|
|||
ПРЕДИСЛОВИЕ 29 страница«Сглаз — это очень простая вещь. Чтобы сглазить ничего такого особенного не требуется, нужно только пристально, с завистью засмотреться на кого-нибудь или на что-нибудь, ибо| " сам этот колючий взгляд представляет собой огромную разру-; щительную силу. Среди чувашей есть люди с таким взглядом, с огненными черными глазами. Боясь его дурного глаза, одно- ;: сельчане прячут от него своих детей или красивых животных. В ^ глазах любого цвета возможна такая колдовская сила, если взгляд пристальный и колючий. Такие глаза чуваши называют. «злыми»... { Сглазить можно всех и всё, но больше всего дурной глаз падает на маленьких детей, красных девиц, домашних животных, пчел, деревья и хлеба, одним словом на все, что может возбудить зависть чуваша. Записанная мною чувашская народная песня, восхваляя сельских красавиц, делает простое и наивное, но в своей наивности меткое замечание относительно того, почему сглаз может повредить им? Потому что настолько все привлекательны, что кто угодно мог бы их зачаровать». [286] Как известно, зрение — главный источник информации, получаемой человеком об окружающем мире (по мнению психологов, оно дает около 85% информации). Соответственно, глаза являются важнейшим связующим звеном между внешним и внутренним миром, между телом и психикой. Уместно вспомнить что выражение «зеркало души» или «окна души» образно обозначает глаза. Целостный комплекс «зрение—душа—мысль» постоянно обыгрывается в традиционных народных представлениях. Весьма показательно в этой связи то, что причину безумства и вообще душевных болезней славяне обычно связывали именно с порчей взглядом. А. К. Байбурин об этом пишет: «Регламентирование «смотрения в глаза» объясняется, видимо, тем, что глаза, кроме всего прочего, воспринимаются в качестве «входа» во внутреннее, скрытное, потаенное в человек ке, в его душу и в конечном счете — в иной мир, суженный до рамок человеческого тела. Взаимное глядение по аналогии со словесным поединком приобретает характер «визуального спора» — сравни игру «в гляделки», победителем в которой признается тот, кто «пересмотрит», а побежденным — кто отведет взгляд или моргнет, т. е. закроет глаза, станет «мертвым». [30, с. 206. ] В народе такой взгляд, как и самого его обладателя, называют по-разному: «злой глаз», «дурное око», «вредный глаз», «ядовитый взгляд», а также «змеиный» или «волчий глаз Обладателем такого взгляда может быть любой человек, це только колдун. Он может его приобрести в течение жизнц или же иметь с момента рождения. Особенно опасными считаются завистливые люди. Их глаз практически всегда вред.! ный. Кроме того, повсеместно в народе распространено мнение, что следует избегать взглядов людей, обделенных судьбой и здоровьем: уродов, калек, нищих, неизлечимо больных. Много поверий связано со взглядом человека, находящегося на пороге смерти. Издавна считается, что он способен причинить окружающим непоправимый вред, поскольку несет в себе колоссальную негативную силу — силу накатывающейся смерти. Именно этим, по мнению исследователей, вызвана традиция завязывать глаза людям, приготовленным к смертной казни. Фольклор наделяет многих знаменитых воинов, которых народ считал колдунами, особо сильным взглядом, который рядовой человек не может выдержать: «Як гляне кому в вічі, то зроду не видержить». [249] Голландскому ремесленнику и врачу Яну Янсену Стрёйсу (1630—1694) пришлось более года провести в плену у ватаги разбойников во главе со Степаном Разиным. Позже, вернувшись на родину, он издал книгу, в которой подробно описал все, что ему довелось пережить. Расказывая об этом бандите, печально прославившемся невероятными, просто фантастическими зверствами, он акцентирует внимание на его «сильных» глазах: «Разин был лет 40, высокий и дородный мужчина крепкого телосложения, имел гордую поступь и лицо, несколько подпорченное оспой. Всегда молчалив и строг к подчиненным, он умел привязывать к себе и заставить повиноваться ему безропотно. Необыкновенная сила воли сквозила во всем его физическом облике, в его серо-синих больших глазах, то ласковых, то страшных, покоряла не только простых людей, но и воевод, которым по здравой логике он должен был подчиняться». [428] g народе распространено мнение, что у колдунов и глаза, взгляд имеют специфические черты: і:;. «Ходят всегда потупившись, не поднимая глаз и устрашая тем взглядом исподлобья, который называется «волчьим взгля- дом»--- «От обычных людей колдун отличается тем, что «при разговоре он никогда не смотрит в глаза, а в землю, причем если случайно взглянуть колдуну в глаза, то в зрачках его нет отражения, то есть не видно лица, который заглянет ему в глаза».. [269, 264] Поляки считают, что колдуна можно узнать по воспаленным покрасневшим глазам, а также по слезящимся или «бегающим» глазам. Верили также, что по глазам можно понять силу колдуна: «У ково струйки в глазах, у тово не учись»... [315, с. 276. ] Отметим попутно, что страх перед взглядом колдуна породил своего рода ответное представление, что колдун будто бы и сам избегает смотреть в глаза собеседнику без особой на то надобности. Любопытным способом бесконтактного воздействия одного человека на другого является так называемое «присоединение», или «подстройка». Присоединение можно осуществлять разными способами. Наиболее «простым» является следование движениям или позе человека. Этот способ известен в нескольких основных вариантах. Наиболее распространенным из них является присоединение к идущему человеку. В свое время точное описание этого магического приема Дал известный писатель А. И. Куприн в своем рассказе «Олеся», опубликованном в газете «Киевлянин» (1898 г. ) с подзаголовком: «Из воспоминаний о Волыни». Героиня рассказа полесская колдунья Олеся (в кино ее прекрасно сыграла Марина Влади) демонстрирует этот прием магического воздействия на любопытном заезжем господине: «Что бы вам такое показать? — задумалась она. — Ну хоть разве это вот: идите впереди меня по дороге... Только, смотрите, не оборачивайтесь назад. — А это не будет страшно? — спросил я, стараясь беспечн улыбкой прикрыть боязливое ожидание неприятного сюрпр,, за. — Нет, нет... Пустяки... Идите. Я пошел вперед, очень заинтересованный опытом, чувству] за своей спиной напряженный взгляд Олеси. Но, пройдя око ло двадцати шагов, я вдруг споткнулся на совсем ровном месте и упал ничком. — Идите, идите! — закричала Олеся. — Не оборачивайтесь! Это ничего, до свадьбы заживет... Держитесь крепче за землю когда будете падать. Я пошел дальше. Еще десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост. Олеся громко'захохотала и захлопала в ладоши. Ну что? Довольны? — крикнула она, сверкая своими белыми зубами. — Верите теперь? Ничего, ничего!.. Полетели не вверх, а вниз... ». [235, с. 136—137. ] Далее герой Куприна, ставший объектом «шутки» колду-1 ньи, размышляет: «Я действительно не совсем понял ее. Но, если не ошиба- ] юсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мною следом шаг за шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моем движению, так сказать, отожествляет себя со мною. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку, протянутую поперек дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, j по ее словам, самый крепкий человек должен непременно упасть»... [235, с. 136—137. ] Описанный Куприным магический прием бесконтактного воздействия на человека вовсе не является художественным вымыслом. Он зафиксирован и в Беларуси. Вот что рассказал известный беларуский этнограф, фольклорист и краевед, доктор наук А. М. Ненадавец о колдуне Ничипоре, жившем в одной из деревень Столинского района: «Ідзе сабе чалавек, нічога не падазраючы, па дарозе і раптам, як гохнеца, то ажно узняцца не можа. Аддыхаецца, устане і зноу яклупянецца праз колькі крокау. Так чалавек разаб’ецца, што устаць не можа, плача з адчаю і бясілля, нічога не разумеючы. Потым толькі дойдзе, што нешта тут не тое, што гэта нехта усё падрабляе. Здагадаецца чалавек акінуцца імгненна назад ці уважліва прыслухацца, то паспее зауважыць Нічыпара, які аба- вязкова будзе знаходзіцца непадалёку, ці пачуе яго зларадны смех. Гэтак ён заусёды выказвау сваё задавальненне». [314, с. 38. ] Респондентка из Пинского района рассказала тому же А. М. Ненадавцу: «У нашай вёсцы жыу дед. Звалі яго Мартын... I аднаго разу вырашыу, мабыць, мяне ці то напалохаць, ці то адпомсціць. Ішла я у поле, на нашу ніву жаць. Іду сабе спакойна, не надта спяшалася, бо жаць — такая цяжкая праца, што да вечара так натомішся, дык і разагнуцца лішні раз сілы нестае. Па раунют- кай сцяжынцы крочыла. Суха было. Пад нагамі ні камення, ні голля ніякага. Іраптам, як гопнуся пасярод дарогі! Ажно у сярждзіне усё затрэслася! Ледзьве паднялася, галава закружыла- ся, спалохалася, што нехта бачыць і смяяцца будзе. Аддыхала- ся трошкі і далей пакрочыла. Не паспела пару дзесяткау крокау адысці, як зноу трахнулася ва увесь рост. Мала таго, што упала, дык яшчэ і руку падкруціла моцна. Устала, слёзы на вачах, але не падумала нават, што гэта нехта мне падрабляе. Далей зноу шкрабуся. Толькі пасля таго, як недзе чацвёрты раз выцягнула- ся на дарозе, то пачула ззаду задаволены смех. Акінулася, а гэта ён, Мартын, мне такое рабіу. Стаяу за спінаю у нейкай сотні крокау». [314, с. 37—38. ] Следует заметить, что подобные методы бесконтактного воздействия подробно проанализировал выдающийся психолог современности, американец Милтон Эриксон. В частности, «подстройке» он дал образное название «цыганский гипноз». *** Бесконтактно воздействовать на человека и на животное можно звуком. С древности считается, что звук обладает магическим действием. Таковы звуки музыки, таков крик. Знаменитый китайский мастер «тайцзицюань» Ян Лучань (1799— 1872) мог отбрасывать людей одним громким криком «Хаах». [492, с. 208. ] Известно, что громкий крик (лучше сказать вопль) человека, обезумевшего от страха либо от ярости, способен поколебать агрессивное намерение противника, а иногда вообще остановить его атаку. Это хорошо знали древние охотники, умевшие воздействовать на животных криком. Ю. В. Кнорозов на примере индейцев отмечает: «Охотничью роль криков в древности можно оценить, если учесть, что от индейского воинственного клича (протяжный пронзительный вопль, которому обучались у девушек) бизон может упасть в обморок, а медведь в полной беспомощности покидает свою берлогу или падает с дерева». [100, с. 9. ] Как известно, воины всех времен и народов использовали боевые крики. Римский историк Тацит отметил, что особые боевые заклинания в виде крика применяли древние германцы: «Есть у них и такие заклятья, возглашением которых... они распаляют боевой пыл, и по его звучанию судят о том, каков будет исход предстоящей битвы; ведь они устрашают врага или, напротив, сами трепещут пред ним, смотря по тому, как звучит песнь их войска... Стремятся же они больше всего к резкости звука и к попеременному нарастанию и затуханию гула и при этом ко ртам приближают щиты, дабы голоса, отразившись от них, набирались силы и обретали полнозвучность и мощь». [438, с. 338. ] Нечто подобное применяли и древние славяне. Описывая действия славянских войск в VI—VII веках, Маврикий Стратег отмечал: «Они не признают военного строя, неспособны сражаться в правильной битве, показаться на открытых и ровных местах. Если и случится, что они отважились идти на бой, то они во время его с криком слегка продвигаются вперед все вместе, и если противники Не выдержат крика и дрогнут, то они сильно наступают; в противном случае обращаются в бегство, не спеша померяться с силами неприятелей в рукопашной схватке»— В ряде школ традиционных боевых искусств народов мира, практика боевого крика занимает достаточно важное место. Так, в корейских боевых искусствах эта практика называется «икк-экк», в японских — «киай». Например, адепты корейской школы Тхэккён на тренировках каждый свой прием сопровождают возгласом, который иногда звучит до двух секунд. Для славян были весьма характерны в прошлом так называемые «звериные крики». На это указывают древние хроники и эпос. Так, в украинской былине «Про Іллю Муромця та Соловія» говорится: «Як засвистить Соловій по-солов’Тному, Якзакричить він по-звіриному, Як зашипить по-змііному, Так усі трави-мурави в’януть, Усі квіти обсипаються, А хто близько з людей, Так всі мертві лежать». [457]
В традиционных рукопашных состязаниях, популярных среди русского этноса, примером звериного крика является «хорканье», демонстрирующее агрессивность и презрение к сопернику: «Хрипящий звук, возникавший при втягивании в себя воздуха, отдаленно напоминал рычание хищного зверя. По свидетельствам некоторых рассказчиков, «хорканье» считалось совершенно неприличной выходкой («это пострашнее мата будет»); по отношению к девушке оно выражало сексуальное желание. Разошедшегося подвыпившего плясуна, начавшего «хоркать» при пляске, немедленно выставляли»... Звук, произносимый под названием «хоркать» отчасти похож на хрюканье свиньи. При встрече шатий /групп соперников/ «хорканье» было формой заводки (настройки) на драку: «С гармоньей одне идут оттуда, а мы отсюда /навстречу друг ДРУГУ/- И вот друг перед дружкой-то вот и хоркают. В гармонью играют. И вот как хорканье-то это, што «вот хто я! » — хто сильнее»... [299, с. 202-203. ] Практика крика с целью подавляющего воздействия на противника зафиксирована у наследников традиции русских офеней под термином «яганиё». Об этом, в частности, пишет А. А. Андреев: «Потом уже, в 1989 году, услышав это слово от старого кулачного бойца, по прозвищу Поханя, я поинтересовался им специально. Выяснилось, что мужчины тоже ягали, когда «ярились» после уборки урожая перед выходом босиком на горящую ржаную или овсяную солому или угли. Точно также ярились ягани- ем и перед боем или в бою, получив рану, чтобы не чувствовать боли. Это дает мне основания считать, что «ягать» означало не просто кричать и стонать, а голосом выпускать поток яростной силы. Тот же старик-боец показал мне яганье в действии, когда показывал одну старинную скоморошину с медведем. Разыгрывалась она примерно так. Приходили на гулянье ряженые водящим и медведем скоморохи. Водящий сначала предлагал «медведю» выполнить обычные в таких случаях трюки: пощупать девок, показать, как ребятишки горох воруют, как пьяные мужики обнимаются, а потом просил: «А ну-ка, Миша, покажи как наша попадья нерадивых работников бранит! » «Медведь», изображая неуклюжего и забавного мишку, ковылял к толпе молодежи, причем, парни для участия в этой шутке выбирались покрепче, и начинал раскачиваться передними, шевеля губами. Когда дед мне это рассказывал, он вдруг зажегся, оборвал сам себя и задорно крикнул бабке: — А что, Кать, а не показать?! Она тоже засмеялась и махнула на него рукой, как на ребенка, мол, разошелся старый. Тогда он поставил меня возле койки и начал изображать медведя, а жене велел изображать водящего. Пластика у него, откровенно говоря, была исключительная, и в какой-то миг у меня даже слегка стало двоить восприятие. Я чувствовал, что перестаю понимать, что это за существо передо мной. И не то, чтобы я хоть на миг перестал видеть старика, но и человечье в нем стало каким-то непостоянным, словно мерцающим. Он по-медвежьи пошевелил вытянутыми губами, поуркал утробно и вдруг рявкнул. Это было как мощнейший, хотя вроде бы и мягкий, удар вниз живота и в ноги. Я почти потерял сознание и очнулся лежа на кровати, Первое, что зафиксировало мое зрение, это что тетя Катя стоит в той же позе рядом с изголовьем кровати и смеется вместе с По- ханей. К тому моменту я уже был подготовлен предыдущим общением со стариками на Владимирщине, что они могут оказывать на меня сильнейшее воздействие. Но вот почему при такой силе посыла, какое было в этом яганье, оно не зацепило старушку, я не мог понять много лет, пока не попробовал это сам». [4, с. 102-103. ] Весьма действенным магическим оружием в традиционном обществе считаются проклятия. Этимологически слово «проклятие» родственно «клятве». Кстати, в древнегреческом языке одно и то же слово обозначало и «проклятие», и «молитву». Во многих современных славянских языках для обозначения клятвы и проклятия тоже испольуется общая лексема: болгарская «клетва», польская «kletwa», сербохорватская «klKtva» и т. д. Результатом проклятия считаются трагические события в жизни человека, неудачи, болезни, а для воины — невзгоды на войне и гибель в бою. Следует различать проклятия народные (бытовые) и церковные (общественные). С. И. Орехов отмечает: «Проклятие функционирует на двух уровнях. Во-первых, это колдовская, магическая деятельность в частной жизни, скрытая от общественных институтов. Она выражалась как в собственно проклятиях за совершенные проступки, так и в заклятиях, наговорах как средствах предотвращения каких-либо негативных действий, в случае свершения которых проклятие должно было вступить в силу. Эти проклятия произносились в адрес нарушителей верности, осквернителей могил, должников, личных врагов и пр. Выражалось это в посвящении данного лица богу, вследствие чего посвященный богам «поступает» под их непосредственное влияние, которое не могло не быть гибельным. Во-вторых, это проклятия, провозглашаемые открыто, на государственном уровне, идущие от господствующих религиозных институтов. Такие проклятия — неотъемлемый элемент религиозного культа». [335, с. 198—215. ] Содержание проклятия — прежде всего пожелание смерти, болезней, бедности, неудачи, раздоров в семье и т. п.: «чтоб он себе шею сломал»; «чтоб у него дитя сгинуло! »; «чтоб тебя земля не приняла! »; «чтоб вся твоя скотина сдохла! »... Действенность проклятия зависит от многих обстоятельств: субъекта, объекта, времени («добрый» и «недобрый» час, будни — праздники) и места. Иногда, чтобы проклятие сбылось, мужчина, произнося формулу, снимает шапку. В других случаях шапку после озвучивания проклятия бросают об землю, закрепляя тем самым совершенное действо. «Как свидетельствуют архивные источники и экспедиционные материалы, на всей территории Украины и Беларуси к фатальным временам относились с магическим страхом, веруя в их реальность. Если в лихое время, говорили пожилые люди, скажет лихое человек, то от беды не убережешься... «Злой язык хуже болезни». Таких людей, как правило, сторонились, стремились не контактировать с ними, а кое-где придавали общественному осуждению, отнимая право жить в об- ^■ цестве. Односельчан, проклятия которых сбывались на практике, называли «черными людьми». [412, с. 231. ] Наиболее суровым считается родительское проклятие, родительская молитва помогает человеку, а проклятие — вредит. В устном народном творчестве встечаются сюжеты, в которых воина не могли сгубить ни вражеская пуля, ни голод. ни холод, а погиб он потому, что его прокляла собственная мать за самовольный уход на войну. В одном из вариантов украинской думы «Івась Коновченко, Вдовиченко» сказано: Кулями його стріляли — Кулі не брали, Шаблями рубали — Шаблі не рубали — Посеред Черкаськоі долини Матчині сльози скарали... [193, с. 95—96. ] Вообще говоря, способов бесконтактного воздействия в славянской народной магии известно немало. Далее мы рассмотрим лишь некоторые из них, наиболее характерные для воинской традиции. «Заговорить» или «заклять» Как мы уже отметили, одним из способов дистанционного воздействия на противника является вербальное (словесное) воздействие — заклятье или заговор[55]. Иначе говоря, это произнесение определенного магического текста, с концентрацией всех своих сил на желании. А. А. Блок отмечал: «Заклинатель всю силу свою сосредоточивает на желании, ' становится как бы воплощением воли. Эта воля превращается в отдельную стихию, которая борется или вступает в дружественный договор с природой — другою стихией». [46] Вера в силу заговоров и заклятий была весьма характерна для славянской народной магии. Н. И. Костомаров в свое время по этому поводу заметил: «Самое распространенное верование было в могущество человеческой воли и выражающего ее слова. Все собственно так называемое наше старое чародейство основывалось главным образом на убеждении в силе воли и слова. Волшебник или чародей в обширном смысле был человек, который силою своего слова мог производить желаемое, узнавать будущее, изменять направление обстоятельств, властвовать над судьбою других людей и даже повелевать силами природы. Заговор, или примолвление, играл главную роль в волшебстве. Правда, волшебники действовали и посредством разных вещей; но народное понятие приписывало силу не самим вещам, а слову, которое им сообщало эту силу. Сила исходила не из природы, а из человека, из его души. То была сила духовная». [216] Сохранилось много преданий, а также рассказов очевидцев о том, как с помощью заговоров колдуны («знающие» люди) могли заставить человека не сходить с места, упасть, сесть и т. д. Более того, сохранились даже рассказы о своего рода поединках между такими людьми. Например, в Витебской области Беларуси записано предание, рассказывающее о старике, жившем в одной из здешних деревень и знавшем заговоры. К нему обратились местные жители с просьбой научить их особому заговору, который мог бы воздействовать на женщину-колдунью, замучившую их своими выходками. Дед такого заговор не дал, а решил помочь людям сам. Он отправился к дому колдуньи а когда та появилась, он, глядя себе под ноги, начал читать некие заговоры, будучи уверен, что колдунья от этого упадет на землю. Однако вышло иначе: «Она пошла прямо на старика. Дед напрасно время не тратил, шептал и поплёвывал себе под ноги. Ждал, что колдунье сейчас плохо станет и она присядет или упадет, но этого не случилось. Наоборот, она подошла к старику вплотную... Дед не испугался, но ощутил, что все его тело словно налилось евин цом и стало очень тяжелым. Более того, он стал отвечать ей на все вопросы, причем говорил правду. Так и выдал несчастных людей. Колдунья аж задрожала от злобы: — Ну, теперь вы у меня попрыгаете! Теперь я вам покажу! Но сначала тебя, старого пня, покараю! Чтобы ты сколько жил, столько и гнил! Прочь отсюда! Как сказала она это, так старого колдуна затрясло, словно куст лозы, и он бегом припустил от Черничной хаты. После этого случая он с лежанки больше не вставал — лежал и стонал, потому что его сильно трясло, к тому же он никого не узнавал. Вот что сделала с ним Черница». [80, с. 234—236. ] Отметим, что заговоры и заклинания с целью бесконтактного воздействия на врага (или на соперника) — это тексты с «нанесением удара». Е. Е. Левкиевская пишет: «Тексты, реализующие эту модель, направлены на то, чтобы теми или иными способами покалечить, «вывести из строя» объект опасности, «ударить» по тем местам и органам, где сосредоточена вредоносная сила — чаще всего по глазам, пасти, зубам, ногам, а также различными способами связать носителя опасности, сделать неподвижным, неспособным наносить вред». [247, с. 73. ] С помощью особых заговоров стремились сделать врага слепым, кротким, смирным, испуганным, беспомощным, бессильным, немощным, онемевшим. В Подолье брали ягоды растения, называемого нимиця, клали их под правую пятку и говорили: «Німице німа! Будь мені помішна, щоб моіх ворогів понімі- ло, посліпило і поглушило! ». [247, с. 67. ] В народе о таких заговорах говорят, что они «портят» человека. По этой причине их часто называют вредоносными, или «черными». Характеризуя вредоносные заговоры и обереги от «злых людей», Е. Н. Елеонская пишет: «Вредоносными заговорами могут быть названы такие, которые произносятся с определенно злобным намерением погубить того или другого человека, а если не погубить смертью, то овладеть его волею и сделать его послушным орудием для своих целей... Эти заговоры тщательно оберегались и если распро- Р странялись, то с большою осторожностью; вот почему тексты таких заговоров редко встречаются в собраниях и записях заго воров». [154, с. 193—194. ] Поскольку информации на этот счет недостаточно, об ратимся к японскому источнику. Вот что рассказывает о вредоносных заклинаниях-проклятиях современный практи мистического учения «сюгэндо» («путь обретения могущества») Икэгути Экан: «Сюгэндо включает в себя множество проклятий (заклинаний). Проклятие — это убийство кого-либо с помощью заклинаний... Те, на кого проклятия направлены, умирают или лишаются духовных сил и становятся людьми-растениями. Имеются два неблагоприятных момента при воздействии на человека заклинаниями. Когда ты произносишь в адрес кого-нибудь заклинания, то они обязательно вернутся к тебе самому и, если даже не отразятся непосредственно на тебе, непременно окажут влияние на твоих потомков. Так что, когда проклинаешь какого-нибудь человека, моли Будду, чтобы воздаяние за это получил только ты один и оно не коснулось твоих потомков. Таким образом ты сам лишаешь себя жизни за собственные деяния. Я слышал рассказы, что мои предки, убивавшие людей проклятиями, когда наступал соответствующий момент, совершали моления Будде, читали вслух сутры, звонили в колокольчики и занимались медитацией, чтобы йозмездие за проклятие не настигло их потомков. При этом медитировали, зарыв тело в землю и став похожими на мумии. Для того, чтобы производить заклинания, нужно быть готовым ко всему этому... В старые времена во время произнесения заклинаний гёдзя покрывал все тело черной краской. Он окрашивал в черный цвет одежду, белье и тело. Но этим дело не ограничивалось. Гёдзя покрывал черной краской зубы, ногти, вообще все белое на себе и становился похожим на злого демона. Это касалось не только внешности, но и сердца, которое становилось таким же, как у злого демона. Гёдзя весь укутывался в зло и ненависть. , Из глины изготовлялась кукла, и гёдзя, обращаясь к кукле, называл имя человека, на которого направлялось заклинание, и произносил заклинание. Повторяя «не убить ли мне тебя? », гёдзя зацеплял крюком куклу, вкладывая в это действие всю ненависть и злобу. Затем помещал куклу в печь и зажигал огонь. Вслух и мысленно произнося заклинание, он мечом разруб^ лежащую в огне куклу. Для сжигания куклы используют не молочное дерево, как во время ритуала гома, а ядовитые породы — пикрасиму, деревья с колючками, издающие при сгорании неприятный запах и, кроме того, горящие с треском. Для жертвоприношения, совершаемого во время этого ритуала, выбирают гниющее мясо, и все действо проводят в насколько возможно грязной обстановке. На этот ритуал не разрешается смотреть посторонним людям, поэтому гёдзя уходит глубоко в горы, где его не могут увидеть другие люди, и в течение недели или десяти дней, скрываясь от всех, осуществляет проклятие... В технике произнесения заклинаний исключительно важную роль играют три условия — время, место, приемы... Во время произнесения заклинаний мысленно посылают волны ненависти в самое уязвимое место человека, которому заклинания адресуются. Выясняются дни полнолуния и старения луны, приливов и отливов, год, месяц и день рождения этого человека, на основе чего определяются благоприятные и неблагоприятные для него даты. В полнолуния и во время приливов жизненная энергия человека наиболее высокая, и наоборот, в новолуния и во время отливов энергия снижается. Люди, родившиеся во время прилива, умирают поэтому во время отлива. Однако сила и слабость человека зависят от года его рождения. О том, когда жизненная энергия человека наиболее слабая, определяется с разных точек зрения с помощью учения об «инь» и «ян», узнавания судьбы по четырем опорам (год, месяц, день и время рождения человека) и астрологии... Во время проклинания гёдзя направляет на этого человека мысленную энергию с проклятием, повторяя: «Ну что? Ну что? » Эффект проклятия выявляется в течение определенного времени — от 10 дней до 3-х недель. Лицо, подвергшееся заклинанию, умирает, сходит с ума или становится слабоумным. Врачи в этом случае помочь не могут... Чтобы заколдовать человека, необходимо сконцентрировать всю свою энергию, вполсилы сделать это невозможно». [123 с. 129-132. ] Украинские предания о казаках-характерниках и русские о разбойниках-колдунах обычно подчеркивают, что они знали какое-то волшебное слово (заговор), посредством которого воздействовали на людей и животных (например, на коней). В одном из таких преданий («Богатырь Пашко и разбойники»), записанном на русском Севере, повествуется о разбойниках, знавших «черное слово»: «У разбойников было крепкое, темное слово. Сказывали они это слово на ветер, нес это темное слово ветер на заказанное место — и стала у богатыря лошадь, как вкопанная, и не шла по полосе дальше вперед». [223, с. 139. ] В былине о Дмитрии Брянском, считавшемся колдуном- чернокнижником, дано описание «волхвования» и приведен краткий текст заклинания: «Али Митрей-отле Бранской он хцтёр-мудёр, У его ведь есь науки козачькии, Уж казачкии науки да молодецкии: Он заставил затопить печьку-муравленку, Але взял он своё да черно книжьичо, Але стал он книжку эту прочитывать, Кабы стал он слова таки выговаривать: «Уж вперед штобы ходу да им ведь не было! ». [61, с. 282— 283. ]
|
|||
|