Часть вторая 3 страница

— Значит, есть все основания подозревать Альберта в причастности к авантюре с пиратами, — закончил мысль напарника Богдан. Отставил пустой стакан и задумчиво произнес: — Ребята тоже напряглись. Я думаю, повременю пока идти к ним в гости. История — дело интересное, но надо дать им возможность пережевать ситуацию. Пускай чуток расслабятся… Когда я Альберта к стенке припер, Лео явно взбодрился. Не любят они начальство, сразу видно.

Митька хмыкнул, его глаза озорно сверкнули.

— Пусть слушают, смотрят. Сами увидят, что Альберт сейчас — пшик. Его власть фикция, на честном слове держится. В любой момент снять могут. Глядишь, осмелеют работнички, что-нибудь интересное скажут. Уж ты постарайся, Дан, чтобы сказали.

Богдан кивнул:

— Мить, я, пожалуй, в криогенный отсек схожу. Там хранятся останки аборигенов. Надо поговорить с теми, кто вскрытие проводил, поглядеть, из-за чего сыр-бор вообще подняли. Хотя, знаешь, глупо как-то… Из разговора с Лео, я уяснил одну вещь: на Янусе живут предки колонистов. Вот нафига пиратам люди? Животные редкие, топливо, минералы или что-то еще — понимаю… Проще нападать на планеты в обжитом секторе, чем пилить за тридевять земель и ловить сомнительную удачу. А тут что топливо, что время. Год лететь, потом обратно столько же. И это до Эзаруса, который тоже не ближний свет цивилизации. Может, для отвода глаз? Что-то мы упустили? Но никаких особенных ископаемых на Янусе нет. Сижу, мозги ломаю.

— Дан, — лениво ответил Митька, — иди, куда ты там собирался. Первая ошибка инспектора — делать выводы без достаточной базы улик. Вали давай.

— А ты? — Богдан поднялся.

— Я? — Напарник потянулся и сцепил руки в замок за головой. — Схожу в оранжерею. Там работает одна миленькая девушка, Лерочка. Допрошу ее. Она как раз на дежурстве в тот день была. Ну и вообще… кто его знает, сколько придется здесь торчать? Общаться-то надо.

— Ага, — проворчал Богдан, — меня, значит, в морг, а сам по девочкам?

— Точно, — безмятежно отозвался Митька, широко улыбаясь. — Вечером — у меня. Обменяемся новостями. Еще отчет писать, помнишь?

Богдан махнул рукой и направился к выходу. Да уж. Хотя номинально они считались напарниками, Митька официально был его начальником и периодически старался извлечь из этого пользу. Например, «право на лево» в рабочее время. Но в целом он был отличным парнем и надежным другом, поэтому Богдан прощал его маленькие слабости.

Усмехнувшись собственным мыслям, инспектор вышел в коридор. Теперь бы найти еще этот криогенный отсек. Он извлек из кармана плоскую коробочку и развернул схему. Отсек находился на четвертом уровне, практически впритык к оси вращения корабля. Значит, нужно найти спуск, а лучше лифт.

Богдан крутился в коридоре, пока не обнаружил расходящиеся створки в стене. Стеклопластик на стыках внутри круглой кабины был выкрашен в приятный абрикосовый цвет. Он назвал уровень, створки сомкнулись, и лифт мягко поехал. Определить куда, вверх или вниз, оказалось сложной задачей. Богдан не чувствовал направления движения — это было особенностью искусственной гравитации. Наконец, половинки двери мягко разошлись в стороны, и Богдан шагнул вперед.

— Ай! — вскрикнула девушка, с которой они столкнулись лбами. В прямом смысле слова.

Незнакомка скривилась и недружелюбно уставилась на него.

— Шептунов. Богдан. Я инспектор, вчера утром прибыл, — промямлил он, потирая ушибленное место.

— Эмилия. Лингова. Мила. Работаю здесь. Вы к кому?

— Простите меня, — Богдан отошел в сторону, — неловко вышло. Я ищу криолабораторию.

— А… Тогда вам ко мне. Я, правда, хотела выпить чаю. Ну ладно, раз уж свалились мне на голову, точнее столкнулись лоб в лоб, идемте.

— Подождите, не хотелось бы создавать неудобства. — Богдан чувствовал себя глупо. — Я могу составить компанию. Поговорим за чаем, а позже покажете лабораторию.

— Ну уж нет. — Девушка покачала головой.

Из ее гладкой прически, зачесанных назад и сколотых заколкой волос, выпала прядка. Богдан поймал себя на мыслях совершенно неслужебного порядка. Высокая, подтянутая, темноволосая…

Хорошенькая сотрудница грозно плавила его взглядом светлых глаз.

— Неужели так больно? — Он протянул руку к Эмилии, но та решительно отвела ее в сторону.

— Да хватит уже. Вы идете?

— Конечно.

Она развернулась и быстрым шагом пошла по коридору. Богдан поспешил следом.

В помещении криолаборатории воздух оказался очень сухим, прохладным, а атмосфера на удивление неуютной. Богдан задумался, зачем молодой, красивой девушке работать так далеко от контактных миров?

— Здесь работал отец и жила его семья, то есть я, его единственный, поздний ребенок, — словно угадав его мысли, пояснила она. — Три года назад он умер. Сердечный приступ. Совершенно идиотская смерть. Он был один, работал, как обычно, и никто ничего не понял. Когда его нашли, оказалось слишком поздно. Знаете, папа был гениальным ученым, преданным Янусу и науке… Но он удивительно мало заботился о самом себе. К тому же, чтобы поставить имплантат, нужно лететь на Эзарус, а он просто не представлял, как можно на два года покинуть место, где проработал почти пятьдесят лет. Вдумайтесь, практически сразу после строительства станции, папа прилетел сюда и прожил здесь всю жизнь. Он повидал самые тяжелые времена, и когда нас хотели закрыть, и когда были перебои с продовольствием, оборудованием, субсидиями. Это последние лет десять мы живем относительно комфортно. Такая уж ирония судьбы, Янус находится очень далеко. Край вселенной — если с пафосом, или дыра — если попроще.

Эмилия неожиданно улыбнулась, а Богдан смутился.

— Извините еще раз.

— Да ладно, — она повела плечом, — мне часто задают одинаковые вопросы. Особенно разочарованные новички, кому выпало счастье исследовать Янус. Летят за романтикой, а получают сплошные серые будни. Вас Даном не называют?

— Называют.

Богдан присел на стул. Интересненько. В лаборатории Яши и Лео он чувствовал себя значительно свободнее.

— А знаете, как на языке аборигенов звучит «Дан»? Такая забавная ассоциация…

— Эмилия! — послышалось из соседнего помещения.

Девушка нахмурилась и вышла.

После секундного промедления Богдан вскочил и направился за ней.

В этой части лаборатории было еще холоднее, а за плотными створками, отделяющими криоотсек — наверное, морозно. В небольшом аппендиксе, примыкающем к отсеку, стояли полноватый мужчина в странном — видимо, защитном — костюме абрикосового цвета и Эмилия.

Девушка, увидев Богдана, на миг нахмурилась. Затем, уже непринужденно, обратилась к мужчине:

— Знакомьтесь, коллега. Богдан Шептунов, прибыл к нам проводить расследование. А это доктор Феофан Аркадьевич Мякишев. По совместительству ксенобиолог и патологоанатом… Он еще не успел рассказать мне о цели своего визита, Феофан Аркадьевич.

— Очень приятно.

Богдан крепко пожал протянутую руку и дружелюбно ответил:

— Взаимно. Не знаю, вводил ли вас Шауров в курс дела по поводу нашего пребывания на станции. Если вкратце: мы расследуем инцидент почти годовой давности, когда было совершено нападение на аборигенов Януса, ну и, естественно, его последствия. Больше сотни мертвецов на неуправляемом корабле. Альберт сказал, несколько трупов подвергли криозаморозке для дальнейших исследований. Это так?

— Да, так. Глупо упускать возможность изучить представителей неконтактной планеты. Добыть образцы живых тканей здесь — практически невыполнимая задача. Даже говорить о временном пребывании на станции разумных представителей цивилизаций Януса для проведения тестов или взятия проб — совершенно бессмысленно. Горе одних — удача для других. Если конкретнее, нас. Тоже хотите полюбопытствовать? — спросил Феофан Аркадьевич, подслеповато щурясь. Вынул из кармана очки и водрузил на нос.

Богдан автоматически отметил любовь ученых старой школы к атавизмам. Сказал:

— Хочу. С вашими комментариями, если возможно.

Эмилия тихо фыркнула. Доктор покивал головой, думая о чем-то своем.

— Ну, конечно же. Переодевайтесь. Эмилия, выдай ему защитный костюм. В криоотсеке холодно и там много ценных материалов. Так что костюм лишь отчасти для вас, больше от вас. Я подожду здесь. А вы видели аборигенов когда-либо? Лео показывал записи со спутника?

— Не успел.

— Тогда вас ждут новые впечатления.

Феофан Аркадьевич выжидающе уставился на Богдана. Тому показалось, что в глазах доктора пляшут ехидные чертики.

Думает, слабак? Ляпнется в обморок, как кисейная барышня? Шалишь, папаша!

Богдан нарочито широко улыбнулся и повернулся к девушке:

— Я за вами.

Глава 9

Келан

Я брела по дороге, месила ногами грязь. Еще с утра зарядил мелкий дождь. Прошло уже полдня, а он все моросил, моросил, моросил.

Вода медленно пропитывала одежду, делала ее тяжелой и сырой. Настроение было никаким, состояние — тоже. Хотелось нормальной еды, а не размокшего хлеба… и согреться. Тепла хотелось, пожалуй, больше всего.

Шел четвертый день пути. И пятый — побега из Тшабэ. Перевал остался далеко за спиной.

Горы становились более пологими, постепенно превращаясь в холмы. Усталости как таковой не было, скорее комковатой ватой окутывало равнодушие. Ноги и руки плохо слушались, немного знобило. Видно, сказывались ночевки под открытым небом. Еще слишком холодно для таких путешествий. И как я раньше ночевала в лесу зимой? Насколько помню, тогда не болела. Может само время выбрано неудачно, или виноваты особые обстоятельства путешествия? Они запросто могли выбить меня из седла. Точнее, ночь, накануне которой пропал Стоуш. Наверное, тогда я перемерзла, организм не выдержал и дал сбой. Если в ближайшем будущем не получится переодеться в сухое и согреться, заболею, как пить дать.

Затянутое серо-сизыми тучами небо продолжало плакать дождем. Сыро, грязно. Впереди разбегались широкими волнами коричнево-рыжие поля исмаи с пятнами ярко-зеленой бродячей травы по краям. Даже на расстоянии было видно, как пучки мохнатых щупалец упрямо переползают с места на место.

Лес, равнины, снова лес. Дорога кольцами вилась меж холмов, словно толстый червь. Я уже и не верила, что доберусь до города засветло. Но, как ни удивительно, к обеду уже смогла различить верхушки зданий Дэндрэ. А за ними…

Поначалу я даже приняла его за поле, утонувшее в сизом мареве тумана. Но это оказалось Оно: разлитое от края до края горизонта, темное и величественное — море.

Вскоре дорога пошла под уклон. Грязь по-прежнему чавкала и хлюпала под ногами, но зато, спасибо богам, почти стих дождь. Несколько раз я едва не упала, разъезжались ноги. Коварство раскисшей тропы оказалось неисчерпаемым.

Шагаешь в сторону, ноги по щиколотку проваливаются в смесь прошлогодней ломкой травы и жидкой земли. А на самом тракте — вперемешку каменистое крошево и скользкая, как лед, глина.

Идти приходилось медленно, каждый шаг давался с трудом. С противным чмоканьем грязь отпускала сапог, а второй затягивала глубже. Если начинала спешить, ноги разъезжались, того и гляди бултыхнешься в ледяную жижу. Я не выдерживала. Останавливалась, запрокидывала голову к серому небу и орала от злости и бессилия.

Дорога свивалась полукольцами, которые нанизывались на склон горы, как старинное украшение. Воздух стал совсем сырым, и в нем появился отчетливый соленый привкус: тракт вел меня к морю. Пару раз я просто останавливалась на некоторое время, стояла и смотрела, не в силах отвести от него взгляда. Сизо-синее, неприветливое, оно равнодушно взирало снизу, а по необъятной поверхности бежали и бежали бесконечные барашки волн.

Дэндрэ произвел на меня впечатление очень старого города. Стены его башен и домов были изъедены солью и водяной пылью, кладка местами искрошилась в пыль. На окраине многие дома пустовали. Они медленно проседали внутрь — крыши проваливались, каменная кладка рассыпалась. А вот ближе к центру и пристани, там, где бурлила жизнь, за зданиями следили не в пример тщательнее. Подмазывали крошащийся фундамент, скрепляли трещины на стенах буро-серым раствором, красили синей и желтой краской рассохшиеся ставни. Крыши тоже манили завидным разнообразием: у кого яркая черепица из глины, у кого просмоленная доска или вовсе камыш.

По внешнему виду домов было легко определять достаток хозяина. Если камень в кладке дорогой — имеет лишний барыш, а если сырец на соломе, значит, не жирует, питается рыбой, которая подешевле. Однако разные по статусу здания в центре города выглядели одинаково ухоженными.

Я предположила, что власти штрафуют домовладельцев за нарушение устава. В таких условиях хочешь не хочешь, а станешь следить за порядком, ведь платить отступные — сомнительное удовольствие. Но объясняться все могло и проще. Портовый город живет богаче тех, что стоят на отшибе, в стороне от трактов или торговых путей. Отсюда черепица на крышах и яркая краска на окнах.

Солнце на мои страстные призывы так и не откликнулось, не выглянуло, зато снова зарядил дождь. Он то припускал, то почти переставал. Я была похожа уже не просто на мокрую курицу, а скорее, на пернатое, которое долго возюкали в луже с грязью. С носа капало, в сапогах хлюпало. Мысль предстать перед другом Стоуша в таком виде не особо прельщала, но сейчас было не до выпендрежа. Покрасуюсь как-нибудь в другой раз.

Дороги в Дэндрэ все как одна вели к порту. Я специально брела закоулками, спускаясь ниже к морю, в надежде выспросить хоть что-то о гостиницах или постоялых дворах у горожан. Как назло, мне не встретилось ни единой живой души. А просто постучать в какие-нибудь двери я опасалась. Мало ли как здесь относятся к чужакам? Город портовый, да кто его знает. Найти бы клан шантийцев, вот где своим не откажут в приюте…

Сердце замерло на секунду и застучало быстро-быстро. В ушах забухало, в глазах потемнело, а во рту пересохло. Я прижалась к стене, наклонилась, вроде как задумчиво. Притворилась, что роюсь в котомке. Ох, Стоуш! Как же так? Откуда в Дэндрэ нарисовались волшебники?

Сутулый человек медленно прошел мимо, совершенно не обратив на меня внимания. Поверх плаща на его груди висел символ клана Волшбы. Украшенный сложной вязью, круглый, тускло поблескивающий амулет на длинном шнуре. Точно такой же я выкинула в Холмогорах.

Опасные люди — опасные занятия. Много власти. Тайн. Зла. Глупая девчонка, я влезла туда, куда не следовало. Сначала прельстилась деньгами, а потом запуталась, как насекомое в паутине, в чужих интригах. Если хоть кто-то пронюхает… Если волшебники этого города уже в курсе событий в Тшабэ… Но как можно было так ошибиться? Стоуш точно знал, он был уверен. Его связи… Всегда бывает первый раз?

Наверху стукнуло. Я вздрогнула и задрала голову. На втором этаже кто-то распахнул окно.

— Извините! — крикнула я, делая два шага от стены.

Из окна выглянула женщина. Катаринка. Светловолосая. Примесь шантийской крови, с чешуйчатой кожей медового оттенка, наследие предков ящеров.

— Чего тебе? — дружелюбно спросила она.

— У вас рынок есть? Найти не могу, брожу полдня.

— Есть. Он сегодня закрыт. Пятница, да и дождь. К берегу спустишься по этой улице вниз и вниз, прямо. Там.

— А двор постоялый?

— Двор… — Женщина задумалась. — Их вообще много. Правда, сейчас сезон, гостиницы переполнены моряками, купцами. Приезжим людом. К набережной и не суйся, бесполезно. Разве что на окраины…

— Эх, незадача. — Я вытерла ладонями лицо. Осточертел дождь. — А город у вас красивый.

Катаринка махнула рукой.

— Что наш… Побывали бы в Дэндрэ, вот где красота. А у нас, так, ничего особенного.

— Это не Дэндрэ? — спросила я, искренне надеясь, что ослышалась.

— Нет. Кэшеб. Дэндрэ севернее по побережью.

«Интересно. То есть я случайно махнула мимо пару десятков лишних километров? »

Катаринка еще улыбалась, но я уже чувствовала натянутость ее улыбки. Сейчас закроет окно.

— Извините мою назойливость, неудачно так складывается. Я шантийка, а нам тяжело найти приют в незнакомом городе. Может быть, слышали о нашем клане? Есть такой?

Катаринка нахмурилась и стала совсем некрасивой. Плоский нос и вытянутые к вискам глаза делали ее похожей на ящерицу. Улыбка очеловечивала их, пришло мне в голову.

— Был, — хмуро ответила она. — Почти полтора года назад произошло нечто… ужасное. С неба тогда упала звезда, прямо на окраину города. Там теперь никто не живет. Из той звезды вышли странные существа, внешне похожие на нас, или нет, больше на людей… Они убили бы всех, дай им волю. Точно тебе говорю, — доверительно добавила катаринка. Она оперлась о подоконник и наклонилась вниз, говоря почти скороговоркой. — Это были злые существа, со страшным оружием в руках и черными мыслями в головах. Они загнали шантийцев внутрь звезды. Знали, где живет каждый, представь. Наверное, следом забрали бы и остальных, но вовремя вмешались волшебники. Поднялись всем кланом, от ученика до мастера, и отправились к упавшей звезде. Они уговорили никого больше не трогать. Звездные люди улетели, забрав пленников. А потом волшебники созвали жителей города на площадь и огласили причину нападения на нас. Они говорили, что это само небо прогневалось за грехи жителей. «Мы принесли саранчу им в жертву, — сказали они. — А так как это нечистая раса, то и плакать незачем. Возрадуйтесь, горожане, то была малая цена. Возрадуйтесь и не гневите больше богов! И благодарите отцов клана Волшбы за то, что отвели беду от ваших домов и родных».

Катаринка вздохнула и снова отодвинулась вглубь комнаты. Помолчала. Затем закончила:

— С тех пор все шантийцы обходят наш город стороной. Они его прокляли. Странно, что ты этого не знаешь. Все кланы саранчи знают.

— Меня воспитывал жевлар, — вздохнула я.

История, которую рассказала катаринка, оказалась реальной. Я точно знала, о чем она говорит. О каких людях и с какой звезды. Меня стало морозить. Я привалилась к стене и зажмурилась.

Наверху глухо хлопнули ставни. Ну вот, теперь нужно думать, как выбираться из города. Можно забыть о тепле и сухой обуви, а приличной еды не светит еще минимум пару дней. Так вот, значит, где находится город, разговор о котором я невольно подслушала.

Раздался скрип. Я повернулась на звук. В стене отворилась низкая дверь и из нее выглянула катаринка.

— Живо заходи, — тихо велела она.

Меня не нужно было долго упрашивать. Я шмыгнула в щель и с запозданием подумала, стоит ли так безрассудно доверять свою жизнь незнакомке.

— Моя мать была одной из тех шантийцев, — прошептала женщина в ухо и закрыла дверь на щеколду. — Идем. Сестру в беде я не брошу.

Глава 10

Богдан

В защитном костюме Богдан чувствовал себя клоуном. Не то чтобы он не любил абрикосовый цвет, просто… просто глупо. С другой стороны, стоит ли соваться в чужой монастырь со своими правилами?

Он надел пластиковый шлем — «дабы не распылять свои бациллы», как сухо подчеркнула Эмилия, — и неуклюже вышел в то самое помещение-аппендикс. Конечно, на девушке защитная форма смотрелась отлично. Богдан снова поймал себя на странном ощущении. Она притягивала его, ей-богу. Ладная, яркая. Даже тем, как фыркала и задирала нос. А у нее были удивительные глаза. Светло-голубые, с темно-серой каемкой по краю радужки.

Феофан Аркадьевич, уже в шлеме, переминался на месте и в нетерпении постукивал карточкой по стене. Увидев Эмилию и Богдана, он сразу взбодрился, подобрался. Подмигнул Богдану и плавно провел картой допуска по панели. Двери бесшумно разошлись в стороны. Богдан ощутил волну холода, поежился. Неприятное ощущение, хотя терпимое, в общем-то. Феофан Аркадьевич сделал приглашающий жест и первым вошел в криоотсек.

Большое светлое помещение с тремя белесыми стенами и гладким серым полом. Типичнее некуда.

Феофан Аркадьевич уверенно прошел к огромному — на всю заднюю стену — боксу. Чудовище, сотворенное из специального сплава, матово отсвечивало в холодном сиянии ламп. При близком рассмотрении достижение современной техники было похоже на гигантский спичечный коробок, поставленный на ребро. Его переднюю стену делили квадраты многочисленных аккуратных секций, с вмятинами для панелей управления. Мигали, гудели тихонько. Красота. Ледяное царство.

Феофан Аркадьевич повернулся к Богдану.

— Мы постарались сохранить максимальное количество образцов. Все они принадлежат к одной расе. Вы вообще что-нибудь знаете о населяющих Янус видах, хотя бы из отчетов?

— Пока немного. Но, надеюсь, в ближайшем будущем получу исчерпывающую информацию.

— Это вряд ли, — улыбнулся доктор. — Мы сами знаем не так уж много. Конечно, есть существенные подвижки, особенно если сравнивать с данными полувековой давности. Можно сколько угодно ругать политику Шаурова, но его заслуги для станции неоценимы, молодой человек. Интерес к Янусу возобновлен именно его чаяньями. Что там далеко ходить, за полвека вся аппаратура сильно устарела, что-то просто вышло из строя. Альберту удалось получить субсидии, новейшее оборудование, специалистов, а нам ох как не хватало профессиональных рабочих рук. Он сумел добиться заключения выгодных контрактов и хороших условий для сотрудников. — Феофан Аркадьевич поднял вверх указательный палец и потряс им в жесте, значение которого осталось для Богдана непонятным. Потом опустил руку и продолжил: — К сегодняшнему дню мы уже неплохо изучили поверхность Януса. Например, имеем ясное представление о флоре и фауне планеты. Собрали солидную базу образцов по полезным ископаемым, воде, почве. Достаточно низко спускали в атмосферу и беспилотные зонды, для того чтобы определить ее состав. Игры на грани, да, понимаю ваше возмущение, но чего не сделаешь ради науки? Однако смею заверить, Богдан, правил мы не нарушали.

Выражение лица Феофана Аркадьевича было образцом честности и искренности. Он немного расстроенно вздохнул.

— А вот социальные отношения на планете представлены отрывочно, к сожалению. О реальных контактах с живыми аборигенами пока остается только мечтать. Так вот. До прошлого года сохранять инкогнито нам удавалось без особых проблем. А потом случилось это досадное происшествие, которое грозит свести все усилия на нет. Конечно, постепенно мы обрастаем сведениями по расам, копим опыт, составляем классификации, наблюдая за повседневной жизнью Януса через спутники. Но много непонятого существует и до сих пор. Нам очень мешает неконтактный статус. Осторожничаем, словно разведчики в боевых условиях, лишний шажок ступить боимся. К сожалению для науки, полученные нами после катастрофы биологические образцы принадлежат лишь к одному виду существ из проживающих на планете.

Доктор задумчиво постучал по поверхности криоблока. Богдан тихонько хмыкнул. Нервный этот Феофан Аркадьевич какой-то.

— Эмилия, как думаешь, образец под номером «Я-17» подойдет?

Девушка пробежала пальчиками по панели управления на стене. Абрикосовые перчатки обтягивали ее кисть как вторая кожа. Богдан одернул себя. Что еще за…

— Вполне. Для первого раза самое оно, — ровно ответила она коллеге.

Богдану ее интонации не понравились совершенно. Он почувствовал подвох и явное пренебрежение, исходящее от обоих. С чего только? Неужели так любят Альберта? Впрочем, если вспомнить речь Феофана Аркадьевича, искреннюю благодарность, которая звучала в каждом слове доктора, все очень даже может быть. В конце концов, а почему нет? Альберт создал им человеческие условия для работы, дал возможности к развитию. А тут приезжают непонятные типы с желанием порыться в грязном белье. Возлюбить их — было бы странным порывом.

Пальчики Эмилии возобновили пляску на одной из многочисленных панелей управления криоблока. Богдан услышал шипящий звук. Девушка шагнула в сторону, и та секция, над которой она колдовала, плавно выехала вперед.

Зеркальный цилиндр уютно лежал в гнезде из странного вида волокон. Метра два в длину.

Богдан с любопытством покосился на доктора. Тот встал сбоку от капсулы и что-то затараторил на совершенно непонятной языковой смеси из букв, цифр и слов. Цилиндр подернулся матовой дымкой, по нему пробежали оранжевые искорки, и верхняя часть приобрела изумительную прозрачность. Умом Богдан понимал, что капсула, как и прежде герметично закрыта, но видел перед собой убедительно достоверную иллюзию открытия.

Внутри, на зеркальной плоскости, лежало обнаженное тело.

Богдана проняло. Он почувствовал сильнейшую неприязнь, смешанную с таким же острым приступом брезгливости.

В своей жизни инспектору приходилось много с чем сталкиваться, в том числе и вещами нелицеприятными, порой отталкивающими или непривычными. Инопланетяне — да и люди — по роду работы попадались разные. Однако Богдан, прежде всего, считал себя профессионалом, а потом уже человеком с какими-то слабостями. Конечно же, он не был бесчувственным чурбаном, даже если у кого и создавалось такое впечатление. Но это испытание оказалось сильнее него. Захлестнувшая его волна туманила сознание на уровне инстинктов, а не разума.

— Видишь, Эмилия? И тут реакция стандартная. Можешь занести ее в наш каталог как научно установленный факт. Да, не забудь снять показания приборов в его костюме.

Богдан разозлился.

— Что это еще за опыты над исполняющим инспектором, доктор? Вы что, хотите лишиться места?

— О, как вы заговорили. — Девушка язвительно усмехнулась. — А где же медовые речи?

— Простите, Богдан. — Феофан Аркадьевич стал на удивление серьезным, голос его зазвучал чуть виновато.

— Объяснитесь, — сухо потребовал Богдан. Актеры хреновы!

— Я же говорил, у нас очень мало возможностей для полноценных исследований. То, что я вам только что показал, вызывает у всех испытуемых примерно одни и те же чувства. Мы пытаемся установить причину такого эмоционального всплеска. Он не продиктован рациональными причинами или биологическими раздражителями. Чисто психологическая реакция. Вы на нас очень разозлились, я понимаю. Но, поймите, вы тот человек, который о Янусе не знал ничего вообще. Никогда не видел шантийца или другого разумного представителя планеты даже на мониторах. Я не мог упустить такой шанс.

— Рад за вас. Объясните проще. Чего вы пытались этим добиться?

Феофан Аркадьевич постучал по цилиндру пальцем. Богдан едва не взвился. В сладкой парочке его теперь раздражало все.

— Понимаете, это тело мертвое. Давно. Более года. Оно отлично сохранилось, как видите. Мы проводили с ним массу опытов. Проверяли тестами, замеряли все возможные волновые излучения. Даже психологические тесты для контактирующих с ним людей ввели. И поняли, что не продвинулись вперед ни на шаг. Зато доказали одинаковую реакцию физиологического отторжения при первом контакте.

— Что это за существо? Оно подвергалось мутации? Почему оно такое… ну, вы понимаете…

— Эмилия, открой ячейки с противоположными фазами цикла, — попросил Феофан Аркадьевич.

Та кивнула и приступила к работе. Феофан Аркадьевич подозвал Богдана ближе.

— Не волнуйтесь, больше такой реакции у вас не будет.

Богдан не спешил доверять старику, однако подвинулся и заглянул в другой цилиндр.

Если забыть о том, что ниже пояса существо казалось кастратом, оно выглядело обыденно и походило на обычного человеческого подростка. Худощавого, с плоской грудью и чуть впалым животом. Серая кожа, светлые, словно полосатые волосы. Человек как человек, только перенесший травму или операцию. Ничего общего с тем первым, уродом.

— Это потомки колонистов?

— Не совсем. Мы провели полный, насколько позволяет оборудование, генетический анализ. Некоторые гены искусственно изменены и влияют на внешний вид, а также на наличие особого биологического цикла. Обменные процессы, ускоренная регенерация, длинный список достоинств. Возможности мозга тоже изучаем, но мертвый материал охлаждает наш пыл. Ряд особенностей вообще никак не удается классифицировать. Скорее всего, они обусловлены эволюционным процессом. Эти существа, можно сказать, запрограммированы вычленять все лучшее и пополнять свой генофонд. Уникальные создания. Одно могу сказать: организм достаточно сложный и лишь отчасти является человеческим. Мы сделали смелое, но пока бездоказательное предположение: колонисты пытались прижиться на Янусе несколько десятилетий, прежде чем составили одну из отдельных, но быстро размножающихся групп-рас. Одной из их программ по внедрению в систему могла быть насильственная ассимиляция. Тогда это еще было разрешено, хотя такая политика резко повышает вероятность возникновения военных конфликтов. Мирное сосуществование на чужой территории предполагает не только культурный обмен, но и новые технологии, все то, что может привлечь аборигенов к торговле и слиянию культур, но не к войне. Трудоемкое, сложное, затратное занятие. Однако существовала одна узконаправленная программа, которую подозрительно быстро запретили. Это я ссылаюсь на выдержки из исторических и научных источников того периода, раскопанных в нашей библиотеке. Эта программа предполагала изменения на генном уровне, проще говоря: превращение человеческого образца в третий вид, промежуточный. Поскольку инопланетяне и люди могут быть совершенно несовместимы биологически, это очень опасное занятие. А если и удастся создать такой гибрид, не факт, что он окажется способным к размножению, не выродится, не получит непредсказуемые мутации и прочее, прочее, прочее.

— Значит, у колонистов могло получиться… вот это?

— Зря вы с таким пренебрежением, Богдан, — миролюбиво произнес Феофан Аркадьевич.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒