Глава 9. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Кукольный Мастер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Кукольный Мастер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Кукольный Мастер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Сильвер. Кукольный Мастер

Глава 32

Сильвер

Сегодня выходной.

Это началось.

Я должна была позавтракать с мамой, но она сказала, что у неё работа в партии и она не может сделать этого вместе.

Затем Хелен принесла мне пакет, который я заказала. Мне не нравится заказывать онлайн только потому, что я предпочитаю видеть вещи, примерять их и трогать, прежде чем покупать. Но отчаянные времена, верно?

Я не могла рисковать, идя в аптеку за тестом на беременность, поэтому я заказала его вместе с кучей косметики и одежды, которую я, вероятно, никогда не надену, просто чтобы покрыть первоначальную покупку.

У меня есть собственный банковский счёт, и с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, ни папа, ни мама не имеют права просматривать мои счета без моего одобрения, так что это просто мера предосторожности.

– Спасибо, Хелен. – Говорю я ей, помогая с рюкзаком.

– Что у тебя здесь, дорогая? – Она бросает коробку на кровать. – Он такой тяжёлый.

– Просто вещи.

– Не задерживайся надолго. Завтрак готов.

– Ладно.

Я целую её в щеку, затем запираю за ней дверь. Я также на всякий случай закрываю балконную дверь.

Как только я открываю коробку, я роюсь в купленном мусоре, пока не нахожу тест.

Мои пальцы дрожат, когда я сжимаю его.

Ты можешь это сделать. У тебя есть это.

Я внимательно читаю инструкции, прежде чем пойти в ванную, и следовать им. Пока я мою руки, я продолжаю смотреть на тест.

Две строчки означают «беременна».

Одна строка означает «нет».

В инструкции сказано, что я должна подождать пять минут. Прошло десять секунд, а я уже схожу с ума.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы купить этот тест. То есть больше, чем на пару недель. Я продолжала думать, что если бы я не знала наверняка, то ничего бы не случилось. В типичном бегстве от ответственности. С каждым днём, когда у меня не появляются месячные, я все больше нервничаю.

Все это время я позволяла Коулу трахать меня медленно и глубоко, пока мне не показалось, что я упаду в обморок от той мягкости, которой он на самом деле обладает.

Кроме этого, вокруг нас происходят странные вещи.

Например, когда дядя Джонатан взял меня в MeetUp, чтобы объявить Эльзе, что я помолвлена с Эйденом. Там было целое дерьмовое шоу, в котором участвовал её отец и много других вещей.

Я хотела убежать оттуда, и я сделала это, как только смогла. Эйден всё ещё охотится за моей головой, потому что я не предупредила его о неожиданном визите его отца, но пошёл он к чёрту. Он заставил меня поверить, что Коул трахал Джонссон, когда у него никогда не было секса ни с кем, кроме меня.

Лёгкая улыбка появляется на моих губах при этой мысли, и я нежно прикусываю нижнюю губу.

Коул был девственником до меня. Трудно поверить, что у него никогда не было секса до свадьбы наших родителей.

Я первая и последняя у Коула.

Я хмурюсь, услышав это. Последняя?

Этого не может быть. Не в той ситуации, в которой мы оказались. Вот почему я сделала тест. Мне нужно понять, что делать с тем, что растёт внутри меня.

Я бросаю взгляд на таймер, затем на тест. Осталось три минуты.

Уронив голову на руки, я притворяюсь, что играю в уме «Лунную сонату».

Меня здесь нет. Я нахожусь в другой вселенной, где я могу быть с тем, с кем хочу, без каких-либо ограничений.

Тогда я даже смогу родить этого ребёнка. Я могу быть матерью и пообещать не перекладывать на него свой эмоциональный багаж.

Боже. Я мысленно говорю, как стерва о своих родителях.

Таймер срабатывает, и я выдыхаю, когда выглядываю из-под пальцев.

Две строчки.

Беременна.

Я беременна ребёнком Коула.

Чёрт. Дерьмо.

Я извиняюсь перед Хелен, притворяясь, что у меня встреча с Саммер и Вероникой, поэтому я не могу позавтракать дома.

Если я сяду за один стол с Коулом или папочкой, я в конце концов сдамся, а я не могу этого сделать.

В моей голове полный хаос в течение всего дня. Я не могу сосредоточиться. Я не могу играть на пианино. Я не могу сделать и двух шагов, не будучи в оцепенении.

Как будто меня вытолкнули из моей собственной кожи.

Я знаю, что в конце концов мне придётся принимать решения. Я должна пойти к врачу и либо спросить его о здоровье ребёнка, либо сказать ему, чтобы он убил его.

При этом втором варианте у меня на глаза наворачиваются слезы.

Я не хочу убивать своего собственного ребёнка. Мне плевать, что мне восемнадцать и что отец - мой долбаный сводный брат. Почему невинная душа должна платить за это?

Каждый раз, когда Коул появляется в поле зрения, я веду себя спокойно, а потом убегаю.

Он поймёт, что я избегаю его. Он всегда так делает, придурок.

Кроме того, я не могу заснуть без того, чтобы он не прочитал мне сейчас одну из своих скучных книг. Он так снобистски относится к книгам в мягкой обложке, что я отказался от попыток заставить его читать мне с моего Kindle.

Мысль о том, что я потеряю всё это, как только правда о том, что я ношу, выйдет наружу, вызывает у меня тошноту.

Может быть, я смогу переночевать у мамы несколько дней, пока не пойму, что, чёрт возьми, я собираюсь делать.

Если только она не узнает и не убьёт меня.

И папочка.

Он такой старомодный и консервативный. Он будет так разочарован во мне, если узнает, что я не только трахалась со своим сводным братом под его крышей, но и забеременела.

Я заканчиваю, как только заканчивается последний урок. Обычно я задерживаюсь на тренировке футбольной команды и притворяюсь, что они сводят меня с ума, пока я тайно глазею на Коула.

Что? Он выглядит чертовски сексуально в своей футбольной майке и с капитанской повязкой на толстом бицепсе.

Все девушки по уши влюблены в Эйдена и Ксандера, потому что они нападающие, которые забивают голы. Или в Ронана, потому что он делает шоу из всего, что делает. Но Коул- это секретное оружие.

Я думаю, что только тренер и сами игроки понимают, насколько важна его позиция в команде. Девяносто процентов передач, которые приводят к голам, сделаны им. Все владение мячом в центре поля также обеспечивается им. Большинство нападений организовано им. Защита - это буквально его сучка.

Он единственный, кто выкладывается на сто процентов как в обороне, так и в нападении. Ронан тоже может быть полузащитником, но он больше идёт вперёд. Коул ходит вперёд и назад.

Коул - сильнейший игрок в этой команде, и люди - идиоты, что боготворят остальных троих.

То, что он молчалив и не хвастается, не значит, что он не усердно работает.

Но опять же, я не хочу, чтобы все его боготворили. Я раздавлю их всех до последнего.

И да, я выучила всю эту футбольную чушь с тех пор, как Коул начал интересоваться игрой. Я всегда притворялась, что меня это не волнует, и на самом деле это не так, но мне небезразлично, как он играет.

Как он владеет полем и всеми на нём, а они этого не замечают. Он мастер игры, потому что он все продумывает до мелочей.

Но сегодня я не останусь и не буду смотреть. Мне нужно забрать кое-какие вещи из дома и бежать к маме, пока он не вернулся.

Я уже собираюсь сесть в машину, когда сзади ко мне подкрадывается тень. Я вздрагиваю, оборачиваясь.

– Привет, Сильвер.

Адам улыбается мне. Его глаза налиты кровью, а плечи кажутся напряжёнными под школьной формой. От него исходит запах алкоголя.

Какого черта он здесь делает?

Я не получала от него сообщений больше недели, и он держался на расстоянии в школе, так что я подумала, что он наконец-то взял себя в руки.

Мне не нравится выражение его лица. Ни капельки.

– Привет, Адам. – Я пытаюсь казаться рассеянной, хотя нахожусь на грани панической атаки. – Я тороплюсь, так что...

Он так сильно сжимает мою руку, что я подавляю визг.

– Какого хрена ты всегда так делаешь?

Я пытаюсь высвободиться, но его хватка подобна стали, пальцы впиваются в мою плоть.

– Адам, отпусти меня. Ты делаешь мне больно.

– Делаю тебе больно. – Он отрывисто смеётся. – Ты знаешь, какого это - больно, Сильвер? Потому что ты снова и снова растоптала моё сердце.

Дерьмо. Дерьмо.

Сглотнув, я оглядываюсь по сторонам в поисках помощи. Здесь, конечно, никого нет.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, Адам.

– Ты хочешь сказать, что притворяешься, что не знаешь. – Его другая рука ласкает мой подбородок. – Знаешь, я так долго был влюблён в тебя, но ты продолжаешь притворяться, что тебя трудно заполучить. Я все сделал для тебя. Когда эта сука Кимберли приставала к тебе, я насмешливо признался ей и пролил краску ей на голову. Я сделал все, чтобы защитить тебя.

У меня отвисает челюсть.

Он псих. Я не могу поверить, что он сделал это с Ким из-за меня. Она была так сильно ранена, что это подтолкнуло её к диете в нацистском стиле, которая высасывала из неё жизнь.

Никто не знает, что он со мной сделает. Боже, я должна была рассказать папе об этих сообщениях с тех пор, как я их впервые получила. Почему я должна была заполнять ими свой эмоциональный пробел? Насколько же глупой я могла быть?

– Пойдём со мной, Сильвер. – Он улыбается, как маньяк. – Нам с тобой суждено быть вместе.

Я отодвигаюсь от него, прижимаюсь спиной к машине и обхватываю рукой своего ребёнка.

– Отвали. Не принимай моё молчание за слабость.

– Ты знаешь, как долго я мечтал об этом.

Мои внутренности вот-вот расплавятся от ужаса, но я сохраняю резкий тон, которому научилась у мамы.

– Отвали, или я клянусь...

– Шшш, заткнись. Заткнись нахуй.

Он стучит кулаком по крыше машины рядом с моей головой.

Мои глаза расширяются, когда я пытаюсь сохранять спокойствие. Я дочь Себастьяна Куинс и Синтии Дэвис. Я не сломаюсь.

Сделав глубокий вдох, я говорю слегка надтреснутым голосом, несмотря на мои попытки сохранить нейтральный тон.

– Адам. Если ты не прекратишь, я скажу...

– Заткнись нахуй, Сильвер.

Он снова бьёт кулаком по машине.

– Что здесь происходит?

Я выдыхаю, когда кто-то приближается к нам. Эльза. Я никогда в жизни не была так счастлива видеть её.

– Отвали, сука. Это не твоё дело, – рычит на неё Адам.

– Сильвер? – Она осторожно спрашивает меня.

Я слегка качаю головой и одними губами произношу: “Коул”.

По какой-то причине он единственный, кого я хочу видеть прямо сейчас. Кроме того, я знаю, что он может держать когти Адама подальше от меня.

И мне нужно, чтобы Адам убрал от меня свои чёртовы когти.

Эльза берет свой телефон, расправляя плечи.

– Отвали прямо сейчас, или я позвоню директору, Адам. Может быть, это его дело.

Он делает шаг к ней.

Она засовывает руку в рюкзак.

– Подойди еще ближе, и я ослеплю твои грёбаные глаза перцовым баллончиком.

Взгляд Адама блуждает по мне ещё секунду, и я задерживаю дыхание, только когда его внимание отрывается от меня, когда он рычит на Эльзу.

– Тупая грёбаная сука.

Эльза продолжает наблюдать за ним с этой жёсткой позой и решительным взглядом, пока он не сядет в свою машину и не уедет.

Я падаю спиной на свою машину, обхватив живот руками.

Всё будет хорошо, малыш.

Всё кончено.

– Ты... в порядке?

Эльза останавливается передо мной.

Я не могу поверить, что из всех людей именно она помогла мне. После всей драмы, которую я привнесла в её отношения с Эйденом, я бы ожидала, что она снова побьёт меня или что-то в этом роде.

По крайней мере, так я подумала, когда она поймала меня на рвоте в ванной на днях.

Вместо этого она спросила меня, не нужна ли мне помощь.

Она полная противоположность Эйдену, и, может быть, поэтому они так хорошо подходят друг другу.

– Ты не должна была этого делать, – шепчу я. – Я... мне нужно идти. Забудь, что я сказала раньше. Не говори ни слова об этом Коулу.

Если он узнает, то обвинит меня, а не Адама. Он придёт за мной за то, что я скрыла это от него.

Мне нужно поговорить об этом с Фредериком. Он гений пиара, он может сказать мне, как справиться с этим наилучшим образом, чтобы не навредить папе.

Он также захочет убить меня, но я приму это.

Я хотела бы также рассказать Фредерику о беременности, но он сказал бы мне избавиться от неё. Вот что бы все сказали.

Включая Коула.

И это ранит больше, чем я хотел бы признать.

– Ты должна сказать Эйдену. – Говорит Эльза.

– Какое он имеет ко всему этому отношение? Кинг тебе не сказал?

– Сказал мне что?

– Неважно. Это не моё дело. – Я открываю дверцу своей машины и проскальзываю внутрь. – Я ничего не скажу, пока ты не поговоришь с ним.

– О чём?

– Как ты думаешь?

После того, что она сделала для меня сегодня, я могла бы рассмотреть приказ Эйдена и фактически признаться во всём.

Какой смысл держаться за эту помолвку, если он не возьмёт на себя ответственность за ребёнка?

Когда я выезжаю, я кладу руку на живот, и слеза скатывается по моей щеке при мысли, что я, возможно, буду вынуждена потерять эту жизнь в конце концов.

Глава 33

Сильвер

Каждый день, который проходит, подобен бомбе замедленного действия.

Каждый раз, когда папа или мама говорят, что хотят поговорить со мной о чём-то, я прыгаю в собственной шкуре.

Каждый раз, когда Хелен приносит мне еду, я морщусь, думая, что меня стошнит по утрам.

Каждый раз, когда Фредерик и Дерек говорят мне: «Доброе утро, мисс» или «Добрый вечер, мисс», я кричу внутри. Они знают!

Я провожу всю неделю с мамой, чтобы избежать встречи с Коулом.

Сначала он загоняет меня в угол, требуя, чтобы я сказал ему, что я скрываю, и угрожая, что я заплачу, если ему придётся узнать это самому.

Его форма оплаты не играет с моим телом так, как я хочу. Вместо этого он полностью отключает меня.

Впервые с тех пор, как мы начали то, что у нас было, Коул не разговаривает со мной.

Он говорит, что не сделает этого, пока я не расскажу ему, что происходит.

Всякий раз, когда я прохожу мимо него, а он делает вид, что меня не существует, я немного умираю внутри. У Коула совершенно пустое лицо, поэтому он может заставить вас почувствовать, что вы ничем не отличаетесь от пыли на его ботинке.

Это больно.

Из-за этого я каждую ночь засыпаю со слезами на глазах.

Но что ранит больше всего, так это мысль о том, что он сделает, когда узнает, что я ношу его ребёнка.

Сегодня я отказалась от ужина с мамой и Люсьеном. Обычно я люблю компанию француза. Он классный и харизматичный и напоминает мне о дяде Джонатане — без пугающей безжалостности. Пока он заставляет маму улыбаться и забывать о своих демонах, я одобряю.

Несмотря на приятную компанию Люсьена, я решаю вернуться в дом папы, надеясь, молясь, чтобы Коул действительно прокрался в мою комнату.

Он не делает этого.

Он не обращает на меня особого внимания за ужином, как будто я не сижу прямо перед ним. Даже Хелен спрашивает меня, возвращаемся ли мы с Коулом в то время, когда мы терпеть не могли друг друга.

Я думаю, что так и есть.

Почему он дал мне все эти мгновения только для того, чтобы забрать их? Мы прекрасно справлялись, вцепившись друг другу в глотки перед свадьбой.

Кого я обманываю? Я ненавидела прежние времена. Он всегда был далеко.

Просто слишком далеко.

Я просматриваю аккаунты Ронана и Эйдена в Instagram, надеясь мельком увидеть фотографию Коула, как чёртова дура.

Эйден посмеялся над тем, как Коул не разговаривает со мной. Этот засранец не заслуживает той огромной услуги, которую я ему оказала.

Несколько дней назад я сказала Эльзе, что помолвка и всё, что было, между нами, были фальшивыми. Хотя она еще не полностью простила его, моё добровольное признание - это только начало.

Я стала такой мягкой за эти дни.

Мой телефон вибрирует, и я сажусь, волнение кружится внутри меня. Это Коул?

Неизвестный номер: Встретимся.

Я сглатываю. Это первый раз, когда он об этом спрашивает. Это из-за того, что произошло на парковке несколько дней назад? Это новый номер. Он продолжает менять их, как будто играет в прятки с мерами безопасности папиной команды.

Неизвестный Номер : Я за забором твоего дома.

Неизвестный Номер: Если ты не выйдешь, я выложу твою голую фотографию на всеобщее обозрение.

Я могу разоблачить его блеф и сказать, что у него нет такой фотографии, но что, если у него есть? Я не могу рисковать кампанией папы или репутацией мамы.

Слезы щиплют мои глаза, когда моя грудь сжимается сама по себе.

Что, чёрт возьми, со мной не так? Почему я оказываюсь в одной неудаче за другой? Сначала Коул, потом беременность, а теперь чёртов сталкер.

Могу ли я быть большим позором для своих родителей?

Я всегда была хорошей девочкой. Когда я начала терять себя? Когда я успела превратиться в этого проклятого неудачника, который каждое утро видит неудачу в зеркале?

Глотая слезы, я печатаю дрожащими пальцами.

Сильвер: Зачем ты это делаешь, Адам?

Неизвестный номер: Потому что я люблю тебя. Помнишь, как эта сучка Эльза приставала к тебе? Это я столкнул её в тот бассейн. Для тебя, любовь моя. За твои прекрасные голубые глаза.

Неизвестный Номер: Я знаю, что ты порвала с Эйденом ради меня. Потому что ты тоже всегда любила меня.

О, Боже.

Он подтолкнул Эльзу из-за меня. Она могла утонуть и умереть.

Я должна увидеть его и положить этому конец.

Спотыкаясь на кровати, я выбегаю из своей комнаты, но меня останавливает широкая рама.

Коул.

Мы стоим перед моей дверью. На нем толстовка с капюшоном и хлопчатобумажные брюки. Его каштановые волосы падают на лоб.

– Куда, чёрт возьми, ты собралась в таком виде?

Я смотрю на себя и понимаю, что на мне только прозрачная футболка большого размера, под которой ничего нет, потому что я хотела соблазнить этого ублюдка.

– Н-никуда.

Он прищуривается, глядя на моё лицо, затем на мою руку, и я подсознательно прячу телефон за спину. Он выхватывает его, и когда я пытаюсь бороться с ним, он использует мой палец, чтобы разблокировать его.

Я даже не вышла из чата.

Он держит его вне досягаемости, и его глаза темнеют с каждой секундой. Черт возьми.

– Так это был Адам. – Говорит он холодно, почти без эмоций. Эта сторона Коула всегда пугала меня до чёртиков.

Я никогда не могу сказать, что он сделает дальше — взбесится ли он или уйдёт.

Хотя я никогда не видел его в ярости, по-настоящему.

– Это то, что ты скрывала от меня, Сильвер?

Я ненавижу, когда он называет меня по имени.

– Я должна встретиться с ним, – бормочу я. – Он опубликует фотографию, и разразится скандал.

– Он не сделает этого.

– Откуда ты это знаешь?

– Если бы она у него была, он бы прикрепил её к тексту и пригрозил тебе ею. Он блефует.

– А что, если это не так?

Он хватает меня за руку и заталкивает в мою комнату, затем прижимает к двери, удерживая на месте.

– Он не сделает. Даже если он это сделает, ты сделаешь только хуже, если встретишься с ним.

– Но...

– Заткнись.

– Коул...

Я умоляю.

– Заткнись нахуй, Сильвер. Я же сказал тебе, что не буду снисходителен, если узнаю сам. – Он достаёт свой телефон и прикладывает его к уху. – Фредерик. Как твои дела? Я думаю, что в саду за домом может быть злоумышленник. Можешь попросить кого-нибудь из охранников проверить?

Я ёрзаю, прижавшись спиной к двери, мои пальцы скручиваются на полу, прежде чем я их отпускаю.

– А он не разозлится, если мы его спровоцируем? – шепчу я.

Коул прикладывает палец к моему рту, заставляя меня замолчать. Однако в моем мозгу есть и другие мысли, например, поцеловать этот палец и рассказать ему всё, что у меня внутри.

– Понятно, – говорит он Фредерику. – Спасибо. Желаю вам хорошо провести вечер.

– И что? – спрашиваю я, как только он вешает трубку.

– Там никого не было. Должно быть, он ушёл.

– А что, если он этого не сделал?

– Что ты собираешься с этим делать? Выйти вот так и встретиться с ним?

– Нет. Я очень торопилась. Я не подумала.

– Кажется, в последнее время ты не часто этим занимаешься.

Это больше похоже на то, что я слишком много думаю.

– Я конфискую твой телефон. Иди спать.

Я смотрю на него сквозь ресницы.

– Ты не будешь спать со мной?

– Я думал, ты ненавидишь меня. Почему ты хочешь, чтобы я переспал с тобой?

Тьфу. Задница.

Я фыркаю, забираясь под одеяло и натягивая его до подбородка. Он выдвигает мой стул и книгу, которую мы читаем для литературы, и садится напротив меня.

– Ты можешь идти. Мне не нужна нянька.

Я стараюсь не казаться расстроенной из-за того, что он предпочитает кресло мне.

– Учитывая, что ты собиралась встретиться со своим стакером в одежде «трахни меня», тебе, очевидно, это нужно. – Говорит он, не отрывая головы от книги.

Грозовой перевал. Подходяще.

– Какое тебе дело? Я думала, ты не собираешься со мной разговаривать.

– Я не собираюсь.

– Ну, сейчас ты явно прав.

– Спи. Ты признаешься завтра.

– Признаешься? Кому?

– Эльзе, которая чуть не утонула из-за тебя. Потому что ты была эгоцентрична и наслаждалась, когда сталкер говорил, что ты красивая.

Слезы покалывают мои веки, и я еще глубже прячусь под простынями.

– Ты же знаешь, что это не так.

– Ага.

– Ты думаешь, я хочу причинить боль другим людям? Что с тобой не так? Ты с ума сошёл?

– Следи за своим грёбаным языком, Сильвер.

– А если я этого не сделаю?

– Спи, – тихо повторяет он.

Я делаю это со слезами на глазах и пустотой в груди.

Впервые с тех пор, как он переехал сюда, Коул не обнимает меня перед сном. Впервые я вызываю у него такое отвращение, что он не хочет ко мне прикасаться.

Я ненавижу себя за то, что ненавижу это.

И я ненавижу его.

Я ненавижу его так сильно, что мечтаю о том, как он обнимет меня.

Утром Коул ведёт меня в MeetUp.

Скорее, он тащит меня за собой.

Он всё ещё не разговаривает со мной, и я начинаю чувствовать себя жалкой.

Я ненавижу быть жалкой. Это навевает воспоминания о том времени, когда я была ребёнком, и каждый из друзей моих родителей бросал на меня такой взгляд.

Бедная Сильвер.

С тех пор я построила стены и совершенно новую личность, чтобы никто больше не смотрел на меня так.

Мы с Коулом сидим в маленьком коттедже, и я вспоминаю боль, которую испытала, когда подумала, что он потерял девственность с мисс Голдман.

Ну и что с того, что этого не произошло? Он заставил меня поверить в это.

Ну, я заставила его поверить, что потеряла девственность с Эйденом, вот и все.

Фу. Я ненавижу это напряжение.

Я сижу на стуле, ожидая Эйдена и Эльзу. Коул стоит прямо за мной, как Мрачный Жнец.

Верный своему образу Мрачного Жнеца, он также молчит.

Я слишком напугана, чтобы оглянуться, поэтому бормочу.

– Ты долго собираешься молчать?

– Ни слова, Сильвер. Я не хочу слышать твой голос.

Я притворяюсь, что он не вскрыл мне этим сердце, и бормочу.

– Пошёл ты, Коул.

Дверь открывается, и Эйден и Эльза входят внутрь.

Она смотрит на меня, как на урода, в то время как Эйден выглядит в основном раздражённым.

– Что ты здесь делаешь, Куинс?

– Спроси Коула. - Говорю я тихо.

Эльза заходит внутрь, внимательно наблюдая за мной и Коулом, как будто мы собираемся наброситься на неё.

– Привет.

Коул одаривает её своей фирменной вежливой улыбкой, которую он дарит всем. Образ хорошего мальчика. Хороший сын, хороший пасынок, хороший долбаный гражданин.

Но я знаю Коула лучше всех. Я знаю образ, который он выставляет, и тот, который он прячет под слоями практики.

Он джентльмен на публике. Монстр в уединении.

Со мной.

Сейчас он ведёт себя со мной как монстр, и я ненавижу, как это больно.

– Эльза, – говорит он. – Садись. Есть кое-что, что тебе нужно знать.

Эйден бросает свой вес на диван, и она устраивается рядом с ним, всё ещё пристально наблюдая за нами, как будто пытается разобраться в ситуации.

Интересно, видит ли она боль в моих глазах?

Никто не должен видеть твою боль, Куколка. Твоя боль принадлежит тебе, а не людям. Они будут использовать это только против тебя.

Я глубоко вдыхаю, вспоминая мамины слова.

– Скажи им, – приказывает Коул низким, спокойным тоном. – Если ты этого не сделаешь, это сделаю я. Ты хочешь, чтобы они услышали мою версию?

Он скажет им, что я хотела причинить Эльзе боль. Я хотела, чтобы Ким причинили боль.

Что я тварь.

Что я вызываю у него отвращение.

– Покончи с этим, Куинс, – нетерпеливо говорит Эйден. – У меня нет целого дня.

Я поднимаю голову и сосредотачиваюсь на Эльзе.

– Я не знаю, почему мы продолжаем быть связанными, ты и я.

Она бросает на меня взгляд, который говорит: «То же самое».

– Это моё последнее предупреждение. – Безжалостный голос Коула пронзает мою голову, как нож. – Говори, или я это сделаю.

Сделав еще один глубокий вдох, я говорю самым спокойным тоном, какой у меня есть.

– Помнишь Адама?

– Он снова причинил тебе боль? - выпаливает она.

Дерьмо. Почему она должна была упомянуть об этом?

- Снова. – Голос Коула понижается. – Значит, это случалось и раньше, да?

Он не позволит мне смириться с этим, не так ли?

Эйден крепко хватает Эльзу за плечо. Я почти могу представить, как напряглась бы челюсть Коула, если бы у меня хватило смелости взглянуть на него.

– Откуда ты знаешь об этом, милая? Хм?

– Он приставал к ней на парковке; я остановила его. – Говорит она.

– Ты остановила его, – повторяет Эйден. – Как именно ты его остановила?

– Я только что пригрозил ему позвонить директору и использовать перцовый баллончик.

– У тебя нет перцового баллончика.

– Он поверил, что я это есть. Чего ты так разволновался?

– Из-за чего я так волнуюсь? – Его слова отрывисты. – Почему ты, блядь, так думаешь? Он мог бы отвезти вас обоих Бог знает куда в своём штате. У тебя что, совсем нет чувства самосохранения?

– Я делал только то, что считал правильным. Хорошо?

– Не хорошо. Это, блядь, не нормально так подвергать себя опасности.

Он смотрит на неё, а она смотрит в ответ, непреклонно.

Я уважаю это в Эльзе. Эйден - псих, но он встретил в ней достойную пару.

Во время всего их разговора я пытаюсь игнорировать мрачную энергию за моей спиной, но терплю неудачу.

– Очень хорошо, Сильвер. Очень хорошо. – Голос Коула подобен удару тысячи ножей. – Скажи им, зачем мы здесь.

– Я узнала только вчера. – Я уставилась на свои ногти. – Адам подошёл и... ну, он наговорил много дерьма.

– Скажи это, - Коул берёт всё в свои руки.

– Адам сказал, что... – Я облизываю губы. Чёрт. Почему я чувствую себя такой виноватой из-за этого? – Это он столкнул Эльзу в бассейн.

Голубые глаза Эльзы увеличиваются вдвое, но она молчит.

– Он сделал это, да? – Эйден растягивает слова.

– Продолжай, – настаивает Коул. – Скажи им, почему он это сделал.

– Он сказал, что сделал это, чтобы заслужить моё расположение, ясно? – Я перевожу взгляд на Эльзу. – Клянусь, я не имею к этому никакого отношения. Я сам только что узнала. Если бы я знала, я бы сказал тебе.

– Но ты знала о намерениях Адама. – Коул вонзает нож глубже. – И, по-видимому, ты знала о них уже давно.

Я сглатываю.

– Коул…

– Ни слова.

– Коул…

– Иди, подожди в машине.

Фу. Серьёзно. Почему он продолжает это делать?

Знаешь что? Хватит, значит, хватит.

Я вскакиваю, вскидывая руки в воздух.

– Иди сюда, Сильвер. Иди туда, Сильвер. За кого ты меня принимаешь? Твою грёбаную игрушку?

Он остаётся неподвижным, повторяя.

– Иди, подожди в машине.

Затем я делаю то, чего никогда раньше не делал на публике. Я показываю ему средний палец. Я показываю фак Коулу Нэшу.

И поскольку я в некотором роде трусиха, я бросаюсь ко входу.

Не доходя до него, я останавливаюсь, вспоминая кое-что важное. Я поворачиваюсь к Эльзе и шепчу.

– Прости.

Я захлопываю за собой дверь, но не ухожу. Дело в том, что эта дверь не звуконепроницаемая — скорее всего, потому, что она старая. Я обнаружила это однажды, когда пришла сюда и подслушала, как Леви, двоюродный брат Эйдена, занимался сексом со своей девушкой Астрид. Но я убежала прежде, чем они смогли обнаружить мои извращённые наклонности.

Это был мой первый опыт вуайеризм. Ну, это было просто слышно, но это имеет значение. Именно тогда я начал думать, что, возможно, мне нравятся вещи на грани.

Может быть, именно поэтому я слишком быстро связалась с Коулом. Он не только не осуждает меня, но и разделяет со мной эти тенденции, и он совсем не извиняется за это.

– Давай встретимся позже. — Говорит Коул - Эйдену, я полагаю. – Я свяжусь с тобой, – отвечает другой член.

– И, Эльза? – говорит Коул.

– Да?

Она кажется рассеянной.

– Она узнала эту информацию только вчера. Не бей её больше.

Моё сердце чуть не разрывается от слов Коула. Я не могу поверить, что он только что сказал это, когда злится на меня.

– Говорит парень, который наблюдал, как её избивали до полусмерти.

Эйден усмехается.

– В тот раз она сама навлекла это на себя.

И он должен был все испортить.

Впрочем, это не имеет значения. Он заступился за меня.

Прежде чем он выйдет, я бегу на главную улицу и некоторое время иду пешком, прежде чем поймать такси.

Да, я трусиха, и я действительно не хочу иметь дело с его гневом прямо сейчас.

Я знаю, что только оттягиваю неизбежное, но в конце концов он остынет.

Верно?

Глава 34

Коул

Сильвер убежала в дом своей матери.

Снова.

У неё это начинает входить в привычку, и я собираюсь выебать это — помимо прочего — из неё.

Но сначала я должен позаботиться о бизнесе.

Как тот жалкий ублюдок, который сейчас идёт домой после попойки в пабе.

Эйден, Ксандер и я ждём его на темной парковке. Адам выбирает этот бедный район, потому что он даёт ему столь необходимый камуфляж. Он может пить столько, сколько хочет, и никто не беспокоит его и не угрожает рассказать об этом отцу.

Ксандер - тот, кто дал нам эту информацию, так как он делает то же самое всякий раз, когда хочет избежать гнева своего отца. Хотя он всё ещё не хочет признавать, что у него развиваются проблемы с алкоголем.

Однако сейчас это не важно. Ублюдок, который собирается выйти, важен.

– Где Ронан? – спрашивает Ксандер.

– Он под кайфом. – Говорит Эйден. – Я собираюсь набить ему морду, если он будет жаловаться, что мы не пускаем его.

– Он хочет, чтобы его не пускали.

Я засовываю руку в карман, чтобы она не сжалась в кулак. Я планировал этот момент со вчерашнего вечера. С тех пор, как я увидел страх в глазах Сильвер, когда она выскочила в прозрачной одежде. Она не из тех, кто выходит на улицу неподготовленной, а это значит, что она боялась за карьеру своих родителей больше, чем показывала. Тот факт, что это ублюдок Адам проник ей под кожу таким образом, что мне хочется стереть его из этого мира.

Никто не смеет играть с ней под моим присмотром.

Эта игра моя, и Сильвер одна. Посторонним вход воспрещён.

– Астор хочет, чтобы его оставили в стороне? – Эйден поднимает бровь. – Мы говорим об одном и том же человеке?

– Он притворяется. – Я бросаю на Эйдена снисходительный взгляд. – Если бы ты не был таким эгоцентричным, ты бы это заметил.

– Хэштег горит.

Ксандер усмехается. Мы с Эйденом никогда не вцепляемся друг другу в глотки — по крайней мере, не перед остальными. Поэтому всякий раз, когда это происходит, Ксандер и Ронан ведут себя как обезьяны, которые нашли банан.

– Я же сказал тебе, что с Куинс все кончено. Я официально покончил с этим в присутствии Джонатана. – Эйден нивелирует меня своей собственной снисходительностью. – Перестань быть мелкой маленькой сучкой.

До того, как мы встретились здесь, Эйден сказал мне по телефону, что все кончено. Он больше не помолвлен с Сильвер.

Она также скоро поговорит об этом со своим отцом.

Несмотря на облегчение, которое я чувствую, этого недостаточно. Как будто я не могу выбросить из головы мысль о том, что она помолвлена с кем-то другим. Несмотря на то, что она с самого начала знала, что это ложь, она все еще была чьей-то невестой.

Не моей. Его.

Больше всего меня бесит тот факт, что она никогда не будет моей невестой. Она никогда не будет полностью моей, независимо от того, насколько она мне принадлежит.

Тогда ей пришлось скрывать от этого ублюдка Адама. Она медленно, но, верно, выталкивает меня из своей жизни, и довольно скоро я стану всего лишь увлечением в её прошлом.

Сильвер в конце концов выберет образ своих родителей и свой собственный. Я никогда не принадлежал к этой идеальной рамке.

Может быть, именно это заставляет меня чувствовать себя еще более взбешённым, чем следовало бы, из-за всего этого грёбаного беспорядка.

– Эй, капитан. – Ксандер хватает меня за плечо. – Теперь ты хранишь Сильвер только для себя, да?

– Чего нельзя сказать о твоём случае. – Эйден ухмыляется ему.

Улыбка Ксандера исчезает, и он показывает ему средний палец. Они оба думают, что могут хранить от меня секреты, но я уже понял это. Мне любопытно посмотреть, как Ксандер справится с этим.

– Вот он идёт, – шепчу я, когда Адам, спотыкаясь, выходит из паба. Ему приходится долго раскачиваться, чтобы добраться до своей машины.

Он не видит нас, так как мы прячемся в слепой зоне у стены. Адам ругается себе под нос, когда не может найти свои ключи.

Плечи Эйдена напрягаются, и выражение его лица мрачнеет. С тех пор как он подтвердил, что Адам был тем, кто столкнул Эльзу в бассейн, он жаждал крови. Почти как я.

Ксандер только что присоединился, потому что в последнее время ему нравится бить по вещам.

Никто здесь не хочет выебать этого засранца больше, чем я. Он не только терроризировал Сильвер, но и думал, что может заполучить её.

Он думал, что может владеть тем, что, блядь, моё.

Эйден идёт первым, но он не утруждает себя лыжной маской. Он бьёт Адама прямо в лицо.

Адам вопит, как школьница, зажимая нос.

– Время расплаты, ублюдок. – Эйден снова поднимает кулак.

Глаза Адама расширяются, когда мы с Ксандером присоединяемся. В тот момент, когда он осознает, в какое дерьмо он вляпался, его лицо искажается, как у шлюхи, симулирующей оргазм.

Он понятия не имеет, что его ждёт. Мне будет весело препарировать его на кровавые куски, но мне не понадобится насилие, как Ксандеру и Эйдену.

Душевная боль более разрушительна, чем физическая.

После того, как Эйден бьёт его во второй раз, Адам кричит, бормоча какую-то чушь.

– Эй... эй... – Он поднимает обе руки, его глаза, красные и налитые кровью. – Д-давай поговорим об этом. Наши родители - друзья. Мы можем найти решение.

– Да, давай поговорим.

Я кладу руку на руку Эйдена, опуская её. Мой голос на удивление спокоен, учитывая хаос, пронзающий меня изнутри. Но я всегда был из тех, кто становится пугающе тихим и спокойным во время решений.

Сначала я подумал, что это из-за спокойной ночи похищения, но, возможно, это больше из-за лужи крови, в которой утонул Уильям. Было так чертовски спокойно после того, как он тонул.

Так тихо.

Такой мёртвый.

Таким, каким будет этот подонок, когда я с ним закончу.

– Хорошо, Коул. – Адам улыбается, выпрямляясь. – Я знал, что ты будешь более разумным.

– Так и есть. Видишь ли, я не думаю, что насилие что-то исправляет. В конце концов ты исцелишься от порезов и ушибов. Они не живут внутри тебя и не напоминают вам о том, что ты делал каждый день, не так ли? Если мы не сможем привести тебя в состояние рака четвертой стадии по крайней мере на десять лет — без лекарств — я не вижу, как мы можем заставить тебя заплатить физически.

Эйден и Ксандер ухмыляются, когда вся надежда исчезает из глаз Адама. Это всегда вызывает эйфорию, когда они понимают, что я худший выбор, который они могли когда-либо получить. Люди боятся Эйдена и думают, что могут найти убежище в моей кажущейся доброте и приветливых улыбках, но они меня не знают.

Никто из них этого не делает.

Кроме моей Бабочки.

И именно из-за неё Адам пожалеет о том дне, когда оказался в непосредственной близости от неё. Он будет сожалеть каждый раз, когда она будет хмуро читать эти сообщения или в страхе оглядываться через плечо.

– Вот как это будет происходить, Адам, – продолжаю я. – Мы уже знаем, что ты используешь препараты, повышающие производительность. Но это не причинит тебе большого вреда, даже со школой, поэтому сегодня днём мы подбросили несколько тайников с кокаином в твой шкафчик. Уборщики уже должны были найти их и доложить директору. Он должен быть на телефонном разговоре с твоим отцом, но это не единственный телефонный звонок, который он получит, не так ли, Ксан?

– Нет. – Ксандер притворяется сочувствующим, когда говорит. – Мой отец Льюис Найт, ты знаешь? В любом случае, он вроде как большая шишка в партии твоего отца, и он скажет ему, что, если он не отошлёт тебя, его положение может оказаться под угрозой. Однако, если он это сделает, это может оказаться полезным для него. Он может подняться в звании. – Ксандер подмигивает. – Политика.

– У моей матери также есть сеть ресторанов твоей матери. – Я делаю шаг вперёд. – Учитывая, что папина компания является одним из их крупнейших акционеров, я бы сказал, что могу разрушить бизнес твоей матери простым собранием Совета директоров, тебе не кажется?

Я должен был рассказать маме об Адаме. Либо это, либо вовлекать Себастьяна. И как бы сильно я ни злился на Сильвер, я знаю, что она сделала всё, чтобы не допустить этого в политическую жизнь своих родителей.

Поэтому я уважал её желания и ничего им не сказал. Мама любит Сильвер, поэтому она сразу согласилась и сказала, что сделает всё, чтобы защитить нашу семью.

Наша семья.

Я ненавижу эти грёбаные слова.

– И это, мой друг, — Эйден хватает Адама за плечо, и ублюдок слишком ошеломлён, чтобы даже вздрогнуть, — это только начало. Мы всё ещё не вовлекли Джонатана Кинга и Себастьяна Куинса в это дело. Хочешь предварительный просмотр?

– Ч-что ты хочешь, чтобы я сделал?

Адам смотрит на нас троих, как будто мы его Мрачные Жнецы.

Я подхожу к нему и разглаживаю его рубашку.

– Ты примешь свою судьбу и отправишься в военную академию без грёбаного протеста. Если ты этого не сделаешь, я раздавлю тебя.

И я это сделаю. Адаму не сойдёт с рук только то, что его переведут. Как только я вырасту достаточно, чтобы завладеть бизнесом моего отца, я выслежу его и снова уничтожу.

Я превращу его жизнь в такой ад, что он никогда не найдёт выхода.

Он отплатит за отсрочку.

Он в страхе будет оглядываться, как и она.

Это моя лучшая форма мести.

Как только Адам думает, что я отпущу его, он вздыхает. Я поднимаю кулак и бью его по лицу, пока у меня не начинают болеть костяшки пальцев.

Правда, насилие никогда ничего не решает, но в каком-то смысле оно освобождает.

Ирония в том, что я, когда-либо бил только двух людей из-за гнева – Эйдена и Адама.

Оба раза это было из-за Сильвер.

Все в моей жизни перевернулось и вращается вокруг неё.

Так или иначе.

Я возвращаюсь домой поздно.

Отчасти из-за Адама. Отчасти потому, что я подумывал о том, чтобы пойти в дом Синтии и ворваться внутрь.

Единственная причина, по которой я остановился, - это Синтия. Я ей не нравлюсь — полагаю, из-за моей матери – и она устроила бы бунт, прежде чем позволила бы мне увидеться с Сильвер так поздно.

К тому времени, как я прихожу домой, уже около часа ночи. Здесь темно и тихо, так что Себастьян и его команда, должно быть, проводят всю ночь в здании партии. Похоже, в последнее время они часто это делают.

Возможно, он знает, как сильно маме нужен покой, когда она пишет. Кроме того, это удобнее, чем перемещаться туда-сюда между домом и его рабочим местом.

Когда я открываю дверь в свою комнату, мой разум наполняется мыслями о том, как притащить Сильвер сюда завтра.

Мне нужно застать её в школе, прежде чем она побежит к Синтии. Хотя я ненавижу пропускать тренировки, из-за контроля, который я чувствую во время игр, я, вероятно, должен, чтобы я мог…

Я останавливаюсь на пороге своей комнаты, мои мысли тоже останавливаются.

Сильвер сидит на стуле у моего стола — или, скорее, спит. Её голова лежит на книге, которую она, должно быть, читала, светлые пряди наполовину скрывают лицо.

Её большая футболка для этого дня розовая и едва доходит до середины обнажённых бёдер.

Мгновение я стою и наблюдаю за ней. На мгновение я погружаюсь в образ.

Она вернулась.

Она не только не осталась у своей матери, но и пришла в мою комнату.

Она ждала меня.

Блядь. Я не должен чувствовать себя легкомысленным подростком, влюблённым в школьную королеву сук, но это так. Это... радость.

Сильвер никогда раньше не приходила ко мне по своей воле. Даже не для того, чтобы притвориться. У неё такие высокие стены, что я думал, что никогда не смогу перелезть через них, как бы я ни старался.

И я действительно пытался.

Я перепробовал все грёбаные трюки под солнцем.

Часть меня все еще злится из-за всей этой истории с Адамом, но теперь, когда я знаю, что он исчезнет навсегда, часть этого гнева исчезает.

Кроме того, я не могу на самом деле злиться на неё, когда она спит. Она выглядит такой чистой и умиротворённой.

Я осторожно убираю её руку, чтобы поймать название книги, которую она читала.

Тошнота.

Лёгкая улыбка скользит по моим губам, когда я осторожно обхватываю её одной рукой за спину, а другой под ноги и несу на руках. Её голова падает мне на грудь с удовлетворённым стоном.

Она такая красивая, что это сводит меня с ума.

И дело не только в её внешней красоте, в ней есть все, начиная с её неуверенности в себе и заканчивая её нежной и ответственной стороной.

Это всего лишь она.

Я сажусь на кровать и поворачиваю её так, чтобы она полулежала на мне, прислонившись спиной к моей груди и поджав ноги между моими.

Мои пальцы гладят чувствительное место на её шее. Она стонет, и на этот раз её глаза распахиваются.

Ладно, значит, я вёл себя как придурок и разбудил её. Но мне нужно было увидеть эти детские голубые глаза.

На секунду она кажется дезориентированной, затем её губы расплываются в улыбке, когда она смотрит на меня, её голова лежит на моем бицепсе.

– Что ты здесь делаешь, Сильвер?

Улыбка медленно исчезает.

– У мамы поздняя встреча в партии, и мне не нравится оставаться там одной. Кроме того...

– Да?

– Я больше не хочу убегать.

– И ты решила прийти в мою комнату?

Она кивает.

– Если я правильно помню, ты убежала, когда я сказал тебе подождать в машине раньше. Как ты думаешь, Сильвер, ты можешь приходить и уходить, когда захочешь?

– Коул...

– Отвечай на грёбаный вопрос.

– Я была напугана, ясно? Иногда ты можешь быть страшным. – Она полуоборачивается, устраиваясь у меня на коленях, и проводит пальцами по моей груди. – Но, когда я приехала к маме и поняла, что её не будет дома, мне стало не по себе. Знаешь, я встретила там Адама в прошлый раз. Он сказал, что там живёт его дядя, но это не так. Поэтому я испугалась, что он придёт и найдёт меня.

Этот ублюдок. Мне следовало ударить его еще несколько раз.

– Я не могла там оставаться, – бормочет она. – Ты единственный человек, которого я хотела видеть.

Я пытаюсь не позволить этим словам поглотить меня, но у меня не получается. Все, что я могу сделать, это наблюдать за ней — за румянцем на её щеках, за тем, как расслабляются её плечи, когда она прижимается ко мне.

– Ты все еще злишься на меня? – шепчет она.

– Зависит от обстоятельств.

– Каких?

– От того, будешь ли ты снова что-то скрывать от меня.

Она сглатывает.

– Я не буду.

– Ты не будешь, а?

– Нет.

– Адама больше нет. – Говорю я ей. – Он будет вынужден перевестись завтра. Тебе больше не придётся беспокоиться о нём.

Её глаза загораются и расширяются, как тогда, когда мы были детьми. И точно так же, как тогда, я бы сделал все, чтобы снова вызвать это выражение.

– Действительно?

– Да.

– Спасибо. – Она оставляет небрежные поцелуи на моих губах, моей щеке, моей челюсти. – Спасибо, спасибо.

Как будто она снова стала маленькой девочкой, но я единственный, кто видит её с этой стороны.

Только я. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы оба дышим.

Я запускаю пальцы ей под футболку.

– Коул, что ты делаешь?

Она сглатывает, выражение её лица меняется от возбуждения к возбуждению.

– Наказание.

– Н-наказание?

– Ты думаешь, что сможешь что-то скрыть от меня, бросить меня и убежать, не заплатив за это?

Мои пальцы находят её обнажённую киску, и я рыкаю, когда её возбуждение покрывает мою кожу.

– Похоже, ты пришла готовая к своему наказанию, Бабочка.

Её дыхание прерывается, когда я засовываю в неё два пальца.

– Ты больше никогда не будешь мне лгать?

– Н-нет.

Её бедра сжимаются вокруг меня.

– Убегать от меня?

– Нет...

Это звучит как стон, когда я вхожу в неё и играю с её клитором.

– Принимать чью-то сторону вместо моей?

– О, Боже. Коул...

Она сжимается в моих пальцах, её губы складываются в букву «О».

Другой рукой я шлёпаю её по заднице, и она ахает, даже когда её стенки сжимают меня, как тиски.

– Это не то слово.

– Нет, нет...

Она разваливается на части рядом со мной.

– Ты моя, Сильвер. Только, блядь, моя, – шепчу я ей на ухо.

Она не кивает. Она не согласна, но впервые после оргазма она не говорит мне, что ненавидит меня.

Глава 35

Сильвер

В отличие от того, чего я боялась, папочка ничего не говорит, когда я рассказываю ему о разрыве помолвки с Эйденом.

Он просто похлопывает меня по спине и говорит, что моё счастье важнее всего остального. Кроме того, Джонатан не перестанет поддерживать его только потому, что у него нет отношений со свёкром. По-видимому, папа может помочь ему в партнёрстве с семьёй герцога взамен.

Однако Джонатан не был так терпим к Эйдену. Я думаю, он увёз его куда-то в Китай.

Мама такая же. Она не разговаривала со мной с тех пор, как узнала эту новость.

Она появилась здесь и начала свои обычные боевые шоу с папой.

– Ты так ужасно влияешь, Себастьян. Это из-за тебя, что у Сильвер нет чувства ответственности.

– Я? – Он угрожающе рассмеялся. – Мы действительно хотим пойти по этому пути, Синтия? Потому что ты та, кто пытается сделать её точной копией тебя, и не лучшим образом. Если она не хочет выходить замуж из-за денег и статуса, она не выйдет замуж из-за денег и статуса. Я не продам свою собственную дочь, как шлюху, как ты продаёшь себя этому французу.

После этого их ссора стала еще более ожесточённой, всё было как в те дни развода.

Я сжала руку Хелен, когда мы слушали их из-за двери папиного кабинета. Хелен была бледна, и я могла сказать, что ей было неловко, но она не вмешивалась и не смотрела на маму. Если бы это был любой другой человек, она бы выгнала её, и, честно говоря, мама заслужила бы это.

Я извинилась от её имени перед Хелен, и она погладила меня по щеке и сказала, что это не моя вина.

Это было вчера.

С тех пор я не слышала от мамы ни слова. Сейчас выходные, так что я понятия не имею, где она может быть. Обычно она придумывала работу, потому что, в отличие от того, в чём она не признается, мама тоже трудоголик, как и папа.

Мы должны были проводить время вместе, но она не отвечала на мои звонки или сообщения. Её также нет в её квартире, и это меня пугает.

Я планирую собраться с мыслями и сдержать своё обещание Коулу — часть о том, чтобы больше ничего от него не скрывать. Я думала о том, как рассказать ему о беременности, потому что, как он сделал с Адамом, я знаю, что он позаботится об этом. Или, по крайней мере, помоги мне принять решение, поскольку очевидно, что я не могу этого сделать.

Часть меня боится, что он прикажет мне избавиться от этого.

Чего еще мне следует ожидать? Что он предложит нам уехать из страны или что-то в этом роде?

Черт возьми, Сильвер. Перестань быть наивной дурочкой.

У Коула сегодня ранняя тренировка из-за вечерней игры, так что мне не нужно смотреть на его лицо и чувствовать вину за то, что я что-то скрываю от него.

Кроме того, исчезновение мамы ощущается как тяжесть, давящая мне на грудь, нависающая надо мной, как демон.

Я чувствую себя как та девушка, которая вошла к ней, когда она тонула в собственной крови.

Она не отвечала на мои звонки уже пятнадцать часов. Она пообещала никогда больше так со мной не поступать.

Я стучу в дверь папиного кабинета, балансируя подносом с чаем на руке, и вхожу внутрь. Натянутая улыбка скользит по моим губам, когда я обслуживаю папу, Фредерика, Дерека и остальных членов их команды.

– Спасибо, мисс. – Дерек улыбается, но быстро скрывает это.

Я возвращаю его, а затем спрашиваю папу.

– Могу я поговорить с тобой секунду?

– Безусловно. – Он кивает им, прежде чем последовать за мной на улицу. Мы стоим перед закрытой дверью его кабинета. – В чём дело, принцесса?

– Мама пропала.

Его челюсть напрягается.

– Она взрослая женщина, Сильвер. Перестань беспокоиться о ней, как о ребёнке.

– Папа...

– Почему ты вообще хочешь поговорить с ней после шоу, которое она устроила вчера?

– Ты не понимаешь. Её нельзя надолго оставлять одну.

Я стучу ногтями друг о друга.

Выражение его лица меняется от гнева к задумчивости.

– Что ты имеешь в виду?

Мама убьёт меня, если узнает, что я рассказала ему, но она подтолкнула меня к этому. Я больше не могу выносить эту боль. Я не могу скрывать это от папы.

– Помнишь тот раз, когда я поехала провести с ней выходные и не хотела оставлять её на целый месяц?

Он кивает.

– Я думал, ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что оставила её одну.

– Так и есть. Она порезала запястье, папочка.

– Она что?

– Она не хочет этого показывать, но страдает молча. Картинка, которую ты видишь, дебаты, улыбки и титулы богини социальных сетей - это просто её способ казаться сильной.

– Принцесса. – Он обнимает меня за плечи, выглядя таким же потрясённым, как и я тогда. – Ты справилась со всем этим самостоятельно? Почему ты мне не сказала?

– Она бы мне не позволила. Ты её знаешь; она скорее умрёт, чем проявит какую-либо слабость. Во время вашего развода она громко и властно говорила перед камерами, но плакала, когда думала, что там никого нет. Она боролась с тобой каждый раз, когда видела тебя, но она всегда работала над улучшением твоих планов на будущее партии, когда была одна. Дело не в том, что ей всё равно, папа, а в том, что она не любит это показывать.

И я думаю, что унаследовала эту черту, даже не осознавая этого.

– Эта её отвратительная привычка. – Он вздыхает, поглаживая меня по спине. – С ней все будет в порядке. Она слишком сильно любит тебя и никогда бы тебя не бросила.

– Но вчера она была так зла. – Я шмыгаю носом. – Что, если она…что, если...

Папа озабоченно хмурит брови.

– Она не будет. – Даже когда он произносит эти слова, он, кажется, не верит им. – Она останется, принцесса. Если не для кого-то, то для тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Знаешь, Синтия всегда была из тех, кто не хотел детей, потому что думала, что они будут мешать её амбициям и планам. Я обманом втянул её в это, вроде как, и в тот момент, когда она узнала, что беременна тобой, она сказала, что любит тебя, даже не видя тебя. Когда мы впервые встретились с тобой, она плакала и благодарила меня за то, что я передумал. – Он улыбается с ностальгией и качает головой. – Потом она сказала, что убьёт меня, если я кому-нибудь скажу, что она плакала. Дело в том, принцесса, что ты придала её жизни и моей более глубокий смысл. Ради этого мы бы никогда не бросили тебя, даже если бы оставили друг друга.

Мои руки обвиваются вокруг его талии, и я борюсь со своими слезами.

– Я люблю тебя, папа.

Люди говорят, что вы не можете сами выбирать себе родителей, и многие жалеют, что у них никогда не было своих родителей. Только не я. Я ненавидела ссоры, развод и всё, что с этим связано, но я бы ни за что на свете не изменила своим родителям. К чёрту недостатки и драки.

Мой телефон вибрирует, и я вытаскиваю его быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Это не мама. Это Люсьен.

Я звонила ему раньше, но получила только его голосовую почту.

– Привет, Люсьен.

– Привет, Сильвер.

У него очаровательный французский акцент, который я могу слушать целыми днями.

– Мама с тобой?

Моё сердце громко бьётся, пока я жду его ответа.

– Да, со мной.

О, слава Богу.

– Могу я поговорить с ней?

– Боюсь, что нет. Она спит.

Ох.

– Можно мне прийти?

После того как мама нас познакомила, мы обычно обедали либо у него, либо у неё дома. Он очень замкнутый человек и не любит есть в ресторанах. С тех пор как я встретила его, я всегда думала, что он будет тем, кто выведет маму из состояния паники.

Ей нравится его общество, и она не спешит расставаться с ним. На самом деле я никогда не чувствовала между ними ничего, кроме дружбы, и думала, что этого достаточно для душевного состояния мамы.

– Да, конечно. – Говорит Люсьен. – Но мы не в Лондоне.

– Не в Лондоне?

– Да, мы немного отдохнём в моем особняке в Ницце.

– Вы во Франции?

– Именно.

О, мам. Не могла бы она сообщить мне об этой маленькой детали? Хотя она, вероятно, перезвонит мне, когда проснётся.

Или, может быть, она этого не сделает.

Мне нужно увидеть её и убедиться, что с ней все в порядке.

– Ты можешь прислать мне адрес?

– Я сделаю лучше, чем это. – В его голосе слышна улыбка. – Я пришлю водителя и свой личный самолёт.

– Большое спасибо, Люсьен.

– В любое время. Как насчёт того, чтобы провести выходные с нами, а?

– Хорошо.

Повесив трубку, я облегчённо вздыхаю и понимаю, что папочка стоял там все это время. Судя по напряжённым чертам его лица, он, кажется, слышал весь разговор.

– Видишь? Она была со своим любовником, пока ты беспокоилась о ней. Синтия всегда будет Синтией. Она только использует твою вину против тебя.

– Папа, как ты можешь так говорить?

– Ты хочешь сказать, что она этого не делает?

– Ну, иногда, но она действительно страдает молча.

– Ясно. Во Франции. Во время романтического отдыха. – Он коротко качает головой. – Тебе не обязательно ехать.

– Я хочу. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.

Он целует меня в висок.

– Позвони мне, когда доберёшься туда.

После того, как папа возвращается в свой кабинет, я быстро собираю сумку. Водитель Люсьена подъезжает к нашему дому полчаса спустя.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь забраться внутрь, джип Коула медленно останавливается перед особняком. Моё сердце трепещет, и мне приходится напоминать себе дышать, когда он подходит ко мне, одетый в черные джинсы, низко сидящие на бёдрах, и серую футболку, которая натягивается на его плечи.

Я планировала написать ему, как только окажусь в машине, но, думаю, так будет лучше.

– Куда ты направляешься?

Он критическим взглядом наблюдает за «Мерседесом» и водителем.

– Повидаться с мамой во Франции.

Он приподнимает бровь.

– Теперь ты убегаешь во Францию? Ты думаешь, я не могу понять?

– Она поехала с Люсьеном, и я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

И не злись на меня.

Он наблюдает за мной в течение нескольких нервирующих секунд. То, как он наблюдает с этим пустым выражением на лице, заставляет меня чувствовать, что он копается во мне и все понял.

Как будто он может видеть ребёнка и теперь будет спорить со мной об этом.

– Я поеду с тобой, – наконец говорит он.

– Ты поедешь со мной?

– Если ты не собираешься убегать, ты ведь не будешь возражать, верно?

– Но...

Он протискивается мимо меня к машине и садится на заднее сиденье.

– Ты садишься?

Я присоединяюсь к нему, закрывая дверь.

– Разве ты не должен сказать Хелен?

– Она пишет и не выйдет до завтра. Тогда я ей позвоню.

– Разве у тебя сегодня вечером нет игры?

Он пожимает плечами.

Коул никогда не пропускает тренировки, не говоря уже об играх. Тот факт, что он готов сделать это, чтобы быть со мной, заставляет крошечных бабочек порхать внизу моего живота.

Когда машина отъезжает от особняка, я позволяю своим мыслям проникнуть внутрь. В глубине души я счастлива, что он едет со мной. Я и раньше бывала в поездках, но это мой первый раз с Коулом.

Водитель доставляет нас прямо к специальному месту посадки, где нас ждёт самолёт.

– Ух ты. Люсьен выложился до конца. Может быть, он хочет жениться на моей маме.

– Я так не думаю. – Говорит Коул, когда красивая стюардесса ведёт нас к нашим местам.

– Почему нет? Что не так с моей мамой? – огрызаюсь я.

Он улыбается.

– Полегче, Тигрица. Я не думаю, что у них такие отношения.

– Почему ты так думаешь?

– Они кажутся только близкими друзьями.

Я сжимаю губы, отказываясь признать, что у меня тоже была такая мысль. Капитан приветствует нас, сообщает, что полет продлится около двух часов, и желает нам комфортного путешествия.

Вскоре мы летим в воздухе, и я фотографирую облака, а затем делаю селфи.

Пока Коул спит, вероятно, измученный тренировкой, я наклоняюсь к нему поближе и, как полная дура, делаю ещё одно селфи.

Когда стюардесса предлагает мне поесть, я беру модную пасту. Вскоре после того, как я закончила, я пожалела, что съела его. Тошнота накатывает на меня из ниоткуда, и я бегу в ванную и опорожняю желудок.

Меня так давно не рвало. Она липкая, и у меня такое ощущение, будто в живот вонзаются крошечные иголки.

Сильные руки убирают мои волосы в сторону, и Коул нежно гладит меня по спине.

– Эй, ты в порядке?

– Я не в порядке.

Слёзы застилают мне глаза, когда я смотрю на него.

– Что не так? Ты съела что-нибудь плохое?

– Нет.

– Тогда в чем дело, Сильвер? И даже не думай лгать мне.

Я устала лгать, прятаться, смотреть, как дни проходят, как бомба замедленного действия. Я хочу, чтобы кто-нибудь разделил это со мной. И не просто кто-нибудь, а он.

Коул.

Стоя на шатких ногах, я прополаскиваю рот и возвращаюсь на сиденье. Коул следует за мной, нахмурив брови. Я уронила голову на руки, тяжело дыша. Сиденье скрипит, когда Коул садится рядом со мной и на дюйм приближается.

– Сильвер, что это?

Ладно, вот и все. Момент истины.

Встречаясь с его тёмно-зелёными глазами, я бормочу.

– Я беременна.

Глава 36

Сильвер

Коул смотрит на меня с тем нервирующим молчанием, которое почти разрывает меня на части.

На его лице ничего не меняется.

Абсолютно ничего. Как будто он в оцепенении.

Из всех случаев, когда он мог быть пустым, это худшее. Почему он должен быть таким непроницаемым?

Я знаю его целую вечность, поэтому обычно мне удаётся проникнуть за эту маску и увидеть, что он скрывает.

Но не сейчас.

Подглядывая за ним сквозь ресницы, я наблюдаю, затаив дыхание, ожидая его реакции.

Он ничего не говорит.

Даже ни слова.

Может быть, он ненавидит меня. Может быть, ему противно, что я разрушаю его будущее этой новостью.

Стюардесса снова подходит к нам, её присутствие прерывает наш несуществующий разговор.

– Вы в порядке, мисс? Могу я вам что-нибудь принести?

– Нет, я в порядке, – бормочу я.

– Вода с мёдом. – Говорит он. – Лайм тоже, если он у вас есть.

Она кивает, прежде чем исчезнуть туда, откуда пришла.

Значит, у него действительно есть голос. Он просто не использует его, чтобы говорить со мной. Он продолжает наблюдать за мной, как будто я инопланетянин, пришедший оккупировать планету.

– Ты собираешься что-то сказать? – Я хотела огрызнуться, но мой голос звучит тихо, почти испуганно. – Что-нибудь?

– Ты ходила к врачу? – он спрашивает.

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь, что беременна?

– Я сделала тест.

– Тебе следует сходить к врачу.

– Я не могу просто пойти к врачу, Коул, ладно? Что, если кто-нибудь узнает меня? Дочь Себастьяна Куинс и Синтии Дэвис в гинекологическом кабинете. Ты понимаешь, насколько это было бы скандально? Я даже не могла пойти купить этот чёртов тест, и мне пришлось заказать его онлайн.

– Может быть, ты перестанешь думать о скандалах и своих родителях и начнёшь думать о себе? – огрызается Коул. Вау. Он никогда не срывается. – Это твоё здоровье, твоя жизнь. Ты носишь в себе ребёнка. Ты думаешь, это игра? Или что они в конце концов не узнают?

Слезы щиплют мои глаза, и мне требуется всё, чтобы не сломаться прямо здесь и сейчас. Я чувствую себя ребёнком, на которого кричат за идиотское поведение.

– Ты думаешь, я об этом не подумала? Подумала. В течение нескольких недель. Я подозревала это в течение чёртовых недель, прежде чем, наконец, сделала этот чёртов тест, Коул. Я та, кто живёт с этой реальностью изо дня в день, представляя все возможные сценарии и ненавидя тот факт, что мне, возможно, придётся убить эту жизнь. Так что не сиди здесь и не говори мне, что я не принимаю это всерьёз, потому что это так. Больше, чем ты когда-либо узнаешь.

Он прищуривает глаза.

– Ты подозревала это в течение нескольких недель и не сказала мне?

Я приподнимаю плечо, глядя в окно.

– Почему?

Потому что он мог сказать слова, которые пугают меня больше всего. Что я должна сделать аборт.

Вместо этого я говорю, не глядя на него.

– Потому что я ненавижу тебя.

– Сильвер... – предупреждает он, кажется, сдерживая любые эмоции, которые он когда-либо мог проявить.

– Просто забудь об этом, хорошо? Я разберусь с этим.

Он хватает меня за подбородок и поворачивает мою голову. Мои глаза наполняются слезами, и мне требуется сверхчеловеческая сила, чтобы сдержать их.

– Мы разберёмся с этим. Мы оба несём ответственность за эту жизнь.

– Коул...

Слеза скатывается по моей щеке, и он вытирает её подушечкой большого пальца.

– Ты думала, я брошу тебя?

– Нет, но я думала, что ты будешь против этого.

– Это уже произошло. Я точно не могу быть против этого.

Я отстраняюсь от него.

– Значит, если бы этого не случилось, ты был бы?

– Нет, но ты была бы.

– Что?

– Если бы это зависело от меня, ты бы трахалась со мной на глазах у всего мира, и да, я бы планировал поместить в тебя целую футбольную команду младенцев, чтобы ты всегда была приклеена ко мне. Но ты постоянно думаешь о своих родителях, о своём имидже и о грёбаном мнении всех остальных, так что именно ты не позволишь ничему случиться. Не я.

Мои губы дрожат, когда я снова отворачиваюсь от него. Чёрт бы его побрал.

Он поднимает меня только для того, чтобы вскоре после этого опустить.

Служащий приносит стакан воды, которую он просил. Он берёт его у неё из рук и благодарит.

Я не упускаю то, как она говорит страстными словами, когда просит позвонить ей, если ему «что-нибудь понадобится». Я собираюсь сказать Люсьену, чтобы он уволил её.

Что? Флирт, должно быть, противоречит её кодексу трудовой этики. Когда Коул предлагает мне стакан, я отказываюсь пить.

– Выпей это.

– Нет.

– Перестань вести себя как ребёнок. – Говорит он.

– О, подожди. Это потому, что у меня внутри уже есть один? – Я издеваюсь. – Нет, спасибо.

– Брось это отношение и выпей эту грёбаную воду, Сильвер.

– Или что? Ты заставишь меня?

Он обхватывает рукой мой затылок и притягивает меня ближе. Я ахаю, и он использует этот шанс, чтобы заставить меня выпить. Когда я закрываю рот, он зажимает мой нос, заставляя меня дышать через единственное другое отверстие.

Коул не отпускает меня, пока я не допью весь стакан.

Я вытираю рот тыльной стороной ладони, свирепо глядя на него.

– Ты скотина.

– И ты ненавидишь меня и хочешь, чтобы мы никогда не встречались. Я знаю эту мантру. – Он скользит взглядом вверх и вниз по моему телу, и я чувствую себя неловко от того, как напряжённо он наблюдает за мной. – Я также тот, кто поместил в тебя ребёнка.

– Это не то, чем можно гордиться.

– Может быть, так оно и есть.

Он ухмыляется.

– Разве ты не видишь, что это сделает с нами? Это может разрушить всё.

– Ну, вот в чём дело, Бабочка. – Он наклоняется и касается губами моего носа. – Я не против самоуничтожения, если это с тобой.

Как только мы приземляемся, Коул говорит водителю отвезти нас по адресу, который он даёт ему.

Это акушер-гинеколог, которого он искал в Интернете, когда мы летели.

Я умоляла его не везти меня к врачу, потому что водитель расскажет Люсьену, а тот мог рассказать маме, но все мои протесты остаются без внимания.

Коул говорит по-французски с секретаршей в приёмной. Я тоже говорю на нём, но его акцент лучше всего подходит для иностранных языков. Его почти нет. Я говорю по-французски как английский сноб.

Доктор, доктор Касим Лоран, - пожилой мужчина с оливковой кожей и светло-зелёными глазами. После того, как он делает тест и задаёт мне несколько вопросов, он говорит, что мы должны подождать.

Коул говорит ему, что мы хотим убедиться, что с ребёнком все в порядке. После того, как доктор оставляет нас одних, меня на столе и Коула, стоящего рядом со мной, я сглатываю.

– Почему ты хочешь знать, в порядке ли ребёнок? Ты... думаешь о том, чтобы оставить его?

– А ты?

– Я первая спросила, Коул.

– Ты никогда не приходишь первой, Мисс Номер Два.

– Член, – бормочу я.

– Что это было, Бабочка?

– Давай, ответь мне.

– У тебя было больше шансов получить ответ, прежде чем сводить меня к моему члену. Я знаю, тебе он нравится, но, в общем, в таких ситуациях это не работает, – дразнит он.

– Коул!

Выражение его лица возвращается к безмятежной пустоте.

– Я действительно хочу оставить его.

Если бы моё сердце могло разорваться на куски, оно бы уже разлетелось по всей белой комнате.

– Правда?

Он кивает.

– Но мы… Я твоя сестра перед всеми.

Он бросает на меня неприязненный взгляд.

– Ты не моя грёбаная сестра. Я ненавижу это слово.

Я тоже его ненавижу.

Я переплетаю свои пальцы с его. Если мы с ним захотим сохранить его, то сможем что-нибудь придумать, верно?

Секунду он как-то странно наблюдает за мной, его пристальный взгляд скользит от моего лица к животу, а затем обратно. Его глаза не только видят меня, но и разрывают мою плоть и заглядывают в мою душу.

– Что? – шепчу я.

– Неужели ты… Я имею в виду, ты была беременна, когда Эльза избила тебя в тот раз?

Воспоминание об этом страхе остаться одной и не быть в состоянии защитить своего ребёнка нападает на меня. Я киваю.

– Мне так жаль, Сильвер. Я бы не стоял на месте, если бы знал. Я бы защитил тебя.

Он поднимает наши переплетённые пальцы и касается губами тыльной стороны моей ладони, вызывая острое покалывание.

– Я знаю.

Моё горло сжимается от этих слов.

– Ты знаешь?

– Да, ты был придурком, но ты исправил это, когда появился в парке. Я слышала, когда ты сказал ей, чтобы она больше не била меня в MeetUp.

Его губы растягиваются в ухмылке.

– Подслушивала, мисс Чопорная и Правильная?

– Заткнись. Тебе повезло, что я тебя прощаю.

Он снова целует мои пальцы.

После этого мы молчим, просто переплетя наши пальцы вместе, и Коул ласкает тыльную сторону моей ладони большим пальцем. Как будто мы не можем понять, что хотим сказать.

Поэтому я представляю, как мы с Коулом живём в далёкой стране. Ну, не так уж далеко — где-нибудь вроде Франции. На самом деле, нет, это всё ещё слишком близко к дому и может отразиться на наших родителях. Мы можем поехать в Азию, Африку или даже Австралию.

К тому времени, как доктор возвращается, в моей голове уже сформировались всевозможные сценарии.

– Что ж. – Доктор Лоран прочищает горло и говорит с сильным французским акцентом. – У вас язва, которую можно вылечить с помощью des IPP. Вот причина рвоты и тошноты. У тебя были напряжённые времена, да?

Я киваю.

– Но как насчёт беременности?

– С ребёнком всё в порядке? – спрашивает Коул.

– Нет никакого ребёнка. – Доктор бесстрастно улыбается. – Вы не беременны, мадемуазель.

Не беременна? Что он имеет в виду, говоря, что я не беременна?

– Я делала тест. – Я смотрю то на него, то на Коула. – Я делала тест, и он показал положительный результат.

– Это редко, но это может быть… Как вы говорите, фальшивый позитив? Ах. Ложноположительный результат.

Нет, нет, нет…

– Сколько тестов вы сделали, мадемуазель?

– Один.

– Значит, ложноположительный результат. Если бы вы сделали ещё один сразу после этого, результат был бы отрицательным. Если вы часто принимаете транквилизаторы, это может изменить результаты теста. Вот почему мы рекомендуем вам пройти несколько тестов.

– А как насчёт моих месячных? Уже на несколько недель задержка.

Он листает свой блокнот.

– Да, из анкеты я вижу, что вы принимали противозачаточные таблетки, чтобы регулировать это. Поскольку в последнее время вы этого не делали, это повлияло на ваш цикл. Опять же, стресс и транквилизаторы играют свою роль.

– Значит, я действительно не беременна?

В конце мой голос срывается.

– Нет. Ваш анализ крови показывает нормальный уровень ХГЧ — это гормон беременности.

– Разве это не может быть неправильно?

– Нет. Анализ крови - это окончательный вердикт. – Он что-то записывает в своём блокноте. – Я дам тебе что-нибудь от болей в животе.

Я пристально смотрю на Коула.

Он выглядит таким же ошеломлённым, как и я. Такой же безмолвный, как и я.

Я не беременна.

Это должно было бы сделать меня счастливой, но все, чего я хочу, - это плакать.

Глава 37

Коул

Сильвер за всю дорогу не сказала ни слова.

Она откинулась на сиденье, уставившись в окно и изо всех сил стараясь не сломаться.

Как будто она тут, но её нет.

Не совсем.

Она оставила часть себя в кабинете того врача. Я знаю, потому что я тоже оставил часть себя.

На мгновение я позволил себе задуматься о перспективе стать отцом. Несмотря на то, что я сказал ей в самолёте, моё видение отцовства было похоже на кровь в луже.

Быть отцом означало стать моей собственной версией Уильяма, и я никогда не был бы тем грёбаным мужчиной.

Однако идея быть отцом детей Сильвер… Ладно, это совсем другое дело.

Я начал строить планы, куда мы пойдём. Как бы мы жили. Всё это.

Я начал представлять себе будущее, в котором мне не придётся пробираться в её комнату или тащить её в тёмный угол, чтобы иметь возможность прикоснуться к ней.

Будущее, в котором она вся моя перед всем миром.

Доктор убил его. Он прервал сон, который еще не полностью сформировался.

Не зная, что и как сказать, я молчу. Я всегда любил тишину — она позволяет мне спокойно читать и позволять своим мыслям быть громкими. Тишина - моё святилище.

Не сейчас.

Теперь я хочу разрезать его ножом и покончить с этим раз и навсегда, чёрт возьми.

К тому времени, как мы подъезжаем к дому Люсьена, уже почти вечер.

Сильвер выходит из машины, как робот, прижимая к себе сумку, а я следую за ней. Дворецкий встречает нас перед зданием. Оно построено рядом с обрывом пляжа. Отсюда виден близлежащий город, но он достаточно далеко, чтобы никто не бродил вокруг дома.

Люсьен, должно быть, скрытный человек.

- Bonsoir – Добрый вечер, - дворецкий приветствует нас у входа приветливой улыбкой и указывает на сумку Сильвер. – S’illvousplait – Позвольте.

Она протягивает ему сумку и спрашивает усталым голосом.

– Где мама?

– MadameDavis - Миссис Дэвис?

Я спрашиваю, когда он, кажется, теряется. Я сомневаюсь, что он не

понял; он, должно быть, один из тех французов, которые отказываются признавать любой язык, кроме своего собственного. Уровень его снобизма похож на любимого дворецкого Ронана, Ларса.

– Ah, oui. Madame Davis a retourné à l’Angleterre avec Monsieur Lucien - Ах, да. Миссис Дэвис вернулась в Англию вместе с месье Люсьеном.

Действительно? Синтия вернулась в Англию с Люсьеном, не сказав об этом дочери?

– Что? – Сильвер берёт свой телефон и морщится. – Тьфу. Я забыла, что он в авиарежиме. Она набирает номер, затем прикладывает устройство к уху. – Мам? Где ты находишься?

Сильвер меряет шагами вход, в то время как дворецкий просто стоит там, совершенно не обращая внимания на происходящее.

– Я уже в долбаной Франции. Люсьен, должно быть, сказал тебе, что я приеду. Как ты могла уехать? – Она на секунду прислушивается. – Это всегда чрезвычайные ситуации, работа то, работа сё. А как же я, мам? Я? Ты когда-нибудь думала обо мне во всех решениях, которые принимаешь?

Осознав, что огрызнулась на мать, она быстро отступает.

– Мне жаль. Я не хотела... ладно… Поговорим с тобой позже.

Она со вздохом вешает трубку и продолжает концентрироваться на своих туфлях, пока говорит.

– У мамы была срочная работа. Люсьен сможет отправить самолёт обратно к нам завтра вечером. Я собираюсь остаться на ночь. Ты можешь сесть на самолёт в аэропорту, если хочешь.

И с этими словами она входит внутрь, и дворецкий следует за ней, кивая мне.

Я глубоко вздыхаю, а затем иду за ней. Мои плечи напряжены, а затылок вот-вот сломается от того, насколько он напряжён.

Я нахожу Сильвер наверху, стоящую посреди комнаты.

Это похоже на то время, когда я впервые прикоснулся к ней, впервые попробовал её на вкус, когда мама и Себастьян объявили, что собираются пожениться.

Я никогда не верил в эффект бабочки, в тот факт, что одно простое изменение начальных условий в нелинейной системе может впоследствии привести к катастрофическим последствиям.

Тем не менее, я считаю, что небольшие инциденты, такие как слух Сильвер о том, что я потерял девственность в тот раз, привели к целой куче неприятностей. Именно из-за того, что она услышала, она отомстила. Она сопротивлялась. И с тех пор мы продолжаем бороться и бросать вызов друг другу в порочном круге.

Теперь мы здесь, и ничего нельзя изменить.

– Почему ты всё ещё здесь? – Она возится со своей сумкой на кровати. – Поезжай домой. Водитель может отвезти тебя.

– Я знаю, что ты делаешь, и это не сработает. Ты никогда не сможешь оттолкнуть меня, так что тебе лучше перестать пытаться.

Она делает вид, что не слышит меня, когда вытаскивает всю одежду из сумки, её спина сгибается и напрягается под джинсовой курткой.

Я шагаю к ней и хватаю её за руку, заставляя её повернуться ко мне лицом, посмотреть на меня. Она не может сейчас быть одна.

Слезы блестят в её глазах, когда она толкает меня в грудь.

– Чего ты хочешь от меня? Просто оставь меня в покое.

– Я не могу.

– Почему нет?

– Потому что тебе больно. Я ненавижу, когда тебе больно, Бабочка.

Тогда она ломается. Рыдание вырывается из неё, когда она обнимает меня за талию тисками и прячет лицо у меня на груди.

Я притягиваю её ближе, одной рукой кладу ей на спину, а другой защищающе обнимаю за голову. Я позволил её боли впитаться в мою, потому что, если бы у меня была возможность принять боль в её криках или жестокость её горя, я бы сделал это.

В любом случае, я был эмоционально испорчен с тех пор, как был ребёнком, что может добавить еще одну боль?

Только это имеет совершенно другое значение.

Сильвер из тех, кто не часто плачет, а когда плачет, это как будто разбивает тебе сердце. В этих тихих звуках и сопении. В том, как все её тело сотрясается от силы её боли.

– Это больно. Почему это так больно, Коул? Так не должно быть. Я должна быть счастлива, что меня не заставят сделать аборт, но почему я чувствую, что я убила ребёнка, которого там вообще никогда не было? Почему я чувствую себя так ужасно?

– Ты не ужасна. Ты просто человек, и ты чувствуешь боль. В конце концов это пройдёт.

– Ч-что, если этого не произойдёт? – говорит она сквозь икоту. – Что, если я всегда чувствую эту... эту потерю.

– Тогда мы почувствуем это вместе.

Она поднимает на меня заплаканное лицо и налитые кровью глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Я же сказал тебе, ты не единственная, кто несёт ответственность за это. Твоя боль - это моя боль, Бабочка.

Глава 38

Сильвер

Той ночью Коул обнимает меня, пока я плачу, пока не засыпаю.

Я плачу о том, чего никогда не было. Но только потому, что тест был отрицательным, не значит, что я не чувствую потери.

Это не значит, что я не чувствую, что мне не хватает какой-то части себя. Шанс на альтернативное будущее, на другую жизнь, на другую... возможность.

Потому что я знаю, я просто знаю, что, если бы это было реально, мы с Коулом боролись бы за это. Он бы отвёз меня туда, где нас не смогли бы найти ни репортёры, ни люди из дома.

Теперь я должна вернуться к реальности, что я трахаюсь со своим сводным братом и что, хотя на этот раз ребёнка нет, жизнь, какой мы её знаем, закончится, если нас кто-нибудь поймает.

Я витала в облаках, а теперь должна снова опуститься на землю.

На следующее утро Коул пытается затащить меня в город. Он устраивает мне засаду после того, как я выхожу из душа, стоя перед ванной в своих стильных джинсах и футболке с расчёсанными волосами.

Как бы мне ни нравилась его внешность, сегодня я не в настроении вставать с постели.

– Я хочу остаться в своей комнате, пока не придёт время ехать домой.

– Хм.

Он смотрит на меня сверху вниз со своим фирменным пустым выражением лица.

– Что?

– Я не знал, что ты такая зануда, кроме того, что ты трусиха.

– Эй!

Я бью его кулаком в плечо.

Едва заметная улыбка скользит по его губам.

– Забудь об этом. Я пойду без тебя. Мне не нужны трусихи в моих путешествиях.

Я слышу, как он приветствует дворецкого с добрым утром и говорит ему, что позавтракает на улице.

Придурок.

Я надеваю милое мини-платье персикового цвета с ремешками на спине и собираю волосы в конский хвост. После того, как я засовываю ноги в первую попавшуюся пару туфель, я выхожу следом за ним.

Только когда я стою у входа, я понимаю, что не накрасилась. Что ж, я не в настроении для этого.

Я догоняю Коула у холма дома, медленно иду.

– Я не трусиха.

Я тяжело дышу, стараясь не отставать от него.

Он улыбается, но ничего не говорит. Вместо этого он переплетает свои пальцы с моими. Мягкость его прикосновения почти снова разбивает мне сердце.

Твоя боль - это моя боль, Бабочка.

Это был первый раз, когда я смогла дышать с тех пор, как доктор сказал, что это ложноположительный результат. Знание того, что Коул, как никто другой, понимал, что боль делает её менее острой. Это всё ещё там, но я чувствую определённый покой, зная, что он со мной.

Стоп. Он держит меня за руку. Он не должен.

Я оглядываюсь и пытаюсь увернуться, но он не отпускает меня.

– Коул! Мы на публике.

– Мы не в Англии. Здесь нас никто не знает. – Он притягивает меня ближе к себе. – Будь спокойна.

Нас здесь никто не знает.

Единственный, кто знает, это, вероятно, дворецкий Люсьена, и сейчас он вне игры.

Сюрреалистическое чувство левитации охватывает меня, когда я позволяю Коулу вести меня в направлении ближайшего города.

Меня переполняет новая энергия. Я наслаждаюсь своим окружением, ярким голубым небом и тёплым солнцем. В тесноте узких улиц и винтажном стиле дорог это похоже на сцену из романа.

– Во время мировой войны здесь было разрушительное сражение. – Говорит Коул, когда мы проезжаем мимо старых зданий. – Наши войска сражались за французов на этих же улицах.

Я усмехаюсь, наблюдая, как он изучает старый тротуар с этим любопытным блеском в глазах. Так редко можно увидеть, как он высвобождает своего внутреннего ботаника.

– Ну, это была не наша битва, и всё же мы потеряли так много солдат из-за неё.

– Ты действительно в это веришь?

Он бросает на меня любопытный взгляд.

– Да, французы сами вляпались в эту историю. Нам не нужно было вести себя как рыцари в сияющих доспехах.

– Мы были кем угодно, только не ими. Это называется прецедентной борьбой, Бабочка. Мы всё равно собирались вмешаться, поэтому сделали первый шаг и сразились с врагом на чужой земле. Подобные сражения происходили много раз на протяжении истории, например, в колонизационных войнах Османской империи или в войне персов против римлян.

– Ты такой зануда.

Он отпускает мою руку и притягивает меня к изгибу своего тела за талию. Это первый раз, когда он так собственнически прикасается ко мне на публике. Это почти так же, как если бы он объявил о своём праве собственности.

– Кого ты называешь ботаником, Бабочка?

– Тебя. – Я прячу улыбку. – Держу пари, ты можешь дать точные пересказы и даже повторить то, что говорили эти генералы перед каждым сражением.

– Конечно. Предбоевая часть - самая важная. Это момент перед смертью. До хаоса.

Коул и раньше называл меня своим хаосом, и я до сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Поскольку он связывает это со смертью, ясно, на чью сторону она падает. Моё сердце сжимается, когда я пытаюсь побороть это чувство.

– Это прекрасно. – Говорит он.

– Прекрасно?

– Да. Это неизвестное, а неизвестное может быть самой прекрасной вещью.

– Или самой ужасной.

– В тот момент никогда не знаешь наверняка. Когда войска стоят там, слушая своих генералов, они не знают, умрут ли они, будут ли ранены или останутся в живых. Они не знают, увидят ли они снова свои семьи или все уже кончено. Это человеческая природа в её истинной форме.

– Это называется выживанием.

– Это называется жизнью. – Он касается губами моего носа. – Это хаос.

Моё сердце колотится так сильно, что я боюсь, что оно перестанет биться или что-то в этом роде. О, чёрт.

Я не должна быть так увлечена им, как сейчас. Я не должна желать, чтобы я всё ещё была его хаосом, и чтобы он никогда не нашёл мне замену.

– Ты хочешь сделать что-нибудь хаотичное?

Я прикусываю нижнюю губу.

– Например, что?

Я показываю на тату-салон через дорогу, из которого выходит пара, выглядящая наполовину счастливой, наполовину страдающей.

Он приподнимает бровь.

– Ты хочешь сделать татуировку?

– Вместе. Ты и я.

Это безумная идея, но я хочу отметить этот момент. Я хочу помнить боль, но также и то, как Коул держал меня, несмотря на это.

В конце концов мы вернёмся домой, и я хочу сохранить момент, когда мы должны были держаться за руки на публике, как постоянное напоминание о сегодняшнем дне.

Я ожидаю, что он откажется, так как Коул не из тех, кто любит наносить метки на кожу — по крайней мере, не навсегда, но затем он говорит.

– Я могу выбрать, что ты нанесёшь на свою кожу.

Я вздёргиваю подбородок.

– И я могу выбрать, что ты нанесёшь на свою.

Его губы изгибаются в очаровательной улыбке.

– Договорились.

В гостиной мы решаем сделать татуировки на наших боках, так как их легко скрыть одеждой. Коул требует, чтобы женщина заботилась обо мне, а не мужчина. Что меня вполне устраивает, так как это означает, что она не будет прикасаться к нему.

Два часа спустя, и после такой сильной боли, которая чуть не довела меня до слёз, мы стоим друг перед другом посреди комнаты с темными стенами.

– Покажи мне.

Я указываю на его футболку.

– Ты первая.

– Одновременно?

Он кивает, и мы поднимаем одежду, одновременно обнажая кожу. Коул сделал татуировку, которую я выбрала для него, и она даже красивее, чем я себе представляла. Кожа вокруг него красная из-за того, насколько она свежая, но дизайн чёткий. Это открытая книга, из которой выходят струйки дыма, а сверху аккуратным шрифтом написано слово “ХАОС”.

– Это так красиво, – выдыхаю я, приближаясь к нему, чтобы лучше рассмотреть.

Коул держит меня на расстоянии вытянутой руки.

– Стой там, я всё ещё не насытился.

Я остаюсь на месте, сглатывая от того, как напряжённо он изучает мою татуировку. Это бабочка. И не просто какая-нибудь бабочка. Коул набросал что-то похожее на булавку-бабочку, которую я носила в тот день десять лет назад в парке.

Татуировка получилась идеальной со всеми мелкими деталями в крыле. Она точно совпадает с булавкой и похожа на ожерелье у меня на шее.

– Ну что? – Я спрашиваю. – Тебе это нравится?

– Мне это нравится.

Он целует меня в нос.

Мои пальцы на ногах поджимаются, как каждый раз, когда он это делает. Это мягкость там, где Коул обычно твёрд. Это то, что он делает только со мной.

После того, как мы покидаем тату-салон, мы бродим по улицам, держась за руки, пока Коул рассказывает мне больше истории.

Запах выпечки манит меня, как мультяшного персонажа, когда мы проходим мимо маленькой кондитерской.

– Давай попробуем круассаны. – Говорю я ему.

Коул покупает нам круассаны с шоколадом, и мы садимся за маленький столик перед магазином. За соседними столиками есть несколько старых посетителей, и они кажутся расслабленными, наслаждаясь яркой погодой.

Я откусываю кусочек горячего круассана и стону от удовольствия.

– Теперь я хочу батончик «Сникерс». Давай потом поищем что-нибудь...

Я поднимаю голову и перестаю жевать, когда обнаруживаю, что потемневшие глаза Коула устремлены на меня.

Он сидит напротив меня, нас разделяет маленький столик. Он достаточно близко, чтобы я почувствовала его аромат корицы и вдохнула его в свои лёгкие.

То, как он смотрит на меня, так зловеще, как будто он схватит меня и трахнет на столе прямо здесь, прямо сейчас.

Я прочищаю горло, но мой голос все равно звучит с придыханием.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Почему ты только что застонала?

– Я... я этого не делал.

– Да, ты сделала это. Не лги мне.

– Это было из-за круассана.

– И вот я подумал, что ты соблазняешь меня.

–Я-я нет.

– Ну, это сработало.

– К-Коул...

Мои слова застревают у меня в горле, когда он сжимает мой подбородок двумя пальцами и притягивает меня ближе, прежде чем его губы завладеют моими. Это поцелуй с открытым ртом, сплошные языки и зубы и... свобода.

Никто из нас не беспокоится о том, что мы находимся на публике или что нам не следует этого делать или что кто-то увидит.

К чёрту их.

К чёрту всех.

Потому что то, что бьётся, между нами, намного сильнее, чем их слова и их суждения.

Потеря, которую мы почувствовали, намного глубже, чем социальные стандарты и запретные отношения.

Это мы.

Как бы это ни было извращённо.

В тот день мы не перестаём целоваться. Мы целуемся на улицах. В продуктовом магазине. Везде. Мы даём людям в городе зрелище, на которое они никогда не подписывались.

Я фотографируюсь с едва готовым Коулом, который почти не смотрит в камеру и отказывается позировать, если это не связано с поцелуем или моими прикосновениями к нему.

Я вспоминаю каждое мгновение и каждую секунду. Я документирую время, когда я могу поцеловать его в любом месте, где захочу.

Потому что реальная жизнь снова нанесёт удар.

Реальная жизнь разорвёт нас на части.

И единственное место, где я могу его заполучить, - это за закрытыми дверями.

Глава 39

Кукольный Мастер

Давным-давно жила-была кукла.

Ты думалf, что сможешь избавиться от меня, потому что я больше не посылаю тебе сообщения.

Я рядом, даже когда я далеко.

Я последую за тобой, как звезда.

И эта звезда в конце концов станет твоей судьбой и твоей единственной отсрочкой.

Онf будет следовать за тобой, когда ты вырастешь. Когда ты падаешь. Как только ты встанешь, ты снова упадёшь.

Ты не можешь убежать. Ты не можешь спрятаться.

Куколка, что ты наделала?

Веселье только началось.

И скоро ты будешь уничтожена.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 16 171819 Следующая ⇒