ОТ АВТОРА 15 страница

– Вчера вечером ко мне приходила Аманда.

– Леди Уилкокс? – удивленно переспросила Кэт, помнившая, что сестра Девлина не разговаривала с ним с февраля.

– Она озабочена тем, что моя деятельность может помешать ее дочери составить удачную партию. И ей захотелось знать, что на меня нашло, раз я, как последний плебей, согласился расследовать убийство.

– Ты рассказал ей об ожерелье?

– Да. – Он медленно покачал на цепочке трискелион так, что тот несколько раз описал короткую дугу в темноте. – Она не удивилась, хотя была озадачена.

Кэт вглядывалась в затененные черты его лица, но он запрятал все свои эмоции так далеко, где она не могла их увидеть.

– Возможно, она не уловила связи.

Он криво усмехнулся.

– О нет. Уж кто‑ кто, но Аманда очень сообразительна. Ее, вероятно, озадачило, как моя мать, всю жизнь дорожившая этой вещицей, могла ее кому‑ то отдать. А вот задаться вопросом, что случилось в тот день на морской прогулке недалеко от Брайтона, ей никогда не приходило в голову.

Кэт глубоко вздохнула.

– Что ты хочешь этим сказать, Себастьян?

Он повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза, на какую‑ то долю секунды потеряв над собой контроль, и тогда она увидела все – непонятную смесь злости и обиды, удивления и боли.

– Аманда знает. Она всегда знала. – Он невесело хохотнул. – И увеселительная прогулка, и гибель яхты – все это спектакль. Мать не утонула в то лето. Она просто ушла. Оставила отца, оставила меня. Но она не умерла.

Он сжал подвеску в кулаке с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Она не умерла.

ГЛАВА 53

Аманда завтракала, разложив перед тарелкой «Морнинг пост», когда в комнату без доклада вошел ее брат. Она даже глаз не подняла.

На газету упало ожерелье графини Гендон – серебряное, с голубым камнем, и от неожиданности Аманда вздрогнула, но все‑ таки удержалась, не поморщилась.

Оставаясь спокойной, она подняла взгляд на Девлина. В его глазах бушевали такие страсти, что она невольно потупилась.

– Так она все еще жива? – спросил он.

Аманда сделала глубокий вдох, восстанавливая самообладание, и с вызовом уставилась в желтые глаза брата.

– Да.

– Как давно тебе об этом известно?

– С того самого лета.

Он кивнул, словно она только что подтвердила его подозрения.

– А Гендон?

– Разумеется, он тоже знает. Знал с самого начала. Он сам помог все это организовать.

Она увидела в глубине этих странных звериных глаз проблеск… чего? Изумления? Боли?

– А почему мне не сказали?

Аманда зловеще улыбнулась.

– Предлагаю тебе спросить об этом у Гендона.

Не часто Себастьян позволял своим мыслям вернуться в прошлое, в то далекое лето, когда ему не было и двенадцати лет. В те дни стояла немилосердная жара, на голубом небе сияло палящее солнце, превращая урожай на полях в пыль. Колодцы, дававшие воду сотню лет или больше, высохли до дна.

Весну и лето графиня Гендон провела в родовом имении в Корнуолле. Мать любила Лондон, любила оживление, царящее в политических салонах, как и бесконечную череду балов, званых обедов и поездок по магазинам – обычные занятия для большинства женщин. Но Гендон считал Лондон нездоровым местом для жены и детей, особенно в душную пыльную пору. Пусть его самого государственные дела не отпускали из Уайтхолла и дворца Сент‑ Джеймс, но в тот год он настоял, чтобы супруга отправилась в Корнуолл, куда с ней поехали Себастьян и его брат Сесил, вернувшиеся из Итона.

Себастьян попытался вспомнить, чем занималась Софи в то лето, но помнил лишь, как бегал вместе с Сесилом по полям и лесам, как, нарушая запрет, плавал в бухточке под скалами. В его воспоминаниях она почему‑ то всегда держалась поодаль – эдакая далекая всадница на гнедой полукровке. Ему ясно запомнилось только одно чаепитие на залитой солнцем террасе и улыбка Софи – яркая и в то же время какая‑ то… отстраненная. А потом, в июле, семейство уехало на месяц в Брайтон.

Софи обожала этот городок, наслаждалась концертами и балами. Но в тот год даже в Брайтоне было пыльно и жарко, по улицам бродили толпы людей, жаждавших вырваться из душных, нездоровых помещений. Гендон ворчал, что Брайтон стал таким же шумным и отвратительным, как Лондон, и грозился отослать графиню с сыновьями обратно в Корнуолл. Графиня то бунтовала, то плакала, умоляя позволить ей остаться.

И они остались, пока не наступило утро в середине июля, когда брат Себастьяна Сесил проснулся в лихорадке. К вечеру он уже впал в беспамятство. Из Лондона вызвали лучших докторов. Они качали головами, прописывали каломель и кровопускание, но состояние Сесила продолжало ухудшаться. Через два дня он умер, а Себастьян стал новым виконтом Девлином, единственным сыном и наследником своего отца.

Последующие несколько недель были наполнены громкими голосами и злыми обвинениями. В обществе сына Гендон хранил странное напряженное молчание. Могло показаться, что он никак не может понять, почему судьба забрала его первых двух сыновей и оставила только младшего, совершенно не похожего на отца.

Для Себастьяна те дни остались смутным болезненным воспоминанием. Но он вполне четко помнил то солнечное утро, когда Софи Гендон отправилась с друзьями на обычную прогулку, не предвещавшую ничего неожиданного.

С этой прогулки она так и не вернулась.

Боль того утра подогревала гнев Себастьяна, когда он поднимался по ступеням отцовского дома на Гроувенор‑ сквер.

Он нашел Гендона в вестибюле. Отец направлялся к лестнице. На графе были бриджи, сапоги, в руке он держал кнут – он явно только что вернулся после утренней прогулки верхом.

– В чем дело? – спросил он, бросив на Себастьяна взгляд.

Себастьян пересек вестибюль и рывком открыл дверь в библиотеку.

– Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

Гендон замялся, но все же отошел от лестницы.

– Ладно. – Он прошел в комнату и швырнул кнут на письменный стол, Себастьян тем временем закрыл дверь. – Итак, что случилось?

– Ты когда собирался рассказать мне правду о матери?

Гендон резко обернулся, на лице его читалась сдержанная настороженность.

– О какой правде ты говоришь?

– Черт возьми! – невесело хохотнул Себастьян. – А разве их несколько? Я имею в виду правду о том, что произошло семнадцать лет тому назад в Брайтоне. Или лучше сказать, чего не произошло. Она все еще жива? Или ты не знаешь?

Гендон стоял неподвижно, словно тщательно взвешивал ответ.

– Кто тебе рассказал?

– Какая разница? Ты сам должен был мне все рассказать… задолго до того, как я спросил об ожерелье.

Гендон с шумом выдохнул.

– Я боялся.

– Чего?

Граф вынул из ящика стола трубку и неспешно набил табаком, умяв его большим пальцем.

– Она жива, – произнес он через минуту. – Во всяком случае, была жива в прошлом августе. Каждый год она пишет моему банкиру письмо, в котором кратко перечисляет основные политические и военные события предыдущих двенадцати месяцев. Как только мы получаем доказательство, что она все еще жива, я высылаю ей ежегодное содержание.

Себастьян вдруг почувствовал, как внутри у него все дрожит. Он сам не понимал, что происходит: семнадцать лет он считал Софи мертвой, но, узнав, что она жива, он испытал то ли облегчение, то ли эта новость лишь разожгла его ярость.

– Ты платишь ей? За что? Чтобы она держалась подальше?

– Вполне нормальное соглашение. Пары, которые больше не могут жить вместе, часто договариваются о разъезде. Взять, к примеру, герцога и герцогиню Йоркских.

– Герцогиня Йоркская не разыгрывала собственной смерти.

Гендон раскурил трубку.

– Твоя мать… связалась с другим мужчиной. Если бы она жила с ним открыто здесь, в Англии, то я бы потерял свое место в правительстве. Она согласилась поехать за границу в обмен на ежегодную выплату содержания.

Себастьян помолчал. Был ли в то лето какой‑ то мужчина – особенный мужчина? Невозможно вспомнить. Софи Гендон всегда окружали мужчины.

– Почему ты просто не развелся? – вслух произнес он, всматриваясь в суровое лицо отца. – Что такого ей известно о тебе?

Гендон не дрогнул под его взглядом, не потупился.

– Ничего такого, о чем я намерен тебе сообщить.

– Боже мой. Ну а что ты скажешь об ожерелье?

– Честно, я не знаю, откуда у Гиневры Англесси оказалось это ожерелье. Полагаю, вполне возможно, что твоя мать подарила его кому‑ то много лет тому назад.

Себастьян в этом сомневался. Софи Гендон никогда не была суеверной, но она верила в силу ожерелья.

– А где она сейчас?

Гендон затянулся, поджигая табак в трубке.

– В Венеции. По крайней мере, я высылаю ей деньги туда. Знакомые, с которыми она отправилась в тот день, – они‑ то и помогли разыграть несчастный случай – родом из Венеции.

Воздух наполнился сладким запахом табачного дыма. Себастьян остановился у высокого окна, выходящего на площадь.

– Все эти годы, – сказал он, отчасти обращаясь к самому себе, – все эти годы я тосковал по ней, оплакивал ее… а оказывается, это была ложь.

Он почувствовал, как отец подошел и остановился рядом, но не повернул головы.

– Если бы она могла взять тебя с собой, – хрипло произнес Гендон, – думаю, она так бы и сделала. Мне всегда казалось, что из всех детей сильнее всего она любила тебя.

Себастьян покачал головой, не отводя неподвижного взгляда от картины за окном. Мальчик и девочка десяти‑ двенадцати лет бегали с обручем, и легкий утренний ветерок разносил их смех. Он и сам так считал: Софи Гендон любила всех своих детей, но до сегодняшнего дня в Себастьяне жило убеждение, что он занимал особое место в ее сердце. И все‑ таки она оставила его.

Он почувствовал боль, которая выворачивала его изнутри, отдавала горечью на языке. Воцарилась тяжелая тишина, но Себастьян в конце концов ее прервал – он стукнул кулаком по подоконнику и снова повернулся лицом к отцу.

– Какого черта ты не рассказал мне всю правду? Позволил мне считать ее погибшей. Каждый день я ходил к скалам, искал ее. Надеялся, что произошла ошибка и я увижу, как она возвращается под парусом домой. Но в конце концов я сдался. Поверил твоим словам. А ведь это была ложь!

Себастьян уставился на отца. Граф задвигал челюстью взад‑ вперед, но ничего не сказал.

– Зачем?

– Я думал, так будет лучше.

– Для кого? Для тебя, для меня или для нее?

– Для всех нас.

Себастьян направился к двери.

– Ну так вот, ты ошибся.

ГЛАВА 54

Вдовствующая герцогиня Клейборн, вздрогнув, проснулась и поспешила поправить ночной чепец, пока он не соскользнул ей на глаза. По ее спальне с зашторенными окнами ходила высокая темная фигура. Графиня тихо охнула и села в постели, щеки ее запылали от возмущения, когда она узнала своего единственного племянника.

– Святые небеса, Девлин. Ты чуть не довел меня до апоплексического удара. Что ты здесь делаешь в такой немыслимо ранний час? И почему ты смотришь на меня со злобой?

Он остановился у резной спинки массивной тюдоровской кровати, он был напряжен, как никогда.

– Семнадцать лет назад Софи Гендон не погибла в море. Она просто оставила своего мужа, детей и уплыла. А теперь скажи, что ты ничего не знала.

Генриетта вздохнула. Ей хотелось бы все отрицать, но пришлось сказать:

– Знала.

Он резко отвернулся, подошел к окну и отдернул тяжелую бархатную портьеру, впустив яркий утренний свет, от которого Генриетта застонала. Она прикрыла глаза ладошкой и села прямо.

– В то время я думала, что ты заслуживаешь знать правду. Но решение принимала не я.

– Мне сказали, она уехала с мужчиной. Это правда? Герцогиня не сводила взгляда с напряженной спины.

– Да.

Он кивнул.

– Насколько я помню, в ее жизни были другие мужчины. В течение многих лет. Почему она решила уехать именно с этим господином?

– Все прочие были увлечениями… или орудиями мести. Я могу только предполагать, что с этим, последним, ее связывали какие‑ то другие чувства.

– Кто он такой?

– Имени я не помню. По‑ моему, он был поэтом. Молодой человек весьма романтической внешности.

– Венецианец?

– Да, там были какие‑ то венецианские связи. Но сам юноша был французом.

– Моложе матери?

– Да.

– Ты его видела?

Генриетта затеребила вышитый воротник ночной рубашки.

– Той весной он был любимцем общества. Хотя, если я ничего не путаю, он рано покинул город.

– Куда же он отправился? В Корнуолл?

– Очевидно.

Девлин потер глаза. Глядя на него, Генриетта подумала, что еще ни разу не видела его таким постаревшим и уставшим.

– Ты знаешь, где она сейчас? – спросил он.

– Твоя мать? Нет. Мы никогда не были особо близки и, конечно, не поддерживали отношений после ее отъезда. Думаю, даже Гендон точно не знает, куда она отправилась, хотя каждый год отсылает ей деньги.

– Почему? Разумеется, он это делает не по доброте душевной. Очевидно, ей что‑ то известно. А он готов платить, чтобы она молчала. Так что же она знает?

Герцогиня Клейборн посмотрела в глаза племяннику и первый раз за это утро произнесла неприкрытую ложь:

– Честное слово, понятия не имею.

Сэр Генри Лавджой был расстроен. Дело по поимке преступника, которого пресса успела окрестить Мясником Сент‑ Джеймс‑ парка, почти не продвигалось. Судьи с Боу‑ стрит вовсю вмешивались в расследование. А тут как назло пришлось еще попусту тратить время на взбешенное иностранное посольство и немало раздраженное министерство иностранных дел, вместо того чтобы потянуть за несколько многообещающих ниточек.

Покинув Уайтхолл, Лавджой нанял экипаж и отправился повидать виконта Девлина.

Он застал Себастьяна, когда тот собирался подняться на крыльцо своего дома.

– Мне нужно поговорить с вами, милорд, – сказал Лавджой, отвешивая небольшой поклон.

Виконт выглядел необычно бледным и рассеянным. Замявшись на секунду, он отрывисто произнес: «Разумеется» – и провел гостя в библиотеку.

– Пожалуйста, присаживайтесь, сэр Генри. Чем могу помочь?

– Я задержу вас всего лишь на минутку, – ответил сэр Генри. Он остался стоять, держа обеими руками круглую шляпу. – Вчера ночью один из лодочников выловил из Темзы утопленника.

На лице виконта промелькнула заинтересованность.

– Кто‑ нибудь, кого я знаю?

– Иностранец, – ответил Лавджой, не сводя взгляда с собеседника. – Из северной Италии.

Девлин нахмурил брови.

– Худой человек со светлыми волосами?

– А‑ а, так вы все‑ таки его знаете.

– Вчера ночью он пытался меня убить.

– И поэтому вы его убили?

– Он упал в Темзу, – бесстрастно ответил виконт. – Что заставило вас прийти ко мне?

Лавджой неопределенно хмыкнул.

– Он водил компанию с вашей предыдущей жертвой. Чарльзом Ахерном.

Себастьян недоуменно уставился на судью, тогда сэр Генри пояснил:

– Господином, которого вы убили возле рынка Хангерфорд.

– Я не убивал Ахерна, не забыли? Он тоже упал, – сказал Девлин с мягкой улыбкой, которая быстро померкла. – Вы уверены, что блондин был итальянцем?

– Вполне. – Водрузив шляпу на голову, Лавджой повернулся, чтобы уйти. – Он приходился двоюродным братом королю Савойи.

ГЛАВА 55

После ухода Лавджоя Себастьян постоял некоторое время, приклеившись взглядом к паре древних мечей, висевших крест‑ накрест на противоположной стене. Связь между королем Савойи и изнеженным блондином, преследовавшим Тома по улицам Смитфилда, а затем попытавшимся утопить Себастьяна в Темзе, стала очевидной; связь между заговором против Ганноверов, убийством леди Англесси и древним ожерельем из голубого камня, некогда принадлежавшим Софи Гендон, оставалась менее ясной. Себастьян понимал, что никогда не решит этой загадки, если позволит себе думать только о событиях того далекого лета и лжи, которую оно породило.

Поэтому он заставил себя отбросить боль и ярость и вместо этого сосредоточиться на том, что ему теперь стало известно об истинной судьбе матери вкупе с его пониманием смерти Гиневры Англесси. Связь между графиней Гендон и неизвестным французским поэтом с венецианскими корнями не давала ему покоя, хотя Себастьян пока не был убежден, что эту новость можно считать важной. Мысленно перебрав все, что он узнал за последние несколько дней, виконт решил, что ему давно пора нанести еще один визит убитому горем маркизу Англесси. Себастьян коротко дернул шнурок звонка возле камина.

– Велите Джайлзу запрячь двуколку, – сказал он дворецкому Моури, когда тот появился.

– Да, милорд. – Моури величественно поклонился.

Но когда четверть часа спустя Себастьян вышел из дома, то увидел у крыльца своего тигра, Тома, который держал поводья гнедых.

– Какого черта ты здесь делаешь? – рассердился Себастьян. – Я же велел тебе отдохнуть пару дней.

– Не нужен мне никакой отдых, – решительно заявил мальчик. – Это моя работа, и я ее выполняю.

Себастьян вскочил в двуколку и забрал у него поводья.

– Твоя работа – делать то, что тебе велят. Убирайся отсюда.

Мальчик громко фыркнул и уставился куда‑ то вдаль.

– Это из‑ за того, что я вас подвел, да? Я все напортил, и из‑ за меня вы вчера чуть не стали рыбьим кормом.

– Нет, ты меня не подводил. Это я подвел тебя, когда подверг непомерному риску. Эти люди опасны, и будь я проклят, если захочу взять на себя ответственность за твою гибель. А теперь прыгай вниз.

Мальчишка продолжал смотреть вперед, но Себастьян заметил, что он несколько раз моргнул и дернул шеей, с трудом сглатывая.

– Мальчики и помладше меня служат юнгами на флоте его величества или отправляются на войну барабанщиками. Вы, наверное, думаете, что я бы и там не справился.

– Проклятье, – буркнул Себастьян, подстегивая лошадей. – Только чур больше не рисковать без надобности, ясно? В следующий раз, когда я велю тебе сделать что‑ то, а ты не послушаешься, считай себя уволенным. Понял?

Придерживая шляпу одной рукой, Том перелез на запятки и усмехнулся.

– Есть, хозяин.

Маркиз Англесси медленно, превозмогая боль, передвигался по своей оранжерее. Себастьяну показалось, что за последнюю неделю старик явно сдал.

Услышав шаги Себастьяна, Англесси обернулся и цепко схватился за край полки с орхидеями, словно нуждался в опоре.

– Что на этот раз?

Себастьян остановился в центре теплого влажного помещения, пропахшего сырой землей и зеленью.

– Я хочу услышать от вас, как умерла ваша первая жена.

К удивлению Девлина, старик криво усмехнулся.

– Полагаю, до вас дошли слухи, будто я столкнул ее с лестницы и она умерла. – Он отвернулся и начал тщательно обирать желтые листья с китайской розы.

– А разве не так?

Англесси покачал головой.

– Она поскользнулась на ступенях в Англесси‑ холл. Живот у нее был большой, а потому она передвигалась неловко. Не сумела удержать равновесие. – Он замер с протянутой к листу рукой и поднял голову, уставившись куда‑ то невидящим взором, словно глядел в прошлое. – Она, вероятно, все равно умерла бы при родах, – тихо добавил он, – Последние месяцы она чувствовала себя очень плохо. Впрочем, кто теперь знает.

Он перевел взгляд на Себастьяна.

– Кто вам сказал, что я убил ее?

– Это имеет значение?

– Нет. Думаю, что нет. – Англесси сорвал еще один листок и положил в корзинку, висевшую на локте. – Что вы хотите сказать? Что у меня отвратительная привычка убивать беременных жен? Какой мог быть у меня мотив убить Гиневру?

– Возможно, ревность.

– Из‑ за ребенка, которого она носила? Вы забываете, как отчаянно я хотел этого ребенка.

– Люди, охваченные сильным чувством, часто действуют вопреки собственным интересам. Возможно, она узнала о вас то, что вы предпочли бы скрыть.

– Гиневра знала о моей первой жене. Я рассказал ей о слухах до того, как мы поженились.

– А я имел в виду вовсе не смерть вашей первой жены.

Старик обернулся, озадаченный.

– Тогда что?

– Возможно, она узнала о вашем участии в заговоре с целью восстановить на троне династию Стюартов.

Маркиз прищурился, став почему‑ то задумчивым. Он хоть и слаб телом, подумал тогда Себастьян, но было бы ошибкой считать его слабоумным.

– До меня доходили слухи – намеки, раздраженные перешептывания. Но, должен признать, я никогда не придавал им значения. Я считал, все это пустые разговоры, глупые мечты. Вы хотите сказать, что нет дыма без огня? Но… какое все это имеет отношение к смерти Гиневры?

– Этого как раз я пока не смог выяснить. – Себастьян помолчал. – Если позволите, я бы хотел осмотреть комнату вашей жены.

Просьба явно застала Англесси врасплох. Он тихо охнул, но сказал:

– Да, конечно. Если хотите. Там ничего не тронуто. Знаю, мне следовало позволить Тэсс собрать все вещи Гин и отдать их беднякам, но у меня не хватило духу.

Гин. Себастьян вспомнил, что так называл ее Вардан. Он медленно оглядел престарелого вельможу с ног до головы. Если бы Гиневру застрелили или даже закололи, Себастьяну было бы легче рассматривать маркиза в качестве подозреваемого. Но как‑ то не вязалось, чтобы этот тщедушный старик мог сыграть роль в той сложной шараде, которая последовала за убийством.

Себастьян направился к выходу, но, остановившись на полдороге, обернулся и сказал:

– Ваша жена не собиралась покинуть вас?

Маркиз по‑ прежнему стоял возле розы, держа в руке корзинку с желтыми листьями.

– Нет. Разумеется, нет.

– Откуда такая уверенность?

Тело старика сотряс натужный кашель. Отвернувшись вполоборота, он нащупал платок и поднес ко рту. Когда кашель утих, он быстро спрятал лоскут шелка, но Себастьян все‑ таки успел заметить на нем яркие пятна крови.

Англесси поднял глаза и увидел, что Себастьян за ним наблюдает. Бледные щеки старика тронул слабый румянец.

– Вот. Сами видите. Зачем бы Гиневре уезжать от меня, когда она и так в самом скором времени стала бы вдовой? По словам моих докторов, мне повезет, если я протяну до конца лета.

– Так ваша жена знала?

Англесси кивнул.

– Знала. Ирония судьбы, не находите? Я все время вспоминаю день накануне моего отъезда в Брайтон. Обычно она стойко переносила мою болезнь, но у меня выдалась трудная ночь, и она очень сильно переживала. Все старалась спрятать от меня лицо, но я понял, что она плакала. Она тогда еще сказала…

Голос его дрогнул. Он смущенно отвел взгляд, заморгал и помолчал минуту, крепко сжав губы, прежде чем сумел продолжить:

– Она сказала, что не представляет, как сможет жить без меня.

Комната Гиневры, когда туда вошел Себастьян, была погружена в темноту, шторы на окнах не пропускали дневной свет. Слегка пахло духами, словно здесь до сих пор жило воспоминание о женщине – неуловимое и печальное.

Себастьян прошел по толстому ковру, заглушавшему шаги, и раздвинул шторы. Окна выходили в сад. Отсюда он увидел оранжерею Англесси и огромный старый дуб с протянутой к самому окну веткой, точно так, как описывала Тэсс Бишоп.

Себастьян отвернулся от окна и принялся разглядывать комнату. Полог кровати, как и шторы на окнах и обивка кресел возле камина, был неяркого желтого тона. Утреннее солнце заполнило спальню теплым веселым светом. Себастьян не мог бы сказать, что надеялся здесь найти, но, во всяком случае, отнюдь не ощущение покоя и радости. Все это не вязалось с тем, что он узнал о Гиневре Англесси, женщине, раздираемой страстями и метавшейся между любовью всей своей жизни и растущей нежностью к умирающему мужу.

Он методично обыскал покои, начав с гардеробной, толком не зная, что ищет. Громила, побывавший здесь после смерти Гиневры, отчаянно пытался заполучить что‑ то. Удалось ему это или нет, Себастьян не знал.

Открыв шкаф возле большого гардероба, он нашел крошечные чепчики, украшенные кружевом и оборочками, они лежали среди стопок аккуратно сложенных миниатюрных платьиц и белых фланелевых одеялец, расшитых птичками и цветами. В груди у него как‑ то странно заныло, он быстро осмотрел полки и осторожно прикрыл дверцу.

Вернувшись в спальню, он остановился в центре ковра, задумчиво оглядывая солнечную комнату. На каминной полке Гиневра выставила коллекцию морских раковин, небрежно окруживших золоченые часы. Сувениры детства, проведенного в Уэльсе?

Заинтригованный, он подошел поближе, чтобы рассмотреть их, когда его взгляд поймал белое пятнышко в глубине холодного камина. Присев на корточки, он выцарапал из решетки плотно скомканный листок бумаги.

Себастьян выпрямился, расправил бумагу и разгладил ее на мраморной каминной доске. Это была короткая записка, начертанная решительным мужским почерком.

Любимая, я должен снова тебя увидеть. Прошу, позволь мне все объяснить. Встретимся в среду в «Гербе Норфолка» на Гилтспер‑ стрит, Смитфилд, захвати с собой письмо. Пожалуйста, не подведи меня.

Подпись была небрежная, но вполне разборчивая.

Вардан.

ГЛАВА 56

Не сразу, но все‑ таки Себастьян выследил шевалье де Вардана в клубе «Уайтс» на Сен‑ Джеймс‑ стрит.

– Вон он идет, хозяин, – сказал Том, спрыгивая с запяток, чтобы принять лошадей.

Шевалье спускался по ступеням клуба в компании другого молодого щеголя, когда Себастьян остановил двуколку у тротуара.

– Можно вас на два слова, сэр? – прокричал он.

Шевалье обменялся несколькими шутками со своим приятелем, а потом не спеша направился к двуколке.

– В чем дело, милорд? – спросил он с улыбкой, но в его взгляде читалась настороженность.

– Не согласитесь ли проехаться со мной немного? – Себастьян вернул ему улыбку. – Я хотел бы вам кое‑ что показать.

Секунду шевалье пребывал в нерешительности, но потом пожал плечами и запрыгнул в коляску.

– Отойди в сторону, – прокричал Себастьян мальчику, собираясь подстегнуть лошадей.

– Так что там у вас? – спросил Вардан, когда Том забрался на свое место, на запятки.

– Мне было бы любопытно услышать ваш комментарий. – Не переставая следить за дорогой, Себастьян вынул из кармана мятую записку и протянул шевалье.

Он услышал, как у Вардана участилось дыхание, едва он прочитал записку. Пальцы его крепко сжали бумагу, лицо выражало ярость, когда он поднял голову и поймал испытующий взгляд Себастьяна.

– Откуда она у вас?

– Записка закатилась за каминную решетку в спальне леди Англесси.

– Но… я не понимаю. – Он постучал второй рукой по смятому листку, не скрывая злобы. – Я этого не писал.

– Так это не ваш почерк?

– Нет. – Вардан недоуменно покачал головой. – Почерк похож, но не мой. Говорю же, я не писал ничего подобного.

Если это и была ложь, то очень умелая. Себастьяну встречались люди, которым ложь давалась с легкостью и показной искренностью, сразу даже и не заподозришь в них врунов. Кэт, например, умела так лгать. Этот дар отлично ей пригодился на сцене.

– Как вы думаете, могло ли это сходство обмануть леди Англесси? – спросил Себастьян, оставив при себе свои размышления.

Вардан снова пробежал глазами записку.

– Очевидно, так и произошло. А эта гостиница… «Герб Норфолка»… она туда ездила в тот день, когда погибла?

Себастьян кивнул.

– Что за письмо она должна была с собой привезти?

– Понятия не имею, – ответил Вардан, глядя прямо в глаза Себастьяну немигающим взглядом.

На этот раз Себастьян подумал: «Последняя реплика далась тебе не так хорошо, друг мой». Свернув к воротам Гайд‑ парка, он сказал:

– Расскажите мне о вашей ссоре.

Впалые щеки шевалье слегка окрасились румянцем.

– Что еще говорить? Она хотела уйти…

– Нет, – сердито оборвал его Себастьян. – Это уже перебор. Англесси при смерти, о чем знала его жена. У нее не было причин покидать его, а наоборот, были все причины остаться.

На секунду Себастьяну показалось, будто Вардан намерен нагло возразить, но тот лишь скривил губы и с шумом выдохнул, словно долго сдерживал дыхание.

– Ладно. Признаюсь, я все придумал.

– Насчет ссоры, – не отступал от своего Себастьян. – Что вы все‑ таки скажете?

Вардан вздернул подбородок.

– То, что случилось той ночью, касалось только нас с Гин и не имеет отношения к ее смерти.

– Записка говорит об обратном.

– Повторяю, наша ссора не имеет отношения к ее смерти.

– Уверены?

– Да!

Себастьян сомневался, но решил пока оставить этот вопрос. Тот, кто послал записку, – будь то Вардан или кто другой – очевидно, знал о ссоре. Знал и воспользовался ею, чтобы заманить Гиневру Англесси в ловушку.

– Как, по‑ вашему, – продолжил Себастьян, делая вид, якобы все его внимание поглощено лошадьми, – кто на самом деле ее убил?

Вардан уставился на животных, их гривы слегка колыхались на ветру, движения были размеренны. Выждав немного, он ответил:

– Когда я услышал о ее смерти, то, естественно, заподозрил Бевана Эллсворта. Потом я узнал, что ее нашли в объятиях принца, и подумал на него. Отчасти я до сих пор подозреваю Эллсворта, хотя вы говорите, будто он не мог этого сделать, ибо в тот день был занят другими делами. – Шевалье провел ладонью по лицу. – И что теперь? Не знаю. Просто не знаю, – тихо повторил он.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒