Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





КРАСНАЯ РЕКА 14 страница



* * *

В августе 1918 года англичане триумфально вошли в Баку. Христиане встретили их радостно. Мусульмане закрылись в своих домах. Турецкие войска, поддержива­емые вооруженными бандами, не ограничились захватом района Карса, быстро двигались вперед с целью захватить нефтеносные районы Баку.

В начале сентября новая волна христианских беженцев прибыла в город.

Англичане лишь месяц удержались в Баку. Охваченные паникой, утром 14 сен­тября, они уехали в Персию и в Тифлис.

Греки и армяне, в основном беженцы, попытались сесть на корабли, но англичане сбрасывали их в море. Выстрелами разогнали тех, кто хотел поездом уехать в Тифлис.

Ифигения дала по 50 золотых лир трем работникам вокзала, и они перед отправ­кой разместили семью Омиридиса в поезд. Но в 30 километрах от станции их ожи­дало разочарование: бандиты взорвали рельсы и напали на поезд. Убили английских солдат и ограбили пассажиров, отобрали одежду, оставив их в нижнем белье. Не пощадили даже детей, Димитриса и Илиаса.


14 сентября во второй половине дня поезд с пассажирами вернулся в Баку. В этот день, в праздник Вознесения святого креста, были распяты и христиане города. В городе уже господствовали турки. На центральных дорогах горделиво шествовали конные офицеры и солдаты. За ними следовали пехота, артиллерия и обозы. Греки и армяне с ярмом на шее, как животные, тянули повозки с продуктами и боеприпа­сами. Мусульмане города, четы и солдаты грабили дома и магазины христиан, на­силовали женщин, убивали мужчин, похищали девушек и детей. Дома были преданы огню. Толпа мусульман тащила священников на улицы и била их камнями.

Под проливным осенним дождем поезд прибыл на станцию и был захвачен во­оруженными солдатами и четами. Вид полуголых детей и женщин разбудил живот­ные инстинкты, и тут же в вагонах они изнасиловали их.

Два солдата напали на Ифигению, прижимавшую к груди маленького Илиаса. Видя это, Омиридис в ярости напал на солдат, выхватил пистолет у одного и пустил все пули в насильника. Низкорослый толстый капитан сзади в упор выстрелил в голову Омиридиса. Пуля пробила мозг несчастного, и содержимое его попало на грудь Ифигении и на лицо Илиаса. Два унтер-офицера, сопровождающие капитана, выбросили труп на рельсы.

В городе раздавались крики, плач, проклятия, приказы и выстрелы, а сверху равнодушный бог взирал на боль и трагедию своих творений.

В общей суматохе пропал Димитрис. Какой-то турок схватил его и исчез в толпе. Всех повели в старый русский военный лагерь, где отдельно поместили мужчин и женщин.

Многие прыгали в окна трехэтажных зданий в поиске смерти и свободы.

В кабинет вошел толстый капитан и приказал унтер-офицерам:

— Приведите сюда высокую гяурку без сына.

Офицеры, хитро ухмыльнулись, побежали в женский лагерь и нашли Ифигению и Сабиху плачущих. Бросая алчный взгляд на ее голое тело, пахнущее дождевой водой, они схватили Ифигению за руки, подняли и приказали последовать за ними. Она стала сопротивляться, маленький Илиас обнял ее и не отпускал. Услышав крики и детский плач, женщины подняли шум и, как бешеные львицы, кинулись на унтер-офицеров.

Капитан, услышав крики, пришел в лагерь в сопровождении семи солдат. Разда­лись выстрелы, три женщины мертвыми упали на пол. Наступила мертвая тишина, и слышен был лишь плач Илиаса. Одна из армянок не выдержала: держа в объятиях шестимесячную девочку, прыгнула в окно и скончалась на мокрой земле вместе со своим ребенком.

Капитана это не тронуло, он приказал собрать детей, в том числе грудных, и отправить в городской интернат. Матери не хотели расстаться со своими детьми. Последовали сцены небывалой жестокости и непостижимой боли. Погибли матери, в объятиях матерей были отрублены головы грудных детей.

Сабиха, христианское имя которой было Султана, предполагала, что ее имя ту­рецкое от слова «султан», предпочитала Сабиха, увидев, что солдаты схватили Или­аса, кинулась на них, стала бить и кусать их, пытаясь вырвать мальчика из их рук. Солдат со всей силой ударил прикладом винтовки ее по голове и спине, и она упала без чувств.


как вкопанная, в глазах у нее потемнело, и она без чувств упала на землю. Мильтос поднял ее и со слезами на глазах перенес ее в дом.

Мильтос уложил ее на диван и позвал домашних, которые помогли привести Ифигению в чувства.

Она быстро очнулась, но когда Мильтос нагнулся поцеловать ее, отстранилась от него, разрыдалась и убежала в свою комнату.

Никто не заговорил и тогда, когда Мильтос закричал:

— Дети! Где дети?

В ответ он услышал рыдания.

Сабиха взяла Мильтоса за руку, потащила за собой и на лестничной площадке под тенью жасмина она рассказала об их мучениях в диких снежных горах Кавказа, о нападениях четов, о бесчинствах турецких офицеров, об убийстве Омиридиса..., о похищении детей..., об изнасиловании...!

— Сабиха, хватит! — закричал Мильтос и побежал на верхний этаж. Молча лег
рядом с Ифигенией, положил свою ладонь на ее волосы. Они долго лежали так,
оплакивая свою суровую судьбу.


Глава 6

ВОЙНА КОНЧИЛАСЬ!..

7 сентября 1918 года истек срок заключения монаха Григориоса Сидирургопулоса, и он был отпущен на свободу. Жизнь Мильтоса стала невыносимой, ведь с монахом он вел долгие беседы на философские и религиозные темы, обсуждал события в Греции, Турции и Понте. Дни проходили незаметно. Песнопения и молитвы монаха поднимали его дух и поддерживали в нем надежду.

Война закончилась. 30 октября сдалась Турция, 11 ноября капитулировала Гер­мания.

Захаров, более могущественный, чем когда-либо, попросил своих друзей Ллойда Джорджа и Клемансо содействовать освобождению Мильтоса.

Истощенный и в подавленном настроении Мильтос вышел из тюрьмы. Тяжелые тюремные условия, издевательства надсмотрщиков оставили глубокий след в нем. Но на этом его муки не закончились. Около двадцати дней он добирался из Москвы в Херсон, где его ждал Фемис. Не выдержав новых испытаний, он заболел тяжелой формой воспаления легких.

Две недели Мильтос провел в постели, окруженный заботой Фемиса и его жены Василики и греческих врачей, которых было достаточно в городе.

После войны высокомерие победителей и интересы промышленников и торгов­цев оружием открыли новый фронт, новые раны. В России власть большевиков не распространялась на всю территории страны. На Кавказе, в южной России, восточнее Волги и на Украине контрреволюционные войска и автономные националистические движения сталкивались с силами большевиков.

Англичане и французы не торопились выдвигать к Германии и Австрии, Болгарии и Турции условия перемирия. Вместо этого разработали сумасшедший с политичес­кой и военной точки зрения план свержения большевистского режима в России. По нему Англия должна была захватить Кавказ и помочь действующим на юге России националистическим силам, а Франция, поддерживаемая Грецией, предприняла бы попытку вторжения в Россию с Украины и Крыма.

Первые смешанные греческие части высадились в Херсоне.

Благодаря коммерческой жилке греков и евреев этот город превратился в зна­чительный торговый и промышленный центр южной России. Коммунистическая


пропаганда нашла благодатную почву среди рабочих, на заводах были созданы большевистские комитеты, которые снабжали оружием неимущие слои населения. Обеспокоенные новым оборотом дел, Мильтос, Фемис и Василики после обеда решили обсудить свои дальнейшие действия. Василики первая высказала свое мне­ние:

— Большевистская буря задушит Украину. Мы не можем дальше медлить. У нас
достаточно денег, чтобы уехать заграницу.

Мильтос давно не получал новостей от Ифигении, еще не оправился от болезни и был душевно поддавлен. Хорошо зная большевиков, он разделял точку зрения своей невестки:

— Василики права. Возьмите детей и срочно уезжайте во Францию. Здесь вам
опасно оставаться. Большевики свою теорию превратили в религию. Они так же
фанатичны, как мусульмане в Турции. Я поеду в Турцию, разузнаю о судьбе наших
родных и вернусь в Париж.

Фемис, красивый и внушительный, гордо посмотрел на них и ответил:

—Мильтос, вижу, ты пока не оправился от тюремных мучений и болезни. Выс­
лушайте мое мнение. В Херсоне уже находится греческий батальон. Вчера я пого­
ворил с майором Прассосом Константиносом. Он заверил, что скоро прибудут и
другие греческие и французские части. Немецкие войска тоже пока не покинули
город, до замены их союзной армией они должны оставаться на Украине. В помощь
греческой армии мы создали вооруженный отряд, которым руковожу я.

—Фемис, я не согласен с тобой. Мы можем пока остаться, а Василики и дети пусть
немедленно уезжают.

—Нет, Мильтос. Ты представляешь, какая паника охватит греческое население
города, если я отправлю свою семью заграницу?

Решили остаться в городе. 1 марта 1919 года войска большевиков под командо­ванием Григорьева окружили город. У железнодорожной станции, в центре города, в северо-восточном предместье и у старой крепости шли бои. Горожане и солдаты, мужчины и женщины самоотверженно воевали за свои идеалы.

Десять дней длилась херсонская битва. Погибли 117 греков, 10 французов, ранены 140 греков, 21 француз. После победы большевиков в чистках погибло более тысячи горожан.

Мильтос вместе с остатками греческого батальона вовремя сел на корабль «Анна IV».

Фемис с группой солдат транспортной службы застрял в городе. С греческим унтер-офицером он поехал на машине домой за женой и детьми.

За ними последовала вооруженная группа рабочих. Мужчины мужественно бо­ролись до последнего патрона. Большевики ворвались в дом и зверски убили всех, не пощадив шестилетнюю Афродиту и четырехлетнего Панайотиса.

* * *

После перемирия английские войска вновь двинулись в Понт и на Кавказ, дошли до нефтеносных районов Баку. Турецкие солдаты покинули город, оставив после себя разрушения и неизлечимые раны.

Ифигения обошла весь город в поисках Илиаса и Димитриса. Турки грозили ей,


что вернется турецкая армия и тогда, как в сентябре 1918 года, уничтожит последнего гяура в городе.

Кавказ бурлил. С одной стороны националисты и сторонники царя, с другой -маленькая армия, созданная правительством Грузии для укрепления своей независи­мости, ожесточенно сопротивлялись большевикам.

Утром 10 февраля 1919 года, в день святого Харлампия-чудотворца в Баку шел снег. Ифигения и Сабиха пошли в церковь, где немногочисленные христиане слуша­ли молебен. Каждый день сотни христиан отправлялись в батумский порт в попытке спастись от надвигающейся опасности.

После службы женщины пошли на железнодорожную станцию, молча постояли на месте, где в последний раз видели мертвого Омиридиса. Со слезами на глазах, Сабиха, подняв руки, запричитала:

— Добрый мой Харилаос, помню, как в январе 1915 года мы оплакивали твоего
единственного сына Али, ты сказал: «Женщины, хватит, слезы способны привести
в движение водяные мельницы всего мира, но им неподвластны водяные мельницы
бога! ». Наши слезы высохли, капли нет пролить на могилах наших близких и род­
ных. Тебе повезло, что ты умер, если бы ты видел наши мучения... Мы живем, чтобы
найти детей...

Расстроенные и усталые они вернулись в дом гостеприимной турчанки. Ифигения закрылась в комнате, подошла к окну. На землю падали крупные хлопья снега. Невольно руки ее упали на обрезанные груди, слезы потекли с глаз, и она прошеп­тала:

— Боже, почему ты оставил меня живой! За веру в твоего Сына Христа мы, хри­
стиане Анатолии, подверглись пыткам и унижениям. Боже, хватит испытаний! Я не
в силах больше терпеть и нести на своих плечах тяжелый крест, пошли мне смерть,
только она излечит мои раны.

Отчаянные, сломленные духом, без мужской защиты, без детей женщины поки­нули Баку. В Батуми они примкнули к тысячам, куда в конце февраля стекались тысяча беженцев из Астрахани, Ардагана, Карса, Баку, Тифлиса и других городов Кавказа.

В центре города высота снега превышала полметра. Парк от набережной и до бульвара был превращен в огромный убогий лагерь беженцев.

Голодные и отчаянные мужчины, женщины, дети, сироты в надежде на спасение обращали свой взор к морю, ожидая греческие корабли. Но корабли не появлялись. Болезни, холод и голод косили беженцев. Оставшиеся в живых поддерживали друг друга. Общая судьба, неожиданная шутка, звук понтийской лиры объединяли их, придавали им силу.

Когда 5 марта 1919 года в море появился грузовой корабль, среди беженцев мгновенно пронесся шепот: «Нас заберут в Севастополь, в Крым, где воюют гречес­кие войска. А дальше — бог нам в помощь! »

Но и этот корабль не дошел в Батуми. Во время общего разочарования высокий мужчина подошел к Ифигении, прислонившейся к толстому бамбуку, тронул ее за плечо и позвал беженцев:

—Земляки, подойдите сюда, я вам поведаю несколько историй.
Их окружили юноши и девушки. Мужчина спросил:

—А вы знаете, почему местные жители назвали этот город Батуми?


— Здесь растет бамбук, поэтому город назвали Батум, — ответил худой парень.
Раздался дружный смех. Свое предположение высказал пожилой мужчина с гни­
лыми зубами:

— Здесь путники наталкивались на неожиданные препятствия и поэтому назвали
эту местность Батум.

Вновь раздался хохот. Мужчина, оказавшийся учителем, объяснил:

— Наш мифический герой Ясон, прибыв в Колхиду, искал глубокий причал, чтобы
причалить корабль «Арго». Вот это место, справа от вас. Аргонавты под словом
«Вати» подразумевали город, местные жители назвали Батум, мы — Ватум.

Ифигения, поглощенная своими мыслями, не слышала, о чем говорят. Учитель подошел к ней и продолжил:

— Дорогие земляки, во время троянской войны греческие корабли из-за отсут­
ствия попутного ветра не могли идти против Трои, так как не могли раскрыть паруса.
Тогда дельфийский пророк посоветовал им принести богам в жертву Ифигению, дочь
короля Аргуса. Когда ее отец, Агамемнон, согласился и готов был послать свою дочь
на алтарь, тогда боги схватили Ифигению и привели ее в страну быков, в Крым. И
нас поведут в Крым, и нас будет сопровождать вот эта Ифигения, которая, красивее
дочери Агамемнона!

Молодые люди подняли на руки Ифигению и закричали:

—Да здравствует Ифигения! Да здравствует Таврида!

—Да здравствует Греция!

* * *

10 марта 1919 года, во второй половине дня корабли с греческими и французскими войсками прибыли в одесский порт. Мильтос обошел все корабли в поисках Фемиса и его семьи. В списках пассажиров их не было. Зная фанатизм и зверства больше­виков, не щадящих своих противников, он опасался самого худшего.

Во время высадки солдат, раненых и выгрузки материалов греческие рабочие порта, члены греческой коммунистической организации Одессы, обнаглевшие после поражения союзников в Херсоне, язвительно кричали на греческом языке:

«Из Цанак-калы и Херсона судна доставили дураков на корм рыбам! ».

В Одессе, на западном берегу Черного моря, свыше 100. 000 греческих беженцев из различных уголков юго-западной России терпеливо ждали своей участи. Они жили в отвратительных условиях, их мучила неизвестность, в их памяти еще живы были пережитые испытания во время скитаний. Скрепя сердце, Мильтос слушал рассказы беженцев. В их трагедиях он видел свою. Напрасно четыре дня он искал в лагерях родные лица.

Никакой информации, никакого света! У него обострилось воспаление легких, он был доставлен в греческий военный госпиталь. Через два дня Мильтос с двумя больными отплыл на корабле «Амфитрита», используемом в качестве плавучего госпиталя. Он остановился в Севастополе, в Крыму, где забрал больных и раненых греческих солдат и отплыл в Константинополь.

Большевистский микроб заразил и греческих солдат, в основном тех, кто воевал в Крыму. На корабле «Амфитрита» некоторые раненые пели:


«Сел я на корабль, Прибыл я в Россию. А в России снег, большевики и пушки! ».

В Константинополе Мильтос попросил доставить его во французскую больницу, где когда-то работал Панайотис, брат Ифигении.

На следующий день его навестила Артемида, жена Панайотиса. Не успели поздо­роваться, он спросил ее:

— Где Ифигения и наш сын?

Артемида сочувственно посмотрела на него, погладила его и тихо ответила:

— До сих пор ничего не знаем о них. Но не отчаивайся. Тысячи беженцев ждут
в портах Румынии, Украины, Крыма, южной России, Грузии. Одни находятся в
окружении большевиков, другие уехали в Персию, Палестину, Египет, Грецию, Евро­
пу и Америку. Крепись, Мильтос! Мы должны надеяться. Трагедия греков Анатолии
продлится десятилетия. Счастлив будет тот, кто найдет следы своих родных!

Глаза Мильтоса наполнились слезами, голос его дрожал:

— А что стало с нашими родителями, где Платон, Антигона?
В ее глазах он прочитал печаль и боль:

—Мы должны проявить мужество. Пронесшийся над Турцией ураган оставил
после себя множество жертв. Твои родители умерли в ссылке в районе города Цурум,
в Синопе Антигону приютила одна греческая семья. Платон спустился с гор и живет
с женой в Керасунде. Родители Христины умерли в ссылке, а их дочь задушил по­
мощник Топала Османа...

—Он еще жив, чудовище? — закричал Мильтос, прерывая Артемиду.

—К сожалению, несмотря на то, что есть ордер на его арест, он с бандой четов
пока скрывается в горах. Многие преступники гуляют на свободе. Арестованы 68
преступников, они обвиняются в геноциде против греков и армян. Со дня на день
ожидается суд над ними.

—Что с родителями и сестрой Ифигении? Они здесь?

—Родители ее приехали на несколько дней. Взяли запрятанные золотые лиры и
уехали в Никеа. Свекор с трудом двигает ногой и рукой, морально подавлен. Поклял­
ся потратить все свои деньги, чтобы найти похитителя Ирини в 1914 году. Уезжая,
оставили нам крупную сумму денег, так как Панайотис уже не сможет работать. Он
очень переживает.

Мильтос и Артемида обнялись, вспомнили умерших, пропавших без вести и тех, кто жив и страдает.

Было 25 марта, день возрождения Греции.

Перед уходом Артемиды Мильтос попросил ее послать краткую телеграмму За­харову в Париж.

Захаров ответил в тот же день:

«... Как поправишься, сразу приезжай в Париж. Премьер-министр Венизелос добился успехов на мирной конференции. В поиск Ифигении и вашего ребенка подключил наших союзников и Красный Крест. Ожидаются перемены в Малой Азии. Тебя ждет серьезное задание... ».

7 апреля Мильтос выписался из больницы. Для полного выздоровления на неде-


лю остался в Константинополе. Думал поехать в Никеа к родителям Ифигении, но предположил, что их встреча прибавит им новые страдания, если узнают, что от Ифигении нет вестей.

Он обратился в иностранные посольства, к консулам Франции, Англии, Италии и Греции в Константинополе с просьбой найти Ифигению, их сына, Димитриса и Ирини.

В вербное воскресенье уехал в Париж.

* * *

В апреле 1919 года пароход «Янина» с делегацией греческого Красного креста направлялся в прибрежные города Понта и Грузии. В составе делегации был коррес­пондент газеты «Патрис» А. Скулудис. В книге, изданной после этой поездки, он пишет о посещении Синопа:

«... Нас встречали знатные люди Синопа. Это были уважаемые люди, когда-то богатые, а теперь бедные, измученные, недавно вернувшиеся из ссылки...

... Нас повели в Синоп. Но в какой Синоп?! В городе спаслись только крепость и турецкая улица. Греческий квартал разрушен до основания.

... 30 августа 1917 года пожар охватил греческий квартал. За два часа дотла сгорели 400 домов и магазинов.

Турки намеренно подожгли Синоп.

В немногочисленных домах, спасенных от пожара, нас угостили кофе. Высокая босая служанка в черном фартуке, печальная девушка 19 лет, бесшумно ходит с опущенной головой. Кажется, что она плачет.

Она медленно разносит на подносе кофе. Для служанки она очень нарядна, а для госпожи слишком покорна.

Это единственная дочь богатого синопского аристократа.

... Осталась одна-одинешенька, и добрая хозяйка дома делится с ней последним... ».

Эта покорная девушка была Антигоной, единственной дочерью Георгиоса и Афродиты Павлидис, изнеженная сестра Фемиса, Платона и Мильтоса, босая слу­жанка, плачущая без слез, не желала вызвать жалость.

Делегация Красного креста прибыла в Самсунд, где на корабль сел митрополит Германос Каравангелис. Затем в Керасунде в святом храме Преображения Господа состоялся благодарственный молебен, где с потрясающей патриотической речью выступил адвокат Панайотис Эрмидис. Затем она посетила Трапезунд и Батум, где члены делегации были потрясены положением собравшихся там беженцев.

Представители беженцев из пяти человек вручили делегации Красного креста отчет о безнадежном положении беженцев. Ифигении, более грамотной из всех, доверили выступить с приветственной речью. Со слезами на глазах, но с чувством собственного достоинства, она обратилась к гостям:

«Добро пожаловать, братья из Греции!

Долгие месяцы с тревогой мы ждали вас. Наш взор днем и ночью обращен в море в ожидании кораблей, наших спасителей.

Пролито много крови, мы оставили многих родственников в Анатолии и на Кавказе. Все эти жертвы принесены за нашу веру и Грецию!

Спрашивается, где же греческие корабли?


Что думает премьер-министр Венизелос?

А знают ли в Греции, что в Понте, на Кавказе, в России есть греки?

Ежедневно в течение трех месяцев в нашем лагере умирает более десяти человек! Если мы не нужны Греции, то пусть нас отправят в другие страны.

Это последний наш крик о спасении! ».

Члены греческой делегации были расстроены до слез. Беженцы, худые, измож­денные спели греческий национальный гимн.

Каравангелис подошел к Ифигении и крепко пожал ей руку:

— Дите мое, мне знакомо твое лицо.

— Преосвященный, 31 июля 1908 года вы были у нас в гостях в Перане.
Я дочь Михалиса Николаидиса.

Митрополит не вымолвил ни слова, только обнял ее и дал ей выплакаться.

Месяц спустя делегация Министерства социального обеспечения Греции во главе с писателем Никосом Казантзакисом прибыла в Батум, посадила беженцев на кораб­ли и отправила одних в Понт, других - в Грецию.

Ифигения села на пароход «Пиниос», направляющийся в Трапезунд.

Вали города не позволил беженцам высадиться под предлогом, что «... эти бежен­цы покинули Турцию без разрешения оттоманского правительства, у большинства из них нет паспортов». Турки не разрешили выгрузить тела трех беженцев, скончав­шихся в пути.

Все это происходило на глазах английских солдат, находившихся в городе для наблюдения над выполнением условий перемирия. Только после вмешательства французского консула Леписье и его земляка подполковника Энсери беженцам раз­решили сойти с корабля. Ифигения подошла к французскому консулу, который оставался в порту до тех пор, пока последний пассажир не сойдет с корабля. Она представилась и попросила выдать французские паспорта ей и Сабихе.

Леписье, пораженный изящными манерами Ифигении, предложил женщинам пойти вместе с ним в консульство.

Консул спросил их о положении греческих беженцев с Кавказа, о действиях большевиков и националистов. На чистом французском языке Ифигения поведала свою трагедию, рассказала об опасностях, которым подвергаются греки на Кавказе. Попросила помочь ей поехать в Эрзерум в отчаянной попытке найти своих пропав­ших детей.

Консул был тронут ее историей:

—Госпожа Ифигения, в знак моего расположения к вам, я решил выдать вам
специальные паспорта, подтверждающие, что вы «подопечные» Франции, но в по­
ездке в Эрзерум мы вам не сможем оказать никакой защиты.

—Почему, господин консул, — возмутилась Ифигения, — разве в районе нет
союзных войск, надзирающих за соблюдением условий перемирия?

—К сожалению, он находится в руках турков, терроризующих жителей. Даже
английские солдаты покидают эти регионы. Вы разве не видели поведение турок в
порту? Они и мне часто угрожают.

—Значит, господин консул, проигравшие угрожают победителям?

—Знаете, союзники устали, у них нет сил вступать в новые приключения. Наши
солдаты в южной России и моряки на Черном море проявляют непослушание и
требуют возвращения домой.


Ифигения все поняла. Получив паспорта, на следующий день на французском корабле они отплыли в Константинополь.

Перед отъездом она попросила французского консула, истинного гуманиста, подать Захарову следующую телеграмму:

«... Сегодня отправляемся в Константинополь. Беспокоимся о судьбе Мильтоса».

* * *

18 апреля 1919 года Мильтос прибыл в Париж. Захаров встретил его тепло и сразу же подключил к работе. Он намеревался открыть банк в Константинополе во главе с Мильтосом. По сути дела, этот банк должен был действовать в новых условиях Анатолии, на что обратил внимание Мильтос спустя месяц, когда 15 мая греческая армия высадилась в Смирне.

Париж наводил тоску на Мильтоса. В свободное время он ходил по местам, где прежде гулял с Ифигенией: в Сорбонну, в кафе Ле Клуатр, в Трокадеро, к Эйфелевой башне, в Люксембургский сад, где впервые поцеловал свою любимую. По ночам страдал от бессонницы, а когда ему удавалось ненадолго уснуть, ему снились кош­марные сны: большевики, убивающие Фемиса и его семью, турки, душившие малень­кую дочь Платона, Ифигения и Ирини в турецких гаремах. Но чаще всего видел во сне сына, плачущего и протягивающего ему вслед свои нежные руки во время про­щания в 1917 году в Эрзеруме.

10 июня поздно вечером Захаров и Мильтос навестили премьер-министра Вени­зелоса в парижской гостинице «Мерседес». Венизелос сиял от удовольствия. Обста­новка на мирной конференции была благоприятной для национальных интересов Греции.

И Захаров не скрывал своего восторга:

— С вами, господин премьер-министр, Греции суждено перенести свою столицу
в «королеву городов», в Константинополь. Взоры греков со всех уголков земли
устремлены в Париж, ждут вашего возвращения с картой новых границ в руках:
Иония и Фракия перейдут к Греции. Мы рассчитываем на армию и на вас, великого
политика и дипломата! А вы рассчитывайте на материальную помощь вашего друга
Захарова!

Довольный Венизелос рассмеялся. Вынужденная улыбка появилась на губах Мильтоса. Воспользовавшись моментом, он добавил:

— Не только Иония и Фракия, господин Захаров, но и Понт.

Венизелос помрачнел. Он не воспринимал всерьез проблему Понта. Даже на мирной конференции он не стал выдвигать требования о Понте. Позже понял свое упущение, но новые ошибки еще больше запутали положение. Посмотрел на Мильтоса с недо­умением, делая вид, что вопрос его не удивил, и заявил:

—Понтос представляет собой серьезную проблему.

—Господин премьер-министр, вы и господин Захаров знаете многое, позвольте
мне лишь высказать свои скромные мысли.

—Разумеется, господин Павлидис, мы не настолько мудры, чтобы не нуждаться
в мнении других, кроме того, я всегда рад слушать молодых.

—Господин премьер-министр, если бы в 1917 или даже в 1918 году для органи­
зации повстанческого движения в Понт были отправлены кадровые греческие офи-


как вкопанная, в глазах у нее потемнело, и она без чувств упала на землю. Мильтос поднял ее и со слезами на глазах перенес ее в дом.

Мильтос уложил ее на диван и позвал домашних, которые помогли привести Ифигению в чувства.

Она быстро очнулась, но когда Мильтос нагнулся поцеловать ее, отстранилась от него, разрыдалась и убежала в свою комнату.

Никто не заговорил и тогда, когда Мильтос закричал:

— Дети! Где дети?

В ответ он услышал рыдания.

Сабиха взяла Мильтоса за руку, потащила за собой и на лестничной площадке под тенью жасмина она рассказала об их мучениях в диких снежных горах Кавказа, о нападениях четов, о бесчинствах турецких офицеров, об убийстве Омиридиса..., о похищении детей..., об изнасиловании...!

— Сабиха, хватит! — закричал Мильтос и побежал на верхний этаж. Молча лег
рядом с Ифигенией, положил свою ладонь на ее волосы. Они долго лежали так,
оплакивая свою суровую судьбу.


Глава 7

НАЦИОНАЛЬНЫЙ МИРАЖ... ПРЕДАТЕЛЬСТВА... ТРАГЕДИЯ

Мильтос, Ифигения и Сабиха устроились в старом доме Николаидиса в греческом квартале Татавла.

В начале 1920 года в Константинополе в зданиях бывшего Восточного немецкого банка планировалось открытие банка Захарова. С июня 1919 года турецкое прави­тельство выдало разрешение о создании «Коммерческого банка Средиземноморья». На Мильтоса выпал весь груз подготовки помещений, подбора кадров и решение вопросов юридического и практического характера.

Ифигения бескорыстно работала в двух сиротских домах Вселенского Патриар­хата, где были и дети, родители которых погибли в ссылках, в погромах, в рабочих батальонах турецкой армии. Много времени проводила с ними, учила их читать, слушала историю и драму каждого ребенка, щедро, как родная мать, дарила им свою любовь. Маленькие дети, начиная говорить, первой звали ее «мама».

С детьми она отвлекалась от тягостных мыслей и тоски, играла с ними, но, вер­нувшись домой, закрывалась в своей комнате, в слезах молилась за Илиаса и Димит­риса. Пусть будут живы, не имеет значения, где они: в сиротском доме или дома у какой-либо турчанки, которая любит и заботится о них, и пусть они зовут ее «мама»!

Время проходило, поиски детей не давали результатов, а надежда найти их умень­шалась.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.