Два года спустя 8 страница

«Возьми себя в руки, Иззи, – горячо убеждала я себя. – Возьми себя в руки, черт бы тебя подрал! Ты висишь на веревке и никуда не денешься, ничего страшного с тобой не случится».

Прижавшись всем телом к скале, я еще раз попыталась найти что‑ нибудь рядом. Нет ни одной приличной опоры. Еще движение – и носок угодил в трещину. Крохотный камешек под подошвой сорвался и полетел вниз, звонко стукаясь о скалу. Слышно было затихающее «щелк‑ щелк‑ щелк», а потом все затихло. Он упал в пропасть. Мелкая дрожь сменилась крупной. Меня било как в лихорадке.

«Вот зараза! Иззи, возьми же себя в руки. Маршрут‑ то всего пятой категории сложности».

Я снова посмотрела вниз, как можно лучше устроила левую ногу в щели, чтобы перенести вперед правую, и пошарила вверху рукой. Ничего интересного, за что можно ухватиться. Все тело мое дрожало, когда я готовилась перенести вес, и вдруг на глаза мне попались свисающие веревки. Между мной и моим невидимым страхующим висела огромная петля. Заскучавший и раздраженный Майлз не подтянул веревку вовремя, как должен был сделать.

– Натягивай! – закричала я, но мой вопль отлетел куда‑ то в сторону.

Впрочем, мне пришло в голову, что я могла бы потерять равновесие, натяни он веревку сейчас. Черт возьми. Я сделала глубокий вдох, чтоб успокоиться, и перенесла вес вправо…

Кусок кварцита величиной с кирпич вывернулся из‑ под моей опорной ноги, и я полетела вниз, то и дело входя в соприкосновение со скалой. Все происходило так быстро, что я не успела даже взвизгнуть или почувствовать боль, результат крепких ударов о скалу лодыжкой, скулой, носом, бедром, коленом, лбом. В ушах моих послышался отчаянный крик, пронзительный и какой‑ то нереальный. Вот только откуда он донесся? Снизу или прозвучал у меня в голове? Да кто его знает. Я ожидала, что сейчас провалюсь в пустоту и мне придет конец, как вдруг наткнулась на какой‑ то выступ. Толчок был резким и таким сильным, что чуть не вывихнул мне бедро. Падение прекратилось. Я болталась в воздухе как‑ то боком, лицом вниз. Странно. Если бы меня удерживали веревки, то я висела бы вертикально, физиономией или спиной к скале, но никоим образом не под этим странным углом. Я посмотрела вверх. Веревки, яркие змеевидные твари, розовая и голубая, безвольно болтались высоко вверху, выделялись на фоне темно‑ красного кварцита и демонстрировали совершенное равнодушие к моей судьбе. Я висела, боясь пошевелиться, едва осмеливаясь дышать. Значит, меня держит не веревка, а беседка. Вероятно, одной из ее петель я зацепилась за какой‑ нибудь острый выступ скалы. Меня снова охватила паника. Эти петли не приспособлены для того, чтобы выдерживать ударную нагрузку. В любой момент она оборвется, и я полечу со скалы.

Я медленно повела головой, чтоб посмотреть, на чем повисла. В глазах стоял туман, в голове звенело от полученных ударов. Несколько тошнотворных секунд я не верила тому, что видела. Этого не могло случиться, такого не бывает, но тут на самом деле вышло так, что мой амулет попал в скальную щель, застрял в ней. Теперь я болталась на его тоненьком кожаном ремешке, зацепившемся за карабинчик на петле беседки. Я выпучила глаза, глядя на фантастическую комбинацию причины, следствия и голого, сверхъестественного везения, и не могла поверить, что это именно так. Потом я заставила себя изогнуться, чтобы достать руками и ногами до скалы и снять свой вес с этой хрупкой, ненадежной опоры, нашла вполне приличный выступ для ноги, рукой ухватилась за другой. Слава богу. Только я успела вздохнуть свободно, как кожаный ремешок амулета лопнул. Я прижалась лицом к скале. Сердце мое билось так сильно, что казалось, будто его удары способны оттолкнуть меня от скалы. Тогда я не смогу удержаться на своих ненадежных опорах.

Чувство опасности скоро одержало верх над головокружением. Я быстренько загнала анкер в трещину, приладила к нему конец обвязки, пропустила его через петлю беседки, снова закрепила и сцепила все карабином. Теперь я осмелела и снова посмотрела на амулет. Вот он. Его заклинило в самой широкой части, и солнце играло на серебристой поверхности. Амулет казался мне совершенно, решительно самодовольным, словно создан был вот для этой самой минуты. Правда, мое падение немного подпортило его. Он погнулся и выглядел грубовато. Теперь, наверное, его оттуда недостать. Придется оставить вещицу здесь, пожертвовать в благодарность Львиной Голове, которая еще раз продемонстрировала, что женщины находятся под ее особым покровительством. Я протянула руку, провела пальцами по внешней кромке амулета, как бы прощаясь с ним… и он выпал прямо мне на ладонь.

Вся дрожа, я сунула его в карман штанов, которые всегда надевала на маршрут, застегнула молнию, потом бодренько отогнала страх, сняла обвязку и с сердцем, бьющимся, как птичка в клетке, полезла туда, где был Майлз. Карабкаться вверх было намного легче, чем в сторону. Когда я показалась над выступающим краем скалы, где он закрепил страховочный анкер, парень все еще с бешеной скоростью выбирал веревку.

– Не так быстро. Я за тобой не успеваю. – Майлз раздраженно фыркнул, запыхтел, прицепляя меня к анкеру, и только потом наконец‑ то пригляделся ко мне. – Господи, на кого ты похожа, что случилось?

Я провела ладонью по лицу. Она была вся в крови. Только теперь до меня дошло, что на мне живого места нет. Все тело болело, причем довольно сильно.

– Мм… – ответила я, и дальше дело не пошло, слова застряли в горле.

Я опустила голову, в которой сильно стучало. Сквозь ткань штанов на коленке проступала кровь, коленная чашечка сильно болела, но я инстинктивно понимала, что рана моя гораздо серьезней, чем просто ушиб. Теперь, когда прилив адреналина, вызванный падением и отчаянным желанием добраться до обеспечивающего безопасность страховочного анкера, отхлынул, я ощущала тупую боль в левой лодыжке, и это не сулило ничего хорошего. Я осторожно подняла штанину, чтоб осмотреть повреждение. Лодыжка распухла и нелепым пузырем вылезала из альпинистской кроссовки. Тут еще обнаружилось, что стоять на этой ноге я не могу. Тошнота подступила к горлу.

– Господи, да что это с тобой? – Теперь и Майлз здорово напугался. – Как ты с такой ногой прошла участок, черт бы его побрал? Можешь пошевелить?

Он выпучил глаза на распухший сустав, но даже пальцем не пошевелил, чтобы осмотреть его внимательней. Более того, я видела, как парень скосил глаза в сторону и посмотрел вниз, на скалу, на пройденный нами длинный и непростой маршрут. Тут‑ то я и поняла, что он уже прикидывает в голове все трудности спуска, отягченного раненой женщиной. Майлз провел ладонью по лицу. Его жест красноречиво говорил: «Нет, я на это не подписывался».

– Стяну ее ремнем, – быстро сказала я, злясь на себя за то, что вообще допустила эту нелепую ситуацию, доверилась человеку, которого совсем не знаю. – Перевяжу и сверху надену ботинок, будет держать.

Майлз закусил губу и пробормотал:

– Не уверен.

Он будто совсем потерял голову, поправил свою страховку и направился по каменной плите туда, откуда было видно, далеко ли вторая пара. Я злобно подумала, что он должен был прежде всего закрепить там мою страховочную веревку и следить за своим вторым номером. Но чего вешать на него всех собак? В том, что сорвалась, виновата была я сама. Не проверила опору для ноги и перенесла на нее весь вес, несмотря на все предосторожности, которые предпринимала до этого рокового момента. Скалолазы быстро учатся принимать на себя всю ответственность за свои ошибки и за их последствия. Потому я и любила этот спорт. Причина и следствие здесь прослеживаются четко. Так должно быть и в жизни, хотя редко случается.

Майлз вернулся к страховочному анкеру. Лицо его слегка просветлело.

– Через несколько минут здесь будет Джез.

Он уселся и стал молча ощупывать свое снаряжение. Парень повернул голову в сторону, чтобы не встретиться со мной взглядом, и бесцельно перебирал карабинчики на сбруе. Больше мы не сказали друг другу ни слова. Секунды тяжелого молчания тянулись бесконечно. Минут через пятнадцать над гребнем скалы показалась голова Джеза в синей бандане. Он улыбался, рот до ушей. Видно было, что этот тип страсть как любит, когда марокканское солнце печет ему в спину, пальцы ощущают теплый камень скалы, под ногами бездна. Джез получал удовольствие от каждого своего движения. Впрочем, когда он увидел, в каком я состоянии, улыбка его полиняла.

– Черт побери, Иззи, что это с тобой?

Я подождала, пока он не закрепится на анкере и не будет в полной безопасности, и подробно изложила ему все, что случилось со мной. Разумеется так, как я это себе представляла. Говорить о том, что Майлз был нетерпелив и раздражителен, совершенно не умел или не желал поддерживать с партнером связь и не обеспечил безопасность второго номера, не было смысла. Джез сорвал с себя бандану, намочил ее водой из пакета и вытер мне лицо. Я оттолкнула его руку, взяла тряпку и приложила к носу.

– Не сломан?

Я покачала головой.

– Посмотри на ее лодыжку, – уныло сказал Майлз, глядя куда‑ то в пространство, словно любовался пейзажем.

Я подумала, что если бы мы были где‑ нибудь на Эвересте, то он поручил бы меня судьбе и бросил помирать, исходя из принципа «спасайся кто может». Но Джез оказался человеком другой породы. Опытной рукой он провел по моей посиневшей и распухшей лодыжке, а я при этом старалась, правда без успеха, не морщиться от боли.

– Пошевелить можешь?

Нет, не могу. Только попробовала, сразу застонала.

– Черт возьми, Иззи, дело, кажется, дрянь, – сказал Джез и грязно выругался.

Я изумленно разинула было рот, но он тут же постарался ослабить впечатление, ободряюще подмигнул и заявил:

– Это у нас такая специфическая терминология. Ты, главное, сиди сейчас смирно и не волнуйся. Врач во всем разберется.

Быстрым движением он разорвал свою бандану надвое, связал концы и обмотал мне лодыжку так, чтоб она не двигалась.

– Я хотела надеть ботинок, чтоб меньше шевелилась.

– Боюсь, потом ты его не снимешь. – На лице Джеза нарисовалось сомнение. – Дай посмотрю.

Через пару минут он снял с меня горный ботинок фирмы «Саломон», ослабил на нем шнуровку, чтоб тот мог налезть на разбитую лодыжку, нацепил башмак обратно и осторожно, чтобы я не упала в обморок, затянул.

Увидев, что я побледнела, Джез слегка потрепал меня по плечу и заявил:

– Будь спок, вытащим тебя отсюда.

– Очень жаль, что так получилось, – сказала я, хотя извинение далось мне с трудом. – Не лучшее начало для вашего отпуска. Надеюсь, вы не очень верите в приметы.

Майлз промолчал, а Джез пожал плечами.

– В альпинизме всякое бывает. Поэтому мы и любим это дело, верно?

Он стравил петлю на веревке, соорудил узел‑ восьмерку и закрепил его на своей обвязке, потом спустился пониже, где мог страховать Ив, все время держа ее в поле зрения. Я видела, что Джез показал ей два поднятых больших пальца, и подумала, справится ли подруга с траверсом. Когда она показалась над верхушкой гребня с круглыми от страха и сосредоточенности глазами, я заметила, что петли ее снаряжения были увешаны бегунками. Значит, Джез постоянно следил за ее безопасностью, пока она не прошла весь участок. Потом они с Майлзом обменялись несколькими быстрыми спокойными фразами, которые я не вполне поняла.

Тут Ив доползла до страхующего выступа, закрепилась и сказала:

– Господи, Из, это ужасно. Джез говорит, у тебя перелом.

Этого только не хватало. Зараза. Да, попала я в переделку.

– Может быть. – Я выдавила улыбку. – Зато появилась прекрасная возможность испытать ваше мастерство спасателей, как думаешь?

Майлз уступил Джезу место ведущего. Тот сделал ужасно целеустремленное лицо, не забыл захватить с собой нужное снаряжение и стропы, а потом пошел вперед, к острому гребню горы. Через некоторое время, то пятясь задом, как рак, то передвигаясь боком на манер краба, он направился по каменной плите обратно.

– Мы переправим тебя через этот участок и спустим с края до верхнего уровня расщелины, – сказал он. – Я тут прикинул. Веревки хватит. Потом Ив тоже спустится и побудет с тобой, а мы с Майлзом пройдем верхний участок и по седловине доберемся до вас. Идет?

– Отлично, – сказала я, стараясь говорить твердым голосом. – Главное – спуститься в расщелину, а там уж я доберусь до машины, даже если придется ползти неделю на заднице. Ив, заканчивай подъем, надо ж тебе поставить галочку. Обо мне не беспокойтесь.

Подруга с ужасом посмотрела на меня.

– Да ты что! Разве можно? Я тебя одну ни за что не брошу.

– Честное слово, я лучше справлюсь сама. Зачем портить вам день? – Голос мой звучал довольно бодро, хотя в груди я особой храбрости не ощущала.

Установка веревок, спускаемых в расщелину, по‑ моему, длилась целую вечность. Мне делать ничего не дали. В один миг из опытного скалолаза я превратилась в бесполезный груз, который нужно спускать вниз и тащить на себе до конца маршрута. В душе у меня все кипело, и я старалась не думать о том, что ждет меня впереди: спуск, поиски квалифицированного врача. Если нога и впрямь сломана, то остаток отпуска я вынуждена буду провести бесполезной обузой, к тому же изнывающей от скуки.

Используя смешанную технику, в которую входило, в частности, подпрыгивание на заднице, а также скольжение на оной, я добралась до исходной точки перед спуском и заглянула за край. Высоковато. Дай бог, шестидесятиметровой веревки хватит, чтобы достать до земли, но точно сказать было трудно, поскольку линия скалы сначала выдавалась вперед, а потом уходила обратно. Узнать это можно было, только спустившись вниз. Я прислонилась к горячей скале, вся мокрая от пота, и наблюдала, как Джез вязал узлы на концах, потом умело смотал обе веревки кольцом и швырнул их вперед. Похоже, он думал о том же. Мы затаили дыхание, ожидая, не донесется ли звук удара концов о землю, но в подходящий момент услышали только, как испуганно заблеял козел.

Джез посмотрел на меня и улыбнулся.

– Ты смотри, кажется, попал. Будет хоть чем поужинать. – Он протянул мне петли страховочного каната и, понизив голос, продолжил: – Одного только никак не могу понять. Как случилось, что ты не упала в пропасть. Я же видел, что Майлз не страхует траверс.

Про амулет лучше не говорить. Не скажу. Теперь случившееся казалось мне фантастикой, такого просто не бывает.

– Зацепилась за выступ обвязкой, – весело ответила я.

Он только присвистнул.

– Да‑ а, крупно повезло…

Мне очень не хотелось больше говорить об этом. В голове стучало, пульсирующая боль в лодыжке уже добралась до бедра и поднималась выше. Попеременно то подступала тошнота, то начинала кружиться голова. Я едва не теряла сознание, потом, к собственному ужасу, снова приходила в себя. Перед глазами стояла жуткая картина: полумертвый от страха мешок, набитый нервами и наполненный кровью, с огромной силой бьется о скалу.

– Ладно, – быстро сказала я. – Давай‑ ка лучше двигать.

– Найди там местечко в тени и жди нас. Через час, а то и раньше, мы будем там. – Он наклонился, проверил хомуты на моей обвязке, контроллер спуска, винтовой паз и вдруг сказал: – А за Ив я пригляжу.

– Она сама способна о себе позаботиться.

– Конечно, понимаю. Современная независимая женщина и все такое. Все‑ таки я… В общем, она мне очень понравилась.

Его косой глаз вдруг живенько расширился, словно Джезу хотелось прочитать на моем лице реакцию, и он с нетерпением ждал, что я ему отвечу. Парень хотел получить мое благословение?

Я собралась с силами, оскалила зубы и заявила:

– Что ж, желаю удачи.

Я кое‑ как подползла к краю и повисла на веревках. Я всегда боялась спускаться подобным образом. Особенно страшно в первые секунды, когда повисаешь над пропастью, как джокер в колоде Таро, все доверяя случаю… и крепости анкера. Но когда начался спуск, все пошло не так уж плохо. Первые двадцать метров я проскочила в стиле скольжения, пока еще сохранялся контакт со скалой, а потом повисла, раскачиваясь в воздухе, как паук на своей паутинке.

Тут я пошла вниз с паузами, следя за тем, чтоб не перегревался контроллер спуска, и поглядывая в поисках удобного местечка для приземления. На ярком фоне почвы концы веревок разглядеть было трудно. Вдруг меня тряхнуло. Я поняла, почему именно. Концы свободно болтались метрах в пяти от земли, как раз там, где дно лощины вдруг понижалось. Похоже, здесь был пересохший водопад. Голова закружилась, в висках застучало. Сотрясение мозга у меня, что ли? Этого только не хватало. Черт побери. Прыгать с такой высоты – чистое безумие, тем более с моей поврежденной лодыжкой. Я связала веревки узлом и прикрепила их к обвязке, чтоб можно было остановиться и спокойно подумать. Теперь, когда я скрылась за изгибом скалы, Джез меня не видит. Я заглянула вниз. Может, попробовать раскачаться и достать до верхнего края русла? Это вряд ли. Скорей всего, меня очень больно протащит по склону и я снова шмякнусь о скалу…

– Хой!

Чей‑ то голос, где‑ то внизу, подо мной. Я крутанулась на веревках, вглядываясь. Две человеческие фигуры, одеты по‑ местному, вокруг толкутся маленькие черные козы, несколько десятков, не меньше, тощие овцы и темно‑ бурый ослик, нагруженный корзинами. Человек, который обращался ко мне, рукой прикрыл глаза от солнца и снова что‑ то прокричал на языке, которого я не поняла.

Вдруг он завопил снова, и на этот раз я отчетливо различила знакомые звуки.

– Хотите, мы вам поможем? – Эти слова прозвучали по‑ французски.

В общем‑ то, да, но что он может сделать? Я болтаюсь на веревке здесь, а они там.

– Oui, merci! – крикнула я, поскольку совсем ничего не отвечать было бы невежливо.

Человек вскарабкался по склону промоины и снова крикнул на том же языке:

– Видите там выступ?

Он протянул руку к скале над собой. Взглянув вниз, я увидела метрах в десяти подо мной широкий выступ, а за ним – вход в пещеру. Веревка вполне могла бы достать, но скала подрезана, и раскачаться так, чтоб попасть на площадку, было непросто. Но я все равно крикнула, что да, вижу. Человек побежал обратно к ослику, порылся в корзинах и скоро вернулся с короткой веревкой в руке, к концу которой был привязан камень. Потом он сбросил с себя халат, под которым оказались джинсы с футболкой, перекинул веревку через плечо, с обезьяньей ловкостью вскарабкался по скале на выступ, обернулся ко мне и расплылся в улыбке. Я увидела, что это один из местных берберов, который – надо же! – щеголяет неплохим французским. Под грязным белым покрывалом темно‑ коричневое лицо, острые скулы, характерные для жителей этого региона, и весело сверкающие черные глаза.

– Можете спуститься пониже?

Я ослабила контроллер спуска и съехала немного вниз, потом обмотала веревки вокруг ноги, чтобы в случае чего тормозить и оставить свободной хотя бы одну руку. Адреналин и необходимость сосредоточиться заставили меня забыть о боли и головокружении. Этот человек бросил отягченную камнем веревку в мою сторону, и я довольно ловко поймала ее. Старый, обтрепавшийся обрывок полипропиленового шнура предназначался для того, чтобы стреножить осла. Когда‑ то он был голубой, а теперь совсем выцвел на солнце, и его жесткие волокна кололи ладонь.

– Держитесь крепко. Я вас раскачаю, и вы достанете до выступа.

Он потянул веревку на себя, стал меня раскачивать и вскоре смог дотянуться рукой до завязанных узлом концов моих веревок. Тогда я съехала последние несколько футов прямо к нему и вот уже стояла на одной ноге на площадке выступа.

– Сломала лодыжку, – сказала я по‑ французски, указывая на свою левую ногу.

Лицо его сразу изменилось, застыло и посерьезнело. Потом он крикнул что‑ то на своем языке напарнику, и я увидела, что это женщина. Голова ее была закутана в синий шарф, завязанный узлом на затылке.

– Сестра сейчас приведет осла. Тут есть старая козлиная тропа, – сообщил он мне, указывая туда, где выступ закрывало огромное дерево, которое будто росло прямо из скалы.

Я испытала большое облегчение, сопровождаемое не меньшей болью, и смогла только кивнуть в ответ, а затем непослушными пальцами освободилась от веревок и что было силы дернула их. Джез понял, что спуск окончен. Я зачарованно смотрела, как веревки, словно по волшебству, поползли вверх и скрылись из виду.

Должно быть, потом на какое‑ то время я была в обмороке, потому что не помню, как появилась женщина, как с меня сняли рюкзак, положили на осла и по козлиной тропе свезли вниз. Дальнейший мой путь озаряли только яркие вспышки сознания, похожие на моментальные снимки или отдельные кадры в кино: кактус с прекрасными белыми цветками; ящерица, юркнувшая в тень трещины, вильнув пятнистым хвостом; козленок, чуть ли не уткнувшийся своим носом в мой и с любопытством разглядывающий меня живыми желтыми глазками. Розовато‑ красная скала, огромные плиты и вертикальные колонны, валуны и стены каньона, окрашенные серыми и зелеными полосами света и тени. Крошечные улитки с белыми раковинами, похожие на маленькие камешки кварца, бледно‑ фиолетовые цветочки, напоминающие аметисты, мелодичные голоса моих спасителей, о чем‑ то тихо беседующих, и контрапунктом к ним тонкое блеяние коз. Я почувствовала, что погруженная в задумчивость гора, изувечившая меня, отдаляется, уходит прочь, и снова потеряла сознание.

Глава 13

Прошло несколько недель, и племя мало‑ помалу, вежливо и вместе с тем сдержанно, стало опять признавать Амастана своим равноправным членом, приняло его обратно, по крайней мере внешне, как человека, который оправился от долгого и загадочного недуга. К концу периода выздоровления никто уже не говорил ни о природе, ни о причине былого безумия юноши, никто не сплетничал о судьбе его возлюбленной, которую он оставил в горах. Амастан снова стал таким, каким был прежде. Злые духи покинули его, их изгнала девушка из Хоггара, и все гордились тем, что могут считать Мариату своей. Женщины приняли ее в свой круг, с удовольствием с ней общались. После вражды, которую она испытала, живя с народом кель‑ базган, девушка с большим облегчением видела признание и должное уважение, проявляемое со всех сторон. С еще большим удовлетворением Мариата сознавала, с каким огромным почтением все относятся к ее родословной. Здесь никто с насмешкой не звал ее Тукалинден – Маленькая принцесса, глумливо кривя при этом губы. Она понимала, что без содействия Таны Амастан вряд ли оправился бы так скоро, но видела, что женщина‑ кузнец ничего не имеет против того, что излечение больного приписывалось девушке из Хоггара. Пожилые женщины приносили ей финики, с искренним удовольствием и пониманием слушали ее стихи. Иногда они приносили с собой барабаны и все вместе распевали их под музыку. Матери просили Мариату познакомить их девочек с алфавитом тифинаг, чтоб те научились писать, незамужние девушки все чаще забегали за полоской бумаги, куда они могли бы завернуть свои амулеты, набожные просили написать какие‑ нибудь стихи из Корана на счастье, а суеверные – снабдить их любовными заклинаниями и научить колдовать, чтобы отвести техот, то есть дурной глаз. В ответ все они наперебой давали советы.

– Тебе надо выйти замуж и жить здесь, вместе с нами, – заявила Хадиджа.

– Не говори глупостей, – ворчала Нофа. – Мариата из кель‑ тайток, с чего она станет опускаться, выходя за мужчину из кель‑ теггарта?

Остальные закивали головами, но тут вступила Йехали и с вызовом заявила:

– Чем наши мужчины хуже уроженцев Хоггара? Они высокие и красивые. Трудности закалили их характер. Они крепки мышцами и высоки духом.

– Слишком высоки, особенно Ибрагим, – сказала какая‑ то женщина, и все засмеялись. – Зато его брат Абдалла – человек хороший, да и Акли очень интересный мужчина. Но если Мариата не желает подпортить свою родословную, ей не стоит выходить замуж.

– Ах, как ей, наверное, хочется плясать!

– Если так, то лучшего плясуна, чем Хедду, не найдешь.

– Уж чего‑ чего, а это дело он любит, – сказала Нофа.

Девушки закрыли рты платками, и раздался оглушительный взрыв смеха.

Мариата вдруг поняла, что слово «плясать» они употребляют в совершенно определенном смысле, и густо покраснела.

– Да‑ а, мы все знаем, как он пляшет. Каждая хоть разочек, да сплясала с Хедду, – подтвердила Тадла. – Потрясающий плясун. Но если хочешь получить с ним удовольствие, то надо поторопиться. Через месяц он женится на Лейле.

– Бедная Лейла, она ж его не обхватит своими пальчиками, – сказала Нофа с притворной серьезностью.

Двусмысленность все сразу поняли, и снова раздался дружный смех.

Мариата улыбнулась и покачала головой. Эти женщины кель‑ теггарт – грубый народ, им бы только говорить непристойности. Они много трудятся. Ведь рабов или харатинов тут нет. Переделаешь ежедневную ручную работу, и времени для отдыха не остается. Зато когда уж они веселятся, то делают это от души.

– Найти хорошего мужа здесь нелегко, это правда. – Тадла вздохнула. – Кого‑ то мы потеряли на соляном пути, другие ушли в горы. Хороших мужчин у нас мало, даже поговорить не с кем.

– А Базу?

– Да он вон какой жирный.

– А Махаммад?

– Все только Богу молится.

– Азелуан?

– Уже почти старик.

– Есть еще Амастан, сын Муссы. В конце концов, он сын аменокаля. Такой человек не запятнает родословной Мариаты.

Повисла пауза, словно все собравшиеся взвешивали свои слова, прежде чем отпустить их на волю.

Первой открыла рот Йехали:

– Сын Рахмы – красивый мужчина. Ни у кого нет таких рук, как у него.

Все наперебой принялись перечислять его достоинства.

– Он лучший поэт в наших землях. Помните ахал, [39] который проходил за год до нашествия саранчи? Он там всех победил.

– Он хорошо танцует… Нет‑ нет, по‑ настоящему танцует. Не надо быть такой грубой, Нофа, а то Мариата обидится. Ноги у него легкие, и прыгает он так же высоко, как газель.

– В скаковых верблюдах разбирается лучше всех.

– А как владеет мечом!

– Метко стреляет!

– Путешествовал, посещал дальние страны.

Из всего этого Мариата узнала, что, перед тем как он, по их словам, ушел, во всем селении Амастан был дорогим гостем. В ежегодных путешествиях по торговым делам он порой заворачивал к своим, чтобы навестить родственников и принести девушкам гостинцев. Он был всеми любим и желанен, настоящий мужчина, за такого каждая хотела бы выйти замуж. Девушки очень опечалились, когда узнали, что он нашел себе невесту в другом месте. Но потом…

Тадла решила сменить тему:

– Нет, ей нужен не Амастан. Он человек несчастливый, а нам требуется тот, кому в жизни везет, правда же, Нофа?

– Да, богатый и счастливый, – согласилась Нофа. – Чтоб у него было не меньше пяти верблюдов.

– Десять!

Теперь Мариата слушала шутливую болтовню уже вполуха. Чтобы разжечь в ней интерес к Амастану, хвалить его не требовалось. Положа руку на сердце, она и без того только о нем и думала. Но Мариате любопытно было видеть, что другие девушки как бы не заметили его внимания к ней в эти несколько недель, и за это она была им благодарна. Каждый вечер после захода солнца он искал ее, они гуляли и разговаривали. Однажды юноша взял ее за руку и прикоснулся к ней губами. Когда он смотрел на нее, ей казалось, что его горячие глаза прожигают ее насквозь. Мариату охватывало беспокойное волнение, но она все равно желала этого. День будто пропадал даром, если вечером девушка не замечала, что, сидя с мужчинами вокруг костра, он не поглядывал туда, где у отдельного огня устраивалась она с другими женщинами.

Теперь Мариата принимала образ жизни его соплеменников, который прежде считала ниже своего достоинства. Она окунулась в спокойный ежедневный ритм, на рассвете вставала, помогала доить коз. В те дни, когда девушка не гоняла животных на пастбище, а оставалась в деревне, она толкла зерно, чтобы было из чего днем выпекать тагеллу, [40] работала вместе с другими женщинами, слушала болтовню и сплетни, развлекала их своими стихами, пока они заваривали, а потом выпивали бесконечное количество чайников зеленого чая. Вероятно, простота и всепоглощающая практичность этого нового для нее жизненного уклада приносили ей удивительное чувство покоя.

Но каждое утро, перед тем как приступить к дойке или другим ежедневным обязанностям, она забиралась на самый высокий холм за деревней и внимательно вглядывалась в даль, на восток. Не видно ли каких‑ нибудь признаков того, что сюда явился Росси, сын Бахеди, чтобы забрать своих верблюдов, да и ее заодно, и снова увезти в Аир? Однажды девушка вдруг поняла, что прошло уже пять полных лун с тех пор, как она бежала от людей кель‑ базган. Если ему до сих пор не удалось связать ее исчезновение с его ненавистной теткой или заставить харатинов выложить все, что они об этом знали, то его неожиданное появление в Теггарте весьма маловероятно. Кстати, Рахма устроила все так, что оба великолепных белых мехари были отправлены далеко на север, на верблюжий рынок в Гулемиме. Там им слегка подправили клейма, которые говорили о том, что они принадлежат племени кель‑ базган, и продали задорого, поскольку отборные белые тибестинцы нечасто попадают на рынки в тех местах. Деньги, вырученные за верблюдов, Рахма отдала Мариате и отказалась от положенных ей комиссионных. Это была очень приличная сумма, даже после того как торговцы взяли себе причитающуюся долю.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒