Глава 42. Кассия

Передвижение получается медленным и утомительным; мы поскальзываемся и падаем, и снова поднимаемся. Мы все измазаны грязью к тому моменту, как натыкаемся на пещеру, достаточно просторную, чтобы вместить всех, и заползаем внутрь. Лодка не помещается, и нам приходится оставить ее снаружи на тропе. Я слышу, как дождь барабанит по пластиковой обшивке. У нас не получилось добраться до пещеры с танцующими девочками; а эта оказывается совсем крохотной, забитой камнями и мусором.

Несколько минут никто не может преодолеть усталость и начать разговор. Наши сумки валяются рядом. Пока мы несли их, увязая в грязи, они становились все тяжелее и тяжелее с каждым шагом, и я представляла, как выбрасываю нашу провизию, воду, даже бумаги. Я бросаю взгляд на Инди. В первый раз, когда мы карабкались на плато, я была больна. Она несла мою сумку большую часть пути.

‑ Спасибо тебе, ‑ благодарю я ее теперь.

‑ За что? – удивленно, даже настороженно спрашивает она.

‑ За то, что несла мои вещи вместо меня, когда мы проходили здесь в первый раз, ‑ объясняю я.

Кай поднимает голову и смотрит на меня. Впервые он по‑ настоящему делает это, со времени нашего столкновения в местечке. Мне так приятно видеть его глаза снова. Во мраке пещеры они кажутся черными.

‑ Нам нужно поговорить, ‑ произносит Хантер, и он прав. Каждый понимает, но не решается высказать, что все мы в лодку не поместимся. – Как собирается поступить каждый из вас?

‑ Я собираюсь найти Восстание, ‑ без промедления отвечает Инди.

Элай покачивает головой. Он все еще не определился, и я очень хорошо понимаю, что он чувствует. Мы оба хотим к повстанцам, но Кай не доверяет им. И, не смотря на то, что случилось с картой, я знаю – мы, по‑ прежнему, оба доверяем Каю.

‑ Я, как и прежде, намерен разыскать остальных фермеров, ‑ говорит Хантер.

‑ Ты мог бы оставить нас и уйти, ‑ обращается Инди к Хантеру. – Но ты помогаешь нам. Почему?

‑ Я разбил пробирки, ‑ отвечает Хантер. – Общество, возможно, не настигло бы вас так быстро, если бы я не сделал этого.

Хотя он всего на несколько лет старше нас, он кажется гораздо мудрее. Может быть, причина в том, что у него был ребенок; может, потому что он жил в таких трудных условиях; а может, он бы все равно оставался таким же, даже в Обществе, с его комфортной жизнью. – Кроме того, ‑ продолжает Хантер, – пока мы несем лодку, вы помогаете нам с рюкзаками. Это в наших интересах, помогать друг другу в пределах Каньона. А потом уже каждый пойдет своей дорогой.

Кай не говорит ничего.

Снаружи дождь продолжает идти, и я задумываюсь над той частью истории, которую он отдал мне в Городке. В ней было сказано: Когда идет дождь, я вспоминаю. Я тоже поклялась помнить. И сейчас воскрешаю в памяти то, как Кай настаивал, чтобы я обменяла стихотворения. Он не предупреждал насчет Теннисона, как будто знал, что он есть у меня, и знал, что он поможет мне обнаружить Восстание. Он оставил выбор – что обменять, и как поступить с тем, что я обнаружу – за мной.

‑ Что именно ты ненавидишь в Восстании? – тихо спрашиваю у него. Мне не хочется выяснять это при всех; но разве есть у меня выбор? – Я должна решить, куда пойти. Как и Элай. Нам бы очень помогло, если бы ты объяснил, почему так сильно не любишь повстанцев.

Кай опускает взгляд на свои руки, а я тут же вспоминаю еще одну картинку, которую он давал мне, ‑ на ней он был изображен, держа в обеих руках слова: мама и папа. – Они ни разу не пришли и не помогли нам, ‑ произносит он. – С помощью Восстания, любой мятеж заканчивается гибелью для тебя и для людей, которых ты любишь. Любого выжившего бросают на произвол судьбы, превращая в нечто совсем другое.

‑ Но это Враг убил твоих родных, ‑ возражает Инди. – не повстанцы.

‑ Я им не доверяю, ‑ отвечает Кай. – Мой отец верил, но я – нет.

‑ А ты? – интересуется Инди у Хантера.

‑ Я не совсем уверен, ‑ говорит он. – Это было много лет назад, когда Восстание последний раз побывало в нашем ущелье. – Мы все, даже Кай, наклоняемся ближе, чтобы послушать. – Они рассказали нам, что им удалось проникнуть во все структуры, даже в Центре, и снова попытались убедить нас присоединиться к ним, – Хантер улыбается. – Анна оказалась слишком упрямой. Мы жили своими силами, ради будущих поколений, и она считала, что нам нужно продолжать в том же духе.

‑ Они и были теми, кто раздавал эти брошюры, ‑ догадывается Кай.

Хантер согласно кивает. – Они также передали и карту, которой мы сейчас пользуемся, в надежде, что изменим свое мнение и отправимся на их поиски.

‑ Откуда они могли знать, что вы сможете разгадать шифр, написанный на карте? – недоумевает Инди.

‑ Это наш собственный шифр, ‑ отвечает Хантер. – Время от времени мы использовали его в местечке, когда не желали, чтобы чужаки знали, о чем мы говорим.

Он шарит в своем рюкзаке и вытаскивает один из фонарей. Снаружи уже опустилась глубокая ночь.

‑ Они узнали шифр, когда наша молодежь сбежала, чтобы присоединиться к ним. – Хантер включает фонарь и устанавливает его на земле таким образом, чтобы мы все могли видеть друг друга. – В целом, фермеры никогда не уходили к повстанцам, но некоторые, самые молодые из нас, бывало, убегали. Однажды я и сам ушел, чтобы отыскать Восстание.

‑ Ты? – удивляюсь я.

‑ У меня так ничего и не получилось, ‑ рассказывает Хантер. – Я дошел до ручья на равнине и повернул обратно.

‑ Почему? – спрашиваю я.

‑ Из‑ за Кэтрин, ‑ с внезапной хрипотцой в голосе произносит он. – Матери Сары. Конечно же, Сары тогда еще не было. Но Кэтрин ни за что не покинула бы местечко, и я решил, что не смогу покинуть ее.

‑ А почему она не могла уйти?

‑ Она готовилась стать следующим лидером, ‑ продолжает он. – Она была дочерью Анны, и по характеру они были очень похожи. Когда Анна умерла, должно было произойти голосование, признать в качестве лидера ее старшего ребенка или отклонить, и мы все хотели выбрать Кэтрин. Все любили ее. Но она умерла при родах, подарив жизнь Саре.

Свет в пещере освещает наши грязные ботинки, оставляя лица в тени. Я слышу, как Хантер что‑ то вынимает из своего рюкзака.

‑ Анна оставила тебя, ‑ ошеломленно произношу я. – Она оставила тебя и свою внучку…

‑ Ей пришлось, ‑ отвечает Хантер. – У нее были другие дети и внуки, и местечко, которым нужно управлять, – он прерывается. – Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим так строго судить Восстание. Для своей группы они желают только благо. И мы не можем винить их в том, что делаем сами.

‑ Это разные вещи, ‑ говорит Кай. – Вы живете здесь с момента создания Общества. А мятежи появляются и исчезают.

‑ Как вам удавалось скрываться все эти годы? – с нетерпением спрашивает Инди.

‑ Мы не прятались, нас просто не трогали. – Рассказывая свою историю, Хантер заново наносит голубые линии на свои руки с помощью кусочка мела, вытащенного из сумки.

‑ Не нужно забывать, что тогда народ выбрал Общество и его законы, как способ предотвращения последствий грядущего Потепления, и как путь устранения заболеваний. Мы не выбирали, поэтому и ушли. Не хотели участвовать в жизни Общества; из‑ за этого не получали их защиту и помощь. Мы занимались сельским хозяйством, сами добывали пищу и обеспечивали охрану, и они нас не трогали. В течение довольно долгого времени. И если кто‑ то нападал, мы сражались и убивали.

Хантер продолжает рассказ. – Пока еще были живы настоящие сельские жители, они часто приходили к нам в ущелья за помощью. Рассказывали нам истории о тех, кого отсылали за любовь не к тому человеку или за то, что хотели заниматься другим делом. Некоторые приходили жить к нам, а другие просто торговали. После возникновения комитетов Ста, наши документы и книги стали невероятно ценными предметами. – Он вздыхает. – Люди, подобные архивистам, существовали всегда, я уверен, что они и сейчас есть. Но нам пришлось свернуть всю деятельность, когда сельские жители погибли.

‑ А на что вы обменивались? – спрашивает Элай. – У вас в ущельях было все.

‑ Нет, ‑ возражает Хантер, – не все. Лекарства из Общества, которые были лучше наших, также другие вещи, в которых мы нуждались.

‑ Но если ваши бумаги настолько ценные, как вы могли оставить их здесь в таком количестве?

‑ Просто груза оказалось слишком много, ‑ поясняет Хантер. – Мы бы не смогли перенести все через равнину. Многие просто вырвали страницы или взяли с собой те книги, которые им нравились. Но взять с собой абсолютно все оказалось невозможно. Поэтому‑ то мне и пришлось запечатать пещеру, спрятав оставшиеся ценности. Мы не хотели, чтобы у Общества была возможность уничтожить или забрать все с собой, если бы они обнаружили их.

Он заканчивает разрисовывать одну руку и собирается положить мел обратно в сумку.

‑ Что означают эти отметки? – спрашиваю я, и он замирает.

‑ А на что они похожи, по‑ твоему?

‑ На реки, ‑ предполагаю я. – На вены.

Он увлеченно кивает. – Они похожи на то и то. Можешь думать, что так оно и есть.

‑ Но чем они являются для тебя? – настаиваю я.

‑ Сетью, ‑ отвечает он.

Я сконфуженно трясу головой.

‑ Всем тем, что соединяет. Когда мы рисуем их, мы обычно делаем это сообща, вот так. – Он вытягивает свою руку так, что наши пальцы соприкасаются. Я чуть не отскакиваю от неожиданности, но сдерживаюсь. Он проводит мелом по своим пальцам, потом по моим, рисуя голубую линию дальше, вверх по моей руке.

Он отстраняется, и мы глядим друг на друга. – Теперь ты можешь продолжить рисовать линии сама, ‑ говорит он. – Сначала на своей руке, а затем, коснувшись кого‑ нибудь, начать разукрашивать и его. И так далее по цепочке.

А что, если соединение прервалось? Хочу я спросить. Например, когда твоя дочь умерла?

‑ А если больше некому передать линии, ‑ он словно услышал меня, ‑ ты делаешь так. – Он поднимается и ударяет руками по стене из песчаника над своей головой. Я представляю, как десятки крохотных трещин расползаются во все стороны из точки удара. – Соединяешься с чем‑ нибудь.

‑ Но Каньону на это наплевать, ‑ говорю я ему. – И ущельям тоже.

‑ Да, ‑ соглашается Хантер. – Но зато мы по‑ прежнему соединены.

‑ Я прихватила вот это, ‑ говорю я Хантеру, залезая в свою сумку и чувствуя внезапную робость. – Подумала, может, тебе захочется почитать.

Это страница со стихотворением, строчку из которого он написал на могиле Сары. То самое, где «когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов ». Я вырвала ее из книги.

Хантер берет листок и громко декламирует:

Как звезды падали, Как снег

Как ворох лепестков,

Когда июньский ветер рвет

Их пальцами с цветов…

Он останавливается.

‑ Это похоже на то, что происходило с нами в деревнях, ‑ произносит Элай. – Люди умирали так же. Как звезды падали.

Кай опускает голову на руки.

Хантер снова читает.

Они лежат в густой траве ‑

И их не увидать ‑

Но Бог в свой бесконечный лист

Всех сможет записать.

‑ Некоторые из нас верили, что когда‑ нибудь у них будет еще одна жизнь, ‑ произносит он. – Кэтрин верила, и Сара тоже.

‑ Но ты не веришь, ‑ говорит Инди.

‑ Не верил, ‑ поправляет ее Хантер. – Но Саре об этом не говорил. Как бы я мог лишить ее веры в это? Она была для меня всем, – он шумно сглатывает. – Я держал ее на руках каждый вечер, когда она засыпала, и так на протяжении всех лет ее недолгой жизни. – Слезы снова бегут по его щекам, как и тогда, в пещере‑ библиотеке, и он снова не замечает их.

‑ Мне приходилось отодвигаться мало‑ помалу, ‑ продолжает Хантер. – Я поднимал руку. Отрывал лицо от местечка на ее шее, где прятал его; отстранялся, так что мое дыхание больше не взъерошивало ее волосы. Движение за движением я делал это так тихо, что она даже не знала, что меня больше нет рядом. Я провожал ее в ночь.

‑ В Каверне я думал, что разобью все пробирки и умру в темноте. Но я не смог.

Он снова переводит взгляд на страницу и читает строчку, которую посвятил дочери. ‑ Когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов, ‑ почти напевая, проговаривает он, его голос печален и тих. Затем Хантер встает, засовывая листок в свой рюкзак. – Я посмотрю, что там с дождем, ‑ и выходит наружу.

К тому времени, как Хантер возвращается в пещеру, все, кроме нас с Каем, уже спят. Я слушаю дыхание Кая, лежащего за Элаем. Здесь все так тесно прижаты друг к другу, что мне не составило бы труда протянуть руку и коснуться Кая, но я сдерживаюсь. Как странно, мы путешествуем вместе, и в то же время так далеки друг от друга. Я никак не могу забыть, что он натворил. И что натворила я. Ну, зачем я сортировала его тогда?

Я слышу, как Хантер устраивается напротив выхода, и думаю, лучше бы я не давала ему этот стих. Я не хотела причинить ему боль.

Если бы я умерла здесь, и было кому нацарапать эпитафию для меня на стене этой пещеры, я бы не знала, что хотела, чтобы он написал.

А что бы выбрал дедушка для своей эпитафии?

Не уходи безропотно во тьму

Или

Я надеюсь столкнуться лицом к лицу с Лоцманом у руля

Дедушка, который знал меня лучше, чем кто‑ либо еще, стал для меня загадкой.

И Кай тоже.

Неожиданно, я вспоминаю тот эпизод в кинотеатре, когда он изливал всю свою боль, о которой мы и понятия не имели, и когда мы смеялись, он плакал.

Я прикрываю глаза. Я люблю Кая. Но не понимаю его. Он не позволяет мне приблизиться к нему. Да, я тоже наделала кучу ошибок, но я так устала, преследуя его по всем ущельям, по равнинам, протягивая ему руку несколько раз, лишь бы принял ее. Возможно, именно это и является истинной причиной того, что он Отклоненный. Возможно, даже Общество не сумело предугадать его поступки.

Кто поставил лицо Кая на первое место в базе данных для подбора пар? Моя чиновница лгала, говоря, что она знала об этом. Но я решила, что теперь это не имеет никакого значения – я выбрала любить его, я выбрала найти его – но вопросы снова лезут в голову.

Кто мог это сделать? Я уже подумала на Патрика. На Аиду.

И вдруг другая мысль возникает, самая поразительная, неправдоподобная, но вполне возможная: мог ли это быть сам Кай?

Я понятия не имею, как бы ему удалось такое провернуть, но я ведь также не знаю, как Ксандер смог засунуть свои сообщения во внутренние отделения таблеток. Любовь делает невероятное правдоподобным и вполне осуществимым. Я пытаюсь вспомнить, что говорил Кай в Городке, когда мы общались на тему базы данных и той ошибки. Разве не сказал он, что неважно, кто вписал туда его имя, пока я буду продолжать любить его?

Я до сих пор не знаю всю историю его жизни.

Может быть, утаивание некоторых фактов из истории удерживает нас в безопасности. А полное знание ощущается как нечто слишком большое, чтобы вынести, будь это история об Обществе или о Восстании, или просто о каком‑ то человеке.

Не это ли чувствует Кай? Что никому не нужно знание целого? Что его правда – слишком тяжелая ноша?

⇐ Предыдущая 36 37 38 39 404142 43 44 45 Следующая ⇒