АВГУСТ, 80 – 86 кг 5 страница

Для начала я позвонила в избирательный штаб Фрэнклина – узнать его расписание на сегодня. Особых надежд на успех не питала, он мог запретить своим служащим разговаривать со мной. Однако наивная девчонка не только отвечала на мои вопросы, но просто из кожи вон лезла, пытаясь угодить уважаемой миссис Аверс. Сведения сыпались из нее как из рога изобилия: мистер Аверс сегодня обедает с группой фермеров, а вечером у него банкет – постарается убедить своих сторонников еще немного раскошелиться. Название отеля, номер апартаментов и телефон дались мне без боя.

Уже прощаясь, я словно бы спохватилась:

– Ах да, Эшли просила разузнать, какое вино предпочитает губернатор штата. (Чтоб тебя черти поджарили, алчная стерва! ) Будьте любезны, подскажите, в каком номере она остановилась?

Девушка была сама любезность. Я окончательно уверилась, что работа Эшли над имиджем Фрэнклина не прекращается ни днем ни ночью. Они поселились в смежных номерах. Наглый подонок – не потрудился хотя бы ради приличия заказать номера на разных этажах.

Неожиданно накатила свинцовая, равнодушная усталость. Я обмякла в кресле, неуверенно посматривая на телефон. Изящные, под старину, настольные часы мозолили глаза символом утекающего времени. Ажурная стрелка обегала мраморный циферблат, отсчитывая секунды. Мне вдруг представился Фрэнклин – трехкомнатный “люкс” полон шикарных вещиц, шкаф ломится от рубашек ручной работы и итальянской обуви. Баловень судьбы с разорительными вкусами.

И всегда под рукой неиссякаемый источник денег на комфортную жизнь.

Но это же несправедливо. И я, именно я обязана положить этому конец. Беда в том, что дело касается не только меня, Фрэнклина и ограбленных им людей. Есть еще Рикки и Джейсон. Недопустимо, чтобы они пострадали.

Полчаса пролетело в напряженном раздумье. Решение явилось совершенно блистательное и оказалось настолько ясным и бесспорным, что я не колебалась ни секунды. Сорвав трубку, набрала номер апартаментов Фрэнклина и с веселой ненавистью отправила в рот полную ложку йогурта.

– Фрэнклин Аверс.

Я торопливо сглотнула, поперхнулась и неудержимо раскашлялась прямо в трубку.

– Это я. – Вместо голоса вышел какой-то придушенный хрип. – Подожди...

– Барбара, ты? Черт, да отвечай же!

– Не в то горло попало...

Не знаю, что ему удалось понять. Может, решил, что я заделалась крестной матерью и отрабатываю особый, замогильный мафиозный голос. Как бы там ни было, в тоне Фрэнклина поубавилось спеси.

– Где ты, черт побери? Я уже сутки тебе названиваю!

– Миссис Пэйн умерла.

– Какого черта ты вломилась в мой кабинет? Зачем копалась в бумагах? Немедленно верни ключи, слышишь?

– Минутку...

Я отложила орущую трубку и прошла в кухню. Взяла бутылку шипучки, стакан, даже достала из морозильника лед. И в кухне, и в коридоре оказалось по телефону, но я предпочла вернуться в гостиную, к мягкому креслу и роскошному виду на парк.

– Решила промочить горло.

Очередная порция ругательств. Я без суеты наполнила стакан, отпила.

– Повторяю, миссис Пэйн умерла.

– Что ты мне мозги пудришь? Я спрашиваю, за каким чертом ты вломилась в контору и избила мисс Мамфорд и телефонистку!

– Она лежала в дрянном пластмассовом гробу – в таком, знаешь, с разводами под мрамор. А ведь была женщиной со вкусом, с чувством собственного достоинства. По-моему, ей куда больше подошел бы сосновый, ручной работы. Но видишь ли, мистер Пэйн мог себе позволить только пластмассовый.

Фрэнклин притих.

– Ты что, была на похоронах?

– Самое меньшее, что я могла для нее сделать. Мистер Пэйн заходил к нам позавчера вечером.

– Какого черта ему надо было?

– Как он объяснил, сообщить тебе о смерти миссис Пэйн. На самом деле ему просто нужен был кто-то рядом. – Фрэнклин настороженно молчал, будто ожидая подвоха. – К тому же миссис Пэйн нравилось, как я пишу. Вот мистер Пэйн и попросил меня написать в память о ней.

– Барбара, ответь, что ты делала в моем кабинете!

– Ты прекрасно знаешь. Пыталась выяснить, почему деньги по давно закрытому делу все еще не добрались до кармана мистера Пэйна.

– Ты ни черта не смыслишь! Это сложный, запутанный процесс, еще предстоит утрясти кучу юридических формальностей...

– Ох, Фрэнклин, – оборвала я почти с жалостью, – я ждала от тебя большего. Если не можешь сказать правду, постарайся хотя бы лгать поубедительней.

Я развернула список обворованных клиентов и зачитала все двенадцать фамилий. Словно бикфордов шнур подпалила. На том конце телефонного провода воцарилось мертвое молчание, но я чувствовала – вот-вот бабахнет взрыв. Где-то там, у Фрэнклина, скрипнула дверь, женский голос спросил, что стряслось. Представляю, как энергично он на нее замахал, – гостья убралась без звука, только дверь грохнула.

– Барбара, давай успокоимся.

Я отлично знала этот менторский тон. Утомленно потирая переносицу и с раздражением доказывая собеседнику, что он законченный идиот, Фрэнклин обычно тянул время и копил силы для нового наскока. Но я – то видела его насквозь – даже забавно.

– О, сейчас папа Флэнклин лассказет маленькой Балбале пло взлослые дела, да?

– И как я терпел тебя столько лет? Непостижимо. Я никого не ограбил, вбей это в свою дурную голову!

– Вряд ли Пэйн, Кэдбери и все прочие с тобой согласятся.

– Такие дела могут тянуться годами, и никто не гарантирует успеха...

Хлопнула входная дверь, в прихожей зажегся свет. Мак. Он прошел в гостиную, поцеловал меня в губы и молча удалился, деликатно оставив меня наедине с телефоном.

– Они пока и не ждут своих денег. И потом, треть моя. Еще две трети я просто-напросто занял – на время, разумеется. Верну сполна, еще и с процентами. Не будь ты дурой, тут все чисто.

Ни извинений, ни раскаяния. Ну, понадобились ему деньги, он их и присвоил. Мой без пяти минут бывший муж грабил бедняков и даже не считал нужным этого стесняться.

– В одном ты прав, Фрэнклин. Действительно, уму непостижимо, как ты терпел меня столько лет. И мне чертовски повезло, что ты наконец-то убрался.

Но его не волновали мои эмоции. Его волновали только мои планы.

– Обойдешься без глупостей, правда?

– В смысле, не натравлю ли на тебя полицию? Глазом бы не моргнула, если бы не дети. Но они и так из-за нас настрадались. Так что успокойся, Фрэнклин, тюрьма тебе не грозит. Я придумала кое-что получше.

– Не глупи! До сих пор ты не жаловалась на жизнь. Шикарный дом, роскошные тряпки, элитные рестораны – ты ведь обожала все это. Только и знала, что деньги из меня тянуть. Ты виновата, что мне пришлось воровать.

– Как, Брут, и в этом?

– Сука, ты просто бесишься, что я тебя бросил! Отыграться решила?

– Как, однако, забавно устроены твои мозги, Фрэнклин. Ты по уши в дерьме, а чувством вины должна терзаться я?

– Не смей ничего делать, пока не вернусь!

– А когда вернешься?

– В следующее воскресенье.

– Отлично. Буду дома. И подготовлю для тебя потрясающий сюрприз.

– Барбара! Речь идет о моем будущем...

– И о моем. А также о будущем наших детей. Почему твои интересы всегда на первом месте?

– Предупреждаю тебя...

Трубка полетела на рычаг. Меня трясло.

– Ты в порядке? – Мак сунул мне в руку стакан.

– Это Фрэнклин. Мы слегка разошлись во мнениях.

Мак недоверчиво качнул головой.

– Ладно, мы дико поскандалили.

– Уже лучше.

Он не стал ничего выспрашивать. Отошел к стереосистеме, выбрал диск, и флейтовый концерт Вивальди подхватил нас. Я закрыла глаза, нырнула в чистые волны музыки. Мак осторожно пододвинул стул и уселся вплотную, ласково поглаживая мою руку.

– Что это?

Я растерянно заморгала. Музыка смолкла, а Мак больше не гладил меня по руке – он вчитывался в список, что я бросила на столе. Легкомысленная дура. Я выхватила у него бумажку.

– Здесь имя Люсинды Пэйн... Мне это все не нравится.

– О чем ты? – сфальшивила я.

– То дело, что я изучал для тебя... Там было соглашение о прекращении разбирательства. Значит, процесс по иску Люсинды Пэйн давно закончен. Не знаю, сколько она отсудила, но я видел ее гроб, одежду Пэйна, машину и уверен – им не перепало ни цента из этих денег.

Я молча тянула виски.

– Барбара, – осторожно начал он. – Ходят слухи, что у Фрэнклина плохо с деньгами на предвыборную борьбу.

Я клацнула зубами о стакан, но сумела выдавить усмешку:

– Не ты ли призывал меня называть все вещи своими именами?

– Будь по-твоему. Выборы разорили Фрэнклина. И он решил поставить на кон свою адвокатскую лицензию.

– Мне пора. – Я вскочила. – Куда подевались туфли?

– И ты поймала его на воровстве, но покрываешь по каким-то идиотским причинам.

– Если бы Фрэнклин был вором, я бы тебя и близко к этому делу не подпустила. – Я пошарила под диваном, перевернула каждую подушку. – Куда ты задевал мои туфли?

– Догадываюсь, почему ты обратилась ко мне за помощью. Возможно, хотела...

– А сейчас я хочу, чтобы ты заткнулся!

– Объясни, почему ты его защищаешь? Он ушел, исчез из твоей жизни. Высокомерный, самовлюбленный мерзавец... А твои туфли валяются там, где ты их и бросила, под столом.

Я достала туфли и обулась.

– Не понимаю, какого черта ты помогаешь этому подонку выпутаться? – настойчиво повторил Мак.

– Да что ты вообще знаешь? Привык тереться среди отбросов общества, потому любой в костюме и при галстуке кажется тебе вором.

– Имей в виду, Барбара, я этого так не оставлю.

Мне вдруг стало нечем дышать. Я не могла уйти, но не могла и остаться.

– Мак, пожалуйста, не вмешивайся.

– Прости, не могу.

Я кивнула и пересекла комнату, чтобы взять сумку. Поняла, что плачу, только когда Мак вытер мне слезы.

– Не хочу, чтоб это нас развело.

– И я не хочу.

Я перехватила его ладонь, прижалась к ней щекой.

– Останься...

– Нет. Дело ведь не во мне и не в нем. Тебе, наверное, не понять... но все-таки постарайся. Рикки и Джейсон – часть меня, нет и не будет никого ближе и дороже. И я не позволю ни тебе, ни Фрэнклину, ни кому-либо еще искалечить им жизнь. А это обязательно случится, если их отец угодит за решетку.

– Ты недооцениваешь своих детей. Уверен, они справятся.

Я отстранилась, выпустила его руку и шагнула к двери.

– А я уверена, что есть другой выход. Шаг, еще шаг...

– Учти, я не останусь в стороне.

– Не трогай моих детей, Мак, – проговорила я спокойно. – Если они пострадают, я никогда тебе этого не прощу.

* * *

Пять часов я гнала машину и к ночи домчала до ближайшего к лагерю мотеля. Утром оторву детей от друзей и развлечений и объявлю, что расстаюсь с их отцом. Недопустимо, чтобы эту новость сообщил им кто-то другой, а Фрэнклин кормил бы красиво упакованными сказочками. Пусть узнают от меня, что отец больше с нами не живет. Простите, что мы не смогли сохранить семью, скажу я им, но жизнь на этом не кончается. Ни моя, ни Фрэнклина, ни их. А главное, я крепко обниму детей и скажу, что очень их люблю и всегда буду любить. Пусть они сами выбирают, остаться ли в лагере или сразу вернуться домой. Наверняка предпочтут друзей. Будет горько, но это их право.

А потом сразу же обратно, в Чикаго, – готовить Фрэнклину торжественную встречу.

Поначалу мой праздник больше походил на воскресную службу в церкви – гости держались церемонно и беседовали вполголоса. Но где-то между вторым и третьим тостом – а шампанское было отменное – от скованности не осталось и следа. Я устроила что-то вроде утренника для обворованных клиентов Фрэнклина, а заодно их друзей и домочадцев.

В полдень, принаряженные и донельзя смущенные, они робко переступили порог моего дома, а уже в три часа дня отрывались вовсю, словно выиграли миллион в лотерею.

Я сто лет не веселилась и теперь азартно наверстывала упущенное – курсировала среди гостей, болтала, шутила, смеялась, а заодно следила, чтобы официанты не забывали подкладывать угощение в их тарелки. Словом, наслаждалась ролью гостеприимной хозяйки.

Праздничный стол оказался выше всяких похвал – деликатесы на любой вкус, знаменитый мичиганский копченый лосось, горячие омлеты, которые ловко стряпали на заказ два представительных повара в высоких белых колпаках.

А еще горы всевозможных фруктов, выставка изысканных сыров, корзины румяных булочек и реки свежего кофе.

Угощение всем пришлось по вкусу – судя по тому, с каким аппетитом мои гости уничтожали все это изобилие. То и дело я выныривала из веселой толпы, чтобы со стороны полюбоваться отрадным зрелищем. Сама я почти не ощущала голода от радостного возбуждения. Лишь когда совсем уж скручивало желудок, позволяла себе прозрачный ломтик дыни. Я скинула целых три килограмма с того памятного вечера, когда меня вывернуло на роскошные ботинки Фрэнклина. В его шкаф я с тех пор не заглядывала – он меня больше не интересовал.

Наша роскошная гостиная, наполнившись живым смехом и непринужденной болтовней, уже не казалась мне чопорной и холодной. Я впитывала звуки праздника и пьянела от них. Готовясь к приему, я велела расставить в гостиной круглые столы, чтобы гостям не пришлось неприкаянно бродить по залу с бокалами в руках, воевать за стулья и держать тарелки на коленях. Фрэнклину это влетело в лишнюю пару сотен долларов. Но сам-то он всей душой ненавидит “клевать с колен” – так пусть раскошелится, чтобы его клиенты угощались с полным комфортом.

И все-таки лучше всего мне удались букеты. Особое своеобразие цветочным композициям придавали туристические проспекты, пристроенные между нежных головок орхидей. Бора-Бора, Таити, Сейшелы, Амазонка, Новая Зеландия, Австралия... Что ни название, то страна грез. И все эти мечты теперь могли стать реальностью для моих гостей – особенно благодаря подарочным талонам из туристического агентства “Путешествия с Матушкой”. Такой талон на пять тысяч долларов я вложила каждому в конверт вместе с чеком, где значилась сумма компенсации. Уж это Фрэнклин им наверняка задолжал.

Долг оказался огромным – куда больше того банковского счета, на котором Фрэнклин копил деньги на свои выборы. Впрочем, за последнюю неделю разъездов по провинции он вытряс из своих сторонников порядочные суммы. Это здорово облегчило мою задачу. Чтобы добыть остальное, я распродала акции, вложения в недвижимость, наш дом, картины и все сколько-нибудь ценное имущество. Эти деньги – в том или ином обличье – сейчас стояли, лежали или висели вокруг меня.

Я диву давалась, насколько быстро мне удалось обратить в наличность почти все наше достояние, а прочее пристроить с небольшой отсрочкой. Подмахнуть за Фрэнклина все нужные бумаги не составило труда. Недаром я столько лет подписывала вместо него все семейные бумаги. И никакого риска, что он поднимет вой. Ведь тогда вскроются его проделки, и конец – с треском вышибут из коллегии адвокатов, а там недолго и под суд угодить. Не то чтобы он этого не заслуживал, сто зудящих волдырей ему на задницу, но дети-то ни в чем не виноваты.

Знаю, нам с Рикки и Джейсоном придется начинать с нуля. Мне предстоит научиться быть мамой. Не ангелом, каким я привыкла представлять свою мать. И не тем светским совершенством, каким желал меня видеть Фрэнклин. Хватит гоняться за чужим идеалом! Нет, отныне я считаюсь только с собственным инстинктом. Пока не знаю, куда он меня заведет, этот инстинкт. Может, стану хорошей матерью, а может, и нет, наверняка наделаю кучу ошибок. Но это будут мои ошибки, и только мои. Надеюсь, все у меня получится, и молюсь об одном: чтобы не было слишком поздно.

Я проверяла на кухне десерты, как вдруг уловила растущую волну аплодисментов. Поспешно выглянула и успела застать Фрэнклина в момент первого шока. Бедный. Войти в дом – в свой собственный дом! – и напороться на толпу клиентов, да не каких-нибудь, а именно этих...

– “Наш друг отличный парень... ” – Затянув здравицу, я через всю гостиную зашагала к супругу между рядами столов.

– “Об э-этом зна-ают все! ” – жизнерадостно грянули гости.

Пение сопровождалось ритмичным топотом и завершилось овациями. Фрэнклин перенес концерт, не дрогнув ни единым мускулом. За его спиной прекрасной заледеневшей статуей маячила Эшли. Наверняка прихватил ее для поддержки. Пропихивая ладонь под каменный локоть мужа, я послала Эшли лучезарную улыбку и прошептала:

– Спасибо, дорогая! – Потом развернулась к гостям: – О, эпохальный момент! Вы лишили политика дара речи!

Все так и покатились со смеху. Определенно, я сегодня в ударе. Рука Фрэнклина казалась жесткой, как стальной доспех. Ему, однако, хватило ума и выдержки не отбиваться от меня на глазах у ликующих клиентов. Не дай бог, удивятся, отчего это адвокат не разделяет их радость.

– Судьи наконец-то засучили рукава и назначили все старые дела к слушанию. Поэтому Фрэнклин сумел почти одновременно выиграть все ваши процессы. – Полная чушь, от первого до последнего слова, но опровергнуть ее мог только Фрэнклин. Ясное дело, он смолчал. – Это такая огромная радость для мистера Аверса, что он всей душой пожелал отпраздновать ее вместе с вами. А теперь, дамы и господа, ваши призы!

И я вскинула высоко над головой веер, составленный из двенадцати конвертов.

Церемония вышла торжественная – не хуже вручения дипломов в университете. Я по одному передавала конверты Фрэнклину. Тот сдавленным голосом оглашал имя клиента, под громовые аплодисменты вручал ему причитающееся и вяло жал руку. Осчастливив последнего, попытался незаметно ретироваться, но не тут-то было – гости дружным хором потребовали его выступления.

– Речь! Речь! Речь! – скандировали они.

– Гм-м... – Он сипло откашлялся. – Счастлив видеть вас здесь. Гм-м... К сожалению, я очень устал, только что с самолета... Прошу меня простить, я лишь переговорю с миссис Аверс, и мы присоединимся к вам.

Я махнула официантам, чтобы разносили десерт, и позволила Фрэнклину вывести меня в кабинет. Едва за нами закрылась дверь, я брезгливо выдернула руку. Всю дорогу через гостиную он с такой яростью стискивал мое запястье, что на коже остались красные пятна.

– Убить тебя мало!

– Вряд ли разумно признаваться в этом при свидетелях, – холодно усмехнулась я, и он в панике оглянулся. Эшли, увязавшаяся за нами следом, плотно затворяла дверь. – Боитесь, мы придушим друг друга, обнимаясь на радостях?

Она лишь высокомерно хмыкнула. Усмешка у нее была точь-в-точь как у Фрэнклина. Наверняка они находят забавным одно и то же: голод, мор, озоновые дыры. Представляю, как они забираются в постель и заключают друг друга в объятия – два робота, надменно усмехающиеся и лязгающие железными телами. Я едва не рассмеялась.

Но Фрэнклину было не до веселья.

– Ты хоть понимаешь, что натворила?

– Я натворила? Ты бы лучше на себя посмотрел, дорогой. Господи, только вдумайся! Ты обирал людей, переживших страшные трагедии, испоганил мою жизнь. И у тебя еще хватает наглости винить меня в своих грехах?

Он сунул руки поглубже в карманы – наверняка борясь с соблазном подпортить мне макияж – и принялся мерить шагами кабинет.

– Ты никогда не понимала, что такое власть. Если человек наделен властью, обычные порядки не для него. Вот твой отец отлично это знал.

– Не смей даже упоминать о нем!

– Только так и делается большая политика. И мы бы давно тебе это объяснили, выкажи ты чуть больше заинтересованности.

– “Мы”?

– Не прикидывайся идиоткой!

Я повернулась к Эшли:

– Дорогая, а что, если Фрэнклин проиграет выборы?

– Он прирожденный победитель, миссис Аверс.

– Вы не ответили. Что, если он проиграет?

– Такое может случиться лишь в одном случае. – Холодная улыбка. – Если вы разгласите этот пустяковый инцидент.

– Шарить по карманам собственных клиентов, по-вашему, “пустяковый инцидент”? – Я почесала бровь с глубокомысленным видом. – Одного не пойму. Если Фрэнклин такой супермен, почему не сумел раздобыть денег честным путем?

– Подумайте хотя бы о детях! – Эшли пропустила мой вопрос мимо ушей. – Им придется еще тяжелее, чем Фрэнклину.

Я почистила ноготь его позолоченным ножичком для бумаг и прогнусавила как можно вульгарнее:

– К черту детей! Я всегда на них плевала.

– Да, Барбара, все дело в детях. Я старался для них. Хотел, чтобы они могли гордиться своим отцом – сенатором Аверсом.

Так вот оно, счастье, в его понимании. Шумиха, публичность, вспышки фотокамер... Дай ему волю – запеленает детей в звездно-полосатый флаг и будет петь им гимн за завтраком, обедом и ужином. И что самое тошное, он действительно верит во всю эту чушь.

– Это ты тоже делал ради детей? – Я выложила перед ним конверт с пометкой “Детективное агентство Хэлси”.

Фрэнклин и Эшли оказались большими любителями пообжиматься в отдельном кабинете, за ужином при свечах. Особенно почему-то в Канзас-Сити – то и дело срывались туда на вечер-другой, когда предполагалось, что они в Спрингфилде.

– Ответь, Фрэнклин. Этим дети тоже должны гордиться?

– Тупая курица! – Снимки веером разлетелись по столу.

– Уже не тупая. – Я помолчала, разглядывая парочку. – Неужели я так и не добьюсь ответа? Что, если ты провалишься на выборах? Не боишься, что твоя верная Эвита перестанет за тебя голосовать – руками и ногами?

Лицо Фрэнклина пошло багровыми пятнами.

– Не смей хамить!

– Не буду, – покладисто согласилась я. – И все-таки советую вам всерьез обдумать эту проблему. Вряд ли она из тех женщин, что станут цепляться за неудачника. Это мы, жалкие тупые курицы, довольствуемся малым.

– Имей в виду, Барбара, такими методами тебе меня не вернуть!

– Слава богу! Значит, мне не грозит мучительная смерть от беспрерывной рвоты.

– И все-таки вам лучше жить вместе, пока Фрэнклин не пройдет в сенат, – подала голос Эшли. – Так полезнее для кампании.

Я проигнорировала ее бредовое предложение. Демонстративно закинула ноги на письменный стол и спросила:

– А дети будут жить с вами?

– Разумеется, мы им всегда рады. – Апломба Эшли было не занимать.

– Нет уж. С вами они будут куда счастливее. Видите ли, дорогая, со мной они и знаться не хотят. Фрэнклин раскрыл им глаза, какое убожество их мать – жирное, жалкое убожество. Конечно, я стану забирать их по воскресеньям и праздникам. Но жить им лучше с отцом-сенатором и его стройной молодой женой.

Эшли, сделавшись серой, как засохшая грязь, метнула панический взгляд на Фрэнклина. Впустую. Он вообще не уловил суть спора, – по обыкновению, слышал только то, что ему было нужно.

– Так ты не станешь связываться с газетчиками? Я правильно понял?

– Правильно, Фрэнклин. И насчет детей ты прав. В переходном возрасте и без того хватает проблем, а тут еще отец за решеткой...

– Я рад, что ты так благоразумна.

– Я просто воплощение благоразумия.

Опустив ноги, я выдвинула ящик стола и извлекла семейную бухгалтерскую книгу. Пора наносить решающий удар.

– Фрэнклин, гости тебя заждались. Но напоследок взгляни вот на эти цифры. Любопытно, наверное, почему они тебя так обожают? – Я нашла нужную страницу. Записи и впрямь выглядели впечатляюще. – Вот, ознакомься. Столько ты выплатил каждому.

Фрэнклин шагнул ко мне, и я поспешила освободить кресло. Оно ему понадобится.

– Они получили сполна всю сумму, включая и твою треть. Восхищаюсь твоим благородством, Фрэнклин. Не всякий адвокат откажется от законной доли. А уж с подарочными талонами ты и вовсе переборщил. Учись обуздывать свою щедрую натуру. – Фрэнклин упал в кресло. – Дом со дня на день переходит к новым владельцам. Все акции наш брокер продал по моей просьбе, а... Впрочем, сам прочитаешь. Мне же пора возвращаться в гостиную. Где дверь, ты знаешь.

Вцепившись пальцами в волосы, он раскачивался над безжалостными колонками цифр.

– Не может быть... Ты не могла так со мной обойтись! Ведь это конец, конец всему... У двери я задержалась.

– Конец? Это как посмотреть.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 171819 20 Следующая ⇒