андрей к нему вплотную. – Сказывай!

– Не знаю я! – испуганно воскликнул парень, прижимаясь к стенке.

Стрелок уже хотел вытащить его из кровати и объяснить доходчиво, как надобно обходиться с царственными особами, но тут на помощь к Славяте пришел Вертодуб.

– Чего вы, мужики, как дети малые?

– А он в царевниной светлице спать удумал! – пожаловался Андрей, ревниво посматривая на Зелинегу.

– А тебе‑ то что?

– Негоже так…

– Негоже, что девка на полу лежит, – рассудительно молвил Вертодуб. – Это нам, мужикам, хоть на печи, хоть под деревом спать – все едино, а девицы, они хрупкие да неженные. Тем более царевны! Давайте‑ ка ее с пола подымем да на кровать уложим. Славята, кыш отсюда!

Славята мигом соскочил с постели и спрятался за спину Вертодуба, опасливо поглядывая на Андрея. Но стрелок уже и думать о нем забыл, жадно взирая на царевну.

– Я сам ее положу, – быстро сказал Андрей и, прежде чем кто‑ то успел возразить, метнулся к Зелинеге и подхватил ее на руки. Оказалась царевна невесомой, будто бы и вовсе не было ее под длинной рубахой, но стрелок чувствовал ее тепло, слышал, как размеренно бьется сердце. В какой‑ то момент он прижал ее к себе крепко‑ накрепко, потом вдруг испугался, как бы совсем не раздавить, и осторожно положил на кровать. Затем стрелок осторожно укрыл Зелинегу одеялом и вздохнул – до того была царевна хороша, что так бы стоял и смотрел хоть до завтрева!

Но жестокий Вертодуб не дал Андрею вдосталь налюбоваться прекрасной Зелинегой.

– Пойдем, – нетерпеливо позвал он, – дорога дальняя, еще с царем посоветоваться надо.

– Иду, – вздохнул стрелок, бросил последний взгляд на царевну и с сожалением вышел из ее опочивальни.

Царь Еремир стоял посреди горницы и выслушивал донесение от Звенигора. А тот уже успел обежать весь остров и докладывал царю, что все воины в сборе и готовы по первому приказу отправиться в бой.

– Это хорошо, – покивал Еремир, – это очень даже хорошо. Ты поди пока, дружок, погуляй чуток, а мы тут с ребятушками потолкуем маленько.

– Слушаюсь, государь, – поклонился Звенигор и вышел из горницы.

Несколько минут царь молча смотрел на вошедших молодцев, словно бы обдумывая что‑ то. Наконец он проговорил:

– Ну что, ребятушки, вот все и готово. Воины мои, все как есть, под копье встали, теперь дело за вами. Ступайте да разведайте, что да как, а нас на закате поджидайте. Только вишь, какое дело: армия моя в бой хоть сейчас идти готова, а только без нужного знака и с места не сдвинется. Вы, сынки, вот что сделайте…

С этими словами Еремир достал из‑ за пазухи крохотную птичку, вроде бы ласточку, да только белую как снег.

– Это Белка.

Андрей изумился:

– Почему белка?!

– Потому что ласточка, – с неменьшим удивлением ответствовал царь, – а что?

– Ласточка, – кивнул стрелок, – только отчего же она белка‑ то?

– Так Белка и есть, – хмыкнул царь, – белая потому что.

– Я вижу, что белая! – взвыл Андрей. – Я не понимаю, почему ты, государь, говоришь, что это белка!

– Не понять мне тебя, сынок, – покачал головой Еремир, – Я ж тебе тол кую: это не белка, а ласточка. А то, что она Белка, – так это потому, что не черная…

Тут стрелок запутался окончательно и с ужасом уставился на бедную ласточку, которая сидела на руке у царя и весело поглядывала на окружающих темными своими глазенками.

– Давай‑ ка ее сюда, государь, – кивнул Витомысл. – Я вроде бы со зверями и птицами всегда ладил, а черная ли она, белая – это все едино.

– Держи, – улыбнулся царь и протянул молодцу руку.

Витомысл осторожно взял ласточку обеими руками за спинку, крылья ее прижал к бокам осторожно, чтобы не помять, и сунул птицу за пазуху. Там она и примостилась живым комочком, уцепившись лапками за нательную рубаху, – Смотри не раздави, – забеспокоился Еремир, – они птица нежная!

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒