3.0. Virtuality 5 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 15Следующая ⇒

Женя.

Он говорит:

– Что делаешь завтра?

– Учусь, а потом домой.

Как всегда, учёба – дом – учёба. Развлечение моего дня.

Это так тяжело, быть самой умной. Самой страшной – тоже.

Ещё тяжелее, когда тебя называют Порш.

И постоянно добавляют: «Тррррррнннннн».

Женя предлагает:

– Забей. Пошли гулять. После уроков. Ты же сможешь, да?

– К-конечно. Смогу. Да.

– Ты во сколько заканчиваешь?

– В четыре.

– Вот и отлично, я тоже. Давай на этом же месте. Окей?

– Д-давай, – по-прежнему запинаясь, отвечаю я.

– Тогда до завтра.

– Пока, – и он, помахав мне рукой на прощание, резко развернулся и ушёл.

Нет, этого не может быть. Женя. Женя. Женя со мной заговорил! Сам подошёл! Домой я не шла. Я летела. В голове летали бабочки, и майская погода только лишь добавляла романтики. Как мне было хорошо...

Зеркало.

Я поднимаю руку, и сало, то, что у меня под плечом, свисает вниз. Слегка трясу рукой в том же положении, и сало отдаёт резонансом вместе с рукой.

Раз покачивание. Два покачивание. Три покачивание.

Снова и снова.

Как мешок с говном.

Женя.

Я встретилась с ним на следующий день. Мы гуляли с ним целых два часа! Я сказала маме, что ушла в библиотеку, а сама пошла с Женей.

Кстати, я не вспомнила мою маму. Абсолютно никаких связанных с ней воспоминаний. Кроме библиотеки. А о существовании отца я вообще не задумываюсь. У меня что, нет отца?

В тот день мой любимый предложил мне встречаться. Он сказал:

– Вика, будь моей девушкой!

Я не верю своему счастью. Меня никто не любит. Я никому не нужна. Все презирают меня. Дразнят. Издеваются. Ненавидят. Все, кроме него. Я так его люблю!

Прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем я сказала, точнее, даже выдохнула, слово «да». Но секунды эти показались мне вечностью. Как будто пролетела целая жизнь, но так незаметно, что я её не успела вспомнить, ощутить, проникнуться ею. Это так волшебно...

И снова я у зеркала.

Хлоп, хлоп, хлоп! Я выдавливаю ещё несколько прыщей. Они бывают не только разных цветов. Они ещё бывают разного размера, некоторые на моём лице диаметром с иголку, а некоторые с кончик вилки розетки. Некоторые просто набухшие, а некоторые с таким красным обрамлением, а сверху белая или зелёная головка. Есть и подкожные прыщи, их давить сложнее.

Я достаю иголку и протыкаю ещё один прыщ, тот, который подкожный. Сначала вытекает кровь, все мои пальцы в крови. А вот и хлоп, и потёк гной. Из меня. Я смазываю его пальцем и нюхаю. Запах приятный. Я от него избавилась, от этого прыща. Я беспощадна к своей напасти. Я хочу её искоренить.

И я это сделаю.

Мы встречались с Женей почти месяц. Каждый день, после уроков. Я уже забросила все книги. Даже учителя начали замечать, что что-то со мной не то. На самом деле, это с ними было что-то не то. Они все злые, эти учителя. И одноклассники. Вообще, все люди злые. Они называют меня Порш. И всегда добавляют «Тррррррнннннн».

Твари.

Ну, ничего, скоро они все узнают, что Женя – мой парень.

Они у меня ещё попляшут.

Я так и вижу их открытые от удивления рты. Как же это сладко!

Жду не дождусь того дня, когда они все уткнутся в тряпочку.

Я им всем покажу, кто чего стоит.

Обязательно.

А вчера Женя сказал мне:

– Ты знаешь, Вика, ведь ты уже взрослая. И я тоже. Ну, ты меня понимаешь...

Кажется, я понимаю, о чём он говорит.

Женя продолжил:

– Ты бы знала, милая, как я тебя люблю. Ты бы знала, как я тебя хочу!

Знал бы ты, как я тебя хочу. Знал бы ты, как я хочу тебе это сказать. Но не могу. И я промолчала.

Он сказал:

– А ты хочешь?

Я только кивнула головой.

– Тогда давай сделаем это. Я никогда так этого не хотел.

– На выходные. В субботу. То есть, завтра. Мама уезжает на дачу, а я остаюсь учить уроки. Готовиться к сдаче зачётов.

Нет, это не я сказала. Слова сами вылетели. Откуда-то изнутри. Из души. Да, я люблю его. Да, я хочу его. Я хочу, чтобы он был моим, а я – его. Я готова. Точно.

Зеркало.

Я поворачиваюсь спиной, по-прежнему смотря в зеркало, и смотрю на свой зад. Ужас. Он шире плеч. И на нём складки. Трогаю его. Такая противная, мягкая, как квашня, кожа. На ногах – тоже сало. Вы бы знали, как это плохо, не нравиться себе.

Женя.

Он говорит:

– Отлично, тогда завтра в десять утра на том же месте.

На том же месте – это возле футбольного поля. Мы всегда встречались с ним там, весь этот месяц, а потом уходили гулять по лесу. Я однажды спросила его, почему мы не можем гулять возле школы? Или в парке? А Женя ответил, что все остальные пока не должны знать о наших отношениях. Пусть это будет для них сюрпризом. Он спросил:

– Ты же хочешь сделать им т а кой сюрприз?

Я могла только согласиться. Вообще, он такой весь понимающий, этот Женя, он такой предупредительный, он всегда знает, что нужно делать, а что нет. А как он целуется... Мы по десять минут целовались, не отрываясь друг от друга. Перед поцелуем и после него он всегда доставал платок и вытирал губы. Он объяснял это тем, что нужно соблюдать правила гигиены, что чистота – залог здоровья. Конечно, я была с ним согласна, и на следующий же после первого поцелуя день тоже стала ходить с платком. И тоже стала вытирать им губы. Женя это поощрял. Его поцелуи были такие страстные, что внутри от них всё ныло и зудело. Ну, там, в низу живота. В общем, вы меня понимаете.

Зеркало.

Ещё бывают подсохшие прыщи, те, которые самые глубокие, которые ты уже когда-то пыталась выдавить, но тщетно. Они самые сложные. Их сложнее всего удалить, они сидят глубоко под кожей. И под твёрдой засохшей коркой, состоящей немного из крови и немного из лимфы. Я прочитала об этом в библиотеке, в какой-то там энциклопедии для девочек. Прежде чем давить такой прыщ, стоит сначала хорошенько распарить его горячей водой, а затем отодрать размякшую корку. И потом – хлоп, и готово.

Женя.

Он пришёл на место, как и договаривались, в субботу. Правда, опоздал на целый час. Он сказал, что у него была очень тяжёлая тренировка в зале. Он такой целеустремлённый и трудолюбивый. А я сидела и ждала его всё это время, пока он тренировался, и как назло пошёл дождь. И негде было укрыться. А я, озарённая своим счастьем, что, наконец-то, это случится, что, наконец-то, я стану самой счастливой женщиной в руках моего любимого человека, не обращала внимания на эти мерзкие капли. Их словно не было. И вся моя одежда, она словно не промокла насквозь. Оказывается, Женя взял с собой зонтик. Какой же он предусмотрительный... Он приобнял меня, и мы шли, не боясь дождя. Он так сильно накрыл меня зонтом, что я толком не видела пути, думаю, даже прохожие меня не видели. Ах, мой Женечка... Какой же он заботливый...

А потом случилось это.

Это было слишком хорошо, чтобы описывать. У меня есть лучшая подруга в школе, её зовут Лена. Мы с ней почему-то редко общаемся, в основном в библиотеке, куда ходят только старшие классы, и то забегают на минутку. Она сказала, что в первый раз всегда больно, и что самый подходящий возраст – тридцать-сорок лет. Я ей всегда верила, на то она и моя лучшая подруга. Она всегда выручит советом, всегда поможет, всегда приободрит, успокоит. Я тоже люблю её, не как Женю конечно, но она очень дорога мне. Это так плохо, что я ослушалась её совета. Я её предала. Но мы ведь лучшие подруги, надеюсь, она меня простит.

Так вот, мне совсем не было больно. Наоборот, очень даже приятно. Этот Женя, он был такой напористый, такой быстрый, такой стремительный, такой сильный... Он взял меня, а я не произнесла ни звука. Я даже не шелохнулась. Нет, я серьёзно, ни разу не шелохнулась, я решила предоставить всё в его руки, он ведь такой опытный и сильный, мой Женечка. А потом мне было так хорошо... Так хорошо, что я точно не смогу пересказать.

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

И вот, он, склонившись надо мной, обливая меня каплями своего пота, смотрит прямо на меня. Такой властный, такой доминирующий, такой лучший... Он говорит:

– Можно я схожу в душ?

Я ответила:

– Конечно, милый. Тебе всё можно. Я тебя буду ждать. Сколько бы ни понадобилось на это времени.

И только тогда, когда он ушёл, я наконец-то расслабилась и сдвинула ноги, вытянув их и освободив от них руки. Потом опустила на кровать. Внутри всё приятно ныло. Тело пробирало приятной мелкой дрожью. Всё то время, пока мы страстно любили друг друга, я пролежала в одной позе, чтобы ему было удобнее, нет, честно, я ни разу не пошевелилась, даже когда я билась головой о спинку кровати, и моя шея уже начала ныть, я не опустила ноги, и не отпустила руки, сжимающие их и поддерживающие в бездвижном состоянии. Ни разу не шелохнулась, чтобы ему было удобнее. Я всё сделала как надо. Для него. Для моего любимого.

Вернёмся к зеркалу.

Я оттягиваю вверх живот и смотрю на то, что под ним. Лобок, едва поросший пушком, благодаря жиру, отвисает сантиметров на пять. Зрелище не из приятных. Да, я жирная.

Жирная корова.

Вот это убожество.

Нет, я не могу на это смотреть.

Мне от этого плохо.

Меня тянет от этого блевать.

Женя.

Пока его не было, я взяла его трусы, лежавшие возле кровати, в руки. Потрогала. Слегка влажные от мочи и выделений. Спереди – жёлтое пятно. Сзади – коричневое. Понюхала. Запах отдалённо напоминает селёдку. Ну, вы знаете, когда долго не подмываешься, от нижнего белья начинает исходить такой слегка подтухший запах, смесь мочи и ещё чего-то там. Он такой приятный, этот запах. Мне нравится. Очень.

И вот, он вернулся. Вот он заходит в комнату. Быстро скидываю его трусы обратно, рядом с кроватью. Жаль, что их нельзя оставить себе, я бы каждый день их нюхала. Он говорит:

– Ну, вот и всё, это случилось. Теперь ты женщина. Я тебя поздравляю.

Ах, как приятно это осознавать! Теперь я – взрослая. Я переступила этот порог, невзирая на всё то, что мне говорили подруги, невзирая на всё то, что пишут в книгах. Мне всего тринадцать, а я уже взрослая. И я люблю. И я любима. Я так счастлива!

Женя говорит:

– Ну а теперь прощай, Порш.

Ничего не понимаю.

Он говорит:

– Тррррррнннннн!!!

И начинает дико ржать. Что всё это значит?

Я спрашиваю:

– Женя, ты чего, милый?

– Никакой я тебе не милый, дура, – сквозь смех говорит Женя, – что ты вообще себе навоображала? Что я твой? Ну, ты и тупая! Да ты прыщавый кусок сала. Ходячий жир. Думаешь, ты мне такая нужна?

Что происходит?

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

Женя продолжает:

– Мы с друзьями поспорили на ящик пива, вскрою я тебя или нет. И я тебя вскрыл. Чпокнул. Поимел. Я целый месяц тебя разводил, и вот, наконец, я могу спокойно пойти пить своё пиво.

Он встаёт с кровати и быстро одевается. Так же быстро, как и уходил тогда, в день нашего знакомства. Я не могу пошевелиться. Примерно так же, как и тогда, когда мы страстно любили друг друга. Но. Я не могу в это поверить. Ящик пива? С друзьями? Поспорили? В голове какая-то каша. Нет, даже не каша. Лапша. Роллтон. Точно, Роллтон.

Женя уже оделся. Он говорит:

– Всё, обо мне можешь забыть. Надеюсь, тебе было приятно. Кстати, в постели ты бревно, поэтому я не чпокну тебя снова. Ясно?

Я снова потеряла дар речи.

Как это так?

Он разворачивается и идёт в коридор, к двери. Я слышу, как шумит замок. И не могу шелохнуться.

Ящик пива?

Чпокнул?

Не может быть!

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

Он кидает на прощание, из коридора:

– Прощай, милочка.

Милочка.

Вот почему меня бесит это слово.

И Женя хлопает дверью.

Встаю и иду в ванную. Принимаю душ. Смываю с себя остатки любви. Остатки страсти. Остатки не подмытого Жени. Пытаюсь переварить ситуацию. Осмыслить. Понять. Но никак не могу. Обнажённая, подхожу к зеркалу. Осматриваю себя.

Нет, надо с этим что-то делать. Надо стать красивой. Надо избавиться от этих прыщей, это в первую очередь. Затем – от жира. От мешков жира под глазами. От жирных щёк. От второго подбородка. От свисающего живота и оттянутого лобка. От жирной жопы и сала на боках. От всего жирного, что есть в моём теле. А потом заняться ногтями. Довести себя до эстетического блеска. До шика. Всё это мне мешает. Это мешает мне быть счастливой. Это мешает мне жить так, как я хочу, – легко и непринуждённо.

И вот, снова оно. Зеркало. Жени нет. И будто и не было.

Как я себя ненавижу! Ненавижу за то, что я такая. Господи, сделай меня красивой. Мне больше ничего не надо, лишь бы только парни вешались на меня сами. Я так этого хочу! Ну, сделай же!

Хлоп! Это был последний прыщ на моём лице. Я знаю, они вернутся снова, эти прыщи. Но я знаю, как с ними бороться. Я готова с ними встретиться. Я во всеоружии. Протираю лицо лосьоном, и дело сделано. Моё лицо вскрыто. Как и я сама.

Спросите у меня что-нибудь о прыщах, и я всё вам расскажу. Нет, я серьёзно. Спросите.

Давайте.

Уж поверьте, я в них знаю толк.

***

Представляешь, что она мне заявила после того, как в очередной раз нажралась?

Она мне сказала, что я ей уже надоел, благодаря чему она сдаст меня в детский дом. В мои-то семнадцать лет. То есть, в то время я мог лишиться всего, чем жил. Я мог лишиться дома, и неизвестно, куда меня занесла бы судьба. Нет, ну ты только представь, каково это.

Хотя, видится мне, ты и так это знаешь.

Она сказала мне это во время одной из наших редких прогулок по лесу. Видимо, специально, чтобы моя реакция на её новость не была столь бурной. Какая она заботливая, правда? Там, в Битцевском лесу, она сообщила мне, что в ближайшую пару дней подпишет официальный отказ от материнских прав, и что максимум месяц, и я буду уже в детдоме.

С одной стороны, это не было такой уж проблемой, ведь восемнадцать лет мне должно было исполниться всего лишь через три месяца, то есть, в детский дом я бы, скорее всего, не попал. А если бы и попал, то максимум на месяц-два. А потом просто устроился бы на работу, а друзья помогли бы мне с жильём на первое время.

Но с другой стороны, мне стало как-то обидно, что я вырос в одном месте, привык жить в определённом темпе и определённой обстановке, а какая-то больная, пусть даже это и моя мама, заявляет мне такое.

Решение проблемы пришло быстро. Поскольку я заранее знал, что моя мать – существо крайне агрессивное, особенно если её кто-либо попытается избавить от её привычки, то я уже сразу знал, на какое место давить.

Я очень хорошо общался с одним своим преподавателем, деканом кафедры психиатрии. Естественно, у него была и практика. В клинике имени Кащенко. В психушке. Я пришёл к нему и быстро изложил суть своей проблемы, и он обещал помочь.

А на следующий день, после лекции, он попросил меня остаться. Он рассказал мне, что в следующий раз, когда мама напьётся, мне нужно будет вызвать «скорую», а потом сообщить, что вот уже как два года в пьяном бреду, она грозится отказаться от материнских прав и сдать меня в детский дом. Он сказал, что это вполне походит на симптомы психического расстройства, благодаря чему её положат на принудительное лечение.

Поскольку с мамой меня связывало в основном лишь биологическое родство, то я решил поступить в точности так, как мне посоветовал декан. Результат не заставил себя ждать.

Мама напивалась каждый день, поэтому в тот же вечер я вызвал «скорую». Служба среагировала оперативно, и уже через пятнадцать минут к нам домой приехали ребята в белых халатах. А поскольку мама, как я и предполагал, резко начала проявлять агрессию, а в особенности ко мне, то ребята в белых халатах очень быстро поставили предварительный диагноз – истерия. И очень быстро натянули на неё смирительную рубашку. И очень быстро увезли.

Признаться честно, я был этому только рад.

Её упекли в психушку. Имени Кащенко.

Я со всей уверенностью мог заявить, что моя мама стала не только первым человеком, которого я почувствовал в жизни, но и первым моим пациентом. Ведь это именно я определил диагноз и решил объявить борьбу. И именно я вызвал бригаду Скорой помощи.

Нет, никто не удивился, что я сбагрил маму. Соседи вешались от её ночных попоек, часто вызывали милицию, благодаря чему она стала постоянным клиентом местного вытрезвителя. Я бы даже сказал, что все люди, знавшие нашу семью и общавшиеся с нами, были благодарны мне за избавление от этого буйного деспота.

А я, повторюсь, был этому только рад.

Долго в клинике мама не протянула. Она умерла через месяц.

А я даже не появился на похоронах.

Вот так ты и лишилась своей бабушки. Ещё до твоего рождения.

А ещё через два месяца, когда мне исполнилось восемнадцать лет, я завладел наследством. Были, конечно, родственники, которые хотели заявить свои права тоже, но они быстро отказались от этой идеи, когда нужные люди объяснили им, что я остался один, такой бедный и несчастный, и у меня ничего больше нет. К счастью, родственники были адекватными людьми.

Оказалось, что у меня теперь есть трёхкомнатная квартира в центре Москвы, в которой я и жил всё это время, а также дача в Подмосковье. Дом там был простенький, но земли много – аж тридцать соток. Целое поле для деятельности. Моя собственность.

Моя.

***

Моя девушка, она как будто и не слышала этого парня.

Она спрашивает:

– Теперь ты понимаешь, что всё, что ты делаешь, ты делаешь не просто так?

Почему мы делаем то, что делаем?

– Вроде да, – говорю я, – только всё равно не знаю, для чего.

– Я же сказала, – отвечает она, – узнаешь. Всё впереди.

Она говорит:

– Всё когда-то начинается.

И вдруг я слышу: «о-оу».

Звук. Знакомый звук.

ICQ.

Точно, ICQ.

Я смотрю в сторону парня-с-мобилой.

Его уже не интересует, о чём мне рассказывала моя девушка.

Он уже снова уткнулся в свой телефон. И что-то там печатает. Звук издал его телефон.

Будь в потоке.

Моя девушка, она говорит:

– Вот, что я тебе говорила. Сотовое рабство.

Она говорит:

– ICQ изначально создавалась как программа для компьютеров. Но прогресс не стоит на месте. Теперь «аська» есть и на мобильных телефонах. Теперь сотни тысяч тупых уродов выпадают из реальной жизни. Теперь они не встречаются друг с другом. Даже не разговаривают по телефону. Они переписываются.

Она тоже знает про ICQ.

– Только фишка в том, что всё это задротство. Зависимость.

И я снова слышу: «о-оу».

Парень-с-мобилой находится где-то там. Наверное, в астралах. В виртуальной реальности.

Он улыбается, читая какое-то сообщение. Затем быстро что-то отвечает.

Ничего не видя вокруг.

Моя возлюбленная, она говорит:

– Искусственные эмоции.

И я снова слышу: «о-оу».

– Электронная дружба, – продолжает она.

Парень-с-мобилой начинает идти в каком-то направлении. Я так понимаю, что он даже не представляет, куда он идёт. Он просто идёт. Не куда глаза глядят, а куда ноги ведут.

Тяжёлый случай.

Вам это знакомо?

– Виртуальный социум, – говорит моя девушка.

И я снова слышу: «о-оу».

Парень-с-мобилой уже отошёл метров на пять от нас. Но звук его «аськи» слышен до сих пор. Ещё слышно, как он начинает смеяться.

Сам с собой.

Вам это знакомо?

– Виртуальная реальность, – говорит моя девушка.

Парень-с-мобилой с ходу втыкается в какой-то столб.

И даже отсюда я слышу, как он злобно, с натяжкой говорит:

– Блядь.

Даже отсюда я вижу, как он трёт свой ушибленный лоб, которым воткнулся в столб.

Даже отсюда я слышу, как он злобно говорит:

– С-сука.

И я снова слышу: «о-оу».

Проходит всего несколько секунд, а парень уже улыбается.

Будь в потоке.

Сотовое рабство.

Virtuality.

Глава 1. 9

Нет, этого не может быть. И это была я?

Такая жирная?

Такая прыщавая?

И нюхала чужие трусы?

И это мне нравилось? Фу, как противно! Буэ-э-э.

Пять лет назад? А ведь если подумать, не так уж это и много, пять лет.

Лучше бы я это не вспоминала.

А с другой стороны, это очень даже хорошо, что я вспомнила хоть что-то. Есть начало. Есть старт. Надеюсь, я вспомню что-то ещё.

Побыстрее бы.

Сейчас кто-то скажет: ни одна девушка не станет себя описывать так, как это только что сделала я. А я отвечу: точно, не станет, но только в том случае, если она до сих пор такой является. Сейчас, когда я уже красивая, стройная, и у меня чистое лицо, да ещё и моё прошлое оказалось для меня, так скажем, неожиданной новостью, я могу говорить о себе как угодно. О себе, такой, какой я была. Когда-то. И хорошо, что была. Я рада, что я исправилась. Не знаю, как я это сделала, но рада. Честно.

Представьте себе, что вы – красивая молодая девушка, но ничего не помните. И вдруг видите себя такой, словно вас кто-то изуродовал. Отрезал от вашей груди значительную её часть, так, что она стала на два размера меньше. Словно вы с годик отжирались, отращивали прыщи на лице и питали себя неуверенностью в собственных силах и комплексами. И ссорились со всеми подряд, каждый день. Так, что все окружающие вас люди начали вас ненавидеть. Люто, откровенно. Только представьте.

Давайте.

И что вы на это скажете?

Лично я в ужасе.

В шоке.

Хорошо, что сейчас я не такая.

И вообще, я не верю, что это была я. Может, мне это просто приснилось?

А может, я действительно шизофреничка? Может, мне каждый день видится что-то плохое как бы про меня, но на самом деле это не так? И именно поэтому я обратилась к психотерапевту?

Такое ощущение, будто в голове каша. И как я могла быть такой наивной? Этот Женя... Не может быть, чтобы ему всё сошло с рук. Как же банально он меня развёл. И я, такая обделённая вниманием дурочка, взяла и повелась. Ну, ведь только дурак не догадался бы, что меня ждало. И каким был бы конец. Надеюсь, что его потом посадили. Надеюсь, что я заявила об этом в милицию. Хотя, размышляя об этом, я понимаю, что мне как-то всё равно. Почему?

Надеюсь, вспомню.

Кажется, мне есть, что рассказать доктору Крылову. Это должно быть ему интересно. Точнее, это интересно мне. Для того чтобы всё вспомнить.

Это воспоминание прошло в моей голове как какая-то вспышка. Как-то необычно, как будто я посмотрела какой-то фильм. С моим участием. Жаль только, что это была не какая-нибудь романтическая история вроде «Унесённых ветром» или «Поющих в терновнике», а грязное циничное порно. Где главная героиня – я.

И что же было потом?

А что было до этого?

По-прежнему пусто.

Я не помню.

Ничего не помню.

И что это ещё за Порш? Откуда взялось это идиотское прозвище, которым меня дразнили все?

Меня все так ненавидели? За что? Всего лишь за то, что я была другая? Ну, внешне другая. Уверена, что внутри остальные дети не так уж от меня и отличались. Они самоутверждались за счёт меня. Суки. Они такие жестокие, эти дети, эти люди. Им всегда нужен кто-то, на кого они могут показать пальцем и сказать себе, что они лучше, чем это чмо, как бы превознося себя в своих же глазах. Как бы оправдывая то, что они сами не идеальны.

Людям всегда легко поднять свою самооценку за счёт других людей, которые, как они считают, хуже них. Вот почему я ненавижу людей.

Потому что они ненавидели меня.

И как я в итоге стала такой, какая есть сейчас?

И, собственно, почему я была такой, какая была?

Как-то всё в голове не укладывается.

Но сейчас я чётко помню всё, что только что вспомнила. И лучше бы я это не вспоминала. У меня сейчас почему-то такое ощущение, что вся остальная жизнь была не лучше.

Или мне это просто кажется?

Надо записать. Достаю блокнот и ставлю галочку слева от надписи «У меня было тяжёлое детство».

И ещё я записываю: «Мне безразлична судьба Жени. Почему? »

И ещё: «Меня называли Порш. И все меня ненавидели».

И ещё: «Каким-то образом я стала красивой».

И ещё: «Я шизофреничка? »

Ищу в тех строках, которые записала в блокнот вчера и сегодня связи с тем, что я только что вспомнила. Ставлю галочку слева строки, где я написала про «Милочку».

Зато ясно, почему мне было сегодня нехорошо, когда я смотрела на себя в зеркало.

Механическая память.

Кстати, я не помню, что я делала в то время, как вспоминала этот, так скажем, эпизод моей жизни. Бабулька, та, что назвала меня «Милочка», по-прежнему стоит в сторонке и тупо таращится на меня. Я подхожу к ней и задаю вопрос:

– Что я делала? Долго я была в отрубе?

Она спрашивает:

– Где была?

Блин. Старая закалка. Ни хера не смыслят в новом сленге. Неужели когда-нибудь и я стану такой?

Непременно стану.

Если доживу до старости.

Надеюсь, мне никогда не выпадет шанс стать старой жирной коровой. Или беззубой морщинистой мочалкой. А, что вероятнее, и тем, и другим. Кажется, в таком морщинистом и больном теле мне было бы неуютно. Без зубов – тоже.

Я знаю, что я так говорю только потому, что я молодая.

Посмотрим, как я запою, когда на самом деле стану такой.

Или мне это просто кажется?

Я перефразировала вопрос:

– Что со мной произошло после того, как мы с вами столкнулись и как долго это длилось?

Сейчас она просто обязана понять вопрос.

Она приставляет ладонь к уху и переспрашивает своим беззубым шамкающим ртом:

– Что? Милочка, говорите громще, я ничего не шлышу.

Бля. Она глухая. Ладно, ловить здесь нечего, надо идти дальше, делать свои дела. Дела, о которых я пока ещё ничего не знаю. Надо дальше пытаться вспомнить, как я жила и как пришла к такой жизни. И ещё надо вспомнить, почему я всё забыла. И узнать, зачем я пришла к Крылову.

Кстати, у меня же завтра новый сеанс. Вот и поделюсь с доктором своим воспоминанием.

Я до сих пор помню всё, что происходило со мной после того, как я проснулась в коридоре клиники.

Так, надо подумать. Составить примерную схему развития событий.

Итак, я была страшной, наивной и никому не нужной девушкой. Мной цинично воспользовались, а потом я захотела стать красивее. И всё. Что дальше-то? Что было с Женей? Что было с Леной, которая просто тупо стебалась надо мной? И кто моя мама? И кто мой папа?

Одни вопросы. Как-то их слишком много.

Вы вообще что-нибудь поняли?

Лично я – нет.

И тут я вспоминаю, что по-прежнему стою посреди улицы с блокнотом в руке.

***

Естественно, передо мной встал главный вопрос: на что жить?

Родственники, которые оказались и вправду очень добрыми людьми, посоветовали мне сдать две другие комнаты приезжим студентам. Во всяком случае, сказали они, мне будет, на что жить.

Так я и сделал.

И деньги появились.

Деньги появились, и я уже перестал задумываться о том, что я буду кушать. И это позволило мне учиться с прежним напором. С прежним рвением. Знаний я приобретал всё больше и больше. Попутно всё тот же декан устроил меня и на работу, на полставки. В клинику Кащенко. И у меня появился ещё один источник дохода, а что самое главное – практика.

И я начал замечать, что каждый мой пациент, каждый человек, которого я лечил, начинал со временем питать ко мне какие-то особые тёплые чувства. Постепенно я научился создавать ауру доверия при общении с пациентами, и многие из них начинали действительно выздоравливать.

Ты даже не представляешь себе, что это такое, когда к тебе приходит какой-то пациент с какими-то своими проблемами, а ты лишь словесными методами помогаешь ему выздороветь. Процесс лечения зачастую затягивается, однако ни один мой пациент не ушёл от меня нездоровым.

Хотя, вру. Один есть. Сама знаешь кто.

Я совсем недавно написал, что пациенты в большинстве случаев начинали питать ко мне тёплые чувства, ты ведь помнишь, да? Так вот, мужчины, которых я лечил, быстро переходили в разряд моих друзей, а женщины в меня влюблялись.

К концу учёбы у меня уже была определённая слава «талантливого начинающего врача», некоторое имущество, доставшееся от мамочки, непыльная работёнка, толпа любовниц – в прошлом моих пациенток, а также «красный» диплом психотерапевта.

А сейчас черви едят мои глаза.

Естественно, что после окончания института и защиты диплома меня приняли на работу в клинику, где я подрабатывал во время учёбы. Денег мне стали платить предостаточно, к тому же, многие пациенты в качестве благодарности даже приплачивали мне сверху, поэтому я даже перестал сдавать часть своей квартиры приезжим. Спустя год у меня в квартире уже был сделан ремонт, я купил машину и уже начал подумывать о том, чтобы начать строительство нового дома, вместо того убогого, что стоял у меня на даче.

Моя жизнь начинала мне нравиться всё больше и больше. Пока я учился, преподаватели то и дело запугивали меня, что быть психотерапевтом очень сложно, особенно по причине негативного отношения масс к этой профессии. Но то, как я достигал успехов в этой области, показалось мне если и не лёгким, то не сложным процессом – это точно. Эта работа давалась мне легко. Как я и предполагал, будучи ещё учеником, заканчивающим школу.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒