Эдриенн Вудс – Огненный луч. Переведено специально для группы. Аннотация. Первая глава

Аннотация

Представляем вашему вниманию альтернативную версию событий " Огненного удара", первой книги серии " Драконианцы".

Что было бы, если бы Герберт Уоткинс, страж и отец Елены, пережил засаду?

Насколько другой была бы ее жизнь в Академии Драконии?

В этой книге вы узнаете, как бы тогда развивались события.

Рекомендуется после прочтения основной серии.

***

Что, если бы Герберт не умер?

Посвящается всем фанатам, ждавшим альтернативного развития событий.

Оглавление

Первая глава. 4

Вторая глава. 11

Третья глава. 19

Четвертая глава. 23

Пятая глава. 31

Шестая глава. 45

Седьмая глава. 50

Восьмая глава. 56

Первая глава

ГЕРБЕРТ УОТКИНС

Я танцевал по кухне под гремящую из динамиков музыку.

— Словно белокрылааая голубкааа, — пропел я мимо нот.

Три месяца. Девяносто дней.

Я обещал Елене, что на этот раз всё будет по-другому. Мы больше не будем бежать, а попытаемся сделать новое место нашим домом. И я смогу защитить ее там.

Следующий год будет для нее непростым. Мы возвращаемся в Пейю.

Больше никаких отговорок: я должен рассказать ей, кто она на самом деле, откуда она родом, кто её предки, и какая у неё судьба.

Можно, к примеру, пойти в ресторан и мягко преподнести. Не как в прошлый раз.

Теперь она достаточно взрослая, чтобы понять.

Конечно, девочка будет расстроена, когда узнает, что именно я заставил Танию стереть ей память, но она это переживёт. Ей нужно пережить это.

Воспоминание о том дне, что был десять лет назад, ощущается так, будто это было вчера.

Она разрыдалась, стоило мне сказать, что истории о Рубиконе и его принцессе были не сказками, а реальностью (будущей, но все же). В её глазах отразился страх, когда я объяснил ей, что она и есть та самая принцесса, что однажды Рубикону понадобится её помощь, чтобы подавить свою тёмную сторону. Её напугала правда о том, кто я на самом деле.

Она впала в истерику. Рыдала целыми днями. Я не смог это вынести и пришёл к выводу, что слишком рано вывалил это на неё. Надо было подождать. А теперь я боюсь, что она никогда не примет тот невероятный мир, от которого я оберегал её все эти годы.

Подходящего момента так и не наступало, и я больше всего на свете опасался снова увидеть тот страх в её глазах.

— Пап? — донёсся ее голос из прихожей. — Я дома.

Я посмотрел на часы. Даже не заметил, как пролетело время.

— На кухне! — я попытался перекричать громкую музыку.

Она засмеялась — как же я люблю этот звук! Я схватил деревянную ложку вместо микрофона и сделал вид, что пою вместе со Стиви Никс.

Улыбаясь, Елена покачала головой на мою жалкую попытку поднять ей настроение.

Ужин был почти готов. Дикая мысль пришла мне в голову. Может, мне стоит рассказать ей правду прямо сейчас, за столом? Пока она наслаждается любимым блюдом (ну, или одним из — петух в вине входит, как минимум, в топ-10).

Ошмётки белой краской упали на кухонный столик, когда она открыла один из ветхих шкафчиков. Я поморщился. Этот дом был не самым лучшим моим выбором. Накрывая на стол, ждал, когда пропищит таймер на духовке. Потом передал ей горшок с рисом, чтобы поставить на стол.

Мы делали это в полной тишине. Удивительно, как хорошо мы понимаем друг друга без слов. Но я чувствовал что-то неладное в её настроении. Она боится, что нам снова придётся бежать? Или это что-то из типичных подростковых тревог?

Меня беспокоит, что у неё не получается жить нормальной жизнью. Она никогда не чувствовала себя обычным ребёнком, не заводила друзей, не играла во дворе. Всю её жизнь мы бежали от " плохих дядь", как я объяснял ей, когда она была совсем ребёнком. Даже сейчас, боюсь, мы всё ещё не в безопасности.

Я по-прежнему сомневался, можно ли доверять неизвестному созданию, предупреждавшему меня последние два раза. Я опасался, что этот таинственный осведомитель был злом, ведущим свою коварную игру. Часть меня не желала доверять непонятно кому, но нельзя отрицать, что именно благодаря ему нам удалось вовремя скрыться.

Я вздохнул и достал петуха из духовки, когда пропищал таймер.

Пахло божественно. Насыщенный аромат приготовленной птицы, чуть приглушённый красным вином — алкоголь уже давно выпарился, — вместе с овощами, нотками чеснока, розмарина и чабреца.

Я поставил горшок на подставку, уже подготовленную Еленой в центре стола. Взял тарелку и положил ей порцию, затем себе. Перед тем как занять привычное место напротив, я повернул ручку старого музыкального центра, уменьшив громкость с оглушающей до фоновой.

Елена первой прервала молчание:

— Я так понимаю, сегодня у тебя был хороший день?

— Лучший, — я обхватил своими большими ладонями её овальное личико. Она очень похожа на Альберта, но в эту самую секунду я вижу в ней Катрину. Вся в мать.

— Я, мой дорогой медвежонок, только что продал Гуглу свою идею унифлекса.

Её глаза округлились.

— Во имя любви к чернике, скажи мне, что ты шутишь?!

Я засмеялся. Её любимая фраза.

— Это невероятно круто, пап! Я так тобой горжусь!

Меня смутила эта смена ролей: разве не отцы обычно говорят своим медвежатам, что они ими гордятся, а не наоборот? Но я знал, что она говорит от всего сердца. Мы пока задержимся здесь. Несмотря на то, что мои чешуйки вибрируют глубоко под человеческой кожей.

Ей нужен хотя бы один год нормальной подростковой жизни, перед тем как всё перевернётся и ей придётся взять на себя роль, для которой она была рождена.

— Так раз уж мы остаёмся, — взволнованно заговорила она, — могу я тебя кое о чём попросить?

— Это касается какого-нибудь парня?

Она покраснела.

— Можно сказать и так, — мечтательный вздох.

Мне это не очень нравится.

Всего год, Герберт. Всё, чего она захочет.

Так что я отшутился:

— Ладно, и кого я должен убить?

— Никого, — она усмехнулась. — Но в пятницу будут танцы, и я бы хотела пойти.

О, нет, только не танцы. Я не могу сдержать недовольный стон. Успокойся, Герберт. Ты сможешь обеспечить её безопасность даже на расстоянии.

— Могу я хотя бы познакомиться с этим молодым человеком?

— Можешь, наверное, — пробормотала она.

Некоторое время мы едим в тишине. Я обдумывал, как мне быть с этими внезапно свалившимися на голову танцами, а она, вне всяких сомнений, медленно закипала из-за того, что я тяну с ответом.

Я улыбнулся: в голову пришла загадка.

— Можешь пойти при одном условии.

Уже поднося ко рту вилку, Елена застонала:

— Только не загадки, пап, умоляю. У меня с ними плохо.

— Давай, эта будет лёгкой.

— Хорошо, валяй.

Я отпил немного вина — того, что осталось на дне бутылки, после приготовления ужина.

— Если идти направо, будет тень, если идти налево — нет. Как так?

— Чего?! — она открыла рот. — Это какая-то чушь.

— Всё просто, Елена. Ответ есть в самом вопросе.

Она положила вилку на почти опустевшую тарелку, если не считать пару рисинок.

— У меня есть хотя бы несколько часов на подумать?

— Конечно, но ты знаешь правила. Никакого Гугла, Бинга или Яху. Будешь жульничать — я узнаю.

— Ладно, — сердитая, она поднялась и проворчала: — Видимо, мне придётся распрощаться с танцами.

Я хохотнул, а она, громко топая, ушла к себе наверх.

Это всего лишь танцы, Герберт. Она заслуживает повеселиться. С ней всё будет в порядке. Ты будешь поблизости. Три месяца. Всё будет хорошо.

* * *

Фигурки в яркой форме бегали друг за другом на экране телика — футбольный матч, состоявшийся в прошлое воскресенье, который я успел записать и теперь, наконец, могу посмотреть. Не вполне понимаю, почему слежу за этим глупым видом спорта — Варбельские игры куда опаснее и зрелищнее.

Но что-то в этом футболе всё же есть.

— Тупица Пэтси! — кричал я на игрока, будто он мог меня услышать за сотни миль отсюда и на несколько дней назад.

Его идиотский манёвр мог запросто запороть игру всей команде. Как вообще люди умудряются играть в командные виды спорта, если они вечно пытаются оттянуть внимание на себя? Почему они такие дубинноголовые?

Елена всё ещё была у себя. Её MP3 player, подключенный к динамикам, воспроизводил одну песню за другой. Я старательно пытался запомнить те, что она включала чаще всего: P! nk, NoDoubt, Flyleaf, Evanescence.

Я обещал себе уважать её личное пространство. Она же подросток, в конце концов.

Мысли снова вернулись к танцам.

Все отцы чувствуют себя так же?

Да, конечно, Елена мне не родная дочь. Но я постарался стать ей отцом, насколько это было возможно. Я вырастил её. Она уверена, что я её отец.

Страшно подумать, как она может отреагировать, если правда всплывёт до того, как я решусь признаться ей сам.

Будет ли это, как в прошлый раз? Или она уже достаточно взрослая и сможет справиться с этим? Не проросло ли глубоко в её сердце семечко генетической памяти, не возникло ли какое-нибудь предчувствие, что ей предначертано нечто большее? Иногда мне кажется, будто я замечаю что-то такое в её взгляде, но каждый раз убеждаю себя, что просто выдаю желаемое за действительное.

Но должна же она что-то подозревать. Иначе моя Кара погибла напрасно.

Тяжёлый вздох.

Я не держу зла на Елену за поступки Тании. Её план сработал, хоть и разбил мне сердце, когда я узнал о нём. Поначалу мне было сложно находиться рядом с Еленой, зная, что мой Грозовой Удар принесли в жертву, чтобы спасти ей жизнь.

Но со временем Елена нашла путь к моему сердцу. Никто не может сопротивляться её обаянию. И в этом нет ничего удивительного: она же Мэлоун. Они умеют очаровывать людей: вызывать не просто поверхностную симпатию, а глубокую привязанность и искреннюю преданность.

Их любовь ко всему окружающему изменила меня бесповоротно. Сделала меня целым, хоть я и чувствую пустоту в сердце при мысли о Каре, но я не грущу. Она умерла ради великой цели.

Музыка начала играть с перебоями. Монотонная речь футбольного комментатора прервалась на полуслове. Я ничего не трогал, как вдруг включилось радио. Какая-то слащавая попса заиграла на две секунды, тут же сменившись напряжённой тишиной.

Я вскочил на ноги, готовый к бою, и уставился на динамики, словно они могли в любой момент превратиться в Виверн здесь, в этой гостиной.

Вместо этого раздался голос, как обычно звучат по радио. Сначала его было едва слышно, но он становился всё громче и чётче и вскоре звучал так, будто говорящий стоял прямо передо мной.

Три слова повторялись, как мантра, как оповещение во время ЧП: " Герберт, они идут. Герберт, они идут".

В четыре широких шага я пересёк гостиную, оказавшись рядом с динамиками, наклонился и прижал ухо к пыльной чёрной ткани, вслушиваясь. Какое-то безумие.

— Кто это?

Мантра прекратилась. Голос — определённо мужской — ответил:

— Нет времени. Они уже близко. Скорее.

Они? Только не это.

— Пожалуйста, прошу, скажи мне. Кто ты? — мне нужно знать. Я закрыл глаза, понимания, что никто не ответит. Как вдруг...

— Я друг. Тот, кто никогда не причинит ей вреда.

Мои глаза распахнулись. Друг. Тот, кто никогда не причинит ей вреда. По голосу это явно был молодой парень, лет двадцати. Меня внезапно осенило. Холодок пробежался по позвоночнику. Этого не может быть. Но всё равно произнёс догадку вслух, и она прозвучала не как вопрос.

— Блейк.

— Просто сделайте, как я говорю, — и после паузы добавил неохотно: — Пожалуйста.

Чёрт подери. Как он узнал про неё? Но в одном я уверен: ему можно доверять. Блейк и есть тот самый Рубикон. Дракон, на которого Елене суждено заявить права, уж не знаю как. Как он это делает? Обращается ко мне через радио, находясь по ту сторону Стены?

Выбора нет: я должен сделать, как он сказал. Никаких вопросов. Потом решу эту загадку. А пока всё, что мне надо знать: они идут. Те, кто неумолимо преследуют нас вот уже тринадцать лет и никогда не сдадутся.

— Хорошо, — прошептал я, но в ответ прозвучало только потрескивание, и было непонятно, слышит ли он ещё меня или нет.

Я бросился в комнату Елены.

Блейк Лиф? Как такое возможно?

Я встряхнул головой, чтобы отбросить мешающие мысли, и побежал по лестнице, по три ступени за шаг. Сейчас не время, Герберт. Они идут.

Я ворвался к Елене без стука. Она стремительно поднялась на кровати.

— Пакуй вещи, — бросил я и тут же метнулся в свою комнату, не дожидаясь её реакции.

Она расстроилась. Мой сверхчувствительный слух уловил её усталый — может, даже болезненный — вздох.

Но чтобы защитить её, я должен нарушить своё обещание задержаться на этом месте. Пусть лучше будет разочарована, чем убита.

Я присел на корточки и вытащил огромный рюкзак из-под кровати, расстегнул его и метнулся к шкафу.

Схватил стопку сложенной одежды и бросил в рюкзак.

В комнате Елены раздался какой-то грохот.

Они уже здесь.

Паника охватила меня, я бросился обратно и нашёл её на полу.

Никого постороннего в комнате не было. Напряжение отпустило меня на самую малость. Ох, Елена. Она такая неуклюжая, вечно спотыкается на ровном месте.

Я помог ей подняться.

— Ты в порядке?

Слёзы стояли у неё в глазах, словно тяжёлые тучи, грозящие устроить ливень в любой момент.

— Не смотри на меня так, Елена. Пожалуйста, поторопись, — я достал её чемодан и кинул на её кровать. — Нам надо бежать. Сейчас же.

— Пап... — начала она.

Как я же всё это ненавижу. Мне хочется дать ей нормальную жизнь, а не эту вечную беготню от убийц. Она заслуживает большего.

Пейя... Может, пришло время вернуться домой. План был иным, но там она, по крайней мере, будет в безопасности. Ну, относительно.

Мои руки сами уже начали хватать её одежду из комода и скидывать их в чемодан. А мысли тем временем формировали план, как нам лучше всего вернуться домой — на нашу настоящую родину.

Можно для начала связаться с Мэттом. Он член совета, находящийся по эту сторону Стены. Один из немногих драконов, кто мог бы нам помочь. Разумеется, я никогда нас не регистрировал. Но он поможет, если я попрошу его, безопасно переправить нас в Пейю.

Елена не отрывала от меня глаз. Мне даже не нужно было оглядываться, я чувствовал этот взгляд. Она считает меня чокнутым параноиком. Она не понимает, как всё это серьёзно. Это моя вина. Я был слишком труслив, чтобы снова рассказать ей правду. Слишком малодушен, чтобы придерживаться первоначального плана.

Я замер и развернулся к ней. Не хочу, чтобы она узнала об этом так.

Герберт, они идут.

Мои лёгкие выдали тяжёлые выдохи. Я сменил взгляд на самый добрый и ласковый, какой только смог изобразить. Она не заслуживает такой судьбы.

Я погладил её по щеке.

— Это... — как мне сказать ей? —... было не подходящее место, медвежонок. Пожалуйста, ты должна довериться мне.

Я продолжил собирать вещи. Потом расскажу, по пути в Пейю. Сейчас надо позвонить Мэтту. Да, он понятия не имеет, что мы здесь, и вообще никогда не имел сомнительного удовольствия познакомиться со мной лично. Но он точно поможет нам.

— Довериться тебе?! — воскликнула Елена.

— Елена, у нас мало времени, — мой голос был твёрд и непреклонен. — Складывай вещи! Все вопросы потом.

Я снова вышел, чтобы закончить сборы в своей комнате.

Герберт, они идут. Как скоро они будут здесь?

Блейк? Каким образом?

Моё тело двигалось на автопилоте, позволяя мыслям тщетно крутиться по кругу. Не в первый раз мы срываемся с места, я уже научился собирать всё необходимое за считанные минуты.

Как только шкаф и все ящички опустели, я открыл сейф и схватил спрятанные внутри аккуратные стопки банкнот. Зелёные пачки полетели вслед за остальными вещами.

Я застегнул свой походный рюкзак. Домой. Мы отправляемся домой.

Рванул на выход и чуть было не врезался в Елену.

— Это последний раз, медвежонок, — пробормотал я, схватил её чемодан и бегом спустился вниз.

Мне тоже не нравится, что я заставляю её бросить всё и уехать в новое место. В этот раз мы задержались дольше, чем обычно, она успела освоиться в новой школе и уже ждала вечера пятницы — чтобы пойти на танцы. Она злилась, топая позади меня. Три минуты. Этого хватит, чтобы позвонить.

Я закинул вещи в багажник.

Весь денькапал нерешительный дождик, но стоило мне открыть дверь со стороны водительского сиденья, как тучи всё-таки собрались с силами. Серое грозовое небо обрушило на нас непроглядный ливень.

Я сел в пикап, достал мобильник и набрал номер Мэтта. Я выучил его наизусть, зная, что однажды настанет час, когда мне понадобится его помощь, чтобы попасть обратно домой.

Он ответил после второго гудка.

— Мэтт Лонгчестер.

— Мэтт, ты меня не знаешь, но мне нужна твоя помощь, — слова сами сорвались с языка. — Я отвечаю за крайне важный груз, который нужно любой ценой доставить в Пейю в целости и сохранности. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

— Воу, полегче, — его голос был спокоен, но без легкомыслия. — О каком грузе идёт речь?

— Это не телефонный разговор. Просто знай, что от него зависит будущее и само существование Пейи.

Мэтт помедлил мгновение.

— С кем я разговариваю?

— Я Герберт, Герберт Уоткинс. Мы не зарегистрированы, потому что это секретное задание. Прошу, пожалуйста.

— Ладно, — уступил он. — Где вы сейчас находитесь?

Описав в общих чертах, предусмотрительно не вдаваясь в подробности, я мысленно радовался, что разговор пошёл как надо. У этого Мэтта хорошо работает чутьё.

Я услышал, как он щёлкает по клавиатуре.

— В нескольких милях от автомагистрали I-40 есть отель, через пять поворотов от вас. Встретимся там, скажем, через два часа?

— Раньше. Полети, если нужно, но успей как можно скорее, — я закончил звонок и убрал телефон, пока он не успел закидать меня новыми вопросами.

Бросив взгляд в сторону дома, я посигналил Елене. Почему она так долго?

Наконец она вышла, перескакивая лужи.

И внезапно грохнулась.

Я зажмурился.

Кого я обманываю? Она слишком неуклюжая. Мне стоило заняться её тренировками. Надо было быть честным с ней с самого начала. Как вообще эта неловкая ранимая девочка сможет одолеть Рубикона? Своей излишней мягкостью я оказал медвежью услугу своему медвежонку.

Открыл глаза. Как по волшебству, она уже оказалась рядом с пикапом. Мокрая насквозь. Она распахнула пассажирскую дверь.

Я включил печку, чтобы прогреть салон.

Едва только она закрыла за собой дверь, я тут же вдавил педаль газа. Колёса заскрежетали и, раскидав щебёнку, поехали.

Мы едем домой. В Пейю.

Я не смотрел назад. Её нужно живой и невредимой передать Мэтту, даже если нас догонят и избавятся от меня.

Елена — единственная надежда Пейи.

Осознание всей тяжести ситуации ударило по мне, как хорошо заточенный боевой топор.

Эта девочка, которую я любил и защищал от всего с малых лет? Девочка, что сейчас сидит, надувшись, позади меня? От неё зависит, будет ли Пейя спасена... или полностью уничтожена.

Она единственная наследница, настоящая принцесса, наездница Рубикона. Я совершил огромную ошибку, воспитав её в неведении, надеясь, что это как-то её защитит. Я пошёл неверным путём. Я растил её в любви, как родную дочь. Но это было неправильно, ведь у неё иное предназначение.

Герберт, что ты наделал?

Я баловал её и лелеял, оберегал от всего, даже от собственного прошлого, от её родного мира и будущего, которое её предстоит. Теперь она совершенно неподготовленная, ничего не знает и ничего не умеет. Возможно, она даже не сможет принять ту странную реальность, в которую ей скоро предстоит погрузиться.

Что я натворил?

Я обрёк всех нас на верную смерть.