Глава седьмая

Сарпедон в сотый раз посмотрел в иллюминатор, вновь увидев черноту космоса, скрывшую Испивающих Души от надоедливых глаз. Они находились на северо-востоке Галактики, миновав систему Кисто'Рол и варп-шторм Гнев Императора. Тут проходила граница владений людей, и Имперский Флот старался лишний раз сюда не забираться. Но библиарий знал это только по памяти, глазу было не за что зацепиться.

Вокруг стояла тьма. Сквозь гигантские облака туманностей, в которых спокойно могли скрыться целые звездные системы, пробивался свет лишь самых ярких звезд. Вокруг во все стороны простиралась безмолвная пустыня мрака, и любому, кто захотел бы найти Испивающих Души, понадобились бы на поиски десятилетия. Тысячи лет назад командование Ордена приметило этот сектор, где можно скрыться в случае необходимости. Такой, как эта.

Армада Испивающих Души по размерам занимала средней величины звездную систему и почти полностью состояла из штурмовых кораблей быстрого реагирования. Некоторые были забиты посадочными челноками, истребителями и абордажными торпедами, другие везли груз ракет и зарядов к новапушкам. Рядом с тюремным кораблем, на котором перевозили десантников Сарпедона, в темноте висели «Левктры», а с другой стороны «Хищник». Редкие искорки света играли на его свежих шрамах, оставшихся после Поля Цербера.

Боевая баржа считалась одним из самых смертоносных человеческих изобретений. Во флоте их было две, и теперь обе сопровождали темный корабль. Библиарий даже почувствовал какую-то странную гордость, когда понял, какими важными пленниками они стали. Остальные члены Ордена принимали их за бунтовщиков, чье поведение бросило тень подозрения на всех Испивающих Души, и разозленные космодесантники явно не собирались шутить.

Другие корабли призрачными тенями сияли вдали. Крупный серебристый бриллиант был огромной тренировочной платформой, на которой послушники и десантники проводили захваты и штурмы, настоящее оружие и условия вакуума вселяли в братьев дисциплину. Ударные крейсеры походили на косяк ярких крупных рыб. К ним отогнали «Гончую» и «Вечное правосудие», теперь бывшие корабли Сарпедона проходили процедуру полной очистки. Санитарным командам сервиторов приказали не жалеть огня на случай, если изменники принесли с собой ржавчину скверны. В отдалении сверкала позолоченным корпусом гигантская «Слава», флагманский линкор размерами с половину стандартной боевой баржи. На его боку красовался отделанный Драгоценностями символ чаши, ослепительно сиявший на многие километры вокруг.

Судьба Сарпедона теперь решалась в священном зале собраний старейшинами Ордена и в личных покоях магистра Горголеона. Возможно, библиария и его десантников оправдают, но скорее всего уже приговорили к смерти. Просто гораздо легче, когда твоя судьба находится в руках твоих же боевых братьев, а не палачей Инквизиции.

Сарпедон отошел от иллюминатора и пошел обратно на свет, излучаемый автохирургом, выделявшимся ярким пятном в сумрачном воздухе лазаретной палубы. Тусклая металлическая плита, на которой лежал сержант Теллос, мерцала от крови. Зонды сняли кожу с его живота, запустив тонкие стебельки во внутренние органы. Апотекарий Даллас, стоявший рядом с двумя сервами-ординарцами, наблюдал за данными, поступавшими на голопанель. Та непрерывно мерцала потоками информации. У ординарцев были зашиты рты и уши — их прислали из лазарета Ордена, и им не разрешалось говорить или слышать слова порока.

— Он живой? — спросил Сарпедон.

— Я начинаю подозревать, что жизнь и смерть — понятия относительные, командор, — ответил Паллас. — Возможно, скоро он перестанет быть живым в общепринятом смысле этого слова. Но не умрет. — Он приложил палец к груди Теллоса. Кожа сержанта посерела и стала почти прозрачной, сквозь нее было хорошо видно, как бьются два сердца, вздымается и опадает третье легкое. От нажатия она смялась, пошла волнами и вообще больше походила на желатин, чем на обыкновенный человеческий эпидермис. — Биохимия его тела полностью изменилась, а биоритмы стали крайне неровными. Он постоянно испытывает неожиданные приливы энергии.

— А разум?

Паллас пожал плечами:

— По словам Иктиноса, сержант хочет сражаться, просто жаждет. Невзирая на все наши просьбы, Теллос продолжает тренироваться. Десантник без рук — это насмешка над воином, но иногда его упорство убеждает даже меня. Не могу сказать, что знаю, о чем он теперь думает.

Зонд, похожий на тощую металлическую руку, повернулся, и палец с длинной просвечивающей трубкой вошел в живот Теллоса. По ней побежала тонкая струйка крови.

— В генокоде аномалий не нашлось, поэтому источник изменений остается загадкой. Я попытаюсь выяснить, в чем причина, но наши возможности здесь крайне ограниченны. Мы дали образцы апотекариям Ордена, надеясь, что они нам помогут, но получили отказ.

— Они не пойдут нам навстречу. По крайней мере пока остается подозрение, что они помогают предателям.

Зонд вынул свои щупальца и принялся зашивать кожу Теллоса, но лезвия крохотных манипуляторов постоянно скользили по измененным тканям, и он не смог закрыть разрез. Края раны медленно потекли друг к другу, как будто тая, пока от операции не осталось и следа.

— У остальных братьев то же самое, — прокомментировал Паллас, наблюдая за процессом. — У них вообще нет причин меняться. В том числе и у меня. Мы не ели уже несколько недель, должно начаться снижение энергического уровня и мышечной массы. Но ничего такого нет.

— Я стал чувствовать себя сильным.

— Вообще-то нам об этом трудно судить.

— Я имею в виду психически. Почувствовал это еще на «Герионе». Воздействие Ада никогда не было таким глубоким, Паллас. Да, это великолепное оружие, но такой мощи я не видел никогда. Изер говорит, что сила рождена верой, мы увидели истину, и на нас снизошло благословение Архитектора.

Теллос потянулся на хирургическом столе. Даже самые сильные анестетики не могли погрузить его в сон больше чем на час. Как будто внутри десантника жило нечто, постоянно боровшееся с любой попыткой установить контроль над этим телом. Сарпедон запретил сажать его в тюрьму, так как сержант не совершил никакого преступления, поэтому Палласу приходилось неусыпно следить за своим беспокойным пациентом. У него несколько раз вытаскивали из обрубков рук заточенные лезвия, но Теллос постоянно делал себе новые. После пятой сломанной воздушной шахты его решили оставить в покое.

— В любом случае, командор, — заметил апотекарий, — эти изменения нам еще припомнят. Скорее всего Орден проведет самое полное расследование и заметит любые аномалии. Но без оборудования и энергии я ничего не могу поделать.

Энергия. Тусклый свет и недостаток самых необходимых устройств — часть наказания. Еще не создали тюрьму, которая могла удержать космодесантников, поэтому для них отвели целый корабль. Его плазменные реакторы были повреждены, он мог летать, только находясь в поле другого звездолета, все оружейные системы вырвали с корнем, поступление энергии сократили до обеспечения минимального уровня поддержки жизненно важных систем. Когда-то этот темный корабль назывался ударным крейсером «Отважным», но теперь его лишили даже имени.

На периферии зрения Сарпедона замерцала иконка вызова.

Непреклонный голос капеллана Иктиноса загрохотал в наушнике:

— Магистр Ордена просит присутствия библиария Сарпедона. За тобой будет выслан челнок. Пойдешь один.

— Скажи ему, что я готов. — Сарпедон переключился на другой канал. — Сержант Гивриллиан, готовься. Дипломатический эскорт. Мы летим на «Славу».

Магистр Ордена Горголеон придерживался только одного правила в войне — правила отчаяния. Если противник в отчаянии, если он больше не верит в надежду, если увидел, как умерли его товарищи, и уже изувечен непобедимым врагом, то он проиграл. В таком состоянии никто не может сопротивляться. Когда впереди только плен, смерть или падение, наступает ужас. Битвы выигрывают, когда одна из сторон не может сражаться, а это лучше всего достигается мощным и беспощадным потоком отчаяния. Один из основных принципов ведения войны Дениятоса, но именно Горголеон превратил его в науку. Поэтому он стал магистром. Поэтому столь редко терпел поражение.

Отчаяние обычно приходило, когда противнику наносился фатальный или мучительный удар, но были и другие пути. Именно поэтому стены личных покоев магистра покрывали плиты мрамора с изображениями сцен из героической жизни Горголеона. Вот он упал на колени посреди кучи мертвых тау, спиной опираясь на труп погибшего в битве капеллана Сурриана, а импульсные выстрелы сжигают его тело. Вот он входит в залы демона Хаоса, смотрит ему в глаза, и огонь из болтера потоком льется в грязную плоть врага. Снова он, но уже в джунглях Актиума, и снова — на истерзанных улицах Адского Предела. Застывшая в камне песня славной жизни Горголеона встречала всех, кто входил в его личные покои.

Самого магистра эти чрезмерно пафосные фрески иногда даже раздражали. За свою долгую историю Орден стал домом для таких героев, по сравнению с подвигами которых карьера самого Горголеона казалась обычной. Эти картинки не тешили его самолюбие, просто тем, кто видел их, они внушали неподдельное благоговение, а при правильных обстоятельствах и подлинное отчаяние.

По длинной галерее, ведущей к покоям Горголеона, мимо стел, запечатлевших его ранние подвиги, прошаркал сервитор.

— Шаттл приближается, — сообщил он слабым тонким голоском.

Когда-то сервитор был сервом Ордена, но потом постарел, стал немощным, поэтому его переработали под личного слугу Горголеона. Магистр прилагал много усилий, чтобы лакеи в его присутствии казались действительно увечными.

— Передай им разрешение взойти на борт «Славы». Пусть Сарпедон оставит подразделение эскорта в шлюзовом отсеке, а сам немедленно идет ко мне. Проверь, чтобы они не получили еды от кого-нибудь сочувствующего.

— Слушаюсь, лорд Горголеон, — пролепетал умудренный годами сервитор и похромал прочь по золоченым плиткам пола.

Горголеон разместил свое закованное в доспехи тело на кресле из слоновой кости, больше похожем на трон. Экраны, встроенные в стол, передавали изображения Сарпедона и офицеров, сейчас находящихся под его командованием. Он вызвал на экран список наград библиария: взятие крепости Квиксиан Обскура, Карластерский мост, лес Гемона. Сарпедон повернул ход всех этих сражений, дал время, когда, казалось, все уже было потеряно, сея хаос, пробивая трещины даже в самых неуязвимых позициях врага. Горголеон переключился на список операций, прошедших под командованием отступника. Там значилась только одна: звездный форт Ван Скорвольдов, объединенное командование с Кэоном. Обычно библиарии не добивались таких высот в Ордене, только проверенным во множестве боев воинам позволяли руководить столь ответственными кампаниями. Должно быть, Кэон доверял компетенции Сарпедона, раз выбрал его, но все, даже прославленные ветераны, иногда ошибаются.

Магистр стал читать досье библиария. Сарпедон был уникумом, обладая не только ментальными способностями, необходимыми для десантника, но и огромным психогенным потенциалом, который позволял ему использовать свои возможности без опаски. Необычная природа его дара не разубедила Либрариум, и послушника взяли, правда в качестве эксперимента.

Во время обучения приверженность Сарпедона принципам Дениятоса стала притчей во языцех. Уже десантником он доказал, что его пси-способности позволяют побеждать противников, намного превосходящих Испивающих Души по числу. Карьера такого уникального бойца должна была идти только в гору, став образцом применения учения воина-философа на практике. Но что-то пошло не так.

Горголеон не мог найти ни единого признака нестабильности или некомпетентности. При других обстоятельствах он бы посчитал Сарпедона идеальным примером для послушников. Идейный солдат, который использует традиции и верования Ордена в качестве оружия.

Но он вдруг восстал. Пролил кровь союзников. Его слова, брошенные убитому посланнику Инквизиции, были хуже всего. Казалось, Сарпедон повернулся спиной к тому самому Империуму, который Испивающие Души вели к величию.

Горголеон хорошо исполнял свои обязанности. Он Редко вызывал десантников в свои покои для покаяния в грехах. А теперь весь Орден оказался под угрозой. Ничто не могло действительно его напугать, но магистр почувствовал непривычный холодок в душе, когда услышал уродливые слова инквизитора Тсураса, скрежещущие в горле астропата.

Горголеон слышал об Астральных Когтях, Громовых Баронах, об Орденах, впавших в ересь. Испивающие Души не станут еще одним пунктом в этом списке. Пока он жив, не станут.

Обитые медными полосами двери бесшумно открылись, и сервитор-секретарь с жужжанием заехал внутрь.

— В присутствии Дорна, пред глазами Императора предстает библиарий Сарпедон.

Изменник не походил на человека, который перенес месяцы лишений. С тюремного корабля специально увезли все припасы, а то немногое, что осталось у десантников, они тратили на пленников, грязное отребье, которое привезли с собой. Когда библиарий шел по галерее, Горголеон неожиданно увидел перед собой пышущего здоровьем человека, готового к битве.

Покои были спроектированы так, что любой воин, входящий в них, проходил мимо внушительной галереи фресок с изображениями славных страниц истории Ордена и подвигов самого магистра. Но это не сбило с толку Сарпедона. Он выглядел крайне решительно.

Горголеон сидел за столом и ждал, пока десантник подойдет поближе, стараясь сохранить молчание как можно дольше.

— Библиарий Сарпедон, — сказал он, помедлив, — у нас есть дела, требующие незамедлительного обсуждения.

Его собеседник стоял, гордо распрямив спину, руки сложены за спиной, на лице не заметно ни капли страха.

— Действительно, есть.

— Возможно, ты до сих пор не осознал до конца всех последствий своих действий. Несколько месяцев назад я получил сообщение от инквизитора Тсураса и от имени лордов Ордо Еретикус. Нам приказали сложить оружие и вверить себя процедуре очищения. Мы отказались, так поступил бы сам Дорн. А потом сбежали.

— Лорд Горголеон, у меня тоже были...

— Мы сбежали! — заорал Горголеон, встав и ударив кулаком по столу. — Ты понимаешь, что ты сделал? Мы теперь беглецы! Мы! Лучшие люди Империума — и бежим, как преступники! Они хотели забрать наше оружие, Сарпедон. Они бы содрали с нас доспехи и похоронили в какой-нибудь каменной тюрьме, пока не решили, какой способ казни выбрать. С нами будут обращаться как с мусором, Сарпедон! Как с паразитами! Они заставили меня приказать бежать собственному флоту, как будто мы презренные трусы. Я не могу описать это унижение. Мы сбежали, когда каждое слово Дениятоса, которое он когда-либо написал, говорит, что мы не должны бежать. Никогда! Но и это не самое худшее, Сарпедон. Не самое худшее.

— Это сложный вопрос, мой лорд...

— Нет, Сарпедон, все очень просто. После того как от нас потребовали сдать оружие, хотели заковать, я получил второе сообщение, гораздо худшее, чем все, что я когда-либо видел.

Сарпедон промолчал, скорее всего пытаясь как-то совладать с нечистыми словами, рвущимися из его уст.

— Нам объявили Экскоммуникатус. Нас отлучили! — Горголеон практически выплюнул это слово. — Мы теперь низшие из низших, Сарпедон. Худшие из худших. Я послал тебя с Кэоном исправить страшную несправедливость, а ты запятнал наше имя позором. Таким позором, какого наш Орден никогда не испытывал. Нас теперь могут убить, просто увидев, Сарпедон! Они сотрут из архивов любое упоминание о нас! Просто покончат с нашим существованием! — Горголеон неожиданно сел и умолк на мгновение, позволив своей ярости утихнуть. — Что с тобой случилось, Сарпедон? Что заставило тебя так возненавидеть ту веру, которой ты придерживался, как ты позволил своим братьям пасть так низко? Почему ты стрелял в своих союзников, почему пошел против высочайшей власти Империума? Почему ты замарал всех нас своим позором?

— Почему? — невозмутимо ответил Сарпедон. — Потому что я верю, лорд Горголеон. Я верю в справедливость и достоинство, я верю в волю Императора. Я верю в лучших людей, которые исполняли свой долг. Я верю, что те, кто пошел против нас, становятся нашими врагами, так как они отрицают все, что делает нас великими. Меня обвиняют в том, что я проливал кровь союзников. Но Империум более не союзник мне.

Горголеон покачал головой:

— Нет, разумеется, нет. Потому что так говорит этот бродяга-священник. Плоть Дорна, да даже твой капеллан стоит на коленях во время его проповеди! Сарпедон, твой разум так силен. Но сейчас он запятнал нас всех. Ты понимаешь, у меня осталась только одна возможность.

Библиарий молчал. На его лице не было и следа раскаяния. Он полностью осознавал, что сейчас скажет Горголеон.

— Ордо Еретикус хочет, чтобы я отдал тебя им, - произнес магистр. — Когда твоя голова окажется на пике, а от твоих десантников не останется даже пепла, они снимут с нас клеймо изменников. Я избавлюсь от предателя, а Инквизиция получит еретика на сожжение. После жертвоприношений и очищения мы избавимся от позора. Мы сдаем тебя. Мы снова свободны.

— Но вы так не поступите, лорд Горголеон.

— Нет? Почему я не должен этого делать, когда ты совершил самый серьезный из грехов, который может сделать десантник?

— Только мои братья могут судить меня.

Магистр с удовольствием бросил бы библиария волкам за все то бесчестье, что он причинил Ордену. Но ненависть мертвым холодом застыла в жилах, ибо существовали определенные принципы, которые делали его Испивающим Души, а не обычным человеком.

— Только твои братья. Инквизиция ничего не знает о стандартах, которых должен придерживаться десантник, или о вере, которая ему дорога. Мы все лишь на один шаг отстоим от Императора, Сарпедон, ибо Его кровь текла в венах Дорна, а кровь Дорна течет в наших. Пред оком Императора никто не может судить нас, кроме наших братьев.

— Таковы слова Дениятоса, лорд Горголеон.

— И я намереваюсь следовать им. Ты привел нас сюда, Сарпедон, в это ужасное место, но не будет нам прощения, если мы предадим собственные традиции. Суд состоится в храме Дорна через три дня. Император дает силу только праведным.

— Я готов, лорд Горголеон. Я подчиняюсь воле Императора.

— Я тоже, Сарпедон. Чем страшнее грех, тем страшнее приговор. Я — лучший воин Ордена. За твои грехи ты встретишься в бою со мной.

— Да будет так. — Голос Сарпедона оставался бесстрастным.

Неужели он отрицает свое предательство? Неужели его вера настолько сильна? Неужели он действительно убедил себя, что, вонзив кинжал в спину своим союзникам, совершает правое и славное дело? Невозможно. Это заблуждение или иллюзия.

— Ты не боишься? Ты знаешь, что я сделал. Ты видел мои свершения, они запечатлены на этих стенах.

Ты слышал рассказы обо мне, когда еще был послушником. Мне СТОИТ только подумать, и ты умрешь. Ты силен, Сарпедон, но не настолько.

— У меня есть вера, лорд Горголеон. А больше ни чего и не нужно.

Магистр замер, уставившись на предателя тяжелым взглядом, но в Сарпедоне не было страха или даже гнева перед неизбежной смертью. Что с ним случилось? Неужели Копье Души так сильно повредило его разум? Говорили, что Сарпедон одержим видениями, а среди его подчиненных уже видны признаки физической скверны.

Оставался только один путь. Библиарий должен умереть, правосудие должно свершиться.

— Три дня, — тихо произнес Горголеон. — Надеюсь, Дорн простит тебя, но я не прощу.

Сарпедон развернулся и ушел, ни разу не взглянув на затейливые фрески, где магистр стоял на поле, усеянном мертвыми телами, или разряжал болтер в орды ксеносов.

Он мог добиться таких высот, подумал магистр. Мог войти в легенды. Если бы он остался таким, каким был, Орден никогда не познал бы позора Отлучения.

Но Испивающие Души не лишатся святости Императора. Пока жив Горголеон, этого не случится. Но прежде чем он начнет исцелять рану бесчестия, Сарпедон должен умереть. Пусть он его брат-десантник, но магистр уже предвкушал, как разрубит отступника на части.

Защитные ритуалы занимали много времени, если воин никуда не торопился. Обычно они проводились на скорую руку в боевых условиях, когда каждая секунда была на вес золота. Но когда впереди солдата ждал крестовый поход или время позволяло не спеша обдумать грядущие испытания, ритуал требовал к себе внимания.

Сарпедон почти закончил. В полумраке тюремного корабля его взгляд застыл на искре света, увязшей в керамите доспехов, там, где он соскреб грязь, глубоко въевшуюся за последние месяцы. Пыль и мелкие частички сажи постоянно набивались в сочленения и между пластинами брони, а с золотом канители было еще больше. Капризный металл постоянно доставлял своему хозяину массу неприятностей и ненужной возни, а каждый шрам от пули нуждался в деликатном ремонте.

Сарпедон глубоко вдохнул аромат благовоний и вставил на место линзу из шлема. Разумеется, на поединок он его не наденет, но ритуал включал в себя подготовку к бою духа доспехов, и каждый кусочек требовал самого пристального внимания. Библиарий чувствовал себя странно ранимым без брони, ибо она была его кожей, без нее тело кровоточило. Легкое дуновение переработанного кислорода потерлось о его спину, и воздух вокруг неожиданно показался десантнику холодным и жестким.

Сарпедон отложил шлем в сторону, довольный, что закончил с ним. Каждая часть доспеха — наголенники и наколенники, набедренные пластины, латные перчатки, ранец — была проверена Лигрисом и надраена самим биб-лиарием. Наконец перед битвой он снова стал чистым.

Дверь кельи с шипением открылась. Сарпедон услышал шлепанье босых ног по металлическому полу и понял, кто к нему пожаловал.

— Отец Изер. Спасибо, что пришел.

— Все для моей паствы, лорд Сарпедон. Сейчас вас, Должно быть, тревожит многое.

Библиарий повернулся к священнику. Без жидкой бороды и слоя грязи на лице тот выглядел гораздо лучше, несмотря на плохие условия.

— Изер, скорее всего сегодня я умру. Это могло случиться много раз. Я не боюсь... но хотел бы кое-что узнать.

— Спрашивайте.

— Я видел странные вещи, Изер. В моих снах. Я видел мир, погрязший в мерзости, и что-то ужасное в самом его сердце звало меня к себе. Мое тело меняется. Я уже давно ничего не ем, а кости... Паллас не может объяснить, что с ними происходит. Я никогда ничего не боялся, Изер, но это совсем другое. Мне нужно знать, что все это означает. Почему меня посещают видения?

Почему я меняюсь?

Священник улыбнулся:

— Лорд Сарпедон, мы все чувствуем одно и то же. Это рука Архитектора Судеб. Император готовит вас. Он показывает вам мир, который надо преодолеть, дабы показать, чего мы стоим. Суд, который состоится сегодня, также послан Им. Архитектор видит несправедливость, нанесенную вам, и обратил ее в проверку, которая сделает Его слугу еще сильнее.

— Я следовал воле Императора много лет, Изер, — ответил Сарпедон, — но никогда не чувствовал ничего подобного.

— Потому что не знали правды, мой лорд. Вы следовали лжи. Но теперь истина открылась вам, и наконец вы действительно исполняете Его волю.

Если это правда... Если на Сарпедона действительно снизошло благословение Императора? Сколько человек удостоилось такой чести за десять тысяч лет, с тех пор как Император взошел на Золотой Трон? Может, никто?

— Но все станет бессмысленным, — продолжал Изер, — если вы умрете. Вы можете одержать победу в этом сражении?

— Горголеон — лучший воин Ордена. Таких не было веками, Изер. Раньше я бы сказал, что у меня нет никаких шансов. Но теперь все изменилось.

— Нет, Сарпедон. Все осталось таким, как и прежде.

Изменились только вы.

Библиарий поднялся на ноги и взял с пола массивный нагрудник с вырезанной на нем крылатой золотой чашей и воротником с застегивающимся защитным капюшоном.

— Спасибо, Изер. Скажи моим братьям, что я сейчас проверю оружие и пойду. Не стоит заставлять их ждать слишком долго. Кстати...

— Лорд Сарпедон?

— Они принесут мне энергетический посох. Благослови его и пожелай мне удачи.

Братья шептались между собой, а магистры и командоры говорили в открытую, что Дорн был наследником Империума.

Император создал двадцать примархов, двадцать суперлюдей, призванных завоевать Галактику во имя Человечества. Но темные силы пристально следили за его работой и с помощью слабости смертных вмешались в нее. Примархи родились с изъянами. Половина оказалась предателями, что показало пламя Ереси Хоруса. Из других получились вампиры, буйные убийцы, варварские душегубы, тираны, жаждущие власти. Все их недостатки через генокод перешли к Орденам, наложив на них некое клеймо бесчестья, о котором никто не говорил, но иногда его вполне хватало для очередной кровопролитной войны.

Все примархи оказались ущербными, за исключением Дорна. Мудрый и справедливый Император перехитрил темные силы, сделав одного из своих сыновей образцом совершенства. Хотя десантники, несущие в себе генетическое семя других примархов, скорее умерли бы, чем признали это, но Дорн был лучше их всех. Он не жаждал власти, только справедливости. Он сражался, не испытывая злобы или дикой ярости, но думая исключительно о чести. Его легион превосходил всех во всем — в мужественной обороне, безжалостной атаке, искусной хитрости. Эти качества по сей день отличали Ордена, сформированные из Имперских Кулаков.

Да, Дорн был лучшим из всех когда-либо живших людей, за исключением Божественного Императора. Следуя его примеру, Испивающие Души знали, что они тоже лучше всех. Безупречный примарх остался сердцем Ордена, его слова и поступки сверкали так ярко, как будто он до сих пор был жив. Самые важные вопросы решались пред оком Дорна, ибо он следил из своих чертогов в загробной жизни, как его сыны следуют примеру справедливости и праведности своего прародителя.

Именно поэтому магистр Ордена и предатель встречались в храме Дорна, в сердце «Славы», чтобы разрешить самый великий кризис, который когда-либо видели Испивающие Души.

Горголеон в полном боевом облачении внушал ужас. Его доспехи были отполированы и переливались в лучах тысяч свечей, герб Рогала Дорна сверкал на одном наплечнике, золотой потир сиял на другом. Магистр до сих пор носил на шее вырезанный в виде двух костей крест терминаторов, оставшийся с тех далеких дней, когда ему принадлежал один из немногих оставшихся доспехов этого типа. Церемониальная броня, надетая на нем сейчас, была такого же размера, как и у Сарпедона, но блестела из-за украшений ремесленников и постоянного внимания технодесантников Ордена. Одна рука Горголеона казалась более массивной и постоянно покачивалась из-за силового кулака, который он носил, -встроенного генератора энергетического поля. При включении оно позволяло магистру пробивать стены и сминать танковую броню. Сарпедона же разорвало бы одним хорошим ударом. Поле включалось и отключалось по желанию Горголеона, поэтому его рука могла быть ловкой в один момент и разрушительной в другой.

Магистр ждал, стоя в центре храма, под сводчатым потолком, когда Сарпедон, чеканя шаг, вошел внутрь в сопровождении охраны из шести десантников. Он оставил свой болтер, так как в ритуальном поединке не дозволялось применять огнестрельное оружие. У него при себе был только энергетический посох, который послужит своему хозяину еще раз. Возможно, в последний.

Испивающие Души стояли вокруг собора, используя свое право наблюдать дуэль чести, — традицию столь же старую, как и сам Орден. Рогал Дорн лично взирал на своих сыновей — огромная фигура из тусклого стекла, стоящая над алтарем. Легкий туман, оставшийся от благовоний, висел под потолком, а весь собор омывал теплый пульсирующий свет свечей.

Стояла тишина, собравшиеся десантники не проронили ни слова, уважая священную минуту перед боем. Это время всегда отдавалось лицезрению Императора, именно поэтому схватка стала центральным обрядом в традициях Испивающих Души. Сегодня внимательнее, чем всегда, Он будет следить за ними, ибо Он — истинный судья и Его воля определит победителя.

Минута торжественного молчания подошла к концу. Охранники Сарпедона отошли в сторону и присоединились к своим боевым братьям вокруг собора. Старый капеллан, один из немногих десантников, который выжил и теперь мог умереть своей смертью, вышел вперед, гулко жужжа сервомоторами ног, и нараспев прочитал ритуальные слова:

- Его Величество Император, чьему плану мы, братья, верны, и Рогал Дорн, чья кровь — наша кровь, зрите с нами, дайте силу вашу руке праведного и победой покажите нам ваш замысел.

Капеллан, поклонившись, отошел, Горголеон активировал поле своего силового кулака, схватка началась.

Сарпедон уклонился от первого удара магистра, но слишком поздно понял, что тот действительно хотел сделать. Колено противника взмыло вверх и ударило библиария в лицо. Перед его глазами все завертелось — сводчатый готический потолок, тусклое стеклянное лицо Дорна, свирепо смотрящее вниз, ряды пурпурных доспехов десантников, превратившие неф в арену.

Он чувствовал кожей взгляды братьев, они наблюдали за каждым движением, зачарованные и напуганные величием того, что совершалось сейчас перед их глазами. Даже человек, не обладавший телепатическими способностями, почувствовал бы напряжение, ощутимо висевшее в воздухе.

Другой на месте Сарпедона слепо замолотил бы кулаками по воздуху, десантник же замедлил мир вокруг себя и увидел, откуда придет следующий удар. Он смог ухватить Горголеона за предплечье, почувствовав, как выгнулся керамит под давлением силы магистра, потом отошел в сторону и посохом парировал апперкот силового кулака. Энергетическое поле и силовой контур столкнулись друг с другом, вырвался нестерпимо яркий сноп искр, сбив с ног обоих мужчин.

Горголеон улыбался. Он знал, что победит, и медленно сомкнул пальцы своей смертоносной руки. Сарпедон увидел сотни золотых заклепок, вбитых в поверхность доспеха, — по одной на каждого убитого врага.

— Сдавайся, предатель, — сказал магистр, даже не запыхавшись. — Тогда я все сделаю быстро.

Десантники в толпе кричали, требуя быстрого конца, или длинного, или кровавого, заявляя свои права на ту ИЛИ иную часть трупа мертвого изменника. Только схватка за честь могла разогреть кровь этих дисциплинированных воинов. Говорили, что она старше самого Ордена, стара, как само человечество. Два человека решают между собой вопрос чести, вооруженные своим любимым оружием, в священной битве, которая может закончиться только смертью. Столь священно было это действо, что сам Император давал силу правому, грешник принимал кару от руки праведника.

Император знал. Император наблюдал. В этой битве чести будет явлена Его воля.

Сарпедон нанес удар торцом энергетического посоха, намеренно направив его по широкой траектории, чтобы Горголеону пришлось уклониться. Магистр, сражавшийся с тысячью врагов в сотнях миров, отбил удар. Библиарий понял, что открылся, когда его противник перенес вес своего тела вперед, сильно толкнул Сарпедона, застав его врасплох, и откинул назад.

Испивающие Души радостно заорали, когда изменник скатился по ступенькам к скамьям из тяжелого дерева. Кричали все, кроме одной части толпы, — его десантников привели сюда, чтобы посмотреть, как погибнет их командор.

Когда Сарпедон умрет, они последуют за ним.

Нет, так все не кончится. Если сейчас он проиграет, то бывшие братья пронесут его окровавленные останки по «Славе», показывая сервам и послушникам, что случается с предателями, а потом предадут мечу всех, кто оыл под его командованием. Этого не должно случиться. Не важно, возможно или нет, но Сарпедон должен выжить.

Время замедлилось. Туша Горголеона устремилась на него сверху — картина, застывшая в обрамлении тусклого витража на дальней стене храма и толп десантников, смотрящих на них. Энергетическое поле кулака казалось ореолом молнии. Глаза магистра засверкали в триумфе.

Они убьют его братьев, они убьют Изера, они убьют его паству. Архитектор Судеб канет в бездну забвения. Истина умрет, а Испивающие Души снова станут прислуживать, потакать капризам увечных, злых людей.

Что-то внутри него снова заговорило. Все не должно закончиться так.

Со скоростью, которой он никогда за собой не знал, Сарпедон схватил ближайшую скамью, оторвал ее от пола и метнул в тело Горголеона, отшвырнув противника в сторону, как муху. Дерево разлетелось в щепки, магистр пролетел сквозь ряд сидений и врезался в колонну.

Теперь они закричали от злобы. Они шипели, они вопили, требуя голову предателя.

Ну что ж, если хотят, то пусть подойдут и попробуют взять.

Горголеон был быстр, но Сарпедон еще быстрее. Он одним огромным прыжком подскочил к лежащему навзничь магистру, схватил его за руки, поднял и со всего размаху ударил о колонну. Брызнули куски камня, а голова великого воина Ордена замоталась из стороны в сторону.

— Ты осмеливаешься называть меня предателем? — закричал Сарпедон. — Только я здесь подлинный человек! Истинный!

Тело магистра снова ударилось об опору, и по каменной поверхности побежала трещина.

— Вы — рабы порочности! Марионетки жадности!

Неожиданно свободной рукой Горголеон вцепился в горло Сарпедона, безумные, фанатичные взгляды схлестнулись, последние крупицы дисциплины растворились в жарком море ярости. Каждый увидел напротив себя человека, сражающегося за выживание всего того, что ему дорого.

— Тварь! — прохрипел магистр.

Силовое поле кулака с ревом ожило, и Сарпедон отпрыгнул в сторону, когда толстые пальцы чуть не вырвали кусок мяса из его тела. Горголеон другой рукой схватил библиария за воротник нагрудника и ударил прямо между глаз.

Сарпедон покачнулся. Он чувствовал, как его боевые братья сломали строй, беспорядочно стали подбегать ближе, превратившись в лающую толпу, гомонящую всего в паре метров от сражающихся, — стена тел в пурпурных доспехах. Они хотели разорвать его на части.

Ха! Пусть попробуют.

Сильный удар Горголеона слева чуть не разорвал Сарпедона надвое, десантник повернулся как раз вовремя, поэтому удар пришелся прямо в спину, отбросив Сарпедона на сгрудившихся Испивающих Души. Бронированные тела подтолкнули его, когда библиарий с трудом вставал на ноги, ожидая в любой момент веса силового кулака, который пробьет его тело насквозь.

Сарпедон посмотрел на людей вокруг и понял, что он среди своих, по крайней мере на секунду. Дрео и Гивриллиан помогли своему командору подняться, прошептав несколько ободряющих слов. У них отобрали оружие, но одно их присутствие придавало ему сил. Он выживет.

Его братья. Они сражались вместе все эти годы, десятилетиями подчинялись всепроникающей лжи. Библиарий чувствовал их гнев, и ярость вскипела в его Душе. Он использует ее, как учил Дениятос.

Чистота через ненависть. Достоинство через ярость.

Горголеон отшвырнул Дрео в сторону, и толпа расступилась, давая сражающимся пространство.

Оба уже были покрыты синяками. У обоих текла кровь. Никто не думал о пощаде и прощении. Удар кулака Горголеона — это неминуемая смерть, если предоставить магистру шанс. Но посох Сарпедона может пробить даже изукрашенный доспех противника, если библиарий сумеет сосредоточиться и точно выбрать цель. Они уклонялись, отбивали удары, парировали, увертывались, а толпа следовала за ними по каменным плитам храма. В древнем святилище, тишина которого обычно нарушалась только пылкими словами капелланов, теперь гуляло эхо треска ломающегося керамита и криков собравшихся космодесантников. Запах пота и крови смешивался с ароматом благовоний, а пламя свечей колыхалось от столкновения с мощью противников.

Сарпедон чувствовал, как кровь коркой стягивает кожу вокруг глаз, знал, что удар в спину разбил реберную пластину доспеха и повредил одно из легких. У Горголеона кровоточила щека, но если у него и были какие-то внутренние повреждения, то виду он не подавал.

Ярость. Вот ключ. В чем причина всего этого? Почему произошла резня на «Герионе»? Почему палач из Инквизиции столкнулся с таким диким отпором? Сарпедон желал скорее умереть, чем отступить, а его боевые братья следовали за ним. Почему он сделал это?

Ярость. Гнев. Единственная сила. Но неужели только утрата Копья Души привела к таким ужасающим последствиям? По правде говоря, Сарпедон почти не вспоминал об артефакте за последние несколько месяцев. Его потеря была всего лишь одной ниточкой в огромной паутине несправедливости.

Что надо вспомнить? Чем вызвать гнев, достаточный для победы? Надо думать, думать быстро, иначе Горголеон убьет его.

Сарпедон понял, что расслабился, и магистр неожиданно появился у него за спиной, схватив за горло.

Глава Ордена поднял изменника в воздух, воздев ненавистное тело врага высоко над головами ликующих десантников. Парящие арки потолка храма растянулись перед Сарпедоном, и магистр побежал к алтарю.

Десантник сопротивлялся. Это не помогало. Горголеон достиг конца нефа и снова поднял библиария высоко над головой.

— За Дорна! — проревел он и метнул Сарпедона в цветной витраж.

Мир превратился в острые, как бритва, осколки цвета. Железный пол ударил его, и библиарий почувствовал, как внутри что-то оборвалось.

Нет. Не умирай. Не сейчас. Еще есть надежда.

Он увидел над собой ошеломленные юные лица, уставившиеся на него, — черепа свежевыбриты, имплантаты еще кровоточат. Послушники.

Сарпедон оказался в Зале Послушников, где собирались новые рекруты обдумать традиции Ордена и важность своей будущей миссии. Сарпедон провел здесь бесчисленные часы, когда его обтачивали, превращали из необработанного камня в скульптуру, достойную носить символ Испивающих Души. Из альковов серых стен сурово взирали статуи святых и героев Ордена, вокруг парили жирные молитвенные дроны, извергая благовония из пухлых тел.

Закутанные в пурпурные одежды послушники рассыпались в стороны, сжимая в руках томики «Боевых Катехизисов». Должно быть, они собрались здесь помолиться за своего магистра и даже не подозревали, что смогут увидеть саму схватку.

Сарпедон схватил посох и вскочил на ноги. Кажется, у него открылось внутреннее кровотечение, а второй нагрудник, вплавленный прямо в ребра, раскололся. Организм временно уменьшил болевые ощущения, но библиарий чувствовал, что очень серьезно ранен.

На секунду он снова вернулся на крепостные стены цитадели Квиксиан Обскура, шея чужака хрустнула в кулаке, а в душе разверзлась жуткая голодная бездна пустоты.

Сарпедон сражался на сотне планет, получил множество страшных ран. Он видел десятки погибших братьев-воинов, убивал врагов тысячами.

Почему? Почему они умерли? Почему он убивал?

Горголеон впрыгнул в разбитую раму витража и приземлился рядом. Другие десантники набились в Зал Послушников, желая увидеть чужую смерть.

Слуги Императора умирали на стенах крепости Квиксиан Обскура, в звездном форте, на «Герионе». По всему Империуму — на Армагеддоне и Икаре IV, в бездне миров Саббаты, на Талларне, Вальхалле, Вогене. Они умирали у Кадианских ворот, они умирали в ульях Ластратии, они умирали в долинах Авиньона, они умирали на Терре в агонии Ереси — миллионы космодесантников и неисчислимые миллиарды самых обычных граждан Империума отдавали свои жизни, защищая его святость, защищая ложь.

Но не это самое худшее.

Шаги Горголеона казались медленными и размашистыми. Сарпедон чувствовал силу, о которой писал Дениятос, — священный гнев, позволяющий людям совершать небывалые подвиги, переходящие все грани разумного. Она наполняла его, пронзая тело и контур защиты. Сарпедон чувствовал, как лучи света Архитектора Судеб сияют на его теле. Знал, что надежда есть всегда.

Библиарий понял, какая страшная истина кипела в его подсознании, нечто настолько ужасное, что он даже не осмеливался думать об этом. В гуще бесполезных смертей и ничего не значащей войны сражались Испивающие Души. Храбрее, чем их братья, чище, чем кто бы то ни был. ОНИ старались быть лучшими. Самыми лучшими.

Но заслужили только позор, ибо сохраняли разложение и порочность Империума. Они думали, что следуют примеру Дорна с фанатическим энтузиазмом. Они даже не подозревали...

Горголеон провел мощный апперкот. Сарпедон отразил его посохом, отвел в сторону и сумел погрузить наконечник оружия глубоко в тело магистра.

— Все это время, — крикнул библиарий, — мы были ничем!

Он схватил Горголеона за руку и бросил прямо на стену Зала Послушников. Тело противника пробило несколько перегородок между кельями.

Был ли он когда-либо настолько сильным? Нет, это Император, Архитектор Судеб, наполнил его такой мощью, что тело и разум едва могли ее вместить. Сарпедон прошел сквозь разбитую вдребезги стену и увидел Горголеона, избитого, окровавленного, пытающегося встать на колени. Тень паники набежала на лицо магистра. Он никогда не видел никого, подобного Сарпедону. Никто не видел.

Чего больше всего боялся Горголеон? Поражения.

Ад.

Бесплодные, изрезанные рубцами камни лежали под их ногами. Наверху раскинулась чернота космоса, звезды вздулись, умирая. Бесформенный инопланетный корабль рассек мрак желто-гнилостной полосой, бури варпа вскрыли жуткие раны в ткани реальности, из них бурньм кровавым потоком изверглись орды Хаоса. Холодная и жестокая Галактика попала в руки чужих, в Руки демонов, высосанная до донышка врагами человечества. Эта картина могла напугать самого стойкого слугу Империума, это было место, где все его мечты, все старания обратились в прах.

Самыми жуткими оказались звуки. Кудахтанье инопланетных работорговцев. Бормотание безмозглых демонов. Отдаленные крики умирающих людей. Даже Горголеон пришел в ужас от картины, открывшейся перед ним.

Сарпедон никогда не заходил так далеко, Ад никогда не создавал целый мир, сочащийся страхом. Но библиарий знал, что иначе ему не сломить дух магистра, чувствовал силу Императора, бьющую через край, наполняющую его психической энергией до тех пор, пока она не стала обжигающе-белоснежной звездой, истекающей в Ад. Вся его мощь сосредоточилась исключительно на Горголеоне — кошмар видел только он и Сарпедон, легкая дымка скрыла сражающихся противников от остальных десантников.

— Ты не можешь победить колдовством, Сарпедон! — закричал магистр, пытаясь заглушить дикий стон измученной Вселенной.

Библиарий чувствовал, как растет в нем сила, раздаваясь вширь, распирая его изнутри. Она стучалась в его кожу и кости изменившегося скелета. Он был переполнен огнем. Казалось, энергия сейчас выйдет из десантника, в клочья разнеся все вокруг.

Горголеон с трудом поднялся на ноги, со злобой ударил силовым кулаком по каменным плитам, пробив в полу огромную дыру. По его лицу струилась кровь, зубы скрежетали, на челе лежала печать смерти, как уже много раз до этого. Магистр Ордена вложил каждую частичку своей силы в атаку, обрушившись на Сарпедона, парируя выпады энергетического посоха, отчаянно стараясь переполнить свой разум яростью, не дать ему подчиниться воле Ада. Но Сарпедона уже нельзя было победить — в его венах бушевал кипящий океан огня, рука Архитектора Судеб лежала на нем.

Два десантника ринулись вперед, их взгляды на секунду схлестнулись. Лицо Горголеона осветилось, и библиарий неожиданно понял, что свет узкими лучами бьет из его собственных глаз, энергия сочится из каждой поры тела. Керамит доспехов Горголеона стал сминаться под его хваткой, Сарпедон уже не мог вместить в себя всю силу, не мог вынести крик, гремящий в ушах, не мог сдержать море огня, ревущее внутри.

Раздался визг рвущейся брони и треск костей. Огромный луч света вырвался, когда энергия высвободилась из тела Сарпедона. Ноги подогнулись, а затем он ощутил то, что никогда не чувствовал до этого, — рост, разделение, изменение.

Неожиданно они возвратились на руины зала обучения. Не в силах скрыть ужас, Горголеон неподвижно лежал там, куда его швырнул изменник. На стенах остались широкие полосы крови, а вокруг валялись обломки пурпурного керамита.

Из тела Сарпедона выступили восемь огромных членистых паучьих ног, каждая — увенчанная ядовитым когтем.

Боль прошла. Ад прошел: больше он был ему не нужен. Вот благословение Архитектора Судеб — новое тело, быстрое, смертоносное, символ того, как он отбросил в сторону все, десятилетиями державшее Испивающих Души в заточении. Сарпедон поднялся на задние ноги, став около четырех метров высотой, и обрушился на Горголеона. Два передних когтя пронзили грудь магистра и подняли его в воздух. Библиарий запустил пальцы в наплечники доспехов противника, посмотрел в его обжигающие ненавистью глаза и потянул.

Мощь. Величие. Сарпедон никогда не чувствовал себя таким сильным.

Тело Горголеона разорвалось надвое, кровь полилась дождем, заструились кольца кишок. Бывший библиарий бросил останки на пол, тяжело дыша. В ушах звенело.

Гул смолк. Стояла тишина, нарушаемая только тихим шуршанием крови, стекающей по стенам и с наплечников Сарпедона.

Он осмотрелся и увидел, что Испивающие Души собрались вокруг окровавленных руин, оставшихся от келий. Постепенно к бывшему библиарию возвращался слух, а над мерным стуком капель крови и шипением завивающегося кольцами дыма вздымался звук тысяч голосов, наполнявших душу Сарпедона.

Они пели.

Они пели его имя.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒