Тело боли 2 страница

Неспособные видеть дальше форм еще глубже уходят в свои убеждения, то есть в ум. В наши дни мы являемся свидетелями не только беспрецедентного притока осознанности, но также свидетелями укрепления и интенсификации эго. Одни религиозные общества будут открываться новому сознанию, другие будут ужесточать свои позиции и доктрины и становиться частью всех тех созданных человеком структур, при помощи каких коллективное эго будет защищаться и «давать сдачи». Некоторые церковные, сектантские, культовые или религиозные движения представляют собой, в основном, коллективные эготипические сущности, так же жестко отождествленные со своими ментальными позициями, как и последователи любой политической идеологии, закрытой для альтернативной интерпретации действительности.

Но эго, так же как и всем его закосневшим структурам, являются ли они религиями или иными формированиями, корпорациями или правительствами, суждено раствориться. Они будут разваливаться изнутри, какими бы защищенными и прочными ни казались. Самые жесткие и неподдающиеся переменам структуры развалятся первыми. Это уже случилось с советским коммунизмом. Какой бы глубокой ни была его оборона, каким бы твердым и монолитным он ни казался, всего за несколько лет он развалился изнутри. Никто не мог этого предвидеть. Этот развал застал мир врасплох. И еще много таких сюрпризов для нас уже наготове.

Неотложность трансформации

Перед лицом полного системного кризиса, когда старый образ жизни в мире, способ взаимодействия друг с другом и с природой больше не работает, когда выживание оказывается под угрозой кажущихся непреодолимыми проблем, индивидуальная форма жизни — или существо — либо погибнет, либо выродится, либо в эволюционном скачке поднимется над ограничениями своего состояния.

Считается, что первая жизнь на нашей планете зародилась в море. Когда на суше животных еще не было, море уже было переполнено жизнью. В какой-то момент одно из морских существ должно было отважиться и выйти на сушу. Возможно, сначала оно проползло лишь несколько дюймов, затем, выдохшись под воздействием невероятной силы притяжения, вернулось в воду, где гравитация почти не ощущается и где ему жить намного проще. А потом оно снова и снова пробовало, снова и снова, и спустя много времени приспособилось к жизни на суше. Вместо плавников у него выросли лапы, а из жабр развились легкие. Кажется весьма маловероятным, что какая-то часть этих существ рискнула бы войти в настолько чуждую им среду и осуществить эволюционную трансформацию, если бы какая-нибудь кризисная ситуация не вынудила их это сделать. В результате медленных, тысячелетиями длящихся геологических процессов довольно большая часть моря могла отделиться от отступающего океана. Это могло заставить рыб покинуть привычную среду обитания и начать развиваться.

Сегодняшний вызов всему человечеству — это откликнуться на общий кризис, угрожающий ныне самому нашему существованию. Функциональная несостоятельность эготипического человеческого разума, уже распознанная 2500 лет назад древними мудрыми учителями и теперь разросшаяся при помощи науки и технологии, в первую очередь угрожает выживанию планеты. До совсем недавнего времени трансформация человеческого сознания — на что также указывали древние учителя — была не более чем возможностью, то здесь, то там реализованной всего несколькими людьми независимо от их культурной или религиозной принадлежности. Широкого расцвета человеческого сознания еще не произошло, потому что до настоящего времени это еще не было императивом.

Значительная часть населения земли скоро поймет, если уже не поняла, что человечество стоит перед ультимативным выбором: либо развиваться, либо погибнуть. Еще сравнительно немногочисленная, но быстро растущая часть людей уже переживает внутри себя распад старых стереотипов поведения, порожденных эготипическим умом, и появление нового измерения сознания.

То, что сейчас возникает, не является ни новой системой верований, ни новой религией, ни духовной идеологией, ни мифологией. Мы подходим не только к концу мифологий, но и к концу идеологий и систем убеждений. Это изменение идет намного глубже уровня мышления. В действительности, в сердце нового сознания лежит трансценденция мышления, новая способность подняться над ним, способность чувствовать внутри себя измерение, бесконечно большее, чем мышление. Ты уже не строишь свою личность, свое самоощущение на непрекращающемся потоке думанья, являющегося тем, из чего в прежнем состоянии сознания ты черпал то, что делало тебя тобой. Какое же это освобождение — понимать, что «голос у меня в голове» — это не тот, кто я есть. Тогда кто я? Тот, кто это видит. Ты — осознанность, внутри которой существует мышление, ты — пространство, где мышление — или эмоция, или чувственное восприятие — случается.

Эго — это не только отождествление с формой, подразумевающей наличие предваряющей ее мыслеформы. Если зло и имеет какую-либо реальность — а оно имеет относительную, не абсолютную реальность — то это является и его определением тоже: полное отождествление с формой — физической, мысленной, эмоциональной. Результатом этого является тотальное отсутствие осознавания своего единства с целым, присущего мне внутреннего единства как с каждым «другим», так и с Источником. Это забвение и есть первородный грех, страдание, заблуждение. Если иллюзия полной разделенности подчеркивает то, и руководит тем, о чем я думаю, говорю и что делаю, то какой мир я создаю? Чтобы найти на это ответ, понаблюдай, как люди обращаются друг с другом, прочти историческую книгу или посмотри вечерние новости по телевизору.

Если структура человеческого ума не изменится, мы каждый раз будем воссоздавать в целом все тот же мир, то же зло, ту же несостоятельность.

Новое небо и новая земля

Вдохновляющей основой для названия этой книги послужило библейское пророчество, наилучшим образом применимое именно сейчас, чем в какой-либо иной период человеческой истории. Оно встречается и в Ветхом, и в Новом Завете, и говорит о коллапсе существующего порядка мира и появлении «нового неба и новой земли» (Апокалипсис 21: 1 и Исаии 65: 17). Здесь нам нужно понять, что небо — это не какое-то место. Это имеет отношение к внутренней области сознания. В этом и состоит эзотерический смысл слова «небо», и именно такой смысл оно имеет в учениях Иисуса. С другой стороны, Земля — это выраженное в форме внешнее проявление, всегда являющееся отражением внутреннего состояния. Коллективное человеческое сознание и жизнь на планете имеют глубокую внутреннюю связь. «Новое небо» — это появление трансформированного состояния человеческого сознания, а «новая земля» — это его отражение в физическом мире. Поскольку человеческая жизнь и человеческое сознание находятся в глубочайшем единстве с жизнью планеты, то по мере растворения старого сознания во многих уголках планеты будут синхронно происходить географические и климатические сдвиги, и многим из них мы уже сейчас становимся свидетелями.

Глава вторая

Эго: современное состояние человечества

Слова, произносятся ли они звонко или остаются в виде невысказанных мыслей, могут производить на тебя почти гипнотическое действие. Ты легко в них теряешься, делаешься загипнотизированным и безоговорочно веришь, что если прикрепил к чему-нибудь какое-нибудь слово, то знаешь, к чему. Факт состоит в следующем: ты не знаешь, к чему ты его прикрепил. Ты просто прикрыл тайну ярлычком. Всё — птица, дерево, даже отдельный камень, и в особенности человек — абсолютно непознаваемы. Потому что в них есть неизмеримая, непостижимая, бездонная глубина. Все, что мы способны воспринимать, ощущать, и о чем можем думать, — это поверхностный слой реальности, меньше верхушки айсберга.

Под внешним поверхностным обликом не просто всё со всем связано — всё связано с Источником всей жизни, откуда оно вышло. Даже камень, а еще лучше цветок или птица могут показать тебе обратную дорогу к Богу, к Источнику, к себе. Когда ты смотришь на них, или просто держишь что-нибудь из этого в руках и позволяешь ему быть, не накрывая ментальным ярлыком, в тебе поднимается чувство благоговения, удивления. Сама его суть безмолвно говорит с тобой и посылает тебе обратно отражение твоей собственной сути. Это то, что чувствуют великие художники и что с успехом вносят в свое искусство. Ван Гог не говорил: «Это всего лишь старое кресло». Он смотрел, смотрел и смотрел. В этом кресле он чувствовал Существование. Затем он садился за холст и брал кисть. Цена тому креслу была — несколько долларов. То же кресло, только написанное им, сегодня стоит больше 25 миллионов долларов.

Если ты не накрываешь мир словами и ярлыками, в твою жизнь, потерянную уже очень давно, когда человечество вместо того, чтобы пользоваться мышлением, было им захвачено, возвращается волшебное чувство. В твою жизнь возвращается глубина. Вещи вновь обретают новизну и свежесть. И самое большое чудо — это ощущать свое истинное «я», что важнее любых слов, мыслей, ментальных ярлыков и образов. Чтобы это произошло, тебе нужно выпутать свое чувство «я», чувство Существования из всего того, с чем оно смешалось и спуталось, иначе говоря, отождествилось. Эта книга как раз о том, как его выпутать.

Чем быстрее ты прикрепляешь вербальные и ментальные ярлыки к вещам, людям или ситуациям, тем мельче и менее насыщенной жизнью становится твоя действительность, и тем менее чувствительным ты становишься к этой действительности, к чуду жизни, непрерывно разворачивающейся внутри и вокруг тебя. Так можно развить умение, но вместе с тем утратить мудрость, и значит радость, любовь, способность к творчеству и жизненную силу. Они таятся в просвете покоя между восприятием и интерпретацией. Конечно же, нам приходится пользоваться словами и мышлением, в них есть своя красота — но разве нам нужно быть их пленниками?

Слова уменьшают масштаб реальности до такой степени, чтобы человеческий ум смог что-то ухватить, но это не очень много. Язык состоит из пяти основных звуков, производимых голосовыми связками. Это гласные а, е, и, о, у. Другие звуки — это согласные, произносимые при помощи давления воздуха: с, ф, г, и т. д. Неужели ты думаешь, что какая-нибудь комбинация из этих основных звуков может объяснить, кто ты такой, или объяснить основное предназначение вселенной, или хотя бы что такое дерево или камень в своей глубине?

Природа воображаемого “я”

Слово «я» в зависимости от контекста употребления является олицетворением либо величайшей ошибки, либо глубочайшей истины. В общепринятом смысле это слово является не только одним из самых используемых (вместе со связанными с ним словами «мне», «меня», «моё»), но также и одним из тех, что сильнее всего вводят в заблуждение. Слово «я» в рамках обычного повседневного употребления олицетворяет изначальную ошибку, неверное восприятие того, кто ты есть, воображаемое чувство личности. Это и есть эго. Альберт Эйнштейн, имевший дар чувствовать суть не только реальности пространства и времени, но и человеческой природы, называл это иллюзорное самовосприятие «оптическим обманом сознания». Это обманчивое «я» становится опорной точкой для создания дальнейших интерпретаций, или, вернее, ошибочных интерпретаций действительности, а также базой для всех мыслительных процессов, взаимодействий и взаимоотношений. Твоя действительность превращается в отражение изначальной иллюзии.

Хорошая новость: если ты способен видеть иллюзию как иллюзию, то она растворяется. Распознание обмана — это его конец. Необходимым условием для его выживания является то, что ты по ошибке принимаешь его за реальность. Когда ты видишь, кем ты не являешься, реальность — кто ты есть — возникает сама собой. Именно это будет происходить при чтении данной и следующей глав, где описывается механика ложного «я», называемого нами эго. Итак, какова же природа этого воображаемого «я»?

Произнося слово «я», ты имеешь в виду совсем не то, кем на самом деле являешься. В результате акта чудовищного сжатия беспредельная глубина того, кто ты есть, замещается звуком, производимым голосовыми связками, мыслью о «я» у тебя в уме, или чем-то еще, с чем это «я» может отождествляться. Итак, к чему же обычно относится «я» и его производные — «мне», «меня», «моё»?

Когда ребенок понимает, что последовательность звуков, производимых голосовыми связками родителей, — это его имя, он начинает приравнивать слово, становящееся мыслью у него в уме, к тому, кто он есть. На этой стадии некоторые дети говорят о себе в третьем лице: «Джонни хочет есть». Вскоре они выучивают волшебное слово «я» и приравнивают его к своему имени, какое до этого уже приравняли к тому, кто они есть. Затем появляются другие мысли и сливаются с исходной «я»-мыслью. Следующий шаг — определить и обозначить те вещи, какие будут составлять «меня», станут частью «меня». Это — отождествление с предметами, то есть наделение вещей, а в конечном счете, обозначающих их мыслей, своим самоощущением. Так ребенок отождествляет себя с ними. Когда «его» игрушка ломается или ее кто-нибудь отнимает, он переживает сильное страдание. Не потому, что игрушка имеет какую-то особенную ценность — ребенок скоро потеряет к ней интерес, и она будет заменена другими игрушками, другими предметами, — а из-за мысли, что она «его». Игрушка стала частью развивающегося в ребенке самовосприятия, чувства «я».

По мере роста ребенка исходная «я»-мысль стягивает к себе другие мысли: она отождествляется с его половой принадлежностью, принадлежащими ему вещами, воспринимающим и чувствующим телом, национальностью, расой, религией, профессией. Другое, с чем отождествляется «я», — это роли (мать, отец, муж, жена и т. д. ), накопленный опыт или мнения, симпатии и антипатии, а также то, что произошло со «мной» в прошлом, память о чем представляет собой совокупность мыслей, определяющих мое дальнейшее самовосприятие как «я и моя история». И в конечном итоге они представляют собой не что иное, как мысли, случайным образом собравшиеся вместе в результате того, что все они были наделены моим самовосприятием. Эта ментальная конструкция и есть то, что ты имеешь в виду, произнося слово «я». Точнее, большую часть времени, когда ты говоришь или думаешь как «я», на самом деле говоришь или думаешь не ты, а некий аспект ментальной конструкции, элемент эготипического «я». Когда ты пробудишься, то будешь продолжать пользоваться словом «я», но тогда оно будет исходить из намного более глубокого места внутри тебя.

Большинство людей по-прежнему полностью отождествлены с непрекращающимся потоком мыслей у себя в уме, навязчивым думаньем, для большей части какого характерны повторяемость и бессмысленность. За пределами мыслительного процесса и приходящих вместе с ним эмоций для них нет никакого «я». Это и есть то, что называется быть духовно неосознанным. Если говоришь им, что у них в голове есть никогда не умолкающий голос, они либо удивляются: «Какой голос? », либо сердито отрицают это, а между тем это и есть тот самый голос, думатель, ненаблюдаемый ум. Его можно считать за некое завладевшее ими существо.

Для кого-то этот миг первого разотождествления с мыслями, в результате чего они пережили сдвиг от состояния, когда были отражением содержания своего ума, к появившемуся где-то на заднем плане состоянию осознавания, стал незабываемым. У других это произошло так тонко, что они этого либо даже не заметили, либо почувствовали какой-то приток радости или внутренний покой, не понимая их причины.

Голос в голове

Первый проблеск осознанности произошел со мной, когда я был первокурсником Лондонского Университета. Мне нужно было дважды в неделю ездить на метро в университетскую библиотеку. Это бывало часов в девять утра ближе к концу часа пик. Как-то раз я оказался сидящим напротив женщины лет тридцати. Я и раньше не раз видел ее в этом поезде, поэтому не мог не узнать. Несмотря на то, что народу в вагоне было много, места по обе стороны от нее оставались свободными. Причиной, без сомнения, было то, что она выглядела несколько странновато. Ее взгляд был крайне напряжен, и она не переставая говорила сама с собой громким и раздраженным голосом. Она так глубоко ушла в свои мысли, что была совершенно неосознанной. Казалось, она не замечала даже окружающих. Ее голова была опущена и немного наклонена влево, словно женщина обращалась к тому, кто сидит рядом с ней на соседнем месте. Хотя я точно и не помню, о чем она говорила, но ее монолог был примерно следующим: «А потом она мне говорит … поэтому я говорю ей, нет, ты врешь, как ты смеешь обвинять меня … ведь ты всегда была одной из тех, кто меня обманывал, я тебе верила, а ты предала меня …» В ее голосе слышались гневные интонации, обращенные к той, кого она считала неправой, и кому, по идее, нужно было защищаться, чтобы не быть уничтоженной. Когда поезд прибыл на станцию Тоттенхэм Коурт Роуд, она встала и, не прерывая потока слов, истекающего из ее рта, направилась к дверям.

Мне тоже нужно было выходить, поэтому я встал позади нее. Оказавшись на улице, она направилась в сторону Бедфорд Сквер, оставаясь погруженной в свой воображаемый диалог, по-прежнему рассерженная, обвиняющая и что-то кому-то доказывающая. Мне стало любопытно, и я решил пойти за ней, поскольку она все равно шла в том же направлении, что и я. Несмотря на полную погруженность в воображаемый разговор, она, похоже, знала, куда ей нужно идти. Вскоре показался внушительный Дом Сената, высотка постройки 1930 годов, главный административный корпус университета и библиотека. Я был в шоке. Неужели мы с ней шли в одно и то же место? Да, как раз туда она и направлялась. Кто она — преподаватель, студентка, офисный работник или библиотекарь? Может быть, это был какой-нибудь психологический эксперимент? У меня не было ответа. Я держался шагах в двадцати позади нее, и к тому моменту, когда вошел в здание (по иронии судьбы бывшее штаб-квартирой Полиции Мыслей в фильме по роману Джорджа Оруэлла «1984»), один из лифтов уже поглотил ее.

Я был в какой-то мере захвачен врасплох тем, чему только что стал свидетелем. Будучи зрелым двадцатипятилетним студентом первого курса, я считал себя интеллектуалом во всех отношениях, и был убежден, что все ответы и дилеммы человеческого существования могут быть найдены и решены при помощи интеллекта, то есть при помощи думанья. Тогда я еще не понимал, что неосознаваемое думанье и есть основная дилемма человеческого существования. Я смотрел на профессоров как на мудрецов, знающих все ответы, а на университет как на храм знаний. Как может такой человек, как она, быть частью всего этого?

Перед входом в библиотеку я зашел в мужскую комнату, продолжая думать об этой странной женщине. Я мыл руки и размышлял: «Надеюсь, я не кончу так же, как она». Стоявший рядом человек бросил взгляд в мою сторону, и я был шокирован, внезапно поняв, что я не только об этом подумал, но и пробормотал это вслух. «Боже мой, да я уже такой же, как она», — подумал я. Разве мой ум не был таким же непрерывно активным, как ее? Между нами была ничтожная разница. Похоже, что ее думанье имело под собой доминирующую эмоцию — гнев. В моем случае преобладала тревога. Она думала вслух. Я думал преимущественно про себя. Если она была сумасшедшей, то тогда любой был сумасшедшим, включая меня. Разница была только в степени.

На какой-то миг я сумел отступить от собственного ума и увидеть его как бы с более глубокой точки. Произошел краткий сдвиг от думанья к осознанности. Я все еще был в мужской комнате, только теперь один, и смотрел на свое лицо в зеркале. В момент отделения от ума я громко засмеялся. Это могло показаться безумным, но мой смех исходил из здравого ума. Это был смех пузатого Будды. «Жизнь не так серьезна, как ее рисует ум». Похоже, смех сообщал мне именно это. Но это был лишь проблеск, и он очень скоро забылся. Следующие три года я прожил в состоянии тревоги и депрессии, целиком отождествленный с умом. И прежде чем ко мне вернулась осознанность, мне пришлось очень близко подойти к мысли о самоубийстве, но тогда это было уже гораздо больше, чем проблеск. Я освободился от навязчивого думанья и воображаемого, созданного умом «я». Тот случай дал мне не только первый проблеск осознанности, он также заронил в меня первые зерна сомнения в абсолютной ценности человеческого интеллекта. Спустя несколько месяцев произошло нечто трагическое, еще более усилившее это сомнение. В понедельник утром мы пришли на лекцию к профессору, чей ум приводил меня в восхищение. Как оказалось, мы пришли лишь для того, чтобы услышать, что в выходные он совершил самоубийство — застрелился. Я был в шоке. Профессор был чрезвычайно уважаемым преподавателем, и, как мне казалось, знал все ответы. Однако тогда я еще не видел альтернативы культивированию разума. Я еще не понимал, что мышление — это всего лишь тонкий аспект сознания, каким мы сами и являемся, а также ничего не знал об эго, не говоря уже о возможности обнаружить его в себе.

Содержимое и структура эго

Эготипический ум целиком обусловлен прошлым. Его обусловленность состоит из двух частей: содержимого и структуры.

В случае с ребенком, плачущим от глубокого страдания из-за отобранной игрушки — игрушка представляет собой содержимое. Она может быть заменена любой другой игрушкой или предметом. Содержимое, с каким ты отождествляешься, обусловлено средой твоего обитания, твоим воспитанием и окружающей культурой. Что касается страдания ребенка, то нет никакой разницы, вызвано ли оно потерей простой деревянной игрушки в форме животного или дорогой и сложной электронной безделушки. Причина такого острого страдания заключена в слове «моя» и имеет структурный характер. Бессознательная потребность усиливать свое отождествление через слияние с предметом встроена в саму структуру эготипического ума.

Одной из самых основных ментальных структур, благодаря чему эго существует, является отождествление. Слово «отождествление» (или идентификация) происходит от латинского слова iden, означающего «такой же», и слова facere, означающего «делать». То есть, если я с чем-то отождествляюсь, то «я» «делаю это таким же». Таким же, как что? Я наделяю это своим самовосприятием, и оно становится частью моего «отождествления». Один из основных уровней отождествления — это отождествление с вещами: с течением времени моя игрушка заменяется моей машиной, моим домом, моей одеждой и так далее. Я пытаюсь найти себя в вещах, но это никогда не удается, и я заканчиваю тем, что теряю себя в них. Это удел эго.

Отождествление с вещами

Работающие в рекламном бизнесе очень хорошо знают:, чтобы продать человеку вещь, не особенно ему нужную, его надо убедить, что она будет добавлять нечто к тому, как он себя видит, или как его воспринимают окружающие, иначе говоря — что-то добавлять к его самовосприятию. Например, они могут сказать тебе, что, пользуясь этими вещами, ты будешь выделяться из толпы, и поэтому еще больше будешь собой. Или же могут создать в твоем уме ассоциацию между рекламируемым продуктом и каким-нибудь знаменитым человеком, или молодой, привлекательной и счастливой особой. Для этой цели вполне годятся даже фотографии какой-нибудь состарившейся или покойной знаменитости, сделанные в пору ее расцвета. В этом есть невысказанное предположение, что, купив этот продукт, ты путем какого-то волшебного слияния с этой знаменитостью становишься таким же, как она, или хотя бы внешне будешь выглядеть похожим на нее. Поэтому в большинстве случаев ты покупаешь не продукт, а «усилитель отождествления». Фирменные наклейки — это то, на что ты покупаешься первым делом. Они дорогие, а значит, «эксклюзивные». Если бы их мог купить любой, то они потеряли бы свою психологическую цену, и осталась бы только их физическая цена, какая вряд ли составила бы хоть небольшую долю той, что ты платишь.

То, с какими вещами человек отождествляется, зависит от него самого, — от его возраста, пола, уровня дохода, принадлежности к определенному социальному классу, моды, окружающей культурной среды и т. д. То, с чем ты отождествляешься, имеет отношение только к содержимому; тогда как бессознательная вынужденная потребность отождествляться является структурной. Это один из фундаментальных способов функционирования эготипического ума.

Парадоксально, но жизнь так называемого общества потребления подтверждается фактом — такой способ, как стремление найти себя через вещи, не работает: чувство удовлетворения эго живет недолго, и поэтому ты все время ищешь что-то большее, продолжаешь покупать, продолжаешь потреблять.

Разумеется, в том физическом измерении, где обитают наши поверхностные «я», вещи необходимы и являются обязательной частью нашей жизни. Нам нужны жилье, одежда, мебель, инструменты, средства передвижения. Вместе с тем в нашей жизни есть и вещи, ценимые нами за их красоту или присущие им свойства. Мы должны проявлять уважение к миру вещей, а не презирать его. Сущее присутствует в любой вещи. Вещь — это временная форма, происходящая из единой, не имеющей формы Жизни, из источника всех вещей, всех тел, всех форм. В самых древних культурах люди верили в то, что во всём обитает дух, даже в так называемых неодушевленных предметах, и в этом отношении были гораздо ближе к истине, чем мы сегодня. Живя в мире, лишенном жизненной энергии и пораженном ментальной абстракцией, перестаешь чувствовать жизненную силу вселенной. Большинство людей существуют не в живой реальности, а в концептуальной.

Однако нельзя сказать, что мы проявляем уважение к вещам, если используем их в качестве средства для самоусиления, иначе говоря, если стараемся найти себя с их помощью. А эго делает именно это. Эготипическое отождествление с вещами создает привязанность к вещам, одержимость вещами, что, в свою очередь, формирует наше общество потребления и его экономические структуры, где единственным мерилом прогресса неизменно является больше. Бесконтрольная неутолимая жажда иметь больше — это и функциональное расстройство, и болезнь. Это то же самое функциональное расстройство, что проявляется в раковых клетках, когда их целью становится приумножение самих себя. Больные клетки не осознают, что уничтожение организма, частью которого они являются, повлечет уничтожение их самих. Некоторые экономисты настолько привязались к понятию роста, что и обойтись без этого слова не могут, называя спад «негативным ростом».

Многие люди тратят значительную часть жизни на то, чтобы стать обладателями вещей. Вот почему одна из болезней нашего времени называется пролиферацией — быстрым ростом количества вещей. Когда ты перестаешь чувствовать жизнь, какой сам и являешься, то стараешься заполнить ее вещами. В качестве духовной практики я советую тебе при помощи самонаблюдения исследовать свои отношения с миром вещей, в особенности с теми, что созданы миром «моё». Тебе нужно быть бдительным и честным, чтобы понять, связана ли, к примеру, твоя самооценка с вещами, какими ты владеешь. Стимулируют ли какие-либо вещи появление в тебе тонкого чувства собственной важности или превосходства? Заставляет ли тебя отсутствие каких-то вещей чувствовать себя ниже тех, кто имеет больше тебя? Упоминаешь ли ты о каких-то вещах непредумышленно или, может быть, специально выставляешь их напоказ, чтобы поднять свою цену в чьих-то глазах, а через это в своих собственных? Испытываешь ли ты чувство обиды или злость, некоторую ущербность самовосприятия, если кто-то другой имеет больше, чем ты, или когда сам теряешь что-то очень ценное?

Потерянное кольцо

Одно время я посещал людей в качестве советника и духовного учителя. Тогда я дважды в неделю навещал одну женщину, чье тело было поражено раком. Ей было немного за сорок, и она была школьной учительницей. Врачи не давали ей больше нескольких месяцев. Иногда во время моих посещений мы почти не разговаривали, а в основном сидели в молчании. Именно в такие часы она пережила первые проблески внутреннего спокойствия, о существовании которого даже не подозревала в течение долгих лет своей работы в школе.

Тем не менее, однажды я нашел ее в состоянии величайшего горя и озлобленности.

— Что случилось? — спросил я.

Ее кольцо с бриллиантом, стоившее больших денег и дорогое как память, пропало, и она сказала мне, что уверена: его украла женщина, приходившая на несколько часов в день, чтобы ухаживать за ней. Она поражалась, как человек может быть таким черствым и бессердечным, чтобы сделать такое, и спросила меня, стоит ли ей провести с этой женщиной очную ставку или лучше сразу вызвать полицию. Я ответил, что не знаю, но попросил подумать, так ли важно это кольцо или что-либо еще в данной точке ее жизни.

— Вы не понимаете, — сказала она. — Это кольцо моей бабушки. Я носила его каждый день, пока не заболела и пока у меня руки не распухли. Для меня это не просто кольцо. Как я могу не расстраиваться?

Быстрота ее ответа, ее гнев и стремление защититься, прозвучавшие в голосе, показывали, что в ней еще не было достаточно присутствия, чтобы заглянуть внутрь себя и отделить реакцию на событие от самого события и понаблюдать за обоими. Ее гнев и стремление защищаться свидетельствовали, что сквозь нее продолжает говорить эго.

Я сказал:

— Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, только не отвечайте на них сразу, а посмотрите, не сможете ли вы найти ответы на них внутри себя. После каждого вопроса я буду делать небольшую паузу. Когда к вам придет ответ, то он совсем не обязательно придет в форме слов.

Она сказала, что готова слушать.

Я спросил:

— Понимаете ли вы, что в какой-то момент, возможно, довольно скоро, вам придется расстаться с этим кольцом? Сколько еще вам нужно времени, чтобы вы были готовы отпустить его? Станете ли вы меньше, если отпустите его? Каким образом та, кто вы есть, из-за этой потери может стать меньше? — После последнего вопроса на несколько минут воцарилось молчание.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒