Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





35 Блог Стефани По-настоящему. Когда друг просит о помощи



35 Блог Стефани По-настоящему. Когда друг просит о помощи

Мамы, привет!

Как мы, мамы, понимаем, что что-то – по-настоящему? Как мы определяем, когда наш ребенок болен, а когда лишь притворяется, чтобы остаться дома и не ходить в школу? Первые несколько раз мы ошибаемся, но мы учимся. Когда мы узнаем, что наша подруга отчаянно нуждается в нашей помощи, что нужно забыть смешанные чувства и смутные времена, которые нам, быть может, выпало пережить? И делаем то, что ей нужно, потому что это по-настоящему и мы должны помочь.

Это дар, который развивается у матерей, встроенный детектор я-знаю-что, чутье на правду, оно помогает нам и в нашей нематеринской жизни, в построении карьеры и в творческих поисках – в тех занятиях, из которых материнство нас не выключает. Вот почему женщины так хороши в помогающих профессиях, да и просто в помощи своим родным. Вот почему мы становимся такими хорошими друзьями.

Мы умеем определять, когда наш друг просит нас. Просит на самом деле, о простой услуге. Мы определяем это по тому, как друг говорит: “Пожалуйста”. И мы делаем то, что надо другу, все равно что.

Мне есть еще что сказать об этом. Но сейчас мне пора бежать. На встречу с подругой. Кажется, мне придется озаботиться важными делами, которые не дадут мне некоторое время вести блог.

Больше напишу потом, как только смогу.

Мне пора бежать!

С любовью,

Стефани

36 Стефани

Визит мистера Прейджера страшно огорчил меня. Мы с Шоном перестали общаться. Мы перестали доверять друг другу, это-то понятно. А может быть, и никогда не доверяли.

Меня заинтриговали слова мистера Прейджера о том, что он читает мой блог – еще одно доказательство того, насколько далеко заплыло мое письмо в бутылке, как далек берег, на который его выбросило. Меня подмывало перечитать свой блог и посмотреть, не запостила ли я чего-нибудь изобличающего. Но кого я могла бы изобличать?

Когда мистер Прейджер ушел, я спросила Шона, что происходит. Не будет ли он так любезен – наконец – сказать мне правду? Они сЭмили инсценировали ее смерть, чтобы забрать деньги по страховке? Они надули меня? Я была лохом в их схеме? И осталась им?

Шон настаивал: ничего подобного. Утверждал, что сбит с толку так же, как и я. Он на самом деле считал, что Эмили умерла. Иначе… Ему не нужно было объяснять. Я знала, что он имел виду. Иначе он не пригласил бы меня разделить с ним жизнь.

Он понятным образом зациклился на том, что у Эмили оказалась сестра-близнец. И мне пришлось признать: очень странно, когда узнаешь такие вещи о своей жене после шести лет брака. Я была потрясена, обнаружив это, – а ведь Эмили была только моей подругой и сравнительно недолгое время.

Говорила ли мне Эмили правду хоть когда-нибудь? Был ли Шон правдив со мной сейчас? Неизвестность должна была бы заставить меня возненавидеть их обоих. Странно, что этого не произошло.

Меня ожидали перемены, от которых никуда не деться. Хотя, возможно, они обернулись бы в мою пользу. Что, если Шон и Эмили оба отправятся в тюрьму? Доверят ли мне холить и лелеять Ники, если случится худшее? Эмили не думала о том худшем, что может случиться. Она не думала даже о Ники. Или о двух миллионах долларов. Ложь и игра – вот от чего ее штырило. Врать всем подряд. Особенно мне.

У меня была минутная фантазия: Эмили и Шона посадили в тюрьму, и я стала опекуном Ники. Мне всегда хотелось второго ребенка. То, что я позволила себе впустить эту мысль в сознание – даже на долю секунды, – заставило меня почувствовать себя настолько виноватой, что я ущипнула себя, чтобы прогнать ее.

Столько вопросов Шон не задал мистеру Прейджеру! Если погибшая была сестрой Эмили, то как она умерла? Это известно. Она утонула, и ее организм был перегружен алкоголем и таблетками.

* * *

Примерно через неделю после визита мистера Прейджера на телефонном определителе высветилось “Неизвестный номер”.

Мне следовало презирать Эмили. Она лгала мне. Она манипулировала мной. Она предала нашу дружбу. Она терроризировала меня. Она неусыпно следила за мной из рощицы за домом и проникла в мой дом, когда меня там не было. Так что я не могу объяснить, насколько счастлива я была просто услышать голос своей подруги. Я не могла притворяться даже перед самой собой, что мои эмоции осмысленны. Эмили сказала:

– Стефани. Это я. Мне отчаянно нужно, чтобы ты помогла мне. Пожалуйста.

От того, как она произнесла “пожалуйста”, мне захотелось написать в блоге о помощи другу в беде. О том, как мы узнаем, что друг действительно, на самом деле нуждается в нас. Я никогда не смогла бы написать всю правду. Но я захотела написать, почему не смогла сказать “нет”. Может быть, напиши я об этом в блоге, я бы поняла, почему согласилась, почему захотела простить ее, не придавать значения отвратительным поступкам Эмили по отношению ко мне.

Все, что я сейчас знала, – это что Эмили нужна моя помощь. Она поставила себя в опасное положение. Эмили сказала:

– Меня преследует какой-то человек. Уже пару недель. И не особенно старается остаться незамеченным. Я не знаю, чего он хочет.

– Как он выглядит? – спросила я.

– Среднего возраста. Светлокожий мулат. Всегда в костюме и галстуке-бабочке. Немного похож на того киллера из “Прослушки”.

– Я не смотрела “Прослушку”. – Я тянула время.

– Господи, Стефани, никому не интересно, смотрела ты “Прослушку” или нет.

Никогда за время нашей дружбы она не говорила со мной таким тоном. Почему бы не сказать ей правду? Особенно когда другие лгут.

– Тут был мужчина, похожий на того, кого ты описываешь, – сказала я. – Он следователь из страховой компании. Занимается вашей с Шоном страховкой. Выплатой по твоей смерти от несчастного случая.

– Я так и знала. Не знаю почему. Но знала. Уловила его вибрации. Плохо. Шон сказал ему, где я?

– Эмили, успокойся. Шон не знает, где ты. Я не знаю, где ты. Усвоила? Я помню, что ты была за домом, наблюдала за мной – на этом все.

Так резко я с ней никогда не говорила, и я задержала дыхание. Но Эмили не думала о моем тоне – или о нашей дружбе.

– Тогда не знаю, как он нашел меня. Может, номер материной машины попал под какую-нибудь камеру слежения.

– Будь осторожна, – предупредила я, – он не дурак. Производит впечатление слегка неуклюжего, но, думаю, замечает и запоминает каждую мелочь.

– Стефани, мне надо тебя увидеть. – В голосе Эмили послышались слезы. Раньше я никогда не слышала, чтобы у нее был такой голос. – Мне надо с тобой поговорить. Мне нужен твой совет. Мне нужен друг.

Я знала, что разговариваю с человеком, который лгал, когда дело касалось самого важного. Она лгала своему мужу, лгала мне. Возможно, она лгала себе самой. Но я тоже была лжецом. А она – мой друг. Я поверила ей.

Моим единственным шансом найти объяснение было узнать, что Эмили думает на самом деле. Кто она такая на самом деле. Она слишком многое держала при себе. Тайны Эмили были столь же темными, как мои. Может быть, еще темнее.

Вы скажете – предполагалось, что мы друзья. И все еще можем помогать друг другу.

– Ладно, я приеду. Но тебе придется пообещать, что на этот раз ты скажешь мне всю правду. Никакого вранья, никаких секретов.

– Обещаю, – сказала Эмили.

* * *

Эмили попросила меня встретиться с ней в баре отеля “Шератон”, у границы штата, милях в тридцати от нашего городка. В будний день, в полдень. Нам не нужно было уточнять, что мальчики будут в школе, а Шон – в городе. Нам не нужно было упоминать их имена.

Эмили сказала, что ей надо встретиться со мной в общественном месте. Общественном, но приватном. Анонимном.

– Никто из моих знакомых не должен нас видеть. Хорошо бы встретиться в гараже подземной парковки.

Я не поняла, что она имела в виду, но рассмеялась. Могу сказать – предполагалось, что я рассмеюсь.

– Понимаешь, Стефани?

Я еще раз сказала, что понимаю, хотя не понимала. Может, скоро пойму. Эмили сказала:

– Я могу попросить тебя об услуге? Ну… может быть, о двух.

– Что за услуга? – Я насторожилась. Неужели я оказала Эмили недостаточно услуг?

– Ты не могла бы привезти мое кольцо? Мое помолвочное кольцо от Шона.

– Я знаю, где он его держит, – сказала я, но пожалела.

Какая нелепость. Эти слова могли напомнить Эмили о моих интимных знаниях о Шоне и его привычках.

– Я знаю, что ты знаешь, – заметила она.

– Откуда?

Эмили не ответила. Может, она видела через окно, как я рылась в столе Шона? Или блефовала, чтобы еще больше выбить меня из колеи?

– И еще кое-что… Может, покажется странным. Ты не могла бы привезти мне расческу Шона? И знаешь, чистить ее не обязательно.

Я учуяла проблемы. Настоящие проблемы. Научилась ли я чему-нибудь за это ужасное время? Неужели моя вера в ближнего не была настолько повреждена, что не подлежала восстановлению? Неужели я все еще верила в дружбу? В естественные узы между мамами?

Я больше не контролировала свой мозг, если вообще когда-нибудь это делала. Решения принимало мое сердце. Мое сердце открылось другу. Мое сердце сказало: да. В какой день? В какое время? В каком месте? Я буду там.

* * *

Я приехала первой, специально. Эмили выбрала странное место. Бар из другого десятилетия. Реликт. Бар был оформлен под фальшивую библиотеку с фальшивыми книгами, которые на самом деле были частью обоев, и фальшивый огонь горел в фальшивом камине. Как английский клуб для джентльменов, за исключением того, что находился он в гостинице на небольшом возвышении над границей штата. Бог знает где.

Такое оформление… Эмили хотела намекнуть на фальшивый характер нашей дружбы?

Бар был приятным, и в ожидании Эмили я не без удовольствия пощипывала картофельные “лодочки” с сыром. Посетителей было всего двое – чета пожилых туристов, перед которыми уже стояли кофе и десерт. Муж вышел в туалет и пропал навечно. Потом настала очередь жены. Она исчезла так надолго, что когда наконец вернулась за стол, муж снова отправился в туалет. Смотреть на них было не особо весело. Мне не хватало Дэвиса. Мы никогда не состаримся вместе, как эта чета.

Я расправилась с двумя порциями печеного картофеля с сыром. Я проголодалась и нервничала. Я не знала, чего ожидать и во что я собираюсь ввязаться. Не собирается ли Эмили снова предать меня? Будет ли это еще одним трюком, еще одной уловкой? Еще одной главой ее плана наказать меня за то, что я спала с ее мужем?

Я сказала официанту, что жду друга. Не знаю, что он себе представил. Бойфренда, может быть, или подружку. Кто еще станет назначать встречи здесь, кроме пустившихся в тайный адюльтер любовников?

Ничего подобного. Это была моя подруга. Это была Эмили.

Я изучала ее лицо, ища на нем признаки гнева, давней обиды, любого указания на то, что она снова задумала ударить меня. Но ничего подобного я не видела. Я видела только знакомое лицо подруги, которую, несмотря на все произошедшее, все равно любила. И которая все равно любила меня.

Я вскочила из-за стола. Пожилые туристы наблюдали, как мы обнимаемся. Эмили пахла как всегда. Я подалась назад и взглянула на нее. Она выглядела как Эмили. Блестящая. Красивая. Как будто ничего не случилось.

Но что-то изменилось. Она выглядела… не знаю. Печальной. Словно потеряла половину себя.

Она была одета, как на работу. Как могла бы быть одета в тот вечер, несколько месяцев назад, когда собиралась забрать Ники по дороге из офиса домой.

Но Эмили тогда не приехала домой. Она задолжала мне объяснение.

Я заказала джин с тоником, хотя никогда не пью в середине дня. Определенно не пью до того времени, когда надо забирать мальчиков из школы. Эмили выпила одну “маргариту”, потом еще. Все это время мы ничего не говорили, но в конце концов я не вытерпела. Я сказала:

– Человек, который преследует тебя…

– Стефани, пожалуйста, давай поговорим об этом позже? Сначала мне надо понять, что ты мне доверяешь. У тебя наверняка есть вопросы. Спрашивай о чем хочешь.

Эмили держала себя настолько открыто, что мне вообще трудно было спрашивать ее о чем-либо. Все казалось нарушением личного пространства. Зачем ты разыграла свою смерть? Зачем ты втянула в это меня? Ты еще злишься на меня из-за Шона? Что у тебя на уме? Кто ты? Но я сказала только:

– Почему я не знала, что у тебя была сестра? Почему ты не сказала мне, что у тебя была сестра-близнец?

Не знаю, почему я начала с этого, отметя прочие вопросы, которые могла бы задать, обвинения, которые могла бы выдвинуть, мистификации, объяснения которых хотела. Полагаю, потому что это было первое, что пришло мне в голову.

– Я не знаю. Правда не знаю.

Эмили развела ладони и сложила вместе. Знакомый жест, но что-то изменилось. На ней не было кольца. Кольцо было у меня, в моем кошельке. Кольцо, которое оказалось на трупе из мичиганского озера.

– Я провела черту, – сказала Эмили. – Ты знаешь, как это бывает. Знаешь, как не можешь сказать или подумать о вещах, о которых просто не хочешь думать или говорить. Как человек хранит секреты от самого себя. Мы с тобой дружим в том числе и поэтому.

Раньше я никогда об этом не думала. Но Эмили права.

– Как звали твою сестру? – спросила я.

– Эвелин. – Слезы блеснули в глазах Эмили.

– Что с ней произошло?

– Она покончила с собой в Мичигане, в домике на озере. Я бросилась туда, хотела ее спасти. Поэтому и не вышла на связь с тобой. Мне так стыдно, что тебе пришлось через столько всего пройти из-за меня. Но я безумно любила Эвелин, и у меня не было времени объясняться с людьми, которые даже не знали, что у меня есть сестра. Понимаешь?

– Да, – сказала я, хотя опять не была уверена, что понимаю.

– Я перепробовала все, чтобы спасти ее. Сначала я решила, что победила. Решила, что убедила ее жить. Она поклялась, что не покончит с собой. – Слезы катились по щекам Эмили. – Она сделала это, пока я спала. И мне с этим никогда не справиться. Никогда. Иногда я чувствую себя так, словно тоже умерла. Я знаю, вы с Шоном думали, что я умерла. Мне так было проще. Я никого не хотела видеть. Не хотела ни с кем говорить. Я не могла ничего объяснять. Я не хотела существовать. Но в конце концов я истосковалась по Ники. И по тебе.

– Думаешь, это было честно по отношению к нам? – спросила я.

К нам? Ты смеешься?

– Прости, – сказала я. – Шон верил тебе.

– Нет, не верил. Я была права, когда думала, что не могу доверять ему. Поэтому и не говорила Шону об Эвелин. О том, как любовь к сестре и страх за нее контролировали мою жизнь. Этого я не могла ему доверить. Я контролирую информацию, это моя профессия. Но я не могла контролировать нечто настолько… личное. Настолько болезненное.

Я смотрела на свою подругу и видела абсолютно другого человека. Человека, страдающего больше, чем сильная, гламурная мама “все и сразу”, с личной помощницей и работой в модной индустрии. Человека более сложного и… человечного.

– Шон не понял бы, – сказала Эмили. – Он был единственным ребенком. В какой-то степени из-за любви к сестре и страха за нее у меня и начались проблемы с алкоголем и таблетками. Мы с ней составляли друг другу компанию в саморазрушении. Потом я свернула с этой дорожки, а она пошла по ней дальше, одна.

Эмили наконец честно рассказывала о своих отношениях с алкоголем и наркотиками – и о своей сестре. И о своем муже. Наша дружба никогда больше не будет прежней. Между нами всегда будет что-то стоять. Спасибо Шону.

– Ты привезла кольцо? – Когда она спросила это, мне показалось, что она читает мои мысли.

Я достала кольцо, открыв в кошельке кармашек на молнии, куда положила его сохранности ради.

– Откуда ты знаешь, что оно было у Шона? – спросила я. – Откуда ты знаешь, что я знаю, где оно было?

Повисло молчание. Я затаила дыхание.

– Я не знала, – сказала Эмили. – Я надеялась. Я дала его Эвелин перед тем, как она погибла. Хотела, чтобы кольцо было у нее. Из того, что она могла бы носить, я могла дать ей только это. И я знала, что это кольцо важно для Шона. Он подарил мне его в самом начале ухаживания. Его дар любви. Память о счастливых временах. Кольцо принадлежало его матери, она дала его Шону, а он подарил мне.

Я напряглась, готовясь противостоять боли, которую ожидала испытать, услышав, как Эмили была счастлива с Шоном: еще одно напоминание, что Шон никогда не полюбит меня так, как любил Эмили. Но я ничего не почувствовала. Так чудесно было быть рядом со своей подругой! Я уже переболела Шоном. Шон стал историей.

Эмили надела кольцо и покрутила его на пальце.

– Смотри, – сказала она, – велико. Наверное, я немного похудела за время своего… отпуска.

– Не знаю, – ответила я, – выглядишь великолепно. – Так оно и было.

Кольцо на пальце сотворило чудо. Эмили… преобразилась, все, что я могу сказать. Скорбящая по сестре женщина снова исполнилась жизненной силы. Что-то – целеустремленность? – восстановило ее черты, а может быть, движения ее снова стали свободны, как у старой доброй Эмили, и драгоценные камни поймали весь свет, какой только был в баре отеля.

Эмили вернулась.

* * *

Слезы текли по лицу Эмили, когда она наконец сказала мне ужасную правду: Шон начал унижать и избивать ее через несколько месяцев после свадьбы.

– Он знал, как бить меня, чтобы не оставить синяков. Но бил он меня редко. В основном угрожал. А разозлившись, рассказывал мне, как просто будет уговорить мегаюристов его компании оказать ему услугу. Самые зубастые законники, работающие по делам опеки, докажут, что я плохая мать. Уничтожат меня в суде, расскажут о моих прошлых проблемах с алкоголем и наркотиками. Станут использовать против меня и то, что я работаю в модном бизнесе. Опишут мою должность как “специалист по связям с общественностью Содома и Гоморры”.

Как, должно быть, напугана была моя подруга, если держала все это в себе даже после того, как я доверила ей столь многое и дала понять, что она может доверять мне. Мы всегда полагали, что невротик в нашей дружбе – это я. Но на самом деле Эмили была параноиком. Параноиком и непредсказуемой. Вообразите: она записала мое тогдашнее признание возле карусели на случай, если ей понадобится использовать его против меня! Зачем, зачем ей понадобилось бы использовать против меня что бы то ни было? Мы друзья, и значит, мы в одной лодке. Как грустно, что Эмили не доверяла мне. Но я знаю, что такое иметь проблемы с доверием.

Неужели Эмили думала, что она единственная женщина, у которой муж негодяй? Так часто бывает. Муж заставляет жену поверить, что она одна в этом мире. Но Эмили никогда не была одна. У нее был Ники. У нее была я.

– Парень, который тебя преследует… – сказала я.

– Ладно. Минуту. – Эмили подняла руку. – Сначала я хочу кое-что сказать. Стефани, я не виню тебя. Ты думала, что меня нет в живых. Я не виню даже Шона, но не могу простить ему, что он не оставил мне выбора и мне пришлось разлучиться с Ники. И с тобой. Я не могла сказать тебе, даже тебе. Как же я рада, что его злоба не обернулась против тебя.

Много всего надо было обдумать сразу. Шон никогда не казался мне злым. Даже после визита мистера Прейджера я не увидела признаков ярости, которая так пугала Эмили. Шон просто всегда выглядел грустным. Но если верить Эмили, он был искусным актером – да еще и злым. Поразительно, насколько убедительно мы можем притворяться теми, кем не являемся.

Сидя в баре отеля, Эмили рассказала мне, как прорабатывала шок и горе. Ей пришлось пережить потерю сестры – и не видеть при этом Ники, который мог бы так помочь ей, так утешить своими любовью, теплом и кротостью. Но Эмили пришлось оставить Ники и прятаться, потому что она боялась Шона, боялась того, что он может сделать с ней.

Захотелось еще джина с тоником, но мне еще предстояло ехать назад и забирать Ники и Майлза.

– Шон скажет, что я бросила Ники. Заявит, что все это – моя идея. Заставит тебя дать показания в его пользу. Какой у тебя будет выбор? Он переложит всю вину на меня – а ведь это он придумал схему со страховкой. Шон – слабое звено на работе. Его компания была рада-радешенька отправить его на половинную занятость, к тому же его начальство понимало: уволить парня, у которого пропала жена и у которого на руках маленький сын – это очень плохая реклама для фирмы. Шон считал, что делает это ради меня, потому что я так хотела. Но он лгал самому себе. Два миллиона долларов – это не состояние, но привлекательный золотой парашют для парня, который того и гляди потеряет работу. Не было ни единого дня, когда я не боялась бы, что Шон ополчится на меня, заберет Ники и разрушит мою жизнь. Поверь мне, Стефани.

Внезапно все обрело смысл. Вот почему Эмили исчезла без следа, вот почему я оказалась единственным человеком, с которым ей достало духу связаться. Вот почему она показалась Ники, прежде чем попытаться связаться со мной.

Вот почему Шон так упрямо отказывался принять мое предположение о том, что Эмили может быть жива. Он знал, что она жива, и по этой причине пытался убедить меня, что все это – плод моего воображения. Он знал, что она представляет дело так, будто умерла. Он хотел, чтобы Эмили исчезла, хотел держать меня в неведении. Все это было частью его зловещего плана.

Но как мог Шон подвергнуть такому стрессу Ники? Своего собственного сына? Даже когда у меня были подозрения насчет Шона, я не сомневалась, что он – любящий отец. Господи, я же оставляла с ним Майлза, когда уезжала в Детройт! Одна только мысль об этом привела меня в ужас.

Я поняла, почему Эмили скрывала, что у нее была сестра-близнец. Как, должно быть, это ее мучило! Терять сестру, находить, терять. А теперь Эмили потеряла ее навсегда, как и боялась.

Я считала Эмили своей лучшей подругой, но я совсем не знала ее. Теперь я должна была ей помочь. Она все еще казалась такой потерянной, сломленной. Я решила взять дело в свои руки.

– Человек, который следит за тобой, – сказала я. – Давай поговорим о нем.

– Ладно. Я поговорила с ним. Согласилась встретиться. Конкретно – сегодня. – Эмили посмотрела на часы. – Великолепно. Стефани, ты не могла бы пойти со мной на эту встречу? Побыть там для поддержки? Наверное, я должна была бы спросить тебя до…

Я на минуту задумалась. Может, это хорошая идея – снова увидеть мистера Прейджера, на этот раз – в качестве подруги Эмили, продемонстрировать ему, что я доверенный друг порядочной, любящей семьи, у которой возникли проблемы. Они не преступники! Я не стала бы дружить с людьми, способными на мошенничество, на уголовщину. Я укажу, что дело идет к разрешению, что всему есть простое и невинное объяснение, что расследование мистера Прейджера не выявит ничего незаконного или даже неясного.

– Когда ты встречаешься с ним? – спросила я.

Эмили снова посмотрела на часы, хотя смотрела только что. Она явно нервничала.

– Через полчаса.

– Где?

– На улице, на парковке. Верь мне. Давай еще выпьем.

На парковке?

– Тебе нужно доверять мне. Ты можешь доверять мне, Стефани?

Я не доверяла даже себе, даже настолько, чтобы хоть что-то произнести. Я кивнула.

Чтобы убить остававшиеся до встречи с мистером Прейджером полчаса, мы сидели в баре и разрабатывали стратегию. Что нам делать с Шоном? УЭмили имелись кое-какие идеи. Иные звучали… полагаю, вы списали бы их на желание отомстить. Но другие казались вполне разумными. Пусть наказание настигнет преступника. Но надо соблюдать осторожность. Справимся ли мы с неизбежным потрясением, имея дело с таким лжецом и готовым на все негодяем, как Шон?

Это было для меня потрясением. Человек, с которым я жила и в которого влюбилась – или почти влюбилась, – оказался чудовищем.

И вот все сложности, всё, что сбивало меня с толку, когда дело касалось Шона, обрело простые и ясные объяснения. Он хотел перетянуть меня на свою сторону, хотел, чтобы я свидетельствовала в его пользу во время суда, на котором Эмили заявит о себе и расскажет правду. Невозможно узнать другого человека. Люди хранят секреты. Я позволила себе забыть об этом крайне важном факте.

Я доверяю Эмили. Я верю Эмили. Мне было так жаль, что ей пришлось пройти через такое. Но мы выживем. Мы и наши прекрасные сыновья все преодолеем и построим чудесную жизнь для наших детей, мы не станем жить прошлым. Вместе мы пойдем дальше.

– Хорошо, – сказала Эмили. – Наш выход! Давай встретимся с милейшим мистером Прейджером и проведем эту деликатную беседу.

Эмили расплатилась наличными, и мы вышли. Было сыро и промозгло, но бодряще, холод придал нам энергии. Эмили надела перчатки и шерстяную шляпу, скрывшую верхнюю часть ее лица. Когда мы пересекали площадку, мне на миг показалось, что мы – два мультяшных персонажа, супергероини, суперподруги и идем вершить справедливость, говорить правду, объяснять, кто мы есть, человеку, который следит за моей подругой, расследуя преступление, которого она не совершала.

Я узнала машину на другом конце парковки – она стояла возле нашего дома. Когда мы приблизились к ней, у меня возникло странно-неловкое чувство – как будто я выхожу на сцену. Но перед кем?

Мистер Прейджер сидел на пассажирском сиденье.

– Смотри, – сказала я, – он спит.

– Кажется, что спит.

– Что значит “кажется”?

– Он мертв, – сказала Эмили. – Нашему другу уже не проснуться.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. Мне стало нехорошо.

– Я его убила.

– Это все не на самом деле, – выговорила я.

Все было как-то бессмысленно. Если Эмили невиновна, как она сказала в баре, то зачем ей убивать мистера Прейджера? Нам нужно было только поговорить с ним. Объяснить положение дел.

– Технически – на самом деле, – сказала Эмили. – Все так реально, что реальнее не бывает.

– Зачем?!

– Затем, что я не могла рисковать. Затем, что я не рассчитывала, что он мне поверит. Затем, что я была абсолютно уверена – он мне не поверит. Я поговорила с ним один раз – и все поняла. Затем, что я не хочу в тюрьму. Затем, что я не хочу потерять Ники. Что с ним будет, если мы с Шоном сядем, а, Стефани? Ты решила, что, если нас с Шоном куда-нибудь ушлют, Ники станет твоим?

Я не могла поднять на нее глаз. Откуда она знала, что эта мысль приходила мне в голову?

– Этих причин тебе достаточно? Или нужны еще?

Я не хотела, но не смогла удержаться и заглянула в салон машины. Не было ни крови, ни следов борьбы. Я знала, что мистер Прейджер мертв, но он все равно выглядел просто спящим.

– Как ты это сделала?

– В моей другой жизни, – сказала Эмили, – я довольно хорошо владела шприцем для подкожных впрыскиваний. Я всегда знала, куда его воткнуть и что в него набрать. И без ложной скромности скажу: владею этим искусством до сих пор. Парень передозанулся. Кто бы мог подумать, что у мистера Страховочного Умника была такая дорогостоящая и неприятная привычка – наркотики?

В голосе Эмили звучала какая-то настораживающая нотка – она как будто хвасталась. Я подумала о Майлзе, о Дэвисе, о жизни, которую любила. Я поставила все под удар. Впуталась в преступление. Серьезное преступление. В убийство.

Но какой у меня был выбор? Я могла кинуться в отель и сдать Эмили полиции. Могла сесть в машину и уехать. Или подождать и посмотреть, что будет. Или довериться Эмили, неважно в чем. Я знала, что не могу соображать ясно, я вообще с трудом соображала. Я была не в той форме, чтобы принять важнейшее решение в жизни. И я выбрала поверить своей подруге, выбрала делать шаг за шагом и смотреть, что будет дальше.

Эмили повернулась так, что оказалась между мной и машиной, закрывая мне вид на мертвого мистера Прейджера. Я подумала: очень тактично с ее стороны. Эмили сказала:

– Вот тут мне действительно нужна твоя помощь. Простая услуга, о’кей?

– О’кей, – прошептала я.

– Мы сейчас немного покатаемся. Ты поедешь за мной на своей машине. Я отвезу мистера Прейджера к малозаметному съезду (я присмотрела тут, выше по дороге) на проселок, там вряд ли будет много машин. Не очень далеко. Как увидишь, что я сворачиваю и направляюсь вверх по холму – я поведу очень быстро, как будто мистер Прейджер потерял управление и вылетел с дороги, – останови машину. Паркуйся точно поверх моих отпечатков шин. Если кто и проедет мимо, что очень вряд ли, то ничего дурного не заподозрит.

Эмили задышала быстрее, раскраснелась, она выглядела возбужденной. Если бы я видела ее издалека, не зная, о чем она говорит, то подумала бы: какая счастливая женщина!

– Я остановлюсь на вершине, – продолжила Эмили. – На другой стороне обрыв. Точнее – глубокий овраг. Уклон достаточно крутой. На мили вокруг – никакого жилья. Никаких жертв среди мирного населения, никто не увидит, как мы сталкиваем машину мистера Прейджера вниз. В лучшем случае – взрыв, пламя, все обращается в пепел, сгорает дотла. В самый раз для того, чтобы криминалисты смогли идентифицировать мистера Прейджера. В худшем случае машина останется там, пока ее не увидит кто-нибудь с другой стороны холмов. Ах да… Пожалуйста, скажи, что ты привезла расческу Шона.

Я вытащила расческу из сумочки, отдала Эмили. Увидела волосы Шона, коснулась их. Я похолодела и вздрогнула.

– Чуть не забыла, – сказала Эмили. – Тоже мне, гениальная преступница!

Она выцепила несколько волос из расчески и разбросала их по салону.

– В худшем случае, кто-нибудь найдет машину. Появляются эксперты-криминалисты. И предполагают что? Что здесь был Шон. Мотив. Возможность. Волосы.

– Не знаю, – пролепетала я. – Мне надо вернуться домой вовремя, забрать мальчиков из школы. – Смехотворный предлог. И какой жалкий и слабый у меня голос.

– Успеешь абсолютно точно, – заверила меня Эмили. – Ты удивишься, как мало времени на это понадобится. Как мало времени и усилий.

* * *

Это было так страшно, что почти весело. Я как-то слышала, как говорят о “другой разновидности веселья”. Когда что-нибудь страшно до того, что тебе смешно. Ехать за машиной моей подруги, где на пассажирском сиденье сидел мертвец, ощущалось как нечто нереальное. Все происходило как в ужастике, про который меня обманом заставили поверить, что это жизнь.

К счастью, дорога была пустой. Да и проедь кто мимо – он не заметил бы ничего подозрительного. Эмили, наверное, уложила мистера Прейджера, так что со стороны казалось, будто она в машине одна. Ах, если бы она была одна! Ах, если бы случившееся все еще могло обернуться страшным сном, которым казалось.

Я продолжала поглядывать на часы. Реальность напоминала: мне пора забирать мальчиков из школы. Но я все еще была в смятении. Как могла ответственная мама, которая никогда ни на минуту не опаздывала за детьми, помогать подруге в сокрытии убийства?

Внезапно машина Эмили свернула и, подпрыгивая, понеслась вверх по склону. Я остановила свою, припарковала на обочине. Взбираясь на холм, я видела, как Эмили вылезает с водительского места.

Хуже этого я ничего не делала. Совершенно точно. Мое прошлое – интрижка с Крисом, родить ребенка от Криса, убедить Дэвиса, что Майлз – его сын, спать с мужем погибшей лучшей подруги… Ничто не могло сравниться с тем, что я делала сейчас. Все мои прежние грехи были детскими играми. И что самое странное – то, что я делала сейчас, несло чувство освобождения. Все мои плохие поступки словно аннулировались тем, что сейчас я делала кое-что гораздо хуже. И делала в компании кое с кем еще – с моей подругой! Я была не одна!

Склон стал круче. Как Эмили удалось загнать старую машину мистера Прейджера на самую вершину – и машина нигде не застряла? Или Эмили где-то попрактиковалась? Чистая сила воли, полагаю. Я слегка запыхалась, глотала кислород, ветер раздувал мои волосы. Возбуждение, авантюра. Счастье.

Я никогда не чувствовала себя настолько живой.

– Поторапливайся! – Эмили помахала рукой. Обняла меня, когда я добралась до вершины, и сказала: – Тельма и Луиза.

В прошлом я часто избегала смотреть фильмы, которые Эмили мне рекомендовала, хотя всегда делала вид, что я их понимаю. Но этот – мой без оговорок. “Тельма и Луиза” был одним из моих любимых фильмов.

– Ай да мы, – сказала я. – Ну, вперед! Сильные девочки, плохие девчонки. Нарушительницы закона.

Эмили потянулась в машину и включила нейтралку.

– Вроде того. – Она подсунула одну руку под задний бампер, другой уперлась в багажник. Я присоединилась к ней.

– Раз, два, три! – скомандовала Эмили, и мы толкнули. – Еще раз!

– Раз, два, три, – повторила я, сама удивляясь, как смогла досчитать до трех – настолько у меня кружилась голова.

– Соберись. Упирайся.

Кряхтя и чертыхаясь, мы сЭмили толкали машину. Я старалась не думать о том, насколько это похоже на роды. Потому что тут было то же самое ощущение… легкости. Когда нам наконец удалось сдвинуть машину с места, накатила знакомая чистая радость.

Машина покатилась вниз. Перевернулась, покатилась дальше, снова перевернулась и вспыхнула. Мы завопили от радости и заулюлюкали, как дети.

– Бинго, – сказала Эмили. – Нам повезло.

– Везение тут ни при чем, – отозвалась я. – Это была мамская сила в действии.

Мы обнялись, опьяненные радостью.

– Ты только посмотри на нас, – сказала Эмили.

Наши перчатки и ботинки вымокли, их покрывали комья грязи. Эмили стащила перчатки и швырнула их на заднее сиденье моей машины, я сделала то же самое.

Взрыв и огонь были потрясающими. Как фейерверки в детстве. Мы стояли на гребне холма и смотрели. Я старалась не думать, как горит мистер Прейджер.

Я отвезла Эмили к ее машине. На парковке мы обнялись на прощание.

– До скорой связи, – сказала она. – Прости за все, что произошло между нами. Ничего подобного впредь не повторится. Обещаю.

– Почему на этот раз я должна тебе поверить?

Я улыбнулась, чтобы она поняла: я это не всерьез.

Эмили не улыбалась.

– Потому что мы теперь повязаны, – сказала она.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.