Подстава. 4 страница

Со стороны дороги послышался рев двигателей.

- Танки! Слышь Рудаков, танки! – затеребил я сержанта. И тут же раздался свистящий грохот винтов. Над нами в сторону кишлака прошли две пары вертолетов, сверкая в свете восходящего солнца лопастями винтов. Под пилонами угрожающе висели гроздья ракет и кассет с «нурсами[15]».

- Живем, Рудаков! – теребил я сержанта, впавшего в летаргическое состояние. – Сейчас этот Шурахан наизнанку вывернут!

Вертолеты круто развернулись, описали дугу и со свистящим воем, убыстряясь рванули на кишлак. Из-под пятнистых брюх «крокодилов[16]» вниз ушли копотные трассы. Земля дрогнула. На месте кишлака к небу взметнулись огненно-черные фонтаны. Далекий дробный грохот обрушился как раскат грома.

Снизу по вертолетам тоже стреляли. Было видно. Как трассы крупнокалиберных пуль проходят совсем рядом с машинами. Вертолеты резко развернулись и сверкнув блистерами пошли на второй заход. Между тем переползая через арык, по грунтовой дороге к кишлаку, двигались три танка и шесть БМП, с десантом на броне. Правда, от нас до них было не менее полутора километров. Рудаков совсем сомлел. Я чуть распустил ремень на его ноге, чтобы не произошло отмирания тканей и достав разовый шприц прямо через штанину вогнал в бедро ему порцию «Промедола». На «промедоловой заправке» он еще сможет продержаться часа два, три. Высунувшись из ямы, я огляделся и наклонившись к сержанту, сказал:

- Полежи здесь. Вдвоем нам не дойти. Я пойду за помощью.

Оставив ему пару гранат, я взял свой автомат и вылез из ямы. Затем поднялся и пригнувшись побежал в сторону кишлака, где пылал огонь и виднелись пыльные хвосты от колонны нашей бронетехники. Пробежав метров сто пятьдесят, я залег и оглянулся в ту сторону, где оставил Рудакова. Обернулся, и замер. Из небольшой рощицы чахлых чинар выехало две машины, а за ними стали выходить горбатые верблюды с поклажей на спине. Вслед за ними шли люди, с оружием в широкой длиннополой одежде. Я насчитал 12 верблюдов, шесть ишаков и несколько десятков моджахедов. Это не считая тех, что сидели в машинах.

Значит, часть каравана они сохранили, и пока наши чистят кишлак, быстрым броском хотят уйти в ущелье, идущее на север, перпендикулярно той дороге, на которой мы ждали сумерек у блокпоста. Самое хреновое, что у них на пути яма, в которой лежит Рудаков. Что же делать?

Духи быстро передвигались вперед, и я уже вскинул автомат, чтобы отвлечь их от того места, где лежал сержант. Но в это время случилось то, чего я никак не ожидал, а уж тем более мои противники.

Из ямы показался ствол автомата, затем на бруствер вылез Рудаков, с трудом поднялся во весь свой двухметровый рост и прихрамывая пошел навстречу духам, подняв руки и оставив автомат на земле. Те, от неожиданности остановились. Затем четверо отделились от основного отряда и мягким, скользящим шагом направились к Рудакову, направив автоматы на него. Когда до духов было полтора десятка метров Рудаков резко взмахнул руками и в сторону моджахедов полетели две черные точки. Ослепительная вспышка полоснула мне по глазам, как сварка. Духов разбросало в стороны, вихрь осколков смел все вокруг на полторы сотни метров. Смел все, в том числе и самого Рудакова. «Падал он медленно, как на распев…» - вспомнил я стихи Константина Симонова, которые когда-то рассказывал в школе на литературном вечере, посвященном поэзии Отечественной Войны. Падал Рудаков медленно, как в стихах, и остался лежать на чужой земле, широко разбросав руки в стороны. Со стороны моджахедов послышался многоголосый гортанный вопль. К Рудакову бежало сразу полдюжины человек. Бежали, захлебываясь криком от ненависти. Не добежав – начали стрелять. Я видел, как тело сержанта подпрыгивает, словно в пляске святого Вита. Как пули вырывают из него кровавые лохмотья. Моджахеды остановились возле тела, затем один из них наклонился и в его руке сверкнул нож. Утробно рыча, сквозь зубы он начал что-то делать ножом. Из-под клинка брызгало красным. Остальные стояли и что-то нараспев протяжно выли. Через несколько мгновений моджахед поднял за волосы отделенную от тела голову Рудакова и показал всем. Стоявшие рядом, одновременно выдохнули как заклинание: «Ал-ла Акбер! », - и зарычали, завыли, вскидывая оружие к небесам. Чернобородый моджахед подошел и плюнул на голову, которую держал мясник с ножом. Затем он наклонился к обезглавленному телу, тоже вытащил нож и распорол сержанту живот. Державший голову засунул ее в зияющую рану. Затем, они о чем-то посовещавшись, раскинулись цепью и пошли в мою сторону. Я передвинул скобу предохранителя на одиночный огонь и стал выцеливать того – с ножом, что шел чуть впереди остальных. В голове не было мыслей, только какая-то пустота, до звона в ушах, помешанная с холодной яростью. До моих противников оставалось полсотни шагов, но выстрелить я так и не успел. Небеса, к которым взывали духи, ответили. Как будто кто-то прорвал незримую пленку у меня в голове. Мир обрушился обилием звуков и первый который я выделил из остальных, это было свистящая дробь лопастей вертолетов. Со стороны восходящего солнца к нам шли две вертушки МИ-8. Мои враги развернулись и побежали к двигавшемуся по плоскогорью каравану. Временами они останавливались и стреляли вверх. Оставшиеся возле верблюдов гнали животных в разные стороны, пытаясь рассредоточить караван как можно по большей площади. Машины отделились от них и рванули куда-то в сторону ущелья, оставляя за собой пыльные хвосты. Я дал очередь из автомата по убегающим духам и побежал к тому месту где лежало тело Рудакова.

С пилонов вертолета сорвались огненные стрелы и на месте каравана поднялась стена черных разрывов. Второй вертолет резко снижаясь понесся за уходящими машинами. Меня в грудь толкнула горячая волна. Последнее, что я увидел это дико орущий верблюд, бегущий огромными скачками, с пылающими тюками меж горбами, и второй верблюд, пытающийся подняться из кровавой лужи. Его спина превратилась в кровавое месиво из мяса и костей. Ноги его разъезжались, и он наконец завалился на бок и застыл, вытянув морду. На месте каравана была куча обугленных, окровавленных тел людей и животных. Все это в одно мгновение отпечаталось в моем сознании, как стоп-кадр в телевизоре, и я полетел в пустоту.

Очнулся я быстро, и понял, что нахожусь в какой-то темной яме, лежа в воде. Эта холодная вода видно и привела меня в чувство. Приподнявшись я понял, что нахожусь в кяризе – подземном туннеле, по которому протекает горная река. По таким кяризам, тянущимся нередко на многие километры, душманы часто уходили от преследования в мятежных кишлаках. Еще я понял, что лишился автомата и из всего оружия у меня остался нож, одна граната в разгрузке и прибор ночного видения. Негусто… но все-таки лучше, чем ничего.

Вверху, на расстоянии в два человеческих роста была круглая дыра. Вправо и влево шел ход шириной в полтора метра, который терялся в темноте. По дну текла река, доходившая мне до колен. Осмотрев стены кяриза, я лихорадочно соображал: как же мне покинуть эту чертову ловушку? Но вскоре понял, что без веревки, или лестницы здесь мне ничего не светит. Надо было искать иной выход. Закрепив на голове прибор ночного виденья, я двинулся по ходу вправо, где по моим расчетам находился кишлак. Там наверняка мог быть еще какой-то выход. Почва под ногами была неровная, и я кое-где проваливался в ямы по пояс. Прошло минут десять, прежде чем я вышел к ответвлению от главного хода, и решил его исследовать. Но пройдя метров двадцать уперся в скалу. Вернувшись назад я прошел еще метров сто по главному ходу и наконец, увидел дыру, на высоте около четырех метров над собой. Но и здесь меня ждала неудача. Ни ступенек в скальной породе, ни веревки, а с левитацией у меня вообще всегда были проблемы. Ход резко поворачивал влево. Я сел на каменный выступ, чтобы обдумать свое положение и вдруг услышал над собой рев танкового двигателя. Через минуту вверху послышались голоса. Кто-то заглянул в колодец и сказал: «Эй мужики, тут еще одна дырка. Тащите бочку, щас мы их поджарим».

Я уже хотел крикнуть, что: я свой, и не надо меня поджаривать, но внезапно услышал голоса слева от меня, куда сворачивал подземный туннель. Взглянув туда, я увидел метрах в двадцати луч фонарика и группу людей, что двигались в мою сторону. Когда луч скользнул по мне, люди остановились, и кто-то хрипло спросил на фарси: «Селим – ин ту? Мо инджа! Шурави наздик…[17]». – Я не удостоил его ответом и резко развернувшись, побежал назад, откуда пришел. Сзади послышались крики: «Дреш! Кафир шурави! Хей, хей!.. [18]», - затем раздалась автоматная очередь. Пули ударили в стену у меня за спиной и с визгом срикошетили. Я упал в воду и на четвереньках пополз вперед, к боковому ходу, потому, что уже понял, что сейчас произойдет. Сзади послышался плеск воды и голоса. Оглянувшись я увидел, как в дыру колодца грохнулась бочка их жести, и следом за ней огненная молния ударила сверху. Душманы бежавшие за мной, закричали. На месте бочки встал столб огня. С ревом и гулом он рванулся по подземному туннелю, сметая все на своем пути. По ушам ударил полный боли и отчаяния вопль. Сзади огненными колубками метались люди. Пламя дыхнуло мне в спину страшным жаром, когда я из последних сил вкатился в боковой ход и упал спиной в воду. Почему-то вспомнились слова из детской поэмы Ершова «Конек горбунок»: «Шпарят только поросят, да индюшек, да цыплят. Я ведь, глянь, не поросенок, не индюшка, не цыпленок…».

Огненная волна прошла мимо, по центральному туннелю. По воде бежали синие языки пламени. Я выглянул и увидел в воде, пять или шесть обугленных трупов метрах в двадцати от меня, и только один пытался еще ползти на четвереньках. Пламя плясало на его спине, чуялся запах горелого мяса. Человек поднял голову и завыл, словно волк, протяжно и тоскливо. Перевернувшись на спину, он упал в воду и застыл.

Я понял, что произошло. Это был один из способов выкуривания духов из кяризов. В колодец бросали бочку с бензином и пускали сигнальную ракету. Огненный вихрь проносился по подземному ходу на десятки метров, выжигая все живое. От температуры порой начинали рваться запалы в гранатах и сами гранаты, а также патроны в магазинах. Люди сгорали живьем, или погибали от собственного оружия. Это и сделали сейчас танкисты, видно просто так, на всякий случай, предполагая, что часть моджахедов из охраны каравана могла спрятаться в кяризах.

Выйдя из укрытия, я побрел снова к отверстию колодца. Дышать было трудно. Легкие вдыхали воздух вместе с парами выгоревшего топлива и едким дымом. Подойдя к душману, который упал последним, я наклонился над ним и протянул руку, чтобы пощупать пульс на шее. Мои гуманные помыслы, тут же были наказаны. Внезапно глаза лежащего открылись, и он снизу-вверх внимательно посмотрел на меня. Наверное, это были самые жуткие мгновения за последние полгода здешней мясорубки. Суеверный холодок страха, пробежал по всему телу, и оно оцепенело. «Ступор» – называют это состояние психологи.

Глаза лежащего моджахеда расширились, дикая ненависть была в них. В следующий миг его тело, словно подброшенное пружиной рванулось вверх. Он схватил меня за горло. Как будто стальные клещи давили мне на кадык, норовя сломать шейные позвонки. Страшный гортанный рык, вырвался из его глотки, сквозь оскаленные зубы, окаймленные черной густой бородой. Наверно этот рык и вывел меня из ступора, а может просто сработал инстинкт самосохранения. Моя рука скользнула вниз и вырвала нож из чехла на бедре. Я ударил его в область солнечного сплетения, меж ребрами, где по древнему поверью у человека находиться центр его души. Крик захлебнулся, сменившись хрипом и булькающим звуком. Моджахед стал заваливаться назад, увлекая меня за собой. Из открытого рта у него хлынула кровь. Вырвав нож из раны, я оттолкнул его ногой и он, ударившись головой о противоположную стену туннеля, сполз по ней в воду. Глаза его невидяще уставились вверх, и в них осталась ненависть и жажда смерти. Моей смерти. Сполоснув нож в проточной воде, я поднял чей-то автомат и пошел, обходя обгоревшие трупы к отверстию колодца. Сверху снова послышалось рычание танкового двигателя. Передернув затвор автомата, я выпустил очередь в видневшееся через дыру небо. Рев двигателя вверху заглох. Кто-то крикнул:

- Товарищ лейтенант, из колодца кажись стреляют. Может остался кто? Давайте еще одну бочку туда бахнем!

- Эй, там, наверху!.. – закричал я. – Кончайте сюда бочки кидать! Свой я, русский, из группы охотников капитана Горелова! Веревку лучше киньте…

Кто-то в танковом шлемофоне осторожно заглянул в колодец.

- Что там за водяной орет? Русский говоришь? Из тихушников? И какого хрена ты там забыл?

- Да свой я!.. Вы меня тут чуть не поджарили вместе с духами.

- А че ты там с ними делал? – спросила голова сверху.

- Идиоты, водку я тут с ними пил, чтоб начальство не застукало. А вы нам весь кайф обломали. Короче, я сюда случайно провалился. Это мы прошлой ночью этот долбанный Шурахан щупали, вместе с десантурой. Веревку скиньте!

Через полчаса я сидел в вертушке вместе с Гореловым, Ермаком, Саксом и Робин Гудом, а также с двумя нашими раненными. Это все, кто остался в живых из нашей группы. У десантуры тоже уцелело семь человек. Только раненых было трое. Капитан Сопко погиб.

Горелов полузакрыв глаза слушал мой доклад о том, как геройски отдал свою жизнь Рудаков, и о том, как меня чуть было не поджарили танкисты. Я уже подумал, что он спит, но капитан в конце моего повествования, буркнул:

- Фамилия у тебя хорошая Шурик. Береженного Бог бережет, а не береженного душман стережет.

- Ага, - кивнул я. – Это хорошо, что я сразу метнулся к тому ходу, что в кяризе приметил. А то бы мне больше подошла твоя фамилия. Обшмалили бы, как поросенка.

Горелов приоткрыл один глаз, сказал ворчливо:

- Что за молодежь пошла, нервная. Ты не о том думаешь. Ты лучше о Рудакове подумай, о Медведе, о Лёне Мазине, о Володьке Очурове, о других, что своими жизнями – наши выкупили. И потому, ради их памяти мы без всяких соплей должны делать свою грязную работу. Потому, что видимо таков наш рок. И потому мы тоже всегда должны быть готовыми выкупить чью-то жизнь своей. Так, что не расстраивайся: не всегда тебе случиться так нахально отличиться.

- Вот еще один любитель Ершова, - подумал я.

Ровный гул двигателя все же меня укачал и дальнейшие философские изыскания Горелова я не запомнил.

1988-1990 г.

[1] Перухан – традиционная афганская одежда, длиннополая рубаха с разрезами и широкие штаны.

[2] МПЛ – малая пехотная лопатка.

[3] «Нитка» - жаргонное название колонны в Афганистане.

[4] Эрэсы – неуправляемые реактивные снаряды, расположенные на пилонах в кассетах.

[5] Термобарическая бомба – бомба объемного взрыва, когда в воздухе распыляется аэрозольный порошок, который затем подрывается. Образуется зона вакуума, где выгорает воздух, и гибнет все живое, после чего из-за перепада давления образуется схлопывание вакуумной дыры под давлением в десятки атмосфер.

[6] Дуканщик – хозяин магазина или торговой лавки. Дукан – магазин (афг. )

[7] Чавдар – накидка.

[8] Пайса – разменная монета в Индии, Пакистане, Непале, на армейском жаргоне, означающий – трофеи.

[9] ХАД – после саурской (апрельской) революции 1978 года, орган государственной безопасности Демократической Республики Афганистан.

[10] Бадахшан – северная провинция в Афганистане. На севере граничит с Таджикистаном, на востоке с Китаем и Индией, на юге с Пакистаном.

[11] СВДешка – снайперская винтовка Драгунова.

[12] ДШК – пулемет Дегтярева-Шпагина крупнокалиберный.

[13] РПО «Шмель» - ручной пехотный огнемет. Создает термобарический взрыв на площади 50 кв. м.

[14] РПГ «Муха» - одноразовый ручной противотанковый гранатомет. Дальность поражения 200 м. Бронепробиваемость – 300 мм.

[15] «Нурсы» - неуправляемые реактивные снаряды. В зависимости от калибра в контейнере может быть от 5 до 32 снарядов.

[16] «Крокодил» - жаргонное название вертолета огневой поддержки МИ-24.

[17] Селим – это ты? Мы здесь! Советские близко… (фарси)

[18] Стой! Неверный, советский! Хей, хей! – в Афганистане крик погонщика, погоняющего стадо или ишака.

⇐ Предыдущая 1 2 34