Борис фон Шмерцек 6 страница

Сюда относился и Судан, самая большая по площади страна Африки, словно специально предназначенная для проекта Энтони Нангалы. Уже с 1956 года, когда окончилось британское колониальное владычество, мусульманский арабский север страны пытался навязать ислам чернокожим христианам и язычникам юга. Навязать посредством закона, а довольно часто и силой оружия. Кто не смирялся, тот был убит или изгнан. Свыше миллиона суданцев, проживавших на юге страны, уже погибли. Многие были в бегах и стали легкой добычей для бессовестных работорговцев.

Торговлей людьми занимались на многих суданских рынках севера. Цена раба составляла приблизительно сто пятьдесят долларов. Дети стоили чуть больше. Человек, которого продали, терял все права. Часто доходило до сексуального насилия, за малейший проступок пленных наказывали, нанося тяжелые увечья. Многих рабов вынудили поменять веру и дали им арабские имена. Работорговцы применяли физическое и психическое насилие, старались сломить сопротивление, чтобы рабы больше не осмеливались даже думать о бегстве.

Эти сведения Энтони Нангала собрал из различных источников — газетных сообщений, интернет-архивов, публикаций организаций по защите прав человека, церковных общин и т. д. Благодаря поискам на месте — не только в Дарфуре, [6] но и в горах Нуба, где туземцы всегда беспощадно преследовались, — ему удалось узнать о самых крупных бандах торговцев людьми. Правда, из бумаг не было ясно, успел он что-нибудь против них предпринять или нет.

Чтобы навести в комнате порядок, Эммет Уолш сложил разрозненные бумаги в одну стопку. При этом в глаза ему бросилась одна газетная статья на арабском языке. И хотя Эммет не мог прочитать ни слова, тем не менее он предположил, что речь в ней также шла о рабстве в Судане. Желая убедиться, что не пропускает ничего значительного, он решил вернуться к стойке администратора и попросить перевести статью.

За регистрационным окошком, как и вчера, стояла та же молодая женщина. Она казалась изможденной. Эммет удивился, что так долго длится смена, однако не стал задавать вопросы. Увидев ее, он обрадовался, так как был уверен, что она ему поможет. Изложив свою просьбу, он протянул через стойку газету, и она перевела:

— «В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое августа в прибрежной деревне беджа Вад-Хашаби, расположенной неподалеку от эритрейской границы, бесследно исчезли несколько человек — семь женщин, семь детей и четыре старика. Как сообщает полиция в Токаре, за прошедшие двенадцать месяцев произошло уже несколько подобных случаев. В целом пропало без вести более сорока человек. Полиция предполагает, что исчезнувшие люди были похищены и взяты в рабство, тем не менее подчеркивает, что происшествия такого рода крайне редки в этом регионе. О тайных организаторах преступления до сих пор ничего не известно. Для выяснения потребуется еще некоторое время».

Девушка вернула статью Эммету. Он заметил, что она изменилась в лице, но не мог понять, в чем дело.

— Что с вами? — спросил он.

— Из какой газеты эта статья? — спросила она.

— Не имею представления. Я нашел ее уже вырезанной.

— На вашем месте я не стала бы ее так открыто демонстрировать повсюду, иначе у вас могут возникнуть неприятности.

— Неприятности? Что вы имеете в виду?

Она осмотрела фойе, как будто хотела удостовериться, что рядом нет нежелательных свидетелей. Затем склонилась над стойкой и прошептала:

— Статья не относится ни к одной из крупных газет.

— Откуда вы знаете?

— Все крупные газеты контролируются на государственном уровне. Неофициально, конечно, но факт остается фактом. Статья, где открыто рассказано о рабстве в нашей стране, никогда бы не вышла в печать. Должно быть, она появилась в какой-нибудь небольшой независимой провинциальной газете. Или в эритрейской газете, в конце концов, деревня беджа располагается недалеко от границы. В любом случае вы можете попасть в затруднительное положение, если она попадет на глаза не тем людям.

Эммет кивнул и поблагодарил ее за предупреждение. И сразу подумал, не совершил ли Энтони Нангала именно эту ошибку — не показал ли он статью не тем людям. Он вернулся в номер и положил газетную вырезку в большую стопку бумаг.

Внезапно ему в голову пришла мысль, что в газетном сообщении было что-то не так: почему в рабство попадали именно старики? Из документов Энтони Нангалы Эммет знал, что караваны с рабами часто проходили сотни километров от рынка к рынку. Какой старик вынесет такой форсированный марш? И сколько денег потом можно будет за него выручить? Нет, как ни крути, в этом не было никакого смысла.

И еще кое-что привлекло внимание Эммета. Сначала это была всего лишь неопределенная мысль, которую он никак не мог ухватить, затем его осенило: все другие документы в папке были собраны до этой статьи. Чтобы удостовериться, он еще раз перелистал стопку бумаг, теперь уделяя особое внимание датам. Его подозрение подтвердилось. Статья о деревне беджа Вад-Хашаби была последним документом, которым занимался Энтони Нангала.

Несмотря на тепло в комнате, Эммет почувствовал, что его руки окоченели. «Это и есть необходимая нить? — спросил он себя. — Нить, которая приведет меня к похитителям Энтони? »

Номерные знаки, полученные Ларой от Шарифа Каплана, никуда ее не привели. Ни в полиции, ни в соответствующих ведомствах ей не помогли. Вероятно, им запрещалось передавать информацию в третьи руки. Лара узнала только, что знаки были выданы в Тегеране, — что не намного облегчало поиск.

Ларе ничего не оставалось, как только, понадеявшись на удачу и на свой дар убеждения, обзвонить все автосалоны и бюро по прокату автомобилей в Тегеране.

Через два часа беспрерывных телефонных разговоров она попала на любезную даму из «Герца», с готовностью давшую ей справку: «форд» с указанными номерами взят напрокат в их филиале, расположенном в Исфахане.

Наконец дело тронулось с мертвой точки.

Лара знала, где находится филиал «Герца», и отправилась туда. На смену утреннему туману пришел смог, в часы ник многие улицы оказались забиты машинами. Тем не менее у Лары было хорошее настроение.

Служащий «Герца» представился как Пьер-Луи Хосейни. В начале беседы он сразу упомянул, что его мать — француженка. Вероятно, желая создать атмосферу доверия и сломить лед отчужденности, он говорил это всем потенциальным клиентам. Лара рассказала ему о причине своего визита.

Хосейни кивнул.

— Я хорошо помню этого японца, — сказал он.

Хоть голос у него был сиплый, но речь выдавала культурного человека.

— Вы можете назвать его имя? — Лара хотела знать, воспользовался ли ее преследователь и на этот раз именем Джеймс Аканава.

— Почему это так важно для вас?

— У светофора он остановился рядом с моей машиной. — Она уже заранее подготовила одну историю. — Мы взглянули друг на друга и… как бы это объяснить? Я пропала. Я смогла запомнить только номерные знаки его машины, затем он исчез. С тех пор я пытаюсь его найти. Это была любовь с первого взгляда, понимаете?

Хосейни тяжело вздохнул. Затем, отбросив всякие сомнения, решился.

— Не могу видеть, как страдает столь прекрасная женщина, — сказал он и что-то набрал на клавиатуре компьютера. — Здесь явно речь идет об исключительном случае. Ага, нашел. Джон Нагаси.

«Кажется, он использует так же много имен, как и я», — подумала Лара.

— Он указал вам свой адрес?

Хосейни назвал ей отель «Плаза», улицу и номер дома, однако Лара с самого начала предположила, что адрес вымышленный.

— Что еще вы можете мне рассказать об этом мужчине? — спросила она.

— Боюсь, совсем мало. Не особенно общительный господин. Только одно я хорошо запомнил: он был первым клиентом, который пожелал беседовать на французском, а не на персидском или английском языке. Французским он владел даже лучше меня.

«Японец в Исфахане, говорящий по-французски, — подумала Лара. — Довольно странно. Но что это мне дает? »

Деревня Вад-Хашаби не выходила из головы Эммета Уолша. Женщины, дети и старики. Бесследно исчезнувшие. Предположительно угнанные в рабство.

В этой истории было что-то не так.

Должно быть, Энтони Нангала тоже что-то заподозрил. Эта мысль не покидала Эммета, когда, взяв в аренду автомобиль, он направился по пыльной прибрежной дороге в южном направлении. Скорее всего, Энтони натолкнулся в Вад-Хашаби на что-то по-настоящему важное. В противном случае у него нашлось бы время продолжить работу с документами и в сентябре. «Надеюсь, что я не чокнулся, — подумал Эммет. — Правда, другого следа у меня все равно нет».

Солнце высоко стояло в безоблачном небе и довольно ощутимо нагревало салон машины. Эммет включил кондиционер и обнаружил, что тот не работает. Ему пришлось открыть окно. Но от горячего воздушного потока стало еще хуже.

У Суакина, в шестидесяти километрах южнее Порт-Судана, прибрежная дорога сузилась. Еще сто километров, и состояние ее стало настолько плохим, что пришлось сбросить скорость. Хотя Эммет приобрел карту в бюро по прокату автомобилей, ему показалось, что он сбился с пути. В одной рыбацкой деревушке он решил уточнить дорогу, что оказалось совсем не просто — здесь никто не говорил на знакомых Эммету языках. Только когда он достал карту автомобильных дорог и ткнул пальцем в конечную цель своего путешествия, служащий бензозаправки показал жестами, что нужно придерживаться прежней трассы.

Через час Эммет наконец достиг цели. Он припарковал машину в тени узловатого баобаба и последние метры прошел пешком. Под палящим солнцем земля стала жесткой и растрескавшейся. Как и в большей части Северной Африки, здесь господствовал засушливый климат пустыни. Ни находящееся всего в нескольких километрах побережье, ни близлежащие отроги эритрейских гор были не в состоянии в летние месяцы подарить этим местам прохладу, а тем более дождь.

Большей частью деревня состояла из круглых мазанок с крохотными, похожими на бортовые иллюминаторы окошками-глазками. Но было также несколько побеленных домов с застекленными окнами. На другом конце деревни Эммет заметил пару верблюдов. В стороне тощие козы щипали высохшую траву и ветки деревьев.

Он вздохнул. С чего начать поиск?

В глаза ему бросилась надпись от руки, красовавшаяся над входом в один из больших белых домов. Большая часть краски уже облупилась, тем не менее слова «мясная лавка» на английском языке еще можно было разобрать. Вероятно, пережиток колониального периода. Как бы то ни было, Эммет понадеялся, что там его смогут понять. В противном случае придется искать переводчика.

Эммет неторопливо направился к мясной лавке. От его внимания не ускользнули взгляды жителей, сидевших перед хижинами и с явным любопытством наблюдавших за ним.

Очень хорошо, подумал он. Если Энтони Нангала был здесь, это определенно кому-нибудь бросилось в глаза.

Перед мясной лавкой стоял деревянный прилавок, на котором лежали две козлиные и две верблюжьи головы, чтобы каждый смог убедиться в том, что мясо забитых животных свежее, — общепринятая практика во многих частях Африки. Тем не менее у Эммета эта картина вызвала отвращение.

Стараясь не смотреть на облепленные мухами черепа и не обращать внимания на запах крови, он отодвинул в сторону нитки жемчуга перед входом и вошел. Внутри было на удивление прохладно. За прилавком мясника стоял мальчик десяти-двенадцати лет.

— Добрый день, — сказал Эммет. — Ты понимаешь мой язык?

Мальчик никак не реагировал.

Эммет показал на рот, затем на ухо и повторил:

— Ты понимаешь меня?

Мальчик покачал головой.

Пока Эммет обдумывал, что ему делать дальше, мальчик вышел из-за стойки, взял его за руку и повел наружу. Они обогнули дом и вошли в него через задний вход, при этом мальчик что-то выкрикнул на языке, которого Эммет никогда раньше не слышал.

Из комнаты вышел толстый мужчина в выцветшей футболке и потрепанных голубых джинсах. Его чернокожее лицо казалось маской, вырезанной из эбенового дерева. В полумраке прихожей глаза его, казалось, светились.

Он перекинулся несколькими словами с мальчиком, после чего тот сразу вышел.

Эммет снова попытал счастья:

— Вы меня понимаете?

Мужчина некоторое время, рассматривая его, стоял неподвижно. Затем осторожно кивнул и спросил звучным баритоном:

— Что вы хотите?

— Я ищу кого-нибудь, кто сможет мне ответить на несколько вопросов.

— Вы приехали сюда из-за пропавших людей?

— Да.

— Вы полицейский?

— Скорее что-то вроде детектива.

Брови мужчины поползли вверх. Неожиданно он стал любезнее.

— Детектив? Это хорошо. Здешняя полиция ни на что не способна. Лучше продолжим беседу на кухне. Позвольте предложить вам кофе?

Эммет отказался — с большим удовольствием он выпил бы сейчас бадью ледяной воды. Тем не менее хозяин протянул ему дымящуюся чашку.

— Пейте, — настоятельно просил мужчина. — Кофе обладает полезными свойствами. Пить его — святая традиция хадендоа. У нас есть пословица: «Хадендоа скорее умрет, чем откажется от кофе».

Он рассмеялся и маленькими глотками принялся пить из чашки.

Эммет, понимая, что кофе здесь служит знаком гостеприимства, тоже сделал глоток. Затем, отставив чашку, заметил:

— Я думал, в вашей деревне живут беджа.

Так, по крайней мере, он понял из газетной статьи, которую ему перевела служащая отеля.

— Так-то оно так, — сказал негр. — Мы — беджа, как и большинство людей в этой местности. Но беджа, в свою очередь, делятся на пять групп. Одна группа людей называет себя хадендоа. Откуда вы прибыли?

— Из Шотландии.

— Она находится рядом с Англией, не так ли?

— Да.

Негр снова поднес чашку ко рту и, прежде чем отпить, заметил:

— Детектив из Шотландии интересуется пропавшими жителями маленькой суданской деревушки? Это странно.

— Если быть честным, меня интересуют не только пропавшие из Вад-Хашаби люди, но и мой друг. Возможно, вы уже видели его здесь однажды.

Эммет вынул фотографию Энтони Нангалы из кармана рубашки.

Мясник кивнул:

— Он был здесь. Я бы сказал, четыре или пять недель тому назад. Он тоже хотел кое-что разузнать о происшествии в нашей деревне.

«Итак, со своим предположением я действительно оказался на правильном пути, — подумал Эммет. — Энтони напал здесь на какой-то след».

— Вы разговаривали с ним? — спросил он.

— Да. Я — единственный человек в деревне, говорящий на английском языке. Но кроме того, я ему переводил.

— С кем он еще разговаривал?

— С Н’табо. Старостой нашей деревни. Он видел, что случилось.

— Вы думаете, он знает, кто похитил жителей?

На лице мясника неожиданно отразилось замешательство, даже страх. В какой-то момент Эммету показалось, что мужчина хочет ему что-то рассказать, но затем он, казалось, передумал и сказал:

— Лучше я отведу вас к Н’табо.

Деревенский староста жил в одной из мазанок, расположенных по краю круглой утоптанной площадки в центре деревни. Из-за крохотных окошек в форме люков внутрь проникало так мало солнечного света, что в хижине казалось даже сумрачнее, чем в огромном зале Лейли-Касла. В воздухе распространялся пряный запах табака.

Мясник представил Эммета на языке беджа — бедауйе, [7] как он потом пояснил. Затем оба подсели к Н’табо на циновку.

Привыкнув к сумеречному свету, Эммет разглядел два серебряных сверкающих кольца в носу старика. В уголке рта торчала длинная трубка. Маленькие глаза, кажется, ничего не упускали из виду. Из-под красной накидки появилась тонкая морщинистая рука, старик указал костлявым пальцем на жестяной чайник и прокаркал что-то непонятное, обращаясь к Эммету.

Мясник перевел:

— Он спрашивает, не хотите ли вы кофе.

Эммет подумал о своем слабом сердце и вздохнул про себя.

— С удовольствием, — ответил он.

Чуть позже, усевшись втроем в круг, они приступили к беседе.

— Это наказание, — перевел мясник слова Н’табо, когда тот замогильным голосом начал свое повествование.

— Наказание? — переспросил Эммет. — За что?

— За то, что мы утратили нашу веру.

— Ислам?

Старик пренебрежительно фыркнул. Мясник продолжил переводить его слова:

— Веру в нас самих! Мы подчинили наш традиционный закон Салиф суданским законам и почитаем исламский шариат более религии наших отцов и дедов. Мы все больше отрекаемся от своих корней. Мы забыли, кто мы. Это рассердило духов. — Старик сделал паузу и, сдерживая внутреннюю дрожь, затянулся трубкой. — Хуже всего то, что молодые люди отворачиваются от традиций, хотят вести другую, современную жизнь. Они покидают деревню и переезжают в города. Им больше не нравится пасти коз и верблюдов. Они хотят иметь машины и телевизоры. В Вад-Хашаби осталась всего лишь жалкая кучка молодежи. Большинству жителей более пятидесяти лет, многим даже за восемьдесят. С давних пор мы были здоровым, сильным народом. Однако, вместо того чтобы ценить это, мы обращаемся к чужой религии и стремимся к роскоши. Поэтому старые духи рассердились на нас.

— Я прочитал, что из деревни исчезли только женщины, дети и старики, — сказал Эммет.

После того как мясник перевел, Н’табо кивнул:

— Если точнее, то беременные женщины, дети до тринадцати и некоторые из самых старых жителей Вад-Хашаби.

— Почему именно они, а не другие?

— На это могут ответить только духи. Но одно я точно знаю: тому, кто уважает традиции, нечего опасаться. Джинн уносит только отступников и высасывает из них кровь.

— Джинн?

— Черный демон, — пояснил Н’табо. — Он питается кровью жертв и поэтому остается молодым. Он будет посещать нашу деревню до тех пор, пока мы не одумаемся.

Наступила пауза. Эммет попытался скрыть разочарование. Он надеялся, что старик даст ему конкретные сведения о происшествии в Вад-Хашаби. Вместо этого Н’Табо рассказал ему историю о духах и демоне-вампире и о том, что жители деревни должны вернуться к старой вере.

Старик что-то сказал.

— Он видит, что вы ему не поверили, — перевел мясник. — Однако это правда. Н’табо видел демона собственными глазами. Это случилось, когда из деревни впервые исчезли люди — приблизительно год назад. Джинн появился ночью. Словно тень он скользил по деревне, беззвучно проникал в хижины и забирал свои жертвы. Они не защищались, они, кажется, уже были мертвы, когда он их уносил. Н’табо так сильно испугался, что не осмелился поднять тревогу. Против демона никто не может устоять.

Мясник прервался, переговорил с деревенским старостой и еще раз с нажимом повторил:

— Против демона никто не может устоять. Поэтому Н’табо советует вам, как посоветовал вашему другу, когда тот посетил нас: не вызывайте джинна. Джинн могущественный. Он высосет и вашу кровь, если вы разгневаете его!

Лара Мозени вернулась в свою квартиру во второй половине дня. Она чувствовала себя очень усталой.

После визита к Пьер-Луи Хосейни она отправилась проверить адрес, который японец указал в «Герце». Разумеется, там не было никакого отеля «Плаза», а только текстильная фабрика.

Чтобы пройти до конца этот след, Лара взяла в туристическом бюро буклет с перечнем гостиниц. В городе было даже два отеля «Плаза», но ни в одном из них в течение последних недель не был зарегистрирован гость из Японии.

Хотя Лара и не надеялась на быстрый успех, она все равно была разочарована. След с номерными знаками завел ее в тупик. И тот факт, что японец превосходно говорил на французском языке, в данный момент тоже ничего ей не давал.

Она пошла в ванную и стала прикладывать смоченное в холодной воде полотенце к разгоряченному лицу, после чего почувствовала себя лучше. Сидя на кухне, она ела бутерброд и раздумывала над своими дальнейшими шагами. В голову пришла лишь одна мысль, как можно напасть на след японца.

Через полчаса, уже во второй раз за этот день, она оказалась перед домом Шарифа Каплана. С заспанными глазами и помятым лицом, он открыл ей дверь. Очевидно, он только что задремал.

— Номерные знаки не помогли вам продвинуться в поисках? — пробормотал он.

Лара покачала головой.

Каплан погладил бороду.

— Сегодня утром мы заключили честную сделку, — проворчал он. — Не думаете же вы, что получите обратно свои деньги?

— Совсем наоборот, — ответила Лара. — Я не хочу возвращать деньги, а собираюсь добавить к ним еще некоторую сумму.

Усталость мгновенно слетела с лица Шарифа Каплана. Глаза заблестели, и, широко ухмыльнувшись, он сказал:

— Я не сомневался, что мы поймем друг друга.

Ларе потребовалось совсем немного времени, чтобы убедить Каплана пустить ее в квартиру японца. Сначала он, правда, колебался, так как договор о найме, согласно которому он не имел права кому-либо показывать квартиру, был еще действителен, но Лара понимала, что, выражая свои сомнения, тот только хочет поднять цену. В конечном итоге она заплатила ему сумму, эквивалентную тридцати английским фунтам.

Квартира, имевшая необжитой вид, оказалась просто дырой. Пахло затхлым воздухом, как будто здесь не проветривали в течение месяцев. Сквозь задернутые занавески едва проникал солнечный свет.

Лара внимательно осмотрела все комнаты, но почти не обнаружила признаков того, что в квартире еще до недавнего времени кто-то жил. Вся мебель, по словам Шарифа Каплана, принадлежала ему. Личные вещи вообще отсутствовали.

И все-таки японец оставил некоторые свидетельства своего пребывания в квартире: начатый рулон туалетной бумаги в уборной, запасы еды и бутылки с водой в кухонном шкафу, наполовину наполненное мусорное ведро, над которым роилось целое облако пестрых мух.

Полчаса Лара искала другие следы — напрасно. Так что ей не оставалось ничего другого, как обследовать мусорное ведро.

К счастью, ей не пришлось долго рыться, так как на самом верху лежала консервная банка, привлекшая ее внимание. В первый момент Лара подумала, что банка служила пепельницей, но затем заметила, что в ней лежали не окурки, а обугленный клочок бумаги. Она осторожно вытащила его и развернула над раковиной. Пепел просыпался сквозь пальцы. Бумага распалась на части.

Она уже хотела сдаться, когда заметила, что один из кусочков записки был не полностью сожжен. Она осторожно его взяла. Бумага в огне приобрела коричневый цвет и к тому же была окантована зеленоватой плесенью. Тем не менее Лара распознала какие-то знаки. Она подняла клочок и глянула сквозь него на просвет.

— Ряд чисел, — пробормотала она. — Начало и конец обуглились, но вполне различима средняя часть… Три-три-четыре, семь-два-четыре. Вы имеете какое-нибудь представление о том, что бы это могло значить?

Каплан пожал плечами, затем ухмыльнулся и сказал:

— Я сказал бы, что это — обугленный клочок бумаги с написанными на ней несколькими цифрами.

Когда Эммет Уолш вернулся в Порт-Судан, солнце уже зашло. Взятый напрокат автомобиль он припарковал в переулке и направился к пляжу, чтобы после длинной поездки размять ноги. С моря дул мягкий бриз. Наконец-то немного свежести после длинного жаркого дня.

Он чувствовал себя не только потным, но и голодным. Кроме завтрака, он ничего не ел. Одновременно крепкий кофе хадендоа стал сказываться на желудке и сердце. Количество кофеина в крови могло и медведя пробудить из зимней спячки.

Он решил принять в номере душ, после чего плотно пообедать в гостиничном ресторане. При мысли о еде у него потекли слюнки.

В этот вечер дежурным администратором был молодой юноша. Он подал Эммету ключ от номера и сообщение от Лары Мозени: «Пожалуйста, срочно перезвони мне. Есть интересные новости». Кроме этого только номер телефона и ее имя. Больше ничего.

У него стало бурчать в животе, поэтому он купил в ресторане сэндвич и съел его по дороге в номер. Конечно, до ощущения сытости было далеко, но до тех пор, пока он не закончит телефонный разговор с Ларой, сэндвича хватит.

Он сел на кровать, взял телефонную трубку и набрал номер.

— Ну наконец-то! — ответила Лара. — Я уже испугалась, не случилось ли чего с тобой.

Эммет рассказал ей о своем визите в Вад-Хашаби, деревню пропавших стариков.

— Говорят, что там бродит черный демон, — сказал он. — Джинн. Он наказывает каждого, кто отступает от традиций. Появляется ночью, забирает свои жертвы и высасывает из них кровь.

— Это отвратительно…

— Суеверие, ничего больше. Интересно, что джинн преследует только определенные группы людей. Детей, беременных женщин и стариков. Не могу себе представить, как это связано с отказом от традиционных ценностей. Здесь что-то другое, хотя пока я не знаю что.

Он сделал паузу, прежде чем продолжить:

— До сих пор демон не оставлял после себя каких-либо видимых следов. Честно говоря, я еще не знаю, как разгадать эту загадку. Но верю, что Энтони каким-то образом сделал это. Он узнал, как пропадали люди из деревни, и стал для кого-то угрозой. Поэтому его убрали с дороги. — Он вздохнул. — Но теперь вернемся к тебе. В своем сообщении ты написала, что есть новости. Я заинтригован!

Лара рассказала все, что за последние два дня узнала о японце. Прежде всего сообщила об обыске в его квартире и клочке бумаги, найденном в консервной банке в мусорном ведре.

— На нем написан какой-то номер, — сказала она и назвала последовательность чисел. — Только отсутствуют начало и конец.

— Что бы это могло быть? — спросил Эммет. — Цифровой код?

— Я тоже так сначала подумала. Но, потом вспомнила о замечании представителя «Герца», что японец говорил по-французски.

— Номер телефона!

— Точно. Если предположить, что перед этими цифрами стоят два нуля, то получится международный телефонный код Франции — ноль-ноль тридцать три. Это значит, что непосредственно номер телефона начинается с сорок семь двадцать четыре.

Эммету не нужно было долго раздумывать.

— Интерпол, — констатировал он. — Номер целиком — ноль-ноль тридцать три сорок семь двадцать четыре сорок семь три нуля.

Знать такие вещи было обязательно для каждого члена ордена.

— Я тоже так думаю, — согласилась Лара.

Эммет провел рукой по седым волосам и сел на кровать. Наверняка во Франции были тысячи номеров телефона, начинавшихся с цифр 4724. Но инстинкт подсказывал, что он не ошибся.

Идея была не лишена смысла. В стремлении к справедливости члены ордена часто балансировали на грани закона, поскольку не брезговали применять те же средства, что и их противники. В глазах Эммета это было всего лишь печальной необходимостью. К сожалению, оставаясь в рамках закона, многие вещи просто невозможно уладить. Так что неудивительно, что Интерпол занялся расследованием деятельности ордена. Следы их работы — медальоны с розой и мечом — было нетрудно найти. Год назад орден ввел их как предупреждение для всех стоящих по ту сторону справедливости.

«Тогда, — вспоминал Эммет, — мы решили, что это хорошая идея. Вероятно, мы заблуждались…»

— Однако я не думаю, что японец является сотрудником Интерпола, — сказала Лара Мозени.

Подумав, Эммет с ней согласился.

— Нападение на Лейли-Касл, — пробормотал он. — Интерпол не стал бы использовать против нас боевые вертолеты. Это означает одно из двух: либо числа на клочке бумаги не являются телефонным номером Интерпола, либо замок был разрушен кем-то другим. Что снова приводит нас к похитителям Энтони.

Он вновь задумался.

— Я думаю, тебе стоит остаться в Исфахане, — сказал он наконец. — Попытайся разузнать еще что-нибудь про японца. Если, как ты говоришь, он практически не покидал квартиру, должны быть люди, которые снабжали его продуктами и товарами первой необходимости. Поговори еще раз с хозяином квартиры. Возможно, он знает что-то, что кажется ему малозначимым, а нам поможет продвинуться дальше.

Они закончили беседу. Эммет принял душ, побрился и отправился в ресторан. За супом из моллюсков, первым из пяти блюд, воспоминания о Шотландии снова нахлынули на него. Разрушенный бомбежкой замок. Гибель друзей и единомышленников. Чем больше он размышлял над случившимся, тем более убеждался, что катастрофа не была на совести японца. Совпадение последовательности цифр с номером телефона Интерпола не случайно.

Нет, к разгадке причины катастрофы в Шотландии ведет тот последний след, по которому недавно шел Энтони Нангала, подумал Эммет. След исчезнувших людей. След черного демона.

Университет Калифорнии, Лос-Анджелес (УКЛА).

Факультет биологии и генетики

В битком набитой аудитории царила абсолютная тишина. Никто не шептался и не перебрасывался записочками. Даже блондинки в третьем раду, до сих пор постоянно флиртовавшие с сидящими рядом красавчиками, умолкли и заслушались. Доктор Томас Бриггс, приглашенный в УКЛА лектор, с удовольствием отметил, что все взгляды направлены на него — и это несмотря на то, что его внешность едва ли можно было назвать впечатляющей. Он был небольшого роста — метр семьдесят один, изящного и хрупкого сложения. При первой встрече он на многих производил впечатление робкого, углубленного в свои мысли человека, при этом все было как раз наоборот. Сорокапятилетнего доцента переполняло самодовольство, особенно когда он, как сейчас, говорил о каком-либо из своих исследовательских проектов.

Он неторопливо переводил взгляд с одного ряда на другой, наслаждаясь тем, что находится в центре внимания. Его аудитория была смешанной. Естественно, большинство слушателей были студентами, но несколько профессоров тоже сюда забрели. Бриггсу показалось, что в верхнем ряду он узнал знакомую журналистку, которой однажды уже давал интервью. Вероятно, она была не единственной представительницей прессы в зале.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒