|
|||
Последнее слово за мной 7 страницаБыло бы проще для них и для меня, скажи они правду с самого начала. Впрочем, это я с собой лукавлю, вряд ли бы я добровольно согласилась участвовать в их затее". — Вам могут позвонить, — равнодушно и как бы между прочим сказал Кирилл Сергеевич. — Кто? — не поняла я. — Еще один родственник, который тоже захочет вас увидеть… Словно в подтверждение его слов телефон зазвонил опять. Кирилл снял трубку и протянул мне: — Это вас. В крайнем недоумении я взяла ее и услышала мужской голос, звучал он хрипло и довольно неразборчиво, точно мужчина находился за сотни километров отсюда. — Это ты? — спросил он, а мне ничего не осталось, как ответить: — Разумеется, это я. Кирилл нажал кнопку «фон» на телефоне, и теперь наш разговор был хорошо слышен всем присутствующим. Алексей Петрович смертельно побледнел и сидел не дыша, а Кирилл торопливо писал что-то на листе бумаги. — Рад тебя слышать, — сказал мужчина. — В самом деле? — Я усмехнулась. — Само собой. Почему нет? Как дела? — Нормально. А у тебя? — Более или менее. — Он засмеялся. — Через пару дней появлюсь в городе. Надеюсь, ты будешь счастлива меня увидеть. — Он опять хохотнул, а я торопливо считывала с листа написанное Кириллом. — И не надейся. Могу послать тебя к черту прямо сейчас. — Да брось ты. — Опять смешок. — Мы же друзья. И тебе совершенно не за что на меня злиться. — Это ты так думаешь. А у меня свое мнение, но все равно я рада, что ты вернулся. — Еще бы… А я-то как рад. — Теперь в голосе откровенная издевка. — Ладно, беби, готовь торжественную встречу. — И не простившись, он бросил трубку. В комнате стояла тишина наподобие могильной, тут я обратила внимание еще на две вещи: Алексей Петрович явно был близок к обмороку, а по лицу всегда сдержанного Кирилла ручьями стекал пот. — Кто это был? — спросила я тоном, не допускающим ответа «неважно» и прочего в том же духе. — Ваш любовник, — хрипло ответил Алексей Петрович — Надеюсь, он понял, что между вами все кончено… Потрясающе, мало мне «мужа», оказывается, у меня еще есть любовник, к тому же такой, которого эти двое смертельно боятся. Вернувшись к себе, я попыталась привести мысли в порядок. В стройную версию, которая появилась после посещения старика, не вписывался телефонный звонок и еще… Полина. Пройдясь по комнате и заставив свою память напрячься, я вспомнила имя художника, написавшего ее портрет: А. Морозов. Если мне повезет и он из этого города, я смогу кое-что узнать о женщине на портрете. Вот этим и попытаемся заняться завтра. Однако утренний визит Кирилла, ставший уже привычным, нарушил мои планы. Полночи я гадала, можно ли фразу Алексея Петровича «Это ваш любовник» расценить как признание, что он прекрасно осведомлен о том, как реально обстоят дела с его семейной жизнью, то есть что я никакая не Полина и весь этот спектакль перед ним разыгрываю напрасно? Зачем он продолжает притворяться? Допустим, Алексей Петрович решил, что у жены амнезия, и просто напомнил супруге о некоторых аспектах ее личной жизни, но Кирилл об амнезии мне поведать забыл, я ее не симулировала, следовательно, эту версию можно засунуть куда подальше, как впрочем, и все остальные. Судя по их реакции на телефонный звонок, дело тут не столько в любовном треугольнике, сколько… Ну вот, пожалуйста, еще один знак вопроса. Хотя, может, все очень просто: они принудили меня играть роль Полины, рассчитывая получить деньги, дорогой родственник все никак не соберется с силами скончаться, а тут нелегкая приносит любовника, которому ничего не стоит разрушить все их планы. Есть с чего потеть и готовиться упасть в обморок. С другой стороны, если старик не заметил подмены, отчего не обмануть и любовника? Вряд ли он способен запросто явиться в дом, судя по телефонному разговору, отношения его с Полиной желают лучшего, она, то есть я, будет избегать встречи, а он, если и сможет увидеть любимую, так только на приличном расстоянии, ничего не заподозрит и гениальную комбинацию не нарушит. В общем, в голове у меня была самая настоящая каша, оттого я и встретила Кирилла в высшей степени неприветливо, то есть забыла поздороваться, а на его немного нервное: «Побыстрее собирайтесь, у нас есть дело» — устроилась в кресле, посмотрела зверем и осведомилась: — А вы ничего не хотите мне объяснить? — А я обязан? — искренне удивился он. — Разумеется, — в свою очередь удивилась я, и тоже вполне искренне, — если желаете, чтобы я поднялась из этого кресла. Я ожидала иезуитской улыбки и длинных бессодержательных фраз, произнесенных тихим голосом, но вместо этого Кирилл вдруг заорал: — Послушай, ты!.. — Рот его дернулся, он глубоко вздохнул и спросил тише, причем с исключительной язвительностью: — Может, есть желание оказаться в тюрьме? — Может быть, — ухмыльнулась я. — Все-таки моя скорая отправка в тюрьму весьма проблематична, для начала, как минимум, должен состояться суд, а до суда следственно-розыскные мероприятия, а главное — труп. — Вам еще раз показать фотографии? — Нет, мне объяснить: дело об убийстве этого человека ведется? — Не перебарщивайте, речь идет о дорожно-транспортном происшествии… — Отлично. Следствие ведется? — Разумеется. Но пока у милиции никаких зацепок. — А когда я здесь закончу с карьерой характерной актрисы, может, вместо пятидесяти тысяч у меня появятся зацепки у милиции? — Вы с ума сошли. Подумайте сами: я вовсе не заинтересован в том, чтобы о нашей маленькой тайне узнали в милиции. — В таком случае в ваших интересах отвечать на мои вопросы. Человек, который вчера звонил… — Забудьте о нем. Он не скоро появится в городе, к тому же ничем реально помешать не сможет. — Тогда почему звонок произвел на вас такое впечатление? — Потому что звонивший очень неприятный и к тому же опасный тип. У Полины была удивительная способность окружать себя разными темными личностями. — А сейчас она живет в окружении порядочных людей? Кирилл все-таки растерялся. — Почему? — Вы сказали «была»? — О господи, — он усмехнулся и покачал головой. — Умерьте свой пыл. Полина не вернется в Россию, для нас она в прошлом… — То есть Алексею Петровичу прекрасно известно, что я вовсе не его жена? На этот раз мой собеседник разозлился по-настоящему, . это было видно по тому, какими до жути холодными стали его глаза. Не глаза, а айсберг… Но кричать Кирилл Сергеевич не стал, как видно, справившись с разгулявшимися поутру нервами. — Я этого не говорил, — почти прошептал он и пленительно улыбнулся, потом посмотрел на часы и перешел на деловой тон: — Как ваша рука? — Болит, — пожала я плечами. — Очень жаль… боюсь, что вам придется на время забыть о боли. Ночью звонили, старик почувствовал себя хуже, хочет вас видеть. Поезжайте к нему прямо сейчас. — Одна? — подняла я брови. — Да, — кивнул Кирилл с большой неохотой и счел нужным пояснить: — Там будут его адвокаты, я не хочу, чтобы у них сложилось впечатление, что вы находитесь под чьей-то опекой. И поезжайте без Андрея, чем меньше народу посвящено в нашу тайну… в общем, вы понимаете. Я, конечно, понимала. — Наследство старик оставляет Полине? — Нет, и не забивайте голову всякой глупостью: вы не сможете облапошить нас и получить все деньги. Возможно, какую-то сумму он завещает лично ей, но основное достанется мужу. Отправляйтесь, мы потеряли очень много времени на болтовню, а вас там ждут. Нехорошо заставлять ждать умирающего. Да, и захватите паспорт, возможно, придется оформлять кое-какие бумаги. Я быстро оделась, сунула паспорт Полины в сумку; Кирилл ждал меня, стоя у окна, с напряженным вниманием разглядывая двор. — Готовы? — спросил он, оборачиваясь, и пошел проводить меня до машины. — Вы помните, куда ехать? — Помню. — За мостом лучше свернуть налево, там выезд на Ново-Афонскую, сэкономите минут десять… — Боитесь, что старик меня не дождется? — Не вижу ничего смешного и еще раз прошу, поторопитесь. Сейчас движение небольшое, надеюсь, в половине одиннадцатого вы будете уже у старика… Андрей вывел «Форд» из гаража и подкатил почти вплотную к воротам. — Где-нибудь через час я позвоню, — уже стоя возле машины, сказал Кирилл. Андрей вышел из кабины, я села на водительское сиденье, Кирилл отошел в сторону, махнул рукой и даже смог выжать из себя ободряющую улыбку. Ворота открылись, Андрей тихо шепнул: «Смотри осторожней» — и громко захлопнул мою дверь, а я выехала со двора, кажется, слегка приоткрыв рот от удивления. Прежде всего оттого, что Андрей решился меня предупредить. Вот и верь людям, что делать добрые дела себе дороже, получилось как в сказке: «Не убивай меня, Иванушка, я тебе пригожусь». Знать бы еще, что имел в виду мой новоявленный ангел-хранитель? Что ж такого меня ждет у старика? Что затеяли эти типы? Боюсь, что, как и в прошлый раз, узнаю об этом слишком поздно. Я вылетела на прямой, как стрела, проспект. В это время он был пуст, и оттого скорость я увеличила, а когда стала сворачивать на улицу Глинки, машинально следя за дорогой и продолжая ломать голову над словами Андрея, их смысл открылся для меня неожиданно, а главное, очень пугающе: я нажала педаль тормоза, она провалилась, машина с трудом вписалась в поворот и понеслась дальше. — О Господи! — простонала я, мгновенно покрываясь потом, и попробовала не впадать в панику. В этот момент из переулка, нарушая правила, выкатил бензовоз, я шарахнулась влево, потом вправо, уходя от обогнавших меня «Жигулей», и попыталась обойти бензовоз, но он точно спятил: увеличивая скорость, болтался по дороге, я сигналила, рыскала глазами в поисках спасительного переулка, перестроилась вправо, сзади вдруг выскочила «Волга», а я матерно заорала: единственный переулок остался позади. Передо мной был мост, а окончательно свихнувшийся бензовоз вдруг занесло, стало разворачивать поперек дороги, и меня на скорости несло прямо на него. «Волга», по-прежнему висевшая справа, отрезала мне единственный путь к спасению, а я наконец поняла, что имел в виду Андрей. Все очень просто: к умирающему старику я не доеду. Я вообще никуда не доеду. Взвыв от ужасав я крутанула влево, видя, как с чудовищной скоростью на меня наезжают огромные колеса бензовоза, грязно-оранжевый бок с надписью «Бензин», и почувствовала холод в ногах… Дрожащей рукой открыла дверь, и красавец «Форд», на глазах превращаясь в груду железа, влетел в «КамАЗ», сложился гармошкой, бензовоз опрокинулся, и два огненных столба взметнулись к небу, превратив узкий мост и сотню метров дороги в сплошную стену огня. От взрыва вылетели стекла в соседнем доме, но за несколько секунд до вдруг разверзнувшегося ада я вывалилась из кабины, меня отбросило далеко в сторону от колес тормозящих, гудящих и мечущихся в панике машин, и я кубарем покатилась вниз, перелетев через низкое ограждение моста. Очнулась я от воя пожарных сирен. Разлепила глаза и увидела зарево, некоторое время лежала, тараща глаза и ничего не понимая. Выли сирены, кричали люди, а я наконец сообразила, что лежу на зеленой травке почти под мостом, а надо мной такое творится… Потом пришла мысль, что я жива, рядом журчит ручей, цветет желтый одуванчик, а в голове хоть и жуткий гул, но поднять я ее могу и даже повернуть… Я слабо пошевелилась, застонала от боли, решив, что ни одной целой кости во мне не осталось, но через несколько минут с удивлением осознала, что, несмотря на это, двигаю руками и ногами, а потом даже встала на четвереньки и потрясла головой. — Меня хотели убить, — сказала я громко и порадовалась, что слышу свой голос. Этот бензовоз и эта чертова «Волга»… все подстроено… Только я жива… пока. Что, если ребята сообразят, что дали маху, и решат исправить собственную оплошность? Эта мысль придала мне необыкновенные силы. Я поднялась с колен, сделала несколько шагов в спасительную тень моста, посоветовав себе забыть на время, что он может рухнуть еще раз. Тряхнула головой, торопясь прийти в себя, и огляделась. Отсюда надо выбираться, причем так, чтобы не попасться на глаза своим убийцам. Наверху сейчас полно пожарных и милиции, вряд ли при них эти типы проявят особую прыть, хотя кто знает… второй раз судьбу лучше не искушать. Я торопливо оглядела себя: костюм грязный, юбка разорвана, одну туфлю я потеряла. Проще всего подняться наверх, подойти к первому попавшемуся милиционеру и все рассказать… Мне поверят? Поверят не поверят, а проверить должны. И что? Давай решай скорее, твою мать, не могу я здесь стоять в драной юбке и ждать, когда эти мерзавцы просто спустятся вниз и укокошат меня. Поверят мне в милиции или нет — вопрос, а вот то, что по великому замыслу Кирилла я уже труп, это точно. Так что лучше мне побыть в покойниках… Легко сказать, куда я в таком виде? В одной туфле, без гроша за душой, без сумки, без паспорта, даже чужого? Я продолжала изводить себя жалобами, но уже осторожно перебралась через ручей и огляделась: впереди начинались заросли кустарника, дальше лежали какие-то плиты и трубы. Пожалуй, незаметно преодолеть несколько метров будет нетрудно. Собравшись с силами, я бросилась бежать и юркнула в заросли. Вряд ли кто-то видел меня с моста, сейчас там и без того есть на что посмотреть. Покидать заросли не хотелось, мой труп, точнее, его отсутствие, обнаружат не скоро, впрочем, как знать, кто-то мог заметить, что я выпрыгнула из машины… Не годится. Если б убийцы это видели, давно нашли бы меня под мостом: много времени это не требовало, а я неизвестно сколько лежала без сознания. Значит, в мое воскрешение они поверят не сразу. И все же надо поскорее выбираться отсюда. Сидя в ивняке, многого не добьешься. Охая и матерясь, точно извозчик, я начала осторожное продвижение вперед. К некоторому удивлению, скоро выяснилось: эта часть города была вполне обитаема. Я вышла на тропинку, она вывела меня к трубам и плитам; которые я увидела еще под мостом, обогнула их и оказалась возле одноэтажного строения, больше похожего на барак с решетками на окнах. Деревянное крыльцо с массивной дверью выглядело инородным телом. На фасаде вывеска «СМУ-3» и что-то там еще. Я в нерешительности замерла, прикидывая, стоит ли продолжать путешествие? Из-за угла вывернула собака, зевнула и, лениво потягиваясь, побрела в сторону моста, а я, так и не придумав ничего лучшего, шагнула к крыльцу. В домике стояла тишина, длинный коридор был пуст, лишь из-за дальней двери слышались два мужских голоса, один что-то выговаривал, а другой, судя по интонации, оправдывался. Постучав в правую дверь и не получив ответа, я потянула на себя ручку и заглянула в комнату. Небольшое светлое помещение, видавший виды стол и две грубо сколоченные лавки. На столе банка из-под консервов вместо пепельницы и газета «Московский комсомолец», в углу на гвозде — синий рабочий халат, из кармана которого торчит цветастая косынка, а на полу, рядом с облезлым веником, тапки из вельвета на белой подошве. Не раздумывая, я схватила халат, тапки и бросилась вон, услышав, как где-то сзади со стуком закрылась дверь. Сразу же за СМУ тропинка спускалась вниз и шла по дну оврага, в этом месте заросшего старыми тополями. Я покинула тропинку и отыскала ручей. Стянула юбку, надела халат, тщательно умылась и вымыла ноги, взвыв от боли: они были в ссадинах и кровоподтеках, но серьезных увечий не наблюдалось, чему я от всей души порадовалась. Тапки были мне велики по меньшей мере на размер. Оторвав лоскуты от юбки, я засунула их в носы тапок, получилось неплохо. Пригладила волосы и повязала косынку, в остатки юбки завернула два камня и бросила в ручей. За это время на тропинке никто не появился, со стороны СМУ не доносилось ни звука — значит, воровство обнаружено не было. Это меня воодушевило, и я зашагала веселее, хотя понятия не имела куда. Через несколько минут я оказалась у подножия деревянной лестницы, поднялась и вышла на улицу Чкалова — по крайней мере, так значилось на табличке одного из домов. Слева было здание школы с большим парком и красивой березовой аллеей вдоль фасада, а прямо шла эта самая улица, состоящая из двухэтажных домов еще довоенной застройки. Я понемногу сориентировалась и сообразила, что, если идти прямо, очень скоро окажусь около старого здания пединститута, а оттуда рукой подать до центра. Следовало решить, куда я хочу попасть? На мне рабочий халат и тапки, в таком виде люди по центральным улицам не ходят. Внимание мне сейчас совсем ни к чему. Мне нужны деньги, значит, идти надо на вокзал и взять оставленный в ячейке камеры хранения пакет. Я поздравила себя со способностью рассуждать здраво, несмотря на боль во всем теле и голове, которой здорово досталось при падении (шум в ушах стоял до сих пор, а затылок разламывало, и тошнота наворачивалась, симптомы сотрясения мозга доподлинно мне неизвестны, но очень похоже). Выбирая улицы подальше от центра и помалолюднее, я часа через полтора добралась до вокзала. За это время смогла успокоиться и даже выработала план действий. На вокзале мой внешний вид любопытства не вызвал, на меня вообще никто не обратил внимания: возможно, принимали за уборщицу или дворника. Я забрала конверт и сунула его за пазуху, отложив стодолларовую банкноту в паспорт. Обменный пункт нашелся тут же на вокзале. Окошечко было расположено высоко, причем имело такие крохотные размеры, что я от души порадовалась: женщина меня не увидит. Я протянула доллары, получила рубли и впервые с момента аварии вздохнула с облегчением. Пройдя вдоль вокзальной площади, зашла в один из магазинчиков, которых здесь было в избытке, купила джинсы и свитер, вернувшись на вокзал, переоделась в туалете и сразу же почувствовала себя гораздо увереннее. Теперь основная проблема — жилье. Мне просто необходимо где-то отлежаться, а вокзал самое опасное место в городе. Если Кирилл будет меня искать, безусловно, начнет с вокзала, решив, что я попытаюсь покинуть город. Надеюсь, сейчас я для него еще покойница, к тому же о наличии у меня паспорта и денег Полины он не знает, и это дает мне шанс… Мысль об опасности подстегнула, и я поспешно покинула вокзал. Проблема все та же: жилье. Я не могу бегать по городу, запасшись объявлениями, — это лучший способ попасть на глаза людям Кирилла. А если гостиница? Никому в голову не придет искать меня там. А паспорт? Вряд ли фотографию будут рассматривать особенно тщательно, разумеется, если я не вызову никаких подозрений. Я шла по улице, сунув руки в карманы джинсов, и пыталась убедить себя, что почти ничем не рискую. Разменяв в первом же обменном пункте еще несколько купюр, я на такси отправилась в торговый центр «Южный», там потратила больше часа: приобрела кое-какую одежду и большую спортивную сумку. В таком виде можно и в гостиницу. Я вновь остановила такси, решив, что это более безопасное средство передвижения, чем общественный транспорт. — Какую-нибудь не очень дорогую гостиницу, — сказала я, устраиваясь на заднем сиденье и предоставляя выбор судьбе. А что, если парень привезет меня в «Зарю», где я жила до встречи с Кириллом? Но парень, как видно, считал ее дорогой. Мы остановились возле трехэтажной гостиницы с симпатичным названием «Уют». Во дворе стояли четыре «КамАЗа» с рефрижераторами, а атмосфера в гостинице оказалась на редкость демократичная, и мой паспорт интереса не вызвал. Я замерла перед стойкой и покрывалась липким потом, ужасаясь возможным вопросам, но ни одного не дождалась. Мне приветливо улыбнулись, объяснили, как найти нужную комнату, и вручили ключ. Выжав из себя подобие улыбки, я пробормотала «спасибо» и поднялась на второй этаж. Открыв дверь, на негнущихся ногах прошла в номер, бросила сумку и рухнула на постель. Проснулась я от своего крика, вскочила и прислушалась. В комнате темно, где-то в ночной тишине одиноко прогрохотал троллейбус. Я посмотрела на часы: половина первого. Голова кружилась, а все происшедшее днем казалось страшной сказкой. Но тут я проснулась окончательно и с горечью констатировала, что это гораздо хуже сказки, это суровая реальность. Я подошла к окну, открыла его и, опершись локтями на подоконник, стала смотреть на ночной город. Сегодня я еще могу поплакать, пожалеть себя, горько сетуя на судьбу, а завтра… завтра следует собрать всю волю в кулак и разобраться с этими гадами. Раз уж я жива, когда мне полагается быть обгоревшим трупом, то последнее слово за мной. Только так я смогу вернуться в нормальную человеческую жизнь. Я хмурилась, призывала себя не раскисать и прочее в том же духе, но постепенно другие мысли овладели мной. Город погрузился в тишину и темноту, последние звуки стихали, последние огни гасли, а я, устроившись на подоконнике, смотрела на дома, темные силуэты деревьев, городское небо без звезд и беспричинно начала улыбаться. Потом вдруг запела тихонько, оборвала себя на второй строчке и, спрыгнув с подоконника, сказала весело: — Поздравляю, у тебя в самом деле сотрясение мозга. Утром я первым делом отправилась в парикмахерскую и сделала короткую стрижку. Не только я, но и мастер поразилась происшедшей со мной перемене: из зеркала на меня смотрело совершенно другое лицо. — А вам идет, — не без удовольствия заметила женщина, которой я полчаса назад втолковывала, что в самом деле хочу коротко подстричься. «У вас прекрасные волосы, и эта прическа вам очень к лицу», — убеждала она и даже призвала в свидетели двух своих коллег. Коллеги, правда, не были столь эмоциональны: «Тебе сказали стриги, вот и давай», — посоветовала ей полная блондинка, и женщина наконец приступила к делу, но и тогда раза два заметила: «Зря вы…» Теперь она выглядела довольной, а про меня и говорить нечего: стрижка плюс темные очки, джинсы и куртка, в которых Кирилл меня никогда не видел, — вряд ли теперь он сразу сможет меня узнать. Воодушевленная этими мыслями, я отправилась в то самое место, куда должна была попасть вчера: к таинственному богатому родственнику Полины, которого я не знала даже по имени. Конечно, это было опасно: в первую очередь Кирилл начнет искать меня в местах, представляющих обоюдный интерес, но, если не рисковать, вряд ли когда-нибудь удастся распутать эту историю. А распутать необходимо: роль скрывающейся под чужим именем беглянки мне вовсе не улыбалась. Если старик жив, мне придется с ним встретиться (как — понятия не имею) и кое-что ему рассказать. Мне необходимы союзники, по логике вещей, старик должен стать одним из них. Впрочем, я была почти уверена: он мертв. Иначе то, что они вчера затеяли, не поддается объяснению. Скорее всего Кирилл, как всегда, лгал — вовсе не Алексей Петрович, а Полина — наследница старика. Старик, убедившись, что женщина жива-здорова, отписал ей все состояние (какое — неважно, важно, что оно было, в противном случае чего б им так суетиться), так вот, старик умер, а вслед за ним в результате трагического происшествия, то есть аварии, погибла Полина. Кому в этом случае отойдет наследство? Я не сильна в таких вопросах, но скорее всего ее мужу. Вот этого они и добивались с самого начала. Господи, какая же я дура! Рыскала по дому, ломала голову, а все так просто! Нет, не все. Если настоящая Полина жива, они не получат ни копейки. И вот тут два варианта: либо она уже мертва, либо, воспользовавшись тем, что вчера эта женщина официально погибла, они быстренько от нее избавятся… Я должна найти ее. В борьбе против Кирилла и всей этой братии она точно мой союзник. Надеюсь, Кириллу еще неизвестно, что я вовсе не погибла в аварии. От «Форда» практически ничего не осталось, все вокруг было залито бензином и горело, как в аду. Бензовоз выбрали не зря: мой труп должен был выглядеть так, чтобы никакая экспертиза не в состоянии была установить, кто это на самом деле. Очень возможно, что до сих пор и не установили, труп не нашли, решив, что он в сумасшедшем огне рассыпался в прах. Это хорошо для меня, потому что развязывает мне руки, и плохо для настоящей Полины: они начнут действовать, и женщина окажется в опасности. Старик, если он жив, должен знать, где ее следует искать. В дом я вряд ли смогу войти — это слишком опасно, — но в доме есть телефон, зная адрес, выяснить номер будет нетрудно. Однако все это хорошо только в том случае, если старик жив, а я почти уверена, что он умер, иначе какой смысл убивать меня? Хотя кто ж знает, что в действительности задумали эти типы… Вот я и должна узнать, а для начала выяснить, кто этот старик. Занятая своими мыслями, я оглянуться не успела, как оказалась на улице Северной, увидела перед собой табличку с номером шестьдесят два — а мне необходим восьмой. Вздохнув, я отправилась по нечетной стороне в нужном мне направлении. Вряд ли меня поджидала засада, но все равно было страшно. Восьмой дом возник неожиданно, сначала появилась высокая крыша, затем и он сам за низким заборчиком из металлических прутьев всего в нескольких шагах, а я так и не решила, что делать дальше. Ворота и калитка закрыты, что неудивительно, жалюзи на окнах опущены. Вид какой-то нежилой. «Старик умер», — напомнила я себе и тут же начала злиться. Если он умер, то не далее как прошлой ночью. И сейчас родственники готовятся к похоронам, в такой ситуации народу здесь должно быть предостаточно, чего в действительности не наблюдается. Ну и что? Вдруг у него вовсе нет родственников, если не считать Алексея Петровича и Полины, а Алексей Петрович вполне мог довольствоваться кремацией дорогого дядюшки, причем без ненужной торжественности и прочего. Дом остался позади, тихий и вроде бы необитаемый, а я так ничего и не решила, только разозлилась вконец. Какого черта я сюда пришла? Чтобы прогуляться мимо дома? Допустим, я уже прогулялась, и что дальше? Кто-нибудь из соседей должен знать старика, по крайней мере его фамилию, а это уже кое-что. Но ведь просто так не пойдешь по домам с расспросами, в конце концов, это опасно… «Ну, давай, придумай что-нибудь! » Тут взгляд мой упал на новостройку. Кто-то затеял строить коттедж аж в четыре этажа, коробку сложили, подвели под крышу, и на этом, судя по всему, дело встало: то ли энтузиазм закончился, то ли деньги. Оконные и дверные проемы заколотили досками, забор, опоясывающий стройку, в нескольких местах завалился, а подступы к дому заросли крапивой и бурьяном. Прикинув расстояние до восьмого дома, я рассудила, что это идеальный наблюдательный пункт, осторожно огляделась, не сбавляя шага, и, убедившись, что данный участок улицы совершенно безлюден, юркнула за забор, а потом бегом припустила к дому. Проникнуть внутрь оказалось нелегким делом: проемы для того и забили досками, но на окошко в подвал почему-то никто не обратил внимания. Рискуя свернуть себе шею, я протиснулась в узкое отверстие, а когда глаза понемногу привыкли к темноте, выбралась на первый этаж. Дальше было проще: лестницы внутри дома уже поставлены — разумеется, без перил и на вид довольно хлипкие, но, решив не обращать на это внимания, я поднялась под самую крышу и здесь с чувством глубокого удовлетворения могла констатировать, что не ошиблась. Восьмой дом был как на ладони: все окна фасада, двор, крыльцо и несколько окон по правому боку. Замечательно. Устроившись с максимальными удобствами на опрокинутом ведре, я принялась ждать, боясь только одного: что именно сегодня хозяева четырехэтажной башни, куда я незаконно вторглась, решат навестить родные камни, точнее, кирпичи, и что я тогда буду делать — одному богу известно. Однако очень скоро эти мысли меня оставили. Я сидела привалившись плечом к кирпичной кладке, переводила взгляд с окон на крыльцо и обратно, теряясь в догадках. Прошло три часа, а в доме было по-прежнему тихо, ни один силуэт не возник в окне, никто не решил заглянуть в калитку. Из упрямства просидев еще час, я, чертыхаясь, покинула стройку и вернулась к восьмому дому. Перепутать я не могла: именно сюда мы приезжали с Кириллом, и на этом крыльце стояла женщина… Калитка оказалась заперта на щеколду. Наплевав на все правила конспирации, которые я сама для себя придумала прошлой ночью, я открыла ее и вошла во двор. По-моему, никто во всем мире не обратил на это внимания, по крайней мере, мне хотелось так думать. Не особенно таясь, я обошла дом по кругу: сад, цветник, стеклянная дверь на веранду заперта. На окнах первого этажа плотно закрытые ставни. — Здесь никто не живет, — сказала я вслух, вернулась к крыльцу, поднялась и отчаянно позвонила, раза три. Я слышала, как звонок разносится по всему дому, но открывать дверь никто не спешил, что неудивительно, раз дом пуст. В который раз чертыхнувшись, я покинула чужую территорию; просунув руку между прутьев калитки, заперла ее на щеколду, и тут кое-что привлекло мое внимание — точнее, кое-кто. Молодая женщина на крыльце дома напротив, уперев руки в бока, внимательно и серьезно наблюдала за моими действиями. — Здравствуйте! — крикнула я и на всякий случай широко улыбнулась, чтобы она не дай бог не заподозрила меня в воровстве, и пошла через дорогу к ней навстречу. Женщина спустилась с крыльца, распахнула калитку и стояла, опершись на нее, ожидая моего приближения. — Извините, — продолжала я улыбаться. — Не знаете, где хозяева? — Я кивнула на восьмой дом. — А кто вам нужен? «Кабы я сама это знала, дорогая…» — Видите ли, — кашлянув, начала я без прежней поспешности, — я была в гостях в этом доме, позавчера. У Владимира Андреевича. И оставила сумку… — Позавчера? А… не знаю. Настоящие хозяева здесь не живут, они в Индии, в командировке. Может, их родственники кому дом сдали? — А связаться с этими родственниками можно? Телефон у них есть?
|
|||
|