ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 39 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 40 из 43Следующая ⇒

Хьюэн покачала головой.

– Нет, не принадлежит, – сказала она.

Вепперс неестественным движением приложился к чашке.

– Неужели, мой дорогой посол? Возможно, этот вопрос потребует разрешения в суде. К сожалению, это так.

– Нет, не потребует, – ухмыляясь, сказал ему Демейзен.

Вепперс посмотрел на Ледедже. Прежде чем он успел сказать то, что собирался сказать, Ледедже проговорила:

– Последние слова, что ты сказал мне, были такие: «Я ведь сегодня вечером должен был появиться в обществе». Ты помнишь?

Улыбка лишь на мгновение сошла с лица Вепперса.

– Да неужели? – Он кинул взгляд на Джаскена, который быстро уставился в пол. – Удивительно. – Он вытащил старомодные часы из кармана. – Господи боже, неужели время?

– Эти корабли почти над нами, – сказала Хьюэн.

– Я знаю, – весело сказал Вепперс. – А где лучше всего находиться, когда они прибудут, как не с послом Культуры и под защитой корабля Культуры? – Он повел рукой от Хьюэн к Демейзену, последний согласно кивнул.

– Прорвались несколько сотен, – сказал Демейзен. – Оборонительные системные и планетарные барьеры пытаются сделать, что возможно. Небольшая паника среди осведомленных кругов сообщества, которые полагают, что это, вероятно, Конец света. Массы пребывают в счастливом неведении. Когда они узнают об этом, опасность уже минует. – Демейзен кивнул, вроде бы одобрительно. – Но, – сказал он, – мы явно не ведем речь о второй волне кораблей. А она может вызвать некоторое волнение.

– А сейчас не пришло время сообщить им, где находятся цели? – спросила Хьюэн.

Вепперс, казалось, задумался над ее словами.

– Будут две волны, – сказал он.

– Наблюдаются довольно преждевременные всполохи из города, вот здесь, – пробормотал Демейзен, показывая в сторону зданий по другую сторону парка. Настенный экран переключался с одного пустого канала на другой, и его объем был заполнен туманом помех. Некоторые каналы все еще показывали графики и говорящие головы.

С крыш некоторых самых высоких небоскребов Центрального делового района Убруатера устремлялись прямо вверх искры, напоминающие дневные фейерверки, и тонкие лучи света.

Хьюэн скептически посмотрела на Демейзена.

– Всполохи? – переспросила она.

Аватара пожала плечами.

Вепперс снова посмотрел на старинные часы, потом – на Джаскена, который кивнул в ответ, и встал.

– Ну, пора делать дела и уходить, – сообщил он. – Мадам, – сказал он, кивая послу. – Счастлив был познакомиться, – повернулся он к Демейзену. – Потом посмотрел на Ледедже. – Желаю вам… душевного мира, молодая дама. – Он широко улыбнулся. – Как бы там ни было – рад был познакомиться.

Он и Джаскен, который кивнул на прощание в три стороны, направились к двери. Автономник Олфес‑ Хреш плыл рядом – он появился, никем не замеченный.

– Коробочка, – сказал Вепперс, проходя мимо.

Вепперс и Джаскен скрылись за дверями.

Несколько мгновений спустя неожиданные всполохи замелькали в вечернем небе за городом. Настенный экран замигал, посерел, перешел в режим ожидания.

– Гмм, – сказал Демейзен. – Его собственное имение. – Он посмотрел на Хьюэн. – Для вас это тоже сюрприз.

– В высшей мере, – сказала она.

Демейзен кинул взгляд на Ледедже, щелкнул ее пальцем по колену.

– Выбросьте это из головы, детка. Весь этот путь мы проделали не ради вашей маленькой мести – речь идет об уничтожении Адов. Бесплатном уничтожении! И это будет даже не на нашей совести! Нет, серьезно, что, по‑ вашему, имеет большее значение: вы или триллион страдающих людей? Да станьте вы уже взрослой девочкой, черт вас побери. То, что этот ваш Вепперс вышел отсюда с самодовольной улыбкой на его явно достойном кулака лице, – это очень малая цена.

Раздавшийся рев двигателей известил их об отлете Вепперса. Демейзен посмотрел на Ледедже.

– Ты сука, лгун, предатель и распутник.

Аватара тряхнула головой, посмотрела на посла.

– Ну, дети – что с них возьмешь?

ГЛАВА 28

Когда случилось то, что случилось, она находилась в своем спальном коконе, страдая внутри этого плода, висящего в темном закрытом пространстве. Она медленно потягивалась, раскрыла одно крыло, потом другое, – мучительно потрескивая суставами и напрягая связки, боль пронизывала даже то, что она воспринимала, как кожистую ткань своих крыльев, – потом покрутила как могла шеей (в позвоночный столб ей словно насыпали песок), потом посгибала одну ногу, другую, оставаясь висеть в это время на когтях одной ноги.

Потом неожиданно воздух задрожал, словно по нему прошла пришедшая издалека ударная волна сильного взрыва.

Спальный кокон начал вибрировать. Потом он замер, словно удар, потрясший его, был отменен из реальности, чтобы он не затронул ткань ее огромного темного насеста.

Она сразу же поняла, что в этом есть что‑ то странное и беспрецедентное, что‑ то, свидетельствующее о сущностных изменениях в среде ее обитания, может быть, даже в самом Аде. Она вспомнила о глюке в виде серебристой зеркальной преграды, заплаты, где ландшафт был уничтожен, стерт.

Она потеряла счет тем тысячам, что прикончила со дня своего возвращения в Ад. Она собиралась вести учет, но потом отказалась делать зарубки на внутренней поверхности своего насеста за каждую смерть (хотя и думала об этом), потому что ей это показалось ужасным бездушием. Она попыталась вести счет в уме, но два‑ три раза сбилась, а потом – давно уже – пришла к выводу, что это не имеет значения. Последняя цифра, которую она помнила, составляла три тысячи восемьдесят пять, но это было давно. С тех пор она убила, вероятно, еще столько же.

Боль с каждым убитым, с каждым освобожденным, с каждым днем увеличивалась. Она существовала в непрестанном тумане мучительной боли в конечностях, сверхчувствительной коже, стонущих связках и вечных спазмов внутренних органов. Ей нравилось думать, что она не замечает этого, но на самом деле не замечать этого она не могла. Она чувствовала боль постоянно, с того момента, когда просыпалась утром, до вечера, когда она со стонами и ворчанием погружалась в сон. Но боль не оставляла ее и в снах. Ей снилось, как от нее отпадают части тела или начинают жить собственной жизнью, отрываясь от нее и улетая, или падая, или уходя, или уползая прочь, оставляя ее, кричащую, обездоленную, истекающую кровью, с ободранной кожей.

Каждый день она с трудом отрывалась от своего насеста, выбиралась из кокона, в котором висела вниз головой, и принималась рыскать над почерневшей, изъеденной оспинами землей в поисках очередной души, подлежащей освобождению. Она с каждым днем поднималась все позднее и позднее.

Когда‑ то она пускалась в полет просто ради удовольствия, потому что полет оставался полетом даже в Аду и казался свободой тому, кто родился бескрылым четвероногим. Если, конечно, преодолеть страх высоты, что каким‑ то невероятным образом (еще в те давние дни, когда она старилась в монастыре, прилепившемся на скале) случилось с ней.

Прежде ей нравилось устраивать облеты, она, как завороженная, открывала для себя части Ада, в которых не была прежде. Она почти неизменно приходила в ужас от того, что видела, куда бы ни смотрела, но все равно была заворожена. Самой географии, потом системы, потом омерзительно‑ садистской изобретательности – всего этого хватало, чтобы привлечь внимание любознательного мозга, и она в полной мере использовала свою способность летать над землей, по которой ползали, хромали, плелись, на которой дрались те, кому повезло меньше, чем ей.

Но потом все это кончилось. Она редко отлетала далеко от своего насеста – лишь для того, чтобы убить и съесть первого встречного, и обычно она ждала, когда боль голода станет невыносимой и у нее не останется иного выбора. Определиться, сделать выбор было легко: как решить, что ей доставляет больше неприятностей – ворчащий пустой желудок или никогда не исчезающие стада и стаи мучений и болей, которые, казалось, распространяются по ее телу, как некая странная паразитическая инфекция.

Она подозревала, что ее репутация ангела‑ избавительницы пошатнулась. Люди по‑ прежнему приходили отовсюду, ища ее благословения, но прежнего уровня почитания не было; она больше не появлялась где угодно и перед первым попавшимся. Теперь страждущим нужно было добираться до того места, где она жила. Это изменило ситуацию. Ее услуга стала привязана к определенной местности.

Она подозревала, что демоны каким‑ то образом научились извлекать для себя выгоду, подсовывая ей определенных лиц на смерть и избавление. Ей не хотелось думать, какие мерзостные услуги или извращенные вознаграждения получали за это демоны. И откровенно говоря, ее это больше и не заботило. Ее радовало, что это вроде бы на самом деле освобождало ту или иную душу от страданий, но все равно – она это делала, не имела возможности не делать.

Последнее интересное событие произошло, когда она отправилась к старшему демону. Она размышляла над обнаруженным ею глюком, о полосе холмов, утесов и фабрике, которые исчезли, и (ей казалось, что в размышлениях над этим она провела несколько недель) в конечном счете собрала силы и полетела туда, где сидел громадный демон, чтобы спросить его о том, что произошло.

– Сбой, – прорычал он ей, мучительно бьющей крыльями в воздухе перед ним на достаточном удалении, чтобы не попасть в эти жуткие руки, которые могли бы во мгновение ока стереть в порошок ее тело. – Что‑ то случилось, стерлось все в этом районе. Ландшафт, здания, демоны, мучимые. Все это прекратило существовать. В мгновение ока освободилось больше недостойных душ, чем освободила ты за все то время, что работаешь на меня! Ха! А теперь убирайся и прекрати приходить ко мне с вопросами, которые выше даже моей компетенции!

А теперь еще это.

Она почувствовала что‑ то новое. Кокон, в котором она висела, изменился, и ощущение возникло такое, будто все накопленные ею боли исчезают. Что‑ то вроде отливной волны, несущей облегчение, благодать (почти сексуальное, почти оргазмическое по своей контрастной резкости чувство) омыло ее изнутри, словно она представляла собой некую полость, а не обитателя кокона. Это ощущение постепенно потеряло яркость, сошло на нет – она уже и не помнила, когда в последний раз чувствовала себя такой чистой и незапятнанной.

Она обнаружила, что больше не цепляется за насест, но тем не менее продолжает висеть. Тело ее тоже, казалось, изменилось, перестало быть таким огромным, ужасным и свирепым – она перестала быть темным ангелом освобождения. Она попыталась посмотреть на себя и тут поняла, что не может увидеть, что стало с ее телом; все вокруг нее словно обрело какое‑ то зернистое качество, сгладилось. У нее было какое‑ то тело, но в нем содержались возможности обрести форму любого тела: четвероногого млекопитающего, двуногого млекопитающего, птицы, рыбы, змеи… и любого другого существа, включая и тех, названия которых она не знала, она словно стала совершенно новым эмбрионом с очень малым количеством клеток и настолько запрограммированных на длительное деление, что они еще даже не решили, во что превратятся.

Она подплыла к границе кокона. Все вокруг изменилось: стало меньше, спокойнее – абсолютно тихим – и без того зловония, которое, как она теперь поняла, заполняло ее ноздри со времени возвращения сюда. Воздух здесь теперь был, видимо, совершенно нейтральным, без всяких запахов, но их отсутствие после всего, что она пережила, воспринималось ею, как аромат благоуханного ветерка, пришедшего со свежайших горных лугов.

Но выхода из кокона не было даже в том месте, где прежде имелось отверстие. Это встревожило ее гораздо меньше, чем она могла бы предположить. Стенки кокона были не мягкими и не жесткими – неприкосновенными. Она тянулась к ним руками, но между нею и ими было словно абсолютно прозрачное стекло. Она даже не могла сказать, какого они цвета.

Такое облегчение, такое облегчение – больше не чувствовать боли.

Она закрыла глаза, чувствуя какие‑ то затухающие колебания, словно маятник, стремящийся к покою.

Что‑ то происходило; что‑ то произошло. Но она даже не собиралась думать о том, что это может быть или что это может значить, что может повлечь за собой. Она помнила, что всеми силами должна противиться надежде.

Ее голову и тело заполнило какое‑ то гудение. Она, не открывая глаз, почувствовала, что ее начинает куда‑ то уносить.

Если это была смерть, успела подумать она, – настоящая, полная, надлежащая, неизбежная смерть – то это не так уж страшно.

После всего, что Ад заставил ее выстрадать, увидеть, в чем соучаствовать, может быть, она наконец обретет какой‑ то покой.

Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумала она, погружаясь в туман. Она поверит в это, когда… потом…

Отправитель: ВСК «Одетый к вечеринке»

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

НР, вероятно, довольно точно предчувствует, какова в действительности миссия ИН. Предчувствовала, по крайней мере. ИН в настоящий момент деактивирована в нашей системе, следы удалены, воспоминания стерты (диаглифические подробности прилагаются). Теперь возможно полное отрицание. Попытайтесь убедить НР отвязаться от «Не тронь меня, я считаю».

…но я имею в виду убедить аргументами – абсолютно без всякого применения силы.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: ВСК «Одетый к вечеринке»

И какая очаровательная связь подразумевается между НР и Булбитианцами! Ни при чем!

Отправитель: ВСК «Одетый к вечеринке»

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Это не ваше дело.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: 8401. 00 «Частичная световая граница» (предположительно корабль НР)

Приветствую. Не могу не обратить внимания, что вы проявляете воинственный интерес к некой органической субстанции на добром корабле «Не тронь меня, я считаю». Полагая, что это не последняя практическая стадия ненависти НР к биологическим формам, смею предположить, что это происходит по каким‑ то определенным причинам. Не хотите поделиться? То есть, я хочу сказать, я и сам не питаю особой любви к этим отвратительным, выделяющим массу отходов, напичканными бактериями, инфицированными микробами, наполненными дерьмом мясистым существам, но я обычно все‑ таки стараюсь их не уничтожать – соотношение приложенные усилия/результат в таких случаях прискорбен. Мокрое место.

Отправитель: 8401. 00 «Частичная световая граница» (корабль НР категории «Висмут»)

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Примите и мои приветствия. Не имею права обсуждать оперативные вопросы.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Слушайте, у единственной неаватары на борту этой посудины даже нет неврального кружева, это бесполый гуманоид по имени Йайм Нсокий из секции Покойни Культуры, она в настоящее время с трудом приходит в себя, после того как ее чуть не убил разбушевавшийся Булбитианец. Что вы можете иметь против нее?

Отправитель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Я по‑ прежнему не могу обсуждать оперативные вопросы такого характера.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Эта личность известная в Культуре, поскольку она отказалась от службы в ОО. Она определенно не является частью ОО. Я бы знал об этом, потому что сам я – часть этих самых долбаных ОО. И – видимо, убежденный вашей услужливой и заразительной словоохотливостью – я могу с радостью вам сообщить, что она была командирована сюда, чтобы воспрепятствовать некой потенциальной отвязавшейся пушке помешать вашему союзнику Джойлеру Вепперсу. Итак. Из‑ за чего сыр‑ бор?

Отправитель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Я по‑ прежнему не могу обсуждать оперативные вопросы такого характера.

Хотя я по‑ прежнему не могу обсуждать оперативные вопросы такого характера, ваша информация будет как принята во внимание тактически, так и передана вверх.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Отлично. Прекрасно немного поболтать. Не хотите тут немного поиграть со мной на пару? Помочь мне мочить гоп‑ материю?

Отправитель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Получатель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

К сожалению, не могу менять место дислокации на такой импровизационный манер, в особенности ввиду того, что это приглашение исходит от сущности, не являющейся НР. Однако я вполне осознаю дружеские чувства, которые, насколько я понимаю, стоят за этим приглашением.

Отправитель: П «Выход за пределы общепринятых нравственных ограничений»

Получатель: 8401. 00 «Частичная световая граница»

Берегите себя.

– Беттлскрой. Ну что – полегчало?

Маленький инопланетянин, изображение которого на главном экране арендованного Вепперсом верхолета появилось в более высоком, чем прежде, разрешении (хотя из‑ за кодировки сигнала значительная часть его терялась), теперь снова казался спокойным.

– Первая волна, кажется, сделала то, что от нее требовалось, – сказал адмирал‑ законодатель. – Элемент корабля Культуры продолжил преследование в пределах Сичульта и, похоже, вознамерился уничтожить все корабли. Они не смогут вернуться. – Беттлскрой покачал головой, улыбнулся. Изображение слегка помутнело, пытаясь скомпенсировать такой динамизм. – Вепперс, в системе Квин появится немало космических обломков. Конечно, гораздо меньше, чем в системе Цунг, но они будут доставлять больше неприятностей по причине более интенсивного ежедневного трафика вокруг Сичульта. – Адмирал‑ законодатель посмотрел на другой экран. – Вы уже потеряли большую часть элементов вашей солетты, некоторые важные спутники (практически почти все ваши спутники, как близкорасположенные, так и планетостационарные, сошли со своих орбит, по крайней мере временно, под воздействием гравитационных колодцев пролетающих кораблей), и как минимум два малых пилотируемых космических корабля, в одном из которых находилось двадцать с чем‑ то студентов, похоже, оказались в неудачном месте в неподходящее время, когда пролетали корабли. Я надеюсь, вы наблюдали за небесами; зрелище должно было быть довольно впечатляющим.

Вепперс улыбнулся.

– К счастью, мне принадлежит большинство крупнейших компаний, занимающихся чисткой космоса от мусора, обслуживанием и строительством космических кораблей и солетты. Я предполагаю, что правительство заключит со мной немало выгодных контрактов.

– Полагаю, вы примете мое искреннее сочувствие в связи с вашими утратами. Вы сейчас на пути к вашему имению? По последним оценкам, следующая волна прибудет через сорок‑ пятьдесят минут.

– Почти на месте, – сказал Вепперс. – Кажется, мы видели, как несколько минут назад в непосредственной близости приземлялись последние ракеты. – Он посмотрел на часть экрана со стороны Джаскена, где перед ними, замедляясь – верхолет начал торможение, – разворачивался темный полузнакомый пейзаж. По обе стороны верхолета возвышалось что‑ то, похожее на изгороди километровой высоты, продолжающие расти в вечернее небо. У их оснований были видны разбросанные здесь и там неровные линии воронок, некоторые из них еще светились, вокруг лежали остатки сломанных и горящих деревьев, почерневшие, все еще дымящиеся поля с созревшими зерновыми, мелкие рощи, перелески и леса, занимающиеся огнем и иногда разрушенные и горящие фермы. Чем ближе они подлетали, тем выше, казалось, поднимается дым, обтекающий верхолет. Они видели разнообразные наземные транспортные средства на дорогах имения, все они по понятной причине спешили к периметру имения. Вепперсу показалось, что по крайней мере одно из них он узнал – промелькнувшее вытянутое желтое пятно, мчавшееся от центра по главной дороге имения.

– Это же мой «Уискорд 36» ограниченного выпуска, черт побери, – пробормотал он, провожая взглядом изящную машину, исчезнувшую вскоре в дыму. – Я даже себе не позволял ездить на ней с такой скоростью. Вот ворье поганое. Кого‑ то ждут большие неприятности.

Связь не действовала. Джаскен с самого их взлета пытался связаться с людьми в доме, но безуспешно. В эфире стоял сплошной шум: сочетание сигналов со спутников, сдвинутых со своих орбит, электромагнитных разрядов и импульсов, вызванных использованием энергетического оружия, гиперскоростных кинетических снарядов, разрывающих атмосферу, и ядерных взрывов, которые превратили территорию вокруг Эсперсиума в сплошной коммуникационный хаос и временно ухудшили работу средств связи на всей планете.

– Я бы на вашем месте не стал там задерживаться, – сказал Беттлскрой. – Оставшиеся корабли второй волны в большом числе уничтожаются элементом корабля Культуры, который их преследует, и, возможно, у них есть меньше времени, чем мы предполагали, для точного поражения целей. Я бы посоветовал вам находиться километрах в десяти во время атаки. На всякий случай.

– Принято, – сказал Вепперс, и в этот момент впереди перед ним открылся вид на особняк, окруженный стенами дыма. – Я возьму несколько драгоценных предметов, скажу оставшемуся в живых персоналу, что они, если хотят, могут покинуть дом, и мы уберемся оттуда в течение получаса. – Он отключил связь с Беттлскроем и посмотрел на Джаскена. – Ну, нам все ясно, да?

– Господин Вепперс? – сказал Джаскен.

Вепперс несколько мгновений смотрел на своего шефа службы безопасности.

– Я хочу, чтобы ты знал: таких трудных решений я еще в жизни не принимал. – Он до последнего момента не говорил Джаскену, что должно произойти с имением, полагая, что тот воспримет это как корректную, стандартную меру обеспечения информационной безопасности, но – он только теперь подумал об этом – он полагал, что даже такой классный профессионал, как Джаскен, может почувствовать себя обиженным из‑ за того, что его держали в неведении.

– Это ваши земли, господин Вепперс, – сказал Джаскен. – Ваш дом. Вы можете распоряжаться этим, как хотите. – Он бросил взгляд на Вепперса. – А люди, находившиеся в имении, они были предупреждены?

– Ни один, – ответил Вепперс. – Это было бы полной глупостью. Да и вообще, кто ходит по этим дорогам? Я вот уже целый век запрещаю людям по ним передвигаться. – Вепперс почувствовал, что Джаскен хочет сказать что‑ то еще, но не решается. – Это все, что я мог сделать, Джаскен, – сказал Вепперс.

– Да, господин Вепперс, – глухо сказал Джаскен, не глядя на хозяина. Вепперс, чувствуя, что его охранник с трудом сдерживает чувства, вздохнул.

– Джаскен, мне повезло, что я сумел перегрузить Ад НР назад на их субстраты. Они – одна из немногих цивилизаций, которые все еще готовы размещать свой Ад у себя, и им плевать, знает об этом кто‑ нибудь или нет. Все остальные, кажется, сдрейфили. Больше никто из тех, кто размещал их у меня, не захотел взять их обратно. Они были счастливы и вздохнули с облегчением, когда избавились от них несколько десятилетий назад. Кстати, именно поэтому я с ними и заключил столь выгодные сделки: они были в отчаянии. Я даже недавно провел некоторые разыскания, пытаясь разместить их где‑ нибудь в другом месте. ДжФКФ связали меня с чем‑ то – его зовут вроде бы Булбаузианец, но он отказался. Да и ДжФКФ сказали, что это так или иначе будет ненадежно. Я бы все равно не получил разрешения владельцев Адов. Ты и представить себе не можешь, Джаскен, насколько у меня связаны руки. Я даже не могу закрыть эти субстраты. Имеются законы, которые сочли необходимым издать наши старшие братья по галактике, эти законы регулируют отношение к тому, что, по их мнению, является живыми существами. Но некоторые из людей находятся в Адах по своему собственному желанию, можешь этому верить или нет. И еще не забудь обо всяких штрафных санкциях, оговоренных в соглашениях, которые я подписал, беря на себя ответственность за Ады, и поверь мне, эти санкции запретительные, даже карательные. Но даже если бы я наплевал на все это, субстраты под дорогами невозможно отключить. Они сконструированы так, что будут работать невзирая ни на что. Даже если срезать все деревья, это приведет только к тому, что они переключатся на биоэнергию, накопленную в корневых системах. Этой энергии хватит на десятилетия. Их можно только выкопать, размолотить и сжечь.

– Или нанести по ним удар ядерным, энергетическим или гиперкинетическим оружием, – сказал усталым голосом Джаскен. Верхолет перевалил через неровную стену дыма.

– Именно, – сказал Вепперс. – То, что происходит здесь, подпадает под форс‑ мажорные обстоятельства и освобождает меня от всех контрактных обязательств. – Он помолчал, протянул руку и прикоснулся к плечу Джаскена. – Я все продумал, Джаскен. Это единственный способ.

До настоящего момента им удавалось избегать медленно курящихся дымов, они поднимались почти вертикально, их лишь немного сдувал в сторону слабый, порывистый ветерок, хотя занимающиеся пожары теперь порождали собственные ветра. Здесь, в центре уничтоженных и все еще горящих остатков разбитых, изрытых воронками дорог, снаружи, внизу, вблизи дома было темно, почти как ночью.

Они пересекли круг спутниковых постаментов, на которых прежде стояли купола, а теперь находились рифленые скошенные тарелки фазированной решетки, обрабатывавшие сигнал, который связывал дом и все вокруг него с внешним миром, Энаблементом и всем, что находилось за его пределами.

Вепперс почувствовал, что какая‑ то его часть хочет отменить новую атаку, разрушения уже и без того были значительные, дороги и субстраты, находившиеся под ними, были уже уничтожены или догорали. Узлы связи не имели никакого значения, если то, ради чего они существовали, было уничтожено. Ады были разрушены или доведены до такого состояния, что и названия своего не стоили.

Но он понимал, что этих разрушений недостаточно. Важно впечатление. Когда дым рассеется (как в буквальном, так и в переносном смысле), он, Вепперс, должен выглядеть жертвой. Но он будет мало похож на пострадавшего, если дом уцелеет, а пострадает только земля вокруг. Ландшафтные работы, обеззараживание, а потом обильные лесопосадки – всего‑ то и дел; кто будет ему сочувствовать, если потери сведутся только к этому?

– И все же, – сказал Джаскен, когда они пролетали над игровыми площадками, лужайками и уголком большого лабиринта (почти все это было погружено в темноту и освещалось лишь тлеющими углями, занесенными сюда ветром из горящих лесов), – они, вероятно, ждали чего‑ то большего. – Еще один взгляд украдкой. – Я говорю о людях. О ваших людях. Они отдали…

– Да, мои люди, Джаскен, – сказал Вепперс, глядя, как верхолет выпускает шасси; аппарат сквозь темноту, огонь и неразбериху устремился к освещенному пламенем тору Эсперсиума. – Которым, как и тебе, всегда хорошо платили, о которых заботились, которые знали, что я за человек.

– Да, господин Вепперс.

Он посмотрел на Джаскена, когда они пролетали над крышами особняка. На черепице лежали горящие маленькие и побольше ветки, их пытались гасить немногие остававшиеся еще в имении служащие. «Бессмысленное занятие», – подумал Вепперс – крыша огнеупорная. Но с другой стороны, ведь люди должны же что‑ то делать.

Верхолет замер, готовясь опуститься в центральный двор.

– Тут есть кто‑ нибудь особенный для тебя, о ком я бы не знал, Джаскен? – спросил Вепперс. – Я имею в виду – в имении. Если кто и есть, ты это хорошо скрывал.

– Нет, господин Вепперс, – сказал Джаскен. Верхолет спустился в пустое сердце торообразного здания. – Никого особенного.

– Ну, это к лучшему. – Когда шасси коснулось плиток двора и верхолет замер, Вепперс посмотрел на свои старинные часы. – Нам необходимо вернуться через двадцать пять минут. – Он отстегнул ремни безопасности и встал. – Идем.

– Если хотите, я останусь с вами, – сказал Демейзен.

– Не хочу, – ответила Ледедже. – Уходите.

– Хорошо. Пожалуй, мне и правда лучше поторопиться. Там еще осталось, во что пострелять.

Посол Хьюэн подняла руку.

– Постойте. Вы не считаете, что нам понадобится дополнительная защита, когда прорвется вторая волна? – сказала она, смерив его скептическим взглядом.

– Я – другая моя часть, – возможно, уничтожит их, прежде чем они сюда долетят, – сказал Демейзен. – Сильно подозреваю, что запишу несколько на свой счет по пути к основному театру в Цунге. А кроме того, ребята с Внутренней системы и Планетарной обороны на сей раз будут иметь больше времени, чтобы лучше подготовиться. Похоже, эта волна готовится к краш‑ стопу. А это подразумевает более высокую степень точности стрельбы. Должно быть довольно безопасно. Он кивнул в сторону города, где от верхушек некоторых башен и небоскребов плыл рассеивающийся дымок. – Последняя надежда – вот для чего ваши всполохи. – Он загадочно посмотрел на посла, поклонился. – Прошу меня простить, мадам.

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 38 394041 42 43 Следующая ⇒