Ь. Меркурий как душа 6 страница

49 Mylius (Philosophia reformata, p 97) пишет о «сыне огня» (filius ignis) « hie iacet tota nostra philosophia» [здесь покоится вся наша философия]

Парацельс как духовное явление

рое он когда-либо отваживался: алхимия — заря естественнонаучной эры, когда демониум научного духа вынуждает силы природы служить человеку в неслыханных доселе масштабах. Из духа алхимии вывел Гёте фигуру «сверхчеловека» Фауста — именем которого ницшевский Заратустра провозглашает смерть Бога, являя волю собственной властью произвести на свет сверхчеловека, «создать из своих семи чертей Бога», по его выражению50. Здесь настоящий корень действующих сегодня в мире сил, они — результат вековых подготовительных процессов, протекавших в глубинах человеческой души. Конечно, техника и наука завоевали весь мир, но вот выиграла ли что-либо от этого душа — уже другой вопрос.

Духовная сущность Парацельса несет на себе печать того влияния, которому он был открыт вследствие неравнодушного отношения к алхимии. Глубинная сила, определяющая все устремления алхимии, — дерзание, и нельзя недооценивать ни демонического величия этой силы, ни опасности, которую она представляет собой для души51. Именно отсюда заносчивость, гордыня и высокомерие Парацельса, столь удивительно контрастирующие с его подлинно христианским смирением. То, что Агриппа подобно вулкану изверг в словах «ipse... daemon, heros, Deus», у Парацельса оставалось скрытым под порогом христианского сознания и выражалось лишь косвенно, в его непомерных претензиях и болезненном тщеславии, из-за которых он постоянно наживал себе врагов. По опыту мы знаем, что подобный симптом основан на безотчетном чувстве неполноценности: человек

50 Ницше, «Так говорил Заратустра». «О пути созидающего»: «Одинокий, ты идешь дорогою к самому себе! И твоя дорога идет впереди тебя самого и твоих семи демонов!.. Должен ты хотеть сжечь себя в своем собственном пламени: как же хотел ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом! Одинокий, ты идешь путем созидающего: Бога хочешь ты себе создать из своих семи демонов! » Не мешает вспомнить «combustio in igne proprio» [сожжение в собственном огне] («lapis noster proprio iaculo interficit seipsum» [камень наш умерщвляет себя своим собственным дротом], Consilium coniugii в: An chemica, p. 237), incineratio и Феникса алхимиков! Дьявол — сатурническая форма подлежащей преображению «души мира» (anima mundi).

51 Это обстоятельство было издревле известно алхимикам. Приведу из множества свидетельств высказывание одного Олимпиодора: «В свинце [Сатурне] обитает некий дерзкий демон (spiritus mercurii! ], сводящий людей с ума». (Berthelot, Alch. grecs, II, iv, 43, p. 95/104. )

Парацельс как духовное явление

обладает каким-то реальным недостатком, но, как правило, не сознает его. В каждом из нас живет безжалостный судья, обвиняющий нас даже тогда, когда мы не знаем за собой никакого преступления. Хотя мы сами ничего об этом не ведаем, складывается впечатление, будто где-то об этом все известно. Решимость Парацельса помогать больным любой ценой идет, несомненно, от чистого сердца. Однако использование магических средств и особенно тайное идейное содержание алхимии — нечто диаметрально противоположное христианскому духу. Знал Парацельс об этом или нет, но это так. На субъективном уровне всякая вина с него снимается — что не помешало упомянутому безжалостному судье приговорить его к чувству неполноценности, которое омрачило ему всю жизнь.

d. Прачеловек

Этот критический пункт, арканное учение алхимии о чудесном «сыне философов», — объект пусть и недружелюбной, но зато проницательной критики Конрада Геснера. Вот что он пишет Кратону по поводу работ одного из учеников Парацельса, Александра а Зухтена52: «Но посмотрите только, кого он предъявляет нам в качестве Сына Божьего — ведь это не кто иной как дух мира и природы, тот самый, что живет в наших телах (удивительно, что сюда же он не присовокупил духа осла или быка! ). Разнообразные технические процедуры позволяют теофрастовым ученикам отделять этот дух от материй, или тел первоэлементов. Если бы кто-нибудь поймал его на слове, он ответил бы, что высказал только положение философов, а не собственное мнение. Но он же вторит ему, выражая тем самым свое с ним согласие! И я отлично знаю, что и другие теофрастиане марают подобными вещами свои писания, из чего легко заключить, что они отрицают божественность Христа. Я совершенно уверен, что сам Теофраст был арианином. Они стремятся убедить нас в том, что Христос был совер-

52 Alexander i Suchten родился в нач. XVI в. в Данциге, учился в Базеле.

ЛарацельС как духовное явление

шенно обычным человеком (omnino nudum hominem fuisse) и в нем был тот же дух, что и в нас»53.

Упреки Геснера в адрес теофрастовых учеников и самого мэтра могут быть отнесены к алхимии вообще. Извлечение из материи мировой души не назовешь особенностью именно парацельсовой алхимии. Но упрек в арианстве — неоправдан. Поводом к нему служило, очевидно, все то же популярное среди алхимиков уподобление «сына философов» Сыну Божьему, хотя, насколько мне известно, в собственных сочинениях Парацельса эта параллель нигде не проводится. С другой стороны, в трактате «Откровение Гермеса», который Хузер приписывает Парацельсу, мы находим полный алхимический символ веры, придающий известный вес геснеровскому обвинению. В этом сочинении автор говорит о «духе пятой сущности [квинтэссенции]» следующее: «Се есть дух истины, коего мир не может постичь без внушения Святого Духа или наставления тех, кому он ведом»54. «Он есть душа мира», двигатель и хранитель всего. В своей первичной, земной форме (в своей изначальной сатурнической тьме) он нечист, но очищается все больше и больше в ходе своего восхождения через формы водную, воздушную и огненную. Наконец, в пятой сущности он предстает «просветленным телом»55. «Дух этот есть тайна, бывшая скрытой от века».

Здесь Парацельс говорит как подлинный алхимик. Подобно своим ученикам, он включает в круг алхимической спекуляции каббалу, доступ к которой открыли миру в ту пору работы Пико делла Мирандолы и Агриппы. Так, Парацельс утверждает: «И все вы, кого религия ваша подводит к умению толковать людям грядущее, прошлое и настоящее, кто проникает взором в дальние дали и читает письмена тайные, и книги за семью печатями, кто ищет сокрытое в земле и в стенах, — если хотите применить свои умения, подумайте о том, чтобы принять религию Габалы и ходить в свете ее; ибо Габала стоит на твердой почве: просите, и дано будет вам, стучитесь, и вас услышат, и откроют вам. И в даянии и

" Epistolarum medicmalium Conradi Gesneri Itb. I, fol. 2' ff. [цитата р. 2]. я Эта формула то и дело повторяется в алхимических трактатах. 55 «Corpus clarifactum», у других авторов «corpus glorificationis».

Парацельс как духовное явление

откровении этих изольется на вас все, чего вы желаете. Взглядом вы проникнете в недра земные, на дно преисподней и на третье небо; вы обретете премудрость большую, нежели Соломон, будете иметь общение с Богом более близкое, чем Моисей и Аарон»56.

Подобно тому как каббалистическая премудрость совпала с sapientia алхимиков, так и фигура Адама Кадмона идентифицировалась с filius philosophorum. Праобразом этой фигуры был, очевидно, av^pcoreo<; (pa> t6ivo< „ заточенный в Адаме Светочеловек, которого мы встречаем в сочинениях Зосимы Панополитанского (III в. )57. Но это представление о Светочеловеке — только отзвук дохристианского учения о Прачеловеке. Получив под влиянием Марсилио Фичино и Пико делла Мирандолы повсеместное распространение уже в XV в., эти и подобные им неоплатонические идеи стали, так сказать, неотъемлемым достоянием всякого образованного человека. В алхимии они встретились с еще бытовавшими там остатками античной традиции. Сюда же добавились и каббалистические воззрения, философскую оценку которых осуществил главным образом Пико58. Труды Пико и, во вторую очередь, Агриппы59 были, вероятно, источниками, из которых Парацельс почерпнул свои довольно-таки скудные каббалистические познания. Парацельс отождествляет Прачеловека с «астральным» человеком: по его словам, истинный человек есть заключенная в каждом из нас звезда60; «звезда жаждет подвигнуть человека к великой премудрости»61. В «Buch Раragranum» говорится: «Ибо небо человек, и человек небо, и все люди — одно небо, и небо — один только чело-

я De rellgione perpetua, Sudhoff, Abt. II, Bd. I, p. 100 f. He менее дерзкое суждение высказывается в трактате De podagricis, «De limbo»: «Таким образом человек берет себе с неба ангельскую породу, и небу подобен. Кто знает ангелов, тот знает astra; кто знает astra и понимает horoscopum, тот знает весь мир, тот понимает, как сочетать в одно целое человека и ангела» [Sudhoff I, p. 317].

57 У Зосимы Светочеловек называется просто (р< о^ [ф< о^ — «человек», (ptBi; — «свет»]. Он есть духовный человек, облекшийся телом Адама. Подпустив к себе (проста) Адама, Христос повел его в рай. (Berthelot, Alch. grecs. III, xlix, 6 f., p. 231 f. /224 f. )

M De arte cabalistica.

59 Occulta phllosophia.

№ Astronomia magna, Sudhoff XII, p. 55

" 1. c„ p. 62.

Парацельс как духовное явление

век»62 Человек относится к внутреннему небу, как сын к отцу*3, и этого отца Парацельс называет homo maximum («великим человеком»)64, или арканным именем Adech" (неологизм, производный от имени Адама). В другом месте он вскользь назван Археем- «Итак, он подобен человеку и укоренен в четырех элементах, и есть Архей, и составлен из четырех частей; можно, значит, сказать, что он есть Макрокосм.. »" Это, несомненно, Прачеловек, ибо Парацельс утверждает" «Во всем Иде заключен лишь один Человек, он же извлекается Илиастром67 и есть Протопласт» — Ideus, или Ides есть «врата, из которых произведено всякое тварное существо»68 Другие криптонимы, обозначающие Прачеловека, — Idechtrum69 и Protothoma70. Уже одна только множественность имен для одного и того же понятия показывает, насколько

62 Strunz, p 56 Также Van der Astronomey, Huser, p 215 " Strunz, 1 с, p 55

64 Тот же термин использует Пико делла Мирандола в Heptaplus, cp VII, р 61

65 Domeus [Hg ], Theophrasti Paracelsi libn V De vita longa [p 178] Адех — «invisibilis homo», предположительно тождественный Аниаду (Amadus) и Эдохину (Edochinum = Enochdianus) — о Енохе и т п см ниже Относительно «homo maximus» см Paragranum, Strunz, p 45 и 59 Дорн (1с) объясняет Адеха как «invisibilem hominem maximum» [незримого великого человека]

" Von den dreyen ersten essentus, cp IX [Sudhoff III, p 11] Представление о том, что Прачеловек состоит из четырех частей, можно встретить и в гностицизме Barbelo означает «Бог-в-четверице»

67 Илиастр — примерно то же, что и spintus vitae, или spintus mercunalis, алхимиков У них это оккультный agens ртути (argentum vivum), Меркурий, который, будучи уже извлеченным в форме aqua permanens, снова (крайне противоречивым образом) служит для отделения оккультного agens, души (апппа), от corpus (тела) Противоречивость обязана тому обстоятельству, что Меркурий — самопревращающееся существо его изображали в виде дракона, пожирающего самого себя с хвоста (oupo|3opo<; — «пожиратель хвоста»), или двух поглощающих друг друга драконов и т п Столь же парадоксально функционирует и Илиастр сам он есть нечто сотворенное, но в то же время выводит все тварное в актуальное существование из состояния потенциального бытия в мире идей (вероятно, именно этот мир подразумевает Парацельс своим неоплатоническим термином «ides») [Цитата из Anatomiae liber pnmus, Sudhoff III, p 462 и 464 ]

68 [Argumentum in pnmum libiwu anatimiae idechtn, Sudhoff III, 1 с ]

69 « est pnmus homo et pnma arbor et pnma creature, sit cuiuscunque rei» (он первый человек, и первое древо, и создан первым из всего, что ни возьми] (Fwgmentansche Ausarbeitungen w Anatomie und Psychologie, Sudhoff III, p 465)

70 «Первый Фома», т е первый сомневающийся и неверующий (Намек на полную самостоятельность света природы ) (1 с, р 465]

Парацельс как духовное явление

эта идея занимала ум Парацельса. Древнее учение об Антропосе-Прачеловеке гласит, что Божество или иной agens творения явился в облике «первозданного» (ргоtoplastus) человека космических размеров. В Индии это Праджапати или Пуруша, который вместе с тем «величиной с большой палец» и обитает в сердце каждого человека71, подобно парацельсову Илиастру. В Иране это Гайомарт (gayo-maretan, «смертная жизнь»), юноша ослепительной белизны — каким алхимики всегда изображали своего Меркурия. В каббалистической книге «Зохар» это Метатрон, сотворенный вместе со светом. Это тот небесный человек, которого мы встречаем в видениях Даниила, Ездры, Еноха, затем у Филона Иудея. Это также одна из главных фигур в гностицизме: здесь, как и везде, он связывается с проблемами творения и спасения72 То же самое мы видим у Парацельса.

2. «DE VITA LONGA»: ИЗЛОЖЕНИЕ ТАЙНОГО УЧЕНИЯ

Трактат «De vita longa»73, местами понятный лишь с трудом, дает на этот счет некоторые сведения, хотя нам и приходится с большими усилиями вылущивать их из скорлупы арканной терминологии Трактат этот — одно из немногочисленных латинских сочинений Парацельса; написан он неимоверно причудливым стилем, однако содержит в себе настолько значительные указания и намеки, что стоит труда исследовать его повнимательнее. В датированной 1562 годом epistola dedicatoria Людвигу Вольфгангу фон Хапсбергу, фогту Баденвайлера, издатель Адам фон Боденштайн пишет, что трактат «ех ore Paracelsi diligenter exceptus et recognitus» (есть тщательно выправленная запись собственных слов Парацельса)74 Отсюда напрашивается вывод, что трактат основан на записях парацельсовых лекций, не являясь оригинальным текстом мэтра Но поскольку латынь самого

7' [Cp Jung, Symbole der Wandlung, § 168 f]

72 Cp Bousset, Hauptprobleme der Gnosis, p 160 ff

73 Напечатан в Sudhoff III, p 247-292/308

74 В первом издании — на fol d 2'

4 Зак.

Парацельс как духовное явление

Боденштайна легка и понятна, чего далеко не скажешь о языке нашего трактата, следует предположить, что он не уделил этому сочинению особенно много внимания и не потрудился придать ему лучший, более ясный вид — иначе отличительные особенности его собственного стиля были бы куда заметнее. Возможно, Боденштайн оставил записи лекций в их более или менее первоначальном виде, что особенно бросается в глаза ближе к концу. Весьма вероятно также, что он, как и Опорин, предполагаемый переводчик, не слишком-то ясно понимал, о чем в них шла речь. Это, впрочем, неудивительно, поскольку мэтру слишком часто недоставало необходимой ясности именно при обсуждении сколько-нибудь сложных вещей. В подобных обстоятельствах трудно сказать, что списать на счет недопонимания, с одной стороны, и что — на счет недостаточной дисциплины мышления, с другой. Не исключается и возможность просто ошибок и описок". Вот почему при толковании трактата мы с самого начала оказываемся на весьма зыбкой почве, и многому суждено остаться не более чем догадкой и домыслом. Но все-таки Парацельс при всей своей оригинальности испытал сильное влияние алхимической мысли, поэтому знание более ранних и современных ему алхимических трактатов, а также сочинений его ближайших учеников и последователей может оказать нам помощь при истолковании определенных понятий и заполнении ряда лакун, помощь, которой не следует пренебрегать. Так что, несмотря на все указанные трудности, попытка прокомментировать и истолковать этот трактат все же не совсем безнадежна.

75 Приведем лишь один пример: если в одном месте говорится, что «Scaiolis nulla mortalitas inest» [в Скайолах нет ничего смертного], то в другом он пишет о «mors et vita scaiolarum» [смерти и жизни Скайолов]. Поэтому мы не вправе слишком уж полагаться на боденштайновскую «recognitio» [редакторскую правку]. Моей гипотезе, что трактат Vita tonga составлен из конспектов лекций, противоречит наличие оригинальных фрагментов этого текста на немецком (SudhoffIII, p. 295 (Г. ). Возможно, это черновики Парацельса для подготовки немецкой версии Vita tonga. Вероятная дата написания трактата — 1526 г. Никаких оригинальных рукописей Парацельса, однако, не сохранилось. (См. Sudhoff, 1. с., р. XXXII ff. )

Парацельс как духовное явление

а. Илиастр

Трактат посвящен описанию и обсуждению условий, при которых достигается longaevitas, долголетие. «Долгая жизнь», по Парацельсу, может длиться до тысячи лет. Ниже я привожу главным образом те места, которые имеют отношение к тайному учению и способствуют его объяснению76. В начале трактата Парацельс дает дефиницию долгой жизни, которая звучит следующим образом: «Nihil mehercle vita est aliud, nisi Mummia quaedam Balsamita, conservans mortale corpus a mortalibus vermibus et aestphara, cum impressa liquoris salium commistura». («Клянусь Гераклом, жизнь не что иное как некая набальзамированная мумия, сохраняющая смертное тело от могильных червей и гниения77 посредством смешанного соляного раствора». ) Мумия — средневековое лекарственное средство, состоявшее из размельченных частей настоящих египетских мумий, которыми в ту пору бойко торговали. Нетленность Парацельс приписывает действию особого agens, или virtus, под названием «бальзам». Бальзам — нечто вроде естественного elixir vitae, благодаря которому тело сохраняет свою жизнь или, если оно уже умерло, наделяется нетленностью78. Возникновение подобной гипотезы обязано той же логике, которая объясняла существование ядовитых змей и скорпи-

76 Нижеследующие выкладки не имеют целью дать оценку трактата в целом, поэтому здесь не учитывается важное для его понимания сочинение Марсилио Фичино «De triplici vita».

77 «Aestphara» латинского текста — вероятно, арабского происхождения. Дорн передает значение этого слова как «corruptio». С другой стороны, его можно вывести от греческих глаголов фарш, «делать невидимым», и аютосо, «раскалывать, расчленять». При corruptio или putrefactio происходит разложение и, стало быть, исчезновение прежней формы. [Sudhoff III, p. 249 («eschara»); Huser I, 6. Teil, p. 137 (тоже «eschara»), Bodenstein, p. & ^ («aestphara»). ]

78 Rulandus (Lex. alch. ) s. v. «Balsamum Balsamus», p. 99: «Est salis interioris liquor suum a comiptione corpus tutissime praeservans naturaliter. Extemus est terebenthina nullam vim ignis passa». [Жидкость внутренней соли, самым бережным и естественным образом тело свое сохраняющая от разложения. Внешний < бальзам> — это терпентин, не испытавший на себе силы огня. ] В. = «Baldzamen (bald zusammen), i. e. celeriter coniunctum» [т. е. скоросвязный], а значит — средство для осуществления конъюнкции, см. ниже. «Balsamus elementorom externus est liquor Mcrcurii externi... rerom finnamentalis essentia, alias quinta» [Внешний бальзам, элементов есть жидкость внешнего Меркурия... небесная, иначе пятая, эссенция вещей. ] (Следовательно, «Balsamus intemus» есть «liquor Mercurii interni»! )

Парацельс как дух

онов тем, что они содержат в себе алексифармакон (противоядие), — ведь иначе они погибли бы от собственного яда.

В трактате обсуждается множество лекарственных средств: болезни сокращают жизнь, ими и следует заняться в первую очередь. Главными среди этих снадобий оказываются золото и жемчуга, причем последние могут быть превращены в quinta essentia. Под конец, в четвертой книге, рассматривается арканное средство Cheyri79, которому приписывается совершенно особая действенность: оно до такой степени укрепляет микрокосмическое тело, что то «необходимо должно пребывать в сохранности своей через вселенскую анатомию четырех элементов»80. Поэтому, продолжает Парацельс, врач должен смотреть за тем, чтобы структура (анатомия) четырех элементов «была стянута в единую анатомию микрокосма — не из телесного, а из того, что поддерживает телесное в сохранности». Последнее есть бальзам, ставящийся даже выше квинтэссенции (обычно ведь quinta essentia выступает тем, что спаивает четыре элемента). Бальзам выше самой природы («qui ipsam quoque naturam antecellat»), ибо производится алхимическим процессом81. Мысль о том, что «искусство» может произвести нечто стоящее выше природы — типично алхимическая. Бальзам есть принцип жизни (spiritus Mercurii), значит, он более или менее совпадает с пара-

79 Cheyri = Keiri (араб. ), желтый левкой [Cheiranthus cheiri, неверно определенный) в травнике Табернемонтана как Viola petraea lutea (фр. giroflejaune, желтофиоль), рвотное и укрепляющее средство. У этих растений четырехлепестковые желтые цветы. Гален (De simplicium medicamentorum facultatibus, lib. VII) приписывает им очищающее и согревающее действие. По Руланду (Lex. alch., p. 143), «Cheiri Paracelsicum» применительно к минералам означает «argentum vivum»; «flos Cheiri» есть «ex argento... album elixir», а также essentia auri. «Alii aurum potabile esse volunt» [согласно иным, это питьевое золото], т. е. это arcanum, служащее философской цели алхимии. Парацельс сам намекает на его четырехчастность: «Природа пестует четыре элемента, спагирик же из четырех выделывает одну выдержанную эссенцию, как указывает flos cheiri». (Fragmenta medico, Sudhoff III, P. 301. )

" «Quod per universam quatuor elementorum anatomiam perdurare in sua conservatione debet». (Lib. IV, cp. I, Sudhoff III, p. 280. ) В немецких фрагментах «Vita longa» Парацельс говорит: «Ибо Cheiri больше, чем Венера, Anthos больше, чем Марс» (1. с., р. 302].

" «Idque ipsum tamen per corporalem operationem» (1. с., р. 280). Под «телесной операцией» подразумевается, очевидно, extractio.

Парацельс как духовное явление

цельсовским понятием Илиастра82. Последний толкуется как prima materia, из которой происходят три основных субстанции: Mercurius, Sulphur и Sal (ртуть, сера и соль). Он стоит выше четырех элементов и определяет продолжительность жизни. Итак, это примерно то же, что и бальзам: последний мы могли бы назвать фармакологическим или химическим аспектом Илиастра. Илиастр

82 Этот термин появляется в тексте в самых разнообразных формах: Iliastes, Iliadus, Yliastrum, Yliadus, Yieidus и т. д. [Среди рукописей Юнга уже после его смерти была обнаружена следующая заметка, датированная «Айнзидельн, 11. 10. 42» и озаглавленная «Понятие Меркурия в герметической философии»: «Изложение философии Теофраста без основательного изучения современных ему источников едва ли возможно. Но для этого, пожалуй, потребуется целый ряд отдельных исследований. Поэтому вместо того чтобы предпринимать обзор всей его натурфилософии, я решил выделить только одну идею, которая, однако, во множестве различных вариаций пронизывает всю ткань его мышления: идею Илиастра. Понятие это — если только его можно назвать таковым — отливает бесчисленным множеством значений и появляется в столь же многообразных вариантных формах: Yieides, Yieidus, Yliadus, Ileidos, Iliadum, Eliaster, Ileadus, Ilistris, Ileias и Ilech. И каждый раз кажется — во всяком случае, мне как полному профану, — что речь идет о чем-то новом или, уж на этот раз, чем-то совершенно ином, чем-то вполне определенном. Думается, я понял свое заблуждение. Я вспомнил об одном психологическом правиле: когда один и тот же предмет наделяется множеством похожих вариантных названий, это всегда что-нибудь да значит для данного предмета. В данном случае Парацельс буквально утрирует присущую ему склонность к изобретению неологизмов, и это доказывает, что предмет, обозначаемый этим именем в его бесчисленных вариантах, обладает особой важностью и необычным своеобразием, по-видимому, абсолютно для него типичным; доказывает, словом, что предмет этого понятия есть нечто такое, что всегда так или иначе ускользает от хватки формулирующего духа, которому, стало быть, приходится прилагать массу усилий для изобретения возможно большего числа " ловчих" слов, понятий для поимки этого, выражаясь языком алхимиков, " беглого раба" (semis fugitivus) — или " бегущего оленя" (cervus fugitivus). Илиастр у Парацельса иногда — principium, prima materia, хаос, prima compositio [первосостав], включающий в себя Меркурия, Серу и Соль; иногда — аег elementalis или coelum [стихийный воздух или небо], in homine vero spiritus, qui transit per omnia membra (истинно дух в человеке, пронизывающий все его члены]; иногда — occultaiiaturae virtus, ex qua res omnes habent incrementum, aluntur, multiplicantur et vegetant, т. е. " тайная сила природы, от которой всякой вещи прибывает, от которой все кормится, приумножается и оживает", по определению парацельсова ученика Руланда [Lex. alch., р. 181); иногда — spiritus vitae, который есть не что иное как vis Mercurii (сила Меркурия). Илиастр очевидно идентичен духу Меркурия (spiritus Mercurii), который был центральным представлением всей алхимии от древнейших времен до ее расцвета в XVII в. Парацельсов Меркурий, как и Mercurius philosophorum, тоже дитя Солнца и Луны, рожденный с помощью Серы и Соли, т. е. " хаоса чудесный сын", как величает своего Мефистофеля Гёте. Теофраст называет его " omne fumosum et humidum in quovis corpore" (все парообразное и влажное в каком угодно теле). Итак, это влажной

Парацельс как духовное явление

наделяет долгой жизнью как естественным путем, так и при помощи искусства. Есть три его формы: Iliaster sanctitus", paratetus84 и magnum. Все они находятся в сфере досягаемости человека (microcosmo subditi sunt) и могут быть собраны «в один gamonymus». Поскольку Парацельс приписывает Илиастру особую «coniunctionis vis atque potestas»85, то этот загадочный «gamonymus» (ср. уацо<;, «свадьба» и ovoua, «имя») можно истолковать как род «химической свадьбы», или нерасторжимое («гермафродитическое») единение86. В этом трактате автор буквально захлебывается всевозможными тайными именами и неологизмами, и это не столько пустозвонство, сколько средство ухватить трудноуловимые интуиции, которые, очевидно, не слишком-то ясны ему самому. Так, он без всякой необходимости называет людей с необычайно долгой продолжительностью жизни «Enochdiani et Heliezati». (Енох достиг 365 лет, а после был еще «восхищен»87; то же самое Илия. ) Илиастров столько же, природы anima в виде дыхания или пара, как и предполагается прапредставлением о VWI и как понималась anima Mercurii в алхимии.

Илиастр, именно этот spiritus Mercurii, есть insitus terminus vitae, imo ipsa vita (врожденная цель жизни и самая жизнь), а в своей наивысшей форме он означает mentis sive animi lapsum in alterum mundum, т. с. восхищение духа или души в иной мир — мир Еноха, Илии и прочих. Таким образом, он, по сути, не только животворящий принцип, но и психопомп мистического превращения, ведущего к нетленности или бессмертию. " Samen animae Iliastri" [семя души Илиастровой], как называет его Парацельс, есть сам Дух Божий, и душа эта несет на себе печать " bildnus Gottes" (богоподобия).

Эта основная идея парацельсовой философии — не теологии, о которой я не могу сказать ничего существенного, — эта основная идея есть древнее достояние алхимической мысли». ]

83 (1. с., lib. IV, ср. Ill, p. 281] Sanctitus — от sancire, «делать незыблемым, твердо устанавливать, утверждать»; sanctitus = affirmatus, «утвержденный». У Руланда (Lex. alcfi., p. 264) Iliaster primus vel insitus, т. е. «внедренный, врожденный», определяемый как продолжительность жизни.

" Paretetus предположительно от ларситеоиш, «вымаливать». Илиастр, который дарует долгую жизнь «iuxta favorem» [по милости своей], «Iliaster secundus vel praeparatus» [второй, или приготовленный, Илиастр] Руланда [1. с. ].

85 [1. с., lib. IV, ср. II, р. 280 f]

'6 Тело, плод конъюнкции Солнца и Луны, изображалось в виде гермафродита.

87 (1. с., р. 281] Быт. 5, 23-24: «Всех же дней Еноха было триста шестьдесят пять лет. И ходил он пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его». Хронолог Скалигер (Animadversiones in chronologia Eusebil) приписывал Еноху разделение года на более мелкие временные отрезки. Енох почитался ветхозаветным праобразом Христа, как и Мелхиседек. Ср. Picus

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒