Часть четвертая 3 страница

Почти сорок лет после своего преступления лорд Лукан скрывался от полиции, которая, предположительно, продолжала его поиски. Потом был Дуглас Хойл, финансист, ложными посулами выманивший у тысяч людей их с трудом заработанные сбережения и расхитивший собственную компанию. И этот извращенец, архиепископ Карсли, склонный к половым приставаниям к детям.

Он увидел Дельфину Уайетт в новом свете, и вдруг, как будто читая его мысли, она не только отвела от него глаза, но и вообще отвернулась.

Эш, однако, не собирался позволить произойти чему-то подобному. Осторожно коснувшись ладонью ее щеки, он повернул к себе ее лицо. Под лучами заходящего солнца кожа у нее сияла почти золотистым светом, а глаза – на сей раз не избегавшие его взгляда – были не только темными и блестящими, но и немного испуганными. Таков был таинственный союз между ними – который, как он теперь понял, они оба почувствовали с первого взгляда, – она знала, о чем он думает, и ей было за это стыдно, но и отчаянно хотелось, чтобы он ее не осуждал.

– Я знала, что мой отец был сотрудником Внутреннего двора, – начала она, меж тем как на глаза у нее наворачивались слезы, отражавшие солнце и блестевшие, как огоньки, – хотя и не в полной мере, знала лишь, что он был полезен ему определенным образом, чего, честно говоря, я никогда не понимала. Когда он узнал, что умирает от рака, то захотел, чтобы я была в безопасности, но его обескровила его вторая жена, моя мачеха, которой я не видела с его похорон. Я уже получила медицинскую степень, так что перед смертью он договорился с Внутренним двором, чтобы они взяли на себя оплату моей дальнейшей учебы как психиатра. Я очень многим обязана организации, то есть не только в финансовом плане, но и в отношении их щедрости ко мне вообще. Эта работа, например. Едва получив степень магистра, я присоединилась здесь к Сунилу – доктору Сингху, – и с тех пор мы работаем вместе, практически как одна команда, хотя, конечно, старший партнер – это он.

Эш понял это так, что ее чуть ли не специально готовили к работе в тайной организации. Он гадал, насколько далеко простирается ее лояльность по отношению к Внутреннему двору. Одинокая слеза сорвалась и побежала по ее щеке, оставляя за собой сверкающий след.

Когда она продолжила, Эш придвинулся еще ближе.

– Сначала я была счастлива, хотя очень скучала по отцу. Я действительно думала, что здесь располагается мирное убежище для тех, кто в нем нуждается, и чрезвычайно гордилась, что работаю в больничном блоке, который гораздо более продвинут, чем большинство других британских больниц, но постепенно пришла к выводу, что все здесь иначе, чем кажется. Клиенты, гости, обитатели, все они привыкли к богатству и роскоши, но никто из них не может уехать отсюда, если мы не сможем помочь им забыть свое прошлое и быть уверенными, что их не узнают во внешнем мире.

– А как насчет молодежи, вроде близнецов, Петры и Питера? Не могут же они провести остаток своей жизни, сидя здесь взаперти?

– И не проведут. Их излечат – от всех их зависимостей. Затем часть их памяти будет стерта, и им дадут совершенно новые личности. Мы можем это сделать, нам такое уже удавалось.

– Знаете ли вы, что Петра привезла с собой наркотики?

Дельфина встревоженно подняла голову.

– Эти ее ингаляторы от астмы. Я уверен, что в них содержится кокаин, может быть, даже кристаллический метамфетамин[33].

– Я не знала. – Голос у нее был разочарованным, опечаленным.

– А как вы могли? Наркоманы, они хитрые. Но для реабилитации надо пройти долгий путь.

– Это только часть всей программы. Я не могу рассказать вам большего.

– Конечно, Дельфина, я понимаю. Но что насчет вас? Вы же не может провести здесь всю оставшуюся жизнь.

Она промокнула глаза крошечным платком с кружевной каймой.

– Я и не собираюсь, – сказала она. – Когда накоплю достаточно денег, уйду и открою другую практику, возможно, за рубежом.

– А вам позволят это сделать, вас отпустят?

Она слабо улыбнулась.

– Я уверена, что вы подписали контракт, прежде чем приехали сюда. Ну и я сделала то же самое, когда сюда поступала, и это необратимо. Любой гражданский иск, который они подадут на меня, испортит мне репутацию как психолога, а заодно и разорит. Мне разъяснили, что произойдет, если они не захотят меня отпускать.

– Звучит зловеще.

– Ну, они облекли это в такие выражения, которые кажутся вполне разумными. Но не думаю, что у меня будут проблемы через два или три года, после того как я докажу свою лояльность.

Я бы на это не рассчитывал, подумал Эш. Все, с чем он до сих пор сталкивался в Комреке, по мере того как узнавал о нем больше, – об охранниках и электрифицированных ограждениях, чтобы никого не впускать, а также не выпускать, – говорило ему о том, что власть ВД и здешние ограничения по-настоящему огромны. И, наверное, не подлежат обсуждению. Внезапно он почувствовал непреодолимый страх за нее – и за себя. Казалось, его предостерегали его латентные экстрасенсорные способности.

Удивив даже самого себя, он подался вперед и поцеловал ее во влажную щеку. На мгновение она напряглась, и Эш вспомнил теорию Лукана о сексуальности Дельфины. Но в глубине души Эш знал, что она чувствовует то же самое, что и он. Он никогда ни в чем не был настолько уверен раньше, несмотря на свою склонность к скептицизму.

А потом она стала мягче и прильнула губами к его губам. Поцелуй был не страстным, но нежным, однако он послужил передаче между ними таких чувств, что Эша едва не захлестнули сбивающие с толку эмоции. Учитывая, что они познакомились только этим утром, пусть даже сообща столкнулись с угрозой смерти – вероятно, одним из самых интимных переживаний, которое возможно испытать вдвоем, – их внезапная взаимность была почти мистической. Эш слегка отодвинулся, вспомнив о своем страхе оказаться слишком близко к другой женщине, но решения теперь принимал уже не он. Его рука скользнула ей на плечи, и он не мог противостоять ее объятиям.

Они снова поцеловались, и на этот раз страсть практически захлестнула их. Он отведал ее сладость, и если человек может потеряться перед привлекательностью другого, то сейчас именно это и случилось. Уже стемнело, солнце исчезло с горизонта, и он вспомнил об одном неудобстве – о приближающейся встрече с сэром Виктором Хельстремом. Осторожно подняв руку, он взглянул на часы.

– Дельфина… – начал он приглушенным голосом.

Она чуть отодвинулась, и во взгляде, которым она на него смотрела, смешивались радость и ожидание.

– У меня встреча с Хельстремом, – сказал он, слегка задыхаясь. – Мне очень жаль, в самом деле, мне очень жаль, но я уже опаздываю.

Она опустила глаза.

– Все в порядке, – сказала она. – Понимаю, тебе надо заниматься своей работой.

Она снова всмотрелась в его лицо, ища… чего? – спросил он себя. Потом понял: ободрения. Она была одна на свете. И теперь работала в этом странном месте, в замке, который служил и тюрьмой, и убежищем. Были ли у нее хотя бы близкие друзья в этом огромном заведении? Ее пациенты не могли считаться таковыми, но как насчет Кранц? Он запретил себе думать в этом направлении. Что такой человек, как Лукан, мог знать об отношениях, человек, убивший няню своих детей в припадке похотливой ярости? Пациент, вымаравший длинные отрезки своей жизни, так что теперь даже не знает, сколько лет пронеслось с тех пор, как его сюда поместили? Запертый здесь все эти годы, как мог он вот так просто судить о чужой жизни?

– Мне надо было быть у Хельстрема десять минут назад. Надеюсь, он не строг по части пунктуальности. – Эш вспомнил, какую выволочку устроил Хельстрем Дерриману за утреннее опоздание.

– Боюсь, так и есть. – Дельфина положила руку на плечо Эшу, но не затем, чтобы удержать его на месте. – Тебе лучше поторопиться.

Он улыбнулся ее беспокойству.

– Как я понимаю, он довольно задирист.

– Бывает. С другой стороны, он может быть и обаятельным. Все зависит от его настроения. И от того, кто перед ним.

Эша разобрало любопытство.

– Он говорит с легким акцентом, который я не вполне могу разобрать.

– Он – уроженец Южной Африки. Уехал оттуда много лет назад.

– Ну, конечно, – сказал Эш, словно все понял. Предки Хельстрема, скорее всего, приехали из Голландии, и, когда в 1994 году Южная Африка присоединилась к Содружеству, он, очевидно, получил право на дворянское звание. Правда, за что? – подумал он. – Он может быть довольно неприятным, – заметил Эш.

– Вот такой он. Но ты иди, Дэвид, я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.

Эш коротко рассмеялся.

– Думаю, что смогу справиться с сэром Виктором. Хотя мне нужно получить доступ в одно место. Бэббидж и Дерриман высказались категорически против.

Теперь была ее очередь посмотреть на него с любопытством.

– Мне надо попасть на самый нижний этаж. В частности, мне нужно осмотреть комнату или коридор прямо под люксом, который занимал Дуглас Хойл, прежде чем его убили.

Она забеспокоилась.

– Это действительно запретная территория, даже для меня.

Он нахмурился.

– Ты не знаешь, что там внизу?

– Знаю, – сказала она, потом покачала головой, и ее распущенные черные волосы рассыпались по одной щеке. – Но даже меня не допускают на этот этаж. Пациентов доставляют ко мне по необходимости.

Эш на мгновение задумался.

– Я почувствовал, что в палату Хойла поднимается какая-то враждебная сила. Она была настолько мощной, что выбросила меня из двери.

– Дэвид!

– Все в порядке, такое иногда случается из-за накопления психической энергии. Я думаю, что там под землей может быть своего рода экстрасенсорный эпицентр.

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Наверное, это можно объяснить, только сказав, что это встреча сильных психических энергий, притянутых в одну область, где пересекаются или соединяются лей-линии[34], и сила становится настолько велика, что прорывается через естественные барьеры. Иногда это называют теллурическим энергетическим полем – земной энергией, если угодно, – конвергенцией лей-линий, которые могут расходиться от своего центра. Полагаю, что такой центр находится в нижних областях самого замка или в скале под ним.

– Хельстрем не пустит тебя туда. Раньше там были темницы, и, насколько я знаю, дверь на лестницу всегда заперта. Доступ туда разрешается лишь немногим.

– Звучит все более интригующе.

– У меня есть другая идея, которая могла бы тебе помочь. С берега под скалы уходят пещеры, и в конце одной из них имеется проход, который, по-моему, использовали для доступа в подвалы Комрека. Мне говорили, что много веков назад контрабандисты доставляли через него свои товары, но я не знаю, правда ли это. Если хочешь, я договорюсь с каким-нибудь лесничим, чтобы завтра он провел тебя вдоль береговой линии и, возможно, в одну или две пещеры. Самую большую явно надо исследовать. При отливе ее легко видно, и там есть грубая деревянная лестница, которая зигзагами, в несколько этапов, спускается к берегу. Трудное путешествие, особенно обратно, но однажды я его проделала. И сэр Виктор предупредил меня никогда не пытаться его повторить. Приливы коварны, сказал он мне, и море входит прямо в пещеры.

– Дельфина, ты не представляешь, насколько это может быть важно. – Он улыбнулся ей, и она ответила ему, хотя и нервной, но улыбкой. Он снова притянул ее к себе, и она не противилась. Он чуть не выругался. – Слушай, я действительно опаздываю на встречу с Хельстремом… Ничего, если я?.. – Эш указал на свою записную книжку и наплечную сумку. Он положил одну в другую, а ручку убрал в один из нагрудных карманов своей полевой куртки.

– Дэвид?

Застыв и вопросительно подняв брови, он посмотрел прямо на нее.

– Я увижу тебя позже? – тихо спросила она. – Может, за ужином?

Он снова выругался про себя.

– Боюсь, ужин для меня исключается. Мне надо обследовать остальную часть замка. Пока я осмотрел только нижнюю половину, а мне необходимо осмотреть гораздо больше, прежде чем начать установку оборудования.

Теперь глаза у нее заволокло тревожной дымкой.

– Есть комнаты, в которые тебе не позволят войти. Апартаменты лорда Шоукрофта-Дракера, например.

– Сначала проверю, что скажет Хельстрем. Он не может закрывать передо мной слишком многие помещения, иначе я не смогу выполнить свою работу.

– Позволь мне помочь тебе. – Это было почти мольбой, и он улыбнулся. Он хотел сказать, да, но знал, что это было бы неправильно: иногда ему приходилось работать в одиночку, чтобы призвать свои «чувства», «ощущения», но если присутствовал кто-то еще, это не всегда происходило. Объяснять было бессмысленно: кто не имел опыта «общения» с подобными явлениями, не поймет.

– Спасибо за предложение, – сказал он, – но обычно я лучше всего работаю в одиночку. Кроме того, эта работа может быть связана с холодом, неудобствами и даже с грязью, она не для тебя.

Если Дельфина и обиделась, то хорошо это скрыла.

– Вполне вероятно, что я всю ночь, если найду нужное место, буду караулить.

– Но только будь осторожен.

– С чем? С призраками? Они не могут причинить вред живому человеку. – Это было ложью – духи могут навредить многими способами, – но он не был готов сказать об этом Дельфине: та и так выглядела достаточно обеспокоенной.

– Хорошо, Дэвид, пожалуйста, просто остерегайся.

Боже, ему хотелось снова поцеловать ее, на этот раз с еще большей страстью, но не было времени. Он встал и перекинул ремень сумки через плечо.

– Увидимся позже, – сказал он, неохотно удаляясь.

Он повернул голову только однажды, когда дошел до конца променада, и увидел ее профиль, она по-прежнему сидела на скамейке, сложив руки на коленях, и смотрела на закат. Его чувства к ней были внезапны и неуместны. Но противостоять им было невозможно.

Глава 32

Как он мог позволить такому случиться? – спрашивал он себя, входя в замок через дверь в конце смотровой дорожки. После смерти Грейс Локвуд и даже после Кристины Мариэлл в Эдбруке, которая была не той, кем казалась, он поклялся никогда больше не испытывать сильных чувств к другой женщине, какой бы привлекательной она ни была. Кейт была исключением, но их скорее соединяла нежность, а не какой-то большой любовный роман. Их свела взаимная потребность в помощи и утешении. Кейт была привлекательной женщиной, но для более глубоких отношений у них были слишком разные характеры. Теперь он встретил Дельфину, и его с трудом воздвигнутая эмоциональная защита рассыпалась в прах. Он был смущен, отчего злился на самого себя. Как он мог позволить этому произойти, причем за один-единственный день?

За Дельфину он боялся не меньше, чем за себя. Его послужной список романтических отношений был просто гибельным!

Эш шел через узкий проход, ведущий в большой зал регистрации, и слабые звуки разговоров становились все громче, по мере того как он приближался к длинному фойе. Повернув за угол, он оказался среди болтающих клиентов. Справа от него была длинная, полированного дерева стойка регистрации, за которой продолжали сидеть два молодых регистратора, Вероника и Джеррард.

Несколько голов повернулись в его сторону, когда Эш вошел в мраморный зал, и он не мог не задуматься о том, какой фарсовой была клиентура Комрека: до сих пор он общался с причудливо набожным, но извращенным архиепископом и его прислужницей, а также пропавшим без вести лордом, чье сенсационное преступление и исчезновение сделали его легендарным во всем мире. Кто будет следующим?

С такими мыслями он изучал лица, мимо которых проходил, чуть более пристально. Некоторые гости отвечали ему столь же пристальными взглядами, в основном – заинтересованными или раздраженными. Но большинство из них были совершенно ему незнакомы, хотя он чувствовал, что одного или двоих из них знает. Дойдя до середины фойе, где гости, очевидно, встречались перед коктейлями и ужином, Эш наткнулся на человека, которого совершенно определенно узнал, но не мог вспомнить его имени.

Это был громоздкий человек с грубым рябым лицом, который смотрел на парапсихолога с подозрительной враждебностью. У него были густые седые волосы и почти еще черные брови над маленькими пронзительными глазами, так глубоко посаженными, что оставались едва ли не в тени; он уставился на Эша, словно бросая ему вызов.

В отличие от других клиентов, большинство из которых были одеты в красивые вечерние наряды, на нем был плохо сидящий серый костюм со скучным галстуком неопределенного цвета и не начищенные коричневые ботинки. Он был коренаст, но его живот натягивал единственную пуговицу пиджака, а брюки были помяты, как будто ему было наплевать и на моду в целом и на его собственный пожеванный костюм.

Эш продолжал свой путь к стойке регистрации. Вероника подняла голову, когда он подошел, и улыбнулась.

– Чем могу помочь, мистер Эш?

– Э-э, у меня встреча с сэром Виктором Хельстремом, – сказал он, наклоняясь к ней.

– Да, сэр. В половине седьмого. – Милая улыбка все еще была у нее на губах.

– Да. Я немного опаздываю.

Она сверилась со своими собственными часами, которые, как у медсестры, свисали у нее из левого нагрудного кармана жакета.

– Сейчас шесть сорок пять. Сэр Виктор уже звонил и интересовался, где вы.

– В самом деле? Он не сердился? – Он сказал это в шутку, но ответ Вероники был серьезен.

– Ну, мне не показалось, что он очень доволен, – сказала она. – Перезвонить ему и сказать, что вы идете?

– Если это поможет. Он на шестом этаже, да?

– Верно, мистер Эш. – Она уже снимала трубку телефона, невидимого под столешницей, а Эш подумал, не скрывают ли его из виду намеренно, чтобы гости перестали думать о внешнем мире.

Ее сообщение было кратким, и Вероника продолжала улыбаться, выслушивая приглушенный, но грубый ответ, который донесся даже до Эша.

– Он вас ждет, – сказала она, кладя трубку. Он подумал, не иронизирует ли она, но она не подавала к этому никаких намеков. – Шестой этаж, мистер Эш, – еще раз подтвердила она и указала вдоль зала карандашом, который держала в руке на протяжении всей их беседы. – Где лифт, вы знаете.

Он поблагодарил ее, а когда он повернулся, она сказала:

– Возможно, вам повезет?

Эш бросил на нее удивленный взгляд, но она все так же продолжала улыбаться.

Повернувшись, следователь снова поискал взглядом того человека, который смотрел на него враждебно, но тот растворился в толпе. Эш все еще не мог припомнить его имя, но вспомнил, что регулярно видел его изображения в газетах и по телевизору, когда война в Боснии была в самом разгаре.

Он почувствовал кислый вкус во рту. Что, таких людей тоже прятали в Комреке? Прятали и баловали? Военных преступников, чьи ужасные злодеяния представляются столь бесчеловечно жестокими в цивилизованном обществе?

Эш содрогнулся. Он только начинал понимать природу зловещих влияний в этом заведении.

Прежде чем он добрался до лифта, который доставит его в апартаменты сэра Виктора Хельстрема, его поразила одна мысль: было ли Дельфине известно, что за люди находят здесь пристанище? С его точки зрения, она была невинна, но возможно ли для кого-то, особенно для тех, кто работал здесь в течение нескольких лет, помогая людям, занимаясь их психоанализом, вникая в их сокровенные мысли, – возможно ли было не узнать, кто они такие и что они сотворили? Предположение, что она была замешана в укрывательстве их от правосудия, его потрясло.

Нажав на кнопку вызова и услышав тяжелый металлический рокот лифта, он задавался вопросом, много ли гостей Комрека выбирают этот способ добираться в свои комнаты на верхних этажах; нет, не так много, решил он, особенно среди тех, у кого проблемы с нервами или клаустрофобия. Может, многие из давних обитателей проживают на первом или втором этажах – замок, конечно, достаточно велик, чтобы всех их вместить. Но потом, Дельфина говорила ему, что есть два других лифта, один из которых используется исключительно медицинским блоком, а другой, вероятно, просторнее и светлее, для гостей и самих сотрудников.

Ожидая лифт, Эш улучил время, чтобы заглянуть в оружейную комнату рядом: древнее, но ухоженное и аккуратно размещенное оружие было совершенно неподвижно. Он оставался там секунду-другую, но ничто не шелохнулось, и это было для него облегчением. Он услышал глухой дребезг прибывшей кабины лифта и быстро подошел к тяжелой двери, открыв ее с некоторым усилием.

Эш отвел в сторону предохранительную дверь, вошел и ткнул пальцем в кнопку с цифрой шесть. Боже, ему очень надо было выпить, и, несмотря на свое решение перед поездкой в Комрек, он, конечно, не откажется, если Хельстрем будет хозяином того типа, что всегда предлагают «закрепитель», даже во время деловой встречи.

Лифт пополз вверх, и следователь нервно отмечал каждый удар и резкий визг толстых подъемных канатов, тянувшихся на старых приводных валах и направляющих рельсах. Лампа вверху настольно скудно освещала интерьер, отделанный красным деревом, что он различал только тусклые очертания своего отражения в пестром от возраста зеркале кабины. Ему было неловко, и он чувствовал какое-то подобие удушья, несмотря на затхлый воздух, поступавший через предохранительную дверь.

Позолоченная стрелка над предохранительной дверью двигалась мимо номеров этажей, словно стрелка часов. Комната Эша располагалась на третьем этаже, который указатель как раз миновал, но то, что его больше всего интересовало, находилось ниже. В замке было шесть этажей над землей и еще три ниже. Значит, всего девять, считая пока еще не осмотренный нижний этаж подвала. Тем не менее, индикатор этажей показывал только два подземных уровня, а третий был явно сточен, словно больше не использовался.

Он перевел взгляд на перпендикулярный ряд кнопок на панели рядом с дверью и увидел, что нижняя была аналогично отключена: покрыта приваренной металлической полосой, словно этаж был заброшен.

В старину на этом этаже, несомненно, располагались подземелья или темницы, и он понимал, что подземная тюрьма была самой охраняемой тайной замка, но для серьезного парапсихолога она должна была стать отправной точкой для расследования, особенно область непосредственно под палатой Дугласа Хойла. Эш должен был туда попасть.

Ему вдруг пришло в голову, что эта самая шахта лифта могла выступать в качестве проводника для темной энергии, идущей снизу. Многовековые страдания, пытки, насилие и безнадежность могли просачиваться через нее на верхние этажи, чтобы вызывать паранормальные нарушения. Боже мой, подумал он, вместо того чтобы ослабеть со временем, зло могло набраться сил и притягиваться какой-то злостной нечистью наверху.

Маленькая кабина лифта содрогнулась и тревожно остановилась. Шестой этаж. Наконец-то. Эш не мог дождаться, чтобы выйти.

Он дернул железную предохранительную дверь и пережил ужасное мгновение, почувствовав, что она сопротивляется. Но он с силой потянул, и дверь со стуком открылась. Толкнув – опять же, с силой – внешнюю деревянную дверь, он едва не вывалился в коридор.

Глубоко вдохнув и сделав над собой усилие, чтобы перестали дрожать руки, он посмотрел налево, потом направо в поисках апартаментов Хельстрема.

Как раз в этот миг из-за поворота в коридоре справа от Эша появился человек в длиннополом сюртуке дворецкого. Он мог бы спрыгнуть непосредственно со страниц романа П. Вудхауза, потому что был наряжен точно в соответствии с написанным. Каемки его полосатых брюк с острыми стрелками покоились на носках блестящих туфель лакированной кожи, а еще на нем был серый жилет и ослепительно белая рубашка с отложным воротничком, манжеты которой высовывались ровно на четверть дюйма из черных рукавов сюртука. Темно-серый галстук был аккуратно заправлен в жилет. Лицо у него было длинным, с высокой переносицей, идеально ему шедшей, а его жидкие темные волосы были аккуратно зачесаны назад, блестящие и плоские над макушкой, с узким и профессионально прямым пробором в стиле, который мог быть позаимствован у довоенного игрока в крикет в газетной рекламе компании «Брилкрим».

Как и сварливый привратник у фальшивого въезда в усадьбу Комрека, этот персонаж тоже мог быть нанят с помощью главной кастинговой компании Голливуда, хотя Эш был уверен, что оба они до последней ниточки реальны.

– Не могли бы вы сопроводить меня в квартиру мистера Хель… сэра Виктора? – приветливо спросил парапсихолог, когда незнакомец приблизился.

– Конечно, сэр, – последовал четкий ответ. – Вы мистер Эш, как я понимаю?

Эш кивнул.

– Да.

– Я выступаю как слуга сэра Виктора и лорда Эдгара – сказал незнакомец с отточенными манерами, подойдя к Эшу вплотную. На вид ему было слегка за шестьдесят, и при его росте в пять футов и семь дюймов в осанке присутствовало достоинство, не выказывавшее какой бы то ни было снисходительности. Парапсихолог восхитился такой нежданной утонченностью. Под живыми серыми глазами у мужчины были тяжелые мешки, словно ответственность иногда давила на него слишком сильно. – Меня зовут Байрон, – уважительно сказал он Эшу.

Эш не сумел скрыть улыбку.

– Байрон? – повторил он.

– Да, сэр, и вы не первый находите это забавным. Однако к концу моего имени прикреплено немое «e», и, боюсь, у меня с поэтом слишком много различий, чтобы нас можно было сравнивать.

Улыбка дворецкого обнаруживала искаженное чувство юмора.

– Полагаю, вы немного опоздали, сэр. – Он поднял руку, чтобы свериться со своими часами. – Мне было поручено подать напитки сэру Виктору и вашей милости, как только вы прибудете. Боюсь, вы опоздали уже на двадцать две минуты. Если последуете за мной, сэр, я тотчас доставлю вас к двери сэра Виктора.

Дэвид Эш зашагал в ногу с неожиданно любезным дворецким, и Байроне мягко два раза стукнул в третью дверь дальше по коридору.

– Войдите! – донесся через дерево раздражительный голос Хельстрема.

Байроне слегка подмигнул исследователю, поворачивая ручку и ловко открывая дверь. Дворецкий вошел первым и объявил имя парапсихолога, держа дверь широко открытой, а рукой указывая в комнату за ней. Эш вошел и увидел Хельстрема, сидевшего по другую сторону стола из резного орехового дерева.

– Вы опоздали! – Щеки у здоровяка были нездоровой красноты, когда он разгневанно уставился через комнату на Эша.

– Замок очень большой, – мягко ответил Эш. – И я даже половины его пока не обошел.

Хельстрем мгновение обдумывал ответ, затем что-то буркнул себе под нос.

– Садитесь.

Это не было ни просьбой, ни приглашением; это был приказ, отданный рявкающим голосом. И, хотя Эш не был мятежным горячим юношей, он не любил, чтобы к нему так обращались. Пока он стоял, дворецкий, заглаживая неловкость ситуации, вежливо сказал:

– Может быть, я подам вам напитки, сэр Виктор, пока мистер Эш найдет себе удобное место на кушетке?

«Кушетка», о которой шла речь, была длинным лонгшезом из резной аукубы на четыре места со светло-зеленой полосатой шелковой обивкой и сужающимися книзу резными балясинами ножек. Темно-зеленые подушки на обоих концах превосходно дополняли цветовую гамму. Пересекая роскошную комнату, Эш отметил, с каким вкусом она обставлена. Окна, расположенные сразу за столом Хельстрема, были почти от пола до потолка, и тяжелые дамасские шторы, занавешивавшие их, создавали для главного исполнительного директора Комрека внушительный фон.

Слева от Хельстрема стоял богато украшенный резьбой голландский комод из грецкого ореха, опираясь на массивные деревянные львиные лапы. Его ящики и дверцы украшал цветочный декор маркетри.

Перед огромным плазменным телевизором несколько эклектично расположилось кресло времен королевы Анны, покрытое тканью с орнаментом. Комната с высоким потолком была настоящим музеем с превосходными экспонатами, и Эш, унаследовав от своего отца привязанность к тонкому мастерству, с восхищением оглядывал комнату. Его размышления были грубо прерваны, когда Хельстрем рявкнул:

– Я пригласил вас сюда не затем, чтобы оценивать мою мебель. Нельзя ли сразу к делу?

Это снова было прямым приказанием, а тактичный дворецкий Байрон снова спас положение.

– Ваши напитки, сэр Виктор? – мягко напомнил он своему хозяину.

Как ни странно, напоминание о выпивке, казалось, успокоило Хельстрема: настроение у него внезапно переменилось, чему Эш уже был свидетелем по прибытии утром.

Взгляд у Хельстрема умаслился, и, хотя улыбка, казалось, тревожно стягивала его черты к центру огромной головы, манеры у него стали учтивыми. Байроне, подумал Эш, точно знает, как обращаться со своим боссом. Может, у Хельстрема были проблемы с алкоголем, и дворецкий знал, как ему угодить.

Следователь небрежно уселся на предложенное ему место.

– Я слышал, вы любите водку, Дэвид… – начал Хельстрем. Дэвид? – подумал Эш. Поведение здоровяка действительно изменилось. По крайней мере, на время.

– Было дело, – осторожно ответил Эш. Хельстрем, очевидно, был полностью проинформирован Саймоном Мейсби.

– Так, – продолжал Хельстрем. – Так, хорошо, ну а как вы относитесь к виски?

– К шотландскому или ирландскому? – спросил он в ответ, хотя у него не было особых предпочтений.

Хельстрем снова улыбнулся, бросив на следователя хитрый взгляд.

– К японскому, – ответил он.

Эш посмотрел на него с удивлением.

– Есть два сорта японского виски, которые ставятся даже выше наших. Один из них – «Йоичи», двадцатилетней выдержки, перегнан на берегу Японского моря. Я не шотландец, так что не чувствую себя предателем, рекомендуя его.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒