|
|||
Смерть и воин
За далекие пригорки Уходил сраженья жар. На снегу Василий Теркин Неподобранный лежал.
Снег под ним, набрякши кровью, Взялся грудой ледяной. Смерть склонилась к изголовью: – Ну, солдат, пойдем со мной.
Я теперь твоя подруга, Недалеко провожу, Белой вьюгой, белой вьюгой, Вьюгой след запорошу.
Дрогнул Теркин, замерзая На постели снеговой. – Я не звал тебя, Косая, Я солдат еще живой.
Смерть, смеясь, нагнулась ниже: – Полно, полно, молодец, Я-то знаю, я-то вижу: Ты живой, да не – жилец.
Мимоходом тенью смертной Я твоих коснулась щек, А тебе и незаметно, Что на них сухой снежок.
Моего не бойся мрака, Ночь, поверь, не хуже дня…
– А чего тебе, однако, Нужно лично от меня?
Смерть как будто бы замялась, Отклонилась от него. – Нужно мне… такую малость, Ну почти что ничего.
Нужен знак один согласья, Что устал беречь ты жизнь, Что о смертном молишь часе…
– Сам, выходит, подпишись? – Смерть подумала. – Ну что же, – Подпишись, и на покой. – Нет, уволь. Себе дороже. – Не торгуйся, дорогой.
Все равно идешь на убыль. – Смерть подвинулась к плечу. – Все равно стянулись губы, Стынут зубы… – Не хочу.
– А смотри-ка, дело к ночи, На мороз горит заря. Я к тому, чтоб мне короче И тебе не мерзнуть зря…
– Потерплю. – Ну, что ты, глупый! Ведь лежишь, всего свело. Я б тебя тотчас тулупом, Чтоб уже навек тепло.
Вижу, веришь. Вот и слезы, Вот уж я тебе милей. – Врешь, я плачу от мороза, Не от жалости твоей.
– Что от счастья, что от боли – Все равно. А холод лют. Завилась поземка в поле. Нет, тебя уж не найдут…
И зачем тебе, подумай, Если кто и подберет. Пожалеешь, что не умер Здесь, на месте, без хлопот…
– Шутишь, Смерть, плетешь тенета. Отвернул с трудом плечо. – Мне как раз пожить охота, Я и не жил-то еще…
– А и встанешь, толку мало, – Продолжала Смерть, смеясь. – А и встанешь – все сначала: Холод, страх, усталость, грязь… Ну-ка, сладко ли, дружище, Рассуди-ка в простоте.
– Что судить! С войны не взыщешь Ни в каком уже суде.
– А тоска, солдат, в придачу;
Как там дома, что с семьей? – Вот уж выполню задачу –
Кончу немца – и домой. – Так. Допустим. Но тебе-то И домой к чему прийти?, Догола земля раздета И разграблена, учти. Все в забросе.
– Я работник, Я бы дома в дело вник, – Дом разрушен. – Я и плотник… – Печки нету. – И печник…
Я от скуки – на все руки, Буду жив – мое со мной. – Дай еще сказать старухе: Вдруг придешь с одной рукой? Иль еще каким калекой, – Сам себе и то постыл…
И со Смертью Человеку Спорить стало свыше сил. Истекал уже он кровью, Коченел. Спускалась ночь…
– При одном моем условье, Смерть, послушай… я не прочь…
И, томим тоской жестокой, Одинок, и слаб, и мал, Он с мольбой, не то с упреком Уговариваться стал: – Я не худший и не лучший, Что погибну на войне. Но в конце ее, послушай, Дашь ты на день отпуск мне? Дашь ты мне в тот день последний, В праздник славы мировой, Услыхать салют победный, Что раздастся над Москвой? Дашь ты мне в тот день немножко Погулять среди живых? Дашь ты мне в одно окошко Постучать в краях родных? И как выйдут на крылечко, – Смерть, а Смерть, еще мне там Дашь сказать одно словечко? Полсловечка? – Нет. Не дам…
Дрогнул Теркин, замерзая На постели снеговой.
– Так пошла ты прочь, Косая, Я солдат еще живой.
Буду плакать, выть от боли, Гибнуть в поле без следа, Но тебе по доброй воле Я не сдамся никогда.
– Погоди. Резон почище Я найду, – подашь мне знак…
– Стой! Идут за мною. Ищут. Из санбата. – Где, чудак? – Вон, по стежке занесенной…
Смерть хохочет во весь рот: – Из команды похоронной. – Все равно: живой народ.
Снег шуршит, подходят двое. Об лопату звякнул лом.
– Вот еще остался воин. К ночи всех не уберем.
– А и то устали за день, Доставай кисет, земляк. На покойничке присядем Да покурим натощак.
– Кабы, знаешь, до затяжки – Щей горячих котелок. – Кабы капельку из фляжки. – Кабы так – один глоток.
– Или два…
И тут, хоть слабо, Подал Теркин голос свой: – Прогоните эту бабу, Я солдат еще живой.
Смотрят люди: вот так штука! Видят: верно, – жив солдат,
– Что ты думаешь! – А ну-ка, Понесем его в санбат.
– Ну и редкостное дело, – Рассуждают не спеша. – Одно дело – просто тело, А тут – тело и душа.
– Еле-еле душа в теле… – Шутки, что ль, зазяб совсем. А уж мы тебя хотели, Понимаешь, в наркомзем…
– Не толкуй. Заждался малый. Вырубай шинель во льду. Поднимай.
А Смерть сказала: – Я, однако, вслед пойду.
Земляки – они к работе Приспособлены к иной. Врете, мыслит, растрясете И еще он будет мой.
Два ремня да две лопаты, Две шинели поперек. – Береги, солдат, солдата. – Понесли. Терпи, дружок.
Норовят, чтоб меньше тряски, Чтоб ровнее как-нибудь, Берегут, несут с опаской: Смерть сторонкой держит путь.
А дорога – не дорога, – Целина, по пояс снег. – Отдохнули б вы немного, Хлопцы…
– Милый человек, – Говорит земляк толково, – Не тревожься, не жалей. Потому несем живого, Мертвый вдвое тяжелей.
А другой: – Оно известно. А еще и то учесть, Что живой спешит до места, – Мертвый дома – где ни есть.
– Дело, стало быть, в привычке, – Заключают земляки. – Что ж ты, друг, без рукавички? На-ко теплую, с руки…
И подумала впервые Смерть, следя со стороны: «До чего они, живые, Меж собой свои – дружны. Потому и с одиночкой Сладить надобно суметь, Нехотя даешь отсрочку».
И, вздохнув, отстала Смерть.
|
|||
|