Глава шестая

А вот и озеро Серена. Корделия прижалась лицом к стеклу на колпаке флайера, наслаждаясь видами. Серена – самое маленькое, самое мелководное и самое биологически интересное в цепочке озер рифтовой долины на юг от Каринбурга. Озеро было не самым ближайшим к городу и базе – ближе еще два, так что пока окрестности Серены не застраивались. Корделии очень хотелось бы, чтобы так оставалось и впредь. Это напомнило ей тот Зергияр, который она впервые увидела сорок пять лет назад, – огромный мир, безлюдный и приветливый, кроме, разве что, как выяснилось впоследствии, нескольких (сотен) биологических мин-ловушек. И как-то сомнительно, что разбросанные по планете колонисты смогли обнаружить их все, хотя, несомненно, упорно над этим работали. Корделия обдумывала завлекательный слоган для выпускников медицинских колледжей с соседних планет: «Прекрасный Каринбург ждет вас! У нас вы навсегда забудете о скуке – здесь ни в чем нельзя быть уверенным! » Впрочем, на Зергияре такой слоган подходит вообще всем, от мала до велика…

– Это ты хорошо придумал, – сказала она Оливеру.

Он ответил довольной улыбкой.

– Я очень обрадовался, что сержант Пенни по-прежнему здесь. Я потерял с ним контакт после того, как продал ему свою вторую лодку.

Вторая лодка Оливера была довольно вместительной и удобной. Раньше он катал на ней по ближайшему озеру гостей, выразивших желание поплавать. После смерти Эйрела он почти совсем перестал ею пользовался и в конце концов продал увлеченному яхтсмену – гражданскому пилоту шаттла, который не мог спокойно смотреть, как классное судно пылится без дела. Корделия радовалась, что у Оливера опять проснулся интерес. Ему только на пользу выбраться на природу. Да и от работы отвлечется хоть ненадолго. Оливер привык просчитывать все до мелочей, что, в общем-то, неплохо, – в некоторых случаях. Вот, к примеру, кортеж из пяти кораблей под его личным командованием – во время всей этой круговерти с похоронами на государственном уровне всё работало как часы. Корделия бы его расцеловала… если бы была тогда в состоянии сделать это или вообще хоть что-то, – но, если никто его не остановит, то сам он не остановится точно.

Флайер накренился, заходя на вираж, и на западном берегу озера – сквозь заросли зергиярской растительности, в чем-то повторяющей земные аналоги, хоть и с другой биохимией, – показалась усадьба. Пенни когда-то начинал с плавучего причала и лачуги на берегу. Парочка более просторных и добротных строений появились позже. Они прилепились в отдалении на крутом берегу, чем-то напоминая жилище рака-отшельника. Еще здесь имелся приземистый домик с просторной верандой, который хозяин сложил собственными руками из местных материалов. Строение это появилось, вероятно, тогда, когда в жизнь сержанта, отслужившего двадцатку, вошла Ма Пенни. Видимо, по той же причине и его полевая кухня претерпела изменения к лучшему. Супруги существовали на скромную пенсию, Ма Пенни выращивала овощи, ну и сдавали домишки и давали напрокат лодки простым жителям Каринбурга, приезжающим на выходные.

Оруженосец Рыков точно направил флайер на крохотную гравийную площадку, и хозяин тут же вышел их встретить. Он был в драных шортах и старых кроссовках, а густой загар несколько портили шрамы от червя-паразита. Пенни приветливо помахал рукой. Коренастый, лет на десять постарше Оливера, он был из числа первых поселенцев, оставшихся здесь после дембеля. Когда Корделия и Эйрел впервые приехали сюда тринадцать лет назад, Пенни уже был зергиярским старожилом и строил второй домик. Однажды Оливер обнаружил это дешевое и уединенное местечко, где можно славно походить под парусом, вот тогда-то Корделия и познакомилась с сержантом. Одним из многочисленных достоинств Пенни была его невозмутимая готовность относиться к Оливеру и его разнообразным гостям, приезжающим сюда инкогнито, точно так же, как и к простым отдыхающим из Каринбурга.

– Как дела, адмирал Оливер? Мэм. Рык. Давно не виделись, – приветствовал он вновь прибывших, когда те выбрались из флайера.

Старый солдат отсалютовал Оливеру и Корделии, а оруженосцу пожал руку. И годы, и послужные списки у них с Рыковым весьма сходные, и ладили они отлично. Когда начальство пойдет плескаться в озере, они, наверное, душевно попьют пивка на веранде, обсуждая новости и вспоминая былое.

После всех необходимых приготовлений, включающих посещение уборной, непременное предложение еды и отказ от оной (у них всё с собой для пикника), они прогулялись до пристани.

– О боже! Пенни, какая прелесть! – воскликнула Корделия, увидев на козлах хрустальное каноэ. Хотя, конечно, если постучать по корпусу, понятно, что прозрачный пластик.

Пенни расплылся в улыбке:

– Пасынок привез. Говорит, новинка. Прозрачный корпус, чтобы было видно насквозь, когда катаешься. Один умелец из Нового Хассадара такие делает. Он хочет расширить дело и выпускать разные модели, когда их разработает. У этого пластика положительная плавучесть, так что вы ее не потопите даже при желании. У гостей нарасхват – надо бы еще парочку таких заказать, но он сейчас перегружен заказами.

– Сегодня лодка свободна?

Пенни, прищурившись, посмотрел на озеро.

– Может, позже? Сейчас все равно малость ветрено. Хорошо ходить под парусом.

Ветер и в самом деле усилился. Они вышли на скрипучий причал. Ветер трепал ей волосы, и Корделия наслаждалась этим ощущением. Оливер посмотрел на запад и нахмурился, возможно, разочарованный тем, что сила ветра маловата. Для нее-то почти идеально, а вот Эйрела наверняка бы больше устроило настоящее буйство стихии.

– С вашей старой лодкой все в порядке, адмирал, – сказал Пенни, вместе с Рыковым помогая им забраться. – Для проката такая лодка – самое оно. Очень устойчивая, даже «чайники» в такой не перевернутся, а значит, и мне не придется их вылавливать. Думаю предложить ее тому парню в Новом Хассадаре как образец для его следующей лодки, если сторгуемся.

– Вы неплохо о ней позаботились, – с благодарностью сказал Оливер.

Рыков указал на спасательные пояса, лежавшие на сиденье. Корделия и Оливер послушно их надели. Такая уж них с Рыковым негласная договоренность – одна из многих, впрочем: она соблюдает требования безопасности, а он не стоит у нее над душой. Рыков по крайней мере научился трезво оценивать, что рискованно, а что нет. В отличие от не в меру ретивых молоденьких эсбэшников, которых направляли из Форбарр-Султана в службу охраны вице-королевы. Этих ей порой хотелось прибить их же инструкциями. Ей пришлось довольно жестко надавить, чтобы эти юнцы не увязались за ней сегодня. Личная жизнь. Странное понятие. Ладно, будет и у нее личная жизнь, если она не свернет с выбранного пути. Ох, скорей бы…

Пенни и Рыков оттолкнули лодку от берега, и ее руки словно сами вспомнили, что надо делать. Как только Оливер поднял грот, она стала держать кливер по ветру, а когда лодка оказалась достаточно далеко от берега, она смогла опустить выдвижной киль. Затем Оливер подтянул гик и взялся за штурвал, Корделия закрепила линь кливера в креплении, и они отчалили, заскользив по воде.

– Супер! – крикнула Корделия, обернувшись назад.

Озеро очаровательно, скалы вдалеке – потрясающие, вид с этой стороны стал ещё лучше: Оливер стянул с себя рубашку, подставляя солнцу белоснежную кожу. Он всегда был белокожим – раньше все время в космосе, теперь все время в офисе. Ну, допустим, ему уже не двадцать семь, а кому столько? И он никогда не был заморышем. Как приятно видеть его таким спокойным и счастливым! Оливер щурился от света, словно лукаво подмигивал.

– Жаль, что не удалось потерять наручные коммы, – вздохнул он, взглянув на свой.

Корделия кивнула: мол, и ее собственный при себе. И гордо заявила:

– Не знаю, как ты, но свой я настроила на вулканы.

– Что? – рассмеялся он.

– Я уже обучила персонал. У меня пять уровней экстренного вызова, когда меня можно дергать, различаются по степени экстренности: первый – «вам следует знать», второй – «дипломатический кризис», затем третий – «требуется вызов экстренной медицинской помощи», а вот четвертый как раз – можно беспокоить «только в случае извержения вулканов».

– Какой же тогда пятый уровень?

– Семья, – ответила Корделия. – Впрочем, поскольку они все за несколько п-в-туннелей, тут мне ничего не грозит.

– А какой тогда уровень для императора Грегора?

– О, он тоже – семья.

– Ах, да. Конечно.

Лодка кренилась под ветром, набирая скорость. Корделия, развеселившись, улыбнулась Оливеру и сместила свой вес в сторону, для баланса. Когда ты в лодке с Оливером, точно не придется висеть, вцепившись в какую-нибудь дурацкую веревку и пальцами ног держась за банку, напрягаясь изо всех сил, когда черная вода стремительно проносится под твоей задницей. В этих зергиярских озерах обитали твари, с которыми не хотелось бы вместе искупаться.

Оливер дал отмашку, и они повернули, взяв курс мимо мыса напротив и дальше на самую широкую часть озера. Чисто проделано, кто бы спорил. Он предложил ей встать к штурвалу, а сам растянулся на носу и сонно ей улыбался. Затем перевел взгляд на паруса и на небо, словно пытался прочесть будущее. А может, просто переживал из-за несчетных проблем, которые не удалось утрясти, – что не столь прекрасно. И даже непродуктивно.

Немного погодя она посмотрела на запад и нахмурилась. То, что она увидела, надвигалось из-за стены ущелья, в нескольких километрах от них.

– Эти тучи очень темные. Что в прогнозе?

– Ничего не должно быть, я проверял. – Он приподнялся и посмотрел в том же направлении. – Наверное, гроза будет.

– Может, уйдет на юг.

– Хм-м…

Не сговариваясь, они сменили курс, направившись мимо полуострова прямо к пристани Пенни. Сейчас им приходилось совершать более сложные маневры из-за направления ветра. И до берега было не то чтобы рукой подать, ветер усилился, по озеру прокатывались волны с пенистыми гребнями, небо потемнело, и хлынул холодный дождь. Оливер благополучно привел старую лодку к пристани под одним кливером. Там их уже дожидались встревоженные Пенни и Рыков. Поймав швартовы, они вытащили Корделию на скользкие доски причала.

Пенни помог Оливеру спустить паруса.

– Потом просушим на солнце! – прокричал Пенни сквозь завывания ветра. – Этот шторм ненадолго. Эх, жаль, со временем неувязочка вышла!

– Ага!

Отогнав лодку на стоянку и убедившись, что шторм ей не повредит, они выбрались на берег по скользким каменным ступеням и нашли временное укрытие под кронами деревьев, стонущих под порывами ветра. Дождь не прекращался, пришлось перебраться на крыльцо старой хижины. И тут-то ливень разгулялся вовсю, обрушившись с новой силой.

Корделию била дрожь.

Оливер встревоженно спросил:

– Замерзла, Корделия? Не надо бы стоять тут, помокши до нитки…

– Да, лучше войти в дом, – заторопился Пенни. Очередной шквал ливня обрушился на козырек крыльца, и их обдало брызгами дождя. Он недовольно фыркнул. – Эк оно, погодка-то разгулялась. Давайте, заходите, в хижине очаг есть, растопим, враз согреетесь…

– Ага, хорошо бы, – сказала Корделия, прикинув, в какое замешательство приведет появление насквозь промокших гостей на Ма Пенни. Корделия помнила по прошлым встречам, что эта славная женщина не разделяет наплевизм своего супруга на классовые различия.

Оливер вопросительно повел бровью, смахнул воду с лица.

– А что, неплохая мысль, – сказал он.

И тут же стал действовать: впустил Корделию внутрь, развел огонь в очаге, сложенном из местного камня. И отправил Рыкова принести их снедь для пикника – тот уже всё равно промок.

Даже после всех этих долгих лет Корделия невольно вздрогнула, по-бетански ужаснувшись такому варварскому обычаю: сжигать дерево для тепла? Но в камине уже весело заплясали рыжие язычки пламени, и она придвинулась поближе, согревая у огня иззябшие руки.

Корделии хижина Пенни напоминала домики в Дендарийских горах, в округе Эйрела. Как правило, в таких домиках только одна комната. Здесь внутреннее помещение было даже меньше, чем обычно, если такое вообще возможно. Как успела заметить Корделия, здешние строения расположились на берегу в некоем подобии архитектурной прогрессии, в зависимости от времени постройки – примитивная лачуга, деревенские домишки, и, наконец, комфортабельный современный сельский дом. Древняя хибара, куда их загнала непогода, была первобытным жилищем – настоящая хижина первопоселенцев. На двери из грубо отесанных досок вместо запора – веревочная петля, на окнах в переплеты рам вставлены старые бутылки. Но крыша, покрытая толстым слоем старого пластика и металла, надежно защищала от дождя. Меблировка ограничивалась узкой койкой, был еще столик с умывальником и колченогие стулья. На стене висела смотанная веревка – видимо, когда-то она служила Пенни для просушки одежды. Оливер размотал веревку, натянул рядом с очагом, зацепив за крюк на стене напротив, и повесил свою мокрую рубашку.

– А ты?.. – спросил он, взглянув на Корделию.

Корделия как раз решала важный вопрос: можно ли ее спортивный бюстгальтер счесть за топ – по походным меркам… А затем осталась в нижнем белье. Или одетой вполне прилично – пусть каждый решает сам. Сняв мокрые парусиновые туфли, она поставила их сушиться у очага, а промокшие насквозь носки повесила на веревку. Оливер одобрительно кивнул и последовал ее примеру.

В дверь постучали. Это вернулся Рыков с сумкой для пикника и сухими полотенцами в пластике. Он передал им все это, но отказался остаться в хижине и перекусить за компанию – они только сели обедать, а тут гроза… Корделия охотно его отпустила, попросив напоследок раздобыть побольше сухих полотенец. И Рыков отправился в главный дом пить пиво и травить байки с сержантом Пенни.

Они с Оливером пододвинули стулья и столик поближе к огню и достали из сумки сандвичи, фрукты и два термоса – горячий чай и кофе, на выбор. Оливер устроился поудобнее на шатком стуле, вытянул ноги поближе к камину и удовлетворенно вздохнул.

– Хм, совсем неплохо. – Он взглянул на Корделию, скривив губы в улыбке, и прибавил: – Хотя и не то, что я намечал, совсем.

– Почему это? Мы поставили задачу удрать из Каринбурга. И удрали, – заявила Корделия. – Остальное ведь так, мелочи. – И принялась с аппетитом уплетать еще один сандвич, предложенный Оливером.

– Хорошо, что у тебя появился аппетит, – заметил он. – Ты ведь очень похудела. После…

– А… н-да. – Корделия откусила следующий кусок.

Оливер побарабанил пальцами по столу и послал ей намек на улыбку. Стало неожиданно тихо. Он снова вздохнул. Корделия пила чай маленькими глоточками, наслаждаясь вкусом и ароматом. Она изучающе посмотрела на Оливера, не понимая, что его беспокоит. Конечно, на Оливера всегда приятно было смотреть. Да что с ним такое, в самом деле? Он явно хочет что-то сказать, никак не может решиться и жутко нервничает. Корделии стало интересно, что же такое Оливер не может ей сказать – после всех этих лет. Что ж, попробуем выяснить.

– Эй, Оливер, что у тебя на уме?

Он пожал плечами.

– Ну… по правде говоря… ты.

Она удивленно подняла брови.

– Что я такого сделала?

– Ничего.

– Вот как. А должна была?

Она начала было перебирать в уме, какие дела оставила в небрежении, но он отрицательно покачал головой:

– Вовсе нет.

Корделия уставилась на него, теряя надежду хоть что-то понять. Он поерзал на деревянном стуле. Она сделала глоток чаю. Он сделал глоток чаю.

Потом поднялся, подбросил в огонь еще одно полено, сел и сказал:

– Ты же никого не нашла? То есть, я хотел сказать, в личном плане. Для себя. В последнее время, я имел в виду. Понятно, что не раньше.

«Я не нашла… что? » Она даже не сразу поняла. Он имел в виду… любовника, партнера, сожителя, супруга? В общем, нечто в этом роде.

– О! Боже ты мой, нет, конечно! Даже не думала об этом. Знаешь ли, просто… ну как-то не ставила себе такой задачи. И без того времени ни на что не хватает.

– Да, пожалуй, – кивнул он, соглашаясь.

Она удивленно моргнула.

– А ты?

– Что? Нет! – Он замялся. – Не нашел… То есть не искал.

Она нахмурилась:

– А хотел бы?

– Я думал, что нет. Поначалу так думал, понимаешь? – Корделия кивнула. И он продолжил: – Но в последнее время… я стал задумываться. Новые мысли… ну, ты понимаешь.

Она не понимала, но хотела бы попытаться. В конце концов, ведь это же Оливер. И его счастье для нее, пожалуй, не менее важно, чем счастье ее семьи. Она быстренько прикинула, кем бы мог заинтересоваться Оливер. Молодой офицер или дипломат? Или кто-то еще из вполне достойных людей, мелькавших в Каринбурге… Вроде бы она ничего такого не замечала. Правда, не сказать, что она вообще много замечала. В последнее время.

– Что ж, прекрасно. Похоже на… выздоровление?

Он неуверенно кивнул. Вроде как это раньше не приходило ему в голову и не очень-то было приемлемо.

– Э-э… может быть. – Оливер посмотрел на нее умоляющим взглядом.

«Плохой сегодня из меня телепат, малыш». Так… Может, его пугает то, как она отреагирует на его желание двигаться дальше?

– А ты нашел кого-то подходящего? Оливер, для тебя это было прекрасно. И тебе незачем спрашивать у меня разрешения, знаешь ли! – Она помолчала, подбирая нужные слова. – И конечно же, Эйрел… если тебя терзают дурацкие сомнения, я скажу тебе сейчас со всей определенностью: Эйрел тоже хотел бы, чтобы ты нашел свое счастье. Он всегда этого хотел.

Великий Человек Барраяра только с ней мог поделиться своими тайными сомнениями и страхами, и больше ни с кем. Ему бы не простили признания в столь пугающе человеческой неуверенности. С определенного исторического момента никто бы не позволил ему спуститься на землю с этого чертова пьедестала, на который его сами и взгромоздили. Так вот, он боялся, что их постоянные близкие отношения могут помешать Оливеру тем или иным образом – будь то профессиональный или личный аспект. Что Эйрел увлек его прочь со стези, сулящей более подобающую, лучшую участь… Впрочем, достаточно сказать – лучшую. Потому что по барраярским меркам почти любая участь для него была бы более подобающей. И не только по барраярским, печально подумала Корделия. Бетанцы по большей части не придавали значения полу, но существенная разница в возрасте и социальном положении смутила бы даже их. Да ее и саму это изрядно тревожило поначалу.

Оливер кивнул, вроде бы соглашаясь с ее заявлением. Что уже хорошо: у него явно есть толика здравого смысла. Но она рано радовалась. Оливер опять уставился в пол и заерзал на стуле. Так, значит, она не добралась до того, что его гложет. Может, и есть менее увлекательные способы скоротать несколько часов, пережидая непогоду, чем играть с Оливером в отгадки. Ох уж эти барраярцы… Они такие

, такие барраярские в подобных вещах. Насколько было бы проще, будь он чуть более откровенен.

Итак, что он пытался сказать? Он заметил потенциальный объект обожания, но дальше не складывается? И почему бы, спрашивается? Как такое вообще может быть? Если только он не положил глаз на кого-то особенно неприступного. Но он же определенно знает по крайней мере один пример из жизни, как это преодолеть. Это озадачивало.

Корделия откинулась на спинку стула, скрестила руки, поджала губы и изучающе на него воззрилась. Оливер вскинул голову, принимая вызов.

– Знаешь, я тут подумала, у тебя есть некоторый опыт соблазнения?

Такого вопроса он явно не ожидал.

– Ну конечно! Меня не назовешь асексуальным, Корделия!

– Я не это имела в виду! Ты, должно быть, один из наименее асексуальных людей среди моих знакомых. Чем ты наверняка все эти годы озадачивал многих, тех, кто безуспешно пытался тебя добиться. – «Не повезло беднягам». – Я говорю о прямо противоположном тому, чтобы только перебирать и отбраковывать тех, кто добивается твоей благосклонности.

Он открыл было рот, собираясь возмутиться. Потом закрыл, плотно сжал губы. И пробормотал растерянно:

– Это… другой взгляд. Это могло так выглядеть со стороны?.. то есть, для тебя именно так все и выглядело?

– Я видела один успех, много неудач. А как в остальное время, когда ты уходил в рейсы сопровождения торгового флота? Там ты, я полагаю, не придерживался бесполезной моногамии?

– О нет, но… я не считаю себя переборчивым, у меня просто было слишком много работы. Особенно после того, как я получил свой корабль.

Что ж, похоже, он слишком сознательный. Да и эти передвижки во флоте не предполагают чего-либо долговременного.

– Ладно, а что бы ты хотел? Кто тебе самому нравится?

Он выпрямился и скрестил руки на груди. И резко ответил:

– Форкосиганы, видимо. Хотя, похоже, это слишком выборочное предпочтение, и мой вкус вряд ли может эволюционировать.

Она вздохнула. «Мне тоже отчаянно не хватает Эйрела».

– Не могу тебя в этом винить. А что бы тебе хотелось из того, что ты мог бы иметь? Можешь сказать?

– Как это ни странно, не могу озвучить это. Сегодня не могу.

Она взмахнула рукой.

– Ну что ж, попробуем взглянуть на проблему с другой стороны. Попытайся описать своего идеального партнера. Или увлечение, допустим. Парень, я полагаю. Возраст, внешность, характер, что угодно. Имя, ранг, серийный номер?.. Думаю, это может быть любая информация.

Судя по выражению его лица, она его неприятно удивила, но он лишь покачал головой, как будто не веря. Хотя и добавил:

– Знаешь… после Эйрела я думал, что это должен быть мужчина, хотя до этого у меня были подруги. Немного, но из них была одна или две… я представлял, что это навсегда. Но всё получилось иначе. А еще был тот герм. Замечательный человек, капитан Торн. Но знаешь ли, лучшее, что мне дал этот роман, – это то, что я целую неделю мог не заморачиваться по поводу своей треклятой ориентации. – Он вдруг оживился, как будто понял вдруг что-то для себя новое.

– Думаешь, ты на самом деле би? Как Эйрел?

– Ну… в этом больше смысла, чем западать на гермафродитов. И после того случая я не стал искать что-либо подобное.

Она сделала еще одну попытку.

– Ладно, а кем было твое первое западение?

У него вырвался удивленный смешок:

– Мое что?

– Ты упомянул о том, на что ты западаешь. У большинства людей есть такие вещи, я имею в виду, это прошито в психике, а не просто предпочтения. Корни всего можно отследить в подростковом возрасте.

Он схватился за голову, не переставая смеяться.

– Бог ты мой! Это превращается в очередной бетанский разговор? Хотя, надо признать, гермафродит был не так плох – для бетанца, конечно. Только он бесконечно расспрашивал о Барраяре и барраярцах, и вопросы какие-то диковинные.

– Но я хочу помочь тебе, Оливер! Если смогу. – И, не удержавшись, добавила: – Хотя мне и вправду хотелось бы как-нибудь услышать про этого герма.

– Да ты просто любишь непристойные сплетни, как я погляжу?

Она лучезарно улыбнулась: приятно встретить столь полное понимание.

– Да… но так мало людей, с кем с могу это обсудить. – Она вздохнула.

– О, конечно… – Он хмыкнул и поспешно уткнулся в стакан с чаем, чтобы скрыть фривольную ухмылку.

– Так на кого ты запал в первый раз? – строго напомнила она.

– Ты вцепились в эту тему, как терьер в крысу. Почему ты думаешь, что человек может помнить то, что было… – у него вдруг на миг перехватило дыхание, взгляд стал отрешенным, – …так давно?

– Давай рассказывай, – велела она, устроившись поудобнее и приготовившись с интересом слушать.

– Экскурс в подсознание? Откуда ты знала? Да. Еще когда я учился в нашем округе, в начальной школе, у нас в классе все мальчишки изнывали по хорошенькой девочке с третьей парты, все они мучительно, по-щенячьи, в нее втюрились. А я всегда страдал – и я не случайно употребляю именно это слово – от того, что с сокрушительной силой влюблялся в учителей. – И добавил, пробормотав еле слышно: – Боже, Оливер, кто же знал?..

– А! – воскликнула довольная Корделия. – Кажется, я поняла, в чем дело. Ты западаешь на авторитет, Оливер. Или, возможно, на власть. – «И стало быть, ничего удивительного, что его сманил Эйрел». – В этой ретроспективе все очень логично.

– Для тебя, быть может.

– Это были учителя? Или учительницы тоже?

– Хм… и те, и другие. Теперь я задумался. Впервые за все эти годы. – Он посмотрел так на нее так, будто это ее вина.

– Что ж, многие задвиги ортогональны гендеру. Ты же понимаешь, что для сексуальных предпочтений у человека категорий больше, чем три, и все три по одной оси. Похоже, ты просто страдаешь от нехватки категорий.

– А я-то думал, что их, черт возьми, слишком много. Больше одной оси? Как вы, бетанцы, их отображаете – с помощью мнимых чисел?

– Возможно. То есть я хочу сказать, что не так уж много знаю, как у профессиональных секс-терапевтов, но точно знаю, что они используют довольно сложные расчеты. В любом случае я вижу, что структурная проблема у тебя возрастает с годами и с повышением ранга. По крайней мере с теми пирамидами возраста и социальных рангов, которые теперь существуют на Барраяре. У тебя все меньше и меньше возможностей, так как авторитетов над тобой становится всё меньше. Тебя же не заводят подчиненные?

Он помотал головой. Вот только не совсем понятно, он соглашается или не в силах поверить.

– И то, что в конечном итоге тебе остается, не представляет никакого интереса, недоступно и неаппетитно. Я имею в виду нынешний состав Генштаба, Совета графов или Кабинета министров, к примеру. Не говоря уже об их благоверных драконшах… – Она скривилась, припомнив наиболее отвратные экземпляры в этой выборке.

Он зажмурился в притворном ужасе, очевидно, представив себе тех самых сильных личностей.

– Кошмар какой! Тут я с тобой согласен.

Она покачала указательным пальцем, все больше убеждаясь в правильности своей догадки и довольная внезапным озарением. Не растеряла еще нюх!

– Ничего «не того» с тобой не происходит, Оливер. Ты просто оказался в той среде, где практически отсутствуют цели, только и всего.

– И при таком коротком списке…

– Что?

Он решительно поставил свою чашку. Встал, обогнул стол, взял ее лицо в ладони, наклонился и поцеловал.

– Оу, круто! – выдохнула она, распахнув глаза.

Его лицо так близко, что черты не в фокусе и словно расплываются, и все равно его голубые глаза закрылись, когда поцелуй сделался настойчивее. Она почувствовала, что отвечает ему, приоткрыв губы навстречу. У него был вкус солнца, и дождя, и чая. И Оливера. Такой чудесный вкус…

Когда через минуту… две… три… они прервались, чтобы отдышаться, он прошептал:

– Значит, вот как Эйрел прекращал всю эту бетанскую дребедень?

– Ты не сильно ошибся, – прошептала она в ответ на его улыбку.

Несколько минут они искали положение поудобнее, и в результате она оказалась у него на коленях. Расшатанный стул угрожающе заскрипел под двойной нагрузкой, зато так получался нужный угол наклона для дальнейших экспериментов без риска повредить спину.

Минута проходила за минутой, и на какой-то минуте ее взгляд словно магнитом притянула застеленная койка, буквально в двух шагах. Оливер посмотрел туда же.

– Тут кровать есть, как вижу, – заметила Корделия.

– И я вижу. Первое, что заметил, когда вошли. Потому что имперскому офицеру следует быть наблюдательным.

– Может, кровать поудобней, чем этот стул? А то он уже как-то странно скрипит. Хотя кровать узковата.

– Шире днища лодки.

– Что?

– Да нет, ничего…

Как Корделия и ожидала, передислокация завершилась без происшествий, Оливер ведь опытный командир. Старая койка тоже заскрипела, когда они присели на край, но хотя бы не шаталась, норовя развалится.

Когда они снова прервались, чтобы отдышаться, Оливер признался в замешательстве:

– О, боюсь, что я давно не поддерживал форму… Может, лучше бы сначала… три свидания, или вроде того? Чтобы соблюсти приличия. Как принято. Они то и дело меняют правила. Чёртов молодняк.

Корделия прищурилась, оценивая услышанное.

– Хм… Встреча у стыковочного шлюза. Это раз. Прием в саду. Это два. И обед в офицерской столовой вдобавок. Получается, прогулка под парусом уже четвертое свидание. Так что всё как положено. Даже более чем.

– Да. Точно.

Сомнения улетучились, и он придвинулся поближе.

– И кроме того, мои дуэньи из СБ сейчас в сотне километров от нас, в Каринбурге. Часто ли такое бывает?

– Никогда не упускай тактические преимущества, – поддразнил Оливер и провел губами по ее шее.

– Прямо в точку.

Перед тем как перейти из вертикального в более выгодное горизонтальное положение, Корделия протянула руку и набрала что-то на своем комме. Оливер обеспокоенно посмотрел на нее, но она покачала головой.

– Рыков? Это Форкосиган. Я перенаправляю все входящие вызовы на твой комм. – Она ввела код на небольшом голографическом дисплее. – Слышишь?

– Да, миледи, – удивленно ответил Рыков.

– Кто угодно ниже уровня «вулканы», скажешь, у меня совещание с адмиралом Джоулом на неопределенное время, и я просила нам не мешать.

– Да, миледи. Вас понял.

Ну, еще бы не понял! Он наблюдателен, этот Рыков, как все старые оруженосцы Эйрела. Но при этом очень сдержанный, как и его братья по оружию. Может, и понадобится долгая беседа, но позже. Гораздо позже.

– Форкосиган, конец связи, – выдохнула Корделия, когда Оливер заставил ее почувствовать что-то невероятное, просто дотронувшись чуткими губами до ее уха. И поцелуй – восхитительный, как всегда.

– О, Оливер, – прошептала она чуть позже, переведя дыхание, – Мое тело считает, что лучше ничего и быть не может. Разум… не так в этом уверен.

Он провел губами по ее шее и спустился ниже.

– Бетанское голосование? Мое тело голосует заодно с твоим. Разум… ладно, назовем это: двое против одного и один воздержался.

– Просишь вето вице-королевы?

– Это в вашей власти, ваше превосходительство.

Он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо, губы тронула улыбка, но взгляд остался серьезным.

– Впрочем, если дело зайдет дальше, мне придется выйти наружу и вернуться через минуту-другую.

– Там темно в дождь. И холодно.

– В том и суть.

– И одиноко.

– И это тоже.

– Я сама себя уговариваю, не так ли?

– М-м…

– Что м-м?

– Это я тебя не перебиваю.

Она снова заставила себя улыбнуться и заявила:

– Я взрослая. Мы оба. Мы можем это сделать.

– Насколько помню, да.

Она замерла, потом прижала палец к его теплым губам.

– Нет. Не надо ничего вспоминать. Новый старт.

Он задумался на секунду, кивнул и произнес со всей решимостью:

– Здравствуй, Корделия. Меня зовут Оливер. Я бы очень хотел заняться с тобой любовью в первый раз прямо сейчас, ты согласна?

Уголки губ изогнулись в улыбке. Вот ведь дуралей, а? Это его лицо… четкий абрис скул, точеный нос, невозможная синева глаз, устремленных на нее с живым интересом. Это Оливер, в нем вся его неповторимая сущность, здесь, сейчас, в своем нынешнем возрасте, в этом месте. Где никто из них никогда не бывал прежде.

– Да, – выдохнула она, – да…

Всё происходило неловко и нелепо, как всегда, но прикосновения… как же она соскучилась по прикосновениям, и… О!

– Да… еще вот так…

– Бу-сделано, мэм, – промычал он, лаская губами ее грудь, сделавшуюся вдруг невероятно отзывчивой на прикосновения.

«И почему…

…мы продолжаем развивать эти странные формы активности только затем, чтобы менять ДНК? Или это ДНК меняет нас? Ловкая молекула. А мы взломали программу. Биологические пираты».

Его губы нашли пристанище ниже. Она издала весьма недостойный звук и сама испугалась. «Достоинству здесь делать нечего, пошло вон…»

– Эй! На корабле, адмирал…

Он поднял голову и посмотрел на нее.

– Корделия… опять не о том думаешь.

– Ничего не могу поделать, – пыхтела она. – Ты сделал всё, чтобы мои нейроны заскрежетали, сам знаешь.

Она почувствовала, что он улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он довольно. – Иногда мне это очень даже нужно.

– Могу предоставить.

– Согласен…

И еще долго им не нужны были никакие слова.

Солнце уже вынырнуло из пелены облаков и неуклонно приближалось к линии горизонта.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒