Апостол Иуда 3 страница

Ближе всех к содержательной стороне этой проблемы подошёл А. С. Пушкин. Церковь до сих пор вспоминает его “Гавриилиаду”, всегда подчёркивая, что Пушкин сожалел о её написании. Однако в “Гавриилиаде” есть такие строки:

С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить еврея,
Он важно лгал — и слушали его.
Бог наградил в нём слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, — историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин!

Но в этих строках — все ключи к исторически реальному пониманию текстов Библии, если в Пушкинском Моисее видеть собирательный образ “мировой закулисы”, выросшей из жреческих иерархий Египта, а не исторически реальное лицо, пророка Божиего, от имени которого в Библии “мировая закулиса” несла свою отсебятину, следуя своему богу — духу земного самовластья. Так что это вопрос очень глубокий, о чём сожалел Пушкин: о “Гавриилиаде” в целом? или о том, что историческая истина оказалась по его юношеской безответственной вседозволенности запятнанной грязью сюжета “Гавриилиады”? Тем более, что не все рукописи Пушкина (и в частности, “таганрогский архив”) опубликованы.

Мы уже упоминали другое произведение Пушкина — “Подражания Корану”, — в котором также затронуты мистико-религиозные вопросы, однако мимо строк которого Церковь и её литературоведы прошли стороной:

Он милосерд: Он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечём и мы ко свету,
И да падёт с очей туман.

Датировано 1824 г. Это как понимать? Ещё одна безответственная “шутка” православного или ощущение поэтом, написавшим стихотворение “Пророк”, чего-то неотмирного, перед чем первый поэт и умнейший муж России (характеристика Николая I) испытал благоговение, недоступное Церкви по причине её веры в писания, предания, догматику, но не в Бога?

Как сообщает Л. Климович в “Книге о Коране”, стр. 99, А. С. Пушкин пользовался переводом, называвшимся “Книга Аль-Коран аравлянина Магомета, который в шестом (ошибка! ) столетии выдал оную за ниспосланную к нему с небес, себя же — последним и величайшим из пророков божьих”. Это был уже вторичный перевод (арабский — французский — русский). Перевод был снабжён статьей “Житие лжепророка Магомета вкратце”. А. С. Пушкин не следует давлению издателей и даёт к “Подражаниям” примечание:

«1. “Нечестивые, пишет Магомет (глава Награды) думают, что Коран есть собрание новой лжи и старых басен. ” Мнение сих нечестивых, конечно, справедливо; но несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом. Здесь предлагается несколько вольных подражаний. В подлиннике Алла везде говорит от своего имени, а о Магомете упоминается только во втором или третьем лице».

Но если этот пушкинский текст не двусмысленность, которую каждый волен понимать, как хочет и до чего доросло его разумение, то зачем А. С. Пушкин сам выделил в нём слово нечестивых? И кто теперь может показать, что Пушкин сожалел о написании Подражаний Корану так же, как о Гавриилиаде, если тогдашняя государственная церковь не обеспокоилась взять с него письменное покаяние за восхваление Аллаха, давшего Коран?

Сказанное Пушкиным о Коране резко контрастирует с другой его оценкой — Библии:

Писали слишком мудрено:
То есть и хладно, и темно, что
Очень стыдно и грешно.

То есть ещё в прошлом веке созрели вопросы, которых Церковь не видит, либо не воспринимает их значимости и на них не отвечает. Но должно Церкви ответить на вопросы:

Первый: Что есть Богодержавие — ветхозаветно-талмудическая экспансия ростовщичества и догматика “элитарно”-невольничьего устройства общества в иудаизме в НЕОТЪЕМЛЕМОМ сочетании с “промыслительным” отсутствием догматов по общественным вопросам у христианских церквей, ссылающемся на слова Христа «Царство Моё не от мира сего» вопреки Его же молитве «Да будет воля Твоя и на земле как и на небе»? либо же Богодержавие — кораническая догматика по общественным вопросам, исходящая из утверждения: «Он на небе — Бог и на земле — Бог, и нет иного Бога, кроме Него, милостивого, милосердного»?

Второй: Что есть истина в неотмирных вопросах: Никейский Символ веры и Никейская догматика или Коран, их отрицающий?

Третий: Если Церковь настаивает на истинности Никейской догматики по неотмирным вопросам, но готова признать справедливость коранической догматики по общественным вопросам, то что такое Коран? — отсебятина Мухаммада, который, будучи неучем, по своему разумению общественной жизни превзошёл признанных мудрецов, получивших каждый в своё время наилучшее образование, и он ошибся только в одном: что он — пророк Божий?

Или Коран — наваждение из преисподней, в котором вся правда о жизни общества сказана только для того, чтобы отвратить от Никейской догматики, полученной Духом Святым, по мнению Церкви, которую человек может либо принять на веру, либо отвергнуть?

Но если догматика иудаизма “элитарно”-невольничьего строя ложна, а Коран — не Откровение Божие, то чем Церковь, профессиональные молитвенники, мистики, богословы, иерархи — прогневили Бога и Господа их Иисуса Христа, что за 2000 лет не обзавелись догматикой по вопросам общественной жизни и не могут выбраться из жидовствования “во Христе” по сию пору? Чем прогневили Бога и Господа их Иисуса Христа, что не могут обличить ни зло “мировой закулисы”, ни зло Корана, если оно в нём есть?

А если, на их взгляд, истинное Богодержавие — описано в “священной” Библии как ростовщичество во Второзаконии и геноцид в отношении не согласных с ним, провозглашённый Исаией, то почему Церковь не пойдёт в синагогу с повинной, признав равноПЕСное достоинство христиан по отношению к иудеям подобно Хананеянке, что одобрил и Иисус в каноне Нового Завета? Почему Церковь почти 2000 лет продолжает роптать против такого “богодержавия” (вопреки её “священному писанию”), не имея за собой никакого знания и навыков, способных остановить и погасить экспансию “элитарно”-невольничьего строя?

Это не простые вопросы, на которые в условиях катастрофичности истории России, возникшей не без недееспособности Церкви в предкризисных и кризисных ситуациях при всей её благонамеренности, невозможно ответить ссылками на традиционность для России господства православного вероисповедания. На это в Коране также есть ответ:

«... и не следуйте по стопам сатаны, — ведь он для вас враг явный! он приказывает вам только зло и мерзость и чтобы вы говорили на Аллаха то, чего не знаете. И когда скажут им: “Следуйте за тем, что ниспослал Аллах! ” — они говорят: “Нет, мы последуем за тем, на чём застали наших отцов. ” А если бы их отцы ничего не понимали и не шли бы прямым путём? » (2: 163 — 165).

Но без ответа на эти вопросы по их существу Церковь сможет только на словах говорить об отрицании ею своей неотмирности, но в миру она в то же самое время будет биороботом, запрограммированным Библией на подчинение всего хеврейству как глобальной “элите”.

Те же, кто думает, что они в своей личной вере могут быть превыше разногласий коранического, православно-церковного и иных вероучений; что они могут не делать для себя выбора содержания этих учений исходя из своего мнения о “многогранности истины”, не отличая многогранности одной единой истины от множественности взаимоисключающих друг друга разных по содержанию утверждений; те находятся в крайнем безверии, поскольку превыше всех разногласий всех вероучений В ИСТИНЕ ПРЕБЫВАЕТ только Всевышний. На эти вопросы простительно (может быть) не отвечать, только не зная об их реальном существовании. После того, как они поставлены, верность Богу обязует к выбору ответов на них, выбору того, что человек признаёт истиной для себя, данной Свыше, и формирует тем самым своё представление о Боге и своих личных отношениях с ним. Если этого человек не делает и не следует своему выбору по совести, то в земной жизни он — «ни Богу свечка, ни черту кочерга», как говорит пословица. Человек, отказываясь от выбора, уже этим отрекается от того, во что веровал прежде, чем попал в ситуацию, в которой ему предложен выбор, но он не обретает и новой веры: он просто выпадает из веры, утрачивает знание, понимание, защиту Высших сил.

< В Коране об этом говорится так: сура 45: «31. И когда было сказано: “Ведь обещание Аллаха — истина и час — нет сомнения в нём, ” — вы сказали: МЫ НЕ ЗНАЕМ, что такое час, МЫ ТОЛЬКО ДУМАЕМ ВСЯКИЕ МЫСЛИ, МЫ НИ В ЧЁМ НЕ УВЕРЕНЫ” 32. И явились им мерзости того, что они творили, и постигло их то, над чем они издевались. 33. И сказано было: “В тот день забудем Мы вас, как вы забыли про встречу с этим днём; убежище для вас — огонь, и нет вам помощников. 34. Это вам за то, что вы обратили знамения Аллаха в насмешку и соблазнила вас жизнь ближняя. ” В тот день не будут они изведены отсюда и не будет им никакого благодеяния. 35. Аллаху принадлежит хвала, Господу небес и Господу земли, Господу миров».

То есть человек в ответе за весь поток мыслей, который проходит через его сознание; а по принципу дополнительности информации — и за тот поток, который он от себя гонит и отвергает. >

Анализ публикаций оккультистов и богословов церквей и синагоги говорит о том, что содержательное рассмотрение Корана и коранического мировоззрения для всех них неприемлемо.

В “Книге о Коране” Л. И. Климовича сообщается, что ещё в 30-х годах XIX века «философский факультет Боннского университета объявил о назначении премии за сочинение на тему о том, что Мухаммад взял из иудаизма». Вскоре премию выиграл раввин Авраам Гейгер (1810 — 1874). Книга Гейгера издавалась по крайней мере трижды (1833 — на немецком, 1898, 1970 — на английском). Но суть дела как раз в другом: не что взял из иудаизма, а в чём обличил иудаизм. Но синагога, следуя своему учению, что все не-иудеи — человекоподобный рабочий скот, не считает возможным для себя опускаться до богословских споров с “нелюдью” и предпочитает представлять кораническое учение как подражание иудаизму.

Римская курия, как мы уже упоминали, высказала своё мнение, оповестив скорее всего посвящённых, что Мухаммад — «восстановитель древней веры патриархов и Евангелия Иисуса Христа».

Зазывалы в христианство на Западе не выходят за пределы Библии и по отношению к Корану и личности Мухаммада способны приводить только цитаты, подобные следующей: «Магометанство (мусульманство) не может указать ни на одно пророчество о приходе Магомета (Мухаммада), которое было бы сделано за сотни лет до его рождения» (“Неоспоримые свидетельства”, стр. 14). Но этот лепет ничуть не лучше лепета немецкого раввина. Дело не в пророчествах о приходе Мухаммада. Коран утверждает, что они были[17], и в частности, Иисус благовествовал «о посланнике, который придёт после меня, имя которому Ахмад» (разновидность имени Мухаммад) (сура 61: 6), чего естественно нет в канонах христиан. Дело в другом: 1300 лет, прошедшие после обретения Корана, знаменуют, что несоблюдение коранических рекомендаций по вопросам организации информационных и чисто хозяйственных отношений внутри общества привело планету к современному кризису. И кризис порождён именно ветхозаветно-талмудической никейско-догматической цивилизацией, а не какой-либо другой; Библией, но не Кораном, Ведами, буддистскими сутрами. Христианство уходит от вопроса, почему история подтверждает правоту коранических предупреждений и тщетность христианства в земных делах и не желает видеть коранических обличений в мистерическом характере истории библейской цивилизации.

Оккультисты всегда готовы перетолковать западному обывателю восточные учения буддизма, Вед, учения Древнего Египта и Вавилона; они готовы сочувственно попенять официальным церквям, что те поверхностно понимают текст Библии, но игнорируют Каббалу и эзотерическую сторону учения Христа, продолжающую традиции более древнего эзотеризма. Подобно В. Шмакову они могут привести одну-две цитаты из Корана, якобы подтверждающие их мысль, но вы не сможете найти в прямых переводах Корана на русский этих “цитат”. Но прочитав Коран и воспринимая его как целостность, трудно не заметить, что Коран, провозглашая: “Бог превыше всего! ” — отрицает оккультные учения, < так или иначе> равняющие человека с Богом, и учения о боговоплощении во всех его разновидностях. Все они, кроме синагоги, не снисходящей до споров с “нелюдьми” и объяснения им чего-либо богословского, готовы обличать заблуждения других. И все они неотличимы друг от друга по одному признаку: их объединяет нежелание содержательного рассмотрения Корана и мировоззрения Того (или тех? — кто что может принять для себя), Кто дал Коран. Поскольку Коран не несёт на себе печати личности Мухаммада, то это обстоятельство не позволяет критику Корана подменить критикой личности пророка и его биографии, что в последние десятилетия проделали по отношению к Сталину и Ленину.

Описанное положение дел возможно в двух случаях: первое — либо Коран пуст и там не на что смотреть, чтобы понять и подвергнуть критике ошибки и заблуждения, но это далеко не так — Коран не пуст, а более стойкое к критике повествование о социологии ещё поискать; но тогда остаётся второе — критика Корана и мировоззрения на его основе невозможна с мировоззренческих позиций ВСЕХ, уклоняющихся от его содержательного рассмотрения. Реальные хозяева этих ВСЕХ прекрасно это знают, и чтобы не остаться без невольников, собранных в разного рода иерархии и коконы “толпы” вокруг иерархий, хозяева запрещают даже интерес к проблемам Корана. Они предпочитают, чтобы исламский мир варился в собственном соку до тех пор пока они не попробуют вовлечь его в мистерию самоликвидации на основе отрицания Корана. Именно по этой причине ислам на Западе выставляют как подражание иудаизму и в средствах массовой информации идёт организованный целеустремлённый поток лжи в отношении ислама и Корана на всех уровнях мировоззрения общества: от изданий Академии наук для “элиты” (“Всемирная История”, т. 3, стр. 108)[18] до глобальной буффонады с Салмоном (Соломоном) Рушди, рассчитанной на простого обывателя, который никогда не думал сам, не читал ни Корана, ни “стихов” Рушди, но которому жалко автора САТАНИНСКИХ стихов (сур — в другом переводе) и который уже боится коранического вероучения покорности Божией воле — «ислама» по-арабски.

Православие в этом отношении ничуть не лучше: можно найти работы, в которых православные писатели критикуют католицизм, протестантизм, всевозможные секты, много критикуют иудаизм и масонство по их существу. Но ни одного произведения, в котором православный[19] занялся бы рассмотрением коранического учения по совести, кроме “Подражаний Корану” А. С. Пушкина, нет. Даже К. Леонтьев, бывший с миссией в Константинополе, много писавший о России и Византии, хранит молчание о Коране и Мухаммаде, ещё более строгое, чем Рерихи, наследующие Блаватской в миссии посвящения России в нечто, ими как бы опубликованное, но не доступное для восприятия без устных комментариев посвящённых.

Но если Коран существует 1300 лет и 1000 лет Русское Православие не в состоянии ни признать его Откровением и следовать ему как Откровению в своей земной деятельности, ни отвергнуть его, показав пустоту и лживость Корана, то ИЕРАРХИЯ ЦЕРКВИ, все 1000 лет обличаемая Кораном в сеянии зла на Земле, — НИКЧЁМНА, потому что она подобна Ангелу Лаодикийской церкви:

«так говорит Аминь (Амон, чья иерархия “съела” ранее служителей Ра? ) (... ) ты ни холоден и ни горяч; о если бы ты был холоден или горяч! — Но, как ты тепел, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды”; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп и наг. Советую тебе купить у меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть» (Апокалипсис, 3: 14 — 18).

Спор с Римом о символе веры — мелкие семейные дрязги, если в земных делах обе церкви неотличимы одна от другой; а живя рядом со странами ислама, обе они ни разу не удосужились прочитать Коран по совести и сказать о нём правду пастве в то время, как Коран обличает земные дела каждой из них. Интеллигент, мнящий себя православным, может сочувственно попенять в адрес мусульманина, что душа того не может вместить идеи Троицы, но имея 1000 лет кровавой, катастрофичной истории, как в России, этого слишком мало, чтобы позволить себе не иметь содержательного представления о Коране и его не понимать. Нельзя 1000 лет безнаказанно быть безучастным к книге, в которой говорится, что она — Откровение Божие, как это делают Церкви по отношению к Корану. Его должно либо признать, либо обличить во лжи, но нельзя отрицать её догматически слепо, не задумываясь о смысле в ней сказанного, чтобы не получить воздаяния в любом случае: как за отрицание Откровения, так и за неспособность обличить имитацию Откровения, которой следуют миллионы землян. Давно пора определиться по отношению к СОДЕРЖАНИЮ Корана и назвать источник, откуда притекло это содержание. Православие на Руси хлебает полной ложкой воздаяние, в том числе и за уклонение от рассмотрения Корана по его существу, а не по рассмотрению отхода Корана от Никейской догматики.

Именно благодаря отсутствию содержательного представления о Коране, не говоря уж о понимании его, и отсутствию хоть какого-нибудь целесообразного отношения к кораническому веро- и жизнеучению в православной и атеистической части населения России, в представлении “мировой закулисы”, Россия должна сыграть главную роль в разрешении “проблемы” исламского “фундаментализма”, вызванной к жизни “мировой закулисой”. Чтобы народам России не вляпаться в очередной раз в постановку в толпе исторической мистерии, Церкви, науке, государству должно найти место Корана в цепи явлений соприкосновения глобальной истории человечества с мистико-религиозной неотмирной историей.

Коран говорит и об этой стороне также прямо: «Аллах написал: “Одержу победу Я и Мои посланники! ”» (58: 21). Если смотреть на это утверждение с позиций общей теории управления иерархически организованными суперсистемами, то приход посланника — вмешательство иерархически более высоких уровней в дела низших в случае уклонения низших в сторону от концепции иерархически высшего объемлющего управления в отношении них; либо же посланник приносит новую концепцию по завершении прежней.

То есть посланник высших приходит туда, где ошибка самоуправления низших, с точки зрения концепции иерархически высшего объемлющего управления, превысила допустимые пределы.

Если иерархически низшая суперсистема в свою очередь организована иерархически и обладает интеллектом и < в силу этого> хотя бы отчасти свободным выбором стратегий своего развития < (это есть богословская “свобода воли”)> и самоуправляется устойчиво, то устранение ошибок её самоуправления со стороны иерархически высшего объемлющего управления протекает наименее болезненно для суперсистемы, если её иерархически наивысший уровень приемлет указания об ошибках от иерархически высшего объемлющего управления и следует его рекомендациям. Если он отказывается, то целесообразно отсечение вершины иерархической пирамиды и передача управления следующему в иерархии эшелону. В крайнем случае отказа всей управленческой иерархии от подчинения иерархически высшему объемлющему управлению целесообразно формирование новой системы управления из “варягов” и/или элементов наинизшего иерархического уровня. Если и это не удаётся, то суперсистема подлежит уничтожению и будет заменена другой. Ущерб для неё — нулевой при принятии её высшим уровнем иерархически высшего объемлющего управления; ущерб возрастает по мере отказов на всё более низких уровнях иерархии суперсистемы принять иерархически высшее объемлющее управление.

Такой же процесс последовательного устранения всё более иерархически низших ступеней в иерархии систем внутрисоциального управления мы видим в смуте до 1613 г. и в ходе распада СССР: сначала Политбюро и ЦК явили свою несостоятельность; потом “Советская власть” на общественном уровне; потом региональные “элиты”. В России в марте 1993 г. нечто притормозило президента с введением особого правления, и Верховному Совету было позволено избавиться от чуждого России института президентства, мэров, префектов. Не избавились — только после этого президентству было позволено избавиться от Верховного совета. И так далее будут сниматься одна за другой управленческие недееспособные системы, мешающие силам созидания. На каком-то этапе очередь дойдёт до иерархии Церкви: есть ли у неё что-либо, кроме плача по Руси великой за душой, чтобы явить свою созидательную дееспособность?

И такую же последовательность обращений Свыше и отказов принять водительство на всё более низких уровнях внутрисоциальной иерархии можно увидеть в истории Египта и древнего мира, из которых выросла современная ветхозаветно-талмудическая, никейско-догматическая цивилизация.

Наиболее древнее жречество Египта было пришлым. По одной версии, это уцелевшие выходцы из Атлантиды, чья цивилизация была уничтожена за угнетение одних людей другими и биороботизацию людей как основу толпо-”элитарного” общественного устройства, в котором невозможно свободное развитие душ всех, ибо утесняется свобода воли, Богом данная. По другой версии, они были выходцами из Индии и принесли с собой какую-то модификацию мировоззрения, основанного на Ведах. Но так или иначе именно Египет выделился из всего древнего мира жреческими иерархиями, хранящими в себе разного рода знания на протяжении многих тысячелетий. По отношению к основной массе населения (и невольников-рабов? ) обрезание было обязательным, но оно искажало информационный фон работы головного мозга, а при смене поколений неизбежно вело к генетическим изменениям. Это была единственная, исторически устойчивая цивилизация, в которой было нормой извращать обрезанием процессы нервно-психической деятельности в организме человека по сравнению с их изначальной, предопределённой Богом настройкой. Тезис о том, что номинальный глава египетского государства — бог (так же, как и высшее жречество), в древнем мире — заурядное явление. Но только в Египте он произрастал на почве извращённой индивидуальной нервно-психической деятельности в сочетании с общесоциальными жреческими структурами-накопителями и хранителями знаний. Земная отсебятина египетского жречества и “элиты”, проводимая в жизнь “именем божьим” в условиях владения высочайшими для древнего мира знаниями и извращённой нервно-психической деятельности большинства населения, превозносившегося в самомнении (как отмечают историки древности) над людьми других стран, представляла в перспективе наибольшую опасность для человечества по сравнению с отсебятиной других цивилизаций древности.

И первую в истории попытку вынести строгий монотеизм из глубин храмовой таинственности в народ мы видим именно в Египте. В 1375 г. до н. э. Аменхотеп IV в возрасте 14 лет вступил на престол. З. Косидовский (“Когда солнце было богом”, М., “Детская литература”, 1970) связывает начало его религиозной реформы с деятельностью жрецов Ра из Гелиополя, боровшихся со жрецами Амона из Фив, отождествивших Амона и Ра. З. Косидовский пишет:

«То, что первоначально было замыслом чисто политическим, вскоре переродилось в глубокую религиозную реформацию. Аменхотеп IV постепенно превратился в создателя новой, реформированной религии, которую он проповедовал со всею страстью провидца и пророка. (... )

Под конец даже старый бог Ра должен был отступить перед новой высшей идеей бога, которого фараон назвал «Атоном», то есть «Солнечным диском». Символом этого бога было изображение солнца, лучи которого заканчивались человеческими руками. Согласно учению фараона Атон не был одним из богов многочисленной плеяды, а был единственным во Вселенной божеством, безличным, невидимым — силой, которая создала солнце и является источником всего, что живёт и растёт на земле.

До сих пор боги в Египте представлялись как человеческие существа, правда, обладающие бессмертием, но не лишённые всех человеческих слабостей. Это были силы, вызывающие страх, мстительные и капризные, которых всё время нужно было ублажать кровавыми жертвоприношениями.

Необычайная новизна учения Аменхотепа IV состояла в том, что Атон не имел уже земных качеств. Его почитали как милосердного отца всего человечества, присутствие его следовало искать не в грохоте сражений или кровавых жертвах, а в красоте природы, среди цветов, деревьев, птиц. Атон стал «богом любви», который воскрешает ребёнка в утробе матери и утешит его, чтобы он не плакал. “Я наполню обе земли Египта своею любовью” — гласит один из хвалебных гимнов. Это была религия, проникнутая радостью и любовью к жизни. Её сторонники не дрожали в суеверном страхе перед Атоном, а с благодарностью пели: “Вся земля празднует и радуется тебе. ” (... )

Поразительно то, что Аменхотеп IV создал монотеистическую религию не имея никакого исторического образца, на который бы он мог опираться. (... ) Моисей говорит, что он научился «мудрости Египта» в Гелиополе, поэтому не исключено, что между еврейской религией и культом Атона существует некоторое родство, что обнаруживают подобия в одном из гимнов Атону в 115-м < (в других источниках параллели проводятся со 103-м: в 115-м затруднительно увидеть что-либо общее тематически)> библейском псалме». (“Когда солнце было богом”, стр. 143, 144).

В других публикациях Аменхотепа IV, сменившего имя на Эхнатона, представляют как монотеиста, но поклонника “Солнечному диску”, Атону, видимому физическому светилу, а не Тому, Кто создал Вселенную, Солнце и Землю. Это два крайних взгляда на деятельность и религиозное учение Эхнатона; первый: Эхнатон — первый вероучитель о едином Боге, Творце и Вседержителе; второй: Эхнатон — обыкновенный солнцепоклонник, решивший устранить все конкурирующие культы.

Эхнатон был болен эпилепсией, и современники полагали, что в периоды её приступов он получал Откровения Атона, после чего передавал их людям. Болезнь фараона является основанием тому, что другие видят в его религиозной деятельности выражение одержимости, либо умственной неполноценности.

Но даже если двое увидят воочию одно и то же, то при рассказе об этом событии другим людям, а тем более при письменной фиксации, каждый оставит свою интерпретацию событий, отличную от описаний другого. Она будет основана — кроме информации видения воочию — ещё и на ранее освоенном каждым из них знании. Интерпретация будет при этом ограничена и тем, насколько знание и видение понято, т. е. может быть выражено через понятийную систему каждого из них доступными ему выразительными средствами. Читающий или иным образом внимающий интерпретации воспринимает её в свою понятийную систему; при этом большинство людей склонны бессознательно срезать с интерпретации всё то, чему их подсознание не может найти соответствующих образов и понятий; мало кто может остановиться и начать соображать образы и понятия, не достающие для адекватного восприятия информации, передаваемой интерпретатором. Ограниченность понятийной базы и выразительных средств одного по сравнению с другим приведёт к тому, что их интерпретации будут отличаться подобно тому, как чёрно-белая негативная фотопластинка отличается от цветного голографического изображения. Но если кто-то будет смотреть на пластинку и голограмму по чёрно-белому телевидению, то особой разницы он не заметит. Это вполне справедливо по отношению к прочтению древних хроник, при котором главная проблема — реконструировать мировоззрение их авторов и современников, но уже в современном нам понятийном аппарате и нашими выразительными средствами описать происходившее в древности. В противном случае получится интерпретация сегодняшнего мировоззрения через древний текст. То есть необходимо древнее видение внести в современность, а не навязывать древним авторам наши современные представления. И это касается также всего хронологически длительного процесса обретения, утраты и нового обретения уже через археологию учения Эхнатона.

Эхнатон был, видимо, человеком добрым и явно стремился к истине. Требование «следовать во всём только истине» — было одним из устоев его вероучения. Последнее подтверждается расцветом реализма в искусстве Египта, сопутствующем его реформам. Каждому же, кто стремится к истине, Свыше отвечают и водительствуют в пути. Но понятийная система египетского языка, система письменности не имели средств для выражения абстрактной по тому времени идеи Бога, Творца и Вседержителя, как вневселенского фактора. Мышление было близким к конкретному, а многие важные понятия не разделялись, как это уже было показано ранее. До сих пор люди требуют конкретного ответа на вопрос: Что есть Бог? — не удовлетворяясь ответами, основанными на множестве отрицаний: Бог — не Солнце, Бог — не Луна, Бог — не Вселенная как самое общее отрицание; но Бог в них, и Он создал их. А во времена Моисея, по кораническому утверждению, его подопечные прямо домогались: “Покажи нам Бога. ”

То есть Эхнатон, если он в какой-то форме получил видение ложности религии древнего Египта и образа жизни на её основе и получил новое видение мира и Бога, стоял перед проблемой: как расширить свою систему образов и понятий, чтобы выразить и передать современникам новое для них знание. Причём, чем дальше от повседневности были стоявшие вопросы, требовавшие освещения, тем большие трудности в выражении и передаче информации он испытывал.

В итоге старое жречество < (правильнее сказать: знахарство)> Амона в Фивах и, видимо, служители Ра в Гелиополе не приняли нового учения; народ, занятый в хозяйстве, воспротивился подавлению традиционных ритуалов ради непонятного ему нового культа: он, не вдумываясь в содержание нового учения, не искал мистики религии, а удовлетворялся культами. Сейчас также подавляющее большинство воспринимает религии и их различия как ритуалы богослужения, в которых они либо принимают участие, либо взирают со стороны.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒