![]()
|
|||
Кукольный Мастер 3 страница– Прыгай со мной, Бабочка. – Прыгнуть с тобой куда? – В бассейн. – Сейчас? – Она переводит взгляд с меня на воду. – Но здесь так холодно. – Ты трусиха? – Нет. – Тогда сделай это. – Хорошо… Прежде чем она успевает закончить свой ответ, я хватаю её за руку, и мы оба прыгаем. Плеск воды смешивается с судорожным вздохом Сильвер, прежде чем мы погружаемся. Вниз… В кровь. Вода - это кровь. Краснота заключает меня в свои объятия. Чёрная рука тянет меня за лодыжку, дёргая на дно. Я не борюсь с этим. Я не могу. Если я это сделаю, он меня не отпустит. Если я это сделаю, он просто схватит меня крепче. Он скажет мне, что я монстр и что я должен… Две руки касаются моих щёк — мягкие, нежные руки — и выводят меня на поверхность. Сильвер. Её золотистые волосы мокрые, прилипшие к вискам, и её безумные, яркие глаза ищут мои. Её ладони всё ещё обнимают мои щеки, когда её тело сливается с моим под водой. Только наши головы находятся на уровне поверхности. Вода всё ещё кровавая, но она медленно возвращается к тому голубому цвету. Никакая рука не тянет меня в никуда. – Что с тобой не так? Ты напугал меня до чёртиков, Коул. – Она задыхается. – Ты в порядке? Я обхватываю рукой её затылок и завладеваю губами. Я целую её в знак благодарности. Я поглощаю её как свою форму благодарности. Сильвер вытащила меня из воды не только сейчас, но и десять лет назад. Мой хаос. Моё проклятие.
Глава 27 Сильвер
– Я ухожу! Я сбегаю по ступенькам, жонглируя сумкой и контейнерами. – Дорогая, – кричит мне вслед Хелен, неся мой термос. – Ты забыла заварить чай. – О, точно. Спасибо, Хелен. Ты лучшая. Я обнимаю её и звонко целую в щеку. Я чувствую себя обманщицей всякий раз, когда я с Хелен или с мамой. Почему у меня не может быть обеих матерей? Она машет мне, когда я выхожу из дома. – Будь осторожна, дорогая. – А ты иди и пиши. – Я провожу её внутрь. – Сжатые сроки, Хелен. Сжатые сроки. Она улыбается, радость искрится в её глазах. – Я иду, иду. Ты хуже моего агента. Я снова машу ей рукой, ухмыляясь, когда кладу свою сумку, термос и еду, которую я готовила всё утро — или, скорее, помогала Хелен готовить — на пассажирское сиденье своей машины. Когда я собираюсь направиться к водительскому месту, папина машина медленно останавливается рядом с моей. Дерек выходит, чтобы открыть заднюю дверь, но папа опережает его. Подбегая к нему, я обнимаю его за талию. – Папочка, у тебя успешно прошло партийное собрание? – Кроме того, что Синтия оспаривает каждый пункт, который я предложил? – Он гладит меня по волосам. – Конечно. – Мне жаль. – Это просто она, и она никогда не изменится. Я начинаю думать, что она обманывает нас, используя Лейбористскую партию. – Ты же знаешь, что она никогда бы этого не сделала. Твои принципы текут в её жилах. – Только когда я их не озвучиваю. – Он наблюдает за мной. – Ты собираешься к ней? Я медленно киваю. – Я провожу выходные. – Тебе обязательно это делать? Ты всегда можешь остаться. Теперь, когда ты стала взрослой, нет законов об опеке, которым мы должны подчиняться. – В конце концов она просто придёт сюда. – Позволь ей. – Говорит он бесстрастным тоном. – Мы можем продолжить дискуссию. – Папочка. – Я глажу его по куртке. – Я хочу провести с ней время. Она моя мама. Возможно, в прошлом были времена, когда мне не нравился её выбор, её решения и то, во что она меня превратила, но, когда я выросла, и после того, как я увидел её в той ванне, я поняла, насколько хрупкой на самом деле является мама. В глубине души она так строга со мной, потому что не хочет, чтобы я превратилась в такую же оболочку, как она, независимо от того, насколько она гордится тем, что я похожа на неё. – Я понимаю. – Папа целует меня в висок. – Ты знаешь, почему в последнее время она была более сварливой, чем обычно? – Я не знаю. Мама убила бы меня, если бы я сказала ему что-нибудь о её личной жизни. В тот день, когда она перерезала себе запястье, она заставила меня поклясться не унижать её и сказала, что сделает это снова, если я нарушу нашу клятву. Я плакала, умоляя её поехать в больницу. Она этого не сделала, потому что это унизило бы её и вывело бы её имя в заголовки газет. Я наблюдала, как она накладывала себе швы, следуя онлайн-урокам. Я почти уверена, что у неё была инфекция, но она занималась самолечением антибиотиками и транквилизаторами. Она все делала сама и отказывалась, чтобы какой-либо медицинский персонал осматривал её. С тех пор она носит толстые часы, чтобы скрыть шрам. – Это из-за того французского бизнесмена, с которым она встречается? – Папа поднимает бровь. – Бедный ублюдок. Может быть, мне следует предупредить его, что она будет бросать ему вызов на каждом шагу и в конце концов высосет из него жизнь. – Папочка, нет. Люсьен великолепен. Они действительно ладят. – Они ладят, да? – Да. – Я останавливаю себя, прежде чем сказать: «Они не ссорятся, как вы двое», и вместо этого говорю ему. – Ты просто позаботься о Хелен, хорошо? У неё дедлайн. – Хорошо. – Он снова целует меня в висок. – Развлекайся. Хотя я сомневаюсь, что Синтия позволит тебе ворчать по любому поводу. Качая головой, я целую его в щеку и машу Дереку, прежде чем сесть в машину. По пути к выходу я наблюдаю за входом в дом в поисках знакомой чёрной машины. Не то чтобы Коул так скоро вернулся домой. У него поздняя тренировка перед сегодняшней игрой. С тех пор как несколько недель назад у его отца была годовщина, между нами, что-то изменилось. Я не могу понять, в чем дело, но я чувствую это по тому, как он наблюдает за мной, как он использует каждый шанс, чтобы похитить меня где-нибудь вне поля зрения, задрать мою юбку и трахнуть меня. Как будто он не может насытиться мной. И чем больше он это делает, тем больше мне кажется, что я тоже не могу насытиться им. Как будто я попала в лабиринт, из которого нет выхода. Он всё ещё пробирается в мою комнату каждую ночь, без исключений. Он всё ещё водит меня в тот клуб. Моя любимая часть в этом — не наблюдение, хотя мне это нравится, а тот факт, что мы носим маски, где никто не может сказать, кто мы такие. Сначала я оглядывалась, ожидая, что кто-нибудь нас узнает, но со временем это беспокойство улеглось. В «LaDé bauche» я могу прикоснуться к Коулу и даже позволить ему поцеловать меня на глазах у других людей, не беспокоясь о том, что на следующий день мы попадём в заголовки газет. Во всяком случае, Коул узнает большинство людей, за которыми мы наблюдаем. Несмотря на то, что они носят маски, он иногда играет со мной в викторину, чтобы угадать имя этого политика / влиятельной фигуры / генерального директора. Игра проста — при каждом неверном предположении он что-то получает от меня. Поскольку я всегда проигрываю, я обычно оказываюсь на одном из диванов, когда он съедает меня или трахает, пока мой голос не становится хриплым. Излишне говорить, что все игры Коула ведут обратно к сексу. Серьёзно. Он придумывает всевозможные схемы, в результате которых я оказываюсь голой и распростёртой или связанной. Если он болен, и мне втайне нравятся окольные пути, которыми он меня ведёт, кем это делает меня? Думаю, мы никогда не узнаем, потому что я бы никогда не сказала ему, что мне нравится то, что он делает со мной. Дело не в нём и не во мне, а в папе, маме, Хелен, Фредерике — который убьёт меня, если папа этого не сделает — и всём мире в целом. Мы с Коулом относимся к определённой категории, и мы просто не можем перейти в другую. Как бы я ни была осторожна, чтобы никто не узнал о наших отношениях на публике, я всегда чувствую, что, может быть, кто-то узнает. Может быть, кто-нибудь заметит, как я рассеянно наблюдаю за ним, когда он тренируется или, когда он читает в одиночестве в школьном саду. Может быть, кто-то поймёт, что я прогоняю всех этих девушек не из-за семейного имиджа, а потому, что мысль о том, что он прикасается к кому-то еще, делает меня красным быком. Мне трудно показать какую-то грань себя, когда внутри я царапаюсь, желая вырвать её и освободиться. Эта часть меня хочет позволить Коулу поцеловать меня на публике, назвать его своим перед всем миром, показывая им средний палец. Но эта часть - идиотская. Мир устроен не так, особенно тот, в котором мы живём. Это разрушит не только наше будущее, но и наших родителей; и только по этой причине я знаю, что все, что у нас с Коулом есть, никогда не продлится долго. Это просто интрижка. Приключение. И, как любое приключение, наступит день, когда оно в конце концов закончится. Что-то в моей груди сжимается от этой мысли, но я качаю головой, отгоняя её. Сегодня он станет пассивно-агрессивным. Он всегда такой, когда я провожу ночи с мамой. В последнее время у неё не очень хорошо идут дела, так что я навещаю её, даже если это не выходные. По правде говоря, я на самом деле не настолько самоотвержена. Хотя я делаю это, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, я также делаю это, чтобы отвлечься от Коула. Иногда это становится слишком грубым и слишком... сильным. Иногда, когда я просыпаюсь и не нахожу его рядом, слезы появляются из ниоткуда. И это не нормально. Это не то, как должны работать интрижки. Так что я прохожу детоксикацию у мамы. Хотя это бесполезно. В тот момент, когда я возвращаюсь и он вынимает все потерянные ночи на моём теле, мне кажется, что я никогда не уезжала. Мой телефон звонит. Я улыбаюсь маминому нетерпению. Она, должно быть, спрашивает, там ли я еще. В третий раз за последние полчаса. Моя улыбка исчезает, когда я читаю текст. Неизвестный Номер: Ты выглядишь так соблазнительно в этом коротком розовом платье. Я сглатываю, моё сердцебиение ускоряется, когда я замечаю тишину — и пустоту — подземной автостоянки. Значит ли это, что он здесь? Или он следил за мной от самого дома? Так как я стала почти уверена, что это Адам, я заблокировала номер. Несколько дней спустя я получил сообщение с другого неизвестного номера, в котором говорилось, что я не могу сбежать от него. Поэтому я попросила Фредерика сменить мой номер неделю назад, притворившись, что он есть у некоторых репортёров и это беспокоит меня. Я могла бы сделать это сама, но это означало бы, что мне придётся зарегистрировать новый номер с моими личными данными. Команда кампании папы приняла специальные меры безопасности, чтобы вся наша личная информация была засекречена. Фредерик немедленно достал его для меня, и я подумала, что покончу с привычками Адама преследовать меня. Текст передо мной - доказательство того, что это ещё не конец. Как, черт возьми, он узнал мой номер? Конечно, его отец - член партии, но он же не стал бы просить об этом папу, верно? Глубокий вдох. Ты можешь это сделать, Сильвер. Я могу держать это при себе до тех пор, пока папа не победит на выборах. Тогда я расскажу Фредерику все об Адаме. Дело не только в жутких, навязчивых сообщениях, но и в том, как он продолжает наблюдать за мной в школе. Я притворяюсь, что не замечаю, как он следует за мной повсюду, или как он смотрит на любого, кто встаёт у меня на пути. Когда он приветствует меня добрым утром, я приветствую его в ответ, потому что его тип не может и не должен быть спровоцирован. Схватив свою сумку, я открываю дверцу машины только для того, чтобы она во что–то врезалась - или, скорее, в кого-то. Я ахаю, когда Адам появляется прямо передо мной. На нем джинсы и простая чёрная футболка, на губах играет улыбка. Моя первая мысль - это то, что мне нужно бежать. Прямо сейчас. Я дёргаю за ручку двери, но моя быстрота и сила не выдерживают его. Он хватает дверь и наклоняется так, что блокирует мой выход и запирает меня в пределах моей собственной машины. – Привет, Сильвер. Он улыбается, показывая мне свои зубы. Я приклеиваю свою собственную фальшивую улыбку. – Привет, Адам. Что ты здесь делаешь? – Здесь живёт мой дядя. Такой маленький мир, да? – Да. Я притворяюсь, что собираю свои вещи. – Кого ты навещаешь? Я не могу сказать ему, что я здесь из-за своей мамы. Я не хочу, чтобы этот псих знал, где живёт моя мать, но в то же время мне нужно выбраться из этой ситуации, не вызывая подозрений. – Я встречаюсь с друзьями. – Кто-нибудь, кого я знаю? – Только Эйден и ребята. – Я понимаю. Всё ещё улыбаясь, я указываю на то, как он блокирует меня. – Э-э, прошу прощения? Он не двигается. Ни на дюйм. Моё сердце вот-вот перестанет биться. Что, если у него другие планы вместо того, чтобы отпустить меня? Может быть, мне стоит позвать на помощь или Коула? – Конечно. Адам отходит, все еще держа дверь открытой. Я выдыхаю, когда выхожу, неся свою сумку и контейнеры с едой. – Спасибо. Он закрывает за мной дверь, его улыбка в лучшем случае зловещая. – Нет, спасибо тебе, Сильвер. Я киваю ему и иду так быстро, как только могу, по парковке, фактически не убегая. Я продолжаю оглядываться через плечо, ожидая, что Адам последует за мной. Моё единственное облегчение - это когда один из маминых соседей выходит из машины и поднимается со мной на лифте. По дороге наверх я не могу стереть из памяти тревожное выражение лица Адама. Или тот факт, что первым человеком, о котором я подумала, когда дело дошло до получения помощи, был Коул. Я бы ударилась головой, если бы мои руки не были заняты. Затем я вспоминаю причину, по которой Адам оказался здесь. Он сказал, что навещал своего дядю, но тот не поднялся. В мамином здании вы не можете подняться наверх, если у вас нет кода этажа. Кроме того, я знаю всех жильцов этого здания с тех пор, как Фредерик проверял их перед кампанией папы. В списке жильцов нет никого с фамилией Херран. Конечно, Адам мог иметь в виду дядю со стороны матери, но вероятность этого очень мала. Я отбрасываю его и эту мысль на задворки сознания, когда выхожу из лифта и вхожу в мамину квартиру. Она сжимает меня в объятиях, как только я оказываюсь внутри, и я закрываю глаза, вдыхая её запах. Безопасно. Здесь чувствуешь себя в безопасности. Она отстраняется, уставившись на то, что я принесла. – Что это такое? – Еда и мой особый чай. Мама хмурится, складывая руки на груди. На ней голубое атласное платье и халат. Её волосы мокрые, а это значит, что она недавно вышла из душа. – Их сделала Хелен? – Она просто дала мне инструкцию. – Да, верно. Ты так же безнадёжна, как и я, когда дело доходит до приготовления пищи. – Она усмехается. – Себастьян, должно быть, в восторге от того, что у него жена, которая умеет готовить. Хорошо для него. – Давай, мам. Это просто еда. – Хелен, должно быть, думает, что я благотворительный фонд, для которого она может приготовить еду. – Это неправда. Она помогла только тогда, когда увидела, как я борюсь. – Святая Елена. – Она закатывает глаза. – Я говорю тебе, что под всем этим она змея. – Мама! – Как скажешь. – Она снова обнимает меня. – Не позволяй ей забрать и тебя у меня, Куколка. – Ты моя мама. Никто не заберёт меня у тебя. – Моя девочка. – Значит ли это, что ты это съешь? – с надеждой спрашиваю я. – Я выпью только чай, который ты заварила, – она идёт в гостиную. – В любом случае, я на диете. Я ставлю контейнеры в холодильник на случай, если она проголодается. У мамы так много гордости, это безумие. У папочки, я думаю, тоже. Вот почему они всегда вцепляются друг другу в глотки. Я наливаю нам по чашке чая и присоединяюсь к ней на диване. Она смотрит Дневник Памяти. Снова. – Мам, ты серьёзно? – Что? – Она забирает у меня кружку. – Романтика в фильмах и художественной литературе намного лучше, чем в реальной жизни. – Ты та, кто сказал мне, что всё это ложь. Я устраиваюсь рядом с ней. – Вот почему это лучше, чем реальная жизнь. Я провожу пальцем по краю чашки. – Как у тебя дела с Люсьеном? – Хорошо, – говорит она бесстрастным тоном. – Мам, ты хотя бы пытаешься? – Конечно, я пытаюсь. Люсьен не такой неудачник, как другие. Мы много разговариваем, и мой мозг его не пугает. – Это здорово, правда? – Угу. Он хочет отвезти меня во Францию. – Почему бы тебе не поехать? Это будет так романтично. – О чём я только что говорила? Романтики не существует в реальной жизни, Куколка. В любом случае, я подумаю об этом. – Она поворачивается ко мне лицом. – А теперь расскажи мне о себе. – О-обо мне? Она лукаво улыбается. – Не думай, что я не заметила, как твои черты посветлели в последнее время. – О-они этого не сделали! Мои щеки так горят, что вот-вот взорвутся. – О да, они это сделали. – Она прищуривает глаза. – Это даже не сын Джонатана, не так ли? Моя дочь - убийца мужчин. – Мама! – Что? Ты с двумя мужчинами одновременно, и ты можешь выбрать, какой из них лучше. Пока ты в конечном итоге выходишь замуж за Эйдена, все хорошо. Я сглатываю при этих словах. Мало того, что Эйден настолько увлечён Эльзой, что физически не может видеть никого, кроме неё, но и я бы ни за что не вышла за него замуж. Единственная причина, по которой я всё ещё поддерживаю помолвку, - это камуфляж и кампания папы. – Не позволяй этому поглотить тебя. – Мама убирает волосы с моего лба. – Ты единственная, кто будет страдать. Я оставляю чашку на столе, обнимаю её за талию и прячу лицо у неё на груди. – Что, если уже слишком поздно, мам? – Ох, Куколка. – Она ставит кружку на стол и обнимает меня. – Почему ты должна была повторять мои ошибки? Я не повторяю её ошибок. Я делаю еще один шаг вперёд. Я делаю всё намного хуже.
Мама засыпает на диване, выпив два бокала вина. Я накрываю её одеялом и забираю папин план кампании у неё из пальцев. Это то же самое, что он представил сегодня на вечеринке — то, что она резко критиковала. Она сказала, что это может быть лучше. Я целую её в висок, а затем мою посуду, прежде чем удалиться в свою комнату в маминой квартире. Она украсила все, чтобы сделать его похожим на ту, что у меня дома. Только здесь нет балкона, с которого «кто-то» может проникнуть внутрь. Достав одну из своих больших футболок, я надеваю её и отправляюсь в постель. В прошлом я обычно носила трусики, но с тех пор, как Коул стал постоянной частью моих ночей, у меня появилась привычка ничего не носить под футболками. Это... освобождает. Я достаю свой телефон и просматриваю Instagram. Элита проиграли сегодня, потому что Ксандер и Эйден были слишком отвлечены. Ронан опубликовал селфи с тремя другими всадниками несколько часов назад — прямо перед началом игры. Коул стоит сзади, а Ксандер обнимает его и Эйдена за плечи. Он не улыбается и не хмурится. Это его лицо по умолчанию. Я приближаю его, и моё сердце начинает так же трепетать, как и всякий раз, когда я смотрю на него. Мои пальцы тянутся к ожерелью, и я на секунду закрываю глаза, представляя, как он проходит через несуществующий балкон и прыгает на меня на кровать. Это нормально, что я скучаю по нему, когда только что увидела его сегодня утром? Мой телефон звонит, и я вздрагиваю, мои глаза распахиваются. Если бы моё сердце могло выплеснуться на землю, оно бы выплеснулось прямо сейчас. Сообщение от Коула. Как будто он телепат и точно знает, когда я думаю о нем. Коул: Я в твоей комнате. А ты - нет. Моё дыхание прерывается, когда я печатаю. Сильвер: Что ты делаешь в моей комнате? Коул: То, что я делаю каждую ночь, Бабочка. Получаю свою дозу тебя. Невольная улыбка скользит по моим губам. Сильвер: Но меня там нет. Коул: Твои простыни тут. Твой запах тут. Даже твой ящик с нижним бельём. Сильвер: Не смей туда заглядывать! Коул: Уже сделал. Ты действительно думаешь, что есть что-то твоё, что я еще не просмотрел? Сильвер: Ты такой извращенец. Коул: Признайся, ты возбуждаешься, думая обо мне, лежащем голым в твоей постели, когда я дрочу на тебя. Я не была возбуждена, но теперь - да. Я не могу выкинуть из головы образ Коула, трогающего себя на моей кровати. Мои соски напрягаются под футболкой, и я поправляю её, только чтобы они болели сильнее. И все же я печатаю ложь. Сильвер: Это не так. Коул: Почему я тебе не верю? Сильвер: Мне всё равно, во что ты веришь. Я печатаю дрожащими пальцами, в то время как другая моя рука исчезает у меня между ног, и я позволяю своей голове откинуться на подушку. Мои пальцы обхватывают клитор, и я заглушаю свой стон зубами, когда просовываю в себя два пальца, притворяясь, что это он снова пробирается в мою комнату. Коул: Знаешь, что я думаю, Бабочка? Я думаю, ты мокрая и тебе до боли хочется прикоснуться к себе. То есть, если ты ещё этого не сделала. Ты представишь, что это я, как ты делала это в душе. Ты будешь думать о своих пальцах как о моем члене и будешь толкаться сильно и глубоко, желая, чтобы это был я. Мои стоны эхом разносятся в воздухе, когда я позволяю телефону упасть в сторону и щиплю себя за соски под футболкой. В тот момент, когда я провожу пальцами по засосам, которые он там оставил, я кончаю. – К-Коул... Я стону его имя в тишине комнаты, когда у меня вырывается вздох. Я все еще тяжело дышу, когда снова хватаюсь за телефон. Коул: Трогай себя сколько хочешь, но мы оба знаем, что это будет не так приятно, как когда я рядом. Высокомерный ублюдок. Хотя он прав. Это ничего особенного, с точки зрения интенсивности. Я ненавижу, когда он прав. Коул: Приходи завтра пораньше. Я скучаю по тебе, Бабочка. Я тоже скучаю по тебе. Я позволяю своему мозгу думать об этом, когда засыпаю, прижимая телефон к груди.
Глава 28 Сильвер
Тошнота. Это второй день, когда я просыпаюсь с таким чувством в течение недели. Я почувствовала это несколько дней назад, когда готовила еду с Хелен перед тем, как пойти к маме. Потом вчера, когда Саммер заставила меня понюхать новые духи, которые ей подарила мама. И сегодня тоже. Вот тогда-то я и взглянул на свой календарь. У меня месячные задерживаются на два дня. Это не должно быть большой проблемой, так как у меня всегда были нерегулярные месячные. Кроме того, я переживала из-за папиной кампании, из-за психического состояния мамы и из-за того, что держала в секрете все, что у меня было с Коулом. Я каждый день теряю несколько месяцев своей жизни из-за стресса и даже принимаю транквилизаторы. Вот что я говорю себе. Это то, что я продолжаю повторять в своей голове во время занятий на фортепиано или даже когда замечаю Адама слишком близко к женскому туалету вскоре после того, как выхожу из него. Я говорю себе, что принимаю таблетки. Я впервые начал принимать их, чтобы регулировать свой цикл. После того, как я стала сексуально активной, а Коул не пользовался долбаным презервативом, я принимала их почти религиозно. Я ни разу не пропустил ни одной таблетки. “Теперь запомните, что таблетка эффективна на девяносто девять процентов, и только в том случае, если вы не пропустите ни одного приёма”. Слова моего врача уже несколько дней крутятся у меня в голове по кругу. Вчера был день, когда я начала сходить с ума. Вчера был день, когда я читала ужасные истории от женщин, которые также доверяли противозачаточным таблеткам и забеременели. Так что прошлой ночью я притворилась спящей, когда Коул прокрался в мою комнату. Это не помешало ему обнять меня сзади, обвиться вокруг меня. Я не могла уснуть. Все, на чём я могла сосредоточиться, - это его рука на моём животе, пока он спал. Моём животе. Я не дура. Я знаю, что не могу притворяться спящей каждую ночь. Коул не только увидит меня насквозь, но и столкнётся со мной лицом к лицу. Он уловит перемены в моем настроении. И что потом? Что, если эта тошнота и потребность вырвать не являются нормальными? Что, если таблетка подвела меня, и я подведу себя, своих родителей и всех остальных? Это не обсуждается. Я остаюсь в своей машине напротив аптеки, надев свои огромные солнцезащитные очки и наблюдая за окружающим, как будто ожидая, что репортёр набросится на меня. Я почти могу представить заголовки газет: «Замечено: Себастьян Куинс и Дочь Синтии Дэвис в аптеке, покупают тест на беременность». «Скандал: Дочь Себастьяна Куинса и Синтии Дэвис Беременна До Брака. Отец - её сводный брат». Меня чуть не стошнило от этой мысли. Нет. Я выезжаю из аптеки и направляюсь в школу, слушая свой плейлист на полную громкость. Мои нервы на грани срыва к тому времени, как я заканчиваю свой первый урок. Коул продолжает наблюдать за мной, и я знаю, я просто знаю, что он поймёт это. Я должна что-то сделать. Остаток дня я выжидаю, занимаясь на пианино самым рассеянным образом, пока составляю свой план. Я жду окончания футбольной тренировки, чтобы сделать свой первый шаг. Впервые за все время Эльза не с Эйденом. Ронан упомянул что-то о том, как она собиралась встретиться с ними в доме Эйдена, чтобы они могли вместе посмотреть игру. Идеально. Я на парковке, стою у «Феррари» Эйдена. Как и ожидалось, он выходит первым, его волосы все еще влажные, а сумка небрежно перекинута через плечо. Он даже не потрудился надеть куртку. Он такой, когда дело касается Эльзы. Поскольку она встречается с ним у него дома, он пропускает несущественные шаги, чтобы быстрее добраться до неё. Он нетерпеливо отмахивается от меня. – Убирайся с моего пути, Куинс. – Я думаю, что я беременна. Он приостанавливает свою игру «отвали от меня» и прищуривается, глядя на меня, прежде чем вернуться к своему бесстрастному лицу. – Поздравляю. Я пришлю подарки. Но я не буду предлагать услуги няни. – Я не шучу. – И я, честно говоря, не могу дать и двух трахов. Ты заварил эту кашу. Разбирайся с этим. – Какую кашу? Голос Коула вырывает меня из этого мгновения, как обречённость. – Издавай звук, когда приближаешься, чёрт возьми. Я свирепо смотрю на него. – Зачем? – Он наклоняет голову набок. Боже, я ненавижу, как хорошо он выглядит после душа, его влажные каштановые пряди падают на лоб, а губы немного краснеют. – У тебя есть секрет с Кингом? Я вздёргиваю подбородок. – Может быть, и есть. Эйден хватает меня за плечи и толкает в объятия Коула. – Вот, твоя каша. Всегда пожалуйста. Он садится в свою машину, прежде чем завести двигатель. Я пытаюсь пойти за ним, но сильная рука на моей талии удерживает меня на месте. Коул стоит позади меня, его передняя часть приклеена к моей спине, а его рука обхватывает меня за талию. Он шепчет мне на ухо тихими, пугающими словами. – Какого хрена ты делаешь? Я сглатываю, но во рту у меня пересохло, так что это не успокаивает то, что застряло у меня в горле. – Мы в школе. Отпусти меня. – Нет, пока ты не скажешь мне, что, черт возьми, с тобой происходит? Сначала ты притворяешься, что спишь. То ты не будешь завтракать с нами. И теперь ты бегаешь за Эйденом? Он уловил всё это. Конечно, он уловил. Коул слишком проницателен. Вот почему мне нужно убраться отсюда к чёртовой матери, пока он не выяснил всё остальное. Я понятия не имею, как он отреагирует, но я знаю, что бы это ни было, мне это не понравится. Так что мне нужно взять все в свои руки. Я заставляю свой голос звучать как можно более нейтральным тоном. – Я решила объявить о своей помолвке с Эйденом для публичности. Дядя Джонатан считает, что это отличная идея. Он знает. Это всегда было одной из вещей, на которых он настаивал с тех пор, как началась помолвка. Я жду реакции Коула, готовлюсь к его гневу, но его спокойный ответ застаёт меня врасплох. – Зачем? – Что ты имеешь в виду, зачем? Он все еще говорит мне на ухо, и каждое его слово вызывает дрожь у меня по спине. – Ты делаешь это не только ради рекламы, так почему бы тебе не прекратить нести чушь и не рассказать мне настоящую причину этого. – Ты. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Это для того, чтобы я могла избавиться от тебя.
|
|||
|